Текст книги "Я ставлю на любовь (СИ)"
Автор книги: Светлана Тимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
– Свои интересы… – Никеев бросил украдкой взгляд на командирские часы. – Я так понимаю, что должен рассчитывать исключительно на ваше слово чести?
– Несколько неосмотрительно давать подписку о неразглашении, вы это и сами понимаете. Мы в устной форме заключим негласный договор. Я не сдаю вас Спикеру и даже не препятствую дальнейшему корпоративному шпионажу.
– Потому что после того, как вы получите необходимую информацию, я по факту лишаюсь одного из своих работодателей?
От долгого сидения в одной позе заныла поясница. Настя поднялась и подошла к окну. Хлопья снега бились в темное стекло и тут же таяли, оставляя капельный след. Здесь она чувствовала себя гораздо спокойнее и увереннее, чем на вилле Спикера, ведь это была ее территория. Квартира, которую обставляла сама, согласно своему вкусу, с обилием приятных мелочей и большим простором. Здесь она могла ориентироваться с закрытыми глазами и дать отпор в случае опасности. Достаточно протянуть руку к секции шкафа, за большой вазон с цветами, под днище стола – везде было то, что поможет ей защитить себя. Оружие. Ножи. Пистолеты. Скорости реакции хватит.
Никеев пришел без оружия. Нет, ей не понадобилось его обыскивать, хватило внимательного взгляда. И все равно чувство, что она ходит по лезвию бритвы, не только не исчезло, а наоборот, усилилось. Майор запаса оказался достаточно сильным противником, которого не следовало недооценивать.
– Вы даже готовы сломать ради меня свою систему, Анна?
Настя провела ладонью по стеклу, оставив тающий след. Что-то в голосе Никеева ей не понравилось. Превосходство? Самоуверенность? Ощущение того, что она не просчитала все его ходы, резануло яркой вспышкой.
– Что вы имеете в виду?
– В день по жертве на алтарь Синдиката. Я стал тем самым камнем преткновения, который сломал ее в зародыше?
– У меня нет никакой системы.
Ладонь сама потянулась за больший вазон в египетском стиле, но Настя поспешно сжала пальцы в кулак. “Это усталость. Недосып. Обратная сторона азарта, от которой не выдерживают нервы. А этот Рэмбо просто потрясающе владеет собой. Настолько, что я начала теряться в его присутствии”.
– Как насчет вас? Есть своя система или она заключается в разведении пустых разговоров?
– Какие у меня гарантии, Ангел? Гарантии того, что это будет ваш разговор, а не план-захват с участием эскадрона смерти Спикера?
– В этом пока что нет никакого смысла. Вы достаточно умны, чтобы дать мне прямые координаты… дайте-ка вспомнить, он называет себя Лидер? И вы мне можете дать исчерпывающую информацию и избавить от необходимости загонять пешкам иголки под ногти, если я решу иначе.
– Пешки имеют свойство замолкать. Вам ли не знать. – Никееву не надо было конкретизировать свои философские рассуждения. Все, что необходимо, отчетливо читалось в его глазах.
– Стало быть, мальчишка…
– Вы и сами понимаете, Анна, что он раскололся бы моментально. Это вообще люди из другой галактики, которые видели кровь только в своем “Контр Страйке”. Неужели вы решили, что я позволю ему заговорить и потянуть себя следом? Да, и девчонка ничего не сказала именно поэтому. Я не люблю долгих допросов.
Двойственность ситуации частично напрягала. В глубине души Настя получала удовольствие от словесного фехтования с сильным противником, но его бесстрашие и уверенность в том, что именно он контролирует ситуацию на ее территории, не давала погаснуть до того дремавшей тревоге, которая все больше ощущалась. К тому же у девушки начала болеть голова. Но смириться с тем, что она потерпит поражение в этой игре, было выше ее сил.
– Константин, мы не договоримся?
–Аня, я талдычу вам это с самого начала, а вы только сейчас меня услышали. Ваши угрозы не имеют силы. Всего лишь слово против моего, и будьте уверены, меня не спишут без внутреннего расследования. А вот что за это время может произойти с вами…
– Да все, что угодно. Даже новый штамм гриппа или сосулька на голову.
