Текст книги "Дети Эдгара По"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Нил Гейман,Грэм Джойс,Джозеф Хиллстром Кинг,Питер Страуб,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Джонатан Кэрролл,Дэвид Джей Шоу,Келли Линк,Стив Тем,Элизабет Хэнд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

– Когда я была собакой, – говорит Анна, – я жила в доме с бассейном. А в гостиной там было дерево. Оно росло прямо сквозь потолок. На дереве я спала. Но плавать в бассейне мне не разрешали. Я была слишком косматая.

– У меня завёлся призрак, – говорит Луиза. Она не уверена, что хотела это сказать. Но если Анне позволено вспоминать свою собачью жизнь, то почему ей, Луизе, нельзя упомянуть своего призрака?

– Я думаю, это призрак. Он был в моей спальне.

Анна говорит:

– Когда я была собакой, я кусала призраков.

Луиза говорит:

– Анна, помолчи немного. Ешь свою зелёную еду, пока она не остыла. Луиза, ты о чём? Я думала, что у тебя божьи коровки.

– Это было давно, – говорит Луиза. В прошлом месяце она проснулась оттого, что по углам её комнаты шептались люди. Мёртвые листья ползали по её лицу. Стены её комнаты были живые. Они вздыхали и роняли красные капли. «Что?» – сказала она, и ей в рот заползла божья коровка, горькая, как мыло. Пол трещал под её ногами, как красный целлофан. Она открыла окна. Она выметала божьих коровок веником. Собирала их пылесосом. Новые влетали в окна, лезли в дымоход. Она три дня не жила дома. Когда она вернулась, божьи коровки исчезли – в основном, – но она до сих пор находит их в своих туфлях, в складках белья, в мисках и фужерах, между страницами книг.

До того были мотыльки. До мотыльков – опоссум. Он нагадил ей на кровать и шипел на неё, когда она загнала его в угол в кладовке. Она позвонила в приют для животных, приехал человек в джинсовой куртке и толстых перчатках и выстрелил в него дротиком со снотворным. Опоссум чихнул и закрыл глаза. Человек поднял его за хвост. Постоял так с минуту. Может, ждал, что она их сфотографирует. Человека с опоссумом. Она потянула носом воздух. Он не женат. Она не ощущала ничего, кроме запаха опоссума.

– Как он сюда попал? – спросила Луиза.

– А вы давно тут живёте? – спросил мужчина. Коробки с посудой и книгами Луизы ещё стояли одна на другой вдоль стен в комнатах нижнего этажа. Материн обеденный стол ещё не был собран. Он лежал на полу, задрав к потолку культи ампутированных ног.

– Два месяца, – сказала Луиза.

– Ну, он-то, наверное, поселился тут раньше, – сказал мужчина из приюта. Теперь он держал опоссума, как младенца. – Где-нибудь в стене или на чердаке. Может, в дымоходе. Санта-Когтяус. Ха. – Он хохотнул собственной шутке. – Усекли?

– Уберите его из моего дома, – сказала Луиза.

– Вашего дома! – сказал мужчина. Он протянул ей опоссума, как будто предлагал передумать. – А знаете, что он думал? Он думал, что это был его дом.

– А теперь мой, – ответила Луиза.

Луиза говорит:

– Призрак? Луиза, это кто-то знакомый? С твоей мамой всё в порядке?

– С мамой? – говорит Луиза. – Это была не мама. Это был голый мужик. Я его в жизни не видела.

– Насколько голый? – спрашивает Анна. – Чуть-чуть или совсем?

– Без сопливых обойдёмся, – говорит Луиза.

– Он был зелёный? – спрашивает Анна.

– Может, ты с ним дружила в старших классах, – говорит Луиза. – Или вы с ним были когда-то любовниками. Может, он недавно погиб или попал в ужасную аварию. Он был в крови? Говорил что-нибудь? Может, он хочет предостеречь о чём-то?

– Ничего он не говорил, – говорит Луиза. – А потом исчез. Сначала съёжился, потом испарился.

Луиза вздрагивает, и Луиза тоже. Ей впервые становится страшно. Призрак голого мужчины левитировал над её ванной. Он мог быть кем угодно. Может, пока она спала, он летал над её кроватью. Прямо над её носом, смотрел, как она спит. Придётся ей отныне спать с веником.

– Может, он не вернётся, – говорит Луиза, и Луиза кивает. А если вернётся? Кого тогда звать? Того грубияна в толстых перчатках?

Женщина снова подходит к их столику.

