Текст книги "Ловушка горше смерти"
Автор книги: Светлана Климова
Соавторы: Андрей Климов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
– Вот, Лилечка, я привел тебе гостя, – произнес адвокат, слегка подталкивая мальчика к необъятному креслу, покрытому потертым узбекским ковром, где, обложенная вышитыми атласными подушками, словно бабочка шелкопряда в коробке с ватой, покоилась пожилая дама в плотном серо-пегом халате, показывавшем край шелковой бледно-розовой ночной хламиды. Ее маленькие ножки, не Достающие до пола, были обуты в розовые же, расшитые бисером комнатные туфли. Голова старушки, покрытая нежным серебристым пухом, оторвалась от подголовника кресла и затряслась в беззвучном смешке. Дрогнул слегка подкрашенный высохший рот, и вдруг совершенно молодым ясным голосом Лилечка произнесла:
– Очень рада, что ты, Митя, позаботился обо мне. Сводня я никого не ждала и совсем было заскучала. Я ведь уже давно никуда не выхожу. – Дама взглянула на мальчика:
– Садись вот здесь, напротив, возьми стул, угощайся, мой дорогой, чем Бог послал. – Она кивнула на столик, где наряду с термосом, чашкой и разбросанными в беспорядке газетами стояла вазочка с конфетами и печеньем.
– Ну, я удаляюсь, – торопливо проговорил адвокат, – у нас дела. Обедать будем все вместе. – И боком, словно стесняясь, он прошел к двери, аккуратно прикрыв ее за собой.
– Как зовут тебя – я запамятовала? – спросила дама, вновь откидываясь в кресле.
– Иван.
– Садись, голубчик, возьми конфету…
– Спасибо, мне что-то не хочется, – сказал мальчик, устраиваясь у ее кресла на невысоком круглом пуфе. Пуф он вытащил из угла комнаты, где на широкой тумбочке с резными дверцами стоял рядом с пустой птичьей клеткой припорошенный легкой пылью «Панасоник». За аппаратом зеленело обвитое плющом, но лишенное штор окно с открытой форточкой и множеством корявых кактусов на подоконнике.
– А кто там жил? – Он кивнул на клетку.
– Попугай, – сказала Лилечка, – Гришенька. Недавно сдох, бедняжка. Я Гришеньку купила еще в Чикаго и привезла с собой. Ты знаешь, что я целых десять лет прожила в Америке?
– Да, я слышал, – кивнул Иван.
– А еще я побывала во многих странах. И ты знаешь, где мне больше всего понравилось?
– Нет, – сказал мальчик, – откуда мне знать?..
– В Риме. Мне очень приглянулся Ватикан. А ты где-нибудь бывал?
– Нет. Вот приехал в Москву… Мы живем на Украине.
– Неужели? – изумилась дама, тряхнув головой столь энергично, что ее сережки с капельками бриллиантов затряслись на плоских мочках больших желтоватых ушей. – Можешь считать, что и ты побывал за границей. Тебе здесь нравится?
– Я еще не видел Москву. Мы только сегодня утром приехали. – Он оглянулся на дверь.
– Сюда не скоро придут. – Дама взглядом своих внимательных глаз цвета вылинявшего ситца перехватила это его движение. – Митя обычно занят, Обедаем мы в три… Так ты знаешь, отчего я, дурочка, почти десять лет проторчала в Чикаго? Иван вздохнул и ответил:
– Наверное, вам Лилия Михайловна, так захотелось.
– Ни в коем случае! – живо откликнулась старушка. – Никогда мне этого не хотелось. А дело было так: мы жили с моей сестрой, Соней в Кузьминках, и скажу тебе, жили замечательно. Мы, правда, не могли так часто выезжать в центр, как раньше, и район был так себе, однако когда я побывала в Чикаго, то наша небольшая квартирка вспоминалась мне как райские кущи. Тебе интересно?
– Да, – сказал Иван.
– У нас была своя компания, пенсия была небольшая, но если нам хотелось чего-то особенного, то я располагала, так сказать, некоторыми средствами, доставшимися мне от родителей. Наш отец был морским офицером, а мама из рода Бобрищевых. Впрочем, это не важно. Они не то чтобы любили меня больше, просто Сонечка так сдуру вышла замуж… и это тоже не важно, все равно тот человек перед войной пропал, а она, бедняжка, осталась одна с ребенком. Не имеет значения и то, что моя племянница, Сонечкина дочь, также ошиблась в выборе.