Нет, она все еще не собиралась сдаваться. Да, понадеялась на быстрый результат, но этот Никеев – тертый калач, поспешных решений, даже застигнутый врасплох, принимать не станет. Наверняка пытается выгадать время, чтобы сыграть против нее в игру по своим правилам. Что ж, это не окончательный провал. Вероятность успеха все равно хорошая, только в этот раз будет больше препятствий. Но ей ли привыкать к ним?
– Спасибо, майор. Спасибо, что все равно согласились со мной встретиться, – Настя ласково улыбнулась, затянув пояс домашнего кимоно. – Вы и сами понимаете, попробовать стоило. Не ради того, чтобы дать вам шанс, эгоизм и собственные интересы – это не порок, – она бросила якобы случайный взгляд в сторону ноутбука, продолжая дружелюбно улыбаться ночному гостю. – Пора нам попрощаться. Еще кофе на дорожку? Погода нынче вызывает сонливость.
Что-то дрогнуло в волевом лице Никеева. Мимолетная тень, смазавшая остроту в чертах лица с каким-то проблеском растерянности в холодных глазах. Доля секунды, но Настя заметила. Волна удовлетворения прокатилась по сознанию, подкрепив тем самым разумность доводов. Никеев испугался открывающейся перспективы, понимая, что его не спасет даже время так называемого расследования.
Она не собиралась класть отчет на стол Шаха с самого утра, но Константин, похоже, поверил каждому ее слову. “Дожать. Продавить. Прямо сейчас!” – голос интуиции или воспаленного эго? На волне легкой эйфории оттого, что удар попал в цель, Настя не стала заниматься самоанализом. Подошла почти вплотную к так суетливо ерзавшему в кресле Никееву, протянула руку обманчивым выпадом, взяла кофейник и наполнила его чашку горячим эспрессо. Ей хотелось верить, что ее улыбка, вопреки ее действиям и повторно озвученной угрозе, остается ласковой и приветливой. Это не имело значения, но очень не хотелось, чтобы она напоминала хищный оскал.
– Я бы на вашем месте… наверное, уехала бы из города. У вас есть время до утра. Хотя, если Спикера или Лекса мучает бессонница, времени может совсем не остаться.
– Аня… – прохрипел Никеев, внезапно хватаясь за сердце.
Это не произвело на девушку ровным счетом никакого впечатления. Она пригубила кофе и осторожно поставила его обратно на столик. Прядь ее светлых волос задела висок Константина. Она не растерялась, когда он схватил ее за руку чуть ниже локтя ощутимой хваткой, просто выпрямилась, пытаясь сбросить его ладонь.
– Руки. Не заставляйте меня прибегать к силе.
Симуляция сердечной боли не прокатила: несмотря на натуральный испуг, у начальника охраны Шаха был нормальный цвет лица и размер зрачков. Пальцы сжались на ее руке еще сильнее, и Настя непроизвольно поморщилась от странной боли, похожей на хлопок в выемке сгиба локтя.
– Анна, остановитесь. Не надо никому ничего отправлять. Вы не понимаете, никто говорить с вами не будет… – голос Никеева дрогнул.– Они убьют и вас, и меня… это беспредельщики, Синдикат рядом с ними – палата лордов…
По позвоночнику прошла неприятная жаркая волна. Настя рванула руку из захвата. Пальцы Константина разжались, а в глазах появился лихорадочный блеск.
