Текст книги "Взмах ножа (сборник)"
Автор книги: Стивен Соломита
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц)
Выйдя от Пако Бакили и вернув казенную машину в участок, Мудроу нанес три визита. Прежде всего он отправился к своему старинному приятелю Паули Коралло. Паули жил тем, что покупал битые машины, ремонтировал их и продавай жителям Ист-Виллиджа. Не так уж много правил он в жизни соблюдал, но этим немногим следован неуклонно. Он никогда не платил за машину больше ста долларов и никогда не продавал ее больше, чем за тысячу. Даже если ремонт стоил дороже. Но самое важное, что в том мире, где одураченные покупатели не идут в суд, а тут же берутся за пистолет, он ремонтировал машины честно и представлял своим покупателям все гарантии.
Паули был невысокого роста, но хорошо сложенным. Его правая щека была изуродована длинным шрамом, из-за которого казалось, что он постоянно улыбается, хотя это было совсем не так. Он любил Нижний Ист-Сайд, и там у него было больше друзей, чем у любого другого продавца подержанных машин. Бизнес его процветал, и он уже подумывал купить просторный гараж для хранения подготовленных к продаже машин. Ему страшно надоело постоянно перегонять их с одного конца улицы на другой, освобождая дорогу для поливальных фургонов.
Когда появился Мудроу, Паули занимался с богатым для этих мест покупателем-сенегальцем, явившимся со всей семьей, которая принимала живое участие в торге. Шумная и в то же время мирно настроенная компания обступила «форд» 1973 года – роскошную машину с одной лишь царапиной на панели. То обстоятельство, что капот был светло-зеленым, а весь корпус бледно-желтого цвета, никого не смущало.
– Да ты с ума сошел, – кричал Паули. – Шестьсот долларов за такую машину? Да за такие деньги ты и двигатель не купишь.
– В моей стране, – начал сенегалец, – за такую машину и трехсот не дадут.
– Не морочь мне голову, – застонал Паули, отвернувшись и сделав вид, что прекращает разговор. – Ты приезжаешь сюда, потому что у себя ты и десятки бы не заработал на тележку. А здесь хочешь все получить задаром. Дешевле не найдешь.
Обсудив форму оплаты, быстро сошлись на том, что лучше всего наличными, и тут же начали ссориться из-за размера залога.
– Эй, Паули, – крикнул Мудроу из-за плеча сенегальского дедушки. – Можно тебя на пару минут? Ничего особенного, просто я спешу.
Покупателей это бесцеремонное вмешательство в торг возмутило, но Паули сразу осадил их:
– Этот парень из полиции, и он мой друг, так что придется немного подождать.
При слове «полиция» сенегальцы притихли. В их стране полицейским почти поклонялись, а такое понятие, как «гражданские права», они еще не успели освоить.
– Привет, сержант, – сказал Паули, протягивая руку. – Я все знаю. О том, что произошло. Я захаживал в этот бар, Риту там все любили, она была замечательная женщина.
– Я это знаю, Паули. И все это знают. И ты понимаешь, что я этого так не оставлю. Я найду этих ублюдков.
Паули кивнул: для людей, отвергнутых обществом, месть – всего лишь норма.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Мне нужна машина. На несколько недель. Может быть, месяцев.
– Ты пришел по точному адресу. У Паули Коралло машин хватит.
– Взаймы.
– Нет проблем. Вернешь, когда сумеешь.
– Что-нибудь поменьше и помощнее. Мне придется хорошо покататься.
Тем временем сенегальцы, собравшись с мужеством, незаметно окружили их, не обращая внимания на Мудроу.
– Шестьсот пятьдесят, – закричали они хором, – давай условимся, шестьсот пятьдесят. – Даже сгорбленная, вся в морщинах бабушка участвовала в этом хоре. Присутствие полицейского их уже не смущало. Паули беспомощно посмотрел на Мудроу.
– Ну что, – спросил Мудроу, – может, забрать их?
– Забирай, только всех сразу, – усмехнулся Паули.
– Нет, нет. – Самый молодой из сенегальцев потянулся к карману тем стремительным движением, которое так раздражает полицейских, и Мудроу наставил свой пистолет, прежде чем все поняли, что, собственно, происходит.