Когда родился Митя, Соня тотчас же съехала от них, и мы поселились вместе. До этого жизнь моя протекала довольно скучно – этот период тебе будет неинтересен.
Сонечка умерла в восемьдесят третьем…
Ее прервал голос адвоката, заглянувшего после короткого энергичного стука в дверь.
– Лиля, мы хотим с мамой Вани съездить на рынок. Что тебе купить?
Наверное, уже появилась клубника.
Иван приподнялся и нерешительно взглянул на Дмитрия Константиновича.
– Митя, решай сам! – отмахнулась Лилия Михайловна и взволнованно потянулась к мальчику:
– Не уходи, пожалуйста. Дмитрий, попроси его остаться.
Он такой воспитанный юноша, настоящий маленький джентльмен. И у него такие внимательные глаза… Я обязательно приготовлю ему подарок на память.
Иван, чувствуя, как горит лицо, вновь опустился на свое место. Адвокат, прикусив полную нижнюю губу, пробормотал:
– Ванюша, мы очень скоро вернемся, к тому же Лина просит, чтобы до обеда я свозил тебя посмотреть дом Манечки… Хорошо?
Мальчик кивнул и вновь поднялся, так как старушка, выбравшись из своего гнезда, сделала шажок к адвокату и взяла его под руку. Она была ему по плечо и казалась настолько хрупкой, что рядом с ней невысокий и полноватый Дмитрий Константинович выглядел атлетом. Иван с испугом понял, что даже ему она едва достает до подбородка.
– Я буду ровно через секунду, – игриво проворковала дама, взглянув на Дмитрия Константиновича, – не откажи в любезности проводить меня.
Оставшись в одиночестве, мальчик взял леденец, машинально сунул его за щеку и достал из кармана брюк свои дорожные шахматы, водрузив их на столик рядом с футляром для очков.
Тем временем дама вернулась в комнату и, постанывая, взобралась на кресло, при этом атласная туфелька соскользнула с ее босой желтой ступни.
– Ох, – скрипуче проговорила она, – хотелось бы в рай, да грехи… Это твоя мама с Дмитрием в прихожей? Иван кивнул.
– Красавица, и осанка королевская, – заметила Лилия Михайловна, устраиваясь в подушках, – а вот женщины нашего рода все были мелковаты… Итак, продолжим?
– А может, сыграем в шахматы? – предложил мальчик. – Вы умеете?
– Д – ответила она, – только твои для меня не годятся, я и вижу уже неважно, но главное – фигуры малы. Пальцы не держат. Знаешь что, сходи-ка в кабинет к Мите, там в стенном шкафу, кажется, на второй полке, есть большие, еще довоенные…
– Можно, да? – обрадованно спросил мальчик. – А Дмитрий Константинович не рассердится?
Лилечка слабо махнула рукой и проговорила:
– Но прежде убери все со стола на буфет. Иван унес вазу и тарелки, бросил очечник на подушки, газеты на диван, а свои шахматы сунул обратно в карман. Прежде чем отправиться в кабинет к адвокату, он попил воды на кухне и в тишине пустого дома прошел мимо двери Лилечки в соседнюю комнату. Там, так же как и в гостиной, окно находилось прямо напротив входа, но уже безо всяких цветов. Сама комната была светлой, просторной и очень чистой. У окна стоял массивный письменный стол со стопкой бумаг, малахитовым письменным прибором, отделанным бронзой, парой книг и телефонным аппаратом. Кресло располагалось боком на черно-красном ковре, спинкой к окну, а напротив него стоял стул с высокой спинкой и сиденьем, обитым малиновым рубчатым бархатом. На стуле лежала мамина сумочка. Таким же бархатом были обиты причудливый диван в углу и два небольших кресла перед застекленными шкафами из светлого дерева, набитыми книгами. В нише стоял большой телевизор, а на нем – видеомагнитофон. Вся эта техника была новой и дорогой и как-то не соответствовала мебели, исключая шкафы и вращающееся кресло позади письменного стола, рядом с которым он обнаружил небольшой сейф, подмигивающий зеленым огоньком сигнализации. На стенах и здесь имелось множество картин.