– Я прошу вас… давайте поговорим сначала. Не проходило ни дня, чтобы я не проклинал себя за то, что ввязался в это дело… Между двух огней… Я офицер, человек чести. Поймите… Лидер сказал, что убьет мою дочь. А перед этим пустит ее по кругу и заставит меня смотреть… я не боюсь смерти, Аня, но моя девочка ни в чем не виновата, Аня…
В голове зашумело. Настя почувствовала неладное слишком поздно. Голос Никеева отдалялся, а очертания комнаты дрогнули, размылись перед ее глазами до состояния серой пелены. “Кофе?” – мелькнула мысль, перед тем как ее рука, которую только что так отчаянно хватал мужчина, онемела. Не кофе, она держала стол и руки собеседника в поле зрения. Что-то другое…
Стало трудно дышать. Понимая, что начала отказывать нервная система, Настя вслепую кинулась на пол – пока еще слушались колени и левая рука, протянула ладонь под стол, чтобы вырвать нож-сюрикен из пут скотча… нарушение координации и потеря ориентации в пространстве дали о себе знать ту же минуту. “У него нет дочери! Я же читала досье!” – глухой стук и выстрел боли по черепу, рука схватила пустоту вместо деревянной поверхности. Шаткая опора исчезла, когда Никеев поднялся во весь рост. Настя попыталась вдохнуть полной грудью, задохнувшись от спазма, сковавшего гортань. Онемение распространялось по телу, кололо иглами острого инея затылок и позвоночник. С трудом удалось пошевелить пальцами, которые тоже стремительно холодели, словно в кровь впрыснули дозу жидкого азота.
Теплые пальцы Никеева сжались на ее подбородке, и она ощутила его дыхание – смесь ментола, табака и кофе.
– В “Обители ангелов” такому не учат, верно, крошка? – В ушах по-прежнему стоял гул, но она расслышала его слова с потрясающей ясностью. – Это стиль вуду. Камбоджа не прошла для меня даром. Достаточно одного целенаправленного нажима на определенную точку, чтобы вырубить человека меньше чем за минуту. Если в течение десяти минут не снять блок, “ужаленный иглой” останется парализованным до конца своих дней. Через двадцать минут начинают разрушаться клетки крови. Закипаешь как чайник. После начинается распад клеток гипоталамуса, но к тому времени обычно уже ничего не чувствуют…
Холод перекрыло ощущение жжения в сердце и нарастающий гул в ушах, серая пелена перед глазами озарилась яркими красными вспышками. Настя успела осознать, что упала на пол, и любая попытка пошевелиться обречена на провал. Никеев еще что-то говорил, до нее долетали только обрывки слов, из которых невозможно было разобрать суть: “Готова, пакуйте… 45, я открою…”.
“Попалась как дура”, – успела подумать Настя, уплывая за грань собственного сознания. Рывка за плечо она уже не почувствовала, как и нового нажима в ту же самую точку. Легкие заполнила струя кислорода, но это не вернуло ее из обморока – непроглядная темнота упала, придавила, сковала собой, отсекая любые связные мысли и перевернувшуюся реальность…
…Первое, что она ощутила – это холод. Холод окутывал и пробирал до костей, иголками колол в затекшие ладони и голени, возвращая им чувствительность. От него зубы выбили дробь, а малейшая попытка пошевелиться резанула острой болью. Сильнее всего она ощущалась в запястьях и коленях, которые упирались в холодную и твердую поверхность. Сгиб локтя пульсировал противной ноющей болью, которая отдавалась в затылке. В горло, казалось, насыпали стеклянной крошки. Першение становилось невыносимым.
– Лярва очухалась, кажется, – взрезал монотонный гул в ушах сиплый, словно простуженный, мужской голос.
Девушка не успела проанализировать происходящее. Зрение все еще к ней не вернулось, но, осознав, что за ее возвращением в этот мир наблюдают, позволила себе откашляться. Дышать стало легче. Виски еще давило, но с каждым ударом пульса кроваво-серая пелена перед глазами постепенно прояснялась.
– Я бы все равно вылил на нее ведро воды, – в голосе второго из присутствующих послышалась почти ненормальная жажда причинить боль и наблюдать за чужими страданиями. Такая интонация была знакома ей очень хорошо.
Настя попробовала опустить руку, чтобы откинуть с глаз волосы, но затея оказалась обреченной на провал. Острые, предположительно, металлические грани резанули запястье с глухим звоном. Все постепенно становилось на свои места. Она уже достаточно пришла в себя, чтобы осознать: ее кисти скованы грубыми наручниками, а ноги обжигает холодом бетонный пол с острой крошкой, которая причиняет дополнительную боль.