– Что-нибудь на десерт? – спрашивает она. – Кофе?

– Если бы у вас завёлся призрак, – спрашивает Луиза, – как бы вы от него избавились?

Луиза пинает Луизу под столом.

Женщина на минуту задумывается.

– Сходила бы к психиатру, – говорит она. – Попросила бы какое-нибудь лекарство. Кофе?

Но Анне пора на кувырки. Она учится стоять на голове. Падать, ничего себе не сломав. Луиза просит женщину упаковать недоеденное зелёное пюре, а сама заворачивает в салфетку булочки и кладёт их в сумку вместе с пакетиками сахара.

Из ресторана они выходят все вместе, Луиза впереди. За её спиной Анна шепчет что-то Луизе.

– Луиза? – говорит Луиза.

– Что? – говорит Луиза, оборачиваясь.

– Иди за мной следом, – говорит Анна. – Ты не можешь идти первой.

– Давай сюда, будем разговаривать, – говорит Луиза, подманивая её рукой. – Анна, скажи «спасибо».

Анна ничего не говорит. Она медленно шагает впереди, и они тоже замедляют шаг.

– Так что мне делать? – спрашивает Луиза.

– С призраком? Не знаю. А он симпатичный? Может, он залезет к тебе в постель. Может, это твой демонический любовник.

– Да ну тебя, – говорит Луиза. – Фу.

Луиза говорит:

– Извини. Тебе надо позвонить матери.

– Когда у меня были проблемы с божьими коровками, – говорит Луиза, – она сказала, что они уйдут, если спеть им детскую песенку. Божья коровка, улети на небо.

– Ну, – говорит Луиза, – они же ушли, разве нет?

– Да, но сначала ушла я, – говорит Луиза.

– Может быть, он жил в доме до тебя. Может, его тело под полом твоей спальни или в какой-нибудь стене.

– Прямо как опоссум, – говорит Луиза. – Может, это Санта-Клаус.

Мать Луизы живёт в общине престарелых через два штата от неё. Луиза привела в порядок её подвал и гараж, сдала на хранение мебель, продала дом. Так хотела мать. Вырученные от продажи деньги она отдала Луизе, чтобы та купила дом для себя. Но приезжать в её новый дом она не хочет. Не хочет, чтобы Луиза отправляла её отдыхать за границу. Иногда притворяется, что не узнаёт Луизу, когда та звонит. А может, и правда не узнаёт. Может, поэтому клиентки Луизы и путешествуют. Осядь на одном месте, и обленишься. Станешь забывать, что надо принять ванну, или имя собственной дочери.

Когда путешествуешь, то всё всегда новое. Не знаешь языка – ничего страшного. Никто и не рассчитывает, что ты будешь понимать каждое слово. Можно каждый день носить одну и ту же одежду, на других путешественников произведёт впечатление твоя экономность. Когда просыпаешься, то не сразу понимаешь, где ты. И неудивительно.

– Привет, мам, – говорит Луиза, когда мать поднимает трубку.

– Кто это? – отвечает мать.

– Луиза, – отвечает Луиза.

– Ах да, – говорит мать. – Луиза, как хорошо, что ты позвонила.

Повисает неловкая пауза, потом мать говорит:

– Если ты звонишь потому, что сегодня твой день рождения, то извини. Я забыла.

– Сегодня не мой день рождения, – говорит Луиза. – Мам, помнишь божьих коровок?

– О, да, – говорит мать. – Ты присылала мне фотографии. Очень милые.

– У меня призрак, – говорит Луиза, – и я подумала, может, ты знаешь, как от него избавиться.

– Призрак! – говорит мать. – Это, случайно, не твой отец?

– Нет! – говорит Луиза. – Мам, этот призрак без одежды. Он голый, и я видела его совсем недолго, а потом он исчез, а потом я снова нашла его в ванне. Ну, почти в ванне.

– А ты уверена, что это призрак? – говорит мать.

– Да, абсолютно, – отвечает Луиза.

– И это не твой отец?

– Нет, это не папа. Он ни на кого из моих знакомых не похож.

Её мать говорит:

– Муж Люси – ты её не знаешь, – муж миссис Питерсон умер две ночи тому назад. Это случайно не толстый коротышка с такими противными усами? Смуглый?

– Это не мистер Питерсон, – говорит Луиза.

– Ты спрашивала его, что ему нужно?

– Мам, какая мне разница, что ему нужно, – говорит Луиза. – Мне нужно, чтобы его не было.