Иван открыл шкаф и сразу же увидел шахматы. Он осторожно взял их и возвратился в комнату старой дамы, но когда открыл дверь, ему показалось, что та спит. Однако мальчик ошибся: его встретили такой радостной и нетерпеливой улыбкой, что он устыдился своих мыслей.
– Ты, мой дорогой, расставь фигуры, а я пока закончу свою историю! – воскликнула Лиля. – Согласен? Иван был согласен.
– Итак, Соня умерла от инфаркта, – вздохнула Лилия Михайловна, – во сне. Вечером попила чайку, погрызла сухарик, а утром не проснулась. Завидная смерть… Однако я осталась одна и страшно затосковала. Прилетел брат – он моложе нас на четырнадцать лет – и в конце концов уговорил меня поселиться у него. Откуда мне было знать, что все обернется этими страшными снами? Мне постоянно снился этот город… сначала времен нэпа, впрочем, ты не можешь знать, что это такое – дворники, белые московские калачи… Не важно. Потом, очень часто, – бледное солнце, поднимающееся над серыми домами. Что говорить, Чикаго был мне ненавистен с первого дня, хотя жили мы в большом собственном доме в пригороде и меня, несмотря на ,мой ужасный характер, вежливо терпели, возили по белу ? свету и ни в чем мне не отказывали. У меня был собственный счет в банке, который открыл на мое имя брат… Однако по-русски я разговаривала только с попугаем. В общем, я приняла решение вернуться сюда. Что называется – умирать… Ты можешь мне это объяснить?
– Зачем? – спросил мальчик, не отрывая глаз от клеток доски, потому что, пока женщина говорила, успел разыграть небольшую партию. – Простите. – Иван смещал фигуры и аккуратно расставил их вновь. – Моя бабушка Маня тоже тосковала по Москве… Вам здесь было хорошо?
Старая дама неуверенно кивнула.
– Вы какими будете играть? – Он взглянул на нее. – Наверное, белыми? Я придвину столик… Здесь не хватает одной пешки, я заменил ее вот этим, – мальчик показал крошечный плоский пустой флакончик из-под духов, – и короля, поэтому будьте внимательны – я ставлю вместо него другую вещицу. – На шахматную доску рядом с фигурой королевы встал вырезанный из слоновой кости пятисантиметровый Будда, как бы выныривающий из складок своего одеяния обнаженным круглым животом, где на месте пупка находился крошечный рубин.
Глаза, рот и уши Будды были закрыты тремя парами его рук…
Когда адвокат заглянул в комнату Лилии Михайловны, партия развивалась полным ходом. На носу у старушки были дымчатые цейсовские очки с толстыми стеклами, а взлохмаченный Иван яростно грыз яблоко.
* * *
Они вошли в кабинет, и адвокат усадил Лину на малиновый стул, а сам устроился по ту сторону стола в своем вращающемся кресле; напольные часы, стоявшие в тени сбоку от шкафа, показывали одиннадцать часов московского времени. Дмитрий Константинович по привычке покосился на них и перевел взгляд на лицо Лины, отметив, что она явно нервничает.
– Как ты жила все эти годы? – спросил адвокат. – последнее время я не имел о тебе никаких известий.
– По-разному, – ответила Лина, откидываясь на стул и кладя сумочку себе на колени. – Как все. Заботы. Ну и понимание того, что из потока жизни вырваться с годами становится все труднее.
– А мальчик? Расскажи мне о нем.
– Дмитрий Константинович, – произнесла Лина, взглянув на адвоката мгновенно потемневшими напряженными глазами, – мне иногда кажется, что мы с вами играем в какую-то бесконечную путаную игру, в которой, помимо множества слов, нет никакого смысла. Вы спрашиваете об Иване? Что я могу о нем вам сказать – мальчик перед вами. Он рос со мной, однако закрыт для меня так же, как и в первый день после рождения. Но если человек виден прежде всего своими поступками, то по отношению к Ване я не могу произнести ни одного упрека. Что же до его характера или психологии – я люблю его таким, каков он есть. Сказать, что он хороший мальчик, – значит ничего не сказать.
– Этого достаточно, Лина, – проговорил адвокат, и улыбка погасла на его лице. – Кстати, тебе не кажется, что он как две капли воды похож на Марка?
– Не кажется.
– Лина, – воскликнул Дмитрий Константинович, мы и в самом деле занимаемся опасными вещами, ведь в произнесенном тобой только что ответе нет ни капли правды! И ты сама об этом знаешь.
