Текст книги "Дневники голодной акулы"

Автор книги: Стивен Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

17
Неуловимый порыв ветра

Я сидел на краю своей кровати в отеле «Ивы», высвобождая новый диктофон из его картонных, пенопластовых и полистирольных одежек. Был ранний вечер, бледный солнечный свет слегка окрашивался оранжевым, день склонялся к длинным теням, покидая обширные освещенные участки.

Моя мокрая и измазанная грязью одежда грудой лежала возле шкафа. Я напялил на себя шорты и старую тужурку с капюшоном. Армейская куртка девушки висела на спинке стула, ее ботинки притулились снизу, а ноутбук Никто был водружен на сиденье. Душ, запущенный в ванной, издавал сильно сдобренное барабанной дробью шипение, ритм которого очень часто прерывался тишиной и всплесками, свидетельствовавшими о перемещениях девушки под потоком воды.

Отложив коробку в сторону, я вертел диктофон в руках.

До сих пор мое существование было обособленным и тщательно контролируемым, все в нем подробно расписывалось наперед, все подчинялось стараниям сохранить безопасность, попыткам реконструировать события и людей, которых давно не стало, – четыре месяца жизни среди пыльных фактов, старых историй и безмолвной археологии. Но сегодня все изменилось. Окружающее преобразовалось в нечто горячее и текучее, живое и перекраиваемое как реальными событиями, происходящими сейчас, так и руками вероятности, протянутыми в будущее. Сдвиг перспективы был для меня огромен, он означал изменение самой природы времени: оно стало стремительным натиском событий, которые нельзя было замедлить, или пересмотреть, или проиграть повторно, или обдумать как следует позже, – потому что теперь я сам был частью картины, сам был в нее вовлечен.

Этого ли я хотел? И вообще – достаточно ли было во мне силы, чтобы выступать в мире вот так, под прожекторами реального времени?

Вскрыв упаковку с батарейками, я вставил две из них в гнезда с тыльной части диктофона, вдавливая каждую на место наперекор сопротивлению пружин.

Если бы я этого не хотел, то мог бы оставаться дома с поваренными книгами знаменитых кулинаров и телепрограммами, продолжать жить тихой и неприметной жизнью, прячась от теней, движущихся под волнами. Вероятно, людовициан в конце концов нашел бы меня, но остаться какое-то время в безопасности я все-таки мог. Дом, обучение, расшифровка фрагментов – таков был мир, который я знал, целостность, которую я понимал. Я мог бы обойтись лишь этим. Но теперь обстоятельства стали иными. Я сам сделал их иными.

Запуская руку в кожаную сумку мистера Никто, я нашаривал зазубренные куски пластмассы, выуживая один за другим куски раскуроченного диктофона. Нашел наконец основную часть растоптанного корпуса и осторожно извлек из разбитого гнезда крошечную кассету. На одной из ее сторон красовалась белая разветвляющаяся трещина, но никаких других повреждений я не обнаружил. Вставил ее в новый диктофон, нажал на «Воспроизведение», и динамик зашипел знакомой жестяной записью. Я улыбнулся.

* * *

– Эй!

Девушка конденсировалась из пара-туманно-облачное видение обратилось в нечто четкое и достоверное. Я протер глаза.

– Прошу прощения, – сказал я. – Задремал.

Она стояла в дверях ванной, одетая в одну из моих футболок и мешковато висевшие на ней брюки с ремнем, завязанным каким-то немыслимым узлом. Ее коротко постриженные черные волосы, насухо вытертые полотенцем, были теперь распушены, спутаны и взъерошены.

– Ничего не говори, – сказала она. – Есть у тебя щетка?

Я кивнул, указывая на полку.

– Меня зовут Скаут, – сообщила она, повернувшись ко мне спиной и с усилием протаскивая щетку сквозь волосы.

– Как раз собирался спросить, – сказал я. – А меня – Эрик.

– Эрик Сандерсон, я знаю.

– Знаешь?