– Не двигаться, – выкрикнул Мудроу, догадываясь без труда, чем бы обернулась его шутка, если бы у кого-нибудь из этой публики было оружие.
– Не надо, не надо, – взмолилась пожилая женщина. – Ахмед, покажи иммиграционную карточку. Все легально. Не надо ареста.
Ахмед тут же стал демонстрировать маленькую зеленую карточку, но Мудроу не обратил на нее внимания.
– Ну ладно, Паули, – вздохнул он, – заканчивай с ними.
Он отошел в сторону и прислонился к стоявшей там машине, ожидая, когда Паули разделается со всем этим. День был теплым, но к вечеру заметно похолодало. Через четверть часа, в течение которых Мудроу был вынужден выслушать еще десяток соболезнований, Паули освободился и подошел к нему.
– За такие деньги, – он извинялся и в то же время иронизировал, – лучше бы ты их убил. Теперь скажи, когда тебе нужна машина?
– Завтра утром.
– Хорошо, у меня есть то, что тебе нужно.
Они пошли по Одиннадцатой улице и свернули на авеню А. Там стоял «бьюик» 1974 года. На лобовом стекле темнела трещина на уровне глаз, виниловый верх был изрядно потрепан, но оборудование внутри в полном порядке, если не считать водительского сиденья, набитого газетами и, несмотря на это, продавленного до самого пола.
– Бери эту. По двум причинам. Во-первых, у нее мотор и передача отличные, бегает, как надо. Будто вчера с конвейера. Во-вторых, перерегистрация – через шесть недель, собирать штрафные талоны на парковку тебе не придется. Что скажешь?
– Отлично, Паули. Знаешь, я так тебе благодарен.
– Да брось ты, – перебил Паули. – Ты меня так часто выручал. А главное – Рита. Я думаю, сколько раз мы виделись в этом баре? Наверное, тысячу. Рита была совсем своя. Прикончи этих подонков. Кожу с них сдери.
– Именно это я и собираюсь сделать.
– Отлично. Приходи завтра утром, получишь ключи и документы.
– Спасибо, Паули.
По авеню А Мудроу прошел до площади Святого Марка и срезал угол к Третьей авеню, где находился крошечный магазинчик, торговавший всевозможными картами, от старинной – ручной итальянской работы – карты Антарктики до толстенного атласа мира. Там он приобрел подробную карту всех пяти районов Нью-Йорк-Сити.
Затем он снова взял курс на восток, а именно в винный магазинчик на Седьмой улице, по интерьеру напоминавший банк. Стены его были обиты толстыми металлическими листами – прострелить их могла разве что гаубица. Владелец магазина, Эл Берковиц, не вынимая вечной сигары изо рта, завел свою пластинку:
– А, вот и капитан пожаловал.
– Хватит, Эл.
– Если бы ты послушал меня двадцать лет назад, ты бы уже был начальником. И ездил на лимузине.
– А твой лимузин где?
– Откуда ты знаешь, на чем я езжу? Ты что, ясновидец? Я живу в Нью-Джерси, а не в такой дыре. С какой стати я буду таскать сюда все, что у меня есть. – Он немного помолчал и тихо сказал (а это было так на него не похоже): – Я сочувствую тебе, Стенли.
– Спасибо. Дай бутылку «Олд Кроу».
– Пойло. – Старику хотелось поскорее вернуться к привычному своему угрюмству. – Все пьешь эту дрянь и смотришь, как тебя на кривой кобыле объезжают. Ты же был лучшим в участке. О тебе легенды ходили.
– Они и сейчас ходят.
– Ты же меня понимаешь?.. – продолжал Берковиц, засовывая бутылку в бумажный пакет. – Ты всегда был лучшим. Стенли не проведешь. Боже сохрани, учить Стенли уму-разуму. Великий детектив. Но почему Стенли до сих пор сержант? Я знал твою мать девочкой. Мы росли вместе. А теперь я живу в Нью-Джерси, а ты все торчишь в Ист-Сайде.
