Текст книги "В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III"

Автор книги: Светлана Бестужева-Лада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– Дядюшка, вам нужно отдохнуть, – сказала Екатерина Павловна, едва удерживаясь от слез. – Вы все расскажете потом.

– Потом? Потом я умру. Дорогая, ты скрасила мою старость, и я рад, что умираю на твоих руках… Нет, не зови никого, я не хочу никого видеть… Будь умницей, роди мне внука, пусть он продолжит династию. Я не хочу, чтобы трон достался моему младшему сыну… даже если он действительно мой… Прощай, Като, завтра ты проснешься королевой. Будь милосерд…

Его голос прервался, голова дернулась и король обмяк на своих подушках. Сдерживая слезы, Екатерина Павловна уложила своего свекра, как и подобает, и нежным прикосновением закрыла ему глаза.

– Упокой, Господи, душу новопреставленного раба твоего, – прошептала она.

Екатерина Павловна распахнула двери королевской опочивальни и объявила собравшимся в соседней комнате:

– Король умер.

И, почувствовав первые сильные схватки, опустилась прямо на ковер, к ногам своего ошеломленного супруга, только что ставшего королем Вюртемберга.

Глава одиннадцатая
Ее долгожданное величество

«-Итак, свершилось! Наша подопечная все-таки стала королевой.

– Да, только все королевство меньше, нежели любая российская губерния того времени. Когда она жила в Твери, власти у нее было больше.

– Не согласен, коллега. Формально власть у нее, конечно, была, но фактически… А теперь она станет абсолютной монархиней и, надеюсь, оправдает свое имя.

– В этом можно не сомневаться. Теперь все дело в том, сумеет ли Мария направить энергию новоиспеченной королевы в нужное русло.

– А также в том, сколько лет Екатерина Павловна пробудет на вюртембергском престоле. Это, по-моему, сейчас единственно важный вопрос.

– Вы правы, коллега, но, к сожалению, тут наши возможности все-таки ограничены. Мы же не можем доставить в Вюртемберг позапрошлого века современное диагностическое оборудование…

– Почему не можем? Это вполне реально.

– Технически – да, согласен. Но как все это объяснить окружающим, не скомпрометировав Марию?

– А если направить туда хорошего специалиста?

– Это мы, безусловно, сделаем, нужно только хорошенько разработать легенду и подготовить человека. Но даже самый талантливый врач все-таки не заменит современное диагностическое оборудование.

– Это верно. Кстати, почему не направили такого специалиста к свекру Екатерины Павловны? Его вполне можно было бы спасти: диагноз был ясен, как день.

– А смысл? Еще несколько лет на троне сидел бы монарх, абсолютно не желающий каких-либо перемен и способный только пыжиться от гордости, что стал королем, да еще вторым в династии, а не ее основателем. Нет, короля Фридриха никто спасать не собирался – он свое прожил и ничем не заслужил продления отпущенного срока.

– И напоследок пролил свет на таинственные отравления в семье российских монархов. Интересно было бы узнать, какой яд он приобрел у маркитана, и как распорядилась им и своими познаниями в химии Мария Федоровна.

– Как распорядилась, мы примерно знаем. Взять хотя бы смерть императора Павла – она теперь вполне объяснима. И главное – император Александр совершенно не виновен в отцеубийстве.

– Интересный поворот сюжета. Как если бы Гамлет вдруг узнал, что его отца отравила сама королева Гертруда, а все обставила так, словно убийцей был ее второй муж, брат короля?

– Это была бы совершенно другая пьеса. Не думаю, что Гамлет стал бы мстить своей матери. Скорее, отдалился бы от нее на максимально возможное расстояние.

– Что, кстати, сделал и Александр. Не зря же его Пушкин в одном из стихотворений назвал „кочующим деспотом“.

– Кочующий – да, конечно. А вот деспот… Боюсь, что солнце нашей поэзии несколько преувеличил, точнее, выдал свое желаемое за императорское действительное.

