Текст книги "Ловушка горше смерти"

Автор книги: Светлана Климова

Соавторы: Андрей Климов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Оставалось всего несколько часов. Вещи давно были собраны, и она упросила Катю прилечь с книжкой в большой комнате. Пока она разговаривала по телефону, девочка вымыла посуду и теперь старательно мела пол на кухне. Она была худенькой и очень рослой для своих лет. Коробовского в ней было, пожалуй, только слегка вздернутый нос и настороженный взгляд голубых глаз, в остальном она все больше становилась похожей на Лину. С братом ее роднили сдержанность и небоязнь оставаться самой собой. Лина подумала, провожая Катю в комнату, что в своем ослеплении так и не удосужилась узнать собственных детей.

Прикрыв дверь гостиной, она коротко постучала в дверь комнаты Коробова.

Ответа не последовало, и Лина тихонько вошла. Коробов лежал на своем коротком диване поверх мятого пoкрывала в одних джинсах. Скомканная несвежая одежда валялась по всей комнате. Скорее по привычке, чем движимая желанием навести порядок, Лина наклонилась чтобы поднять вещи.

– Оставь, – сказал, проследив ленивым взглядом за ее движением.

Коробов, – я сам. У нас поесть что-нибудь имеется?

– Да. – Лина выпрямилась, отошла к двери и взглянула на часы. – Алеша, у меня мало времени. На кухне ты найдешь еду. Кроме того, я оставляю тебе немного денег, они лежат в спальне, на трюмо, поверх квитанций за телефон.

– Ага, – произнес Коробов, чуть приподнимаясь, но не вставая. – Как я понимаю, ты опять куда-то собралась?

– Я уезжаю.

– В Москву?

– Да. Катя едет со мной.

– И надолго? – Он рывком сел, поморщился и, потягиваясь, хрустнул суставами пальцев, сплетя их перед собой на уровне мощных грудных мышц.

Лина хорошо знала этот его утренний жест, сейчас вызвавший в ней глухое раздражение. Отекшим багровым лицом и большими плоскими ладонями Коробов был похож на рубщика из мясного, у которого закончился трудовой день.

– Когда вас ждать? – спросил он, зевая.

– Алеша, – Лина на секунду запнулась, – послушай меня внимательно.

Кончай свою физкультуру… – Коробов удивленно взглянул на нее. – Я уезжаю навсегда. Мне нужно твое согласие на развод. Жить с детьми я буду в Москве.

Алексей Петрович смотрел на Лину спокойно, и она, сбитая с толку равнодушным интересом в его глазах, торопясь, заговорила:

– Все это, наверное, несколько неожиданно для тебя, но если взглянуть разумно, то так будет лучше. Для всех. В последнее время, и ты сам это чувствовал, что-то у нас не складывалось…

– Ты хочешь развестись со мной? – перебил ее Коробов.

– Да.

– Развод не входил в мои планы. Мне негде жить, и кроме того, у меня нет времени и желания заниматься этой мутотой: дележом имущества, бракоразводными делами и прочей чепухой, – сказал Коробов, окончательно просыпаясь.

– Пусть тебя это не беспокоит, – произнесла Лина, вновь мельком взглянув на запястье с часами, – мне необходимо твое согласие, а разводом займется мой адвокат, который живет в Москве. Что касается имущества, то делить его не имеет смысла. Эту квартиру я оставлю тебе. Делай с ней что хочешь.

– Спасибо, – ядовито произнес Коробов, наклоняя голову. – И все?

– Что же ты еще хочешь?

– А дети? – сказал Коробов. – Ну ладно, мальчишку я тебе с удовольствием отдаю, он мне все нервы спалил…

– Замолчи! – воскликнула Лина. – При чем тут дети? Ты их никогда по-настоящему не любил. Зачем это лицемерие? По-моему, то, что я тебе предлагаю, вполне разумно, давай расстанемся как нормальные люди и не будем мешать друг другу.

– Чем же это я тебе помешал, моя дорогая? Ты всегда поступала, как тебе заблагорассудится, и оставляла последнее слово за собой. Мне приходилось терпеть все твои капризы и твое самодурство, – понемногу воодушевляясь, заговорил Алексей Петрович, – даже беременности твои… Что ты на меня уставилась? Разве я не просил тебя не рожать Катю? Мы жили в ужасных условиях, в чертовом этом подвале…

– Стоп, – сказала Лина, – я не хочу слушать всю эту беллетристику. Катя не твоя дочь, – добавила она спокойно.

