Текст книги "Полицейская Академия"

Автор книги: Стивен Гуттенберг

Соавторы: Хач Вильсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Прошу вас.

Тот, надменно улыбнувшись, сел. Ларвел включил зажигание.

– Мне кажется, сэр, у нас пробито заднее правое

колесо,– с показным сожалением сообщил он Маузеру. Тот недовольно обернулся.

– Этого еще не хватало. А вы часом не ошибаетесь? Ларвел слегка обиделся.

– Да нет, что вы, господин капитан. Я точно слышал, что заднее правое колесо стучит.

Полицейская машина проехала несколько метров, и точно – откуда-то сзади послышался характерный стук, какой обычно бывает у пробитого колеса.

– Останови машину,– приказал Маузер. Капитан вышел из «понтиака» и посмотрел на все четыре колеса автомобиля – все было в порядке.

– Ничего не понимаю,– растерянно пробормотал Маузер.– Ничего не пробито, ничего не спущено…

Машина проехала еще несколько метров, и вновь откуда-то сзади послышался стук, какой может быть только у спущенного колеса. Ларвел, с трудом сдерживая смех, обернулся к капитану:

– Напомню, что по служебной инструкции я не имею права пользоваться технически неисправными транспортными средствами. Особенно, если транспортирую такого важного начальника, как вы, господин Маузер.

– Да, действительно – Какая-то неисправность. Ладно, Ларвел, не злорадствуй – осторожно загони машину в гараж и вызови мастеров из службы ремонта.– Маузер глянул на часы.– О, черт, опаздываю. Ладно, придется воспользоваться такси.

– Счастливого пути, господин капитан,– издевательски-почтительно напутствовал его Ларвел.

Как ни старался Джон Насименто отказаться от совместного патрулирования с Элизабет Трахтенберг, у него так ничего и не вышло: капитан Маузер был неприклонен.

– Зря вы, лейтенант, отказываетесь работать с таким опытным полицейским, как Элизабет,– сказал он,– работа в паре с Трахтенберг может научить новичка многим полезным вещам.

«Даже слишком многим», – подумал Насименто, но выбора у него не было: сев за руль полицейской машины, он приоткрыл дверку и, не глядя на напарницу, процедил сквозь зубы:

– Прошу.

Патрулирование предстояло проводить в районе Центрального парка. Джон, не оборачиваясь к Элизабет, сосредоточенно следил за дорогой. Наконец, свернув у небольшой закусочной, Джон остановил машину. Полицейские, одновременно выйдя из автомобиля, хлопнули днерками и уселись на лавочку.

– Ты что, чем-то недоволен?– спросила Трахтенберг

– Слушай, если бы тебя зверски отбарал парень…, – начал было Джон, но собеседница перебила его:

– Я была бы только рада: во-первых, мне пошло бы это на пользу, потому что сперма благоприятно влияет на деятельность матки и, соответственно, на периодичность менструального цикла, не говоря уже о пользе мужских гормонов для женского организма, а во-вторых – я была бы счастлива лишь от одной мысли, что не дала в трудную минуту погибуть нашему гражданину от онанизма,– Элизабет была совершенно невозмутима.

Насименто несколько смутился:

– Не перебивай, я не кончил…

– Если ты имеешь ввиду тот раз, на женской половине казарм Академии,– то это произошло только лишь по твоей вине. Если бы ты вел себя, как хороший мальчик, я бы ни за что не стала перевязывать твой фаллос ниткой у основания…

– Но я совсем не хотел тебя трахать!– закричал

Насименто. Трахтенберг лишь презрительно усмехнулась.

– Если мужчина не хочет иметь женщину – значит, грош ему цена.

На несколько минут воцарилось неловкое молчание.

– Кстати, а каким оружием ты пользуешься?-

неожиданно спросила Элизабет. Джон вытащил из кобуры пистолет.

– Обыкновенный полицейский кольт, а что? Элизабет, повертев кольт в руках, отдала его Джону.

– Если честно, то мне наши полицейские пушки не очень нравятся.

– А что тебе нравится?

– Лично я предпочитаю «Магнум» сорок пятого калибра – такой же, каким пользовался Грязный Гарри. Он начисто сносит головку…

– Что, что он сносит?– не понял Джон.

– Головку автомобильного цилиндра. А ты что подумал?

– Видимо, тебе очень нравятся большие калибры?