Глухие шаги замерли в опасной близости. Все еще пытаясь сморгнуть пелену, Настя глубоко вдохнула. Выдох прорвался вместе с глухим стоном боли, когда нешуточная затрещина обожгла ее скулу. Удар задел по касательной губы, брызнув на язык соленой каплей крови.
– Будешь говорить, соска?
Сиплый голос неприятно резанул по нервам. Зрение постепенно прояснялось, и Настя увидела кожаные, начищенные до блеска мужские ботинки на шнуровке. Желание сплюнуть кровь прямо на них было непреодолимым, но она погасила этот порыв по крайней мере до тех пор, пока не придет в себя окончательно и не поймет, где находится и как освободиться от оков. После приема, которым ее вырубил Никеев, тело казалось безвольным и непослушным, по мышцам разливалась противная ломота, как при простуде. Даже если она каким-то чудом сумеет разомкнуть замок наручников, сбежать в таком состоянии не удастся. Только ползком, а далеко она не уйдет таким образом.
Настя не заметила приближения второго из находящихся в помещении и не успела подготовиться к тому, что произойдет в следующий момент. Когда ледяная вода с силой выплеснулась ей в лицо, заливая с головы до ног, непроизвольно закашлялась, успев сделать несколько судорожных глотков. Было чертовски холодно, но пелена слетела с глаз моментально, сердце замерло и разогнало кровь по организму с запредельной скоростью, согревая окоченевшие мышцы.
Взгляд выхватил из грязного полумрака грубо оштукатуренные стены то ли большого гаража, то ли лодочного ангара со свисавшими с балок цепями. К одной из них, скорее всего, она и была прикована за руки. Грязные лампы в ржавых железных каркасах под потолком рассеивали тусклый свет, который давил на психику. Вряд ли этот ангар специально переоборудовали в камеру пыток, но весь антураж непостижимым образом создавал атмосферу обреченности и безвыходности. Об отоплении тут речь вообще не шла. Настя прикинула, что при температуре минус двенадцать градусов ее организму хватит сил продержаться меньше суток, даже при условили, что ее оставят одну и она сможет размять окоченевшие мышцы, чтобы согреться. Ледяной душ уже приблизил вероятное переохлаждение на несколько часов.
– Может, того… по-быстрому? – звон покатившегося по бетонному полу ведра перекрыл почти вкрадчивый голос второго незнакомца. Настя сморгнула капли воды с ресниц и подняла глаза, чтобы рассмотреть его как следует. На его губах играла похабная улыбка, а блеск в выцветших зенках разгорался с каждой секундой все сильнее, по мере того как вздымалась ее грудь, облепленная мокрой тканью шелкового кимоно.
– Старший тебе яйца оторвет. Он сказал ее допросить. – Сиплый запустил лапу в ее волосы, с которых стекала вода, резко натянул, практически вырывая пряди с корнем, заставляя Настю поднять голову и посмотреть себе в глаза. – Привет, чебурашка. Сотрудничать будем?
Настя криво улыбнулась – той самой улыбкой, которая имеет свойство посылать глубоко в лес без употребления матерных слов и демонстрации средних пальцев. Новый удар не заставил себя ждать. Теперь привкус крови во рту стал насыщеннее, губы на миг потеряли чувствительность, а потом резкая боль сошла на нет по сравнению с новым ударом ногой в живот. От холода этот пинок почувствовался в десять раз больнее. Пришлось прикусить язык, чтобы не застонать, но из глаз в буквальном смысле посыпались искры.
“Шах или Лидер?” – попыталась сообразить Настя, разжав зубы и судорожно хватая ртом воздух. Кому ее сдал Никеев? Недооценка противника сыграла с ней злую шутку. Увы, тщеславие затуманило ей разум.
– Я… буду говорить… только с твоим главным, пес. – Новый удар. При такой интенсивности она закричит уже очень скоро. Необходимо было получить информацию, перед тем как воспользоваться методом, которому всех ангелов с самого начала обучали владеть в совершенстве.
– Отрежь ей ухо и отправь Шаху, – заржал второй, которого Настя мысленно обозвала “Водяной”. – Скажи, что получит свою подстилку по частям.