Лина молчала, лишь пальцы ее теребили замок сумочки, пока наконец она не остановила эти судорожные движения, вынув сигареты и зажигалку.
Адвокат грузно поднялся, вышел на кухню, возвратился, держа керамическую, простенькую, с поцарапанным Дном пепельницу, и, придвигая ее, сказал:
– Я не понимаю, почему ты не признаешь очевидного. Сегодня утром, на перроне, как только я его увидел, во мне все перевернулось: рядом с тобой стоял маленький Марк. Мы выросли вместе. Хочешь, я покажу его фотографии?
– Нет, – вздрогнула Лина. – Зачем тебе все это нужно, Митя? Не вторгайся в нашу жизнь!
– Почему вы приехали? – спросил адвокат, садясь. – объясни наконец, что движет тобой? Ведь все эти годы я ждал…
– Хорошо, – перебила его Лина, гася сигарету. – Так даже проще. Я здесь, чтобы попросить у вас денег, Дмитрий Константинович.
– И только?
– Мне нужна крупная сумма, – быстро проговорила Лина, – и не спрашивайте зачем. Я прошу разово выплатить… – Она запнулась. – Пособие Ивана и занять мне под проценты на два года десять тысяч долларов…
– Нет проблем, – усмехнулся адвокат.
– Да?
– Конечно, Лина.
– Я хочу как можно скорее возвратиться в Харьков.
– Как тебе будет угодно. Деньги получишь завтра у меня на работе. Мы оформим бумаги, а вечером я посажу вас в поезд.
– Спасибо.
– Отлично, – добродушно проговорил Дмитрий Константинович, и Лина недоверчиво на него взглянула. – А до завтра вы погостите у меня и тетушки. Мы пообедаем вместе, я покажу Ване Москву, а вечером, если хочешь, мы можем куда-нибудь отправиться…
– Мне бы не хотелось огорчать вас, но у меня нет желания куда-либо идти, я лучше останусь здесь. Вы можете свозить Ваньку в Измайлово.
– Как прикажешь! – совсем уже радостно воскликнул адвокат. – Но на рынок-то ты согласишься меня сопровождать?
– Да.
– Тогда поехали! – Дмитрий Константинович боком выбрался из-за стола, подхватил совершенно растерянную Лину под руку и торопливо, едва не подталкивая, повел в коридор. – Жди меня в прихожей…
Лина, поджидая адвоката где было ведено, так и не увиделась с сыном.
Дмитрий Константинович вывел из комнаты крохотную взъерошенную старушку, которая, тут же бросив его руку, независимо направилась в сторону кухни, не удостоив Лину даже взглядом. Адвокат возился с ключами, когда она, возвращаясь, на секунду остановилась возле них и произнесла:
– Здравствуйте, дорогая! Митя, на рынке купи мне и молодому человеку немного изюму. Выбирай чистый и без косточек.
– Будет исполнено, Лиля.
– А вы, милочка, – сказала пожилая дама, – проследите пожалуйста, чтобы он, – тут тетушка небрежно кивнула в сторону Дмитрия Константиновича, – не покупал мне никакого искусственного хлеба, чтобы не забыл о минеральной воде и соке для вас и мальчика.
– Хорошо, – кивнула Лина. – Мы сделаем все, как вы говорите, Лилия Михайловна…
Адвокат, посмеиваясь, вытащил ее за дверь.
– У меня бы никогда не хватило терпения ладить со стариками, – сказала она адвокату.
– Этому быстро учишься, – ответил Дмитрий Константинович, распахивая перед бывшей подзащитной дверь парадного, – стоит лишь подумать о том, что и ты сам когда-нибудь, Бог даст, достигнешь столь почтенного возраста.
В машине Лина смотрела в окно, рассеянно слушая приглушенный голос своего спутника. Она не узнавала Москву, и это было неудивительно. Там, где она жила все эти годы, ничто не стало ей близким, потому что только в этом огромном, утомленном, но трепетно живом городе она чувствовала себя свободной; здесь иначе дышалось, чем в ватной сонливости провинциальных будней. Быть может, кому-нибудь здесь и недостает покоя, однако Лина ни малейшей ностальгии по Харькову не испытывала…
– Что ты спросил? – вздрогнула Лина, когда Дмитрий Константинович дотронулся до ее плеча.
