Текст книги "Дети Эдгара По"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Нил Гейман,Грэм Джойс,Джозеф Хиллстром Кинг,Питер Страуб,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Джонатан Кэрролл,Дэвид Джей Шоу,Келли Линк,Стив Тем,Элизабет Хэнд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

Алек не сразу понял, о чем речь. Озадаченно помолчав, он спросил:

– За что?

– За что? За то, чтобы ты молчал. Ты представляешь, что станет с кинотеатром, если про нее узнают? У меня есть основания полагать, что люди не захотят платить деньги, если в темноте им станет являться болтливая мертвая девушка.

Алек недоуменно покачал головой. Как странно! Гарри думает, будто зрителей напугает весть о призраках в «Роузбаде». Лично он рассчитывал бы на обратный эффект. Люди охотно заплатят за возможность немного испугаться – иначе фильмы ужасов не имели бы такой популярности.

И тут Алек вспомнил, что Имоджен Гилкрист сказала ему про Гарри Парселлса: «Ему недолго осталось владеть кинотеатром».

– Так что тебе больше нравится, – спросил Гарри, – бесплатные приглашения?

Алек мотнул головой.

– Ну, держи деньги за билет.

– Не надо.

Гарри застыл с раскрытым бумажником в руках и бросил на Алека удивленный, подозрительный взгляд.

– Тогда что же?

– Как насчет работы? Вам вроде нужен человек, чтобы продавать попкорн, – предложил Алек. – Обещаю накладные ногти на работу не носить.

Гарри долго смотрел на него, не отвечая, потом медленно убрал бумажник в задний карман брюк.

– А по выходным ты согласен работать? – спросил он.

В октябре Алек узнаёт, что Стивен Гринберг снова в Нью-Гэмпшире. Он приехал, чтобы снять на территории академии «Филлипс Эксетер» несколько сцен для своего нового фильма с Томом Хэнксом и Хэйли Джоэлом Осментом [114] 114
  В академии «Филлипс Эксетер» снимались сцены из фильма Рона Ховарда «Код да Винчи», где главную роль играл Том Хэнкс. Том Хэнкс снялся вместе с Хэйли Джоэлом Осментом в фильме режиссера Земекиса «Форрест Гамп». Оба актера снимались и у Стивена Спилберга, но в разных фильмах.


[Закрыть] – про непонятого учителя, вдохновляющего своих гениальных, но беспокойных учеников. Больше никакой информации не требовалось, Алек и так с большой долей уверенности мог предполагать, что Стивен на пути к очередной статуэтке «Оскара». Но в душе Алек предпочитал ранние фильмы Стивена – фантастику и триллеры.

Он думает, не съездить ли в академию. Может, удастся пробраться и посмотреть на съемки? Он мог бы сказать: «Ну да, разумеется, я знавал Стивена, когда он был еще мальчишкой». Может, ему даже позволят поговорить с самим Стивеном. Хотя в этой части Новой Англии сотни людей вправе утверждать, что в свое время знавали Гринберга, а Алек знаком с ним весьма поверхностно. Они лишь однажды разговаривали – в тот день, когда Стивен увидел ее. Раньше – ничего; потом – почти ничего.

Поэтому звонок от персонального ассистента Стивена в пятницу после обеда, уже в конце месяца, становится сюрпризом для Алека. Женщина с бодрым жизнерадостным голосом называет себя Марсией. Она хочет сообщить Алеку, что Стивен пожелал встретиться с ним, и не мог бы Алек заехать – в воскресенье утром, если удобно, – в главное здание академии. Для него будет приготовлен пропуск. Они надеются увидеть его в десять ноль-ноль на территории академии. Соединение прерывается. И только после окончания разговора Алек понимает, что получил не столько приглашение, сколько приказ.

В главном здании Алека встречает один из ассистентов – парень с козлиной бородкой – и проводит туда, где ведутся съемки. Алек присоединяется к группе из двух-трех десятков человек и с небольшого расстояния наблюдает, как Хэнкс и Осмент идут по зеленой лужайке, усыпанной опавшими листьями. Хэнкс задумчиво кивает, а Осмент говорит что-то и жестикулирует. Перед ними едет тележка, на ней два человека и съемочное оборудование, саму тележку катят еще двое мужчин. Стивен в окружении нескольких человек стоит чуть в стороне и просматривает на мониторе отснятый материал. Алеку никогда раньше не доводилось бывать на съемочной площадке, и он с огромным удовольствием следит за работой профессиональных выдумщиков и притворщиков.

