Текст книги "Дневники голодной акулы"
Автор книги: Стивен Холл
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
– Что это такое? – спросил я у доктора, пробегая вслед за ним по извилистой тропинке между штабелями.
– Что?
– Для чего эти приемники?
– Для опыления, – сказал доктор.
Чем дальше мы шли, тем громче звучала сирена. Пространство казалось огромным. Наконец доктор нырнул влево, в ответвляющийся коридор поменьше, и через дверной проем прошел в комнату, наполненную компьютерами, экранами и микрофонами, с бесчисленными проводами и кабелями, исчезающими в потолке и произвольно извивающимися по всему полу.
– Нет, нет, нет, нет, нет. Идем дальше, – с этими словами Фидорус шлепнул ладонью по боку одного из компьютерных блоков.
Сирена ревела оглушительно. Фидорус снова шлепнул ладонью по компьютеру, потом сменил направление, лихорадочно проверяя и распутывая кабели, отслеживая их по всей длине, теребя розетки и порты. Сирена вдруг умолкла.
– А-а. – Фидорус оторвал взгляд от группы розеток и разъемов. – Теперь туда. Идем-идем, здесь от тебя никакой пользы, ведь так?
Я сделал несколько шагов в комнату. Доктор взобрался на коробку из-под какого-то оборудования, наполовину скрытую под проводами, затем нырнул, чтобы проверить монитор, неистово щелкая клавишами на ближайшей клавиатуре.
– Где же вы, где вы?.. Нет. – Он повернулся и, хватаясь за край стола, двинулся к другому дисплею. Тук, тук, тук. Тук-тук-тук-тук-тук. – Не то… Ах да. Вот вы где. – Он посмотрел на меня. – Косяк мальков в Тире. Подойди к этой панели, нет, вот к этой, здесь.
Я пересек комнату, пробираясь среди проводов и кабелей, перешагивая через разобранные серверы и жесткие диски.
– Теперь так. Когда я скажу, ты должен нажать на CONTROL, ALT и DELETE вон на той клавиатуре. Понял?
– Что вы собираетесь сделать?
– Я спросил: ты понял?
– Простите, – сказал я. – Да, я понял.
– Хорошо, – Фидорус разместил свои пальцы на двух разных клавиатурах. – Давай.
Я нажал на клавиши.
Одна-единственная резкая нота зазвучала в динамиках. Я чувствовал, как она вибрирует у меня во внутренностях, твердая и всепроникающая.
– Медиальная «си»! – прокричал доктор, перекрывая шум. – Для них это чересчур, выбрасывает их прочь из…
Звучание ноты прекратилось.
– …туннелей! – провопил доктор, врасплох застигнутый тишиной. – Это выбрасывает их прочь из туннелей, – сказал он снова, на этот раз тихо, стараясь полностью собой овладеть.
Я кивнул, убирая пальцы с клавиатуры.
Доктор посмотрел на свой экран, нажал на несколько клавиш.
– Вот так. Думаю, этого было достаточно.
– Отлично, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно.
Фидорус мельком взглянул на меня, затем переключил внимание на свой монитор и начал над чем-то колдовать. Я стоял возле клавиатуры, перед которой он меня поставил, постепенно понимая, что наш разговор завершен, что он вообще больше не собирается со мной говорить. Все выглядело так, словно эти чрезвычайные обстоятельства позволили Фидорусу отодвинуть в сторону какие-либо разногласия, имевшиеся у него со мной, Эриком Сандерсоном Первым. Теперь кризис миновал, мы снова оказались в самом начале, и не было рядом Скаут, которая могла бы сдвинуть дело с мертвой точки. Зародилось неловкое молчание. Плотная напряженность зависла в воздухе, словно бы эта комната была субмариной, погружавшейся ниже, ниже и ниже, туда, где под давлением начинает прогибаться корпус. Доктор щелкал клавишами, поворачивался к другой клавиатуре, набирал что-то еще, и все это – не поднимая головы. Я переминался с ноги на ногу, желая оказаться в каком-нибудь другом месте.
– Так для чего здесь все это оборудование?
Задав этот вопрос, я почувствовал себя крайне глупо. С секунду я думал, что он не ответит.
– Это моя работа. – Тук, тук, тук-тук-тук, тук. – Здесь я ввожу в обиход языковые вирусы, которые создаю.
– Языковые вирусы?