– Извини, – произнес он, – можешь не отвечать, но все-таки: зачем тебе понадобилась такая внушительная сумма?
– Все достаточно банально, – помедлив, произнесла Лина. – Коробову необходимо до осени вернуть долг.
– Ясно, – сказал адвокат. – У вас плохо с деньгами? Он не работает?
– Не в этом дело, Митя, – усмехнулась Лина. – Алексей позволил вышвырнуть себя на обочину, и причина не в той ошибке, которую он совершил, не умея разобраться в переменах, которые на всех обрушились. Он дал себя обмануть и не нашел сил сопротивляться обстоятельствам.
– Понимаю, – произнес адвокат. – Ну вот, приехали. Eсли хочешь, посиди в машине, нечего тебе там толкаться.
Лина осталась. Ей захотелось курить, она на четверть опустила стекло и, склонившись, машинально открыла бардачок, чтобы поискать там сигарету. Так она поступала, когда они с Коробовым еще выезжали на машине и он позволял ей брать сигареты с собой.
Дмитрий не курил, но здесь находились и сигареты, и спички. Лина увидела кассету и, поставив ее, нажала клавишу магнитофона. Затем откинулась на сиденье, слушая незнакомый блюз. Щемящее чувство осторожно и обреченно коснулось ее сердца, и она поддалась ему. «До чего же я устала», – подумала Лина, прикрывая глаза.
Щелкнула дверца машины, и она выпрямилась, глядя, как взмокший Дмитрий Константинович загружает на заднее сиденье набитую спортивную сумку.
– Наткнулся даже на любимый тетушкин хлеб, – сказал он, отдуваясь. – Как ты?
– Без осложнений, – усмехнулась Лина.
– Ты не хочешь пить?
– Нет.
– Тогда поехали! – воскликнул адвокат, тяжело опускаясь на сиденье рядом с ней. – Я купил Ване подарок. Очень хороший набор фломастеров. Думаю, ему понравится.
– Он совершенно не умеет рисовать, – сказала Лина, – мы просто намучились с ним. Мне даже пришлось совать подарки его учительнице рисования, когда ему светила двойка. Коробка конфет каждые праздники.
Адвокат взглянул на нее и промолчал.
– Впрочем, она в конце концов махнула на него рукой. Это осталось единственной нашей школьной проблемой, – проговорила Лина. – Куда мы едем, Митя? Я думала, что… Дмитрий Константинович, зачем вы меня сюда привезли?
Машина стояла перед домом Марка на проспекте Мира.
– Мне нужно поговорить с тобой, Лина! – сказал адвокат. – Это очень важно.
– Почему здесь?
– Лина, скажи мне, когда впервые ты поняла, что твой ребенок – сын Марка?
– Я… Сразу, когда увидела его на вокзале вместе с Манечкой. Ему было пять лет. Он не был в то время похож на Марка так, как позже, лет с десяти, но что-то в его глазах… Ты это хотел услышать? Да, Ваня – сын твоего друга.
– Почему же ты, – произнес адвокат, – мне… сказала не правду в тот последний мой приезд? Ты хотела сохранить семью? – Он кивнул:
– Я понимаю…
– Я боялась, что ты отнимешь у меня сына, – перебила его Лина. – Почему?
– Не знаю. Это единственный безумный страх, который преследовал меня с тех пор, как ребенок ожил во мне. Я боялась его потерять.
– И ты решила спрятать мальчика за чужой спиной?
– Я думала, что Алексей мне не чужой, – сказала Лина. – Я возьму сигарету?
– Конечно.
– Ты ведь не куришь, Митя? Как и… Марк. А у тебя в машине лежат сигареты.
– Зато мои клиенты курят.
– Я тоже из их числа?
– В каком-то смысле… Лина, а ты знаешь, почему Марк очень хотел сына?
– Теперь знаю.
– Прошу тебя, давай поднимемся в квартиру.
– Зачем?
– Не спрашивай. Сделай это для меня, – сказал адвокат, открывая дверцу, обходя спереди автомобиль и помогая Лине выйти.
На миг задержавшись, она спросила:
– Могу я взять у тебя там солнцезащитные очки? Это твои? Спасибо. У меня болят глаза…
Они поднялись на двенадцатый этаж, и адвокат отпер входную дверь, а затем толкнул ее, пропуская Лину. Она вошла, ощутив свежий прохладный воздух из открытого окна кухни и даже сквозь сумерки темных стекол увидев, как все в доме чисто прибрано. Здесь ничего не изменилось… На маленьком столике стояли цветы, на стенах висели картины.