Добившись желаемого результата и поговорив несколько минут с Хэнксом, Стивен шагает к группе людей, где находится Алек. На лице Стивена застенчивое, просительное выражение. Он видит Алека, и его губы растягиваются в улыбке, открывая редкие зубы; он взмахивает рукой и на миг становится очень похожим на прежнего долговязого мальчугана. Он спрашивает, не хочет ли Алек прогуляться с ним до кафетерия, перекусить хот-догом и выпить содовой.

По пути в кафетерий Стивен ведет себя нервно, играет мелочью в кармане и молча поглядывает на Алека. Алек догадывается, что режиссер хочет побеседовать об Имоджен, но не знает, с чего начать. Когда Стивен наконец начинает речь, он сначала говорит о «Роузбаде»: о том, как любил этот кинотеатр, о великих фильмах, которые он там видел. Алек улыбается и кивает, но на самом деле он поражен тем, до какой степени Стивен обманывает себя. Ведь после «Птиц» он так и не вернулся в зал. Он не смотрел в «Роузбаде» ни одного из тех фильмов, что сейчас перечисляет.

В конце концов Стивен решается:

– А что будет с кинотеатром, когда ты уйдешь на пенсию? Я, конечно, не имею в виду, что тебе пора на пенсию! Просто я хочу сказать… как ты считаешь, надолго ли еще он останется в твоей власти?

– Недолго, – отвечает Алек, – это правда.

Но больше ничего не добавляет. Он озабочен тем, чтобы не уронить достоинства просьбой о помощи – хотя подозревает, что именно за этим и пришел сюда. После того телефонного разговора с Марсией он мечтал о встрече со Стивеном о том, что они поговорят о «Роузбаде» и Стивен, такой богатый и любящий кино, согласится бросить Алеку спасательный круг.

– Старые кинотеатры – это национальное достояние, – говорит Стивен. – В это трудно поверить, но я купил парочку почти разорившихся кинозалов. И возвращаю их к жизни. Я бы хотел сделать что-то подобное и с «Роузбадом», знаешь ли. Есть у меня такая мечта.

Вот шанс, вот возможность, на которую так надеялся – хотя и не признавался в этом даже себе – Алек. Но вместо того, чтобы рассказать о плачевном состоянии «Роузбада», Алек меняет тему… Ему не хватает духу совершить необходимое.

– Какие у тебя планы на будущее? – спрашивает Алек.

– После этого фильма? Подумываю над одним римейком, – отвечает Стивен и снова искоса бросает на Алека неуверенный взгляд. – Ни за что не угадаешь, какой. – Потом он внезапно притрагивается к руке Алека. – Этот приезд в Нью-Гэмпшир всколыхнул во мне кое-какие воспоминания. Мне приснилась наша старая знакомая, представляешь?

– Наша старая… – начинает Алек, а потом понимает, о ком говорит Стивен.

– Мне приснилось, будто кинотеатр закрыт. На главном входе висит цепь, окна заколочены. Мне приснилось, что я слышу, как внутри кто-то плачет. – Стивен смущенно улыбается. – Забавно, правда?

Домой Алек едет в холодном поту, растревоженный. Он не понимает, почему он ничего не сказал, почему не смог ничего сказать. Гринберг явно хотел помочь с деньгами, чуть ли не просил разрешения. С горечью Алек приходит к выводу, что он превратился в глупого и бесполезного старика.

В кинотеатре его ожидают девять сообщений на автоответчике. Первое – от Луиз Вайзель. От нее Алек не получал вестей уже много лет. В ее голосе напряженность:

– Привет, Алек, это Луиз Вайзель из Бостонского университета.

Как будто он мог забыть, кто она такая. Луиз видела Имоджен Гилкрист на сеансе «Полуночного ковбоя» [115] 115
  «Полуночный ковбой» (1969) – трижды «оскароносный» фильм американского режиссера Джона Шлезингера.


[Закрыть], а сейчас преподает документальное кино. Алек знает, что две эти вещи связаны – как и Стивен Гринберг не случайно стал тем, кем стал.

– Перезвони мне, ладно? Я хотела поговорить с тобой о… ну… Короче, позвони. – Потом она смеется, но как-то странно, почти испуганно, и говорит: – Это невероятно. – Тяжело вздыхает. – В общем, я хотела узнать, как дела в «Роузбаде». Мне кажется – плохо. Жду звонка.

Следующий звонок – от Даны Луэллин, что видела Имоджен на сеансе «Дикой банды» [116] 116
  «Дикая банда» (1969) – вестерн американского режиссера Сэма Пекинпа.