Тук, тук, тук-тук, тук, тук, тук-тук-тук-тук-тук…
Фидорус театрально вздохнул и поднял голову. Я увидел на его лице гнев и разочарование. Ему хотелось накричать на меня. Я просто видел, как разные эмоции копошились на его гуттаперчевом лице, как мыши в лабиринте, затем все они исчезли в всклокоченных волосах и баках. Он медленно выпрямился и снова заговорил своим вежливым учительским голосом.
– Все это оборудование по-новому профилирует электронную почту, сетевые сайты, голосовые сообщения и даже радиопрограммы. Я встраиваю в них свои вирусы и посылаю обратно, чтобы иметь возможность отследить результаты. «На склоне дня». В настоящее время этот мой вирус в Соединенном Королевстве особенно заразен.
– Вы хотите сказать, что изобретаете фразы?
– Фразы, слова, произношения, аббревиатуры. И не просто изобретаю: я управляю ими. Посмотри.
Я стал пробираться вокруг стола, перешагивая через оборудование, провода и трубы, чтобы получить лучший обзор.
На столе рядом с тем, за которым работал Фидорус, маленький телевизор прокручивал новостной репортаж о тропической буре в подключенный к компьютеру микрофон. В компьютере была установлена одна из тех программ, что осуществляют набор под диктовку, и она вроде бы пыталась переводить звуки в слова, создавая строку за строкой из слов, вторящих шуму волн. Раздался удар грома, и на экране большими буквами появилось: «УПС!»
– Для чего это все?
Едва спросив, я уже об этом жалел. Но все обошлось, доктор был так захвачен собственными идеями, что даже не подумал обидеться.
– Для чего это все? Для чего? Хм. – Доктор уселся на демонтированный жесткий диск и уставился на монитор. – Я создаю искусственные языковые вирусы, чтобы понять, как возникают настоящие. Моя работа позволяет мне распознавать ранние симптомы их появлений и предсказывать будущие опасные эпидемии. Языки, знаешь ли, могут болеть, могут умирать. Кроме того, существуют мутации. – Фидорус в последний раз окинул взглядом экран с текстом о буре, затем двинулся к следующему столу, где другой компьютер обрабатывал звуки торжественных государственных похорон. Какое-то время он повозился с настройками. – Ты замечал, что слово «макинтош» полностью изменило свою семантику? Я далек от того, чтобы пытаться мешать успешному эволюционному развитию, если таковое имеет место, но грустно видеть, как старая форма становится пустой оболочкой и прежний смысл вымирает.
– Как вид, занесенный в Красную книгу? – неуверенно спросил я.
– Да, как вид.
– Но вы же не изобретаете новых существ, подобных людовициану, правда?
– Нет, конечно же, нет. Людовицианы, францисканцы, люксогоны, – доктор опять возился с клавиатурой, – все это – концептуальные рыбы, эволюционировавшие естественным путем. Я вывел множество искусственных воспоминаний, но на самом деле все они не более чем одноклеточные организмы и редко когда проживают больше нескольких часов в природной среде. При этом они являются крайне полезными экспонатами, когда пытаешься понять более сложные организмы.
Я кивнул.
– А вам это удается?
– Да, до определенной степени.
– Понимаю. – Мной овладело неодолимое желание поговорить начистоту. – Доктор Фидорус, послушайте… Я хочу сказать, мне жаль, что я здесь оказался. Я не… что бы там ни произошло между вами и Эриком Сандерсоном, из-за чего вы теперь испытываете ко мне такие чувства, я вас не знаю, я и его не знаю, но мне надо было сюда явиться. Я должен спросить у вас, существует ли какой-нибудь способ остановить людовициана.
Фидорус оставил компьютер и смотрел прямо на меня.
– Существует? – повторил я через пару наполненных страданием секунд. – Я спрашиваю об этом у вас, потому что вы единственный человек, кому я могу задать такой вопрос.
На лице доктора отразилось внимание.
– Я единственный человек, кому ты можешь задать такой вопрос? А ключа у тебя нет, так, что ли?
Я почувствовал, что земля у меня под ногами накренилась.
– Что вы хотите этим сказать?
Фидорус повернулся обратно к своей консоли.
– Это меня не касается. Я тебе не отец, Эрик, и у меня уйма дел. Надо провести тесты, выполнить диагностические проверки, а ты, откровенно говоря, будешь мне мешать. Тебе следует вернуться в комнату отдыха.
– Нет. – Меня изнутри как будто что-то ударило. – Нет. Мне потребовались месяцы, чтобы сюда добраться, и я не уйду из этой комнаты, пока вы не ответите на простой вопрос: есть ли способ остановить акулу?
