Текст книги "Твоя кровь в моих венах (СИ)"
Автор книги: Светлана Солнышко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Глава 13
В соответствии с инструкцией, Есения перед прыжком находилась в навигационной рубке. Остальные навигаторы были тут же. Девушка заняла место в кресле, по совету Джойса пристегнулась, чтобы тело чувствовало ориентиры фиксации, и закрыла глаза. Заткнуть уши было нечем, а зажимать их ладонями было стыдно.
Пошел обратный отсчет.
– Поехали, парни! Встретимся на том конце.
Это были последние слова Бледы, которые она восприняла нормально.
Потом ей показалось, что корабль страшно тряхнуло, накренило и начало болтать из стороны в сторону. От неожиданности она открыла глаза и от ужаса увиденного сразу закрыла. Все пространство рубки искривилось, как бывает в видеороликах, когда включают эффект диффузии при смене одного кадра другим. Есении показалось, что все вещи начали проникать друг в друга, размывая контуры и сплавляясь в единый конгломерат.
«Ничего этого нет, – сказала она себе. – Это обман зрения».
Но все органы чувств вопили о том, что происходит что-то страшное. Корабль стонал, трещал и словно разваливался на части.
А вдруг это правда? Вдруг ее органы чувств не обманывают? Вдруг что-то пошло не по плану, и в программе произошел сбой? Вдруг корабль на самом деле терпит бедствие, а никто не реагирует, потому что думает, что это галлюцинации?
Она снова осторожно открыла глаза и попыталась взглядом отыскать в том хаосе, что бушевал вокруг нее, фигуры остальных навигаторов, так же, как и она пристегнутых в кресле. Ей это не удалось, а вот голова начала болеть, и даже стало тошнить.
– Антон! – позвала она второго штурмана, чьим помощником являлась. – Антон! Ты слышишь?
Антон не отозвался, зато она услышала голос помощника первого штурмана:
– Пошла вон! Брысь! Достала мяукать!
– Нырок, кого ты прогоняешь? – удивилась девушка.
– Как достала эта кошка! – воскликнул он, и мимо Есении что-то пролетело. Кажется, планшет, но она не была уверена.
Так, этот товарищ точно отпадает. С ним каши не сваришь.
– Антон! – снова позвала она, осторожно прикрыв голову руками. Мало ли что еще Нырок захочет в нее кинуть.
Корабль стал дребезжать, как старая консервная банка.
Может, ее прямой начальник не хочет отзываться, считая ее слова галлюцинациями? А может заткнул уши и вообще не слышит?
О, ведь можно спросить у Джейн!
– Джейн! – позвала Есения. – С кораблем все в порядке?
Та ответила. Есения точно знала, что это отвечает Джейн, она слышала тембр и модуляции ее голоса, но не могла разобрать ни слова. Такое впечатление, что бортовой компьютер произносил какую-то абракадабру.
– Джейн, я тебя не понимаю. Повторяю вопрос: в порядке ли корабль? Ответь кратко, да или нет.
Джейн ответила кратко. Она квакнула что-то непонятное, из чего нельзя было выяснить, утверждение это или отрицание.
Вот и поговорили!
Есения понимала, что скорей всего, компьютер отвечает ей нормально, но в ее собственном мозгу отключился центр распознавания речи. Хорошо, но модуляции же она различает!
– Джейн, если с кораблем все в порядке, спой мне «ля» третьей октавы, а если все ужасно, «ми» малой октавы.
Прозвучало высокое «ля».
Конечно, не факт, что ее сознание восприняло правильно, а не выдало какую-то свою интерпретацию происходящего, но морально стало легче. Наверное, корабль все же не разваливается на части.
Теперь можно тихонько посидеть в кресле и спокойно помучиться от тошноты. В конце концов, и Бледа, и Джойс командиры и уж точно более опытные космонавты, чем она. Вот пусть они и волнуются о том, что происходит.
Ее сознание выдавало какие-то уж совсем фантастические картины происходящего, которые возникали в мозгу под воздействием услышанных звуков. Настолько фантастические, что Есения вряд ли взялась бы описать, на что они похожи. От невозможности осознать и дать определение все больше и больше болела голова. Прав был Джойс, когда советовал ей изолировать себя от внешнего мира полностью.