Упершись в кровать локтями, я поднял голову.

– Разумеется, – Она выглядела сбитой с толку. – А ты что думал? Что я оказалась по соседству, потому что погулять вышла?

Я об этом вообще пока не думал. Оставил эту загадку стоять вместе со всеми остальными – огромными и безмолвными, как ряды причудливых каменных голов на острове Пасхи, – потому что надо было спасаться бегством. Теперь я начал понимать, что все вопросы по-прежнему пребывали на месте, ожидая, чтобы я вернулся и разобрался с каждым из них.

– Нет, – сказал я не очень решительно. – Я так не думаю.

Скаут убрала ноутбук Никто со стула, села, еще несколько раз провела щеткой по волосам, потом откинулась на спинку, укрываемую ее просторной курткой. Она была бледной и слишком уж худенькой, ей, наверное, было чуть-чуть за двадцать. Коротко постриженные черные волосы служили потрясающим контрастным фоном для ее белой кожи, а глаза у нее были зеленые-презеленые. А еще у нее были высокие скулы и то, что в телепрограммах по фитнесу называют «хорошей структурой». Я осознал, что она красавица – или, может быть, прототип будущей красавицы: в ней еще чересчур много сохранялось от детства, она словно бы не вполне доросла до той себя, которой ей предстояло стать.

Я скрестил ноги и потер лицо.

– Слушай, – сказал я, – я сейчас, ну, как бы на опасной глубине. Вроде как та жизнь, которую я до сих пор вел, не вполне с этим стыкуется. Я не, – здесь я чуть было не брякнул «Я не Эрик Сандерсон», – искатель приключений, вот что я пытаюсь сказать. Мне трудно за всем этим угнаться.

Я не вполне мог себе объяснить, зачем мне вдруг понадобилось вылезать с этими невразумительными объяснениями.

– Я тебе звонила, ты помнишь? – Она проговорила это медленно, тем тоном, каким втолковывают другу что-то такое, о чем он давно должен был знать, но, по-видимому, забыл. – Хотела направить тебя в Манчестер, но потом Никто выкинул эту штуку. Пыталась тебя предостеречь, но линия была совершенно забита.

– Так это была ты?

– А кто же еще?

Я ничего не сказал.

– Я не поняла, слышал ли ты меня вообще, так что мне пришлось вернуться сюда в надежде вовремя тебя перехватить. Учитывая наводнение, это было не так-то просто.

– Да уж, – сказал я. – Спасибо. Но… – Я приостановился, проверяя, не слишком ли глупо прозвучит мой вопрос, не смог этого определить и поэтому решился все равно его задать. – Я хочу спросить, почему?

– Что – почему?

– Что почему? Все почему. Почему ты здесь? Откуда ты знала… как ты вообще обо мне узнала?

Она полезла в карман своей куртки, достала маленькую белую карточку и поднесла к моим глазам. Это была одна из моих визиток. Наконец-то в голове у меня немного прояснилось.

– Так ты из Комитета по исследованию внепространственного мира?

– Поздравляю, – сказала она. – До тебя, я гляжу, и впрямь все туго доходит. Да, я оттуда. Ну, вроде того. Неофициально.

Я не мог придумать, что сказать.

– Я там не на полной ставке, – улыбкой она дала понять, что за этими ее словами кроется нечто гораздо большее, – но для тебя это удача, потому что в Комитете тебя давно списали со всех счетов, они не решатся прикоснуться к тебе и палкой.

Значит, они знали, все это время, когда я думал, что спятил, они на самом деле существовали и знали обо мне. Держались молчком, не вмешивались. Просто наблюдали.

– Они не хотят помогать мне из-за акулы? – Теперь моя сообразительность ускорилась. – Нет, – сказал я, обдумывая все обстоятельства. – Ты имеешь в виду мистера Никто, да?