– Смени пластинку, Эл, – вздохнул Мудроу. – Каждый раз одно и тоже. Смотри, а то я найду себе другой погребок, и ты разоришься. – Он направился к дверям, но старик, яростно жевавший сигару, не мог стерпеть последних слов.
– Я здесь уже пятьдесят лет. Я похоронил жену и детей, даже они не могли заставить меня уехать отсюда. – Он качался, как игрушка-неваляшка, из стороны в сторону. – Меня грабили пятнадцать раз, но я все оставался. У меня голова в шрамах, но я здесь. А ты…
– До свидания, Эл.
Теперь, тщательно подготовившись, Мудроу двинулся к дому, обдумывая стратегию поисков. В квартире он развернул карту и повесил ее на самой большой стене, тщательно разгладив на сгибах. Затем налил полстакана виски, поставил его на стол рядом с блокнотом и принялся за работу.
Прежде всего он записал все, что знает об «Американской красной армии», начиная с убийства Рональда Чедвика и заканчивая взрывом на площади Геральд. Затем прикинул, какое оружие может быть у террористов. Записал.
Он знал, что по крайней мере трое из банды – белые. По одному из них данные шли сразу из трех источников: в Куинсе – Пако Бакили; билеты, найденные у Энрике Энтадоса, и Френки Бауманн. Он знал, что все их действия направлены на Нью-Йорк. Он располагал идентификатом на каждого – на Джонни Катаноса и двух женщин. Портреты еще предстояло передать Андре Мак-Корл, художнице, – она жила в его районе, – чтобы приблизить их к реальным лицам и затем распечатать на ксероксе и раздать полицейским.
Это было все, чем располагал Мудроу, – пусть немного, но достаточно, чтобы спланировать свои действия. Он исходил из того, что террористы находятся в Нью-Йорке, в одном из его пяти районов. Это было самым нелогичным звеном в цепи его рассуждений, но некоторые факты косвенно это подтверждали. Тем более если предположить, что место жительства преступников – Нью-Джерси или Лонг-Айленд, у него вообще нет шансов их отыскать.
Будем плясать от Нью-Йорк-Сити, размышлял про себя Стенли. Он взял большой черный фломастер и разделил карту города на территории полицейских участков, отдельно обозначив расположение самих участков. Затем выписал имена полицейских, своих знакомых, отметив специально тех, кто присутствовал на похоронах Риты, а карточки с их именами приколол в соответствии с участками, где они служили.
Далее он заштриховал полностью колонии латиноамериканцев – Гарлем, Бедфорд-Стейвезант, Флет-Буш, Восточный Нью-Йорк, Бушвик и Бронсвилл в Бруклине; Южную Джамайку, Холлис, Корону и Сент-Албан в Куинсе; почти весь Юго-Восточный Бронкс, включая Хайбридж, Бедфорд-парк, Кингс-бридж, Фордхэм, Моррисаниу, Мелроуз, Мотт-Хайвен, Тремонт и Восточный Тремонт. Рассмотрев эту карту с точки зрения экономики, он вычеркнул районы, где жили богатые, включая половину Манхэттена, а также кварталы того же образца в других округах, типа Бейсайда.
Когда он закончил, вся карта определенно сузилась в объеме, то же самое произошло и с округами, а Стейтен-Айленд оказался вычеркнут полностью. Трое белых и один араб жить и оставаться незамеченными в этих районах не могли никак, в то время как сама возможность свободно ходить по улицам без риска быть опознанными первым встречным для той деятельности, которой они занимались, имела значение первостепенное. Сам того не подозревая, Мудроу руководствовался той же логикой, что и Музафер при выборе места жительства.