Она попыталась поднять руки, чтобы зажать уши, – теперь ей ни капли не было стыдно, – но руки не поднимались. Кажется, они стали весить раза в четыре больше, чем положено.
Перегрузка?
– Джейн, есть перегрузка?
Бортовой компьютер снова проквакал что-то непонятное. Черт!
– Джейн, если перегрузка есть, спой «ля» третьей октавы, а если нет…
– Соль, – послышался голос Антона. – Я не знаю, действительно ли ты заставляешь Джейн петь, или это мой мозг такую ерунду выдает, но, если ты все же это делаешь, лучше прекрати. Никаких сил уже нет это терпеть!
– Я не понимаю, что Джейн говорит, – попыталась объяснить Есения. – Только модуляции различаю. Поэтому я…
– Она сказала, что перегрузок нет. Все, уймись!
– Ты ее понимаешь? – обрадовалась Есения.
И тут же осознала, что и она Антона понимает. Значит, ее мозг не хочет распознавать только механический голос. Уже легче.
– Я тебя звала, а ты не отвечал. Я начала переживать, – объяснила она второму штурману свою суетливость.
– А, так это ты была, – облегченно отозвался Антон и больше ничего не добавил.
Интересно, кто звал его в его сознании, кому он не хотел отвечать?
Корабль прекратил стонать, и воцарилась неестественная тишина. Есении даже показалось, что она оглохла, потому что такой тишины не было даже в кротовой норе.
Она открыла глаза и сразу зажмурилась. Нет, ее любопытство не доведет ее до добра. Никакой выдержки! Джойс, небось, сидит и ни на что не реагирует, хоть там потоп, хоть ядерная война.
Джойс…
Есения ухватилась за этот образ в своем сознании, потянулась к нему, словно к якорю.
Представила, как он сидит в кресле в командной рубке, неподвижный, надежный, уверенный, как скала, и пусть что угодно вокруг него происходит, рушится, разваливается, тонет, горит и взрывается, а он все так же размеренно дышит, не шевелясь и не открывая глаз, словно задремал в шезлонге в своем саду.
От этой мысленной картины сразу стало легче.
Джойс…
Ей нельзя было им увлекаться. Никак нельзя. Это было непрофессионально. И это было глупо. Это было самым идиотским ее поступком.
Нельзя упрекнуть ее в том, что она не сопротивлялась! Еще как сопротивлялась. Она пыталась убедить себя в том, что он ей не пара, что он либо преступник, либо неумелый руководитель, либо трус, скрывший правду. Она говорила себе, что он ее противник, он – враг, а не друг. Она напоминала своему сердцу, что сначала нужно все выяснить о нем, а уж потом…
Что – потом? Она и сама не знала.
Ведь если рассуждать логически, то даже будь Джойс ни в чем не виноват, даже – ну, давайте предположим на минуточку, – пусть он, наоборот, герой и пытался спасти Ника, а не погубить, даже в этом случае Джойс совершенно не подходил Есении. Чего только стоит его убежденность в том, что женщине не место на далькосме? Упертый шовинист! Есения плохо представляла себе значение этого выражения, но в старинных книгах так называли идиотов, считающих, что они лучше, чем другие.
Джойса, конечно, нельзя было назвать человеком с неадекватной самооценкой, но, в конце концов, почему он считает, что Есения не сможет быть дальним космонавтом? Неважно, что она, по сути, никогда и не собиралась им становиться, – он все равно не должен считать ее недостойной!
Одно это уже должно было ей намекнуть на то, что им невозможно быть вместе. Но существовали и другие причины.
Конечно, она не собиралась быть дальним космонавтом. И если бы она стала девушкой Джойса… Понятно, что этому не бывать никогда, но если представить на секунду чисто гипотетически… Какое будущее ее ждало? Быть соломенной вдовой? Ждать его десятками лет из космоса? Состариться и умереть, так его больше и не увидев? Или все же дождаться и предстать перед молодым парнем согбенной старухой?
