Текст книги "Черный фотограф"

Автор книги: Светлана Успенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Но, уже когда Леня шагал по ярко освещенному Арбату, заполненному гуляющим народом, его испуг совершенно прошел, внутри все расслабилось и растаяло, стало вдруг безумно весело.

«Ну и дела, – весело размышлял он. – Чуть было опять не вляпался. Черт! А деньги-то я зачем взял? Ха! Попробовал бы я их не взять, зарезал бы непременно этот грузин, как пить дать зарезал. Или сделал бы мне пару таких же аккуратных дырочек, как у Эдуарда. И чего я полез в это дело, сам поражаюсь. Скучно жить, что ли? Или, может, я заранее чувствовал запах денег?»

Леня почти вприпрыжку шел мимо бесконечно светящихся реклам. Ему было уже жарко. Восхитительное возбуждение овладело им, хотелось смеяться вслух и задирать прохожих.

«Ну и повезло мне капитально! – радовался он. – А грузин, лопух, поверил. А если проверит? А как он проверит? Может, я и вправду давал взаймы, кто докажет, что нет? А расписку, мол, потерял, перепутал, забыл – мало ли что в кармане болтается. Девушка сама до смерти напугана, вряд ли что помнит. Квартиру мою вычислят? Весьма сомнительно. Фамилию не знают, где работаю – тем более. О-ля-ля! – Леня очень развеселился и даже принялся насвистывать, в восторге оттого, что так удачно выбрался из передряги. – Будем считать, что этот лох купил мой труд по добыванию сведений и производству фотографий. Я, в конце концов, работал, старался, выбивался из сил. В морге трупами надышался – раз, санитару на лапу давал – два, к Васюхину ездил – три, Петраченкову звонил – четыре, девицу нашел – пять. А расходы на транспорт, а жетоны на телефон? А моральных затрат сколько! Надо же, получается сорок баксов за каждую малохудожественную фотографию. Неплохо, не каждый может столько получить, это вам не десятка деревянными за два снимка с обезьяной. О, какая работа! Да никакой работы – просто повезло, что и говорить. Ну и старался я тоже как мог. Могли, конечно, голову отрезать, но не отрезали. И слава Богу!»

Довольный, Леня, прикупив по дороге шампанское, решил нагрянуть к Васюхину как к непосредственному, но неосведомленному участнику расследования и отметить удачную сделку. Внутри его все пело и танцевало.

Шарик рулетки, сделав еще пару кругов, наконец остановился. Игроку выпал счастливый номер.

6

У Женьки гудеж был в полном разгаре. Дым стоял коромыслом, от еды ломился стол, в сигаретном дыму расплывались контуры танцующих пар.

– О, Ленчик к нам пришел! А мы тебе звонили! Ты где бродишь? – раздался восторженный крик Олечки, и она повисла на его шее, болтая ногами.

– По какому поводу веселимся? – спросил гость, раздеваясь и доставая из сумки шампанское.

– Без п-повода, – ответил Женька заплетающимся языком. – Разве это не п-прекрасно – собраться хорошим друзьям без п-повода? А п-по какому п-поводу шампанское?

– В лотерею выиграл, – серьезным тоном сказал Леня.

– Эт-то дело надо отметить. Штрафную юбиляру! – Женька широким жестом пригласил присоединиться к веселью.

Чья-то расторопная рука тут же поднесла опоздавшему рюмку.

– В этот х-холодный осенний день, – начал тост Женька, глядя сквозь желтоватую жидкость на свет, – так приятно собраться вместе с прекрасными людьми и просто, в конце концов, по-человечески выпить. У меня п-предложение. Давайте в-выпьем.

– А то, – поддержал тостующего незнакомый мужчина.

– Н-но это не все, – покачал пальцем Васюхин. – У нашего друга Л-Леонида С-соколовского сегодня прекрасный день. Он сегодня выиграл в «Спортлото». Поэтому надо еще раз выпить за то, чтобы мы все выиграли в «Спортлото». Включая наших прекрасных дам. За прекрасных дам! – И Женька плавно выпил.