– Ну, это дела российские, а нам предстоит заниматься делами совсем иного государства. Если удастся осуществить план Марии, потомки сильно удивятся.

– Если дадут себе труд сохранить все это. Но вы правы: в девятнадцатом веке это должно произвести сенсацию. Вюртемберг окажется впереди остальной Европы лет на сто, а то и на все двести.

– Жаль, право, что Екатерина Павловна так и не смогла стать российской монархиней. Вся история могла бы пойти по другому…

– Коллега, дорогой коллега, у истории нет сослагательного наклонения. И вы, кстати, могли убедиться: какие бы усилия мы ни прилагали, нам так и не удается изменить ее основной ход. Так, мелкие детали, оттенки, но результат от этого – практически нулевой.

– К сожалению.

– Кто знает… Если бы мы смогли предотвратить смерть принца Ольденбургского, а императору Александру удалось бы не только провозгласить, но и сделать его своим наследником, замечательная российская аристократия могла бы поднять бунт совершенно по другому поводу. И восстание декабристов состоялось бы лет на десять раньше…

– С тем же результатом.

– Скорее всего. Виновных – в Сибирь, на трон – Николая, как природного и законного наследника. Не было бы только подвига жен декабристов, просто потому, что большинство из них просто не успело бы жениться.

– Действительно, историю изменить практически невозможно. Ее можно только чуть-чуть откорректировать.

– Чем мы, собственно, и занимаемся, уважаемый коллега…»

– Ваше величество… Ваше королевское величество…

Екатерина Павловна медленно возвращалась к реальной действительности, словно всплывала со дна глубокого темного омута. Она слышала, как кто-то обращается то ли к королю, то ли к королеве, но не было сил открыть глаза. Возможно, ее свекровь пришла навестить умирающего мужа. Нужно достойно ее приветствовать… но ах, боже мой, как это трудно – открыть глаза. Просто – открыть глаза.

– Очнитесь, ваше королевское величество. Все кончено.

Что кончено? О чем твердит этот знакомый голос? Странно, твердит по-русски, а она это только сейчас поняла. Конечно, ее зовет Мария. Но почему она так странно к ней обращается?

С огромным трудом Екатерина Павловна подняла веки. Она лежала в собственной постели, дневной свет загораживали бархатные портьеры, а возле нее действительно находилась Мария. Так это не сон? Но отчего так болит все тело?

– Что со мной, Мари? – спросила еле слышно Екатерина Павловна.

– У вас родилась прелестная дочурка, ваше величество! И вот уже час, как я пытаюсь привести вас в чувство.

– Почему вы так странно ко мне обращаетесь, Мари?

Мария ответила не сразу, она отошла в сторону и вернулась с белоснежным свертком на руках.

– Потому, что вы – королева, мадам. Супруга короля и мать вот этой очаровательной малютки-принцессы.

– А… его величество король? Что с ним?

– Его величество король Фридрих скончался сегодня ночью. А его величество король Вильгельм, ваш супруг, принимает присягу подданных в тронном зале.

– Уже… – прошептала Екатерина Павловна. – Так значит, я – королева?

– Да, ваше величество. Народ ликует: его любимая наследная принцесса, едва став королевой, произвела на свет дитя. Это считается счастливым предзнаменованием для всей страны. Угодно вам взглянуть на дочь?

– Ах, да, конечно, – спохватилась Екатерина Павловна. – Дайте мне ее.

Среди кружевных оборок личико новорожденной было еле различимо. Девочка спокойно спала и не почувствовала, как оказалась на руках у матери.

– Дочка… – прошептала та. – А Вильгельм, наверное, ждал сына…

– Его величество счастлив рождению принцессы.

– Дай-то Бог, – не слишком уверенно произнесла Екатерина Павловна. – Возьмите ребенка, Мари. Я еще слишком слаба. Странно, я совершенно не помню, как проходили роды.