Нарисовав в воображении такую картину, Есения содрогнулась, и ей вдруг стало так жалко себя, и его, и вообще всех, с кем могло такое случиться, что слезы невольно навернулись на глаза и стали вытекать из-под закрытых век.
Ну ладно, а если бы она все же стала дальним космонавтом? Если даже – о, чудо! – ее бы распределили в его команду, и она могла бы быть с ним, – даже в этом случае ничего хорошего не вышло бы. Джойс не умел любить. Джойс не умел чувствовать. Может быть, когда-то давно он и был обычным мальчиком, умеющим смеяться и плакать, злиться, обижаться, восхищаться, совершать необдуманные поступки в порыве чувств, – но это время давно прошло. Есении казалось, что теперь до настоящей сущности Джойса, до его человеческого нутра невозможно добраться. Он словно оброс механической коркой, превратился в киборга. Он почти как Джейн. Та тоже может пошутить или изобразить обиду, но от этого она не становится человеком.
В общем, рассуждая логически, Джойс был самым последним мужчиной во Вселенной, с которым стоило бы заводить отношения.
Но, черт возьми, у нее просто не было шансов! Казалось, что Джойс воплощал в себе все качества, которыми она восхищалась: силу характера, смелость противостоять общественному мнению, благородство, уверенность в себе, которая в свою очередь дополнялась умением признавать свои ошибки. Несмотря на свой отказ от эмоций, он умел прийти на помощь в нужный момент, он мог утешить глупую плачущую девчонку, чья эмоциональность наверняка должна была вызвать у него пренебрежение. Он мог поверить человеку, который совершал заведомо неправомочное действие, не требуя от этого человека объяснений. Он поверил ей в случае с Торнтоном. А она? Да, она тоже верила ему. Есения только сейчас поняла, что уже давно встала на его сторону. Не хотела, но сделала это, несмотря на то что так и не узнала, что случилось с Ником.
Даже подозрения в том, что Джойс мог послужить сознательной или невольной причиной гибели человека, не могли заставить ее относиться плохо к ее командиру.
Если все же в будущем встанет вопрос о его наказании, она будет защищать его всеми возможными способами. Пойдет на подлог и обман, если придется. Пойдет на все, что угодно. Она мысленно посмеялась над собой, представив себя в образе маленькой серой мышки, подпрыгивающей и пищащей перед сворой пристально наблюдающих за ней огромных котов, и пытающейся прикрыть от них не менее крупного и гораздо более невозмутимого кота.
Взвыла аварийная сирена.
«Не буду реагировать. Это не правда. Этого ничего нет».
Джейн начала квакать.
«Мне это кажется, или она реально пытается что-то сказать?»
Джейн начала петь.
– Джейн, если ты мне пытаешься что-то сказать, то я не понимаю, – решила все же отозваться Есения.
Бортовой компьютер разразился такой эмоциональной тирадой, что стало ясно: ситуация из ряда вон.
– Антон, что говорит Джейн?
– Заткнитесь, у меня мозг разрывается от этой какофонии! – завопил Нырок.
И тут же в висок Есении прилетел какой-то предмет. Голова взорвалась болью. Надо все же поднять руку, хоть она и весит килограммов тридцать. Девушка попыталась ощупать больное место. Пальцы намокли. Кажется, кровь.
– Антон!
– Заткнись!
Еще какой-то предмет просвистел над макушкой. Да еще и довольно внушительный. Где Нырок их берет?
Джейн начала верещать.
– Антон! – заорала Есения. – Это не тот, про кого ты думаешь, это Соль. Слышишь? Ответь мне, это Соль! А то я снова заставлю Джейн петь!
– Соль? – раздался слабый голос Антона.
– Да! – радостно завопила Есения.
– Какой октавы?
– Твою мать! – не сдержалась девушка. – Никакой октавы! Я Есения, твой помощник! Скажи мне, что говорит Джейн. Я ее не понимаю! Джейн, скажи ему что-нибудь, что знаешь о нем, приведи его в чувство!