Стоя ко мне спиной, доктор сказал:
– Почему ты спрашиваешь об этом у меня? Спроси у своей подружки.
– Что?
Я видел, как у него поднимаются и опускаются плечи. Наконец он обернулся.
– Ну хорошо. Вот тебе ответ, если ты на самом деле хочешь его услышать: представь себе, что ты бежишь от чего-то огромного. Вообрази, что за тобой гонится существо с одним огромным разумом, населяющим сотни тел.
– Майкрофт Уорд?
– Да, Майкрофт Уорд. Вообрази, что ты спасаешься бегством от Майкрофта Уорда в страхе за свою жизнь. Тебе хочется остановиться, верно? Хочется нанести ответный удар. Но Майкрофт Уорд – это гигантская коллективная личность, личность, которая ежедневно генерирует мысли, планы и воспоминания объемом в несколько лет. Так что же ты сделаешь? Вот вопрос, который ты избегал поставить перед собой: какого рода оружие может оказаться эффективным против такого существа?
Сначала я не мог понять, куда он клонит. Потом…
– Людовициан. – Когда я произнес это слово, по всему моему телу пробежали мурашки.
– Точно. Соединить гигантскую коллективную личность, подобную Майкрофту Уорду, и свирепого хищника, подобного людовициану, – в общем, это все равно что соединить материю с антиматерией. Бум! Нет больше Уорда, нет больше людовициана.
«Но это значит… О боже, нет».
– Так что вот ответ на твой вопрос. Да, способ остановить акулу существует. Теперь, когда тебе это стало известно, ты успокоился?
– Не понимаю, о чем вы?
– Почему Скаут привела тебя сюда, Эрик?
– Потому что она предложила мне привести меня сюда.
– Попробуй еще раз.
– Я же ответил.
– Попробуй еще раз.
– Я ответил.
– Хорошо, тогда я сам тебе скажу, да? Скаут привела тебя сюда потому, что ей нужен людовициан. Ты сам для нее никакой ценности не представляешь. Она уже многие месяцы просит меня помочь ей натравить людовициана на Уорда. Это факт.
– Нет.
– Бога ради, подумай – тебя никогда не удивляло, почему ей так много известно об этом существе? Она так долго готовилась к охоте.
– Нет, – снова сказал я. – Она привела меня сюда потому, что я ее об этом просил. – Собственный голос казался мне не убедительным. – Мы – вместе. Она помогает мне.
Это прозвучало слабо и глупо. Даже произнося эти слова, я уже знал правду. И чувствовал, как все светлое и нежное во мне начинает усыхать.
25
Хакун и Кузан
(Звездная кровь)
Я просидел в комнате, где стояли кресла с подголовниками, минут пятнадцать, прежде чем наконец вернулась Скаут. Она вползла внутрь с другой стороны книжного шкафа – точно так же, как это проделали мы с Фидорусом.
– Эй, – сказала она, улыбаясь и вставая на нош, – ты можешь в это поверить? Всего два дня во внепространстве, и я обязана ходить и проверять, все ли его туннели запечатаны, потому что сейчас сезон миграции каких-то мальков? Где он, кстати? – Она посмотрела на пустой контейнер, по-прежнему стоявший посреди комнаты. – И где Иэн?
– Не знаю.
– Что случилось? Все в порядке?
Но я уже заметил в ней то, что искал, потому что знал, что мне надо найти. Я увидел это в напряженных уголках ее губ, услышал в незначительных паузах между словами. Мне было ясно, что именно она скрывает. Я сидел, глядя на нее, и ничего не говорил.
Волна замешательства прошла по ее лицу, затем ее глаза медленно, миллиметр за миллиметром, расширились. Я смотрел на жилку, пульсировавшую на ее шее, на это быстрое мелкое биение пульса. Его «искренность» разбивала мне сердце. Она отвела взгляд в пол.
– Ч-черт, – сказала она.
И вот тогда я окончательно поверил в то, что сказал мне Фидорус. У меня было такое чувство, словно я жую стекло.
– Ч-черт, – сказал я, ее передразнивая. – Значит, все это было ложью?
Часы остановились. Время зависло. Выбившаяся прядь блестящих черных волос изогнулась прямо перед лицом Скаут. Она и не попыталась ее убрать. Просто стояла, опустив голову и уставившись в какую-то точку на полу.
– Я тебе не лгала, – сказала она наконец, не поднимая взгляда.