– предположил Джон. Элизабет впервые за все время беседы улыбнулась. – О, да, я с детства люблю все очень большое -

пистолеты, кровати, автомобили…

Джон, вот уже несколько минут пристально изучавший свою напарницу, удовлетворенно решил:«А вообще-то, она не такая уже и выдра, как мне тогда показалось. Ничего телка. Правда, нос несколько длинноват – при глубоком минете будет упираться кончиком в лобок… В общем, не так уж и плохо, что нас поставили вместе».

– Кстати, хорошее оружие – моя самая большая слабость,– продолжила Трахтенберг,– после мужчин, конечно. Хорошее оружие – это такая большая редкость!

– А хороший мужчина?– поинтересовался Джон.

– Вообще, по-моему, перевелся,– ответила Элизабет.– Хороший мужчина с настоящим, твердым отростком встречался мне один только раз – четыре года назад, когда мне было двадцать один. Он трахал меня что-то около двух месяцев, а потом изменил мне с одной ирошмандовкой, мойщицей посуды из закусочной на Мэдисон-авеню. Мужчины такие непостоянные!

– А мне кажется, что непостоянны как раз бабы,– сказал Насименто.– Иду я как-то к себе домой, смотрю – у самого дома стоит шикарная белая «Вольво», луна, звезды, цветочный аромат… а из машины доносятся характерные звуки. Заглянул я тихо-тихо в кабину – так и есть: он и она, трахаются. Иду в следующий раз, смотрю – та же тачка у моего дома, и те же характерные звуки. Подкрался я незаметно, заглянул в кабину – опять трахаются. Только парень прежний, а подругу барает другую. Иду в третий раз, смотрю – опять та же тачка, и опять бараются. Заглянул я в кабину – все тот же парень, а девка опять новая… Так кто же более постоянен – мужчина или женщина?…

Трахтенберг даже не улыбнулась.

– Совсем неостроумно,– заметила она.

Насименто, вытащив из кармана пачку «Кэмэла», неторопливо закурил и, предложив сигарету напарнице, сказал:

У тебя скверное настроение. Это все от общей неудовлетворенности.

Спасибо,– Трахтенберг жестом отстранила сигарету. А с чего бы мне быть удовлетворенной, скажи на милость? Погода хреновая, дежурство долгое, придешь с работы – занятия стоящего найти не можешь…

– Не куришь, бережешь здоровье?– насмешливо спросил Насименто.– И как это девка в двадцать пять лет не может подыскать себе после работы толкового дела?

– Вообще-то, у меня есть одно маленькое хобби,– сказала Элизабет.– Я коллекционирую оружие, преимущественно – огнестрельное.

– Ты действительно хорошо в этом разбираешься? Напарница удовлетворенно хмыкнула.

– Еще бы,– сказала она,– я думаю, даже среди наших полицейских экспертов не много найдется людей, которые по звуку могут отличить выстрел из «Беретты» от выстрела из «Парабеллума» того же калибра!

А ты можешь?

Еще бы!

Джон, аккуратно загасив сигарету, выкинул окурок в мусорный ящик.

– Ты знаешь,– сказал он,– судить о сущности вещей по простому взгляду на них не так уж и сложно. Я тоже кое-что умею.

– Например?

– Например,– определять некоторые антропометрические особенности женщины, в частности – глубину ее скважины…

Это каждый дурак может!

Я имею в виду – даже не раздевая ее…

А как?

– Достаточно посмотреть на ее руки. Если ладонь широкая, а пальцы – массивные и короткие, значит, мышеловка будет тоже широкая, хотя и неглубокая. Узкая

ладонь с небольшими пальцами свидетельствует о том, что

щель узка и мала…

В это время в полицейской машине запищала рация.

– Трахтенберг и Насименто, у вас все в порядке?– послышался голос Саманты Фокс.

– Благодарю, все о'кэй!– ответила Элизабет и, повернувшись к Джону, спросила:

– А если чисто профессиональные особенности накладывают свой отпечаток на руки женщины – например, у музыкантов, секретарь-машинисток, женщин, которые служат в полиции – им приходится часто держать в руках оружие…

– Изменений практически не бывает,– заверил Джон,– во всяком случае, строение рук женщин-музыкантон, секретарь-машинисток, а также полицейских – всех, что встречались в моей практике, говорит о полном соответствии с их чисто женской антропометрией.

Трахтенберг критически осмотрела свои руки.