– Они проходили нормально, ваше величество. Просто вы были измучены, и ваше обычное успокоительное подействовало сильнее – как снотворное. К тому же это не первые ваши роды…

«Наверное, я пошла в маменьку, – подумала Екатерина Павловна, снова закрывая глаза. – Первые два ребенка – мальчики, потом – шесть дочерей. Если так, то моему супругу долго придется ждать наследника престола… если он вообще его дождется. Впрочем, так рожать, как в этот раз, можно хоть каждый месяц, я даже ничего не почувствовала. Спасибо Марии, она действительно мой ангел-хранитель».

– Мы назовем девочку Марией-Фредерикой, – произнесла она, не открывая глаз. – Первое имя – в вашу честь, Мари.

– Но ваше величество… – растерялась та.

– Об этом будем знать только мы с вами, – сказала Екатерина Павловна. – Остальные все равно решат, что маленькую принцессу назвали так в честь деда-короля и бабки-императрицы. И пусть. По крайней мере, не будет лишних разговоров.

Она не знала, что горожанам и без того хватало тем для обсуждений. В один и тот же день – тридцатого октября – скончался старый король и появилась на свет его первая внучка. В народе говорили, что «красавица Кати» (а именно такое прозвище дали еще наследной принцессе вюртембержцы), вне всякого сомнения, принесла удачу королевскому дому, и что теперь наверняка настанут новые времена.

Они были и правы – и не правы. Вступившему на отцовский престол Вильгельму Первому вместе с короной досталось непростое наследство. Государственные дела были совершенно запущены, казна – практически пуста. Страна уже добрый десяток лет медленно, но верно, скатывалась к полному обнищанию. Роскошь процветала только при королевском дворе, но за нее расплачивались пока еще безропотные подданные.

Король Вильгельм сразу ввел экономию во всем, что могло дать практический эффект, причем не только финансовый. После длительных войн положение в королевстве усугубилось еще и тем, что за сырым и холодным летом по всей Европе был неурожай. Сразу же повысились цены – дороговизна была такой, что ничего подобного не помнили старики. Для Вюртемберга с его благодатным климатом ударом были и несколько неурожайных для виноградников лет.

Бедствия народа стали основной заботой королевской четы. Для Екатерины Павловны наступило время действовать. Теперь она могла в полной мере применить на деле всю свою природную энергию. Для осуществления обширных планов по оказанию помощи своим подданным королева в декабре 1816 года обратилась ко всем сословиям, призывая оказывать поддержку людям, находившимся в бедственном положении, заявив:

– Каждый гражданин должен помочь своему собрату, особенно когда жизнь полна бедствий.

Королева призывала помогать беднякам одеждой, пищей, топливом, а больным – лекарствами. Особой ее заботой были вдовы и сироты. Благотворительные общества распространились по всему королевству. А Екатерина Павловна принимала все полезные советы, приветствовала любые начинания, любую инициативу, откуда бы она ни исходила, ничуть не считая, что ее королевское достоинство будет этим ущемлено.

– Доставлять работу важнее, нежели подавать милостыню, – обронила она как-то в ответ на сетования вдовствующей королевы Шарлоты, что царствующие особы испокон веков подавали милостыню, а не организовывали какие-то там общества.

– Но вы забываете о своем высоком сане, – процедила сквозь зубы вдова.

– Высота сана тут не при чем, – отрезала Екатерина Павловна. – Можно родиться на троне и оказаться в жизни последним ничтожеством.

– Да вы просто якобинка, мадам! – ужаснулась ее свекровь.

– Нет, мадам, я – женщина и мать, а поскольку Бог рассудил сделать меня еще и королевой, то я обязана не только служить примером для своих подданных, но и оказывать им реальную помощь, а не раздавать милостыню по торжественным дням.