– Как ты можешь такое говорить? – Я чувствовал, что меня бьет дрожь. – Ты же не сказала мне, зачем на самом деле меня сюда ведешь. Черт возьми, я-то думал, что ты мне помогаешь, что я могу рассчитывать на тебя.
– Я действительно тебе помогаю.
– Значит, в старой лечебнице ты появилась по доброте душевной, да? Нет, Скаут, ты использовала меня с той самой секунды, как мы встретились.
Она не отрывала взгляд от пола.
Я хотел, чтобы она взорвалась и сказала: «Как ты мог такое подумать?» Я хотел, чтобы она на меня накричала. Хотел, чтобы она сказала мне, какую идиотскую ошибку я совершаю. Хотел, чтобы она в ярости металась по комнате. Больше всего на свете я хотел ошибаться, но я не ошибся. Она просто смотрела в пол.
– Мы с тобой переспали, – сказал я. – Нет, не просто это, мы держались за руки, и я думал… Я же все равно шел сюда за тобой. Ты уже получила то, чего хотела, так зачем тебе надо было заставлять меня думать, что ты… Что я тебе нравлюсь?
– Ты в самом деле мне нравился. Ты мне нравишься, – поправилась она. – Но ты не хочешь этому верить.
– Как я смогу теперь тебе поверить?
– Не знаю. Я от тебя этого и не жду.
– Что ж, спасибо.
Она на секунду подняла на меня взгляд.
– Мне не удастся тебя переубедить, да?
– Ты использовала меня, чтобы получить то, чего хотела.
– Эрик. Господи. Давай я тебе все объясню?
Я ничего не сказал.
– Это не… – начала она. – Все то, что между нами, – для меня это важно. Да-да, я серьезно. Но тебе надо понять, что у меня поставлено на карту, я никак не могла рисковать, так что…
– Так что, даже после того как мы переспали, ты просто продолжала лгать?
– Ладно.
Теперь глаза у Скаут стали горячими, яркими и влажными. Меня резануло то, что из нее истекает такая жизненная энергия. Мне хотелось обнять ее и остановить этот поток, но одновременно я хотел, чтобы она тоже страдала. Страдала за ту жестокость, с какой заставила меня почувствовать себя любимым, желанным и окруженным заботой, и все ради выполнения просчитанного загодя, логичного плана.
Я посмотрел на нее, и чей-то голос внутри меня прошептал: «Мы видим свет звезд потому, что им больно, – они горят кровью».
– Ладно, – снова сказала Скаут. – Да, да, да. Ты это хочешь услышать? Да, я тебе лгала. Да, я тобой манипулировала. Да, я тебя использовала. Нет, я не спала с тобой только для того, чтобы затащить тебя сюда. Если ты и в это хочешь верить, то – пожалуйста, верь во все, что хочешь, и думай обо мне все, что тебе будет угодно. Мне много чего приходится делать, чтобы выжить. Я этим не горжусь, иногда я ненавижу себя за это. Если ты в самом деле хочешь узнать правду – я себя ненавижу. И я не жду, чтобы тебе понравилось то, что я сделала, чтобы ты это принял или простил, но меня удивляет, что ты не хочешь даже попытаться меня понять.
«Звездная кровь».
– Ты могла бы все раньше мне рассказать.
Она вытерла свои мокрые глаза и посмотрела прямо на меня:
– Нет, Эрик, не могла. Мне нужна эта акула.
– Понятно.
– Мне очень жаль, но дела обстоят так.
Я налил себе виски из графина, стоявшего рядом с моим креслом. Руки у меня дрожали, когда я подносил стакан ко рту. «Не замечай, что у меня дрожат руки».
– А когда я должен был узнать, зачем на самом деле ты меня отыскала?
– Тебе это важно?
– Да.
– Хорошо. Все твои разъезды были связаны с поисками Фидоруса. – Казалось, какой-то пуленепробиваемый щит, скользя, окружает ее со всех сторон. Девушка, стоявшая передо мной, становилась деловитой, жесткой, незнакомой. – Поэтому я решила, что ты послушаешь его, если он скажет, что есть возможность натравить Майкрофта Уорда и людовициана друг на друга. Ты не поверил бы в подобный план, если бы он исходил от незнакомки, особенно после твоего столкновения с мистером Никто.
– Но я же слушал тебя. Я всегда тебе доверял.
– Я не могла позволить себе такого риска.
– А как насчет моего риска? Тебе надо было быть со мной честной.
– Знаю, что причинила тебе боль, но подумай, что такое ты говоришь?
Несколько мгновений я сидел спокойно.
– Я бы рассказал тебе все, с самого начала.