Такой многослойный тост произвел приятное впечатление на гостей. Леня огляделся. Почти все собравшиеся были ему незнакомы. Взгляд его сразу привлекла красивая девушка лет двадцати, сидящая напротив, она грела в ладонях бокал красного вина, отрешенно улыбаясь. Первое, что поражало в ее облике, – огромные глаза какого-то необыкновенного каштанового цвета, которые при свете янтарно мерцали. Узкие плечи, бледное лицо, копна густых волос делали ее хрупкой и беззащитной. Соседом по столу оказался мужчина на излете молодости – лет тридцати, с пышными буденновскими усами. Мужчина протянул широкую ладонь и сказал:

– Позвольте представиться, Ольшевский Георгий. Я брат этого оболтуса, – сказал он, кивая на Васюхина, который что-то бурно доказывал. – Двоюродный. А вы что же, тоже из авиационного института?

– Был. Теперь на вольных хлебах. Творческая профессия. Фоторепортер.

– А из какого, позвольте узнать, издания?

– Газета «Металлист».

– Городская?

– Н-да, – неопределенно промычал Леня, проработавший в газете целых два дня. – У нас большая читательская аудитория и широкий круг тем. Вот вчера, например, делали репортаж о морге. Интересная организация. Но трудно было попасть. Можно сказать, мы с главным редактором прорывались с боями.

Леня заметил, что девушка, сидящая напротив за столом, подняла свои янтарные глаза и, устремив на мужчин пристальный взгляд, с интересом прислушивается к их беседе.

– А я по службе там, в морге, тоже иногда бываю, – сказал Ольшевский. – Насмотрелся всякого.

– Вы, наверное, медик? – с любопытством спросила девушка.

– Нет, Леночка, я совсем наоборот. Медики штопают тех, кого мы иногда дырявим, да нас заодно иногда. Как получится. Я служу в милиции. Да что это мы все о работе да о работе. Леонид, с нами за одним столом сидит прекрасная девушка, мы должны говорить комплименты, танцевать и беседовать о любви.

– Вы тот человек, который меня страшно интересует. Мы, репортеры, часто страдаем от нехватки фактического материала. У вас же бывают всякие случаи? Расскажите, может быть, вы осчастливите бедного репортера.

– Да-да, расскажите, пожалуйста, – попросила Елена.

– Нет, не бывает у нас интересных случаев, нам все больше обыкновенные преступники попадаются. Бандиты, ворюги, угонщики и прочая шушера. Бытовухи много. То муж жену порешит, то жена мужа, то они оба родителей, варианты всевозможнейшие. О себе лично ничего сказать не могу, – скромно отговаривался Ольшевский. – Но недавно у нас в ГУВД видеофильм сняли, один интересный случай приключился. Возвращается семья с дачи, входят в квартиру, а вся комната залита кровью – кровать, скатерть на столе, все, как будто фонтан бил. Вызвали оперативников. Те приехали, никаких следов не нашли, а главное, тела нет, не то что следов. Когда такие потоки крови, следы обязательно должны быть. Ну, взяли на заметку, хозяева все вымыли, вычистили, живут себе дальше. Через некоторое время опять звонят, мол, опять у них кровь в квартире. Приезжаем – то же самое.

– Убийство?

– В том-то все и дело, что непонятно. Потом кровь стала появляться постоянно. Повесят белье сушиться – прямо на глазах неизвестно откуда на нем появляется кровь. Потом даже дежурство установили в квартире и фильм сняли. Эксперты говорят, что подобные брызги характерны при артериальных кровотечениях. Брали на исследование жидкость, говорят, не кровь, а состав химическому определению не поддается. И главное, откуда берется – непонятно, полтергейст какой-то. Загадка века. Квартиру эту потом и святой водой кропили, и специалистов по аномальным явлениям вызывали. Батюшка говорит – сатана, а специалисты – выход в астральный мир. Вот такие пироги.

– Вот это да! Даже мурашки по телу бегают от вашего рассказа, – поежилась Елена.