Джейн снова заквакала, потом начала петь. Фальшиво, как показалось Есении.
– Хорошо, хорошо, молчи! – крикнул Антон. – Соль… Я не знаю, кто ты, но Джейн просила сказать, что Штурман пытается изменить координаты.
– Что?!
– Джейн просила сказать…
– Я слышала! – Соль открыла глаза, пытаясь отыскать в рубке первого штурмана, но никакой рубки не было. Было черное пространство, с едва заметными точками далеких звезд, и она одна плыла в бескрайней пустоте, понимая, что никто никогда не придет ей на помощь, потому что невозможно отыскать песчинку на дне мирового океана. Она никому не нужна, никогда и никому не была нужна. Вся команда только вздохнет с облегчением, если отделается от девчонки, которая портит им всю картину. Они оставили ее здесь, в бесконечном космосе. Они избавились от нее. И на многие миллионы парсеков нет ни одной души, никто не протянет ей руку, никто не скажет ей слова, даже слова прощания. Она будет еще какое-то время жить, пока не кончится кислород, но никто не вспомнит про нее…
Такая отчаянная безысходность навалилась на девушку, что она всерьез подумала, не сдохнуть ли ей прямо сейчас. Просто открыть шлем скафандра…
Теплые губы прижались к ее рту.
Она открыла глаза. Бездонная пустота. Закрыла. Попыталась поднять чугунную руку ко рту, ощупала свое лицо. Ничего нет, только что-то липкое стекает от виска к подбородку. Но ощущение не пропадало: чьи-то губы продолжали ее целовать.
– Джойс? – дрожащим голосом прошептала она. – Джойс, это ты?
Никто не ответил.
В этот момент она поняла, что это ее подсознание пытается ей подсказать, ради чего ей жить.
Сжав зубы и веки, она попыталась отстегнуть ремень.
– Джейн, что мне делать? Где Штурман? Я не вижу его.
Раздалось кваканье.
– Позови штурмана, – машинально повторил голос Антона.
Да уж, сама догадаться она не могла!
– Штурман! Эй, Штурман? Луи?
Тот не отозвался, вместо него снова начала квакать Джейн. Антон молчал. Может, попробовать встать и на ощупь найти что-нибудь? Но почему не реагируют Максим и Джойс? Они же могут из командного центра запретить ввод данных, который осуществляется без согласования! Неужели с ними что-то случилось? Только бы не с Джойсом!
– Антон, ты можешь остановить Штурмана?
Антон не ответил. Нырок разразился нецензурной тирадой. Да что же такое? Они что, все неадекватны?
Есения с неимоверным трудом поднялась из кресла, боясь открыть глаза. Перегрузки нет, значит, это причуды ее мозга. Надо просто не обращать внимания на то, что ей кажется, что она весит тонну. Тело слушаться приказов мозга не желало.
Так, надо сосредоточиться. Как расположено ее кресло относительно экрана ввода данных? Штурман может быть только там, если он пытается изменить координаты. Но что она сделает против здорового парня? Оттолкнет? Сейчас она сама себя еле держит.
– Джейн, просто не принимай ввод его данных, – попросила Есения.
Джейн снова что-то возмущенно заквакала. Наверное, тот перешел на ручное управление, и она не может ему помешать.
Ладно, нужно как-то добраться до него… Потом будем думать, как его остановить.
Она представила расположение рубки и сделала шаг. Получилось! Она чувствовала ногами обычный пол. Теперь только ни в коем случае не открывать глаза.
Путь от кресла до экрана навигации занял полгода. Во всяком случае так показалось Есении. С нее ручьем стекал пот, мышцы ныли от напряжения. Она боялась, что будет слишком поздно, когда она доберется до Луи, но все же шла. Зато за это время она придумала, как его остановить. В нижнем ярусе пульта управления лежали инъекторы, заправленные снотворным. Она сама их там оставила, на всякий случай. Скажем, вдруг повторится ситуация с Торнтоном.
Так, наклониться, нащупать. Вот он! Теперь бы найти самого Луи. Но не шарить же руками в пространстве! Он просто оттолкнет ее, и ей снова придется начинать все сначала.