– Да? – сказала она. – Ты уверен? Ты в самом деле поставил бы на карту свою жизнь, да и мою тоже, даже если бы моя вера вдруг поколебалась? Мой план учитывает акулу в той же мере, в какой и Уорда. Я помогала тебе, пускай даже ты не знал всего.
– Да брось ты, – сказал я, делая очередной глоток виски, – не надо передергивать, ты помогаешь мне по чистой случайности, разве нет? Просто потому, что хочешь спасти себя. Ты сама так сказала. А я все бы тебе рассказал, и это было бы правильно.
– Что ж, ты волен верить во все, что хочешь.
«Не замечай, – думал я, прижимая стакан к груди, – не замечай, что у меня дрожат руки».
– Хорошо. Итак… – Я хотел знать все, хотел схватить каждую раскаленную докрасна часть этой головоломки, ощутить, как она шипит и мгновенно обжигает пальцы. – Ты решила держаться своего плана, привести меня к Фидорусу и заставить меня думать, что это он выдвинул идею использовать Уорда и людовициана друг против друга. И что тогда? Ты вся бы так и сияла: «Боже, какая восхитительная идея!»
В глазах Скаут за пуленепробиваемым стеклом ничего нельзя было прочесть, они полнились странным светом и отражениями, которые могли означать что угодно.
– Да. Что-то вроде этого.
– Господи. И ты думала, что я совершенно ничего не заподозрю?
Она помотала головой, заканчивая разговор.
– Слушай, я вовсе не ждала, что ты простишь меня за все это, но, если хочешь знать правду, в глубине души я на это надеялась. Что бы ни случилось, я не думала, что ты воспримешь это вот так.
– Как – так?
– Давай оставим.
– Нет уж, продолжай, как именно?
– Как малое дитя.
Кислая, желчная волна гнева хлынула вверх, и я изо всех сил стискивал зубы, пока она не пошла на убыль.
– Я верил тебе, Скаут. Слепо верил. Ты права, это же так по-детски. – И когда она никак на это не прореагировала, горло мое наполнилось новыми язвительными словами, порожденными отчаянным желанием сокрушить этот ее дурацкий пуленепробиваемый щит. – Что ж, не беспокойся, больше я такой ошибки не совершу.
Скаут посмотрела на меня как бы сквозь толстый слой стекла. Я ничего не мог ни разглядеть, ни разгадать.
– Хорошо, – сказала она спокойным и ровным голосом. – Тогда на этом точка.
Обида, стыд и чудовищная тоска пожирали мои внутренности.
– Ладно, на этом точка. – Я старался казаться бесстрастным и равнодушным. – Но мы все равно повязаны, да? Людовициан уничтожит Уорда, а Уорд – людовициана. Что бы ты ни собиралась делать, я тебе в этом намерен помочь. Ты победила, Скаут.
– Думаю, до победы еще не близко, ты не находишь?
Я мотнул головой, отметая этот вопрос.
– Какой у тебя план?
26
Решето памяти
Совсем как дебют, обеспечивающий победу в шахматной партии, план Скаут был прост и очевиден, но понять это можно было только в конце игры, проанализировав ее начало. У Скаут тоже был хрустальный башмачок, но в отличие от Золушки она знала, что с ним делать.
Ноутбук Никто. Ноутбук Никто служил ключом ко всему.
Никто являлся одним из самых важных агентов Майкрофта Уорда, и каждый день на протяжении шестидесяти секунд, с 12.21 до 12.22 дня, его ноутбуку разрешалось прямое подключение к гигантской сетевой базе данных того «я», что было разумом Майкрофта Уорда. В течение этой единственной минуты Никто загружал свои отчеты непосредственно в огромное сознание Уорда. В течение этой единственной минуты был открыт прямой канал между разумом Уорда и внешним миром. Скаут собиралась переделать одну из программ Фидоруса по переадресации электронных сообщений таким образом, чтобы не прерывать связь между ноутбуком и Уордом, как только установится соединение. Фидорус, надеялась Скаут, создаст некое устройство, которое позволит заманить людовициана в ноутбук – и переслать акулу Уорду. Очень просто. Единственная трудная и опасная часть этого плана состояла в том, что нам придется оказаться в непосредственной близости от людовициана.
Я готов был заплакать. Мне казалось, что Скаут тоже готова заплакать, но разобраться во всем этом подробнее я не мог. После недолгого молчания она взяла ноутбук Никто, перекинула его через плечо и сказала, что ей пора работать.