[Закрыть]. Третий – от Майка Леонарда – ему Имоджен явилась во время «Американских граффити» [117] 117
  «Американские граффити» (1973) – один из первых фильмов режиссера Джорджа Лукаса, где снялись начинающие Пол Дрейфус и Харрисон Форд.


[Закрыть]. Потом позвонил Дарен Кэмпбелл, встретивший ее на «Бешеных псах» [118] 118
  «Бешеные псы» (1992) – фильм режиссера Квентина Тарантино.


[Закрыть]. Кто-то из них говорит, будто видел сон, похожий на тот, что пересказывал Стивен Гринберг: заколоченные окна, цепь на дверях, плачущая девушка. Другие просто просят перезвонить.

К тому моменту, когда сообщения на автоответчике закончились, Алек сидит на полу кабинета, сжав кулаки: беспомощно рыдающий старик.

За четверть века Имоджен видели около двадцати человек, и почти половина из них оставили сообщения для Алека с просьбой связаться с ними. Остальные звонят в течение ближайших нескольких дней, расспрашивают о «Роузбаде», говорят о своей мечте. Алек побеседует почти с каждым, кто видел ее, со всеми, с кем Имоджен захотелось в свое время заговорить: с преподавателем актерского мастерства, с менеджером видеопроката, с финансистом на пенсии, в молодости писавшим сердитые и смешные рецензии на фильмы. Со всеми теми, кто по воскресеньям ходил не в церковь, а в «Роузбад», чьи молитвы были написаны Пэдди Чаефски [119] 119
  Пэдди Чаефски (1923–1981) – известный американский драматург и сценарист (настоящее имя Сидни Аарон Чаефски).


[Закрыть], чьи гимны сочинял Джон Уильямс [120] 120
  Джон Уильямс (1932) – американский композитор и дирижер, автор музыки к кинофильмам, в том числе к «Супермену», «Один дома», «Звездным войнам», «Спасти рядового Райана» и многим другим.


[Закрыть]и чья вера – призыв, перед которым не в силах устоять Имоджен. Как и сам Алек.

Финансовой стороной благотворительного фонда по спасению «Роузбада» занимается бухгалтер Стивена. Сам кинотеатр закрыт на три месяца для проведения ремонтных работ. Новые кресла, новейшее звуковое оборудование. Дюжина рабочих возвели леса и маленькими кисточками восстанавливают гипсовую лепнину на потолке. Стивен предоставляет персонал для ведения бумажной работы. Он выкупил контрольный пакет акций, и теперь кинотеатр, в сущности, принадлежит ему, хотя Алек согласился еще некоторое время побыть управляющим.

Трижды в неделю сюда приезжает Луиз Вайзель для съемок документального фильма о восстановлении кинотеатра. С собой она привозит своих студентов и использует их в самых разных ипостасях: как электриков, звукорежиссеров и подсобных рабочих. Стивен хочет отметить открытие обновленного «Роузбада» гала-представлением. Услышав о его намерении начать со сдвоенного показа «Волшебника страны Оз» и «Птиц», Алек чувствует, что покрывается гусиной кожей. Но не возражает.

В день открытия кинотеатр заполнен так же, как в день премьеры «Титаника». Корреспонденты местного телевидения снимают поток зрителей, исчезающий в дверях кинозала. Разумеется, здесь Стивен, потому и столько шума… Хотя Алек не сомневается, что аншлаг был бы и без Стивена – люди пришли бы посмотреть на результаты ремонта. Алек и Стивен позируют для фотографов: вот они стоят рядом перед главным входом, оба во фраках, жмут друг другу руки. Фрак Стивена – от Армани, специально купленный для церемонии открытия. Алек надел фрак, в котором был на собственной свадьбе.

Стивен наклоняется к нему, прижимается плечом к его груди:

– Что будешь делать?

Без денег Стивена Алек сидел бы в окошке кассы и продавал билеты, а потом поднялся бы в проекционную, чтобы поставить ленту. Но теперь Стивен нанял для этого специальных людей. Алек говорит:

– Наверное, пойду в зал, посмотрю кино.

– Займи мне место, – просит Стивен. – Правда, я освобожусь не раньше чем к началу «Птиц». Мне надо пообщаться с прессой.