Эти слова Екатерины Вюртембергской оказались последней каплей, переполнившей чашу терпения Шарлоты Английской. Вдовствующая королева спустя несколько недель уехала на свою родину, где ее брат, принц-регент, предоставил ей один из загородных дворцов и дал возможность жить так, как она считала нужным. Двадцать лет замужества никак не сказались на Шарлоте – она осталась той же чопорной старой девой, какой была.

В голодную зиму 1817 года королева Екатерина работала по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, создавая для своих подданных возможности честных и приличных заработков. Были организованы школы по обучению девочек шитью и вязанию, прядильному ремеслу, открыты магазины по продаже различных изделий, изготовленных в этих школах. Спасая таким образом от нищеты детей, молодежь, королева приучала их к труду. На все эти цели было направлено богатое императорское приданое Екатерины Павловны.

Подобную идею подсказала ей Мария. Первоначально Екатерина Павловна собиралась создать особый фонд продовольствия, чтобы помогать из него нуждающимся. Король, ее супруг, одобрил этот проект, но Мария, увидев свою воспитанницу за бесконечными подсчетами, покачала головой:

– Подобным образом, ваше величество, вы сами скоро будете голодать. А народ приучите к тому, что никто вообще не захочет работать. Зачем, если есть возможность пойти к доброй королеве и получить все необходимое?

– И что вы предлагаете? – устало спросила Екатерина Павловна, откладывая перо. – Смотреть, как дети и старики умирают от голода и холода?

– Отнюдь. Просто есть два способа накормить голодающего: дать ему рыбу или дать удочку и научить ловить рыбу самостоятельно. Подумайте сами, ваше величество, какой путь выбрать.

– Разумеется, второй. Но это так сложно…

– Конечно. Зато действенно. Начните с девочек и девушек – им проще всего найти достойное занятие. Если женщина умеет шить, вязать и вышивать – она уж точно не умрет с голоду.

Так и появились школы для девочек. Но это было только начало долгого и многотрудного пути. Чтобы вырвать детей бедняков из нищенства, Екатерина Павловна, к уже существовавшим ремесленным школам, открыла еще одну, где четыреста детей обучали различным искусствам и кормили. Она придавала этой школе особое значение, так как хотела тем самым отделить детей от пагубного влиянии их нищенствующих родителей, нередко посылавших своих детей попрошайничать.

Королева сама посещала школу, строго взыскивая за непорядки, пробовала пищу… Кроме того, в королевстве были созданы вспомогательные (ссудные) кассы для людей, в силу разных причин оказавшихся в стесненных обстоятельствах, но желавших продолжать свое дело. Ничего подобного нигде в Европе еще не было.

Пока Благотворительное общество по оказанию помощи стремилось как можно быстрее снять самую неотложную проблему по спасению несчастных от голодной смерти, от нищенства, королева Екатерина начала осуществлять следующую часть программы. Она следовала примеру своей знаменитой бабки, чье имя носила, полностью разделяя ее идею: преобразование общества надо начинать с молодежи – с ее образования. Будущее любой страны зависит от уровня культуры подрастающих поколений и в немалой степени от образованности матерей – воспитательниц своих детей. Недаром Екатерина II, только взойдя на трон, начала преобразование малопросвещенного тогда в основной своей массе русского дворянства с создания широкой сети училищ.

Внимание к образованию общества, особенно к женскому образованию, было продолжено ее невесткой, императрицей Марией Федоровной, которая вошла в историю России как основательница, покровительница немалого числа институтов, школ и различных училищ, приютов знаменитого по всей России «Ведомства императрицы Марии».

Екатерина Павловна тоже понимала, что и в Вюртемберге надо исподволь, издалека начинать исправление общественных нравов, огрубевших за долгие десятилетия деспотического правления не слишком просвещенных и гуманных герцогов, за долгие годы наполеоновских войн. И начинать надо с семьи, где женщина является духовной опорой.