– А что бы ты сказал обо мне? Джон внимательно изучил ее ладони и, глянув на Элизабет, произнес:

Очень изящная рука. Длинные пальцы, узкая ладошка… Мне кажется, что глубокое и очень неширокое… Именно такое, как я люблю.

– А ты действительно прав!– воскликнула Элизабет.– Видимо, ты большой специалист в этом деле! Как и ты – и огнестрельном оружии,– улыбнулся

Насименто. Трахтенберг придвинулась поближе.

– Очень странно,– сказала она,– что два человека, имеющих такие схожие увлечения и столь страстные в своих хобби до сих пор не подружились…

– Это что, приглашение в гости?– поинтересовался Джон.

– Считай, что да.

– Отлично! Думаю, что в конце недели мы сможем пронести вечер где-нибудь в загородном ресторане, а потом съездим к тебе домой – ты покажешь мне свою коллекцию

оружия…

– Думаю, что ты тоже не откажешь мне в удовольствии и продемонстрируешь еще раз, на что способен твой крупнокалиберный кольт,– улыбнулась Элизабет. В это время рация в машине вновь запищала.

Трахтенберг и Насименто?– на этот раз полицейский патруль вызывал сам капитан Маузер,– ну, как у нас проходит первое совместное патрулирование? Аппарат взял Джон.

Отлично, сэр, все в порядке. Да, господии капитан, большое вам спасибо, что вы дали мне в напарницы такого опытного полицейского, как Элизабет Трахтенберг,– поблагодарил Насименто,– работа с ней действительно может научить многим полезным вещам…

В семь тридцать утра, ровно за полчаса до начала дежурства, МакКони заехал к лейтенанту Шлегелю – в этот день они, по распоряжению Маузера, должны были нести совместное патрулирование.

Лейтенант уже проснулся и, завтракая овсяными хлопьями «Чемпион», смотрел по телевизору утренние новости.

Привет!– поздоровался МакКони.

Здравствуй,– ответил тот с набитым ртом и,

продолжая есть, показал на стул в углу,– садись, Джерри. МакКони опустился на указанное лейтенантом место

и тут же свалился на пол – ножка у стула была сломана.

Извини, приятель,– спохватился Шлегель,– забыл тебя предупредить: в этом доме нет ни одной целой вещи. Вся мебель принесена мною со свалки. Впрочем,– лейтенант указал на кожаное кресло,– вот оно, кажется, целое.

Спасибо,– поблагодарил МакКони,– я лучше постою.

– Ну, как знаешь,– ответил лейтенант.

Джерри осмотрелся. Квартира, где жил Шлегель, была похожа на нечто среднее между магазином случайных вещей и приемным пунктом стеклотары. Какие-то полуразвалившиеся шкафы, несколько телевизоров, среди которых только один был рабочий, колченогие столы, разбитый серебристый видеомагнитофон, а главное – множество всяких порожних бутылок – из-под виски, содовой,«пепси» и «коки», из-под «спрайта» и пива… Поймав удивленный взгляд коллеги, Шлегель сказал:

– Нравится? У меня есть одно маленькое увлечение

– во время дежурства я люблю иногда заглянуть в мусорные

баки. Подчас можно обнаружить много интересных вещей… МакКони вопросительно посмотрел на лейтенанта.

Например – отрезанную голову?– спросил он.

Это не самое интересное.

А что ты считаешь стоящим своего внимания?

– Те же пустые бутылки. Люди их не сдают, у многих нет времени, а мне, что ни говори, хоть небольшая, но прибавка к зарплате.

– Это у тебя все оттуда?– МакКони указал на пустые стеклянные емкости.

Да, оттуда.

А почему не сдаешь?

Жду, пока накопится на машину. Хочу купить

себе новый «линкольн». МакКони несколько озадачился.

– Ты мог бы сдавать те же бутылки понемножку и откладывать деньги в банк…

– Ты ничего не понимаешь,– досадно перебил его Шлегель,– пустые бутылки в квартире – лучший способ вложения и сохранения денег.

– Почему же?

– Во-первых, банк всегда может обанкротиться – а, значит, плакали мои денежки. Во-вторых, банк могут ограбить. В-третьих, ограбить могут меня, если я буду хранить наличку в этой квартире. А так, подумай сам: заберется вор сюда, и что же он увидит? Только стеклотару. Не будет же он тащить ее домой! А пустые бутылки всегда в цене. Это – самая твердая валюта из всех, мне известных!

– А мебель, телевизоры, видик – тоже все оттуда?