– Я забыла сигареты, – хрипло сказала Лина.
– Сейчас. – Дмитрий Константинович повернулся было к двери, но она остановила его:
– Не нужно… Здесь как будто кто-то живет… Я сяду.
– Ну, это объясняется просто, – засмеялся адвокат. – Когда ты сообщила, что выезжаешь, я примчался сюда и навел порядок. – Он устроился в кресле напротив женщины. – Вообще-то, если честно, я здесь понемногу жил, пока не соединился с тетушкой… После суда в течение пяти лет за этой квартирой присматривали. Затем я ее приватизировал, оформив документы на твое имя. Когда я впервые приехал в Харьков, у меня был сложный период, и я решил поговорить с вами об этом позднее. Во второй раз я понял, что говорить с тобой бессмысленно, и, возвратившись, переоформил квартиру на имя твоего сына, хотя, признаюсь, эту идею оказалось не так легко привести в исполнение. Ведь ты – законная наследница, но в то же время не проживаешь в Москве, состоишь в другом браке, а мальчик…
– Я поняла, – сказала Лина. – Так в чем же заключался твой замысел?
– Все очень просто. Так как Ваня в конце концов вырастет и станет самостоятельным человеком, он получил бы эту московскую квартиру независимо от тебя. Я решил подождать, пока не настанет время объявить ему завещание отца…
Однако ты приехала раньше.
Лина сняла очки и взглянула на адвоката. Лицо ее было бледным и непроницаемым, казалось, ей очень трудно пошевелить пересохшими губами, чтобы произнести:
– Дмитрий Константинович, Митя… Теперь ты все знаешь об Иване, и я не могу отрицать того факта, что ты действовал последовательно. Я благодарю тебя за участие. Однако ты поставил меня в чудовищное положение: пусть даже и через несколько лет, но я должна объяснить сыну существование этой квартиры в Москве.
Я должна буду признать, что все эти годы его обманывала и что Коробов не его отец. Что его родной отец… умер и завещал ему эту квартиру и что теперь он, то есть мой сын, свободен выбирать между мной и этим, – Лина резко махнула позади себя, – между своей матерью и возможностью жить в столице.
– Чего же ты хочешь? – холодно сказал адвокат. – Чтобы он жил и дальше с тобой и Коробовым, чтобы он носил чужую фамилию и даже имя? Да-да, имя. Марк хотел назвать его собственным именем, и я уверен, ты не была бы против. Не перебивай меня, пожалуйста, Лина. Ты хочешь, чтобы я не сделал того, о чем меня просил мой единственный друг, – не позаботился о его ребенке? Когда я увидел тебя… в окружении семьи, признаюсь, мне было уже все равно, как ты будешь жить дальше, но я дал себе слово – выполнить свое обещание Марку. И вот что я тебе скажу: ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится, – уезжай, я дам тебе денег, верни долг, живи по-своему. Но придет время – и твой сын все узнает.
– Нет, Митя, прошу тебя…
– Что – «нет»?
– Я не хочу, чтобы мальчик знал о том, что его отец умер по моей вине.
– Глаза Лины покраснели, и она, судорожно схватив очки, сжала их в кулаке.
Оправа хрустнула.
Адвокат растерянно взял очки из ее рук и пробормотал:
– Прости меня, Лина, но ты неверно меня поняла. Ведь никто, кроме вас двоих, не имеет права касаться этой темы, если ты сама не захочешь…
– Митя, но ты ему не расскажешь?! Он возненавидит меня! Я не хочу его терять! – Лина вздрогнула и, заплакав, отвернулась.
– Успокойся! – Адвокат вскочил. – Дорогая моя… Я сейчас принесу воды… Ведь я хотел тебе сообщить, – он выбежал на кухню, вернулся со стаканом и стал неуклюже совать его Лине, – что всего лишь намерен, когда ему исполнится восемнадцать, ввести сына Марка в наследство. Успокойся, как ты меня напугала, ты такая бледная, Лина, сядь, расслабься… Я еще не все тебе сказал.