– У меня тоже вот только что случай по вашей специальности произошел, – сказал Леня. – Приятеля убили. Не то чтобы приятеля, но, в общем-то, знакомого. И представьте себе, странное стечение обстоятельств: я его увидел в морге, куда репортаж делать ходили. Не чертовщина, но сплетение судеб. Богатый был товарищ…

– Да мрут эти «новые русские» как мухи. И охра на их не спасает. Каждый день какого-нибудь бедолагу обязательно пришьют. Расследовать не успеваем. Да и типы эти разные бывают, – продолжал, помолчав, Ольшевский. – Среди них воры в законе бывают, и поэты, и даже извращенцы встречаются.

– Маньяки? – с ужасом в голосе спросила Елена.

– Ну, маньяки не маньяки, а извращенцы бывают. Одного уже отлично знаем, два раза ловили, а он все равно не унимается. Больной человек.

– А за что ловили?

– Даже смешно рассказывать. Эксгибиционист он. И семья есть, жена-красавица, дети, и положение занимает немалое, у него фирма своя, нефтью торгует. Кажется, не должно быть проблем у человека, ан нет. Есть у него маленькое хобби, безобидное такое, если бы не квалифицировалось оно как хулиганство. По вечерам выходит он на Тверской бульвар, причем, заметьте, белый «Мерседес» с шофером ждет его неподалеку. Как только увидит девушку или женщину, идет ей навстречу, распахивает свой плащ (ходит он всегда в длинном плаще), а там, можете себе представить, прошу прощения у нашей собеседницы за пикантную подробность, но предмет рассказа этого требует, обнаженный орган из штанов висит. Причем, чтобы привлечь внимание, он его бантом обвязывает, а бант украшен блестками, которые еще при свете фонаря и сверкают. Тут тонкий психологический расчет: взгляд женщины помимо ее воли привлекает блестящий бант, а потом она уже понимает, что этот бант украшает. Кто из девушек визжит, кто шарахается и убегает, кто спокойно проходит, но пару раз ему попадались такие дамы – как говорится, коня на скаку остановят и так далее.

– Неужели задерживали?

– Представьте, задерживали и отправляли в отделение. Ну, не знаю, какими путями, но вышел он, не отсидев положенные пятнадцать суток, сами понимаете, связи, влияние, деньги.

– Так он и бродит каждый день по бульвару? – спросил смеясь Леня, представив себе комическую картину, как женщина тащит испуганного извращенца в отделение.

– Пока сигналов больше не было. Да ему-то что, он от всего откупится, денег куры не клюют, живет в шикарном «генеральском» доме на Соколе, торговая фирма в центре, около ГУМа – все самый шик, по высшему разряду. Я к тому, что у человека есть, кажется, все для полного счастья, а ему всегда чего-то не хватает.

– Он просто больной, – сказала Елена. – Я читала, что это болезнь, она даже лечится. Иногда бывает, что опухоль в мозгу так действует. Несчастный человек в принципе. Его, наверное, не на пятнадцать суток сажать надо, а лечить.

– Горбатого могила исправит, – категорически сказал Леня и, немного подумав, громко предложил: – Давайте выпьем за удачу. У меня сегодня удачный день.

– И за знакомство, – добавил Ольшевский.

– За удачу! Отличный тост, давайте за удачу! – пронеслось по комнате.

Бесчувственный Женька полулежал в кресле, опустив подбородок на грудь, и поддержал тост только легким сопением. Шампанское шипело в бокале и кололо язык иголочками.

– Настал психологический момент для тан цев, – опустошив бокал, сказал Леня и слегка поклонился Елене: – Разрешите вас пригласить.

Танцевать было, в общем-то, негде. То и дело танцующие натыкались на стулья, на вытянутые ноги хозяина дома, мирно спавшего под уютное гудение музыки. Пришлось Лене сократить радиус танцевальных движений и крепче прижать к себе девушку. От нее исходил легкий уютный аромат, совсем домашний и милый, как будто давно знакомый, но со временем забытый. Это были даже не духи, это был романтический запах тихих летних вечеров на лоне природы, скошенной травы, речной сырости и лунного света. Светлые волосы Елены щекотали щеку, совсем как вечерний бриз. Леня совсем разнежился, и, наверное, поэтому он, обычно столь разговорчивый с женским полом, молчал, как десятиклассник, и сам стеснялся своего молчания. Ничего не шло на ум. Тогда пришлось взять быка за рога.