– Я имею в виду его нанимателя. Но, как я уже говорила, с этим все в порядке, потому что я вроде как по большей мере работаю вне штата. Мой гонорар – пять тысяч фунтов, и ты должен согласиться, что это очень даже обоснованная сумма, если учесть, что один раз я уже спасла тебе жизнь. Помимо денег, мне понадобятся кое-какие предметы, которые могут попасться нам на пути, начиная с этого ноутбука.

– Постой, – сказал я. – Твой гонорар за что?

– За то, чтобы я была твоим проводником, тупица. Ты ведь ищешь доктора Трея Фидоруса, так?

– А ты знаешь, где он?

– Ну.

– Правда?

– Ну да. Пять штук. По-твоему, это грабеж?

Я немного подумал. Выбор у меня был невелик. Я мог или довериться ей, или продолжать брести в одиночку, пока не достигну окончания следа, по которому пытался идти, и что тогда? Поехать домой и умереть спокойной смертью в своей постели? Была ли еще хоть какая-нибудь другая возможность? Ответ я уже знал. Не важно, что я себе говорил, но я не мог снова обратиться в ничто, не мог отменить ничего из того, что затеял. Во всяком случае, она говорила правду – один раз она уже спасла мне жизнь.

– По рукам, – сказал я. – Но деньги ты получишь, когда мы его найдем.

– Идет. Я тебе доверяю. Лицо твое к тому располагает.

– Что это значит?

– Ты у нас человек ранимый, немного потерянный и, знаешь ли, бестолковый.

Она одарила меня быстрой лукавой улыбочкой, и что-то внутри меня вспыхнуло, что-то отдаленное, другое, знакомое. Что-то призрачное. Неуловимое, как порыв ветра. Так же быстро, как нахлынуло, это, чем бы там оно ни было, миновало.

– Только, – продолжала говорить Скаут, ничего не замечая, – если я ничего не получаю вперед, тебе придется покупать все припасы. Все, что нам понадобится.

– Идет, – сказал я, потрясенный и сбитый с толку этим внезапным волнением внутри меня, пытаясь отследить его источник во тьме.

– И во все это мы включим завтраки, обеды и ужины.

– Идет.

– Начиная с этой минуты.

– Идет.

– Нет, серьезно. С этой самой минуты.

Морщины у меня на лбу медленно и со скрипом разгладились, вытягивая меня из задворок сознания в реальный мир.

– Что?

– Да пойдем же, – сказала она, вскакивая. – Я умираю с голоду.

* * *

Тетушка Руфь подала нам обоим по полному английскому завтраку (хотя время и было ближе к вечеру), включая колбасу, бекон, яйца, бобы и поджаренный хлеб, и я не осознавал, насколько голоден, пока на столе передо мной не взгромоздилась гора еды. Все мое тело, локоть в особенности, так и ломило из-за падений и ушибов, имевших место в последние несколько часов, но вот желудок восстановился на удивление быстро.

Я ожидал от тетушки Руфи либо наэлектризованного любопытства, либо подобающего почтенной женщине неодобрения, когда она увидит Скаут за одним со мной столом. Думал, что появление к обеду с девушкой, облаченной в мои мешковатые одеяния, повлечет за собой как минимум поднятую бровь или суровое «Нельзя ли перемолвиться с вами словечком позже?». Но помимо мимолетного теплого «Привет, девочка», на что Скаут ответила широкой, но слегка озадаченной улыбкой, больше ничего не последовало. Казалось, Руфь гораздо более озабочена тем, чтобы объяснить местонахождение Иэна.

Разгружая с подноса тарелки с едой и груды тостов, она сообщила мне, что большую часть времени после полудня Иэн был у нее.

– О, надеюсь, вы не против, голубчик, но он так орал… Я отправила Джона наверх, велела принести его ко мне. Я даже отсюда слышала, как он орет, и не могла вынести его вопли, они разбивали мне сердце.

Иэн орал? Я всего лишь раз слышал, чтобы он мяукнул, да и то когда нечаянно на него наступил. Иэн мог часами вполне довольствоваться одним и тем же местом – если, конечно, не думал, что ему пошло бы на благо находиться где-нибудь еще.