Луиз Вайзель установила в зале камеру, направленную на зрителей и заряженную особой светочувствительной пленкой для съемок в темноте. Она снимает публику в разные моменты, отрывками, чтобы запечатлеть их реакцию на те или иные эпизоды «Волшебника страны Оз». Это станет заключительным эпизодом ее документального фильма – полный зал зрителей наслаждается классической кинокартиной двадцатого века в любовно отреставрированном кинотеатре. Но ее фильм закончится не так, как она планировала.

В первом фрагменте съемки видно, что Алек сидит в одном из задних рядов, его лицо повернуто к экрану, очки поблескивают в темноте синими сполохами. Кресло слева от него свободно – единственное пустое место в зале. Он жует попкорн или просто сидит и смотрит, слегка приоткрыв рот, почти с благоговением.

На следующих кадрах он повернулся к креслу слева от него. К нему подсела девушка в синем. Он наклоняется к ней. Нет сомнений в том, что они целуются. Никто не обращает на них внимания. «Волшебник страны Оз» заканчивается. Мы знаем это, потому что слышим, как Джуди Гарланд снова и снова повторяет одни и те же слова тихим, полным чувства голосом. Она говорит, что…

Но все мы и так знаем, что она говорит [121] 121
  Джуди Гарланд, исполнявшая в фильме «Волшебник страны Оз» роль главной героини, девочки Дороти, несколько раз произносит в конце фильма фразу. «Нет ничего лучше родного дома» («There is no place like home»).


[Закрыть]. Это самые милые слова во всем фильме.

А в последнем фрагменте, снятом в тот день, мы видим: свет зажжен, и вокруг тела Алека, наполовину съехавшего с кресла, собралась толпа. Стивен Гринберг стоит в проходе и отчаянно требует позвать врача. Плачет ребенок. Остальные возбужденно переговариваются, создавая ровный жужжащий шум. Но оставим этот фрагмент. Тот, что предшествует ему, представляет куда больший интерес.

Они длятся всего несколько секунд. Эти кадры запечатлели Алека и его неизвестную соседку. Их не больше ста, но именно они сотворят карьеру Луиз Вайзель – не говоря о том, сколько денег они принесут. Их будут показывать в телепередачах о необъяснимых явлениях, их будут пересматривать люди, увлеченные сверхъестественными явлениями. Их будут изучать, о них будут писать, их назовут подделкой, потом докажут их подлинность, и они станут знаменитыми. Давайте взглянем на них еще раз.

Алек склоняется над ней. Она поворачивает к нему лицо, закрывает глаза. Она очень молода, и она полностью отдается ему. Алек снял очки. Он нежно обнимает ее за талию. Люди мечтают о таком поцелуе: это поцелуй кинозвезд. Глядя на него, зрители хотят, чтобы он длился вечно. И на протяжении всего эпизода темноту кинозала заполняет высокий и смелый голосок Дороти. Она говорит что-то о доме. Она говорит то, что знают все.

Эллен Клейгс

Эллен Клейгсродилась в Огайо, живёт в Сан-Франциско. В 2005 году получила премию «Небьюла» за рассказ «Подвальная магия». Другие её рассказы входили в шорт-листы премий «Небьюла» и «Хьюго» и перепечатывались в антологиях лучшего за год. В 2007 году свет увидел сборник её короткой прозы «Портативное детство». Первый роман писательницы, «Море зелёного стекла», созданный на основе одноимённого рассказа, получил премию Скотта О’Делла как лучшая книга на историческую тему и Мемориальную премию Джуди Лопес в области детской литературы (лучший дебютный роман). Эллен не только пишет, но и входит в попечительский совет премии Джеймса Типтри-младшего и собирает свинцовых человечков. Её дом полон причудливых старых игрушек.

Море зеленого стекла

Летом 1945 года доктора Гордона не было дома в первую половину июля. Дьюи Керриган заметила, что в лос-аламосской столовой отсутствовали многие знакомые лица, и все казались напряжёнными, даже больше, чем обычно.

Дьюи с отцом приехала на Гору двумя годами раньше, когда ей было восемь. Когда его послали в Вашингтон, она стала жить с Гордонами. Они были учёными, как папа, а их дочка Сьюз была почти ровесницей Дьюи. Мамы у Дьюи не было уже давно, с самого раннего детства.

Однажды в воскресенье миссис Гордон пораньше уложила девочек спать, а утром подняла засветло, и они вместе с другими жёнами, многие из которых сами были учёными и звались не просто «миссис», отправились на пикник. Они принесли свои одеяла, сандвичи и термосы с кофе на площадку на краю Столовой горы, откуда был хорошо виден южный горизонт, и, устроившись в темноте, стали курить и ждать.