Может, все же рискнуть? Есения открыла один глаз, и – о, чудо! – увидела себя в рубке рядом с Луи, который был так поглощен вводом координат, что не обращал ни на что внимания и как будто даже не видел девушку. Снова зажмурившись, чтобы не дай бог, сменившаяся картинка не помешала ей, она по памяти ткнула инъектором. Кажется, попала. Тяжелое тело шумно упало на пол, придавив ей ноги.
– Джейн, ты сможешь вернуть старые координаты? Верхнее «ля», если да.
Джейн разразилась длинной непонятной тирадой. Что она может иметь ввиду?
А, она же сказала, что включено ручное управление. Надо его вырубить, тогда Джейн все поправит.
– Отключить ручное? – уточнила Есения.
Прозвучало верхнее «ля».
Опасаясь открывать глаза, девушка начала шарить руками по пульту навигации. Кажется, где-то здесь. Ну же, где тумблер? Где замечательная старинная механика, которую можно нащупать без применения зрения? Вот!
Прозвучало верхнее «ля».
Все, ее миссия окончена. Сейчас надо найти наощупь кресло Луи, потому что оно ближе всех, усесться в него и передохнуть.
Глава 14
– Поехали, парни! Встретимся на том конце.
Бледа отключил общую связь, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
Джойс последовал его примеру, хотя, видимо, недостаточно быстро. В пространстве вокруг него стали возникать и пропадать различные объекты, а изображение предметов искажаться. Это, в общем-то, было ему знакомо, хотя каждый раз во время нахождения в гипере неприятно раздражало, так как сбивало напрочь ориентацию.
Хотелось еще заткнуть уши и отключиться от реальности – самый удачный способ пережить прыжок, но как старпом он должен был следить и за обстановкой на корабле и за самим Бледой. Раньше ему не приходилось прыгать вместе с старостой пятого курса, но почему-то Джойс испытывал некоторые опасения и не хотел оставлять командира без присмотра.
– Ты не представляешь, Аттила, как я тебя ненавижу, – негромко произнес Бледа.
Джойс на секунду приоткрыл один глаз, так, на всякий случай. Бледа все так же сидел в кресле с закрытыми глазами.
– Представляю, – спокойно отозвался Джойс, вновь отрезая себя от визуального мира. – Тогда скажи на милость, какого черта ты позвал меня в свои помощники?
Бледа промолчал.
– А я тебе скажу, зачем. Ты не меня ненавидишь. Ты ненавидишь себя. Но так как человеку жить с ненавистью к самому себе довольно затруднительно, произошло замещение.
– Смотрите, какой психолог выискался, – фыркнул Бледа. – Я все равно рано или поздно тебе отомщу. Вот возьму и прирежу, а всем скажу, что это ты сошел с ума и на меня напал в гипере, а я лишь отбивался.
– Ну, ладно, – устало отозвался Джойс. – Давай расставим все точки над «и». Ты слышал наш разговор с Ником перед… его гибелью. Не весь, но слышал. Я знаю, ты это рассказывал Соль. Если ты считаешь, что я его убил, почему ты не стал настаивать на расследовании? Ты бросался обвинениями во всеуслышание, но ни разу не обратился к официальным органам. Почему? Тебе было бы так просто мне отомстить.
Бледа снова промолчал.
– Я знаю, почему… – вздохнул Джойс.
Он какое-то время помедлил, взвешивая, говорить ли то, что он планирует сейчас сказать, или промолчать, как молчал все это время. Джойс и сам не знал, почему вдруг решил изменить позицию, которой придерживался ранее, но подозревал, что это связано с Соль. Почему-то ему было важно выглядеть в ее глазах не таким засранцем, каким он, видимо, выглядел.
На удивление, Бледа не изъявил нетерпения и не спросил: «Ну и почему же?» Джойс предположил, что тот боится услышать ответ.
Энджел еще несколько секунд поколебался, а потом произнес:
– Я знаю про записку.
Громкий выдох был ему ответом. Последующую паузу можно было назвать тишиной, если бы странные звуки не наполняли пространство.