– Ну, – говорит мать. – Попробуй горячую воду с солью. Вымой полы. Потом натри их лимонным маслом, чтобы не осталось полос. Окна тоже помой. Выстирай всё постельное бельё и выбей все ковры. Простыни на кровати выверни наизнанку. И всю свою одежду на плечиках тоже. Прибери в ванной.

– Наизнанку, – говорит Луиза.

– Наизнанку, – отвечает мать. – Это их путает.

– По-моему, он и так уже запутался. В том, что касается одежды, во всяком случае. Ты уверена, что это поможет?

– Абсолютно, – говорит мать. – У нас тут сплошь сверхъестественные явления. Не сразу и поймёшь, кто живой, а кто мёртвый. Если уборка не поможет, попробуй развесить чеснок на верёвочках. Привидения терпеть его не могут. Или наоборот. В общем, то ли одно, то ли другое, то ли любят, то ли нет. А что ещё нового? Когда приедешь меня навестить?

– Я сегодня обедала с Луизой, – говорит Луиза.

– Ты ещё не избавилась от воображаемых друзей? – говорит мать.

– Мам, ты же знаешь Луизу. Помнишь? Летний лагерь? Колледж? У неё ещё дочка маленькая, Анна? Луиза?

– Разумеется, я помню Луизу, – говорит её мать. – Свою собственную дочь. Какая вы грубиянка. – Она кладёт трубку.

Соль, думает Луиза. Соль и горячая вода. Надо бы всё это записать. Может, послать матери магнитофон. Она опускается на кухонный пол и плачет. Тоже солёная вода в своём роде. Потом отмывает полы, выбивает половики, стирает простыни и пододеяльники. Стирает одежду, а потом развешивает её на плечиках наизнанку. Она работает, а призрак тем временем лежит под её кроватью, высунувшись наполовину. Ноги и гениталии укоризненно торчат в ее сторону. Луиза трёт пол вокруг него. Вокруг этого. Его.

Луизе кажется, что она брезглива. Боится трогать призрака. Со злости она хватается за веник. Тычет им в мясистое бедро, призрак шипит под кроватью, как рассерженная кошка. Она отскакивает назад, и он исчезает. Но спать она ложится на диване в гостиной. И нигде не гасит свет.

– Ну? – говорит Луиза.

– Он не ушёл, – говорит Луиза. Она только что вернулась домой с работы. – Я только не знаю, где он. Может, на чердаке. Или стоит у меня за спиной, пока я говорю с тобой по телефону, а когда я поворачиваюсь, он исчезает. Запрыгивает назад в зеркало или куда там ещё он прячется. Я могу в любую минуту завизжать. А когда ты приедешь, всё уже будет кончено.

– Дорогая, – говорит Луиза. – Я уверена, он тебя не обидит.

– Он на меня шипел, – говорит Луиза.

– Просто взял и зашипел, или ты что-то сначала сделала? – говорит Луиза. – Чайники тоже шипят. Когда вода вскипает.

– А как насчёт змей? – говорит Луиза. – По-моему, он шипел скорее как змея, чем как чайник.

– Пригласи священника, пусть придёт и выгонит его. Если ты католичка. Или сходи в библиотеку. Может, у них есть книга «Экзорцизм для «чайников». Придёшь сегодня на симфонию? У меня есть лишние билеты.

– У тебя всегда есть лишние билеты, – говорит Луиза.

– Да, но тебе это пойдёт на пользу, – говорит Луиза. – К тому же мы с тобой два дня уже не виделись.

– Сегодня вечером не могу, – говорит Луиза. – Как насчёт завтра?

– Ну, ладно, – говорит Луиза. – А ты ему Библию пробовала читать?

– Какую часть?

– Как насчёт той, где рассказывается, кто кого родил? Она звучит церемонно, – говорит Луиза.

– А вдруг он решит, что я флиртую? Парень на заправке сказал мне сегодня: если я увижу духа, нужно плюнуть на пол и сказать: «Во имя Господа, чего ты хочешь?»

– Ты уже пробовала?

– Мне что-то не хочется плевать на пол, – говорит Луиза. – Я его только что отмыла. А вдруг он хочет чего-нибудь жуткого, например, мои глаза? Или чтобы я кого-нибудь убила?

– Ну, – говорит Луиза, – тогда смотря кого.

Луиза идёт обедать со своим женатым любовником. После обеда они поедут в какой-нибудь мотель и займутся любовью. Потом он примет душ и отправится домой, а она проведёт ночь в мотеле. Это экономия в стиле Луизы.Она помогает Луизе чувствовать себя чуть более добродетельной. Призрак будет один дома.