Прямо перед рассветом что-то ярко полыхнуло. Дьюи подумала, что это, наверное, солнце, только вставало оно почему-то не с той стороны. Вспышка на мгновение осветила всё небо и погасла, как те фейерверки, которые запускали в мае, когда в Европе кончилась война. Сначала все молчали, а потом миссис Гордон и другие женщины начали обнимать друг друга, улыбаться и говорить. Обнимали они и девочек, хотя Дьюи не могла понять почему.

Она решила, что это, наверное, как-то связано с той штукой. На Горе всё с ней как-то связано. Жалко, она не знает, что это за штука.

Вечером того дня, незадолго до ужина, на Гору вернулся караван машин с мужчинами. Они были пыльные, усталые и разгорячённые, и все кричали им «ура». Доктор Гордон вошёл в квартиру около половины восьмого. Под глазами у него были тёмные круги, на лице – щетина.

– Ну, вот мы и сделали это, – сказал он и обнял миссис Гордон. Потом обнял Сьюз и взъерошил кудряшки Дьюи. Он не сказал, что «это». Просто съел сандвич со свининой, выпил две порции виски и проспал до полудня.

Четвёртого августа доктор Гордон вошёл в квартиру к концу дня. Сдвинув шляпу на затылок, он насвистывал какой-то мотив, а в руках держал розовую коробку из пекарни в Санта-Фе.

Он поставил коробку на стол и открыл бутылку пива.

– Это тебе сюрприз ко дню рождения, – сказал он Сьюз.

Она перестала раскрашивать синим карандашом платьице Дороти [122] 122
  Дороти – героиня сказки Ф. Баума «Волшебник страны Оз» (1900). ( Прим. пер.)


[Закрыть]и подняла голову.

– Можно мне его открыть, пап?

– He-а. День рождения у тебя шестого. И потом, это не открывается. Это поездка, небольшое приключение. Я достал специальные пропуска.

– А куда мы едем?

– Вот это как раз и есть сюрприз.

– Дальше, чем Санта-Фе?

Он улыбнулся.

– Немного. – И отхлебнул пива. – Пойди-ка, собери вещички до ужина. Много брать не надо. Кое-что из одежды и зубную щётку. Мама приготовила тебе для них бумажный пакет.

Сьюз со стуком бросила раскраску на стол и, громко топоча туфлями по линолеуму, побежала в спальню.

Дьюи сидела на диване и читала книгу про Фарадея. Спрятавшись за страницей, она помалкивала. Она привыкла к тому, что люди уезжают. Без них даже лучше, спокойнее. Поправив на носу очки, она сосредоточилась на ровных рядах чёрных букв.

– А ты не пойдёшь собираться? – спросил доктор Гордон. Он поднял газету и глядел в неё, не читая.

Дьюи вздрогнула.

– Разве я еду с вами?

Он усмехнулся.

– Конечно. А ты как думала? Вся семья едет.

Из спальни донёсся громкий вздох, а потом хлопок – это Сьюз разворачивала бумажный пакет.

– А, – медленно сказала Дьюи. – Семья. – Вообще-то Гордоны не были её семьёй. У неё не было семьи с тех пор, как она получила армейскую телеграмму про папу и про несчастный случай. Но они были славные. Миссис Гордон даже подтыкала ей вечерами одеяло, когда не задерживалась допоздна в лаборатории.

– Неужели ты не хочешь приключения? – спросил доктор Гордон.

– Наверное, хочу.

Дьюи сомневалась. Ей нравилось жить на Горе. Она знала, где что находится и когда в столовой накрывают к обеду. Никаких сюрпризов. Хватит с неё сюрпризов.

Но доктор Гордон, казалось, ждал ответа. Дьюи аккуратно положила на место закладку и закрыла книгу.

– Пойду, соберу вещи, – сказала она.

Утром миссис Гордон встала рано и нарезала целую гору сандвичей с ветчиной и сыром, которые завернула в вощёную бумагу. Корзину с провизией и бумажные пакеты она сложила в большой чёрный «Форд», и сразу после одиннадцати, показав пропуска охране возле восточных ворот, они выехали на длинную извилистую дорогу, которая вела на несколько тысяч футов вниз, к шоссе. Они спускались, а температура всё росла.

Дьюи и Сьюз сидели сзади, их разделяло около фута чёрной саржевой обивки. На коленях у Сьюз лежала развёрнутая дорожная карта. Лос-Аламоса на ней, разумеется, не было, но тонкая голубая линия ручейком бежала со Столовой горы через Певаки [123] 123
  Певаки – индейская резервация в штате Нью-Мексико.