– Где вы живете? – спросил он. – Я вас провожу.

Девушка явно была удивлена, но сказала, слегка улыбаясь:

– Это у вас не займет много времени, я живу в соседнем доме. Мы с Женькой учились в одном классе. Я случайно сюда попала, зашла и угодила прямо на праздник.

– Мне опять, наверное, повезло – сегодня случай на моей стороне, – сказал Леня. – И повезет еще больше, если вы разрешите вас проводить.

Вечеринка явно шла к концу. Хозяин мирно спал, гости потихоньку начали разбредаться. Леня, Ольшевский и Елена вышли на улицу. Светила полная луна, под ногами хрустели замерзшие лужи. Лене страстно хотелось, чтобы Ольшевский ушел. Ольшевскому, вероятно, хотелось того же. Вслух они своих пожеланий не высказывали, поэтому воцарилось тягостное молчание.

Уже когда Елена, попрощавшись, зашла в свой подъезд, Ольшевский вдруг, бросив: «Ой, я кое-что забыл спросить», – ринулся за девушкой. Через пару минут он вышел довольный, пряча в нагрудный карман листочек с телефоном.

– С друзьями надо делиться, – сказал Леня, – По-братски. Даже телефонами симпатичных девушек.

– Э нет, приятель, здесь каждый старается за себя, – парировал Ольшевский. – Альтруизм нынче не в почете.

– Эх ты… Понимаю… Ладно, еще мой запиши, может, позвонишь, когда интересный материалец появится. Нас, репортеров, ведь ноги кормят.

– Многого не обещаю, а так, для разнообразия, пожалуй, если разрешат, могу подбросить парочку фактов.

Приятели распрощались. Ольшевский уехал на подлетевшем пустом автобусе, туманно светившемся запотевшими окнами, а Леня зашагал быстрым шагом к метро. Он шел и раздумывал над тем, как бы ему половчее выпросить у Женьки телефон Елены, о том, что ему почему-то импонировал спокойный рассудительный Ольшевский, хотя до сих пор отношения с милицией у Лени складывались не совсем гладко. Ему вообще нравился сегодняшний, а точнее, уже вчерашний, бесконечный день с неожиданными встречами, странными происшествиями и интересными знакомствами. За ним в темно-синем небе бежала луна, прячась за деревьями и темными домами. Город уже спал.

Пробуждение было тяжелым. Сказывалось напряжение прошедшего дня. Вставать не хотелось.

«Может, не идти сегодня на работу? – сквозь зыбкий сон думал Леня. – Я ведь вроде бы болею».

И, повалявшись еще минуту, набрал номер Женькиного телефона.

– Проснись, красавец мой, проснись, – пропел он в трубку, когда в ней зазвучал сонный голос друга. – Открой сомкнуты негой взоры…

– Слушай, ты что, задался целью не дать мне выспаться? – проворчал Женька. – Второй день подряд с утра пораньше поднимаешь. Что, опять труп откопал? Это к братцу моему, он специалист в этом деле.

– Нет, помнишь, девушка у тебя вчера была?

– У меня много девушек вчера было… – ворчливо сказал Женька, громко зевая.

Леня в глубине души удивился, он не заметил особого изобилия женского пола на вечеринке. Ну, крутилась там пара невзрачных созданий, но никакого сравнения с Еленой они не выдерживали, теряясь на заднем плане вчерашнего вечера.

– Одноклассница твоя была, из соседнего дома, ее, кажется, Еленой звали.

– А, Ленка, что ли? Так бы сразу и сказал. Что, клеишься к ней?

– Да вот обещал позвонить, а телефон потерял. Ты не знаешь?