После этого она повернулась и пошла прочь, через дверной проем и вниз по коридору, не оборачиваясь.
Растерянный и опустошенный, я немного посидел в кресле с подголовником, прислушиваясь к молчанию книг, из которых были сложены стены.
Прошло какое-то время.
В конце концов я заметил стоявший на полу контейнер, открытый и пустой. Я не видел Иэна с тех пор, как мы с Фидорусом отправились по коридору в его центр управления. Я рывком выпрямился в кресле. Поисками своего кота – вот чем я мог заняться, вот что не требовало никаких размышлений.
Я встал на ноги, контролируя легкое покачивание, вызванное виски Фидоруса. До меня дошло, что мой рюкзак все еще оставался внизу, по ту сторону книжного шкафа, в комнате с бумагами.
«Все по порядку, – сказал я себе. – Забери рюкзак, потом найди Иэна. Это просто».
Я неуклюже прополз назад между полками книжного шкафа, спустился по винтовой лестнице, сошел с нижней ступеньки и оказался по щиколотку в бумагах. Мой рюкзак лежал там, где я его и бросил. Рюкзак Скаут тоже был там – два заплечных мешка, упавшие вместе, лежали бок о бок, и один из них слегка придавливал другой. Я стал пробиваться к ним сквозь бумаги.
Рюкзаки напомнили мне о той близости, что совсем недавно еще была между нами. Я понял, что весь этот мир, наше путешествие через внепространство, все, что произошло за эти два дня, – все это вскоре пропадет, разрушится, исчезнет. «Мы уходим все дальше вперед и уже не вернемся обратно».
Я нагнулся за своим рюкзаком и закинул его за спину, слегка пошатнувшись от удара. Через несколько секунд я взял и рюкзак Скаут, после чего повернулся и пробрался к лестнице.
Ее рюкзак я поставил в одно из кресел с подголовниками, выпил еще немного виски, взял контейнер Иэна, стоявший посреди комнаты, и застыл, взвешивая его в руке.
* * *
– Кис-кис, кис-кис-кис. – Я брел по коридору с контейнером в руке. Стены из книг были непрерывны, нескончаемы. Все во мне оставалось расплывчатым, смутным, растрепанным эмоциями. – Кс-кс, кс-кс-кс.
Застекленные шкафы Фидоруса появлялись и исчезали позади. Я не давал себе труда остановиться и осмотреть какой-нибудь из них.
Нигде не было никаких признаков Иэна.
Я подошел к развилке. Второй коридор уходил влево. На самом углу доктор или кто-то другой поставил маленький деревянный стул. Я опустил контейнер на пол и без всяких видимых на то причин решил на минутку присесть.
Я ни о чем не думал. Мой разум был пустым футбольным полем, скованным зимним холодом, в ожидании игрока с мячом. Я бы и сам вышел на поле, но еще не был к этому готов. Я знал, что, стоит мне снова там оказаться, я начну прокручивать в мыслях все, что сказал я, и все, что сказала она. Буду пытаться определить, что могло означать каждое слово в каждой фразе. Заставлю себя проходить через все это снова, снова, снова и снова, и всякий раз каждая подробность этого будет ранить меня так же сильно, как прежде, а мне надо было найти своего кота.
Протянув назад руку, я наугад снял с полки какую-то книгу. Книга оказалась в мягкой обложке и называлась «Отверстие и поверхность». Я праздно полистал ее страницы. Встав на стуле на колени, повернулся и заглянул в щель, которую сделал в стенной полке. Почти прижимаясь глазом к отверстию, увидел, что в темноте гнездятся другие книги, с нечитаемыми корешками. Снова пришло прежнее недоумение. Настолько ли глубоки здесь полки, или же сами стены выстроены из книг? Я всунул «Отверстие» на место.
Я прошагал всего несколько минут дальше по коридору, когда услышал крики.
Кричала Скаут. Крики были не испуганными, но гневными и слишком далекими, чтобы я мог разобрать слова. Я стал вслушиваться. Фидорус что-то кричал в ответ. Где-то впереди разгорался отчаянный спор.
Я застыл на месте.
«Нет, хватит, – сказал внутри моей головы невидимый доктор. – Сегодня ты получил передозировку. Это более чем достаточно для одного дня».
Я вернулся по собственным следам к стулу и пошел по ответвляющемуся коридору, на ходу повторяя: «Кис-кис, кис-кис-кис».