– Завали хохотальник! – прохрипел Сиплый. Настя слизнула с губ кровь, которая не желала останавливаться. Значит, не Шах. Лидер, если Никеев не замутил свою игру с кем-то еще. Что нужно, она узнала.
– Ты че, не в состоянии заставить эту курицу запеть соловьем? – Водяной стоял к ней спиной, что-то перебирая на грубо сколоченном столе. До ее слуха долетело позвякивание металла, а вслед за ним щелчок, характерный для разряда электрошокера. – Смотри и учись, дебил.
Настя набрала полные легкие воздуха. В том, что эти двое пойдут на все, чтобы заставить ее вопить от боли, у девушки не осталось никаких сомнений. Все, что ей оставалось, – выиграть время, до тех пор пока ее не прикончит переохлаждение или болевой шок. Босс этих маньяков вряд ли снизойдет до того, чтобы явиться ее допрашивать сам. Если она заговорит, ее прикончат сразу, как только получат нужную информацию. Все, что ей нужно, – это сделать так, чтобы главный, хорошо, если это тот самый неуловимый Лидер, все-таки появился здесь. Время и стойкость. Что ж, она знала, что именно нужно делать.
– Какая вкусная девочка, – Водяной присел на корточки, насмешливо разглядывая лицо Насти. – И такая неразговорчивая. Смотри, что у меня есть. – Тонкий конус мощного электрошокера погладил ее саднящую от удара скулу. – Как думаешь, шлюшка, куда я тебе сейчас это засуну?
Свободная рука потянулась к ее шее. Настя закрыла глаза, сконцентрировавшись на оголенных кончиках собственных нейронов. Пассивно статичные, они пришли в легкое колебание, раскаляясь до красного свечения, зародившаяся от этого легкого бриза мощная волна за доли секунды разлилась по всему телу. Когда пальцы мучителя ласково, даже без нажима коснулись ее кожи, нежные щупальца каждого оголенного нерва пришли в движение, превратив теплый нажим пальцев в касание добела раскаленного металла.
– Ай! – заорала Настя, встречая спасительную пелену фальшивого болевого шока. Реальность пошатнулась, придавив ее прессом глубокого обморока.
– …Ты вырубил ее! Если она окочурится, Лидер засунет тебе это в жопу! – сознание возвращалось. Обычно такое состояние не длится более двадцати минут. Сиплый орал на повышенных тонах, звуки его голоса напоминали скрип плохо смазанных дверных петель.
– Да я ее не тронул, она сразу вырубилась…
Правую сторону ее тела кажется, ненадолго парализовало. Наверняка этот псих лупил ее электрошокером, пока она висела без сознания. Настя непроизвольно содрогнулась, представив, какой сильной была бы эта боль. Мощный разряд тока, мокрая кожа плюс действие холода. Хорошо, что в мутном забвении искусственно вызванного обморока она этого не почувствовала.
– Я звоню боссу. Докажи потом, что мы хотели как лучше…
– А получилось как всегда… – хриплый смех Насти замер в горле.
Оба баклана застыли на месте, открыв рот от удивления и недоуменно переглядываясь. Сиплый зарычал, схватил со стола нож и рванул к ней, по привычке хватая за волосы. Нейроны зашились от фантомной боли еще до того, как он успел накрутить ее мокрые пряди на свой кулак. Звон в ушах, яркая вспышка перед глазами, перевернувшая ангар с ног на голову и спасительное небытие, в котором не существовало никакой боли.
…В этот раз возвращение в реальность далось сложнее. Сказывалось действие холода без возможности разогреть мышцы. Голоса долетали до ее сознания как сквозь вату.
– Да я ничего не успел с ней сделать! Уже второй раз вырубилась, и все… – по ее лицу текла вода, смачивая разбитые губы и размывая кровь. От холода она схватилась тонким слоем льда на кончиках ее волос. Видимо, оба урода испугались до икотки и пытались привести свою пленницу в чувство любыми доступными методами – судя по пылающим щекам, испробовали все киношные средства, от пощечин до контрастного душа. И конечно же, никто из них наверняка не вспомнил об обычном нашатыре.