Так встал вопрос о создании системы светского воспитания и образования девушек из высшего и среднего сословий. Хотя и до приезда Екатерины Павловны в Вюртемберге были подобные попытки, но действующих учреждений такого рода в королевстве все еще не было.

Традиционным оставалось воспитание мальчиков, юношей, и королева старалась всячески содействовать и в этом деле. Летом 1817 года король Вильгельм учредил Общество для поощрения и распространения сельского домоводства и промышленности. Екатерина Павловна стала попечительницей и деятельным членом нового общества. На свои средства она выписывала из разных стран лучшие семена, самые совершенные машины, учредила премии за изобретения, за работы по улучшению почв, за разведение лесов, садов. Королева учредила и Училище для образования сельских хозяев. Она выделила средства для обучения в Гогенгеймском училище сельского хозяйства нескольких мальчиков из бедных семей.

Усилия королевы Екатерины и ее помощников не пропали даром. Наоборот, ей удалось в голодные 1816–1817 годы спасти немало людей, поддержать их в самые трудные зимние месяцы. Уже в марте вюртембергские городские и сельские представители поднесли королеве благодарственный адрес:

«Действия женского благотворительного Общества, обязанного своим существованием Вам, Королева Августейшая, ощутимы во всех концах государства. Голодные находят работу и хлеб; число нищих уменьшилось, и вскоре их не будет вовсе, вызванный бедствиями разврат нравственности нашел преграду, чувства человеколюбия, сострадания и благотворения возбуждены в сердцах многих людей и, составляя великий семейственный союз всех вюртембержцев, осуществили на деле прекрасную мысль, которой Ваше Величество увлекли нас при учреждении сего Общества».

Лето 1817 года выдалось урожайным, время крайней нужды миновало, и теперь Екатерина Павловна смогла приступить к осуществлению своего плана– созданию учебного заведения для воспитания девушек, по образцу институтов, давно существовавших в России, – наследственное увлечение женщин из русского императорского дома! Королева Екатерина хотела дать девушкам по возможности истинное, разностороннее образование. Она была против внешнего блеска, поэтому сразу поставила условием скромность в быте и одежде учениц.

Все траты на первоначальное обзаведение Екатерина Павловна взяла на себя. Стать первыми институтками пожелали около двухсот девушек. Открытие состоялось 17 августа 1818 года. Будущие воспитанницы в белых платьях, их родные, друзья встретили королеву, которую проводили в здание института.

– Если бы вы знали, как у меня бьется сердце, – шепнула в волнении Екатерина Павловна своей верной Марии.

– Я знаю, ваше величество, – улыбнулась та в ответ.

При открытии заведения королева произнесла речь, которую написала сама; там были слова: «Нравственная сила – это единственная опора женщины, а облагороженный образованием ее характер – лучшее приданое для жизни в обоих мирах – и в настоящем, и в будущем».

Среди всех этих многочисленных забот по благотворительности, по облагораживанию нравов народа, внешнего облика страны в июне 1818 года королева родила вторую дочь – принцессу Софию-Фредерику. Родила так же легко, как и первую, но король на сей раз не выразил особого восторга: он ждал наследника.

– Бедный Вилли, – сказала королева Марии, – боюсь, что ему придется вытерпеть появление на свет еще четырех девиц. Ах, если бы в нашей семье были случаи рождения двойни! Я бы справилась со своей задачей в два раза скорее.

– Пожелайте лучше, чтобы у вас в двух следующих случаях были тройняшки, – не без иронии посоветовала ей Мария. – Тогда его величеству придется ждать появления наследника всего-навсего три года. Или даже два.

– Не вижу тут ничего смешного, – нахмурилась Екатерина Павловна. – Я ведь должна думать и о продолжении династии, а не только о благополучии своего народа.

– Ах, ваше величество, вы по-прежнему стремитесь объять необъятное. Успокойтесь. Ваша августейшая бабушка имела единственного сына, но, как видите, династия расцвела пышным цветом.