Через минуту Леня уже крутил диск.

7

Большая любовь требует больших жертв. В том числе и денежных. Цветы, мороженое, пирожные, поездки на такси и в общественном транспорте – все требовало наличных средств. Двести долларов, полученные Леней от неизвестного кавказца, таяли, как весенний лед на мартовском солнце. Широкая душа влюбленного не знала ограничений. За пять дней бурного романа от казавшейся большой суммы остались только сладкие воспоминания.

«Надо что-то делать, – мучился Леня. – Так жить нельзя. Я не могу достойно ухаживать за девушкой, не имея в кармане даже денег на шоколадку. Придется идти на панель побираться».

И он поехал в редакцию.

– Влада Петровна, как скоро вы меня осчастливите выдачей гонорара за мертвую голову? Неужели вам не понравилась голова?

– Голова хорошая, спору нет, – ответила редакторша. – Только вот куда ее деть, ума не приложу. На стенку, что ли, повесить…

«Портрет неизвестного» совместными усилиями был водружен на гвоздик, так что вошедшему в комнату он сразу бросался в глаза.

– Влада Петровна, мое молодое, не окрепшее после посещения морга тело нуждается в дополнительных витаминах, – уверял начальницу Леня.

– Напишите заявление на разовую материальную помощь в профком, может быть, пройдет.

Добрый профком выдал небольшую матподдержку «на нужды фотолаборатории». Леня тут же решил на свалившуюся с неба сумму пригласить Елену в ресторан. Денег хватило только на «Макдональдс».

Они сидели в уютном зале около окна и глядели на расплывающиеся в ранних сумерках деревья и памятник Пушкину, на голове которого застыли нахохлившиеся мокрые голуби.

– Интересно, – сказал Леня, нарушив молчание, – как поживает наш общий знакомый Ольшевский. Он тебе не звонил?

– Нет, – ответила Елена. – Меня же целыми днями не бывает дома, а вечерами я встречаюсь с тобой. Может быть, конечно, он и звонил…

– Значит, я просто опередил его. Ведь он тоже строил в отношении тебя какие-то планы.

– Надеюсь, не матримониальные.

– Я тоже на это надеюсь, но надежды мало.

– Могу тебя успокоить, – улыбнулась Елена. – Выйти замуж за милиционера не входит в мои жизненные планы. Мне глубоко чужда романтика ночных дежурств и вызовов. Нет, правда, дело не в этом, он, конечно, приятный человек, но я верю в любовь с первого взгляда. Если не в любовь, то в симпатию или что-нибудь в этом роде.

– А в отношении меня как у тебя с первым взглядом? – с робкой надеждой спросил Леня.

– Нормально.

– Ну, если бы было хорошо или отлично… а то нормально… Можно сказать, не оставляешь мне шансов на успех.

– Всегда есть последний шанс…

Помолчали. За окном стал накрапывать дождь, прохожие вооружились зонтиками. Только нищие у метро упорно не сходили с насиженных мест, мокли, и мелкие холодные капли мочили бумажные деньги, зажатые в их влажно-красных ладонях.

– А выйти замуж за фоторепортера не входит в твои жизненные планы? – спросил Леня и напряженно замолк.

Елена вертела в руках салфетку.

– Что-то я не понимаю, ты что, делаешь мне предложение? – наконец спросила она.

– Нет, пока просто прощупываю почву. Делать подобные предложения с бухты-барахты не в моих привычках. Я считаю, для этого нужна мощная материальная база. Но мы могли хотя бы попробовать…

– Попытка не пытка? – рассмеялась Елена. – Сначала спрашиваешь про мои жизненные планы, а потом их же и разрушаешь.

– Значит, да?

– Скорее да, чем нет.

Они вышли из ресторана и пошли по пустынному Тверскому бульвару. Поток машин ревел, заглушая речь, разбрызгивал лужи, душил редких прохожих выхлопными газами. Пришлось перейти на среднюю часть бульвара, под защиту раскидистых деревьев. Там, на островке спокойствия в бушующем океане московского центра, гуляли только унылые собачники со своими откормленными питомцами.