Луиза не рассказывает Луизе о своём любовнике. Он принадлежит ей, и своей жене, разумеется. Чем тут ещё делиться? С ним она познакомилась на работе. До него был другой любовник, тоже женатый. Ей хочется верить, что это прихоть судьбы, вроде кривых ног или привычки спать с виолончелистами. Но это, скорее всего, личный изъян, вроде музыкальной глухоты или отказа от всякой еды, кроме зелёной.

Вот что Луиза сказала бы Луизе, если бы решила рассказать. Я просто беру его взаймы – я не хочу, чтобы он бросал свою жену. Я рада, что он женат. Пусть кто-нибудь другой о нём заботится. Всё дело в его запахе – в запахе женатого мужчины. Я по запаху чувствую, когда в комнату входит мужчина, счастливый в браке, и, по-моему, они меня тоже чувствуют. Их жёны тоже – вот почему он принимает душ, уходя от меня.

Но Луиза не говорит Луизе о своих любовниках. Не хочет, чтобы той показалось, будто она соревнуется с её виолончелистами.

– О чём ты думаешь? – говорит её любовник. От вина у него покраснели зубы.

Это от вины их так развозит. Вина делает их такими нежными, думает Луиза.

– Ты веришь в призраков? – спрашивает она.

Её любовник смеётся.

– Конечно нет.

Будь он её мужем, они каждую ночь спали бы в одной постели. И если бы она проснулась и увидела призрак, то разбудила бы мужа. Они оба увидели бы призрак. И разделили бы ответственность. Она стала бы частью их брака, частью всего того, чего у них нет (и не может быть) сейчас, вроде совместного завтрака, или отпуска на лыжном курорте, или ссор из-за зубной пасты. А то, может, он стал бы её винить. Если она сейчас скажет ему, что видела голого мужчину в своей спальне, он может сказать, что она сама виновата.

– И я нет, – говорит Луиза. – Но если бы ты поверил в призрака. Потому что сам его видел. Что бы ты сделал? Как от него избавился?

Её любовник ненадолго задумывается.

– Я не стал бы от него избавляться, – говорит он. – Я брал бы деньги за вход. Стал бы знаменитым. Меня показали бы у Опры [41] 41
  Опра Уинфри (р. 1954) – знаменитая ведущая телевизионного ток-шоу.


[Закрыть]. Про меня бы сняли фильм. Все ведь хотят увидеть призрака.

– А если такая проблема, – говорит Луиза. – К примеру: что, если призрак голый?

Её любовник говорит:

– Да, это проблема. Разве что этим призраком будешь ты. Тогда я бы не возражал, чтобы ты ходила голой всё время.

Но Луизе не спится в комнате мотеля. Её любовник уехал домой, в дом без привидений, к жене, которая не знает о Луизе. Луиза для неё так же нереальна, как привидение. Луиза не спит и думает о своём призраке. Темнота не тёмная, думает она, и здесь, в комнате мотеля, что-то есть. Что-то, оставшееся от её любовника. Что-то касается её лица. Что-то горькое у неё во рту. В комнате за стеной кто-то ходит взад и вперёд. Где-то плачет ребёнок или кричит кот.

Она одевается и едет домой. Ей надо узнать, там ли ещё её призрак, или рецепт матери сработал. Она жалеет, что не попыталась его сфотографировать.

Она осматривает весь дом. Снимает одежду с плечиков в шкафу, выворачивает и вешает обратно. Призрака нигде нет. Она не может его найти. Она даже заглядывает в дымоход.

Призрак лежит, свернувшись, в ящике с её нижним бельём. Он лежит лицом вниз, раскинув расслабленные руки. Он без одежды и весь покрыт пушком, как детёныш обезьяны.

Луиза с облегчением плюёт на пол.

– Во имя Господа, – говорит она, – чего ты хочешь?

Призрак ничего не говорит. Он лежит, маленький, волосатый и заброшенный, ничком в её нижнем белье. Может, он не лучше её знает, чего хочет.

– Одежда? – говорит Луиза. – Хочешь, чтобы я нашла тебе одежду? Было бы проще, если бы ты оставался одного размера.

Призрак молчит.

– Ладно, – говорит Луиза. – Подумай. Потом дашь мне знать. – Она задвигает ящик.

Анна лежит в своей зелёной постели. Горит зелёный свет. Луиза и бебиситтер сидят в гостиной, пока Луиза разговаривает с Анной.

– Когда я была собакой, – говорит Анна, – я ела розы, и сырое мясо, и борщ. И носила шёлковые платья.

