Текст книги "Дневники голодной акулы"

Автор книги: Стивен Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Часть третья

То, что мы видим перед собой, – это только небольшая часть мира. Все по привычке думают: «Вот он, наш мир!» А на самом деле все совсем не так. Настоящий мир – в глубине, окруженный мраком, и там хозяйничают такие вот медузы и им подобные существа.

Харуки Мураками

«Хроники заводной птицы»

(Перевод И. Логачева, С. Логачева)

18
Гип, гип, йа, йа, йей, йей, йей, йей!

– Давай-давай, просыпайся.

Мне снились пляжи. Желтый песок, ряды белых зонтиков, аквамариновое, прозрачное как стекло море и огромное безоблачное небо. Сон, навеянный «Фрагментом о лампе», впервые, может быть, за несколько недель. Я бежал через буруны в вечерней прохладе, я видел, как на серые волны отбрасывают цветные полосы фонари прибрежных таверн. Сон уже распадался на части, его яркие шелковые нити расплетались в туманные эмоции, цветные облачка чувств разгонялись пробуждающимся сознанием. Со снами из «Фрагмента» всегда так: к тому времени, как я полностью просыпаюсь, их нет.

Я прищурился, глядя на электрическую лампу.

– Который час?

Откуда-то донесся голос Скаут:

– Тебе лучше не знать.

Я застонал и перевернулся, но удобнее мне не стало – в голове у меня зудело нечто безотлагательное. Во сне оно очевидным не было – больше походило на неопределенную тяжесть камня, спрятанного и позабытого на дне рюкзака. Теперь мой наполовину проснувшийся разум шарил в его поисках. Может быть, это что-то постороннее? Сумевшее выскользнуть из сна более цельным, чем обычно? Может быть, отчасти; краски соответствовали тем, которые я еще смутно ощущал тающими на задворках сознания, но в нем также присутствовала стойкая масса вещей из реального мира. Стало быть, это вещи двойственные, нечто такое, что я взял с собою в сон, а затем извлек обратно. Я еще раз пошарил у себя в голове и вдруг, потрясенный, вспомнил.

Я сел.

– У тебя на большом пальце ноги есть татуировка.

– Доброе утро, – сказала Скаут. – Да, есть.

Она снова была в моих чрезмерно больших одеждах, свернув свои собственные, грязные, в жгуты, которые легко можно было упаковать.

Я поднял руку, защищая глаза от света. Мой сонный внутренний уровень духа пытался настроиться на вызов яви.

– Давно она у тебя?

– Татуировка?

– Да.

Она посмотрела на меня, то ли решая, стоит ли отвечать, то ли просто недоумевая, почему меня это интересует.

– Обычно первым делом спрашивают: зачем нужна татуировка там, где ее никто не видит?

– Нет, это-то мне понятно, – сказал я, щурясь. – Чтобы было забавно, когда на этот палец повесят бирку в морге, правильно?

Она улыбнулась про себя, складывая в кучу свои свернутые одежды.

– У тебя найдется какой-нибудь пакет для этого?

Я сказал, что пара пакетов есть в рюкзаке, и она, роясь там, спросила, почему меня так занимает ее татуировка. Что на это ответить, я и вправду не знал.

– Просто мне это кое-кого напомнило, – сказал я наконец.

Она неопределенно кивнула, словно на самом деле не слушала или не желала выслушивать длинный и запутанный рассказ о моем прошлом. Я улыбнулся такому предположению: уж об этом ей тревожиться не стоило.

– Так зачем ты ее сделала?

– Всегда любила черный юмор.

– Ты? – сказал я. – Вот уж не поверю.

Она обернулась и снова продемонстрировала силу своего взгляда. Я понял, что разговор окончен. После чего пару минут просидел молча, давая себе полностью прийти в себя и рассеянно-пристально, как это бывает очень ранним утром, глядя на Скаут, которая нашла пакет для своей одежды, а потом всю ее в него уложила. Покончив с этим, она взяла с края кровати кожаную сумку мистера Никто и передала ее мне.

– Это зачем?

– Ты спрашивал, кем он был, – ответила она. – Открой вот это боковое отделение и все оттуда вытряхни.

Я впервые как следует рассмотрел эту сумку. Она была дорогой, хорошей выделки, со множеством карманов и отделений. Основное пространство разделялось на две части, одна из которых была пуста, если не считать нескольких черных пластмассовых обломков диктофона, а другая – застегнута на большую медную молнию.

– Приступай, – сказала она, усаживаясь на кровать и наблюдая.

Я открыл молнию и вытряс содержимое на спальник прямо перед собой. Дюжины маленьких прозрачных пластиковых пузырьков посыпались поверх моих ног. Их кучка все росла, издавая звук погремушки. Некоторые закатывались под кровать, другие устремлялись в центр комнаты. Я взял один из них наугад и прочел этикетку:

– «Сосредоточенность. 5 мг».

Скаут подняла пару тех, что подкатились к ее ногам.

– «Логика», – сказала она. – А это вот «Чувство юмора».

– «Стиль», «Уверенность», «Дружеская улыбка», «Убедительность». – Когда я тревожил эту кучу, то внутри каждого пузырька вздрагивала бесцветная жидкость. – Что все это такое?

– Мистер Никто, – сказала Скаут.

Я посмотрел на нее.

– Да, это он. Это то, что управляло его телом вместо подлинной личности.

Пузырьки покоились у меня на коленях. Я еще раз запустил пальцы в эту груду, как можно осторожнее. Такое чувство, будто вскрываю труп. «Озабоченность», «Удивление», «Подозрительность», «Достоинство».

– И это он?

– Да, это он.

Я почувствовал себя маленьким и слабым.

– Он говорил мне, что это с ним сделал людовициан.

Скаут сначала ничего не ответила, она сидела, щелкая пальцами – указательный и средний пальцы ударяли по основанию большого, и всякий раз два щелчка предшествовали возвращению в исходную позицию. Это движение было бездумным и бесцельным, но все же, казалось, что-то создавало. Подобно динамо-машине, накапливающей заряд.

– Извини, – сказала она наконец. – Я могла бы быть немного более…

– Ничего, все нормально. Расскажи мне.

– На самом деле он больше не был человеческим существом – только его идеей. Концепцией, обернутой в плоть и подпитываемой химикалиями. Вероятно, твоя акула смотрела на него как на потенциального соперника.

Я подумал о странном голосе Никто, говорившем мне, что мы с ним являемся одной и той же личностью, а потом это отрицавшем.

– Концепция, обернутая в плоть и подпитываемая химическими реагентами, – сказал я. – Для меня это звучит как «человеческое существо».

Скаут помотала головой:

– Нет. Это еще далеко не все.

Я не стал спорить – разве же мне известно о том, что человеческим существам присуще, а что нет?

– Итак, – сказал я, словно бы делая глубокий выдох, прежде чем сменить тему, – куда мы направляемся и почему так рано встали?

Ответа не последовало. Когда я поднял взгляд, Скаут смотрела на меня. Я различил в ее лице что-то теплое, что-то надежно упрятанное за ее безучастным выражением и все же где-то там присутствовавшее, сразу же за ее губами и глазами.

– Знаешь, так, как он, ты не кончишь.

Я молча кивнул – да, знаю.

Всего на мгновение, словно из-за бегущей по земле тени от тучи, теплота в глубине лица Скаут сменилась холодом – не бессердечным холодом, нет, это больше походило на смутную печаль зимнего побережья.

– Правильно, – Она вскочила на ноги, вдребезги разбивая это настроение. – Направляемся мы в Манчестер, и направляемся мы в подполье. Нам надо все это упаковать, и через полчаса мы уже должны быть в дороге.

Она блуждала глазами по комнате, обдумывая такие вопросы, как сроки, расстояния, припасы. Ее думающий взгляд прошел сквозь меня раз и другой, а потом, раздраженный, вернулся и окончательно остановился на мне.

– Эрик, – сказала она, – ну что ты все сидишь и сидишь? Размазня.

* * *

Было 5.14 утра, и колеса желтого джипа уже громыхали по темным дорогам; на задних его сиденьях громоздились коробки с книгами, забитые под завязку сумки и переносной ящик со спящим без задних лап Иэном. Я ожидал, что Скаут предложит сделать что-нибудь с котом – поместить его в какой-нибудь кошачий приют или попросить тетушку Руфь присмотреть за ним несколько дней, – но, видимо, девушка, вызвавшаяся быть нашим проводником, восприняла тот факт, что Иэн поедет вместе с нами, как данность. Меня это обрадовало, потому что я нигде не хотел его оставлять, а сознание мое все еще было слишком пассивным и перегруженным мутью раннего утра, чтобы как-нибудь об этом спорить. Спорить, однако, не пришлось – мы просто спокойно загрузили все свои пожитки в желтый джип и были таковы. Скаут выбросила сумку мистера Никто и книгу, которую он мне прислал, в мусорный бак позади стоянки отеля. Перед отъездом я оставил записку и чек на сумму, превышавшую стоимость моего пребывания в «Ивах», на конторке у входа. Небольшим облегчением служило то, что Джон и Руфь все поймут: мы с Иэном отбыли на передовую.

Скаут неотрывно смотрела в боковое окно. В постоянном ритме появления уличных фонарей возникали и пропадали темные деревья и засыпанная палой листвой слякотная обочина. Езда в столь ранние утренние часы все обращает в часть некоего сонливого целого; мысли редких водителей спокойно плавают то туда, то сюда, словно листья, орнаментом выстеленные на широком пруду.

Меня одолела какая-то старая мелодия, которую я не вполне помнил, она снова и снова прокручивалась в мозгу в одном и том же доводящем до белого каления повторе. Мне пришлось заговорить, чтобы отогнать эту музыку прочь.

– Слушай, так куда же мы едем?

– В Динсгейт.

– Помню, ты говорила, что в Динсгейт, но куда именно?

– Если я тебе скажу…

– То тебе придется меня убить?

– Нет, но, – она поерзала на сиденье, – тогда ты можешь пристать с какой-нибудь глупостью вроде: «В этом нет никакого смысла», – а мне придется возражать: «Нет, есть, потому что бла-бла-бла», – а тогда тебе захочется продолжать и продолжать талдычить об этом всю дорогу. И когда, после всех этих бессмысленных споров, мы туда доберемся, ты скажешь: «Скаут, ты все время была права, похоже, я немного того». Так что, чтобы избавиться от всей этой скуки, думаю, будет лучше, если я придержу язык, – Она искоса посмотрела на меня с этой своей улыбочкой. – Пока что. – Я чувствовал, что с заднего сиденья в спину мне с ухмылкой уставился Иэн. – Радио включить можно?

Я кивнул.

– А что же насчет твоего обещания отвечать сегодня на все мои вопросы?

– Но ведь мы не устанавливали никаких временных границ, правда? Я же не говорила: «Обещаю тебе ответить на любой твой вопрос не позже чем через тридцать секунд, как ты его задашь». Я просто сказала – сегодня.

– Это жульничество.

– Это не жульничество. Это разумный довод. Чувствуешь разницу?

Радио пищало, шипело и взорвалось одним-единственным тактом какой-то оперы, прежде чем остановиться на Happy Mondays.

– Отлично, – сказала Скаут, откидываясь на спинку сиденья.

– Если хочешь, можешь настроиться на что-нибудь другое.

– Спасибо, я нашла то, что хотела.

– Так я и знал.

Из старых динамиков громыхал голос Шона Райдера, [24]24
  Шон Райдер (р. 1962) – лидер и вокалист этой популярной инди-группы из Манчестера, основанной в 1980 г. и стоявшей у истоков такого явления, как «мэдчестер».


[Закрыть]нарочито растягивавший слова, и Скаут присоединялась к исполняемому хором припеву – «Гип, гип, йа, йа, йей, йей, йей, йей! Кого-то мне надо распять поскорей!» – при этом стуча себя по коленям, как по барабану. Вполне возможно, что мне довелось столкнуться с самой достающей девушкой в мире. Я улыбнулся. Несмотря ни на что, я чувствовал себя свежим, будто старая дверь, снова очищенная от краски до самого дерева. Как бы ни досаждала мне сидящая рядом девушка, она не была просто девушкой. Распевая и барабаня себя по коленям, Скаут являлась силой, маленькой волной яркой энергии, катившейся через темный мир внутри моего старого желтого джипа. Сомнительно было, чтобы хоть что-то могло остановить девицу, вот так поющую и барабанящую.

Happy Mondays сменились Fun Lovin' Criminals, [25]25
  Fun lovin' Criminals (сокращенно FLC) – группа из Нью-Йорка, основанная в 1993 г., играет на стыке инди-рока и хип-хопа с элементами блюза, фанка и джаза.


[Закрыть]а те сдались Гэри Ньюмену, [26]26
  Гэри Ньюмен (Гэри Энтони Джеймс Уэбб, р. 1958) – английский музыкант и певец, влиятельная фигура в электронной музыке; дебютировал в конце 1970-х гг. в группе Tubeway Army.


[Закрыть]который наконец уступил эфир местным новостям. Скаут при этом сказала «Фу», после чего принялась крутить ручку приемника.

– У меня еще один вопрос, – сказал я.

– Выкладывай.

– Откуда ты знаешь все эти подробности обо мне?

– Женская интуиция.

– Так это благодаря интуиции ты знаешь, что я курил сигареты с ментолом?

– А, ты про это?

Скаут оставила приемник и выдохнула из себя струю воздуха – это больше походило не на выдох, а на сдувание пыли с фаянсовой чашки.

Я ждал.

– Тебе вот что следует запомнить: прошлое опускается на дно, как динозавр в яму со смолой. В Комитете по исследованию внепространственного мира хранятся записи о каждом, с кем они имели дело, а также о множестве тех, с кем они не соприкасались. Случись тебе хотя бы раз выбросить пустую пачку из-под сигарет во время одной из своих подпольных авантюр, она окажется где-нибудь в их архивах. Возможно, в стеклянном ящичке с идентификационным номером.

При этих ее словах в темных уголках моего сознания высветилась было заброшенная фабрика, но она была слишком далека, чтобы я мог отследить ход мысли. Сдаваясь, я сказал:

– Я думал, что официально в Комитете ты не состояла? Если у них есть на меня, – произносить это слово в отношении самого себя казалось немного глупым, – досье, почему они его тебе показывали?

Скаут улыбнулась.

– А я официального разрешения не спрашивала.

– Так и знал, что ты это скажешь.

– Разумеется. Не такой уж ты тупица, как кажешься.

Я повернулся к ней и поднял бровь.

– Ну-ну, – сказала она.

* * *

Мы тихонько въехали в проулок рядом с мусоросборниками позади «Макдоналдса», как раз на выезде из того, что, по словам Скаут, было Динсгейтом. Было по-прежнему темно, по-прежнему слишком рано. Сам город страдал тихой бессонницей смога, багровых небес, луж, мусора, паров белого и желтого натрия. Это было время и место для ночных котов, случайных грузовиков, случайных такси и случайных всплесков дождя.

– Вот здесь и припаркуемся, – сказала Скаут, когда я выключил двигатель.

– Здесь?

– Здесь будет в самый раз.

– Надолго?

– Это зависит от того, сколько пройдет времени между нашим прибытием и тем моментом, когда тебе захочется вернуться. Я бы сказала, – она подумала, – по меньшей мере, на четыре дня.

– Но я не могу оставить здесь джип со всем его содержимым на целых четыре дня. Найду платную стоянку. А обратно придем пешком.

– Нет, джип нам надо оставить именно здесь. Если мы не оставим его здесь, то все может пойти наперекосяк. Существует протокол. Все должно делаться в определенном порядке.

– В каком таком порядке?

– Тебе не надо это понимать, просто делай, как я говорю.

– Мы договаривались…

Скаут раздраженно вздохнула.

– Ладно, можешь не продолжать. – Она секунду подумала. – Знаешь секрет «китайской шкатулки»?

– Ну.

– Вот и хорошо. В общем, это что-то вроде того. Если хочешь, чтобы она открылась, надо нажимать в определенных местах и в определенном порядке.

– И что же такое мы пытаемся открыть?

Скаут посмотрела на меня.

– Мир, – сказала она.

* * *

Города во сне жужжат и грохочут, они выдыхают пар и дым и наполняют дрожью свои переулки. Я захлопнул дверцу джипа и поплотнее закутался в куртку. Скаут тоже дрожала, обнимая себя за плечи, растирая ладонями руки, укрытые в рукавах ее обширной армейской куртки, и притопывая ногами по гудрону.

– Ну хорошо, – сказала она, – лучше всего будет захватить с собой все полезные вещицы, одежду на несколько дней и то, что ты и впрямь не можешь оставить в машине. Но пускаться в путь надо по возможности налегке – нам предстоит много пройти пешком.

Иэн наблюдал, как я опустошаю рюкзак, а потом укладываю в него одежду, спальный мешок, кассету и тетради, касающиеся «Фрагмента о лампе», фонарик, диктофоны и несколько упаковок с батарейками. Когда я управился с застежками и лямками, Скаут взяла в одну руку пластиковый пакет с едой, которую мы купили на круглосуточной станции техобслуживания, а в другую, обойдя машину, – контейнер с Иэном.

– Если дорога будет долгой, – сказал я, – он будет казаться все тяжелее.

– Он уже тяжелый. Ничего, справимся.

Темная масса Иэна шевельнулась в его ящике, напоминая нам, что он вообще-то находится там, пока мы о нем говорим, после чего кот решил притвориться спящим.

– Я все еще не знаю, куда мы идем.

– Да уймись же, скоро сам все увидишь. – Скаут сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, пытаясь унять дрожь. – Похоже на «Рассвет мертвецов», [27]27
  «Рассвет мертвецов» (1978) – фильм культового режиссера Джорджа Ромеро, своего рода продолжение его классической «Ночи живых мертвецов» (1968). В 2004 г. Зак Снайдер выпустил римейк.


[Закрыть]правда? – Потом с улыбкой обернулась ко мне. – Ты мне доверяешь?

– Да, – признался я, вскидывая рюкзак на плечи. – Просто не вполне понимаю почему.

Нагруженные, мы прошли вниз по проулку и пересекли улицу, движения на которой не было, если не считать сильного пронизывающего ветра и катящейся банки из-под кока-колы, которая показалась мне самой шумной вещью на свете. Скаут подвела меня к задней двери большого книжного магазина.

– «Уотерстон»?

– Верно, – сказала она, опуская на землю сумку с едой и кота и роясь у себя в карманах.

Она вытащила маленькую металлическую штучку и, быстро ее осмотрев, сунула в дверной замок.

– Стой – мы что, взламываем «Уотерстон»?

Она обернулась:

– Ты мне мешаешь.

– А как насчет сигнализации? Как насчет… Ты что, и вправду взламываешь эту дверь? О господи…

– Ты можешь хоть минутку помолчать? Пожалуйста.

Спустя несколько мгновений, в течение которых я затравленно озирался, обхватив себя руками и горя желанием оказаться в каком-нибудь любом другом месте, Скаут вытянула из замка свое металлическое приспособление. Она толкнула дверь, и та распахнулась внутрь, в черноту.

– Ну вот, – сказала она. – Ни тебе сигнализации, ни засовов. Помнишь, что я говорила о китайских шкатулках?

– Так что, парковка джипа за мусорными баками позади «Макдоналдса» означает, что, когда ты вскрываешь замок «Уотерстона», сигнализация не сработает?

Она подняла сумку с едой и ящик с котом.

– Пойдем.

– Скаут, это…

– Но мы уже на пороге, не так ли? Пойдем.

Я последовал за ней внутрь и защелкнул за собой дверь.

Несколько секунд все вокруг было черно, потом появился клин света, который превратился в высокий прямоугольник, когда впереди открылась другая дверь. Через нее я увидел полки с книгами, первый этаж книжного магазина в режиме ночного времени, неподвижный и безмолвный в этом желтовато-оранжевом свете, возвещающем: «Мы закрыты». Силуэт Скаут, маячивший передо мной, превратился в настоящую Скаут, когда она шагнула в дверной проем и вошла в помещение торгового зала. Я последовал за ней.

Нагруженные сумками и клетью с рыжим котом, мы – двое неуместных здесь туристов – стояли посреди большого закрытого книжного магазина.

– Нереальное чувство, правда? – прошептала Скаут.

– Это…

Я не мог подобрать верных слов, чтобы описать то, что испытывал, но теперь, когда мы оказались внутри, слова Скаут о «китайской шкатулке» казались куда более правдоподобными. Это пространство, полностью закрытое, полуосвещенное и безмолвное перед рассветом, не предназначалось для посетителей. Любой человек не мог просто взять и толкнуть дверь и осторожно войти в подобное помещение.

– В этом есть что-то религиозное, – сказал я наконец.

Скаут кивнула:

– Все здания делаются отчасти священными, когда остаются в одиночестве, чтобы немного поразмыслить. Может быть, это как-то связано с тишиной.

– Что же мы теперь будем здесь делать?

– Найдем все «X».

– Книги, начинающиеся с «X»?

– Романы. Романы авторов, чьи фамилии начинаются с «X». По-моему, они вон там.

Мы шли между полками и безмолвными стойками, пока не добрались до шкафа, где на полках стояли романы, большинство из которых принадлежали писателям с фамилиями на букву «X».

– Только эти четыре нижних ряда, – сказала Скаут. – Нам надо вытащить оттуда все книги и уложить их в сторонке, вот здесь.

Это мы проделали быстро, вынимая их по восемь или двенадцать штук зараз, плотно прижимаясь ладонями к обложкам, когда их поднимали, и целыми и невредимыми штабелируя книги перед шкафом с авторами на «Ф», стоявшим слева от нас. Когда с этим было покончено, Скаут взялась за одну из опустевших полок, подняла ее и вынула из шкафа, аккуратно положив ее рядом с книгами. Таким же образом она вытащила еще две пустые полки, после чего опустилась на колени, чтобы осмотреть заднюю стенку шкафа. Достав из своей обширной армейской куртки маленькую отвертку, она быстро выкрутила один, два, три, четыре маленьких серебристых винта.

– Положи их рядом с книгами, – сказала она.

Когда я вернулся, Скаут, воспользовавшись своей отверткой как рычагом, подцепила и вытащила нижнюю часть тонкой фанерной задней стенки, тоже передав ее мне. Там, где прежде была эта панель, теперь зияла четырехугольная черная дыра размером три на четыре фута.

– Вот куда мы идем, – сказала Скаут, поднимаясь на нош и отряхиваясь.

– Это внепространство?

– Ну да, оно самое.

Сняв рюкзак, я опустился на четвереньки, чтобы заглянуть в эту дыру. Все, что я увидел, было двумя или тремя дюймами растрескавшегося бетонного пола, а дальше следовала полная чернота. Из-за теплого и сухого, обдуваемого кондиционерами с подогревом воздуха магазина я в своей плотной куртке уже начинал потеть, но воздух, исходивший из черной дыры, был прохладным и простым, без прикрас повествуя о милях пустынных мест.

Я потянулся было взять фонарик из бокового кармана рюкзака, но вдруг заметил, что становлюсь заторможенным, рассеянным. Повернулся обратно и сел, уставившись в черноту.

– Что с тобой? – спросила Скаут, присаживаясь рядом.

– Просто у меня такое чувство, что если я туда войду, то уже никогда не выйду.

Она с серьезным видом старательно обдумала мои слова, а потом слегка толкнулась своим плечом в мое – этакий ободряющий толчок.

– Что? – сказал я.

– Если хочешь, чтобы бумеранг вернулся, сперва его надо метнуть.

– Но что, если я хочу держать свой бумеранг при себе и не… потерять его в огромной черной дыре?

– Бросок и возвращение – вот что такое бумеранг, тугодум. А без этого ты просто таскаешь с собой изогнутую палку.

Я улыбнулся.

– Кто же помог тебе стать такой умной?

– Хм… – Обдумывая ответ, Скаут по-детски пожала плечами. – Может быть, Бог?

Я посмотрел на нее.

– Что?

– Фьють.

– Что?

– Просто – фьють.

– Да ну тебя.