– Или ты сейчас пытаешься меня на** ать, или вы оба ни на что не годитесь, – прозвучал спокойный голос, показавшийся смутно знакомым. Стараясь не шевелиться и ничем не выдать себя, Настя замерла, хватая воздух медленными глотками, пытаясь понять, где же она его могла слышать.
– Я отвечаю, без базара, так и было… я даже подойти к ней не успел. Выключилась в момент…
– Вы час здесь страдаете фигней, и все, что можете мне сказать, это то, что не справились с элементарной задачей?
Настя застыла, внезапно ощутив, как в солнечном сплетении медленно дрогнул холод зимнего мороза, словно взрезанный по окружностями лучами пока еще теплого солнца, которые постепенно разогревались, набирая свою силу. Стальные захваты самоконтроля над нервными окончаниями разжались, ускользая от сознания, пока звук шагов, показавшийся таким же знакомым, медленно приближался к ней. Холод бетонного пола, сковавший потерявшие чувствительность колени, внезапно отступил, в онемевших пальцах аукнулось теплое покалывание, и на миг показалось, что оковы наручников разомкнулись, ослабли… или же ее собственные кисти уменьшились в размере настолько, что можно было легко выскользнуть и ощутить ладонями холод бетонного пола. Наверное, сознание уже поняло все, отреагировало на этот голос, запустив цепь воспоминаний и приняв появление этого человека как гарантию вероятной безопасности, но еще не успело оформить в окончательный результат. Даже веки почему-то отказывались подниматься – то ли из опасения ошибиться, то ли от неверия в то, что не могло быть правдой ни в коем случае.
Прикосновение. Оно практически все расставило по своим местам. Сущность Насти дрогнула, по инерции пытаясь запустить защитный блок… но тепло знакомого солнышка погасило возмущение нейронов, буквально деактивировав их разрядом согревающего спокойствия.
– Искусственное завышение болевого порога, – сухо констатировал знакомый голос.
Настя подняла глаза, уже зная, что именно увидит, но мужчина повернулся к ней спиной, потеряв интерес. Когда он заговорил снова, его голос прозвучал в отдалении. Сетчатку резало жаром такого родного тепла, пока Настя, не в силах преодолеть изумление, растерянность и неподконтрольную разуму радость, смотрела ему в спину.
– В любом случае это ваши проблемы. Меняйте тактику, но заставьте ее говорить! Полчаса, и если не справитесь, я зарою вас прямо здесь!
“Нет… черт… вернись…” – растерянность убила ее самоконтроль. Все еще не веря, что потеряла уникальный шанс, офигев от неожиданности, Настя судорожно хватала ртом воздух, гипнотизируя стальные двери ангара, в которых исчезла фигура того, кто однажды перевернул ее мир вверх ногами. Она отказывалась в это верить. Даже тогда, когда Водяной, воровато оглядываясь по сторонам, вновь перекрыл своей фигурой обзор двери, Настя все еще мысленно призывала вернуться его, обладателя родного голоса и источник тепла. Теперь она прекрасно понимала, почему продолжала его так сильно чувствовать.
Ее мучитель выглядел нервным и таким же растерянным, как она. Настя с трудом погасила смятение, лихорадочно соображая, как теперь выиграть время.
Подняла глаза, облизав кровоточащие губы:
– Меня убьют?
– А ты чего ожидала, сука? Что тебе скормят шоколадку и выебут напоследок?
Сиплый отошел в угол ангара и уселся на стул, подобно гопнику из неблагоприятного района. Выговор главного, похоже, подкосил его, как сопливого первоклассника. Водяной же сам не знал, что именно с ней делать и каким образом менять эту самую “тактику” допроса, пытался сообразить на ходу. Но, похоже, любые мысли на этот счет крутились только вокруг пыток, от которых Настя с такой легкостью убегала.
– Я бы предпочла подохнуть с музыкой. Тебе кайф, и я на адреналине буду меньше мучиться. – В глазах мужчины появилось осмысленное выражение и тот самый блеск, который Настя уже видела прежде.
Сиплый поднял голову, вслушиваясь в их разговор.
– Ствол, ты совсем ипанулся? У нее же, бля, клыки в п**де. Ты не понял до сих пор, кто это? Хочешь сдохнуть на ней в процессе?
