Текст книги "Йормунганд (СИ)"

Автор книги: Светлана Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Спал цверг на старом сундуке, покрытом сверху шкурами, старыми шерстяными одеялами и прочим тряпьем. Йормунганд разглядел даже собственный, бывший когда-то синим, плащ. В него он закутывался, пряча нарядную одежду, убегая с пира Альфедра, в этом же плаще он видел смерть молодого князя.

Рядом с сундуком стояло ведро с нечистотами. Йормунганда затошнило, так что пришлось мелкими порциями вдыхать воздух через рот.

– Айе, коль не шутишь, – сказал Бьярне. Борода его свалялась, в ней засохли кусочки еды. Он как будто постарел, под глазами залегли тени, добавилось седины. Пахло немытым телом и желчью.

Эдегор приказал перерезать сухожилия на ногах цверга. Теперь Бьярне выглядел как разбитый молот, бывший некогда непобедимым. Йормунганд не решался подойти ближе, запертый зверь становится еще опаснее. Мало ли, что передумал цверг за дни и недели заточения. Йормунганд, чье положение оказалось гораздо лучше, палец о палец не ударил ради него. И даже не вспомнил до этого дня.

– Как ты? – спросил Йормунганд, потому что молчать становилось невыносимым.

– Чего явился? – проворчал Бьярне. – Вспомнить старые добрые времена? Так ты еще молод, наживешь еще воспоминаний. А глазеть на старую развалину – невелика доблесть.

– Я не… способствовал твоему пленению, – сказал Йормунганд. – Я задержался в пути и приехал в город уже того, как тебя схватили. Клянусь тебе…

– Не клянись, – сказал Бьярне. Он повернулся к Йормунганду. – Чего пришел, спрашиваю?

Йормунганд вынул из-за края плаща бутылку. Он поставил ее на наковальню, где она озарила все вокруг разноцветными отблесками бесчисленных стеклянных граней.

– На чем настойка? – деловито осведомился Бьярне. На мгновение Йормунганд увидел в нем прежнего добродушного жизнерадостного цверга.

– На полыни, – сказал Йормунганд, – Забирает крепко.

– А ты потом, – Бьярне окинул Йормунганда насмешливым взглядом, – отсюда спустишься? Голову себе не расшибешь?

– Не расшибу, – ответил Йормунганд.

Передвигался Бьярне с помощью самодельных костылей. Йормунганд было дернулся помочь ему, но цверг легко перенес вес с костылей, ухватился руками за край сундука и взгромоздился сверху.

– Открывай, давай, – скомандовал цверг, – В кои-то веки хоть напьюсь, да посплю нормально.

Йормунганд отвинтил крышку. К запахам камеры-кузницы добавился запах спирта и полыни.

– Хоть какая-то от тебя польза, – сказал Бьярне. – Чего раньше не приходил?

– Не мог, Эдегор…

Бьярне сплюнул при звуке имени князя.

– Эдегор послал меня улаживать некоторые его делишки. Добыл ему жену такую стерву, что она сживет и меня, и его, и еще с десяток человек впридачу. Дочка князя в меня влюбилась и теперь наверняка придется ехать в дыру, куда и Луноликая не смотрит. А еще я встретил здесь гардарикца. Я говорил про него как-то. Так он теперь мой друг и покровитель. Эм, опекун, да, опекун.

Йормунганд вздохнул.

Бьярне отхлебнул из горла бутылки.

– Столько бед у тебя, – сказал он. – Мне даже неловко стало.

Йормунганд криво улыбнулся.

– Я не хотел смеяться над твоим положением, прости меня.

– Женщины, – пожал плечами Бьярне. Он поболтал бутыль, принюхался к горлышку и сказал:

– Давай, что ли, за них выпьем, – и сделал большой глоток.

Йормунганд от протянутой бутылки отказался.

– Можешь меня отсюда вытащить? – спросил Бьярне без обиняков.

«Зачем?» едва не спросил Йормунганд, но после такого вопроса он и в самом деле мог оказаться с разбитой головой.

– Я что-нибудь придумаю, – сказал он. – Эдегор отправит меня…

– Подальше, чтоб глаза его тебя не видели, да-да. Но не навсегда. И, сдается мне, ты еще тот вертихвост.

Йормунганд поморщился. В его краях слово «вертихвост» значило не то, что, вероятно, подразумевал Бьярне.