– Честно говоря, специально я этим не занимаюсь, мое призвание, моя страсть – стеклотара. Эти цацки – так, по ходу действия.

– И много ты уже накопил?– поинтересовался Джерри.

– На колеса и автоматическую трансмиссию уже

есть,– скромно ответил Шлегель. МакКони покосился на заставленные полки.

Мне кажется,– сказал он,– что тут гораздо больше, чем на колеса и автоматическую трансмиссию. Ты недооцениваешь себя, лейтенант.

Кстати, может быть, перед дежурством ты хочешь перекусить?– спохватился Шлегель.– У меня тут есть готовый пудинг. Принести?

А пудинг – тоже из мусорного бачка?– с улыбкой спросил МакКони.

Разумеется. Но ты не брезгуй – он совсем не грязный. Правда, в нем было несколько окурков, но я их выковырял. Так принести или нет?

МакКони брезгливо поморщился.

Спасибо, не надо…

Ты отказываешься? Зря…

У меня аллергия на окурки…

Но их там действительно нет! А если и найдешь хоть один, дам тебе ложечку, повыковыриваешь…

У меня аллергия и на пудинг. И вообще на все, найденное на помойке…

А по мне – лишь бы было чисто. Если хороший, калорийный продукт лежит в мусорке – почему бы его и не взять? Не пропадать же добру…

Даже с окурками?– не выдержал МакКони. Лейтенант возмущенно замахал руками.

– Но ведь любой мусор всегда можно удалить – ложечкой либо какой-нибудь щепкой… Короче – не хочешь завтракать, твое дело. Оставайся голодным…

Шлегель, доев овсяные хлопья, вынул из холодильника пудинг.

– Последний раз спрашиваю – будешь или нет?

МакКони вздохнул.

– Слушай, а почему ты такой настырный?

– Я не настырный, я просто забочусь о новичке – ты же сам слышал, что сказал капитан Маузер – каждый новичок должен работать с опытным полицейским офицером…

– А при Лассарде тоже так было?– спросил Джерри.

Нет. Он доверял всем, в том числе и новеньким.

А он действительно уходит от нас?

– Да,– вздохнул Шлегель,– вчера написал рапорт. А все из-за этого ублюдочного Маузера…

– Не говори,– согласился МакКони,– боюсь, скоро он до всех доберется…

На экране телевизора появился популярный телеведущий Джордж Хильер.

– Передаем утреннюю сводку последних известий. Только что стало известно, что сегодня рано утром взбунтовались заключенные федеральной тюрьмы 21-ТТА. Захватив в заложники начальника исправительного учреждения и трех охранников, они выдвинули ряд требований, касающихся досрочного освобождения некоторой части узников. В случае отказа они грозятся распилить заложников бензопилой. Ситуация очень напряженная. Для переговоров с заключенными выехала мэр Нью-Йорка Мери Сьюзил. После небольшой рекламной паузы мы продолжим наш выпуск.

На экране появился рекламный ролик, снятый по мотивам Марка Твена: девочка Бекки Тэтчер, стоя на берегу Миссисипи, старательно застирывала свои трусики. В это время откуда-то появились Том Сойер и Гекльберри Финн. Уложив девочку на песок и заломав ей руки за спину, они задрали платье и принялись по очереди за свою жертву. «Насилуют!» – что есть мочи закричала Бекки… В кадре крупным планом появилась тетушка Полли.«Насиловали, насилуют и будут насиловать, дорогие девочки, пока вы не купите стиральную машину «Амазонка»!» – сказала она.

– Слушай, приятель,– обратился МакКони к лейтенанту,– если бы мы с Ларвелом как следует проучили этого Маузера, как бы ты к этому отнесся?

– Только поблагодарил бы вас,– ответил тот,– и

думаю, не один я. МакКони придвинулся поближе.

Ты знаешь,– доверительным тоном сказал он лейтенанту,– Ларвел как-то случайно подслушал, что это Маузер и Лесток принудили написать пердуна Абрахамсона заяву в Управление… Что ты на это скажешь?

Да,– протянул Шлегель после непродолжительной паузы,– таких крутых негодяев мне еще видеть не приходилось…

МакКони выключил телевизор.

– Ну что, поехали на дежурство?

– Поехали. А что ты предлагаешь сделать с этими козлами?

– Расскажу по дороге.

Полицейская машина со Шлегелем и МакКони прибыла к въезду в Долгий тоннель ровно в восемь.