– Ну что еще? – слабо выдохнула Лина, откидывая голову на спинку кресла. – Послушай, Митя, ты сегодня сведешь-таки меня с ума…
– Ничего особенного я тебе больше не сообщу, – произнес адвокат. – Твой сын, по завещательному распоряжению Марка, получит довольно-таки крупное наследство, то есть даже по нынешним временам он человек вполне обеспеченный. И знаешь что, Лина, ведь тебе совершенно не обязательно оставаться в Харькове.
Реши все с Коробовым, забери дочь и переезжай в Москву. Жилье у вас есть, в этом районе прекрасная школа, ты сможешь жить на проценты, тебе не придется даже работать. Зачем тебе возвращаться туда?
– Митя, я должна вернуть долг, – сказала Лина, как бы не слыша его последних слов, – я не могу все так бросить.
– Прекрасно! – воскликнул адвокат. – Ты поедешь, возвратишь деньги и…
Я могу поехать с тобой, да-да, конечно, я еду с тобой! Послушай меня внимательно: при передаче такой суммы необходим свидетель. Я твой адвокат, я веду дела твоего сына… Я потребую расписку.
– Эта бумажка не может иметь никакого значения. Присутствие свидетеля обязательно; пожалуйста, ты вправе потребовать расписку о погашении долга, но только засвидетельствованную третьим лицом.
– Ты наверняка это знаешь?
– Да.
– Хорошо, я сделаю, как ты советуешь, – сказала Лина, – однако я не могу сейчас что-либо ответить на твое предложение поселиться с детьми в Москве.
А ка же Алексей? О Господи. – Она встала. – Дай мне опомнится и подумать, Митя!
Дмитрий Константинович, совершенно обессиленный, смотрел, как Лина прошла по комнате и, коснувшись пальцами двери спальни, резко обернулась.
– Митя, – сказала она, – уйдет отсюда, прошу тебя. Вечером я сообщу тебе свое решение…
В машине Лина молчала и, глядя Прямо перед собой, беспрерывно курила.
Они доехали быстро и, не говоря ни слова друг другу, прошли в дом. На кухне хлопотала невысокая пожилая женщина, которой Дмитрий Константинович вручил сумку с продуктами и помог разгрузите ее. Пока он совещался с ней по поводу обеда, Лина укрылась в ванной, где привела в порядок лицо и волосы, и, узнав у Дмитрия, как можно отгладить измятое в дорожной сумке платье, разложила его у окна в гостиной на гладильной доске. Когда она взялась за утюг, в комнату торопливо вошел мальчик и воскликнул:
– Лина, ты уже вернулась!
– Да. – Она улыбнулась. – А как ты? Не скучаешь? – Что ты! – ответил он, возбужденно блестя серыми глазами, а затем внимательно и серьезно взглянул на нее:
– Знаешь, эта Лилия Михайловна – Потрясающая женщина!
Обед был бы похож на все хлебосольные московские обеды минувших благополучных времен, не будь он сдобрен ядовитыми комментариями Лилии Михайловны. Расспросив Дмитрия Константиновича, какие новшества замечены им на рынке, она долго сравнивала цены, что, в свою очередь, подвигло ее к воспоминаниям. Лина без аппетита смотрела в тарелку, но ни мальчику, ни адвокату ее печальное лицо не мешало энергично утолять голод. Словоохотливая старушка с удовольствием на них поглядывала, поклевывая не без 326 брезгливости какой-то салат.
– Вот что, Митя, – вдруг проговорила Лилия Михайловна, – почему это я на столе не вижу вина?
– Я не пью, ты ведь знаешь, – с набитым ртом отвечал адвокат, – а тебе, кроме кагора, врач не позволяет никаких крепких напитков.
– Ну так принеси, что там твой врач позволяет…
– Нету, – буркнул Дмитрий Константинович, – ты, моя дорогая, еще три дня назад все опустошила.
– В былые времена, – недовольно проговорила старушка, – у нас с Соней постоянно имелись запасы. На случай дождливой погоды или гостей. Для долгих дружеских бесед – мадера… Мой попугай Гриша, к примеру, очень любил шартрез.
Мальчик улыбнулся.
– Да, Ваня, пусть тебе это не кажется странным. Он любил капельку крепкого напитка и подсоленные орешки. А я между тем кагор не переношу, как и эту рыбу, которую ты велел приготовить Антонине Степановне.