– Бьярне, – сказал Йормунганд, – у меня есть просьба.

– Да катись ты! – Бьярне добавил еще парочку специальных цверговых словечек.

– Сделай ожерелье для княжеской жены. Витое, красивое, чтобы она носила его. Вроде как в знак смирения.

Бьярне разразился хриплой бранью.

– На ожерелье добавь этот амулет, – продолжил Йормунганд, когда поток слов цверга иссяк. Из потайного кармана плаща он вынул маленький круглый камешек похожий на тот, который носил сам. Тонкая резьба обрамляла его.

– На счастье, – сказал Йормунганд и зловеще усмехнулся.

Бьярне воззрился на него с секунду и выхватил камешек из руки. Долго ворочал в широких ладонях так и эдак, прикидывая, в чем подвох.

– И что? – спросил он.

– И Раннвейг заживет счастливо, – сказал Йормунганд с ухмылкой.

– Счастливо? – сказал Бьярне.

– Очень, – заверил его Йормунганд.

– Сделаю, как говоришь, раз счастливо. Что, такая вредная баба?

Йормунганд пожал плечами.

– Женщины, – произнес он с глубокомысленным видом.

– Видел ее, а? – сказал Бьярне, пряча улыбку в бороду. Он уже захмелел, тяжело оперся на стену широкой спиной.

– Кого? – спросил Йормунганд, подхватывая едва не выпавшую из пальцев Бьярне бутыль.

– Деву-лебедь.

– Нет. С чего ты взял, что твоя пташка здесь?

– Еще раз назовешь ее пташкой, зубы в узелке унесешь. Точно она. Я ее видел.

– Она сюда поднималась? – удивился Йормунганд.

– Нее, да и зачем? Я видел ее сверху, из окна. Подтянулся на руках, руки-то у меня крепкие, да посмотрел. Она стояла во дворе замка. Князь напротив нее, пеший, а она верхом на коне, вся такая гордая и красивая. А потом вверх глянула. Будто меня увидела, тут-то я с окна и упал. Тут не высоко, не расшибся.

– И все? – спросил Йормунганд, делая глоток. Жидкость обожгла рот и раздразнила вкусовые рецепторы. В следующий раз, решил Йормунганд, он сделает выпивку не такой крепкой. И, может быть, не из полыни.

– А чего еще надо? Она жива и все такая же красивая.

Бьярне еще бормотал, хотя глаза его слипались. Йормунганд следил за ним краем глаза. Он сунул руку в потайной карман плаща и вынул одну из рун.

Хагалаз.

Руна стихий.

Так тому и быть. Йормунганд спрятал руну обратно в карман, поднялся на ослабевшие ноги и несколько раз ударил в дверь. Тюремщик открыл так скоро, будто все это время ждал на пологе.

– Ах, дева, дева, – пробормотал цверг во сне, – Что же ты натворила, что же со мной сделала.

С лестницы за дверью раздался слабый крик.

Хозяин в тот день впервые пришел пьяный. Он и раньше приходил навеселе с княжеских пиров, но всякий раз своими ногами. На этот раз его принесли. Стражник с башни молча скинул хозяина с плеча как куль с мукой.

– На вот, – сказал он, – своего чародея. Облакался зелья, ногу на лестнице подвернул.

Ругер низко поклонился. Он уже давно стар, голова облысела, оставив немного волос за ушами. Уши топорщилась как стяги, изо рта воняло гнилью. Он втайне надеялся, что чародей найдет способ вернуть ему молодость, но Ругер и в молодости не отличался красотой. Иногда хозяин давал ему снадобья и с интересом спрашивал, как он себя чувствует. Ругер прислушивался к своему нутру, но никаких изменений в нем не происходило. Только живот болел.

– Нога болит, – сообщил хозяин, лежа на каменном полу и с улыбкой глядя вверх. Он поднялся. Снова упал, ругаясь сквозь зубы, и пополз в сторону двери. Ругер подхватил его и помог добраться до опочивальни.

– Надо же так нализаться, – пробормотал стражник.

– Не было такого никогда, – признался Ругер, стягивая с засыпающего Йормунганда сапоги.

– Слушай, – сказал стражник, – а правда, что он может золото из камней делать?

– Умел бы, платил бы больше, – сказал Ругер.

– Справедливо. Я слышал, он наложил какие– то чары на княжескую дочку, так что она только о нем и думает.