– Да, действительно…

Но своему постоянному корреспонденту, знаменитому писателю и теперь уже придворному историку Николаю Васильевичу Карамзину Екатерина Павловна описывала свою жизнь совсем в иных тонах:

«…Бог дал мне вторую дочь, здоровую, милую; вообще я не знаю, чем заслужила все его милости ко мне; счастье мое совершенно, не имею другого желания, лишь бы оно продолжалось …Каждый день я читаю, учусь и мысленно благодарю автора за его труды… Король поручил мне сказать вам, что он с нетерпением ожидает перевода, дабы познакомиться с моими предками».

Это был ответ на присланные Карамзиным очередные тома его «Истории государства Российского». Екатерина Павловна не забывала своей первой родины. Она по-прежнему интересовалась ее жизнью, была в курсе новых литературных событий и, как явствует из ее переписки, приобщала к этому и короля, своего супруга. Правда, в отличие от Георга Ольденбургского, Вильгельм Вюртембержский не знал русского языка и не стремился им овладеть. У него хватало других, воистину королевских забот. В 1817 году Вильгельм отменил личную крепостную зависимость, а два года спустя ввел конституцию.

О результатах деятельности короля Вильгельма писал адъютант императора Александра А.М.Михайловский-Данилевский, сопровождавший его на конгресс в Ахен. По дороге туда император посетил сестру и зятя:

«Я выехал сегодня, 20 ноября 1818 годаиз Штутгарта в десятом часу. Король с супругой своею провожали императора до Хейльбронна… Находясь при вюртембергском дворе три дня, я нашел, что он совсем изменился с тех пор, как мы были в Штутгарте в 1815 году.

Трудно представить себе, до какой степени покойный король любил пышность. Теперь же нет более ни швейцарской гвардии, ни старинных немецких драбантов, ни пажей, ни камергеров; золотое шитье с мундиров исчезло; от всего прежнего великолепия – которое, впрочем, очень дорого обходилось народу и стоило ему много слез, а монарху проклятий – осталась только на замке одна огромная корона (таким слишком конкретным способом король когда-то самоутверждался).

Теперь двор устроен почти на военную ногу, почетные придворные должности занимают адъютанты короля… Адъютанты с превосходным образованием и находятся во цвете лет; они только и говорят о сражениях и о военных действиях. Если бы в Вюртемберге было 200 тысяч войска, а не 10 тысяч, как теперь, то нет сомнения, что сия держава имела бы большой вес в Европе, ибо король одарен редким умом и отличными воинскими способностями, а с супругою его, конечно, никакая особа ее пола сравниться не может».

В этом признании царского флигель-адъютанта насчет Екатерины Павловны нет преувеличения. Он и раньше отдавал должное многочисленным способностям великой княгини. Теперь же, когда она стала королевой, когда в полной мере расцвела ее женская красота, когда она наконец-то почувствовала себя монархиней, все ее дарования, все отпущенные ей природой силы получили применение.

Но само свидание с любимым братом оказалось для Екатерины Павловны сильным разочарованием. Вместо молодого, энергичного, элегантного красавца, кумира всех без исключения дам на Венском конгрессе, она увидела практически пожилого человека с нездоровым цветом лица, сутулого, подверженного приступам необъяснимой меланхолии и столь же необъяснимого раздражения.

– Что с тобой, Саша? – спросила она его во время одной из прогулок вдвоем по осеннему парку. – Ты болен?

Александр передернул плечами:

– Какое это имеет значение, Като? Я уже решил: как только мне исполнится пятьдесят лет, я отрекусь от престола в пользу Николая. Он, кстати, на редкость удачно женился, и я за него искренне рад. Великая княгиня Александра уже родила первенца, которого назвали в мою честь… Несчастное дитя!

– Почему несчастное? – удивилась Екатерина Павловна.