Леня снова вспомнил тот вечер у Женьки и стал оглядываться по сторонам.

– Ты кого-нибудь ищешь? – спросила Елена.

– Ищу, – ответил с улыбкой ее спутник. – Помнишь, мой соперник Ольшевский рассказывал о каком-то «новом русском», который по вечерам бродит и смущает одиноких женщин своим вызывающим видом?

– Помню, ну и что?

– А помнишь, Ольшевский рассказывал, что его уже два раза задерживали на Тверском?

– Помню. Что из этого? Что тебя так заинтересовало?

– Представляешь, может быть, он сейчас здесь бродит и выискивает очередную жертву.

– Ты на роль жертвы явно не годишься, он на тебя не клюнет.

– Ну, мало ли… Может, он спутает в темно те. – Леня глубоко задумался и забормотал про себя: – Новый русский в белом «Мерседесе»… Богатый эксгибиционист, боящийся огласки… Интересно…

– Мне абсолютно неинтересно. Даже было бы неприятно с ним встретиться на узкой дорожке. Больной, неизвестно, что ему в голову взбредет, – сказала, недоумевая, Елена. – И вообще, ты знаешь, я замерзла, здесь не очень уютно. Пойдем, а?

– Да, сегодня плохая погода. Он вряд ли…

– Не понимаю, что тебе в нем?

Они прошли уже весь бульвар и свернули на Никитскую.

– Поехали к тебе? – спокойно, как о само собой разумеющихся вещах, спросил Леня. Елена слегка смутилась.

– У меня дома мама и сестра. Можно, конечно, поехать, чашечку кофе и скромный ужин я тебе гарантирую, но придется весь вечер рассматривать семейные альбомы. Ты готов к такому моральному испытанию?

– Ну, тогда едем ко мне.

– Поехали, – просто сказала Елена.

Войдя в квартиру, она всплеснула руками и, пока Леня выгребал остатки былой роскоши из холодильника, кинулась мыть гору засохшей посуды.

– Понимаешь, времени нет совершенно, – оправдывался Леня, нарезая ломтиками колбасу. – Да и думаешь: зачем, к черту, тут все вылизывать, если никто не заходит.

Елена подошла к нему сзади и закрыла ладонями глаза. Леня почувствовал, как тонкие прохладные пальцы легли на веки и засветились розовым светом.

– Хватит оправдываться. Я не буду тебя ругать. Не люблю стерильной чистоты. Такие квартиры напоминают мне операционную. Сделаешь кофе? Я так замерзла.

– С большим удовольствием я привел бы тебя во дворец на берегу теплого моря, но там сейчас капитальный ремонт.

Елена улыбнулась шутке и подошла к окну. За ним гудела, как шмель, Кольцевая дорога, опоясанная пятнами фонарей. Окна соседнего дома тихо светились в темноте.

– У тебя шикарный вид: целый дом как на ладони, и в каждой квартире своя жизнь, свои радости, горе, любовь.

Они постояли у окна. Туман подползал к стеклу, угрожающе курчавился за ним, там была холодная промозглая осень, а здесь – она, ошеломляюще близко, так близко, что на щеке чувствовалось ее теплое дыхание, так близко, что тепло ее тела согревало, как тепло солнца. Леня обнял ее и зарылся лицом в пышные волосы. «Так бы стоять долго-долго и не двигаться с места». Он уже не представлял свою жизнь без нее, без ее присутствия, непостижимого, как чудо, без ее слабости, без ее узких плеч, тонкого лица, блуждающей на губах улыбки.

Зашипел на плите чайник. Он еще долго выпускал в потолок струю белого пара, пока Леня не нашел в себе силы заняться приготовлением кофе. Нагрузив поднос едой, они вернулись в комнату. Елена огляделась и подошла к большим фотографиям, развешанным по стенам.

– Как картины, – сказала она своим тонким голосом, и это было лучшей музыкой на свете.