– Рот закрой! А еще лучше, с**бись покурить и не мешай людям разговаривать!
Водяной протянул к ней руку. Настя не пошевелилась, позволяя гладить свое лицо и пристально глядя в его светлые глаза, которые казались обесцвеченными хлоркой.
– Ты! Решила меня на*бать? Сейчас попросишь отцепить тебя и выдрать в комфортных апартаментах?
– Нет. Хочу сдохнуть с улыбкой. Можешь не отцеплять.
– Идиот… – покачал головой Сиплый, спрыгивая со стула.
– Ты один. Твой приятель не в моем вкусе. Потом я тебе все расскажу, если пообещаешь выстрелить в лоб и не оставишь корчиться тут от холода.
Настя отвернулась, в то же время давая своему мучителю возможность истрактовать по-своему ее рефлекторные слезы и дрожащие губы.
– Если почувствую зубы, сука…
Рука Водяного потянулась к ремню брюк. Нет, вот как раз это совсем не входило в Настины планы.
– Ты меня не понял. Я тоже хочу кончить перед смертью. От отсоса кончают только в дешевой порнухе. И мне приятно, и ты не переживаешь, что откушу ненароком…
– Некрофил гребаный, – прокомментировал Сиплый, наблюдая, как его приятель возится с ширинкой.
– С**бись отсюда! – заорал Водяной.
Настя едва сдержала вздох облегчения, когда за Сиплым со скрежетом захлопнулись двери, обдав напоследок морозным холодом. «Полчаса? Нет уж. Ни у кого не будет этого времени. Все закончится гораздо раньше…»
Глава 12
Осколки теплого солнца вместе с хаотичными мыслями погасли, стоило лапам этого урода рвануть в стороны отвороты промокшего кимоно и сжать со всей дури полушария ее груди.
– Будь нежным, – прохрипела Настя, не забыв спровоцировать новый приступ рефлекторных слез. Сейчас все выглядело именно так, как должно было выглядеть в узколобом понимании этого урода: сломленная перспективой неминуемой смерти жертва, растерявшая свой боевой задор, то ли одержимая шаткой надеждой соблазнить своего мучителя, то ли пытающаяся переключить свой ужас на условную похоть на пороге гибели. И при этом напуганная до слез ожиданием неизбежного. Будь этот мужчина умнее, наверняка бы сразу почувствовал подвох. Но похоже, что он истек слюной еще до того, как Настя пришла в себя, и с легкостью позволил члену все решать за него.
Холод беспощадно сковывал тело Насти. Но она даже в некотором смысле была этому рада – концентрация на дискомфорте от переохлаждения не позволяла взять верх панике от осознания того, что с ней собираются сделать снова. В сознании всплыли обрывки воспоминаний о прошлой жизни: грубое насилие день ото дня, беспощадная ломка личности, грань между реальностью и безумием, такая условно шаткая и ненадежная… Тогда она закрывала глаза, позволяя лишенным человечности и чести инструкторам и ангелам обители рвать свое тело, и выживала день ото дня, одержимая лишь одной идеей – расправиться с ними, когда наберется достаточно сил. Она должна была выжить ради того, чтобы убить своего главного врага и отправить в комплекте с ним на тот свет всех, кто счел ее тогда легкой добычей и пользовался ее слабостью и беспомощностью. Мало кто из насиловавших ее тело остался в живых. Сейчас ей пришлось прилагать усилия, мобилизуя все силы, чтобы не позволить панике разрушить бастионы самообладания и не рассыпаться, шагнув в омут своей фобии. Иначе она ничего не выиграет.
– Е**нутая шлюшка, – прохрипел Водяной, впиваясь в ее губы жадным мокрым поцелуем.