– Ну конечно же, я не против, – сказал я. – Спасибо, что позаботились о нем.

Мои подозрения подтвердились, когда Руфь поведала нам, что в настоящее время Иэн находится за кухней, счастливо уминая свой собственный английский завтрак. А я-то подумал было, что он обо мне беспокоился. Я поблагодарил ее и извинился за его поведение.

– Что за глупости, с ним вообще никаких хлопот, – сказала она, передавая мне чайник и кувшинчик молока. – Ладно, вы поешьте сейчас как следует. Похоже, у вас был нелегкий день.

– Она просто прелесть, – сказала Скаут, провожая взглядом Руфь, возвращавшуюся на кухню. – Значит, у тебя есть кот по имени Иэн?

Я кивнул.

Она рассмеялась.

– Отлично.

В какой-то миг до меня дошло, что мне придется как-то задобрить кота. И еще до меня дошло, что Иэн, когда узнает о новом нашем товарище по странствиям, вряд ли обрадуется и вряд ли будет расположен к примирению. Я уже так и видел выражение мрачного разочарования, разливающееся по всей его здоровенной тупой рыжей морде.

– Знаешь, он такая задница, – сказал я, все еще думая об этом.

Скаут кивнула и улыбнулась моим словам, наливая себе чай.

– Ну, этого-то мы от котов и ждем.

Я поразмыслил и тоже кивнул.

– Да, в общем-то, так оно и есть.

Скаут так набросилась на еду, словно не ела уже несколько дней. Я тоже начал с жадностью уминать свою порцию, но даже когда стал замедлять темп, испытывая несколько болезненные ощущения полной пресыщенности, она продолжала есть с целеустремленной решимостью.

Осторожно, одним только краешком сознания, я попробовал предположить, что сталось с людовицианом.

– Пока что ты в безопасности, – словно прочтя мои мысли, сказала Скаут, оторвавшись на секунду от куска бекона, который гоняла по тарелке, преследуя бобы. – В скором времени акула никак не сможет сюда вернуться. Я бы сказала, что парой суток, самое меньшее, ты располагаешь.

– Там, на мотоцикле, – сказал я, – что эта была за штука? Которая взорвалась?

– Что-то вроде… буквенной бомбы. В общем, петарда с примотанными к ней рычажками с литерами от старой пишущей машинки. Можно использовать что угодно, лишь бы оно было твердым и с напечатанным текстом.

– Думаешь, мы его ранили?

Скаут помотала головой.

– Нет. Видел его размеры? Да это вообще не оружие. Взрыв разбрасывает металлические литеры – все их ассоциации, истории и прочее, – и они разлетаются по всем направлениям, загромождая поток, в котором плывет акула, – она провела ножом от своей чашки к моей, – тот, что соединяет ее с нами.

– Понимаю.

– В то же время взрыв привлекает внимание каждого, кто находится в пределах слышимости, и акула теряется во всех этих новых входящих потоках. Даже если она будет идти полным ходом и проследует по всем правильным протокам, ей потребуется по крайней мере сорок восемь часов, чтобы снова нас отыскать.

Это не могло не произвести на меня впечатления.

– А у тебя еще такие есть?

– Буквенные бомбы? Парочка. Но первая всегда срабатывает лучше. После этого удары, как правило, не достигают цели.

– Скаут, как ты обо всем этом узнала?

– Наверное, благодаря своей гениальности. Брось, разве я отправилась бы странствовать с кем-нибудь вроде тебя, если бы не занималась своими исследованиями, как ты считаешь? И вообще… – Она осеклась.

Там, где должны были находиться непроизнесенные ею слова, в воздухе осталась зиять небольшая брешь.

– На самом деле буквенная бомба предназначалась не для людовициана. Ты собиралась применить ее против Никто, так ведь?

– Или – или.