– Когда ты была собакой, – слышит Луиза голос Луизы, – у тебя были большие шелковистые уши, четыре широкие лапы и длинный шелковистый хвост, и ты носила шёлковый ошейник и шёлковое платье с дырочкой для хвоста.

– Зелёное платье, – говорит Анна. – Я умела видеть в темноте.

– Спокойной ночи, моя зелёная девочка, – говорит Луиза, – спокойной ночи, спокойной ночи.

Луиза заходит в гостиную.

– Разве Луиза не прелесть, – говорит она, прислоняясь к креслу Луизы и глядя в зеркало. – Мы обе. Луиза и Луиза, Луиза и Луиза. Все четверо.

– «Зеркальце, зеркальце, молви скорей, – говорит бебиситтер, – какая Луиза всех милей?» – Бебиситтер Патрик не позволяет Луизе ему платить. Он берёт билетами на симфонии. Он играет на классической гитаре и сочиняет музыку. Луиза и Луиза с удовольствием послушали бы его сочинения, но он стесняется им играть. Иногда он берёт гитару с собой, поиграть для Анны. Он показывает ей простые аккорды.

– Как твой призрак? – говорит Луиза. – У Луизы есть призрак, – объясняет она Патрику.

– Уменьшился, – говорит Луиза. – Зарос. – Вообще-то Луизе не нравится Патрик. Во-первых, он влюблён в Луизу. Луизу смущают безнадежные взгляды, которые он бросает на Луизу. Поди, ещё и любовные песни ей пишет. Дружит с Анной. Как будто это ему поможет.

– Чеснок пробовала? – говорит Луиза. – На пол плевала? А святую воду? В библиотеку ходила?

– Да, – врёт Луиза.

– А как насчёт кантри? – говорит Патрик. – Джонни Кэш, Пэтси Клайн, Хэнк Уильямс?

– Кантри? – говорит Луиза. – Это что, вроде святой воды?

– Я что-то об этом читал, – говорит Патрик. – В «Нью сайентист» [42] 42
  «Нью сайентист» – британский еженедельный научно-популярный журнал.


[Закрыть], или в журнале «Гитара», или у Марты Стюарт [43] 43
  Марта Стюарт (р. 1941) – ведущая телепрограммы о домоводстве.


[Закрыть]. Что-то насчёт высоты тона, частот. Считается, что йодли тоже помогают. Если подумать, в этом есть смысл.

– Я думала о лагере, – говорит Луиза Луизе. – Помнишь, вожатые рассказывали нам истории о привидениях?

– Ага, – говорит Луиза. – И ещё фонарями всякие штуки делали. Ты будила меня среди ночи, чтобы я пошла с тобой в туалет. Одна идти боялась.

– Я не боялась, – говорит Луиза. – Это ты боялась.

Во время исполнения симфонии Луиза смотрит на виолончелистов, а Луиза смотрит на Луизу. Виолончелисты смотрят на дирижёра и время от времени бросают взгляды мимо него, на Луизу. Луиза чувствует, как они пялятся на Луизу. Музыка проникает повсюду, как свет, и, как свет, она любит Луизу. Луиза не знает, откуда она это знает, – просто чувствует, как музыка льнёт к Луизе, проникает в её красивые ушки, протискивается меж губ, собирается в волосах и впадинке между ног. И что проку от этого Луизе, думает Луиза? Виолончелисты могли бы с таким же успехом играть на ложках или на отбойных молотках.

Хотя это может быть не совсем правда. Пусть у Луизы нет слуха, но как она объясняла Луизе, это не значит, будто она не любит музыку. Она чувствует её костями и где-то позади челюсти. От неё чешется и зудит. Это как кроссворд. Луиза пытается его разгадать, а рядом с ней Луиза пытается разгадать Луизу.

Музыка прекращается, и начинается, и прекращается снова. В перерыве Луиза и Луиза хлопают, потом зажигается свет, и Луиза говорит:

– Я много думала. Об одной вещи. Я хочу ещё ребёнка.

– Как ребёнка? – говорит Луиза, поражённая. – Ещё одного, вроде Анны?

– Не знаю, – говорит Луиза. – Просто ещё ребёнка. И тебе тоже надо родить. Тогда мы будем вместе ходить на курсы Ламаз [44] 44
  Ламаз (Lamaze) – курсы для молодых мам.


[Закрыть]. Ты назовёшь свою дочку в честь меня, а я свою – в честь тебя. Правда, здорово?

– Анна будет ревновать, – говорит Луиза.