– Княжескую дочку отодрать бы следовало, – сказал Ругер угрюмо, – Тогда нам бы ни пришлось ни свет ни заря ехать куда подальше от ее милости.

– Хехе, уж я бы ее отодрал, – сказал стражник ухмыляясь.

– Хехе, – поддержал его Ругер.

– Лады, ну бывай, – сказал стражник и вышел, стуча железными подошвами по каменному полу.

– Дерун, – проворчал Ругер и плюнул вслед.

Йормунганд тихонько застонал во сне, перевернулся и начал похрапывать.

Ругер подошел к низенькому шкафчику у окна и вынул оттуда надушенное письмо на розовой бумаге, которое передала ему дуэнья Элоди еще сегодня после полудня. Ругер небрежно сорвал печать, снял нагар со свечи и принялся читать, водя заскорузлым пальцем по ровным летящим строчкам.

– Ну и почерк у господ, – слышалось его ворчание, – ну и почерк. Да за такой почерк пороть и пороть.

Глава 9

Йормунганд проснулся за полдень. Хмурый Ругер вместе со хмурым Гарриеттом сидели возле его постели и играли в Хнефатафл. На потемневшей доске едва угадывались линии поля. Ругер защищал короля, Гарриетт нападал. Он как раз блокировал вторую сторону, предупреждая паническое бегство фишек Ругера, когда Йормунганд пошевелился и взялся за голову.

Оба игрока встрепенулись. Ругер кинулся за водой, кувшин стоял тут же, возле кровати, но вода успела согреться и показалась противно-склизкой на вкус. Гарриетт встал возле Йормунганда и покачал головой.

– Где ты умудрился так надраться? – спросил он. – Вчера князь искал тебя.

– Да? Сейчас оклемаюсь и пойду.

– Уже не нужно, – сказал Гарриетт. Он бросил на грудь Йормунганда шелковый сверток. – Подарок от княгини, чтоб не слишком злился. Сегодня отправляемся Уллаильм.

– Где это? – Йормунганд приподнялся на кровати и отхлебнул от заботливо поданной Ругером кружки.

– Луноликая знает где. На западе.

– А. Очередная саранча?

– Мотыль, – поправил его Гарриетт.

Княжескую свадьбу Йормунганд пропустил из-за нашествия мотыля на княжеские поля. Дело показалось безотлагательным, так что Йормунганд, надеявшийся вкусить все радости свадебных празднований, должен был со вздохами и ругательствами ехать в дальнюю деревушку, чтобы предупредить эпидемию.

По возвращению Йормунганд доложил, что никакого мотыля на поле не оказалась, и что у крестьян свекла растет превосходная. А княжеское поле необходимо пропалывать. Старосту деревни казнили. Крестьяне же в тот же день вышли в поле и работали до самых сумерек. Их собственный урожай конфисковали. Йормунганд до сих пор думал, что Раннвейг просто хотела избавиться от него на время свадьбы, но тогда пропустил ту ее выходку.

– Я хотел отправиться после завтрака, если бы ты очнулся раньше. Не стоит дольше мозолить Эдегору глаза, – сказал Гарриетт. – И, Йормун, надо что-то делать с его новой супружницей, иначе закончим жизнь либо в тюрьме, либо на плахе.

– Либо в башне, – пробормотал Йормунганд.

Он взял шелковый сверток, который ему дал Гарриетт. Цветочный узор, внутри что-то металлическое. Йормунганд развернул платок и вытряхнул на ладонь слегка покореженную, но все еще красивую брошь в виде переплетенной змеи с изумрудным глазком. Хвоост змея держала во рту и больше походила на водного дракончика.

– Похож на ту, что ты носил в Гладсшейне, – сказал он.

– Она и есть, – сказал Йормунганд, поворачивая брошь на свет. Изумрудный глазок вспыхнул. Йормунганд повертел ее перед глазами. Будто в первый раз увидел, потом спрятал в поясной кошель.

– Ругер, – сказал он. – Умываться. Гарриетт. Прикажи своим людям собитраться, выезжаем немедленно.

– Вот прямо сейчас? – уточнил Гарриетт. – Скоро обед.