– Мое имя приносит одни несчастья, – совершенно серьезно ответил ей император. – Бабушка, царствие ей небесное, дала мне имя в честь Александра Македонского, великого завоевателя…

– Тебя тоже называют «освободителем Европы».

– Называли, Като, называли. Все это уже в прошлом. В Европе меня терпеть не могут, в России – ненавидят, маменька откровенно ждет моей кончины, а нежная супруга возобновила роман с князем Чарторыжским…

– С каких пор тебя волнуют увлечения императрицы? – усмехнулась Екатерина Павловна.

– С тех пор, как я увидел нормальную семейную жизнь. Ты счастлива, брат Николай – счастлив, даже брат Константин обрел счастье и управу на свой необузданный нрав в объятиях прекрасной графини Грудзинской. Теперь она – княгиня Лович и морганатическая супруга великого князя.

– Я ничего не знала о браке Константина, – медленно сказала Екатерина Павловна. – Маменька пишет редко и скупо, особенно о чисто семейных делах. Она, кстати, не в восторге от супруги Николая.

– Естественно, – желчно усмехнулся Александр. – Шарлотта настолько безупречна, что одно это приводит маменьку в постоянное раздражение. К тому же она ревнует Николая к жене. Ему пришлось с боем вырывать у нее согласие на то, чтобы жить отдельно, в Аничковом дворце, так что теперь она тиранит только бедного Мишу.

– Но кажется, она сама выбирала Николаю жену?

– Не совсем так. В 1814 году Николай совершил поездку во Францию и при возвращении, проездом через Берлин, познакомился с прусской принцессой Шарлоттой, о которой, как о возможной невесте, говорила ему маменька. Представь себе, Като, это оказалась любовь с первого взгляда, причем взаимная.

– Действительно невероятно.

– Примерно год они переписывались, а затем Николай снова отправился в Берлин. И там, на парадном обеде в его честь, провозгласил тост за свою помолвку с принцессой Шарлоттой.

– Весьма мужественный поступок, должна сказать.

– Более чем. Но поскольку великий князь был еще несовершеннолетним, маменька настояла на том, чтобы бракосочетание было отложено на два года.

– Бедняжка Ники!

– Ну, все хорошо, что хорошо кончается. 31 мая 1817 года принцесса Шарлотта, в сопровождении своего брата, будущего императора Вильгельма I, выехала в Санкт-Петербург. 24 июня было совершено миропомазание невесты с наречением её Александрой Федоровной, а 1 июля совершено торжественное бракосочетание.

– Если не ошибаюсь, Шарлотта – дочь покойной королевы Луизы, общепризнанной красавицы. Она тоже очень хороша собой?

– Она просто хороша собой – этого достаточно для семейной жизни.

– Я это тоже поняла, – тихо произнесла Екатерина Павловна. – Для моей семейной жизни вполне достаточно того, что мне есть, чем себя занять, помимо рождения и воспитания детей.

– И чем же? – не без иронии осведомился Александр.

– Просвещением, – не обращая внимания на насмешку, твердо ответила Екатерина Павловна. – Просвещением и образованием женщин, ибо только в этом случае они смогут воспитать достойных граждан своего государства… Кстати о женщинах, Саша. У нас с его величеством королем к тебе просьба…

– Да?

– Вилли хотел бы перевезти останки своей матери из России в Вюртемберг, чтобы захоронить рядом с отцом. Ты позволишь?

– Разумеется. Сегодня же прикажу отдать все необходимые распоряжения и подготовить документы. Я думал, ты попросишь что-то более существенное.

– Что же? У меня все есть. Я самая счастливая женщина на свете.

– Не говори так, Като! – с каким-то суеверным ужасом воскликнул Александр. – Никогда не говори! Ты сглазишь сама себя.

– Тебя ли я слышу, Саша? – изумилась Екатерина Павловна. – Ты никогда ничего не боялся, а уж что касается сглаза, порчи и всего остального… Откуда это взялось?