Отложив черный фломастер и взяв в руки красный, Мудроу начал обводить наиболее вероятные районы их обитания: Миддл-Виллидж, Риджвуд, Мэспет и Глендейл в Куинсе, прилегающие к кинотеатру «Риджвуд», а также все участки со смешанным населением. В семидесятых-восьмидесятых годах Нью-Йорк пережил новую волну наплыва иммигрантов, привлеченных блеском реклам и большими заработками. Они приехали со всех континентов – от Ганы до Бангладеш, от Бразилии до Литвы, – и в таких количествах, что структура городского населения изменилась чуть ли не моментально. Причем Флашинг в Куинсе пользовался особой популярностью. Из белого района с небольшим процентом темнокожего населения он превратился в восточный базар за какой-нибудь десяток лет. Теперь вывески на магазинах были на японском, корейском, санскрите, арабском, но только не на английском. Несколько человек могли войти в квартиру шестиэтажного дома и там просто раствориться. Форест-Хиллз и Джексон-Хайтс переживали подобный процесс так же, как и отдельные части Канар-си и Шипхед-Бей в Бруклине. Казалось, на счету был каждый клочок земли: его приобретали, чтобы буквально за ночь возвести там дом на две-четыре семьи, и надо сказать, что покупали квартиры не только иммигранты, но и сами американцы.
На Стейтен-Айленд все обстояло абсолютно иначе. Территория огромная, множество черных и латиноамериканских кварталов. Метро, от которого можно было оттолкнуться при поисках, отсутствовало. Вряд ли «Красная армия» базировалась здесь. Как минимум по двум причинам. Почти полное отсутствие многоквартирных домов. В основном – двухэтажные на две семьи, одной из которых дом принадлежал. Кому-то что-то постоянно тут скрывать практически невозможно. Это первое. Но самое главное в другом: это район, который давным-давно выбрали для себя полицейские, пожарные и работники сферы коммунального обслуживания, – самый клановый из всех округов города. Мудроу практически исключал его.
Манхэттен тоже не заслужил его внимания, но совсем по другой причине. Это был слишком дорогой район. Найти там квартиру почти невозможно. Гаражи для парковки стоят от двухсот до четырехсот долларов в месяц. Жизнь в Манхэттене – это постоянная борьба с системой, предназначенной для того, чтобы сломить новичка. Обширные территории Манхэттена подпадали под действие закона о найме жилья, и относительно дешевых квартир было тоже немало, но никто не припомнит, чтобы какую-то из них выставили на продажу: они передавались по наследству из поколения в поколение.
В конце концов Мудроу завершил ночную работу, составив список районов Нью-Йорка, начиная с Риджвуда и далее, по степени уменьшения шансов на то, что там обнаружатся следы пребывания «Красной армии». Напротив каждого района он написал номер ближайшего полицейского участка. Завтра он пойдет по следу, как настоящая ищейка, от участка к участку, возобновляя старые знакомства и собирая долги. Друзья сведут его с людьми, ежедневно – хотя бы и чисто механически – изучающими лица горожан: с продавцами автобусных билетов, газетными киоскерами, официантами и официантками, служащими отелей. Он не пропустит ни одного человека, хотя бы отдаленно напоминающего Катаноса. Он будет работать двенадцать, четырнадцать часов в сутки, проверяя слухи, отрабатывая любые версии, самые невероятные. Нью-йоркские полицейские всегда делали это лучше всех остальных. И сейчас они снова пойдут по следу.
Леонора Хиггинс не приняла ни одного самостоятельного решения за все время своей работы в ФБР и, сидя дома на кухне, поняла, что окончательно теряет форму. С самого начала учебы и до того, как она стала помощником Бредли, она непрерывно выполняла чьи-то приказы. Это было так просто – выучить учебник наизусть: каковы требования легального прослушивания? Как правильно произвести арест? Как избежать слежки? Как поступить, если вам предлагают взятку? В офисе у Бредли все точно так же: напиши это, запомни список информаторов, опроси свидетелей, отыщи на полке дело номер такой-то.
Так привычно, так легко, и вдруг появляется какой-то легавый, персонаж детективных комиксов, и предлагает раскрепоститься, свободно мыслить. И она чувствует, что не хочет сопротивляться этому призыву, потому что чисто полицейское стремление добраться до истины в глубине ее души никогда не глохло, а инстинкт подсказывал, что Стенли Мудроу знает или скоро узнает то, что она хотела бы выяснить сама. И размышления о том, что Джордж Бредли не поверил ей и ничего не захотел сделать, чтобы продолжить расследование, никак не улучшали настроения.