– Найдем где поесть, – сказал Йормунганд. – Сам же говорил, что незачем мозолить княжеской чете глаза. Ругер, найди замок понадежнее и скажи Валонхейму, чтобы никого не допускал в мои покои, пока меня не будет, даже служанок, понял? Скажи, что это моя личная просьба. Скажи, что если б не торопился, то пришел бы и лично умолял.

Ругер кивнул. Он все еще неуверенно смотрел на хозяина.

– Поедешь со мной, – добавил Йормунганд. – Слуга в пути необходим.

Ругер поклонился и попятился к выходу.

– Что, и голова уже не болит? – осведомился Гарриетт.

Йормунганд бросил на него взгляд исподлобья.

– Болит, – сказал он, – и не из-за поила, которого я всего-то глоток глотнул. Но у сучки этой тоже скоро заболит. Ничего, Гарриетт, ссылка будет недолгой.

Путь до Уллаильма должен был занять самое большее, пару недель. Дороги пролегали через леса и болотистые низины. Человеческие жилища встречались все реже, а вскоре и вовсе перестали. И все же дорога была не так уж плоха. Купцы ездили по ней из земель Ингви, караваны и одиночные телеги торговцев встречались хотя бы раз за день. Некоторые делились историями и слухами о чудовище, что промышляет в округе Уллаильм.

– Люди там живут хорошие, только бедные, – говорил, сплевывая в дорожную пыль, владелец театрального балагана. – А вот чудовище и вправду есть. Мохнатое, глаза красные, и клыки как у вепря. Упырь али оборотень, кто разберет? Не, сам не видел. Но зря болтать не будут.

Для поимки чудовища выделили вооруженный отряд во главе с Гарриеттом. У гардарикца оказался богатый опыт в охоте на чудищ. Йормунганд вначале слушал его рассказы со снисходительной усмешкой, но пара баек ему все-таки понравилась. Одна из них была про упорного в неверии в Луноликую пастуха Гламринга, что не соблюдал никаких обрядов и даже перед главным праздником – началом года вел себя неподобающе, заставляя жену варить ему баранье мясо.

Однажды, когда он пас свое стадо в горах началась буря. Гламринг не вернулся тогда, а после поисков его нашили распухшего и почерневшего. Он до того увеличился в размерах, что одежда на нем лопнула. Вокруг тела даже деревья были вывернуты, – рассказывал Гарриетт, для верности подтверждая слова взмахами рук.

Солдаты собрались в кружок и слушали, кто внимательно, кто, как и Йормунганд, со снисхождением.

– Точно говорю, тролли его убили, – говорил Гарриетт сурово, – потому что был он скверный человек и умер скверно.

– Буря его потрепала, – возразил воин по имени Главринг. Его усы уже поседели, и он с неодобрением внимал молодому командиру.

– Хех, и я бы так подумал, да так бы оно и было, если бы не следующие события, – таинственно понизив голос, сказал Гарриетт. Воины придвинулись чуть ближе.

– Ну не томи, что там дальше-то было?

– До кладбища Гламринга так и не довезли, слишком большой он был, да тяжелый, – продолжил Гарриетт, – а вонял так, что дух вышибало.

Похоронили его там же, где нашли. Придавили камнями, да толку? Чуть больше месяца прошло и началось в деревне твориться неладное. Гламринг выбрался из могилы и принялся давить скот, да нападать на людей. Облик его изменился – стало он черным, из пасти клыки торчат, а глаза – как два блюдца в темноте желтым светятся. Причем нет, не только ночью он деревенских пугал, даже днем его сила не убывала. По ночам он лишь шумел сильнее.

– Странно, – сказал Йормунганд, – обычно нежить не показывается днем.

– И я тоже так подумал, – сказал Гарриетт, – когда услышал всю эту историю. Конечно, я тут же поспешил на помощь несчастной деревеньке. Дочерь у них была одна на три деревни, и путь для нее был не близкий. Да и стара уже, – пояснил он для Йормунганда. Остальные не слишком хорошо знали об обязанностях Дочерей в борьбе с чудовищами. С их точки зрения, сражаться с Гламрингом должен был герой.

– Он нападал даже на собственных отпрысков, – сказал Гарриетт с сожалением. – Когда я пришел, дом был совершенно разграблен. Вдова Гламринга забрала уцелевших детей и ушла в другую деревню – к родственникам.