– Наверное, тогда я буду счастлива, – говорит Луиза. – Я была такая счастливая, когда Анна была малюткой. Всё было таким вкусным, даже воздух. Мне даже нравилось быть беременной.

Луиза говорит:

– А сейчас ты разве не счастлива?

Луиза говорит:

– Конечно, счастлива. Но разве ты не понимаешь, о чём я? Что значит – быть вот так счастливой?

– Вроде понимаю, – говорит Луиза. – Это когда мы были маленькими. В лагере гёрлскаутов.

– Ага, – говорит Луиза. – Именно. Только сначала тебе придётся избавиться от призраков. По-моему, они негигиеничные. Могу познакомить с приятным мужчиной. Виолончелистом. Уровень сперматозоидов не слишком, зато сам очень славный.

– Какой номер? – говорит Луиза.

– Только без предубеждения, – говорит Луиза. – Ты его не встречала. И лучше не думай о нём как о номере. Я тебе его покажу. Да, и номер восемь тоже. Ты обязательно должна познакомиться с моим красавцем, номером восемь. Надо нам пообедать вместе, и я тебе о нём расскажу. Он сражён. Я его сразила.

Луиза идёт в туалет, а Луиза остаётся на месте. Она думает о призраке. Почему ей нельзя иметь и призрака, и ребёнка? Почему она всегда должна что-то отдавать? Почему другие не могут поделиться?

И вообще, зачем Луизе другой ребёнок? Что, если он возненавидит Луизу так же, как Анна? Что, если он тоже раньше был собакой? Что, если её ребёнок возненавидит Луизу?

Когда музыканты возвращаются на сцену, Луиза наклоняется и шепчет Луизе:

– Вон он. Тот, с большими ладонями, справа.

Луизе непонятно, о ком именно говорит Луиза. У них у всех большие ладони. И на которого ей глазеть? На приятного виолончелиста, о котором ей лучше не думать как о номере? На номер восемь? Она приглядывается. С того места, где сидит Луиза, все виолончелисты кажутся красивыми. Какие они хрупкие, думает она, в своих строгих чёрных костюмах, как они позволяют музыке стекать по струнам и уходить меж пальцев. Какая беспечность. Ничего нельзя выпускать из рук.

Виолончелистов на сцене шестеро. Возможно, Луиза спала с каждым из них. Луиза думает: если бы я оказалась с ними в постели, с любым из них, то узнала бы, какие они на вкус, что любят и как. Я узнала бы, кто из них какой номер. Но они не узнали бы меня.

Призрак снова вырос. Стал колючим. Ощетинился короткими волосками. Они рыжевато-коричневые и колкие на вид. Луиза думает, что сейчас к нему лучше не прикасаться. Всю ночь он снуёт туда и сюда у её кровати, по-змеиному скользя на брюхе. Пальцами рук он впивается в доски пола, потом толкается пальцами ног. Его рот постоянно раскрыт, как будто он глотает воздух.

Луиза идёт в кухню. Открывает банку консервированной кукурузы, банку груш, финики. Кладёт всё это на тарелку и ставит перед призраком. Он проползает мимо. Может, он, как Анна, – разборчивый. Луиза не знает, что ему нужно. Луиза отказывается снова спать в гостиной. В конце концов, это её спальня. Она лежит без сна и слушает, как призрак всю ночь напролёт ползает туда-сюда вдоль кровати, шурша по натёртым полам.

Наутро призрак оказывается в шкафу: стоит на голове, прислонившись к стенке. Хватит, думает она и едет в торговый центр, где покупает целую стопку дисков. Пэтси Клайн, Эммилу Харрис, Хэнк Уильямс, Джонни Кэш, Лайл Ловет. Она спрашивает продавца, есть ли у них йодли, но он молод и толку от него чуть.

– Ничего, – говорит она. – Я возьму эти.

Пока он прокатывает её кредитку, она говорит:

– Подождите. А вы призрака когда-нибудь видели?

– А это, дамочка, не ваше дело, – говорит он. – Но если бы увидел, то заставил бы его показать, где он зарыл свое сокровище. Тогда я откопал бы его клад, и стал богатым, и не продавал бы вам сейчас это дерьмовое кантри. Конечно, если сокровище не проклято.

– А если никакого клада не окажется? – говорит Луиза.

– Тогда я засунул бы этого призрака в бутылку и сдал в музей, – говорит пацанёнок. – Живой настоящий призрак. Наверняка денег стоит. Купил бы себе мотоцикл и рванул в Калифорнию. И писал бы свою музыку, без всяких грёбаных йодлей.