Этот новый коридор оказался более узким, книги в нем, склонявшиеся ко мне ближе, поглощали все звуки. Шум спора позади быстро выветрился из моей головы. Света здесь было меньше. Лампы под простыми белыми абажурами свисали с потолка через недостаточно частые интервалы, так что круги яркого желтого света не соединялись друг с другом. Я гадал, откуда Фидорус берет энергию. Его обиталище, книжное сооружение – чем бы это ни было – казалось гигантским. Я представил себе, как почтальон пытается пробраться через словесные туннели, чтобы доставить счет за электричество, и эта мысль вызвала подобие улыбки.
– Кс-кс-кс, кс-кс-кс.
Я дошел до еще одного пересечения и повернул налево возле ящичков старых литерных форм и пишущих машинок 1930-х годов. Спустя какое-то время я осознал, что вспоминаю о докторе Рэндл, чего уже долгое время со мной не случалось.
Еще одно пересечение, и я снова свернул налево.
– Кс-кс-кс, кс-кс-кс.
Я пытался вспомнить, как звали пса Рэндл. Рустик? Рыжик? Что-то на «Р». Он становился возбужденным, когда чуял запах Иэна на моей одежде, и принимался носиться по оранжерее, лая, как… Я свернул направо. Скорее – тявкая, и ей приходилось запирать его в кухне, чтобы мы с ней могли поговорить спокойно, не опасаясь, что он будет постоянно на нас прыгать. Я чувствовал смутную вину из-за того, что доктор Рэндл могла беспокоиться обо мне, когда поняла, что я исчез. Но что я мог ей сказать? В самом деле, что? Может быть, когда это все кончится, я напишу ей. О чем я ей напишу? Я свернул налево. Расскажу ей обо всем. Пусть думает, что хочет.
– Кс-кс, кс-кс-кс.
Не говорил ли Никто, когда мы были с ним наедине, в старой лечебнице, что-то насчет того, что она пишет обо мне статью? Не благодаря ли этому он меня разыскал? Я вдруг перестал ощущать вину. Работа над научным текстом мало походит на поведение женщины, снедаемой беспокойством об одном из своих пациентов, не так ли? Собственно, если она была настолько уравновешенной, что могла усесться за рабочий стол и писать обо мне – я остановился у двери и полез в карман за ключами – в чисто академическом тоне, то мне, вероятно, не следует зацикливаться на чувстве вины, но…
Но…
Мой мозг переключился и бросился вдогонку за происходящим.
Я посмотрел на ключи, которые держал в руке, затем на дверь перед собой.
На протяжении последних десяти минут я шел как в тумане, позволив своим мыслям плыть по течению, меж тем как тело мое двигалось на автопилоте. Автопилот привел меня сюда. Мое тело действовало инстинктивно? Нет, оно действовало по заученной программе, о которой просто забыл мой разум. Мое тело помнило дорогу к этой двери. К этой сосновой двери с медной ручкой и маленьким замком.
Я снова посмотрел на свою руку, затем пересчитал ключи на колечке: ключ от машины, ключ от входной двери моего дома, ключ, который прислал мне Эрик Сандерсон Первый, – тот, которым я открыл запертую спальню.
На этом последнем ключе я остановился и, стараясь не думать о логическом обосновании, сунул его в замок перед собой.
На пробу.
Клац.
Убрав ключи обратно в карман, я нажал на дверную ручку.
Дверь распахнулась.
Я пошарил по темной стене, ища выключатель.
Щелк.
И шагнул внутрь.
За дверью находилась маленькая аккуратная комнатка. Односпальная кровать с прикрученной над ней к стене книжной полкой, шкаф, комод и письменный стол. Я прикрыл за собой дверь, поставил на пол контейнер Иэна и прислонил к стене свой рюкзак. Под тихим шерстистым покровом щекочущей ноздри пыли в комнате все еще теплился слабый жилой запах – запах сна, дезодоранта, стирального порошка, кожи, волос, пота. Запах человека. Этот запах укоренялся во мне совершенно естественно, такой знакомый и ободряющий, что поначалу я не понял его значения. Когда же я понял, отчего этот запах так мне знаком, я вздрогнул.
В этой комнате пахло так же, как в моем доме. В комнате стоял мой запах.
Это была спальня Эрика Сандерсона.
Мной овладела паника. Фидорус говорил, что у него здесь все защищено от акул, но все же – выражение Марка Ричардсона мгновенно воцарилось поверх моего, натягивая мускулы и изменяя мое лицо.
– Ну-ну, – сказал я себе. Сделал глубокий вдох, медленно выпустил воздух. – Уймись. Акула сюда не доберется. Здесь полно защитных приспособлений.