– Откуда? – едва выдавливая из себя слова, через некоторое время проговорил Бледа.
– Ник мне рассказал.
– Почему же ты молчал все это время? Почему не осадил меня? – в голосе командира послышалась неожиданная боль.
– Чувствовал себя виноватым.
– Но… – начал Бледа, но его прервала Джейн:
– Соль ведет себя странно.
– Она пытается кому-то навредить? – сразу вскинулся командир.
– Нет, просто неадекватное поведение. Скорее всего, у нее устойчивые галлюцинации, в соответствии с которыми она действует.
– Тогда какого черта ты мне это говоришь? – разозлился Бледа. – У тебя установка сообщать только о ситуациях, когда кто-то или что-то может представлять опасность для экипажа или корабля.
– Она говорит это для меня, – невозмутимо отозвался Джойс. – Я поручил Джейн следить за поведением Соль.
– Ты…
– Не начинай, Берсерк. Не надо. Да, я за ней присматриваю и помогаю. Но ты будешь дураком, если не будешь делать то же самое. Она впервые в гипере, и она женщина. Нет исследований о реакции женского организма на прыжок. Если ты хочешь успеха миссии, ты так или иначе должен исключить все сомнительные факторы.
Бледа фыркнул:
– Узнаю Канта. Никаких эмоций, один голый расчет. Скажи, игра людьми как фигурами на шахматной доске доставляет тебе удовольствие? Или это просто упражнения для холодного ума? Только ты запросто можешь пожертвовать человеком как пешкой или даже ферзем. Интересно, какой фигурой был Ник?
В голове Джойса внезапно что-то взорвалось, и голос позвал его. Энджел резко поднял руки к ушам, пытаясь их заткнуть, пытаясь отрезать себя от этого голоса, хотя и понимал, что это бесполезно.
«Началось!» – отстраненно подумал он.
А ведь он уже было надеялся, что этот прыжок пройдет без осложнений. Хотя когда такое было? Может, только в детстве, когда он был юной чистой душой. Неужели когда-то действительно такое было?
– Что ты молчишь? – взвился Бледа. – Записка ничего не меняет!
Джойс, из последних сил пытаясь абстрагироваться от голоса в своей голове, обратился к Джейн:
– Соль в опасности? Она может себе навредить?
– Нет, – отозвалась Джейн. – Кажется, с ней все в порядке. Она уселась в кресло Штурмана и отдыхает.
– А куда делся сам Штурман?
– Лежит на полу. Кажется, отключился. Физические показания в норме.
– Отстань от Джейн! – завопил Бледа. – Разговаривай со мной! Да, я не хотел расследования, чтобы не вскрылась неприглядная роль Ника. Но то, что он разрушил тебе корабль, не оправдывает того, что ты его убил!
– Ник… – через силу произнес Джойс, – он… погиб героем. А сейчас, Берсерк, прости, я тебя покину. – Он достал беруши. – Присмотри за Соль. Я знаю, ты не сможешь быть таким гадом, каким хочешь казаться. Присмотри за ней и позволь мне остаться один на один с моими призраками, – проговорил он и заткнул уши, наслаждаясь относительной тишиной: теперь он, по крайней мере, слышал только голос в голове, но ни одного звука из внешнего мира не долетало до него.
– Так будет лучше. Если я не уйду сейчас, то могу начать представлять опасность. – Он помолчал, потом все же добавил. – Джейн, если ситуация будет из ряда вон, попробуй докричаться до меня.
Потом он ушел. Оставил их всех.
* * *
Было невыносимо жарко. И это казалось странным. На Леде лето хоть и теплое, но верхние показатели температуры никогда не достигают таких отметок, после который можно употреблять слово «жара». А Есении сейчас было невмоготу – она чувствовала, как лицо покрылось каплями пота, а одежду можно было выжимать. Сейчас бы искупаться… О, да ведь она и так на озере! Вон как заливисто квакают лягушки. Видимо, она лежала на берегу, и ее сморило. Надо проснуться… Просыпаться не хотелось.
Лягушки тоже были странные. Они перестали квакать и начали петь.