Преодолев боль в затекших руках, Настя переместила вес тела на бок, машинально сплетая свой язык с его. Этого оказалось достаточно, чтобы инстинкт самосохранения внезапного любовника приказал долго жить. Боль прострелила колени, когда Настя начала медленно выпрямлять затекшие ноги. Пальцы пронзило раскаленными клинками при попытке размять их, и она, не сдержавшись, застонала в чужие губы. Конечно же, этот похотливый кобель истолковал ее нечленораздельные стенания по-своему. Да, похоже, его понятия о нежности ограничивались исключительно формулой “не избить и не порвать ненароком”. Все, что могла сделать Настя, – это абстрагироваться от отвращения, грозящего захлестнуть рассудок, якобы безвольно уронить свою голову на его плечо и мазнуть по шее разбитыми губами, оставляя кровавую метку поверх кадыка, в самой уязвимой точке аорты.
– Пожалуй, обойдемся без слез? – довольно констатировал Водяной. – Горячая штучка… со всеми бы так приятно развлекаться… – его пальцы грубо проникли между ее бедер, рывком срывая трусики.
– Не… останавливайся.
Пульсирующая жилка на его шее забилась сильнее, и Настя едва удержалась, чтобы не закончить этот фарс преждевременно. Пальцы беспрепятственно проникли между складок ее плоти, и девушка только чудом не задохнулась от отвращения.
– Не убивай… оставь меня себе. Я же красивая и прекрасно знаю, как заставить тебя визжать от восторга каждый раз…
От ее слов мужчина буквально озверел. Резкая боль от сжатия его пальцев пронзила тело Насти.
– Б**дь… сучка е**нутая… я не могу… Лидер с меня кожу живьем стащит… Ты… как тебя…
– Если не дашь мне умереть, можешь звать как захочешь. – Настя сцепила зубы и, сдерживая тошноту, толкнулась навстречу его пальцам. – Я буду каждый раз выкладываться для тебя на полную и встречать с улыбкой. – Напрягла внутренние мышцы вагины, зажимая пальцы в прочные тиски. – Понимаешь теперь, как тебе со мной будет охренительно? О черт… что ты делаешь? Как у тебя так получается?
– Это только мои пальцы, сука… е**ть, какая ты сладкая!
Водяной зарычал, когда Настя, имитируя несдерживаемую страсть, прошлась по его шее дразнящими поцелуями. Его дыхание сбилось, а из горла вырвался хриплый стон. Девушка поймала его затуманенный взгляд, который казался почти белым, таймер запустился, отбивая секунды до финального броска. Семь. Шесть. Пять… Захватить в вакуум рта бугорок кадыка, скользнуть языком до боли соблазнительной лаской. Четыре. Три. Два. Переместиться этими сводящими с ума поцелуями выше, обвести полукругом языка место последующего удара. Один!
Зубы свело тупой болью от усилия, когда они, прокусив тонкую кожу, впились в стенки артерии, показавшиеся грубой резиной. Последнее усилие, все силы, которые оставались, чтобы сомкнуть зубы, – и вот неподатливая плоть разорвана. Тошнотворно-соленая алая кровь с привкусом железа хлынула ей в рот, выстрелив предсмертной фрикцией по горлу, зубы вновь сомкнулись практически до крошева зубной эмали. Желудок Насти скрутило в узел, когда она отпрянула от Водяного, отплевывая его кровь.
Он ничего не успел сделать. Неправдоподобно яркая даже в унылом полумраке ангара кровь хлестала из его шеи, пока он сам, словно в замедленной съемке, заваливался на пол. Предсмертный вопль перерос в хрип, и Настя, привыкшая к виду крови и смерти, все равно отвернулась, чтобы не видеть его конвульсий. Сдерживать тошноту становилось все труднее, как и отплевывать кровь, которая брызнула прямо в горло.
На вопль кореша прибежал Сиплый. Нескольких секунд ему хватило, чтобы понять произошедшее. Настя наблюдала, как первичный шок на его лице сменяется безумной яростью.
– Тварь! – заорал он, выхватывая пистолет.
Звук выстрела отозвался громким эхом в большом ангаре, запястья Насти прошило болью, когда пуля задела толстую цепь, высекая сноп искр. Это было безумие в чистом виде – именно поэтому он не попал ей в голову. Девушка, закусив губы, дернула руками. Увы, пуля не разорвала звенья цепи, лишь прошла по касательной. Боковым зрением она видела, как Сиплый трясущимися руками снимает предохранитель. Скрежет железной двери показался ей почти райской музыкой.