Леня почувствовал некоторое смущение от убогой обстановки своей квартиры, от сваленного на кресле постельного белья, от общего холодного запустения. Он быстро схватил вещи и бросил их в шкаф, искоса посматривая на гостью.

Елена прошлась по комнате большими шагами. Движения ее были сдержанны и оттого красивы неброской красотой леса, красотой серого соловья, присевшего на ветку и собирающегося запеть свою июньскую мелодию, такую неожиданную в тиши московской сырой осени. Леня смотрел на нее. Она стояла перед ним – молодая, красивая, случайно залетевшая в его холостяцкую жизнь. Казалось, одно неловкое движение – и она, готовая вот-вот улететь, вспорхнет, и невозможно будет ее удержать. Между тем ему изо всех сил хотелось ее удержать, не пустить, не дать улететь, приручить. Чтобы она освещала его существование своим внутренним светом, чтобы, уходя, всегда к ней возвращаться.

Они обнялись.

– Я тебя так долго искал, – пробормотал Леня, осыпая бледное лицо поцелуями. – Так долго…

Стало совсем тихо. Умолк уличный шум. Слабый свет фонаря едва пробивался сквозь редкие ветви облетевших кленов, на полу лежали квадраты голубоватого света. Моросящий дождь, оставляющий после себя водяную взвесь в воздухе, прекратился.

Елена лежала рядом, на белой подушке лицо ее казалось восково-бледным, а волосы в темноте почти черными. Она не шевелилась, только легкое дыхание выдавало ее присутствие.

– Ты спишь? – тихо спросил Леня, приподнимаясь на локте.

Черные ресницы взметнулись и снова плавно опустились.

– Который час? – спросила Елена.

– Около двенадцати.

– Мне пора идти.

Леня лежал расслабленный и умиротворенный и только вглядывался в ее лицо. Странно, но ему не хотелось, чтобы этот вечер закончился, как добрая сотня предыдущих свиданий: торопливым поцелуем у метро и фразой «Я тебе позвоню на следующей неделе». Ему не хотелось торопить время своими движениями, разговорами, объяснениями. Хотелось только лежать рядом и смотреть на ее лицо, на черные провалы глаз, гладить ладонью горячую кожу плеча, перебирать пальцы. Хотелось молчать, молчать от полноты ощущений, от неожиданно нахлынувшего счастья.

– Ты не можешь сказать, что переночуешь у подруги?

– Зачем?

– Мне не хочется с тобой расставаться. Мне не хочется тебя отпускать.

– Я к тебе вернусь.

– Ты такая красивая, Елена Прекрасная. И, что самое странное, мне кажется, что я тебя люблю. Наверное, это сон.

– Что же в этом странного? – Ее лицо было так близко, глаза смотрели в упор, как бы изучая и допытываясь.

– Ничего, – сказал Леня и, взяв ее за руки, притянул к себе. Их захлестнула волна нежности и увлекла за собой.

Елена спала, положив голову на свою руку, как спят дети в детских садах во время тихого часа. Леня часто просыпался и смотрел на нее. Ему казалось, что если он заснет надолго, то, проснувшись, ощутит пустое, еще теплое место рядом с собой. Когда рассвело и небо подернулось серой пеленой рассвета, шум во дворе усилился, раздавалось хлопанье дверцами машин, звук прогреваемых моторов. Сон уже совершенно улетучился. Леня сначала лежал, глядя в потолок, стараясь не шевелиться, потом осторожно встал, осторожно оделся и выбежал на улицу.

Через пять минут он уже выходил из универсама с букетом застоявшихся гвоздик – единственно возможных цветов в такую рань.

Елена уже проснулась.

– Кофе готов, – сказала она, одеваясь. – Бутерброды на столе. Мне пора убегать.

– Я тебя провожу, – сказал Леня, обнимая ее и ломая при этом хрупкие стебли гвоздик.

– Бедные… Что ты с ними сделал? – Она взяла гвоздики и поставила их в первую попавшуюся банку. – Ты завтракай, а я побегу.

– Вечером я тебя жду.

Она улыбнулась и, натягивая пальто, сказала:

– Я позвоню.