Очень странные лягушки. Но пели они замечательно. Мелодия была знакомой, и Есения спросонья даже попыталась вспомнить, где раньше слышала ее. У девушки не получалось сосредоточиться, мозг отказывался приходить в рабочее состояние, а слов она почему-то не могла разобрать, даже не могла предположить, на какой язык это похоже.
Мелодия звала, тянула, взывала к чему-то, и Есения автоматически начала подпевать, придумывая слова на ходу.
Everything is dark.
It's more than you can take.
But you catch a glimpse of sun light
Shining, down on your face.
Вокруг сплошная темнота,
Это больше, чем ты способна вынести,
Но вдруг солнечный лучик,
Сияя, ложится на твое лицо.
Oh you're in my veins
Ты в моих венах,
And I cannot get you out
И я не могу достать тебя оттуда.
Oh you're all I taste
Твой вкус – всё, что я чувствую
At night inside of my mouth
По ночам на своих губах.
«Ты меня в крови, – пела Есения. – Ты проник под мою кожу, поселился во мне, теперь твоя кровь течет по моим венам, и я больше не знаю, где заканчиваюсь я, и начинаешься ты».
Слова не всегда складывались в удачную рифму, но очень точно передавали то, что стучало в ее мозгу и просилось на волю. То, о чем ей хотелось кричать на весь мир, но она точно помнила, что этого делать нельзя, хотя и не помнила почему.
«Твоя кровь в моих венах», – вновь пропела Есения и в этот момент пришла в себя.
Она не на Леде. Она на «Драконе», который сейчас находится в гиперпространстве. И это не лягушки. Это Джейн пытается достучаться до экипажа. Как жаль, что Есения не может ее понять.
Но почему так жарко?
* * *
Голос звал его. Голос всегда звал его. Но он не поддастся. Он не откроет глаза, потому что его снова ждет разочарование. Он никогда больше не увидит ее, и никакие голоса не смогут это изменить.
Голос звал его только во время прыжков через гиперпространство. Некоторое время он даже позволял себе думать, что может быть что-то наподобие душ умерших содержится в этом не изученном до конца месте. Люди научились им пользоваться для своей выгоды, но понятия не имеют о том, что оно такое.
Но даже если это так, и ее душа приходит к нему, сама она умерла. И что ему даст общение с ее бесплотным призраком? Только боль, сожаление и отчаяние. В загробный мир любят верить те, кому это несет успокоение. Ему не несло.
Впрочем, его рационализм не позволял ему долго тешить себя фантазиями о месте нахождения душ. Понятно, что дело всего лишь в его подсознании. Это оно вытягивало из Джойса его внутренних демонов и воплощало в реальность. И это происходило только в гиперпространстве, потому что только здесь его самоконтроль давал сбой.
Голос звал.
Не помогали ни беруши, ни затыкания ушей руками, ни противошумовые наушники, ни натянутые сверху на них шапки. Голос звучал внутри головы и звал.
Но ничего, он выдержит. Не впервой. Ему надо продержаться, пока корабль не выйдет из гиперпространства. Просто продержаться, не обращая внимание ни на голос, ни на отчаяние, ни на боль. Это чувства, это эмоции, это ерунда. Их просто не нужно замечать.
Демоны оживали. Демоны вились вокруг него, звали, кричали, вопили. Стонали от страха, визжали от боли и звали его, моля о помощи. А он, стиснув зубы, сидел и ждал. Он не может им помочь. Не смог тогда, а уж сейчас и подавно. Как можно спасти тех, кто умер?
Николас Берсар был самым последним демоном. Самым молодым, прибившимся к сонму его призраков совсем недавно. И наиболее жестоко терзавшим его. В гибели прошлых он мог себя оправдывать. В конце концов, тогда он был всего лишь мальчишка, ничего не умеющий и не знающий. Но Ник… Ник был намного младше его, он был совсем пацан, запутавшийся, заблудившийся в дебрях собственных чувств и мыслей. Как когда-то он сам.
Кто как не он, Джойс, должен был увидеть все заранее, понять, предупредить, остановить? И не позволять мальчишке дойти до точки невозврата.