Пожав плечами, Скаут отмахнулась от моего вопроса, но я уловил в ней некоторое призрачное дыхание напряженности.

Я почувствовал, что моя берет.

– Кем он был?

– Никто?

Я кивнул.

Скаут ковырялась в остатках на своей тарелке.

– Ты бы нравился мне больше, если бы меньше спрашивал.

– Ты бы нравилась мне больше, если бы я не знал, что ты что-то скрываешь.

– Ничего я не скрываю. – Она подняла взгляд, и сила ее личности ударила по мне, как молоток. – И обо мне ты ничего не знаешь.

У меня сам по себе открылся рот, чтобы принести удивленные извинения, но я силой заставил его закрыться.

Через несколько секунд Скаут смягчилась, издав вздох из разряда «да ради бога».

– Слушай, я просто хочу отдохнуть. До утра. Разве мы не можем всего на одну ночь притвориться нормальными людьми, которые ходят в рестораны, обедают и делают кучу других нормальных вещей? Честно, мне бы хотелось какое-то время побыть такой же, как все остальные. Если ты не возражаешь.

– Я не хотел тебя обижать. Но дело в том, что ты права, я о тебе ничего не знаю, и назавтра тебе придется увидеть, насколько мне от этого не по себе.

Она немного подумала.

– Ладно, давай вот так. Завтра ты можешь спрашивать, о чем захочешь, а я обещаю, что обо всем тебе расскажу, все, что смогу, объясню, о чем ты захочешь узнать, но сегодня – никаких вопросов. Сегодня мы просто двое обычных людей, идет?

– Идет, – сказал я, – договорились.

– Хорошо. А теперь, – Скаут оттолкнула от себя тарелку, глубоко вздохнула и позволила себе расплыться в усталой улыбке, – мне и впрямь нужно немного отдохнуть.

Я улыбнулся в ответ. Перемирие.

– Итак, насколько я полагаю, частью нашей сделки станет то, что я сниму тебе номер?

– Господи, нет, – сказала она удивленно. – Я буду спать в твоем.

– Где?

– На кровати.

– А я?

– На полу, разумеется.

– На полу в своем собственном номере?

– Да, всю ночь. Во всяком случае, это будет хорошей практикой.

– Все-таки два номера мне представляются несколько комфортнее.

– Комфорт – это не самое главное в жизни.

* * *

Когда я прошел через входную дверь отеля «Ивы», сумерки почти уже уступили ночи и последние оранжевые отблески заливались все более густеющей синевой.

Я отправился взять из багажника джипа спальный мешок, а Скаут тем временем пыталась забрать Иэна у тетушки Руфи. Я предупредил ее, что это не очень умный ход с ее стороны, если только она не желает выглядеть так, словно сама себя изувечила, но она настаивала на том, что все равно хочет попробовать. «Ведь рано или поздно нам все равно придется познакомиться», – сказала она. Я хотел было удержать ее, растолковав, что Иэн не относится к тем котам, что любят знакомиться с людьми, ни даже к тем, что удостаивают их небрежного приветствия; что он куда больше походит на вихрь, состоящий из шерсти и когтей. Но потом вспомнил, что мне придется спать на полу, пока она будет нежиться в кровати, и сказал: «Поступай, как хочешь».

Я завернул за угол отеля и побрел по направлению к автостоянке, наслаждаясь безыскусностью вечернего воздуха и, надо признать, тем фактом, что всем вопросам придется подождать до завтра. Я позволял себе притворяться нормальным человеком. Всего лишь на одну ночь.

Я настолько был поглощен этими мыслями, что слишком близко подошел к желтому джипу, прежде чем заметил нависшую над ним затененную фигуру курившего незнакомца.

Подпрыгнув от неожиданности, я начал было пригибаться, но было слишком поздно.

– Что с вами?

– Ничего, – отозвался я, выпрямившись.

– Только закончил. Теперь будет бегать.

Спинные мускулы у меня немного расслабились, но не очень. Я подвинулся вперед.

– Вы из автосервиса?