Призраку, похоже, нравится Пэтси Клайн. Он, конечно, ничего такого не говорит. Но и не исчезает. Он выходит из шкафа. Ложится на пол, так что Луизе приходится его обходить. Он стал толще, плотнее. Может, при жизни он был фанатом Пэтси Клайн. Волосы на его теле поднимаются и мягко колышутся, точно их перебирает ветерок.

Джонни Кэш нравится им обоим. Луиза довольна – теперь у них есть что-то общее.

«I’m onto Jackson! – поёт Луиза. – You big talken man» [45] 45
  Искаженные строки из песни Джонни Кэша «Джексон».


[Закрыть].

Ночью звонит телефон. Луиза садится в постели.

– Что? – говорит она. – Ты что-то сказал?

Где она, в отеле? Она быстро приходит в себя. Призрак опять лежит под кроватью, высунув наружу руку, будто останавливает какое-то спальное такси. Луиза снимает трубку.

– Номер восемь только что сказал мне очень странное, – говорит Луиза. – Ты пробовала кантри-музыку?

– Да, – говорит Луиза. – Но без толку. Ему, кажется, понравилось.

– Уже легче, – говорит Луиза. – Что ты делаешь в пятницу?

– Работаю, – говорит Луиза. – А потом не знаю. Может, возьму в прокате фильм или ещё что. Хочешь зайти, посмотреть призрака?

– Я хочу привести кое-кого, – говорит Луиза. – После репетиции. Виолончелисты тоже хотят его увидеть. Вообще-то, они хотят для него сыграть. Всё сложно. Приготовишь нам чего? Например, спагетти. Ну, ещё какой-нибудь салат, хлеба чесночного. Я принесу вино.

– Сколько виолончелистов? – говорит Луиза.

– Восемь, – говорит Луиза. – И Патрик занят. Так что я могу привести Анну. В образовательных целях. Твой призрак всё ещё голый?

– Да, – говорит Луиза. – Но ничего. Он оброс шерстью. Можешь сказать ей, что это собака. Так чего ждать?

– Всё зависит от призрака, – говорит Луиза. – Если ему понравятся виолончелисты, он уйдёт с одним из них. Залезет в какую-нибудь виолончель. Говорят, для музыки это очень хорошо. И для призраков тоже. Они как маленькие рыбки, которые живут на больших рыбах. Прилипалы. Номер восемь как раз мне это объясняет. Он сказал, что инструменты с привидениями – не просто инструменты. У них как будто есть душа. Музыкант больше не играет на инструменте. Он – или она – играет на духе.

– Не знаю, как он туда поместится, – говорит Луиза. – Он довольно большой. Не всегда, правда.

Луиза говорит:

– По-видимому, виолончели внутри куда больше, чем кажутся снаружи. И потом, тебе-то он всё равно не нужен.

– Да вроде нет, – говорит Луиза.

– Если слух разойдётся, музыканты начнут стучать в твою дверь с утра до ночи и с ночи до утра, – говорит Луиза. – И попытаются его украсть. Никому не говори.

Глория и Мери приходят навестить Луизу на работе. Через неделю они с группой уезжают в Грецию. Объездят все острова. Вместе с Луизой они заказывали отели, экскурсии, автобусы и паспорта. Луиза им нравится. Они рассказывают ей о своих сыновьях, показывают фото. Они считают, что ей надо выйти замуж и родить ребёнка.

Луиза говорит:

– Кто-нибудь из вас видел призрак?

Глория трясёт головой. Мери говорит:

– Дорогая моя, да постоянно, пока не выросла. Это наследственное, призраки и всё такое. Сейчас, конечно, вижу их меньше. Зрение уже не то.

– И что вы с ними делаете? – говорит Луиза.

– Да ничего, – говорит Мери. – На хлеб их не намажешь, поговорить с ними – вряд ли, да и денег на них не заработаешь.

– Я однажды баловалась со спиритической доской, – говорит Глория. – С другими девчонками. Мы спросили, за кого выйдем замуж, и она назвала имена. Я забыла какие. По-моему, она не угадала. Потом мы испугались. Мы спросили, с кем мы говорим, и она написала З-Е-В-С. А потом пошла какая-то мешанина из букв. Чушь.

– А как насчёт музыки? – говорит Луиза.

– Я люблю музыку, – говорит Глория. – Иногда плачу, если песня хорошая. Раз я видела выступление Фрэнка Синатры. Ничего особенного.