[Закрыть]. Когда в Санта-Фе она слилась с более толстой красной линией, шоссе 285, доктор Гордон повернул направо, и они поехали на юг.

Дьюи смотрела в окно. Нью-Мексико она видела единственный раз, когда они с папой два года назад приехали на Гору, да и то ночью. Ей представлялось, что их Гора окружена другими такими же, только побольше. Но земля за окном оказалась плоской и бесконечной, пересечённой скалистыми коричневыми каньонами с одной стороны и сизо-голубым горным хребтом на далёком горизонте.

Вблизи всё, мимо чего они проезжали, было коричневым. Коричневая грязь, коричневые изгороди, коричневые шары перекати-поля, коричневые стены глинобитных домов. Но вдали всё делалось голубым. Прозрачно-голубое громадное небо покрывало всё, что она видела, вплоть до самого изгиба земли у горизонта. Далёкие, подёрнутые дымкой голубые горы, островерхие или плоские, как стол, полосы голубой земли, разбегающиеся от шоссе к горизонту и сливающиеся с небом по краям. Голубая земля. Ничего подобного она раньше не видела.

У доктора Гордона были армейские талоны на бензин, и он залил полный бак, когда они пересекли шоссе 66. Проехав ещё несколько миль к югу, они остановились перекусить на берегу крохотной речушки, где ели сандвичи и запивали их оранжевым лимонадом в тени кедровых сосен. Летнее солнце светило ярко, в воздухе пахло пылью и смолой.

– Сколько нам ещё ехать? – спросила Сьюз, опуская крышки от бутылок в карман.

– Ещё часа три, может, четыре. Заночуем в городке под названием Карризозо, – сказал доктор Гордон.

Сьюз склонилась над картой, и её палец нашёл Карризозо. Это была крохотная точка и, кроме перекрёстка двух дорог, ничего интересного вблизи неё больше не наблюдалось.

Сьюз казалась озадаченной.

– Зачем мы туда едем?

– А мы не туда едем. Просто ближе переночевать негде, если, конечно, ты не хочешь спать в машине. Я нет. – Он закурил трубку, прислонился к дереву и, улыбаясь, закрыл глаза.

Дьюи никогда не видела его таким спокойным.

После ланча всё осталось, как было: земля – плоской, а горы – далёкими. Смотреть было не на что. Всё, кроме асфальта, покрывала растрескавшаяся от жары коричневая корка, на которой росли не деревья, а только приземистые кусты и низкая трава, да изредка попадались колючая юкка или кактус с плоскими листьями.

Глаза Дьюи закрылись, и она уснула, вернее, задремала под звуки ветра и колёс Когда машина замедлила ход и закачалась, переезжая через рельсы, она открыла глаза. Они были в Карризозо, смеркалось. Далёкая синева превратилась в пурпур, а небо побледнело и выглядело так, словно его разрисовали ярко-оранжевым шербетом. Машина доктора Гордона зашелестела по гравию мотеля «Перекрёсток».

Чтобы пообедать, они прошли несколько кварталов. Карризозо был просто местечком, где шоссе, ведущее с севера на юг, к Эль-Пасо, пересекалось с другим, западно-восточным, на Розуэлл. Городок состоял из бара «Белые пески», бензозаправки и пригоршни домов и магазинов, разбросанных между железнодорожными путями и единственной улицей.

За синими клетчатыми шторами кафе Дьюи видела на востоке горы.

– Утром мы пойдём в горы?

– Не-а, – ответил доктор Гордон, втыкая вилку в кусок мяса. – Нам в другую сторону.

Дьюи нахмурилась. Она не зря почти весь день заглядывала в карту через плечо Сьюз. В другом направлении не было ничего. Просто белое пятно. Белые Пески лежали чуть западнее, но почти на сто миль южнее. Если они туда едут, подумала Дьюи, то разумнее было бы остановиться в Аламогордо [124] 124
  Аламогордо – город на юго-западе США, в 97 км. от места испытания первой атомной бомбы. ( Прим. пер.)


[Закрыть].

– Но… – начала Дьюи, и миссис Гордон улыбнулась.

– Ты запуталась, мой маленький географ. Это потому, что места, куда мы едем, нет на карте. По крайней мере, пока.

В этом тоже было мало смысла. Но когда миссис Гордон, потеплев глазами, улыбнулась Дьюи, той показалось, что всё будет хорошо, даже если пока ничего не понятно.