– Жизнь научила, – мрачно ответил Александр. – Все мои проекты оказались замками на песке, друзья – предателями, женщины – изменницами, соратники – трусами и корыстолюбцами.

– А ты не слишком сгущаешь краски, Саша? – мягко спросила сестра.

– Не слишком. В Вене я многому научился. Мне подсовывали там самых обольстительных женщин: графиню Розину Эстергази, «царственную красавицу», графиню Заурия, «дьявольскую красавицу», графиню Каролину Чечени, «кокетливую красавицу», графиню Юлию Зичи, «небесную красавицу», княгиню Габриэль Ауэрсперг, «сентиментальную красавицу». И все эти создания оказались лишь «дипломатическим и разведывательным оружием», которое так кружило мне голову, что венское правительство приобретало из первых рук точные сведения о моих планах.

– Но теперь-то ты это понял. И что же?

– А то, что я могу только благодарить Бога за то, что он смирил меня и укротил мою гордыню…

– А я, пожалуй, поблагодарю Господа за то, что он не сделал этого несколько лет назад. В таком состоянии духа ты вряд ли бы стал освободителем Европы.

Александр ничего не ответил, только посмотрел на свою сестру затравленным взглядом. Не раз и не два вспомнит потом королева Екатерина этот взгляд, в котором не было ничего императорского…

Но обещание, данное сестре, Александр выполнил. Через месяц после его визита в Штутгарт доставили гроб с останками принцессы Августы. В официальном докладе тогдашнего губернатора Эстляндии императору сообщалось, что, когда вскрыли гроб принцессы, никаких следов младенца или насильственной смерти не нашли. Принцессу торжественно похоронили рядом с ее супругом и король Вильгельм, похоже, успокоился и забыл о своей несчастной матери.

В конце концов, свой долг перед нею он выполнил, хотя практически не помнил: только какие-то разрозненные, смутные видения белокурой женщины с голубыми глазами, которая склоняется над его кроваткой.

За два года жизни в Вюртемберге Екатерина Павловна всего два раза покидала Штутгарт: летом 1816 года, еще наследной принцессой, она с мужем путешествовала по Швейцарии, и в следующем году, когда стало ясно, что крайняя нужда в королевстве была уже позади. На этот раз она поехала на лечение в Баден-Баден, хотя ее здоровье не вызывало у лейб-медиков никакого опасения.

Действительно, королева, как никогда, была деятельна, энергична, полна планов. В Баден-Бадене во время прогулок с Марией она часто их обсуждала, причем настолько увлеченно, что однажды Мария не выдержала:

– Ваше величество, к чему такая спешка? Вы будто хотите за один день сделать то, на что другие тратят долгие годы.

– Боюсь, что у меня нет такого запаса времени, – неожиданно для Марии ответила королева.

– Бог мой, что за мрачные мысли? Вы плохо себя чувствуете?

Екатерина Павловна покачала головой:

– Нет, чувствую я себя, благодарение Богу, прекрасно. Но иногда… Иногда у меня бывает такое странное ощущение, что конец может наступить в любой момент, а потому мне не следует откладывать то, что можно еще сделать. Я должна дорожить временем.

– Ваше величество, – сказала не на шутку встревоженная Мария, – поясните ваши слова. Что значит ощущение наступления конца? Вас мучают головные боли? Кружится голова? Скажите мне, ради Бога!

Екатерина Павловна улыбнулась какой-то отрешенной улыбкой:

– Это невозможно выразить словами, Мария. Порой я чувствую, что сердце вот-вот перестанет биться, у меня темнеет в глазах, я перестаю ощущать собственное тело… А потом все проходит.

– Ваше величество…

– Довольно об этом, Мари, – нетерпеливо перебила ее королева. – Мы скоро уедем домой, а мне еще нужно нанести визит моей невестке. Я обещала императору, что сделаю это.