Но Эрик предупреждал: «Добейся абсолютной уверенности, потом проверь снова, а потом перепроверь».
Я расстегнул рюкзак, вынул диктофоны и расставил их по углам комнаты. Безопасность превыше всего. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
Как только с кассет зазвучали знакомые бормотание, шипение и писк, я снова застегнул рюкзак и прислонил его к одной из стен, давая личности Марка Ричардсона ускользнуть прочь. В этой комнате действительно были стены – не бесконечные книги коридоров снаружи, но настоящие стены, оштукатуренные и покрытые темно-синей краской, располагающей к размышлениям.
«Я нашел тебя, Эрик Сандерсон, – думал я. – Я снова тебя нашел».
Я пересек комнату и взобрался на кровать, встав на колени, чтобы дотянуться до книг на полке.
– Хорошо, Эрик, – сказал я старому неподвижному воздуху. – Я добрался сюда, в точности как ты хотел, только все пошло наперекосяк, а твой друг доктор меня ненавидит, так что тебе придется прийти мне на помощь. Мне надо выпутаться.
Я перекидывал наклонно стоявшие книги справа налево, и каждая из них, шлепаясь о соседнюю, поднимала облачко пыли.
«Записи бесед Линъ-Цзи» [36]36
«Записи бесед Линь-Цзи» – важнейший памятник чань-буддизма, записи бесед «китайского Сократа» Линь-Цзи И-Сюаня (XI в.). Согласно чань, истина может быть постигнута лишь при помощи интуиции, для пробуждения которой Линь-Цзи ориентировался на шок, физический и словесный.
[Закрыть]– шлеп. «Шлем ужаса» [37]37
«Шлем ужаса» – таки да, имеется в виду роман Виктора Пелевина, написанный для серии «Мифы» шотландского издательства «Канонгейт» и выпущенный в 2005 г. (Роман Стивена Холла опубликован этим же издательством.)
[Закрыть]– шлеп. «Из глубин Африки: история человеческой эволюции» – шлеп. «Грань интуиции» [38]38
«Грань интуиции» (1983) – популярная книга Филипа Голдберга о роли интуиции.
[Закрыть]– шлеп. «Уловка-22» [39]39
«Уловка-22» (1961) – сатирический антивоенный роман Джозефа Хеллера (1923–1999), классика литературы XX в.
[Закрыть]– шлеп. «Время сновидений», [40]40
Время сновидений – понятие из мифологии австралийских аборигенов: время мифическое, первоначальное (в противовес профанному, историческому), отраженное в мифах творения; время, когда действовали мифические предки.
[Закрыть]«Парк юрского периода», [41]41
«Парк юрского периода» (1990) – роман Майкла Крайтона, основа одноименного блокбастера Стивена Спилберга, выпущенного в 1993 г.
[Закрыть]«Основы квантовой механики» – шлеп, шлеп, шлеп. «Зов Ктулху», [42]42
«Зов Ктулху» (1926, опубл. 1928) – повесть Г. Ф. Лавкрафта.
[Закрыть]«Как работает наш мозг», «Горемыки», [43]43
«Горемыки» (1969) – знаменитый роман британского писателя-постмодерниста Б. С. Джонсона (1933–1973), опубликован в виде коробки, содержащей 27 тетрадок-глав, которые можно читать в произвольном порядке (фиксированы только первая и последняя главы).
[Закрыть]«Краткая история времени», [44]44
«Краткая история времени» (1988) – научно-популярный бестселлер астрофизика Стивена Хокинга (полное название – «Краткая история времени: От большого взрыва до черных дыр»), разошедшийся по всему миру суммарным тиражом свыше 9 миллионов экземпляров.
[Закрыть]«Квантовый пулемет», «Эшер: Полное собрание работ», [45]45
Эшер, Морис Корнелис (1898–1972) – голландский художник-график, в своих концептуальных гравюрах и литографиях исследовал особенности психологического восприятия сложных трехмерных объектов, пластические аспекты бесконечности и симметрии.
[Закрыть]а затем «Пошаговый анализ и лечение травматического расстройства памяти».
– Не может быть.
Я вытянул с полки большую книгу в твердой обложке и открыл ее, просмотрел титульный лист, открыл последнюю страницу. На фото она выглядела моложе, стройнее и, судя по прическе, улыбалась мне откуда-то из середины восьмидесятых. Но это была она. Доктор Рэндл. Профессор Элен Рэндл, как значилось на обложке. Я пролистнул сколько-то страниц и остановился наудачу: