Текст книги "Ловушка горше смерти"
Автор книги: Светлана Климова
Соавторы: Андрей Климов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Он провел их в гостиную, где для Лины раздвинули диван, а мальчику принесли из комнаты тетушки квадратный пуф и поставили его между повернутых друг к другу глубоких кресел. Поверх сооружения было брошено толстое верблюжье одеяло.
Однако на этом проваливающемся в середке ложе мальчик все равно не поместился.
– Пусть Ваня лучше ляжет со мной, – сказала Лина, с насмешливым интересом наблюдая за тем, как адвокат сокрушенно чешет в затылке. – Ничего, одна ночь – это недолго.
Лина ошибалась. Когда через пару часов мужчины вернулись и она сообщила Дмитрию Константиновичу обо всех звонках, которые мешали ей, подремывая, смотреть телевизор, затем согрела чайник на кухне, а мальчик сразу же отправился проведать Лилию Михайловну, адвокат сказал ей:
– В Измайлове мы побывали. Билет также купили. Я забыл отключить телефон, обычно мне много звонят по вечерам. Извини.
– Ничего, – пробормотала Лина.
– Ты очень устала?
– В общем, да.
– Лина, завтра с утра мы займемся делами. Я покажу тебе все документы, мы получим в банке деньги, заедем купить кое-что из одежды Ивану и обсудим, что тебе необходимо сделать в Харькове, чтобы ты с дочерью вернулась сюда уже насовсем…
– Ты так говоришь, будто все уже решено, – сказала Лина. – Пойдем, чай остынет. Я не могу тебе дать ответ и сейчас.
– Почему?
– Выходит так, – произнесла Лина, нахмурившись, – что я одним своим согласием, одним движением перечеркиваю свою почти десятилетнюю жизнь. Из-за чего? Из-за того, что ты предлагаешь нам безбедное существование?
– Тебе выбирать, Лина, – пожал плечами адвокат. – Что плохого в моем предложении? Я повторяю: ты свободна распорядиться своей жизнью, как тебе заблагорассудится, но мальчика я тебе не отдам.
– Не говори так!..
В комнату заглянул Иван.
– Извините, Лилечка требует вас, дядя Митя. Мама, я помогу, не трогай эти кресла.
Дмитрий Константинович, прихватив пуф, ушел к тетушке, а Лина с мальчиком быстро расставили мебель по местам и постелили простыни на диване.
– Ты будешь чай? – спросила она.
– Нет, – ответил мальчик, – я немного почитаю Лилии Михайловне перед сном и лягу. Тебя подождать?
– Да.
Она проводила его взглядом и пошла на кухню, где адвокат сидел в одиночестве. Был он молчалив и к прерванному разговору не возвращался.
– Митя, – сказала Лина, – ты можешь обещать мне выполнить мою просьбу?
– Конечно. – – Не рассказывай ничего Ивану без меня.
– Обещаю.
– Я позвоню, и мы окончательно решим, что делать дальше.
– Хорошо. Налей мне покрепче, пожалуйста, а я сейчас принесу тебе письмо Манечки.
– Она писала тебе?
– Это было единственное письмо, которое Мария Владимировна отправила перед поездкой к тебе. В нем она сообщила о рождении твоего сына… Как вы с ней ладили?
– Мама мне очень помогла. Она все-таки уехала оттуда к Оксане, уговорив меня отпустить ее с ребенком. Теперь я понимаю, что она во многом была права.
Спасибо, что ты позаботился о нас тогда.
Адвокат махнул рукой. Немного погодя он возвратился, неся конверт, а Лина придвинула ему чашку.
– Я пойду, – сказал он, – допью у себя в кабинете. Мы завтра рано встаем. Иван сам покормится?
– Конечно, он привык…
– Тогда спокойной ночи. – Адвокат подошел к Лине и, как много лет назад, когда он изредка отвозил ее домой после вечеров у Альбины, обнял и поцеловал в щеку.
Она устало усмехнулась.
– Ты постучи мне, – сказала она.
Оставшись одна, Лина медленно развернула листки бумаги в линейку, исписанные знакомым, каллиграфически правильным почерком Манечки. Ей не нужно было ехать на Парковую – она помнила ее каждую секунду. Она помнила даже, где лежала тетрадка, из которой Манечка надергала эти листки. Тетрадка находилась в тумбочке, на которой стоял их телевизор, и была в мышино-серой обложке с пятном от опрокинутой бутылочки с ярко-красным лаком, которым пятнадцатилетняя Лина красила ногти, одновременно глядя на экран.
Она дважды прочла письмо и выкурила последнюю за этот длинный день сигарету. В доме было тихо, и, чтобы не нарушать тишину, Лина, не заходя в ванную, прошла в своем нарядном платье прямо в гостиную, где горел настенный светильник и спал мальчик.
Сейчас она совершенно не чувствовала усталости. Лина присела на край мягкого дивана и посмотрела на сына. Он спал, ровно дыша, голый по пояс, и розоватый свет золотил его растрепанную макушку. У него были длинные пальцы и аккуратно подстриженные ногти, а на тыльной стороне ладони розовела свежая царапина. Другая рука лежала ее подушке.
Лина взглянула на сумку с вещами, перевела взгляд на стул – там висела ее ночная сорочка в цветочек, а рядом в кресле, лежали вещи мальчика – потертые джинсы, свернутые вчетверо, футболка, носовой платок. Его дорожные шахматы находились на столе. Лина погасила свет, не раздеваясь, легла рядом с сыном – и ненадолго провалилась в сон, до осторожного утреннего стука Дмитрия Константиновича в полуприкрытую дверь гостиной.
* * *
Лина вошла в свою харьковскую квартиру около одиннадцати утра. Коробова не было, однако следы его пребывания в доме отчетливо свидетельствовали, что он жив и здоров. Даже чересчур отчетливо – в ванной Лина обнаружила скомканное полотенце, брошенное в спешке в раковину, и там же бритвенные принадлежности.
Чемодан находился в шкафу, спортивная обувь была, как обычно, задвинута под кушетку в его комнате, однако ни парадного костюма, ни денег, оставленных перед отъездом Линой, ни пижонского кейса Алексея не было видно.
Вчера Лина Коробову не дозвонилась. День промелькнул мгновенно, адвокат после обеда уехал, а сам обед затянулся надолго по причине гостей Лилии Михайловны, все сплошь смешливых старушек, которым так понравились харьковская гостья и мальчик, что Дмитрий Константинович, виновато шепнув ей в прихожей:
«Мне срочно необходимо по делу, к семи будь готова», – попросил Лину присмотреть за подружками тетушки, без меры отдававшими должное кагору…
Трижды она набирала домашний харьковский номер, но трубку так никто и не поднял. Лина решила было, что Алексей Петрович уехал раньше времени в лагерь, однако сейчас, обследовав свое жилище, поняла, что туда он даже и не собирался. Холодильник оказался практически пустым. Но продуктов, которые московская компания собрала ей в дорогу, узнав, что «мама Ванечки вечером уезжает», оказалось достаточно для прикрытия этой бреши. Кроме двух банок растворимого кофе, пачки чаю и коробки конфет старушки насовали ей апельсинов, консервов, сыру и даже всучили половину вареной курицы. Сумку Лины в купе внес адвокат, аккуратно поместив ее в нишу под нижней полкой. Внутри, на самом дне, покоились завернутые в газетную бумагу пятнадцать тысяч долларов, о чем было сообщено Дмитрию Константиновичу, пока они шли к поезду. Адвокат заметил, что деньги лучше бы было везти «на себе», но Лина нервно отмахнулась, и он эту тему завершил просьбой добираться с вокзала на такси и сразу же сообщить, как она доехала.
Иван провожал мать, не отрывая глаз от ее лица, и Лина, чувствуя его тревогу, изо всех сил пыталась казаться веселой. Они впервые расставались при столь неопределенных обстоятельствах, о чем мальчик даже не догадывался, а Лина старалась об этом не думать. И когда поезд тронулся, мужчины еще немного постояли на перроне, а Лина, войдя в купе, сразу взяла постель, выкурила сигарету, накинула халат и легла, отвернувшись к рубчатой холодной стенке. Она уснула тотчас и спала до самого рассвета, даже не успев удивиться легкости своего расставания с сыном…
Было около двух, а Коробов так и не появился. Побродив по дому, Лина наткнулась на его записную книжку, забытую около телефона в прихожей.
Опустилась в кресло, полистала ее и позвонила в пару мест, где он весной иногда отсиживался. Там с легким недоумением ответили, что Алексей Петрович к ним давно не заглядывал. Лина машинально продолжала листать потрепанную книжицу, пока не наткнулась на слово «долг», написанное почему-то печатными буквами, и рядом – шестизначная цифра без имени. Лина, помедлив, набрала и этот номер.
– Здравствуйте, – сказала она, – это Полина Андреевна, жена Коробова.
– Сейчас, – ответил женский молодой голос.
– Слушаю, Полина Андреевна, – через минуту произнес мужчина, и Лина сразу его узнала.
– Мне нужно с вами встретиться, – сказала она, – чтобы выполнить то, что я вам обещала, когда вы приходили к нам… – А где Алексей? – перебил ее мужчина. – Простите, – произнесла Лина, – как вас зовут? – Анатолий Владиславович.
– Вы, очевидно, понимаете, о чем я говорю, Анатолий Владиславович?
– Да.
– Тогда при чем тут Алексей? Когда мы могли бы встретиться?
– Завтра в десять у вас дома. Я имею в виду утра.
– Хорошо, – помедлив, проговорила Лина, – завтра в десять, но не у меня. Могу я вам вечером перезвонить?
– Договорились, – сказал мужчина, – звоните к нам на дачу. – Он продиктовал телефон. – Информацию, если меня не будет, оставьте жене…
– Погодите, – раздельно выговаривая слова, произнесла Лина, – мне хотелось бы, Анатолий Владиславович, чтобы вы приехали туда, где я вам назначу встречу, один. Без сопровождения. И будьте добры, заранее приготовьте расписку.
– Где ваш муж? – спросил мужчина. – С ним все в порядке? Обычно таких людей, как Коробов, постоянно преследуют неприятности.
– Это не имеет отношения к нашей с вами встрече, – ответила Лина спокойно, хотя рука ее, державшая трубку, мгновенно взмокла. – Вечером я обязательно перезвоню.
Она нажала рычаг и прошла на кухню. «Что же, – подумала она, – подождем еще, а пока приведем дом в порядок и сварим какого-нибудь супчику». Вскипятив чайник, Лина выпила еще чашку кофе, а затем принялась за уборку. В начале пятого она уже твердо решила Коробова не ждать и снова направилась к телефону.
Оксана Петровна оказалась дома. Своим хрипловатым баском она иронически приветствовала Лину и сейчас же поинтересовалась – с чего бы это деточка ее вспомнила? Лина, не обращая внимания на ядовитый тон учительницы, сказала:
– Оксаночка, я прошу вас сходить со мной на кладбище, к Манечке…
– Когда?
– Сегодня. Прямо сейчас.
– Это в твоем духе, Полина, – проговорила женщина. – Что-то случилось?
– Нет.
– Где дети?
– Иван в Москве, а Катя у полтавской родни мужа.
– Так….Когда мы встретимся?
– Минут через сорок, – произнесла Лина. – Мне необходимо вас повидать.
– Почему не хочешь приехать ко мне?
– Оксаночка, – сказала, едва сдерживая нетерпение, Лина, – У вас вечно полный дом народу…
– И то верно, – хмыкнула Оксана Петровна. – Говори, где тебя ждать…
Они встретились у входа на Сумской рынок, рядом с которым обитала Оксана Петровна. Здесь же, рукой подать, находился спортивный комплекс, куда Алексей возил мальчика на занятия в секцию. Лина собиралась было заглянуть и туда в надежде встретить там Коробова, но отказалась от этой мысли, решив, что это по меньшей мере глупо.
Еще издалека она увидела ярко-розовый крашеный хохолок Оксаночки, которая с независимым видом выхаживала вдоль ограды. Ее сухую спину обтягивал черный свитер, а руки были втиснуты в карманы брюк. В губах Оксаны Петровны торчала погасшая папироса. Лина шагнула к ней, вынула из сумочки сигарету и, наклонясь, щелкнула зажигалкой. Пока они прикуривали, Лина заметила, что подруга матери прижимает к боку плоский потрепанный коричневый портфель.
– Привет, – проговорила она, пытливо взглянув на Лину. – Выкладывай, что стряслось?
– Да ничего, – ответила та. – Вот хочу с вами пойти на кладбище…
– А где твой оболтус?
– Трудится.
– Ты прекрасно выглядишь, – заметила учительница, отходя к переполненной урне и швыряя туда папиросу, – и одета дорого. Видно, дела у вас наладились.
– Не жалуюсь.
– Тогда пошли, – вздохнула Оксана Петровна. – А мне на следующий год класса не дали. Только почасовку в старших. Жизнь дорожает, и, если работы не будет, одна дорога – побыстрее к Манечке…
– Я хочу… заглянем, Оксаночка, на рынок. Я куплю цветы.
Оксана Петровна согласно кивнула, и затем всю дорогу от рынка до городского кладбища ее невысокая фигурка пританцовывала рядом с твердо шагающей Линой, которая молчаливо вникала в злоключения нынешней педагогической жизни.
– Иван-то как? – со вздохом спросила женщина, когда они остановились, пережидая транспортный затор на трамвайной колее.
– Очень хорошо, – ответила Лина рассеянно. Она смотрела на бетонный кладбищенский забор через эту шумную улицу и думала о том, что в последние годы очень редко сюда заглядывала. Оксана Петровна была единственным близким человеком у них с Манечкой в этом городе; она помогла ей похоронить мать, она же, видимо, и ухаживала за могилой – благо жила не так далеко, как Лина и виделись они поначалу несколько раз в году, и перезванивались, а потом Лину, как и всех, закрутило…
На входе их остановила какая-то старуха, которая волокла лопату и ведро.
– Вы не больно там разгуливайте, – проговорила строго, не поздоровавшись, она. – Ваши далеко?
– На второй аллее, – ответила Оксана Петровна. – А что такое?
– К темну здесь опасно женщинам. Вчера вот еще шести не было, как одной дамочке предложили десять миллионов… на могилке. Пожилая, между прочим, из благородных…
– Неужто? – хохотнула Оксана Петровна. – Да за десять я бы не раздумывая согласилась… Пойдем, Полина, живей, может, встретим свое счастье!
Лина улыбнулась и, обогнув гору желтого песка, где старуха уже орудовала лопатой, поспешила за Оксаночкой.
У могилы матери было сумрачно – старое кладбище по-летнему шелестело темной, почти черной листвой деревьев. Войдя в ограду, Лина опустила цветы в стеклянную банку, стоявшую у мраморного креста, затем присела на узкую некрашеную скамью. Тем временем Оксана Петровна принесла воды в пластиковой бутыли и вылила часть ее в банку, а оставшейся полила зелень на могиле. Затем опустилась на скамью рядом с Линой.
– Тихо тут, – сказала она. – Дай мне, деточка, закурить. Лина раскрыла сумку и, кроме сигарет, достала сверток с банкой кофе, пачкой чаю и тремя плитками немецкого шоколада – шоколад купила перед самой встречей с Оксаной Петровной.
– Возьмите, Оксаночка, – сказала она. – Внучкам. И кофе вы любите, я знаю.
– Зачем тратилась? – всполошилась учительница.
– Пустое, – пробормотала Лина. – Оксаночка, я прошу вас выслушать меня и согласиться сделать то, о чем я вас попрошу. Мне больше не к кому здесь обратиться…
Спутница слушала внимательно, ни разу не перебив негромкий голос Лины.
Как старый закаленный солдат, она была нелюбопытна и так же готова оказать помощь тому, кто в ней нуждался. Лина не сказала всего, подчеркнув только, что это ее личный долг и Коробов об этом ничего знать не должен. Сумму она не назвала.
– Ты у мужчины брала?
– Да.
– Свидетель необходим во избежание шантажа?
– Правильно понимаете, – хмыкнула Лина.
– Не вижу повода веселиться, – заметила Оксана Петровна. – Жизнь тебя мало чему научила, Полина.
– И то верно, – согласилась Лина.
– И где мы встретимся с ним? Может, здесь?' – Оксаночка! – Лина еле сдержала улыбку. – Важно, чтобы место было надежное, но не безлюдное.
– Вот что, – произнесла Оксана Петровна, – назначь-ка ему встречу во дворе моей школы. Что там за время?
– Завтра в десять утра.
– Отлично. Я подойду к десяти со стороны стадиона.
Помнишь, ты как-то наведывалась ко мне в школу с Ванькой и мы вышли покурить к клумбе во дворе – скамья под грушей цела и по сей день. Вот там и встретимся, – закончила Оксана Петровна, со вздохом поднимаясь. – Пора домой, мне их всех еще ужином кормить…
Лина проводила женщину до подъезда, поцеловала, прощаясь, и отправилась на свой проспект пешком по вечерним улицам. Проходя мимо школы, что располагалась в квартале от рынка, она заглянула через решетчатый забор в глубь двора, однако никакой скамьи не увидела, на глаза попались лишь несколько темнеющих тополей с тыльной стороны здания. Зная, что вход на стадион находится не здесь, Лина решила завтра прийти чуть раньше и осмотреться, чтобы не напутать с местом встречи.
Она вышла на проспект, чтобы проехать пару остановок троллейбусом, но не смогла втиснуться ни в один из идущих подряд друг за другом. Затем троллейбус долго не появлялся, но в конце концов она его дождалась, села и через четверть часа была дома.
Коробов не появлялся. Позвонив на дачу Анатолия Владиславовича, Лина почувствовала себя настолько утомленной, что, не раздумывая о причинах отсутствия Алексея и не желая тревожить адвоката, отключила телефон, погрузилась в горячую ванну и максимально расслабилась.
К завтрашней встрече нужно было подготовиться, потому что, разговаривая с человеком, приходившим за долгом к ним в дом, Лина остро ощущала его настороженную раздражительность, будто она в чем-то обманула его ожидания. Она догадывалась, что за его добродушной крестьянской внешностью скрываются едкая подозрительность и опыт, и ей понадобилось огромное усилие, чтобы не сфальшивить, назначая место встречи. Вполне легкомысленным тоном она сообщила, что будет ждать во дворе школы по такому-то адресу, и ее вновь спросили об Алексее. Лина, якобы не уловив, сказала, что устраивает сына в гимназический класс, а одновременно и дочь в ту же школу, так что было бы удобно им встретиться именно там – таким образом в одно утро она управилась бы сразу с несколькими делами… Собеседник нехотя согласился, Лина точно знала одну из причин его недовольства: Анатолию Владиславовичу придется оставить машину и своих спутников, если таковые окажутся, довольно далеко от места встречи, так как к стадиону ведет единственная асфальтированная дорожка, огибающая школу, все остальное окружено оградой. Когда Лина все растолковала и еще раз назвала время, на другом конце линии буркнули: «До завтра» – и швырнули трубку…
Засыпая с единственным желанием, чтобы Коробов не свалился ей на голову среди ночи, Лина вдруг подумала, сможет ли когда-нибудь рассказать сыну все и не придется ли ей и тогда безбожно врать ему о своей жизни. Это было бы чудовищно. Смириться с тем, что Митя, пообещав ничего не говорить о смерти Марка, преподнесет легенду, в которой мальчик так нуждается, она еще могла бы, но как быть ей самой?.. Оказывается, никто не волен распоряжаться собственной судьбой…
Лина спала беспокойно, не зная, что Дмитрий Константинович безуспешно пытается дозвониться ей и что именно сегодня вечером, угомонив наконец-то тетушку, они прошли в кабинет и мальчик впервые спросил о своем отце. Адвокату пришлось довольно туго, потому что он не был готов к этому вопросу. Выяснив, какую роль сыграла Лилечка вдруг вспомнившая «рядом с мамой Ванечки интересного мужчину с серыми глазами и европейскими манерами», Дмитрий Константинович молча прошел к шкафу, достал альбом с фотографиями и положил его перед мальчиком на стол. «Комментарии, когда вернется Лина», – сказал он.
В девять утра следующего дня Лина вышла из дому. Час назад она поднялась с абсолютно ясным пониманием того, что все здесь, в этом городе, ей чуждо. Словно подходило к концу затянувшееся вынужденное пребывание в гостинице стоящей на обочине дороги, связывающей прошлое и будущее. Оставалось расплатиться, собрать вещи и навсегда покинуть это место. Однако бросить Коробова без элементарного объяснения было нельзя. Это означало бы для Лины признание того, что все эти годы она обманывала себя с последовательностью слепой фанатички. Она боялась, что ей не хватит сил примириться с победой Марка над ней, а без этого невозможно сохранить любовь мальчика, которая и была ей нужнее всего. К тому же ей было жаль Коробова, как бывает жалко чувственной и эгоистичной глупости, о которой воображаешь, что она является актом свободы.
Лина спокойно и тщательно оделась, глядя в зеркало на свое бесстрастное лицо, и одобрительно кивнула отражению: за эти годы она не потеряла одного – умения владеть собой…
Скамью под корявой грушей-дичкой Лина нашла сразу – невидимое с улицы, это место было облюбовано курящими старшеклассниками. Кто-то, однако, приглядывал за садом: окурки были сметены, а дорожка, огибающая школу, посыпана песочком. По ней-то без десяти десять и прошествовала одетая в строгий серый костюм, аккуратно причесанная и подкрашенная Оксана Петровна – все с тем же потертым портфелем под мышкой и в круглых допотопных очках. Из-за школьного здания доносились детские возгласы да редкий шум проезжающих машин.
– Ну как я – внушаю?
– Еще бы, – улыбнулась Лина. – Не вижу только знаков отличия на груди.
– Не смогла отыскать, – отмахнулась женщина. – Как он выглядит?
– Кто?
– Твой кредитор.
– Лысоватый мужчина, чуть моложе вас, похож на зажиточного селянина. Из особых примет – крупная розовая бородавка на щеке; осторожный, вежливый…
Зачем вы спрашиваете?
– Как только он подойдет, я займусь аппаратурой, – серьезно проговорила Оксана Петровна, садясь на скамью рядом с Линой и кладя на колени портфель. – Нам наверняка пригодится запись вашей беседы. Не бойся, я умею этим пользоваться – старший сын подарил мне эту машинку к юбилею для занятий с моими разгильдяями…
Однако воспользоваться «аппаратурой» не пришлось, так как Лина проговорила с подошедшем к ним ровно в десять мужчиной не более трех минут. Он был один, и загорелое гладкое лицо его по мере того, как он приближался к ним, становилось все жестче и замкнутее.
– Кто это? – скользнув взглядом по замершей фигуре Оксаночки, спросил мужчина, не здороваясь.
– Свидетель, – сказала Лина. – Анатолий Владиславович, вы расписку приготовили?
Не отвечая, мужчина вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое листок бумаги и присел на скамью рядом с Оксаной Петровной, которая, судорожно защелкнув портфель, отодвинулась к Лине.
Лина прочла бумагу, достала из своей сумочки газетный сверток и через колени Оксаночки, чуть изогнувшись, передала его мужчине. Тот торопливо развернул бумагу, пересчитал пачку, точным движением выдернул из середины сотенную зеленую купюру, царапнул ногтем, взглянул на просвет, слегка потер поверхность костяшкой кулака, еще раз пропустил всю пачку между пальцами и аккуратно упаковал банкноты, не обращая внимания на изумленно уставившуюся на его руки Оксану Петровну.
– Да, – сказал он. – Вы мне ничего не намереваетесь сообщить?
Лина пожала плечами.
– Если это так, – произнес Анатолий Владиславович, – то я хотел бы передать через вас Алексею, что он ведет себя крайне неразумно, распространяя информацию обо мне среди людей, с которыми он сейчас связан.
– Алеша едет на лето работать в спортивный лагерь.
– Вы так полагаете? – впервые усмехнулся мужчина, поднимаясь со скамьи.
– Передайте вашему легкомысленному супругу, что существуют долги посерьезнее денежных… Их и возвращают иначе. Всего хорошего! – Он зашагал по дорожке, и вскоре Лина услышала звук стремительно отъехавшей машины…
Она повернулась к Оксане Петровне.
– Дело сделано… Хотите, я угощу вас мороженым? Оксаночка, что с вами?
Оксана Петровна смотрела на Лину внимательным и брезгливым взглядом.
– Вот какие у тебя, оказывается, с Коробовым дела! – произнесла она. – А я-то, старая дура… подумала, что ты от своего Алексея прячешь какие-то невинные трешки. Решила, что поистратилась наша девочка на тряпки и забоялась супруга… А вы какими-то неслыханными деньгами играете да еще меня впутываете…
– О чем вы, Оксана Петровна? – воскликнула Лина. – Что за глупости вы говорите?
– Зачем тебе понадобилось делать меня свидетелем твоих грязных операций с бандитами? Взглянуть только на рожу этого Анатолия, как бишь его там…
– Оксаночка!
– Бедная Машенька, какое счастье, что она не дожила до этого чудовищного времени! Что ты сделала со своей жизнью, Полина? Зачем ты угробила прекрасного человека, отца твоего ребенка? Чтобы подобрать это ничтожество, этого Коробова? Чтобы заниматься незаконными делишками? Тюрьма тебя, похоже, все-таки многому научила…
– Довольно! – сказала Лина. – Топайте в свою школу. И запомните: никому, кроме Манечки, я не позволила бы так говорить со мной. Благодарю, что не отказались выполнить мою просьбу. – Она встала и не оглядываясь пошла прочь, Дрожа как в ознобе и повторяя:
– Хватит, хватит, довольно…
– Полина! Деточка!..
Однако Лина уже выскочила на перекресток и, морщась от судорожного, до краев, вдоха, вскинув руку, остановила проезжающее мимо пустое такси.
– Пожалуйста, на вокзал, – проговорила она, усаживаясь рядом с пожилым водителем. – Нет, если можно, сперва завезите меня на проспект Ленина, я возьму сумку с вещами.
Лина передумала оставаться ночевать у родственников Алексея сейчас же после того, как около пяти появилась в их новом, недавно отстроенном доме на окраине Полтавы. Все обитатели дома находились в саду, а Катя, босая, растрепанная и уже загоревшая, возилась в огороде, поливая из лейки как выяснилось, собственную грядку. Девочка бросилась к матери с такой бурной радостью, что Лина, решившая было остаться на день в этом чистом, пахнущем сосной, мягком воздухе, чтобы просто отдышаться, засобиралась обратно, как ее ни уговаривали.
Она так и не позвонила Дмитрию Константиновичу, заскочив в пустующую харьковскую квартиру за дорожной сумкой, в которую поспешно уложила московские продукты из холодильника, коробку конфет и пару пачек сигарет. Торопясь, натянула джинсы, футболку, не убирая разбросанные вещи, схватила легкую куртку, рассовала деньги по карманам и выскочила к ожидавшей машине…
Родственники Коробова убеждали Лину погостить хоть немного, удивляясь ее нервозности, однако она настояла на своем. К ночи ее отвезли к проходящему поезду и втиснули в общий вагон, где они с девочкой и проспали на голой нижней полке почти девять часов, пока поезд полз каким-то кружным путем, останавливаясь через каждые четверть часа. Утром на Харьковском вокзале, еще сонная, проходя мимо касс, она не раздумывая свободно купила два билета – взрослый и детский – на фирменный поезд в Москву, отправляющийся в конце дня.
Коробов все-таки появился к полудню, и Лина ему обрадовалась, потому что не хотела уезжать, не простившись, кроме того, вновь возвращаться сюда она больше не хотела.
Девочку Лина выкупала и еще до прихода мужа отправила гулять во двор, включила телефон и сразу же набрала номер Дмитрия Константиновича. Подошла домработница и сообщила, что Лилия Михайловна отдыхает, а адвокат еще с утра увез мальчика повидаться со своими родителями за город. Лина назвала номер своего поезда и время прибытия, попросив оставить записку у Дмитрия Константиновича в кабинете на письменном столе.
Каждое действие Лины, вплоть до самого прихода Коробова, как бы отсекало одну за другой возможности отступления. Однако когда муж молча ввалился в дом, сбросил пиджак, швырнул его в кресло в прихожей и, направившись в кухню, долго пил воду прямо из-под крана, она еще надеялась, что он в состоянии что-либо изменить. Что? Каким образом? Этого Лина не знала…
Алексей Петрович был небрит, раздражен, у него трещала голова.
– Когда ты приехала? – спросил он.
– Позавчера.
Мальчиком Коробов даже не поинтересовался.
– Ну и как?
– Нормально, – ответила Лина, закуривая сигарету.
– Дай и мне, – сказал мужчина. Они сидели на кухне, легкий ветерок трепал шторы;
Коробов был в майке, обтягивающей его бугристые плечи, лицо его показалось Лине обрюзгшим и постаревшим – выражение обреченности мелькнуло и пропало на этом некогда боготворимом ею лице. Сердце Лины томительно дрогнуло, и она произнесла, глядя, как он брезгливо втягивает в себя дым, полуприкрыв лиловатые набрякшие веки:
– Алеша, ты можешь не беспокоиться, я вернула долг, все пятнадцать тысяч. Вчера утром я встретилась с Анатолием Владиславовичем…
– Какого черта! – выдохнул Коробов, и голова его дернулась. – Почему ты не отдала деньги мне? – И так как Лина молчала, он повысил голос:
– Зачем ты лезешь в мои дела? Я смирился с тем, что ты укатила в Москву, не дождавшись моего прихода, однако когда ты приехала и привезла бабки, почему ты…
– Не надо кричать, – оборвала его жена. – Ведь тебя не оказалось дома.
– Я должен был сам с ними встретиться.
– Тебе незачем вообще связываться с этим человеком, – сказала Лина. – Если, конечно, ты меня не обманул и твой долг не составляет сумму гораздо больше той, что получил Анатолий Владиславович…
– Послушай, Полина, – проговорил, кривясь, Коробов, – я прошу, не вмешивайся больше в мои дела. Ничего никому я не должен, но терпеть, что кто-то сует свой нос в мою жизнь, я не намерен.
– Алеша, – растерянно произнесла женщина, – ведь я твоя жена!
– Ну и занимайся своими женскими делами, – отрезал он, вскакивая и швыряя окурок в мойку, – раз уж вернулась…
– Когда ты едешь в лагерь? – спросила Лина, глядя на его спину. Он опять глотал воду.
– Никуда я не еду…
– По какой причине? – Она осеклась, потому что Коробов стремительно обернулся. Лицо его исказилось, и он закричал:
– Опять! Я не собираюсь давать никаких объяснений. Не еду – и все тут.
Ты же мне не сообщила, где провела пять лет жизни, прежде чем оказалась здесь?
А кстати, куда ты подевала своего обожаемого сыночка, который мне все нервы измочалил?
– Замолчи! – шепотом воскликнула Лина, вздрогнув. – Я вижу, с тобой сейчас бесполезно о чем-либо разговаривать… Иди проспись, я приготовлю поесть. Катя скоро вернется.
– Вот как! Ты и в Полтаве успела побывать?
– Да.
– И что же это ты задумала?
– Я сообщу тебе об этом позже…
Когда она кормила девочку, позвонил адвокат. Коробов еще не показывался из своей комнаты. Лина коротко сообщила Дмитрию Константиновичу, что завтра они с дочерью приезжают. На вопрос, как чувствует себя Иван, адвокат ответил, что все они без нее соскучились.
– Лина, – спросил Дмитрий Константинович, – когда ты вышла за Марка, ты не меняла фамилию?
– Нет.
– А во второй раз?
– Тоже.
– Коробов даст тебе развод?
– Я еще не говорила с ним об этом.
– Почему?
– У меня не было возможности.
– Все так… плохо?
– Нет, Митя. Обычная суета и грязь, будто и не бывает другой жизни.
– Ты твердо решила уехать оттуда?
– Да. Позови, пожалуйста, Ваню, я хочу услышать его голос.
– Лина… Ладно, завтра мы увидимся, но прежде, чем ты будешь говорить с сыном, знай, что ни о чем волноваться тебе не придется, даже если Коробов тебя не будет отпускать. Через некоторое время я сам займусь всеми формальностями по разводу. Как дочь?
– Хорошо. Позови Ваню… Мальчик осторожно спросил:
– Мама?
– Иван, мы завтра приезжаем.
– Я очень рад, Лина.
– Что ты поделывал?
– Думал.
– Дмитрий тебе сказал?
– Да, – ответил мальчик, помолчав.
– Ванечка, – сказала Лина. – Я…
– Мама, – перебил ее мальчик, – мы рады, что все кончилось и ты завтра приезжаешь…
– Пока, – произнесла Лина, – давай клади трубку!
– Нет, ты…
– Я люблю тебя, – сказала Лина и, закрыв глаза, медленно опустила белую трубку на рычаг, – невыносимо…