Было почти совсем темно, когда миссис Гордон разбудила их утром. Доктор Гордон принёс из кафе два бумажных стаканчика с кофе, а девочкам – кока-колу, хотя было время завтрака. Неподвижный воздух уже нагрелся, вокруг стояла тишина.

Они ехали на юг, а потом ещё почти час на запад, и длинная чёрная тень от автомобиля бежала впереди в лучах восходящего солнца. Ни в окно, ни на карте смотреть было не на что. Доктор Гордон повернул влево, на безымянную грунтовку.

Тонкая проволока тянулась от столба к столбу, отделяя светло-коричневую дорогу от светло-бежевой пустыни. Красок добавляли лишь редкие всклокоченные юкки да колючие серо-зелёные шары со стебельками жёлтых цветов. За машиной тянулся такой густой шлейф пыли, что Дьюи видела, куда они едут, но ничего не могла разглядеть сзади.

Спустя полчаса они подъехали к воротам, у которых стоял военный полицейский. Похоже было, что он охраняет голую пустыню. Гордоны показали ему свои пропуска и удостоверения из Лос-Аламоса. Охранник кивнул и сделал знак проезжать, а потом закрыл за ними ворота.

Проехав ещё милю, доктор Гордон свернул на обочину и выключил двигатель. Гул постепенно стихал в недвижном горячем воздухе.

– Папа? Где мы? – спросила через мгновение Сьюз.

Похоже, что нигде. Не считая низких гор на западном горизонте, место, где они остановились, представляло собой плоскую, невыразительную пустыню, забросанную обломками какого-то строительства: досками от ящиков, обрывками проволоки и кабеля, расплющенными кусками металла.

Доктор Гордон взял её за руку.

– Это называется Тринити, – сказал он. – Здесь я работал в прошлом месяце. Давайте пройдёмся.

Они зашагали по грязи. Вокруг не было никаких растений, ни травы, ни даже юкки. Только рыжевато-бежевая, смешанная с песком грязь. Через каждые два-три ярда попадались обугленные кусты. Каждый куст торчал под одним и тем же странным углом, как будто мощный порыв ветра накренил чёрные скелетики.

Они всё шли. Скелетики исчезли, и не осталось ничего. Такой пустоты, как здесь, Дьюи не видела никогда в жизни.

Минут через пять Дьюи взглянула под ноги и увидела выжженные пятна, похожие на мелких животных, как будто чёрные трафареты птичек или полевых мышей нарисовали на твёрдой ровной земле. Дьюи посмотрела на миссис Гордон. Миссис Гордон застыла на месте.

Она стояла в нескольких шагах позади остальных и, напряжённо сжав губы, смотрела на чёрное пятно.

– Господи, – сказала она пятну. – Что мы наделали? – Она закурила «Честерфилд» и стояла почти целую минуту, прежде чем подняла взгляд на доктора Гордона. Он зашагал к ней.

– Филлип? Насколько здесь безопасно? – Она озиралась, крепко обхватив себя скрещёнными руками, точно ей было холодно, хотя температура уже подбиралась к восьмидесяти градусам [125] 125
  27 °C.


[Закрыть].

Он пожал плечами.

– В точке «ноль» ещё довольно жарко. Но Оппи [126] 126
  Оппи – Роберт Оппенгеймер. ( Прим. пер.)


[Закрыть]говорит, что вокруг уже нормально, только долго нельзя. Пятнадцать минут. Ничего с нами не случится.

Дьюи не знала, о чём он говорит. Может, о солнечном ожоге. Поблизости не было никакой тени. Не было вообще ничего.

Миссис Гордон кивнула, не улыбаясь. Несколько минут спустя она протянула руку, взяла ладошку Сьюз в свою и крепко её сжала.

Они продолжали идти через пустоту.

И вдруг, прямо перед ними, земля плавно скользнула вниз, в огромное зелёное море. Дьюи сделала ещё пару шагов и увидела, что это не вода. Это было стекло. Сверкающее желтовато-зелёное стекло было повсюду, оно раскрашивало бесприютную, голую пустыню, насколько хватало глаз. Оно было не гладкое, как полированная стеклянная чаша, и не острое, как битые бутылки, но такое, как если бы огромная свеча растаяла, залив всё вокруг зелёным воском.

Доктор Гордон наклонился и отломил кусок величиной с ладонь. Кусок походил на зелёный извилистый корень. Он отдал его Сьюз.

– С днём рождения, детка, – сказал он. – Я очень хотел, чтобы ты это увидела. Парни назвали его тринитит.