Гарриетту не приходилось выбирать и он остановился там. Где предложили – в разоренном доме. Гламринг явился и в этот раз, когда солнце почти скрылось за вершинами гор. Начал стучать пятками по крыше, так что весь дом содрогнулся. А потом полез внутрь. Он был точно таким, как его описывали. Большим, голова доставала до потолка. Одежда висела лохмотьями, челюсть не закрывалась из-за острых зубов. А вонь стояла такая, что слезились глаза и невозможно было вздохнуть.

Если бы Гарриетт замешкался хоть на мгновение, то гардарикцу не сидеть бы теперь у костра. Чудовище хотело съесть его, или просто убить. Гарриетт не успел обнажить меч, поэтому просто толкнул Гламринга со всей силы, вышибая из дома. Не хотелось убивать его там же, где собирался спать. Чудовище взвыло и само потащило Гарриетта к выходу. На пороге Гарриетт все-таки повалил Гламринга и прижал к земле, достав длинный кинжал, что тогда всегда носил с собой.

– Я замешкался лишь на секунду, приноравливаясь, куда лучшего его ударить, в глаз или в шею, – сказал Гарриетт. – Охи страшен же был его взгляд, – его передернуло.

– Зачем ты смотрел? – сказал Йормунганд с досадой.

А потом Гарриетт все-таки отрезал Гламрингу голову. Она откатилась с чавкающим звуком и застыла с вывалившимся языком. Гарриетт поднял ее, и положил на тело, между ляжек, как учили его давно-давно, еще в родной земле, как следует поступать с нелюдью.

– Жечь надо было, – сказал седой воин. – Огонь все очищает.

– Деревенские так и сделали, – сказал Гарриетт, – сожгли. Прах собрали и похоронили далеко в лесу, так, чтобы не беспокоил больше ни деревню, ни путников.

Йормунганд кивнул.

– Он что-нибудь сказал тебе? – спросил он Гарриетта.

Гарриетт едва заметно вздрогнул.

– Нет, – сказал он, глядя в пламя, – ничего.

После дождя дорога превратилась в жидкий кисель. Но торчать в мокром лесу, глядя как капли воды скатываются с широких листьев и мерзнуть, закутавшись в плащ и согревая руки дыханием, бессмысленно. Йормунганд тащился в самом конце отряда. Капюшон падал ему на глаза, и он уже устал его поправлять. Так что прислонился к шее лошади и незаметно задремал. Лес и грязь, ничего интересного.

Йормунганда разбудили далекие крики. Оказалось, что уснув, он отстал от отряда еще больше, и никто не хватался его. Он отодвинул капюшон и прищурился. Гарриетт говорил, что до Уллаильма уже недалеко, полдня пути или чуть больше. Может, Йормунганд пустил лошадь галопом, на них напало чудовище? Он протянул руку к небольшому самострелу приточенному к седлу. Нет, лязг мечей и крики доказывали, что на отряд напали, но не потусторонние силы. Даже в глухих местах сидит по банде. Йормунганд шумно выдохнул.

Скачка поначалу мешала ему, но потом он приспособился, сдернул капюшон с головы, россыпь капель брызгами сорвалась с него. Йормунганд закрыл глаза и тут же широко открыл их, стремясь вместить во взгляд не только то, что находилось перед ним, но и далеко впереди, вокруг и сзади. Он почувствовал каждый мускул лошади и ее напряжение, и скользящие в грязи копыта. Крики и лязг стали не просто ближе, они раздавались под самым ухом, будто вот-вот снесут ему голову.

Йормунганд резко остановил лошадь, едва не упав вместе с ней. Золотые нити взметнулись от земли и опутали голову и плечи. Мокрый темно-синий плащ засиял дивным узором.

– Еще, – прошептал Йормунганд, – они не одни, есть еще.

Нет, не чудовища, люди.

Но разницы никакой.

Йормунганд направил лошадь в лес. Она шла послушно, помахивая хвостом, как на прогулке. Йормунганд ласково потрепал ее за шею. Встречная, вспомнил он ее имя. Хорошая пегая лошадь. Не самая лучшая, не боевой конь, но умная и выносливая.

Давно, еще в прошлой жизни, когда Йормунганд скитался от деревни к деревне, его часто преследовали, загоняли в лес, неожиданно пленяли, когда он останавливался на ночлег. Йормунганд достал самострел. Возникло искушение погадать прямо сейчас, вытащить руну на счастье, но Йормунганд уже чувствовал, а скоро и услышал, как зашевелились бандиты на деревьях. Лучники часто прятались под покровом леса, с безопасного расстояния расстреливая путников. Сейчас они не стреляли, их подельники в куче дрались с людьми Гарриетта, велик шанс попасть в своих.

Йормунганд знал, что его заметили. Резко вскинув руку, он поймал стрелу в полете. Но тут же полетели и другие. Трое, нет, четверо целились в него из-за тисовых ветвей.

– Ну-ну, – сказал Йормунганд, улыбаясь, – зачем же так грубо?

Он вскинул самострел, и тот, что находился на ближнем дереве, с коротким вскриком упал. Йормунганд поднял Встречную на дыбы, защищаясь от выстрелов, и тут же выпрыгнул из седла умирающей лошади. Времени хватило. Чтобы перезарядить самострел. Снова щелкнула тетива, и еще один лучник повис на ветвях дерева.

Йормунганд притаился за тисовым стволом. Болтов самострела хватило бы на взвод лучников, но двое последних спрятались по-настоящему хорошо. Не так просто попасть в человека сквозь все ветви и листья. Только одно хорошо – у них та же проблема. Йормунганд сидел, пригнувшись, положив самострел на колено. Главное – не торопиться, не начать пороть горячку первым, дать противнику испугаться и запаниковать.

Он точно знал, на каких деревьях сидели двое оставшихся.

– Все равно Турх сейчас вернется и прирежет тебя! – звонко крикнули с макушки одного из тисов. Йормунганд поднял самострел и выстрелил на голос. Судя по ругани, попал, но не убил. Ответная стрела едва не задела его по носу. Йормунганд рефлекторно шарахнулся и уклонился от другой стрелы – в горло. Он пригнулся как можно ниже, скрываясь за зарослями чертополоха. С самострелом, почти лежа на земле, пришлось повозиться. Перезарядить получилось не сразу и несколько болтов упали во влажную подгнившую траву.

Шум битвы тем временем стихал. Турх и в самом деле мог появиться с минуты на минуту. Для, преследуемых ли отрядом Гарриетта, с добычей ли, бандитов Йормунганд станет легкой жертвой. Не такой уж легкой, подумал он, нащупывая длинный кинжал на поясе. Но сначала надо разобраться с лучниками. Просидеть друг против друга они могли достаточно долго, и ребятам на деревьях это было только на руку.

– Что-то долго нет твоего Турха! – громко сказал Йормунганд, приподнимая голову. Темные волосы взъерошились и лезли в глаза, он нетерпеливо мотнул головой. Дерево, где находился раненный лучник, находилось в двадцати шагах. Йормунганд подобрал потемневший от влаги плащ, на него налипли комья земли, прошлогодние листья, трава. Йормунганд перекинул плащ через руку, чтобы не мешался и выскочил из зарослей так быстро, как только мог. Стрела вонзилась в землю слева у его ног, Йормунганд послал ответный болт. На дереве вскрикнули.

– Еще один, – произнес Йормунганд одними губами. Теперь он находился на виду. Пара секунд. Наконечник стрела замер у зрачка. Йормунганд перехватил древко и тут же, почти не целясь, метнул кинжал. Последний лучник упал на землю молча. Йормунганд помедлил мгновение, потом быстро побежал на звук падения. Кинжал с рукояткой инкрустированный бриллиантовой крошкой, работы Бьярне. Оставлять его в лесу Йормунганд себе не мог позволить.

Лучник лежал под деревом, широко раскинув руки, на вид ему было лет двенадцать. Грубая, порванная в нескольких местах куртка с капюшоном. Обувь, из которой торчали пальцы. Он умер от падения. Кинжал пронзил ему бедро. Светлая голова затылком пришлась на некстати подвернувшийся булыжник. Йормунганд склонился над телом и выдернул кинжал. Прислушался. Звуки битвы стихи, но теперь появились звуки ломаемых веток и топота. Бандиты бежали, так и сумев одолеть обученных солдат. Йормунганд недолго думая, взобрался на тис, откуда упал лучник.

Ждать пришлось недолго. Мимо пробежали несколько человек, примерно шестеро, в выцветших пятнистых плащах. Йормунганд усмехнулся. На голове одного из бандитов красовалась корона из пучков сухой травы, второй извалял плащ в сухих листьях. Бежавших замыкал здоровяк с широким мечом в руках. Он не стал портить дорогой плащ маскировкой из лесного мусора. На шее болталась золотая цепь, блеск которой Йормунганд уловил даже сидя на дереве.

– Вот и чудовище, – пробормотал он и прицелился из самострела в здоровяка. Большая часть болтов осталась на земле, там, где Йормунганд упал за кусты. Но для Турха как раз нашелся один. Бугристое лицо бандита измазано кровью, глаза выпучены и озирается он так, будто ждет в погоню медведей.

– Грете! Рут! Юрун! Турилль! – крикнул Турх срывающимся голосам, и споткнулся, едва не налетев на тело юного лучника.

– Юрун… – прошептал Турх. – Грете! Рут! Турилль! – крикнул он громче.

Йормунганд нажал на спуск. Турх споткнулся еще раз, едва не упав навзничь. Болт попал в основание плеча, добавив поток крови на дорогой, темной шерсти плащ. Йормунганд досадливо цыкнул. Турх вздернул голову, и Йормунганд встретился взглядом с серыми глазами лихого человека. Йормунганд мог бы поклясться, что Турх и разглядел его и запомнил. Он бы стащил колдуна с дерева и убил его прямо сейчас.

– Сюда! – голос Гарриетта разрезал лесную тишину как молния ночное небо. Турх дико оглянулся и побежал дальше, держась за раненное плечо.

Гарриетт несся точно как медведь. Не разбирая длороги и ломая кусты и ветви на своем пути.

– Ой! – крикнул Йормунганд. – Это я, Йормун!

– Йормун! – сказал Гарриетт с видимым облегчением. Он остановился у дерева. Вместе с ним было трое солдат, они тут же сгрудились рядом. – Где ты был? Как там оказался? Это кто? – он указал кончиком сапога на тело лучника. – Что за ребенок?

Йормунганд уже слезал с дерева, чувствуя, что рад видеть гардарикца как никогда.

– Здоровяк, который у них за главного назвал ее Юрун, – сказал он. – Но я не знаю, что тебе это даст.

– Ее? Это девочка?

– Лучница, – сказал Йормунганд. – Их было всего четверо. Много они положили?

– Троих, – сказал Гарриетт, – Хенрика, Бернта, Яна-Улофа, еще пятеро ранены, и Ругер тоже. Едва не отбили телегу, так что приедем мы в деревню слабыми и избитыми.

Гарриетт сплюнул в сторону.

– Скорее всего этот Турх и есть чудовище, – сказал Йормунганд. – Ну, идем, посмотрим раненых.

– Так это вы их? – спросил один из воинов, конопатый Рольф. Он уже увидел еще одно тело, застрявшее в ветвях. – Что с ними делать?

– Ничего, – пожал плечами Йормунганд. – С тел взять нечего – голодранцы, а хоронить некогда – других дел полно. Чем скорее окажемся с ранеными в деревне – тем лучше.

– Нам в другую сторону, – сказал Гарриетт негромко.

– А, – Йормунганд смутился на мгновение, но тут же зашагал рядом с Гарриеттом. – Ты ранен? Наверняка задело?

– Да пустяки, – Гарриетт отмахнулся, поморщившись во время жеста.

Йормунганд вздохнул.

– Пустяки. Сколько людей умирает от пустяков, – сказал он.

Вдоль дороги шумел лес. Ветер усилился, грозя привести еще одну дождливую тучу. Возле обоза творился бардак. Йормунганд осторожно переступил чрез распростертое тело Яна-Улофа. Ингемар сидел, прислонившись к колесу, обхватив голову руками. Йормунганд присел рядом.

– Принеси мой сундучок, – бросил он недалеко стоящему солдату. – Небольшой, отделанный кожей, окованный железом. Аккуратней с ним. В нем снадобья и мази как раз для таких случаев.

Воины бросились искать сундучок, пока Йормунганд отнимал руки Ингемара от головы и ощупывал рану, скривив тонкие, сердитые губы.

– Жить будет? – спросил Гарриетт, он уже сидел рядом, на коленях держал самострел Йормунганда. Колдун только приподнял бровь – когда успел взять? Гарриетт внимательно оглядывал лес. Ингемар стонал.

– Кто знает? – сказал Йормунганд.

– Если бы ты не помог с лучниками, худо бы нам пришлось, – сказал Гарриетт.