– Нет.

Я не знал, что сказать.

– А!

– Джон, – сказал незнакомец, делая шаг в мою сторону и протягивая руку. – Это вот мой отель.

– А, так вы муж Руфи!

Я быстро прошел вперед и пожал ему руку обеими руками, слишком уж явно выказывая свое облегчение.

– Да, похоже на то. А вы приняли меня за кого-то другого?

– Нет, – сказал я, а потом добавил: – Не знаю.

– Хм, – сказал он. – Я так и подумал. – Он оперся о капот джипа. – Сигарету?

– Нет, спасибо, не курю.

Что-то вспыхнуло у меня в памяти – как Скаут сказала: «Ты все еще куришь эти сигареты с ментолом?» Вопросов, ждущих своих ответов, стало еще больше.

– Здоровье бережете? – сказал Джон. – Значит, завтра уезжаете?

Я ссутулился, опершись о машину напротив.

– Да, как вы догадались?

– Видел, как вы сегодня вернулись с той девушкой.

Я вздрогнул.

– Простите, мне, вероятно, следовало…

Джон махнул рукой: а, не беспокойтесь.

– Надеюсь, вы не будете против, если я задам вам один вопрос? Вы с кем-то боретесь, не так ли?

Молчание длилось не больше секунды.

– Да, – сказал я просто.

Он кивнул.

– Я заметил это, когда вы приехали. И Руфь тоже. Наверное, вам уже говорили о той аварии?

– Да, я слышал.

– Что ж, Руфь сразу распознает бойца, как только его увидит. Она храбрая женщина.

– Да, – сказал я снова, нисколько в этом не сомневаясь.

Джон сощурился и кивнул, после чего какое-то время молча курил.

– В мире ведется множество битв, – сказал он наконец, выпрямляясь. – И не наше дело, в какой битве участвуете вы. Просто знайте, что, если вы когда-нибудь захотите сюда вернуться, вам будут рады. И вам, и вашему коту.

Он затоптал сигарету и пошел обратно к отелю.

– Спасибо, – сказал я ему вослед, и он на ходу помахал мне, не оборачиваясь.

* * *

Когда я вернулся в номер, Скаут уже спала на моей кровати. Она плотно укуталась в одеяло и так повернула голову, пряча глаза от электрического света, что видны были только ее ухо, белая худая шея и одна лопатка. Она слегка пошевелилась, когда я закрывал дверь, и на фоне ее бледной спины я различил черную бретельку лифчика, тонкую и изношенную на вид. Я потер лицо ладонями. В точности так же, как о большинстве того, что существовало в этом новом, быстро движущемся мире, мне мало что было известно об истинной природе женщин.

Кот Иэн спал на подушке рядом с ней, мурлыча. На его морде красовалась широкая и круглая счастливая улыбка – видимо, он наслаждался сном о том, как глупо заставил меня выглядеть.

Телевизор был оставлен включенным, показывали какое-то незнакомое мне третьесортное «мыло». Я его выключил и развернул спальник в изножье кровати. Было еще рано, но я слишком устал. Щелкнув выключателем, я стянул с себя тужурку с капюшоном и шорты, затем улегся. Хорошо было чувствовать, что ты не один, что ты в команде, в этом единении троих, отдыхающих вместе, чтобы приготовиться к завтрашнему дню, к чему-то новому, что произойдет, – к приключению. Может быть.

Скаут снова заворочалась, из-под одеяла высунулась ее ступня и повисла над краем кровати. Я лежал, глядя на ее ступню и смутно думая о том, как она мала по сравнению с моей и как забавно выглядят ступни вообще. Когда мои глаза привыкли к темноте, я кое-что заметил. И даже сел, чтобы убедиться, что вижу именно то, что вижу. Это не было ни игрой теней, ни грязью, налипшей с пола, ни чем-то еще. Я чувствовал, как колотится пульс у меня в голове.

На большом пальце у Скаут был вытатуирован смайлик.