Сьюз вертела кусок стекла в ладонях. Сверху он был блестящий, с какими-то пузырьками внутри, и походил на зелёную арахисовую скорлупу. Снизу он был весь в ямках и шершавой грязи от приставшего песка.

– Он очень-очень старый? – спросила она.

Доктор Гордон покачал головой.

– Очень-очень новый. Сегодня ему три недели. Это первый новый минерал, созданный на нашей планете за миллионы лет. – Судя по голосу, это его радовало.

Дьюи отсчитала в уме три недели назад. Сегодня было шестое августа. Три недели назад они встали рано и видели яркую вспышку.

– Это сделала та штука? – спросила она.

Доктор Гордон удивился. Он сдвинул свою шляпу на затылок и на минуту задумался.

– Наверное, теперь уже можно рассказать вам об этом, девочки, – сказал он. – Да, это сделала та штука. Она была такая горячая, что расплавила землю. Выше ста миллионов градусов. Горячее самого солнца. Семьдесят пять акров песка превратились в стекло.

– Как это поможет нам выиграть войну? – спросила Дьюи. Странно было говорить вслух о секретах.

– Она расплавит всех япошек! – сказала Сьюз. – Правда, папа?

Миссис Гордон моргнула.

– Ну, если трезвые головы победят, – сказала она, – то мы никогда этого не узнаем, правда, Филлип? – Она взглянула на доктора Гордона, потом отошла чуть в сторону и стала смотреть на горы.

– Вы, девочки, идите, погуляйте тут пока, – сказал он. – Но как только я позову, мигом назад, о’кей?

Дьюи и Сьюз согласились и ступили на зелёное море стекла. Странная искривлённая поверхность трещала и хрустела под ногами, как будто они шагали по заплетённому в косы льду. Они шли вперёд, пока всё вокруг не стало зелёным: зелёная мозаика под ногами переходила в тёмную зелень у горизонта.

– А я и не знала, что всякие военные штуки могут делать такую красоту, – сказала Сьюз. – Мы прямо как на планете Оз, правда?

Этот вопрос поразил Дьюи не меньше, чем окружавший их пейзаж. Обычно Сьюз вела себя так, словно её не существовало.

– Похоже, – кивнула она.

– Наверное, из этого и построили Изумрудный Город. – Сьюз наклонилась и подняла длинный плоский кусок. – Я Бастинда. Склонитесь перед моей могущественной магией. – Она взмахнула своим зелёным стеклянным жезлом, от него откололся кусок и отлетел на несколько футов. Девочка хихикнула.

– Я хочу отвезти немного страны Оз домой, – сказала Сьюз. Она вытащила край индийской полосатой кофточки из юбки и положила в него зеленое стекло.

Завернув подол блузки наподобие кармана, Сьюз стала наполнять его стеклом. Дьюи, опустив голову, прошла несколько шагов в поисках одного безупречного фрагмента, который она могла бы взять с собой. Стеклянная поверхность имела всего полдюйма в глубину, и многие кусочки, которые поднимала Дьюи, крошились и ломались прямо у неё в руках. Она нашла один странный, закруглённый комок, но тонкая стеклянная оболочка треснула под её пальцами, как яичная скорлупа, а внизу оказалась обыкновенная грязь. Наконец ей удалось найти плоский кусок, который был больше её ладони с растопыренными пальцами. Сьюз едва удерживала концы блузки.

Дьюи как раз рассматривала большой кусок с полосками чего-то красновато-коричневого внутри, когда раздался свист доктора Гордона.

– Возвращайтесь. Немедленно, – позвал он.

Она взглянула на Сьюз, и та улыбнулась в ответ, чуть заметно. Они медленно шагали назад, пока полоска коричневой грязи снова не замаячила перед ними. У самого края Дьюи ненадолго обернулась, стараясь запечатлеть в памяти увиденное. Потом ступила на голую, опалённую землю.

Они молча подходили к машине, сжимая свои новые хрупкие сокровища.

Доктор Гордон открыл багажник и достал оттуда чёрную коробку с круглой линзой как у фотоаппарата. Потом присел на корточки.

– Так, а теперь давайте сюда всё, что вы принесли, по очереди, – сказал он.

Сьюз вытащила из своей блузки плоский кусок стекла с камешками внутри. Когда доктор Гордон поднёс его к чёрной коробке, стрелка шевельнулась, и коробка несколько раз щёлкнула. Он положил кусок к ноге и потянулся за следующим. Тот был круглым, как яйцо, и от него стрелка сразу запрыгала. Коробка затрещала, словно цикада.