Она понимала, что Стенли Мудроу ничего ей не скажет. Официально в данный момент он подчинялся ей, но она слышала, как и что он говорил в кабинете Эпштейна, и видела выражение его лица. Мудроу, конечно, знал, где найти грека, но абсолютно точно и другое: он не собирался рассказывать об этом ей. И никакие уговоры: ни нажим, ни угрозы – не заставят его отказаться от своего решения. Леонора могла бы пожаловаться Бредли (и если она ничего не узнает в течение недели, так и сделает), но Бредли не станет ее слушать, а если и выслушает и что-нибудь предпримет, это только еще глубже загонит Мудроу в его раковину. Эпштейн и Флинн горой встанут за Мудроу. И это значит, что она должна действовать сама.
Но как? Она сидела на кухне в шелковом халате с мокрыми после душа волосами. Нетронутый ужин остывал, пока она проклинала Мудроу за то, что он так усложнил ее жизнь. В ее возрасте одинокой женщине нужно бы думать о поклонниках, о ресторанах, ночных клубах. А не о том, как быть с этим копом.
Единственное, что она могла реально сделать, – установить за ним слежку и ждать, когда он возьмет бандитов. Однако это было бы глуповато, подумалось ей. Теперь, когда на вооружении федеральных агентов техника прослушивания и микрокамеры, уже никто не занимается слежкой, прячась за углом, рассматривая объект в зеркало или в отражении витрины. Леонора представила, как она ходит по пятам за Мудроу, и громко рассмеялась. Вероятно, есть какой-то другой выход из положения, что-то надо предпринять. В конце концов, в упорстве она ему не уступала.
Леонора с неохотой потянулась к телефону, решив позвонить своему нынешнему приятелю. Александр, если придет, по крайней мере поможет заснуть. А утро вечера мудренее. Она еще раз изучит дело Мудроу, снимет копию и притащит домой. И исследует его самым внимательным образом.
Глава 16В первый день поисков погода была такая скверная, какую только можно было себе представить в это время года, – проливной весенний дождь. Капли дождя с силой ударялись об асфальт и зонты и отскакивали, образуя крошечные фонтанчики. Ненастье не остановило Мудроу, он просто не замечал, что там, на улице, творится, хотя, еще лежа в постели, слышал шум ливня за окном. Перед тем как выходить, он влез в старый темный плащ и нахлобучил непромокаемую шляпу с узкими полями. Забрал «бьюик», который одолжил ему Паули, и, только повернув ключ зажигания, подумал, что в такой денек как раз и проверишь, что за лошадка ему досталась. К его удовольствию, правда, удивления он не испытал, машина тронулась с места почти сразу. Казенный полицейский конь, несмотря на целое лобовое стекло и новые «дворники», таким норовом не отличался. Улыбнувшись про себя, он включил радио – выпуск новостей – и выстроился в свой ряд. Первым делом он решил навестить Виктора Драбека, сержанта двести третьего полицейского участка в Куинсе.
Мудроу переехал Вильямсбургский мост и оказался в вечной пробке на автостраде Бруклин – Квинс. Он продвигался вперед еле-еле, даже не думая об «Американской красной армии» и о том, что ему предстоит. Работа есть работа, и Мудроу понимал, что успех, если таковой вообще возможен, придет не сразу, и сил уйдет уйма: труд изнурительный, труд души, а уже как она трудится, можно определить довольно точно по шинам и подметкам – что там еще от них останется. Никаких прозрений, счастливых открытий, а только поиск – непрерывный, круглые сутки, как бы ни хотелось побыстрее со всем этим покончить.
Он направился прямо к двести третьему участку в Миддл-Виллидж и даже не остановился, чтобы позавтракать, хотя обычно, когда вел расследование, ел по пять раз на дню. В ведение этого участка входила вся северо-западная часть Куинса: Риджвуд, Глендейл, Мэспет, Миддл-Виллидж со всеми прилегающими кварталами. Мудроу свернул на Шестьдесят девятую улицу и проехал всего в каких-нибудь шести кварталах от ничего не подозревавшей о его поиске «Красной армии».
Афтаб Квази, он же Музафер, и Джонни Катанос ехали в «тойоте», зарегистрированной на имя Джейн Мэтьюс, накрытые тем же самым ливнем, сквозь который пробирался «бьюик» Мудроу.