– Это не рыба, Лилечка, – возразил адвокат, вздыхая. – У тебя на тарелке тушеный кальмар под майонезом. Моллюск. Кстати, и приготовлен он мной лично.
– Это не повод для бахвальства, – хмыкнула Лилия Михайловна. – Вот и ешь его сам… А вам, милочка, этот моллюск нравится? – повернулась она к Лине.
– Да.
– Удивительно! Скажу вам по секрету, Митя меня кормит черт знает чем.
– Тетя шутит, – улыбнулся адвокат.
– А вы к нам надолго? – Дама продолжала беседу с Линой, не обратив внимания на реплику Дмитрия Константиновича.
– Нет, завтра вечером мы уезжаем.
– Не может этого быть! – воскликнула Лилия Михайловна. – Вы должны остаться у нас погостить. Впрочем, если так уж необходимо – уезжайте, но мальчик пусть еще побудет с нами.
– Верно, – заметил адвокат, – наконец-то я слышу здравые речи, тетушка…
Лина взглянула на него, однако промолчала. Иван, сидевший рядом, тронул ее за локоть. Лина повернула голову, и он умоляюще посмотрел на мать. Мальчик впервые о чем-то просит, подумала она. Пожав плечами гостья сказала адвокату:
– Мне кажется, что мы выбрали неудачное время для обсуждения этого вопроса. Иван, не дергайся, а ты, Митя любишь торопить события.
– Виноват, – проговорил адвокат, – кругом виноват: и обед плох, и перестройку именно я затеял, и вина забыл подать, и тебе не угодил…
– Вот что! – ревниво воскликнула Лилия Михайловна. – Прекратите вздорить. Мальчик остается со мной, нечего ему туда-сюда сновать, а вы занимайтесь своими делами. Что до меня, то я отправляюсь к себе отдохнуть, ты же, мой дорогой приходи вечерком, и продолжим игру. Спасибо, Митя, за обед.
Она позволила адвокату проводить себя, а Иван помог Лине убрать со стола. Он стоял у мойки и молча мыл посуду, когда со смущенным смешком Дмитрий Константинович возвратился в кухню.
– Тетушка в ударе, – сказал он. – Чем это ты, Ваня, ее так обольстил?
– Она выиграла у меня пару партий, – ответил мальчик, не отрываясь от работы.
– Ты ей поддался?
– Ну надо же одинокой пожилой женщине дать возможность почувствовать себя счастливой, – проговорил мальчик, стряхивая капли. – Я закончил, мама.
– Спасибо, – произнесла Лина.
Она сидела в уголке, положив руки на пустой уже стол, в своем нарядном шелковом летнем платье, которое выгладила перед обедом, с ниткой фальшивого жемчуга на высокой шее, с прямыми подложенными плечами, и мальчик, переглянувшись с адвокатом, приблизился к ней.
– Линочка, ты не хочешь поехать с нами взглянуть на дом, где жила бабушка? Лина покачала головой.
– Я что-то устала, – сказала она.
– А мне можно?
– Отчего же, – проговорила она и усмехнулась. – Если Дмитрий Константинович тебя пригласил, поезжай.
Она смотрела на своего сына, слегка задетая переменой, произошедшей с ним в этом доме. Она редко видела его таким – оживленным и одновременно уверенным, словно ему дышалось здесь совершенно легко.
– Поезжайте ненадолго, Митя, заодно можете купить мне билет на завтра.
– Так я остаюсь, мама? – воскликнул мальчик.
– Да.
– А когда ты вернешься за мной?
– Не знаю, я позвоню. У Дмитрия Константиновича нет времени, чтобы развлекать тебя. Для начала следует определиться, где ты проведешь каникулы…
– Я не хочу с Коробовым в лагерь…
– Тебе и не предлагают ничего подобного. В то же время провести все лето в Москве тоже не выход.
– Ну что ты! – сказал мальчик. – Я еще и города толком не видел…
– Давай не будем загадывать, – произнесла Лина, – я разберусь с делами дома и позвоню. Повторяю, Дмитрий Константинович чрезвычайно загружен…
– Лина, – перебил ее адвокат, – и в самом деле, не будем ничего загадывать. В конце концов, если тебя так беспокоит, что Иван будет находиться в городе, я свезу его на недельку к своим родителям на дачу. Позагорать. А теперь пойдем, я покажу, где вы будете сегодня спать.