– Что?!

– Что слышал! – сказала Лина сквозь ярость, которая ознобом прокатилась по спине от враз заломившего болью затылка. – И мальчик не твой сын.

– Об этом я и сам в состоянии догадаться, – пробормотал Коробов. – А теперь, значит, ты возвращаешься к их папочке?

– Я еду с детьми к человеку, который меня давно ждет. – Постой, – воскликнул Коробов, – а как же это ты… как это все получилось… с Катей?

– Он приезжал ко мне, – с нетерпеливой досадой ответила Лина. – Уяснил?

Теперь мне пора уходить. Надеюсь, ты все понял?

– Погоди, – произнес Коробов. – Допустим, сейчас ты не врешь, это именно в твоем духе. При подобном повороте… Послушай, а как зовут этого мужика?

– Зачем тебе его имя?

– Чтобы знать, с кем ты обманывала меня всю жизнь…

– Его зовут Марк, – сказала Лина и повернулась к двери.

– Жид… – проговорил Коробов с удовлетворенным смешком. – Я так и знал. Нашла себе богатого еврея. В тюрьме, наверное. А я-то, дурак!

– Да, – сказала Лина, глядя на шероховатую, покрытую толстым слоем масляной краски плоскость двери и чувствуя затылком пустоту позади себя. – Ты согласен на развод?

– Еще бы! – взорвалась криком пустота. И, зная наверняка, что Алексей Петрович Коробов не найдет в себе сил даже подняться с дивана, Лина шагнула в прихожую, плотно закрыла дверь и позвала дочь:

– Катюша! Нам пора.

Девочка сразу выбежала из комнаты к стоящим у кресла заранее приготовленным сумкам. Одну, поменьше, Лина повесила на плечо, а другую уже взяла в свободную руку, когда на столике в прихожей задребезжал телефон.

– Возьми, детка, – сказала Лина, поморщившись, и щелкнула замком, открывая входную дверь.

– Это папу, – подняла к ней лицо девочка, прижимая телефонную трубку к груди, – какой-то дядя Толя.

– Скажи, что Коробова нет, – нетерпеливо велела Лина, и когда дочь, проговорив: «Коробова нету», положила трубку, пропустила девочку вперед, а сама, нагруженная сумками, неловким движением захлопнула дверь. В руке у нее звякнули ключи. Лина с досадой на них взглянула и сунула в задний карман джинсов.

Выйдя из подъезда, она пересекла наискось проезжую часть проспекта и на противоположной стороне, за светофором, остановила машину. Молодой паренек в бейсболке, приподнявшись, протянул руку, открыл правую дверцу и деловито спросил:

– На вокзал?

Город выталкивал Лину из своего безразличного чрева.

Она сидела, выпрямившись, позади вертлявого водителя, глядя, как истаивают в сумерках квартал за кварталом. Мелькнула и пропала улица, где они жили с Манечкой; позади этого входа в метро Коробов, тогда еще женатый, назначал ей, таясь, свидания. Из этого здания, напоминающего сиротский приют, они с мальчиком поспешно бежали с новогодней пионерской елки, чтобы вот в этом крохотном кафе съесть по толстому эклеру, запивая теплым лимонадом из пластиковых стаканчиков… В новом оперном Лина так и не побывала, как, впрочем, и в прежнем, теперь заколоченном и ветшающем театре, который на секунду возник и пропал позади…

Без всякого сожаления она покидала этот скрытый в себе самом муравейник, вселивший в нее чувство убийственной простоты существования. И чем сильнее становилось это чувство, тем глуше был страх, что за все придется расплачиваться.

Там, где ждал ее сын Марка, в этой призрачной, как от начала до конца выдуманная книга, жизни, Лине уже не было места…

Она вспомнила, как Марк воскликнул, узнав о том, что у них будет ребенок: «Не бойся! Пусть мы маленькие и нагие, как зверьки в этой холодной пустыне. Но мы не дадим себя приручить. И все начнем заново. Никто не посмеет сказать тебе: хватит блуждать, спустись наконец на эту паскудно-обольстительную землю».

Город кончился пыльной ладонью привокзальной площади, словно точкой в конце этой, как казалось тогда, лишенной смысла фразы.