– Музыка потревожит привидение, – говорит Мэри. – Одна музыка их пробуждает. Другая успокаивает. Мы раньше ловили духов в скрипку моего брата. Это как рыбу удить или собирать светлячков в банку. Но мама всегда говорила, чтобы мы их не трогали.

– У меня есть призрак, – сознаётся Луиза.

– Ты не могла бы кое-что у него спросить? – говорит Глория. – На что похожа смерть? Я всегда хочу побольше узнать о том месте, куда отправляюсь. Я-то не против перемены мест, но хочется знать, как там будет. Иметь какое-то представление.

Луиза спрашивает призрака, но он ничего не говорит. Может, он уже не помнит, что такое жизнь. Может, забыл язык. Он просто лежит на полу в спальне, на спине, раздвинув ноги, и смотрит на неё так, как будто увидел что-то особенное. Или, может, думает об Англии.

Луиза готовит спагетти. Луиза разговаривает по телефону с поставщиками.

– Значит, по-вашему, мы мало заказали шампанского, – говорит она. – Я знаю, что это гала-концерт, но я не хочу, чтобы гости надрались. Просто пусть будут чуть навеселе. Весёлые люди легче подписывают чеки. А от пьяных мне никакого толку. Сколько ещё, по-вашему, нам нужно?

Анна сидит на полу в кухне и наблюдает, как Луиза режет помидоры.

– Приготовь мне что-то зелёное, – говорит она.

– Съешь свой карандаш, – говорит Луиза. – У твоей мамы не будет времени готовить зелёную еду, когда появится второй ребёнок. Придётся тебе есть обычную еду, как все, или жевать траву, как коровы.

– Я сама буду себе готовить зелёную еду, – говорит Анна.

– У тебя будет сестрёнка или братик, – говорит Луиза. – Придётся тебе следить за своим поведением. Отвечать за свои поступки. Делиться своей комнатой и игрушками – не только простыми, но и зелёными тоже.

– Не будет у меня никакой сестры, – говорит Анна. – У меня будет собака.

– Ты ведь знаешь, как это бывает, а? – говорит Луиза, сталкивая капающие соком помидоры в кастрюлю. – Мужчина и женщина влюбляются, целуются, и у женщины получается ребёнок. Сначала она толстеет, потом едет в больницу. Домой возвращается с ребёнком.

– Всё ты врёшь, – говорит Анна. – Мужчина и женщина вместе идут в приют. Выбирают собаку. Приводят её домой и кормят детской едой. И потом однажды у собаки выпадает вся шерсть, и она становится розовой. И она учится говорить, и носит одежду. И ей дают новое имя, не собачье. Ей дают детское имя, а собачье забирают.

– Как хочешь, – говорит Луиза. – У меня тоже будет ребёнок. И у него будет такое же имя, как у твоей мамы и у меня. Луиза. И ребёнка твоей мамы будут звать так же. И только ты одна будешь Анной.

– Моё собачье имя было Луиза, – говорит Анна. – Но тебе нельзя так меня называть.

Луиза входит в кухню.

– Хватит с меня поставщиков, – говорит она. – Ну, и где оно?

– Что где? – говорит Луиза.

– Ну, оно самое, – говорит Луиза, – ты знаешь что.

– Я его сегодня не видела, – говорит Луиза. – Может, ничего и не получится. Может, он захочет остаться здесь. – Она весь день не выключала радио, настроенное на волну кантри. Может, призрак поймёт намёк и спрячется где-нибудь, пока все не уйдут.

Приезжают виолончелисты. Семеро мужчин и одна женщина. Луиза даже не пытается запомнить, кто из них кто. Женщина высокая и худая. У неё длинные руки и длинный нос. Она съедает три тарелки спагетти. Виолончелисты говорят друг с другом. Они не говорят о призраке. Они говорят о музыке. Ругают акустику. Хвалят спагетти Луизы. Луиза только улыбается. Она смотрит на женщину-виолончелистку, видит, как рассматривает её Луиза. Луиза пожимает плечами, кивает. Она поднимает вверх пятерню.

Луиза и виолончелисты, похоже, чувствуют себя как дома. Поддразнивают друг друга. Рассказывают анекдоты. Знают ли они? Говорят ли они о Луизе? Хвалятся ли? Сравнивают впечатления? Как они могут знать Луизу лучше, чем Луиза знает её? Внезапно Луиза чувствует, что это вовсе не её дом. Он принадлежит Луизе и виолончелистам. Это их призрак, а не её. Они здесь живут. После обеда они останутся, а она уйдёт.