– Пустяки, – улыбнулся Йормунганд кончиками губ. Рана у Игнемара плохая, может и не выжить. Рольф поставил сундучок с боками кованными изящной филигранью. Йормунганд снял с шеи ключик и отпер замок.

– Перенесем раненных на телегу и поедем дальше, – сказал он. – чем скорее доберемся до жилья – тем лучше. Отребье может вернуться с подкреплением.

Гарриетт хмыкнул.

– Не из ближайшего ли села сии герои, – сказал он. – Могут и вилами встретить, и поминай как звали.

– Не посмеют, – сказал Йормунганд. – По дороге давно не ездят одиночные купцы, а если и бывают – хорошо вооруженными караванами. Турх и ребята оголодали, выскочили на удачу, без разведки.

– Думаешь, они и есть чудовище, за головой которого нас послали?

Йормунганд аккуратно оборачивал голову Ингемара толстым куском чистой ткани. Ингемар уже закатил глаза и едва дышал. Йормунганд принюхался к дыханию и скривился. Тем временем остатки отряда уже освободили место на телеге для раненых.

Йормунганд перевязал каждого, сетуя про себя, что нет рядом ни одной Дочери, когда они так нужны. Втопчем, будь тут Дочерь, для начала попыталась бы скрутить его, а потом уже принялась бы лечить раненых. Может быть, принялась.

Рана Гарриетта и в самом деле оказалась неопасна. От телеги Гарриетт гордо отказался, приговаривая, что там и без него тесно. Йормунганд мог только посочувствовать. Синяк останется в полбока, и рука будет двигаться не так хорошо.

Прошло несколько часов, прежде чем Йормунганд закончил с последним раненым. Умерших положили в овражек на обочине дороги, сверху обернули потертым походным одеялом и завалили камнями. На Йормунганда выжидающе уставились и он, запоздало вспомнив еще одну обязательную функцию Дочерей, выругался про себя. Он представления не имел, что говорить над могилами тех, кто не желал ходить под сенью Луноликой. Он даже не знал, есть ли у них подобие ее небесных чертогов.

– От смерти никто не находит защиты, – сказал он, – Но души их среди костров вечного пира нашли себе пристанище, пока не возвестят бесконечную битву прекрасные девы.

Йормунганд вздохнул. На него смотрели с недоумением, но без неприязни.

– Они в лучшем мире, – сказал Йормунганд, и на этом церемония погребения была исчерпана.

– Вечная битва и костры пиров, – пробормотал Гарриетт, когда, чуть позднее, поравнялся с Йормунгандом. Йормунганд больше не дремал на ходу, – такие в Ирмунсуле поверья?

Йормунганд скосил на него глаза, не смеется ли.

– Мы верим в Луноликую, – напомнил он. – Верим в чертоги лунного камня и вечное блаженство среди вина и прекрасных дев. Нет никакого рая без дев, ты согласен?

– И то верно, – сказал Гарриетт. – Значит, вино, камень, девы и веселье.

– Хм, – Йормунганд задумался на мгновение. – Веселье… Нет, не думаю, чтобы в потустороннем мире весело, ведь там одни мертвые. Если говорить, что мертвые веселятся, это все равно, что приписывать им радость жизни. Все, что я думаю о смерти – там оканчиваются все страдания.

Деревня пахла навозом и сеном. Добротные домишки потемнели от старости и влаги, верный признак того, что деревеньке не приходилось гореть ни по недосмотру, ни от лиходейства. Дворы ухожены, а по улицам ходили стайки гусей. На окраине располагалась пасека, а в отдалении кузница. Солнце припекало, так что кузнец наверняка давно спал. Возле пасеки Гарриетт спешился и громко окликнул копошащегося возле ульев пасечника.

– Айе, добрый человек!

Тот обернулся, откинул с глаз сетку, и поспешил навстречу.

– Айе! – пасечник был пухлым круглолицем человеком в широкополой шляпе и закутанный в одежду непонятных цветов так плотно, как только возможно было. Он кинул быстрый взгляд на отряд и внимательно всмотрелся в лицо Гарриетта.

– Какие дороги привели вас, добрые господа? – спросил пасечник, вежливо кланяясь.

– Мы с поручением от князя Эдегора, – сказал Гарриетт. – По дороге на нас напали лихие люди, неподалеку отсюда. Есть раненные, так что скажи-ка нам, где тут дом старосты и как поскорее до него добраться.