– Проклятый дождь, – раздраженно сказал Музафер, – вечно дождь и холод. Теперь понятно, почему европейцы так стремились к завоеваниям. На все готовы ради тепла и солнца.
Они добрались уже до южного района Гринпойнта – это всего в миле от дома, который у них именовался «операция „Раввин“», – с тем чтобы изучить окрестности свалки химических отходов. В то время Гринпойнт был самым страшным местом в Нью-Йорке: количество убийств на тысячу жителей там превышало показатели таких опасных районов, как Гарлем, Бедфорд-Стейвезант или Южный Бронкс. Население – когда-то здесь поселились итальянцы и поляки – разделилось на две части. Одна состояла из рабочих, которые жили в благоустроенных домах по восточной стороне бульвара Мак-Гиннес. На другой стороне правили пуэрториканцы. Преступления приходилось фиксировать то и дело и там, и там, но пуэрториканцы, которым было куда труднее и с работой и в быту – когда семья большая, прокормить ее сложно, а тут еще и дом вот-вот рухнет, – шли на разбой чаще и легче.
Но прежде всего Гринпойнт был индустриальным районом, хотя там большие заводы, как и в других городах Новой Англии, отсутствовали. В Гринпойнте молодому предпринимателю приходилось сражаться за успех. Трех– и четырехэтажные кирпичные здания выполняли самые разнообразные функции: в них располагались склады древесины, фабрики по пошиву одежды и другие, где изготавливали оборудование для канализации; бумажные фабрики, десятки транспортных компаний, готовых к перевозке тысяч тонн товаров, поступающих в Нью-Йорк ежедневно. Владельцы этих предприятий обычно были выходцами из Канарси или Куинс-Виллидж, затем наследовали предприятия отца и приходили к выводу, что в колледже им больше нечего делать. Но стремились они к тем же высотам, что и выпускники престижных университетов, каждой весной толпами атаковавших деловой Манхэттен, и влияние их было особенно сильным в той части Гринпойнта, где Музафер и Джонни собирали разведывательные данные. Хотя жилых домов здесь почти не было, улицы, по которым медленно продвигался Музафер, наполняла тьма людей. Однако к семи вечера они опустели: все эти капиталисты, каждый день борющиеся за существование, возвращались на окраины, к себе домой.
– Ты что, совсем спятил?
Дождь утих. Мудроу стоял у газетного киоска у стации метро и орал на расстроенного сержанта Виктора Драбека.
– Да ладно, не сходи с ума. – Драбек был крепыш, небольшого росточка, и рядом они смотрелись, как холодильник с огнетушителем.
– Ты привел меня к слепому. Видно, ты такой же несмышленый, как первокурсник в академии. Объясни, каким образом слепой может опознать кого-то по фотороботу?
– Я не знаю. Ты говорил про самые людные места. Говорил? Здесь ходит уйма народу. Может, ему повесить портреты на свой стенд?
– Да? А что, если эти ублюдки увидят свои рожи? Да они смоются в один миг в Лос-Анджелес, Чикаго, Детройт, где их никто не ищет. Вот что я тебе скажу: это они убили Рональда Чедвика. Вот эти, с картинок. Они убили и племянника Риты. Он был хороший малый, но вот болтался там, где не следовало. И я обещал Рите, что из-под земли этих подонков достану. А теперь хватит болтать и помоги мне.
Драбек – а он чувствовал себя как ребенок, которого отчитал отец, – долго что-то мямлил, пока не заметил своего избавителя в старом черном «плимуте», стоявшем на приколе неподалеку.
– А может, Мерфи спросить? Давай спросим Мерфи.
– Какого еще Мерфи? – застонал Мудроу.
– Вон того, в такси. Он здесь сто лет работает.
Мудроу, присмотревшись, согласился с доводом Драбека. Морщинистый старик ссигарой в зубах за рулем незарегистрированного такси наверняка знает всех жителей округи.
– Только не встревай, – сказал Драбек, – старик он дрянной. Лицензию на извоз у него отобрали лет пятнадцать назад, когда он избил члена городского совета. С тех пор работает без прав.
Мерфи сидел неподвижно, словно не замечая приближения полицейского, но как только Драбек – а он был в форме – наклонился к его окну, завопил:
– Лучше пристрелите меня, чтоб я не мучился. Вытащите из машины и пристрелите как собаку. Сколько можно приставать? Вы и не можете ничего больше. Что, привязаться больше не к кому? Ты хоть однажды какое-нибудь дело раскрыл? Где ты был, когда две недели назад латинос приставил пистолет к моей голове и забрал всю выручку? Ты привел его ко мне, чтобы я опознал? А кого ты вообще застукал? Был такой случай? Нет! Забудь, сказал ты мне, об этом латиносе. Слишком много развелось преступников. Много развелось потому, что все вы пристаете к старикам вроде меня, вместо того чтобы заниматься делом. Надо, наверное, гуталином вымазаться, чтоб вы отстали.
– Заткнись, – сказал Драбек хрипло, – а то получишь и прибавки не попросишь. Мы тут ищем кое-кого, и тебе придется нам помочь. Мы ищем серьезных преступников, Мерфи. Убийц.
– Да? И кого они убили?
– Они убили друга моего друга, – вмешался Мудроу, садясь в машину, чтобы показать Мерфи изображение Джонни Катаноса и всей шайки.
Мерфи несколько секунд смотрел на фотографии.
– По-моему, видел вот эту, но не уверен. – Он взял в руки портрет Терезы. – В зеркало не очень-то и рассмотришь.
Мудроу, не ожидавший немедленного результата, спокойно кивнул.
– Ты помнишь, когда ты ее видел?
– Нет, конечно. Когда? Когда-то.
– Ладно, оставь себе картинки. Мой телефон на обороте. Если увидишь кого-нибудь, сразу звони. Я, может, наскребу пару сотен для того, кто поможет.
– Пару сотен? – Мерфи еще раз, и уже иначе, как того и ожидал Мудроу, посмотрел на изображения преступников. – Можешь быть уверен. Буду смотреть в оба.
– Слушай, Мерфи, – перебил Драбек, толкнув сержанта в бок локтем, – а как твоя война с голубями? Есть успехи?
Мерфи тут же просиял:
– Тараканы в перьях. Вот они кто. Голуби переносят больше заразы, чем крысы и тараканы, вместе взятые. Ты знаешь об этом? – Последняя фраза была адресована Мудроу.
– Да, я читал об этом в газетах, – спокойно ответил Стенли, – грязные птички.
– Ну так вот, я подошел к этому научно. К их истреблению, я хочу сказать. Процент попадания равен примерно тридцати трем. Если не верите, посмотрите в радиатор.
– Мы верим, – сказал Мудроу, – а как это у тебя получается?
– А так. Эти подлые птахи ждут, пока ты подъедешь к ним совсем близко, и улетают прямо из-под колес. Верно? Даже если газануть в последний момент, все равно улетают. Сначала я пытался тихо подъехать и сильно газануть, но они все равно ускользали. Как будто знали, что вот я сейчас на педаль нажму. Может, у них какой-нибудь свой радар есть или еще ерунда какая. В общем, я прямо бесился, пока не придумал, как их провести. Теперь я подкрадываюсь, и одна нога у меня на тормозе, а другая на газе, и кажется, что я торможу. А в последний момент я убираю ногу с тормозов и расплющиваю этих гаденышей так, что только перья летят. У меня уже четыре крыла висят на радиаторе. Можешь взглянуть.
Музафер в третий раз объезжал квартал и не видел каких-либо признаков оцепления или охраны объекта. Он привык сосредоточиваться, когда собирал информацию, чтобы не пропустить ни одной детали, но, изумившись беспечности американцев, заговорил.
– Никого, – заметил он.
– Ну, и замечательно. – Джонни улыбался во весь рот.
– Но это же безумие. Будь мы в Израиле, я бы заподозрил засаду. Даже европейцы выставили бы солдат. В Европе знают, на что мы способны, и защищаются, как умеют. Американцы, похоже, ничего не боятся, кроме негров. – От волнения он постукивал пальцами по рулю, а голос его звучал все громче. – Поверь, Джонни, меня бесит эта беспечность. Они думают, что мы какие-то ублюдки. Над нами можно смеяться, над нашим акцентом, цветом кожи, над нашими угрозами, которые кажутся такими нелепыми.
– Да что ты разошелся? – спросил Джонни, не меняя выражения лица. – Ну, дураки они. Ну, и что? Может, они думают, что океан способен спасти от всех бед на свете. Что бы они там ни говорили, нам же лучше. Правильно?
– Пошли они со своим океаном.
Джонни повернул голову и впервые за все время посмотрел на своего собеседника. Такой взгляд пробирал до печенок, и Музафер это чувствовал на себе.
– Знаешь, ты красивый, когда злой. А злой ты всегда.
Музафер все думал, как ответить, но ни один вариант не подходил.
Он вспомнил о предложении Джонни во время вечеринки. С одной стороны, грек прав. Женщины им не нужны. Они с Катаносом без них обойдутся. Музафер представил, как они вдвоем переезжают из города в город, каждый раз оставляя за собой ужас и разрушения. Все казалось ему так логично, так ясно. В самом деле, пройдут годы, прежде чем кто-нибудь набредет на их след.
– Смотри, – продолжал Катанос, – ну, и шлюхи здесь, на Кент-авеню. Я всегда думал, что они работают в жилых кварталах. Эти, наверно, дальнобойщиков снимают. Рулевой секс. Ну и уродины. Им лет по сто, не меньше. Надо будет сюда вернуться как-нибудь. Обожаю фригидных телок.
Если Джонни предпочитал женщин, равнодушных к сексу, он бы не позавидовал Стенли Мудроу. Сержант Драбек, его коварный друг, не без умысла привел его в «Кафе Элеоноры».
– Туда заходят, чтобы выпить кофе с булочками. Там замечательно пекут, – объяснил он.
Мудроу приготовился к пятой чашке кофе в пятом кафе и пропустил это мимо ушей. Он изучал географию двадцатого участка: основные дороги, кафе и рестораны, – пытаясь определить, сколько времени займет у него обследование всего района. Дня за три, может, четыре он намеревался изучить его основательно.
– Элеонора Алессандро, – произнес Драбек, отвлекая Мудроу от его мыслей. – А это мой старый друг по оружию, сержант Стенли Мудроу из Нижнего Ист-Сайда.
– Очень приятно, сержант. – Элеонора протянула большую мозолистую ладонь. Ей было лет тридцать пять – широкое доброе лицо, крепкое рукопожатие. Волнистые черные волосы и тонкие брови оживляли ее лицо, на которое уже легла тень увядания. Чего нельзя было не заметить, так это грудь и бедра – размеры были явно нестандартные.
– Слушай, – начал Драбек, – посмотри пару картинок, которые покажет Стенли. А я пока схожу в туалет. До скорого.
– Пойдем в мой офис, сержант. Здесь слишком шумно, – предложила. Элеонора.
Офисом оказался маленький письменный стол в углу складского помещения. Мудроу прислонился к столу и достал пачку фотографий.
– Вы когда-нибудь… – начал он традиционное предисловие, но умолк на полуслове, ощутив руку Элеоноры у себя между ног. Рука у нее была тяжелой и вовсе не возбуждала. От неожиданности он неловко подскочил, ударившись о край стола и упав на колени.
– Ты что делаешь? – заорал он и, повернувшись, уткнулся лицом в ее мягкое тело.
– Ты что раскричался, сержант? – невозмутимо парировала Элеонора. – Я люблю здоровых мужиков, а судя по тому, что я у тебя нащупала, ты мог бы этой штуковиной всех бандитов перебить.
Мудроу развеселился. Специалист по непристойностям в эпистолярном жанре не мог не оценить удачную репризу. В это мгновение он представил, как опишет сей эпизод в письме к Энн Лендерс, но быстро вернулся к действительности. Элеонора предлагала ему элементарный, ни к чему не обязывающий секс.
Конечно, не красотка из «Плейбоя», но грудь отменная и бедра что надо. Он изобразил что-то вроде улыбки, и его рука скользнула по ее талии. Элеонора резким движением схватила Мудроу за ягодицу, прижав к открытому холодильнику. Сексуальная атака завершилась грохотом падающих яиц, бутылок с молоком и пачек масла.