Берсерк всегда слишком давил на младшего брата. Не специально, просто такой уж он был. Он был для Ника всем – отцом, братом, богом, светом в окошке и кумиром, которому поклоняются фанаты. Да, Ник был самым настоящим фанатом своего брата. Но мальчики взрослеют, и важным этапом превращения в мужчину всегда является отрицание. Отрицание всего, с чем тебя связывало детство. Желание отстоять свою личность, оттолкнув все, что дорого. Оторвав, с кровью, с болью, с ненавистью.
Ник начал взрослеть. И произошло то, что произошло.
А он, Джойс, лишь забавлялся, не думая тогда, что изменения, происходящие в мальчишке, приняли такие необратимые последствия. Думал, что выдающийся ум Ника Тесла удержит того от непоправимых поступков.
Увы, никакой ум не справляется, когда эмоции зашкаливают. Парня штормило, бросало из крайности в крайность, а он, Джойс, был слишком слеп и слишком самонадеян, чтобы это увидеть.
Когда его космолет вышел в участке космоса, перенасыщенном сгустками темной материи, он просто не поверил. Как такое могло быть? Он сам лично проверял маршрут, и в этом секторе даже близко не должно было быть ничего подобного. Но перепроверять было некогда, потому что корабль начал гибнуть. В самом прямом смысле слова. Вместе со своим экипажем.
Допустить такого Джойс не мог. Пусть раньше, когда он был, по сути, ребенком, и ничего не мог сделать… но не теперь.
Системы корабля не справлялись с пробоинами. Он разваливался на глазах. Здесь могло помочь только замедление времени. Замедление времени в конкретной точке пространственно-временного континуума, чтобы разрушения протекали медленнее, и корабль мог бы достичь пункта назначения, не распавшись на запчасти и не погубив людей.
Никто не знал этот способ. Никто не знал, кроме него, Джойса, потому что те, кто его проверял на практике, были мертвы. А он поклялся над их парящими в невесомости космоса телами, что никому не раскроет этот ужасный по своей сути способ овладения временем. Он знал, что сможет спасти свой корабль, но для этого ему придется пожертвовать собой. Ведь должен быть кто-то, кто будет управлять из нормального времени замедленным кораблем. Ему придется навсегда остаться за горизонтом событий.
И когда он уже собирался выйти в космос, Ник, находившийся в отчаянии и ужасе от того, что совершил, признался ему.
Николас Берсар, талантливый молодой ученый и амбициозный парень, не желавший мириться со вторыми ролями, с энтузиазмом откликнулся на предложение сотрудничать с секретной организацией… Впрочем, названия ее он не сообщил, но Джойсу это и не было нужно. Мало ли на свете этих организаций, которые считают себя выше всех человеческих норм и правил.
Ника просили немного подправить координаты маршрута корабля, командиром которого был Джойс. Его убедили, что несмотря на то, что корабль получит достаточно серьезные повреждения, все закончится благополучно.
Они знали, что Джойс обладает знаниями, которые помогут кораблю спастись, и им нужно было, чтобы он, отчаявшись, решился их применить. Если так подумать, слишком уж много они о нем знали. Джойс прятался, скрывался, притворялся обычным пацаном, менял документы и имена и думал, что ему удалось скрыться. А они, видимо, все это время следили за ним и выжидали. Пока не дождались.
Они убедили Ника им помочь. И Ник сделал то, о чем его просили.
* * *
Температура росла. Есения пыталась докричаться до Антона, заставляла Джейн фальшиво петь, потом звала Луи, Нырка, но никто не откликался, а кваканье Джейн все больше походило на истерику. Ясно было одно: что-то случилось с терморегуляцией корабля, а управление находилось в инженерном отсеке. Есения сомневалась, что сможет туда добраться с закрытыми глазами. Впрочем, дублирующий пульт находился в командной рубке. Это было относительно близко. Но почему Максим и Джойс ничего не предпринимают?
– Джейн, Бледа или Джойс, хотя бы кто-нибудь из них в сознании? Спой верхнее «ля», если да.