– Вовнутрь можешь не заезжать,– сказал Шлегель. МакКони остановил машину и удивленно глянул на лейтенанта:

Почему?

Маузер сказал: район Долгого тоннеля. Это

значит, что мы совсем не обязаны заезжать вовнутрь. Джерри заглушил машину и, выйдя из нее, предложил:

Может быть, сходим в какую-нибудь забегаловку на кофе?

Хорошая мысль!– согласился его напарник. Дорога в закусочную лежала через какие-то грязные дворы, заставленные мусорными контейнерами. Глаза Шлегеля заблестели.

Обожди минуточку,– попросил он МакКони и, оглянувшись по сторонам, пошел по направлению к ближайшему контейнеру. Через несколько минут он вернулся, держа в руке какую-то блестящую пачку.

Шоколадка!– лейтенант был чрезвычайно доволен своей добычей.– И какой это идиот ее выкинул? Совсем почти как новая,– Шлегель развернул ее,– только слегка надкусанная. Может быть, хочешь?– протянул он плитку МакКони.

– Да нет, шоколад мне противопоказан. У меня

диета – фигуру берегу. Шлегель засунул объедок в нагрудный карман кителя.

– Ну, как хочешь, как хочешь, мне больше останется,– сказал он.

Толкнув стеклянные двери бара, полицейские вошли вовнутрь.

– Господа полицейские, должен вас огорчить,– изза стойки поднялся бармен, видимо, хозяин, с очень расстроенным выражением лица,– должен вас огорчить, но сегодня мы работать не будем.

– А что у вас случилось?– спросил Шлегель,

хрустя шоколадкой. Бармен расстроился еще больше:

– Вчера на наше заведение совершен налет.

– Вы уже заявили в полицию?– поинтересовался Шлегель.

– Да, ваши люди были у нас сразу же после случившегося. Лейтенант Лесток из пятнадцатого отделения

– вы, видимо, знаете этого офицера?

Расстроившись, полицейские пошли к въезду в тоннель, туда, где стоял их «понтиак».

– Это, несомненно, дело рук Салдама,– сказал по дороге Шлегель.

МакКони, большой любитель утреннего кофе, выглядел совсем убитым.

– Что за мерзкий город этот Нью-Йорк,– сказал

он,– кофе попить – и то негде. То бар закрыт, то налет… Полицейские уселись в машину.

– Алло, Шлегель и МакКони,– услыхали они голос Маузера,– срочно едьте к магазину Абрахамсона.

Что там произошло?

Очередное ограбление…

– Хорошо, через пять минут будем на месте,– ответил МакКони и завел машину.

Шлегель, достав из нагрудного кармана что-то грязнозеленое, сунул это в рот.

– Что там у тебя?– поинтересовался МакКони.

– Очень вкусная карамелька. Нашел на полу в той забегаловке, куда мы заходили на кофе. Очень вкусная и почти совсем необсосанная…

Через несколько минут полицейские прибыли на место происшествия. Стеклянные витрины магазина и входные двери были искорежены – видимо, тут сработало какое-то взрывное устройство. Внутри магазина виднелись какие-то перевернутые коробки, разбитые банки, бутылки, осколки стекла. Полицейские, стараясь не зацепиться за торчащие из разбитой витрины осколки, зашли вовнутрь. Там уже стояли Маузер и Ларвел – видимо, они только что допросили потерпевшего хозяина.

– Я требую, чтобы на деньги, которые я в виде налогов вношу в федеральный бюджет,– кричал Абрахамсон, размахивая руками,– моя полиция меня берегла! Это уже – второй налет только за последнюю неделю.

К Абрахамсону подошел МакКони и, дружески похлопав его по плечу, сказал:

– Успокойся, приятель! На твоем месте я даже поблагодарил бы бандитов за такую заботу!

– Это почему?

– А чем плохо – сиди себе тут, в лавочке, и только и знай, что получай страховку, особенно, когда документы в страховую компанию тебе подписывают такие замечательные люди, как лейтенант Лесток и капитан Маузер…

Абрахамсон уселся на краешек разбитого прилавка.

– Я оплатил страховой полис и поэтому имею полное право на компенсацию за понесенный моим магазином ущерб,– произнес он.

– Ваших прав у вас никто не отнимает,– продолжил МакКони,– но иу нас, полицейских, тоже есть права. Например – просить вас о содействии в поимке опасного преступника, который терроризирует не только вас, кстати, но и других владельцев собственности в этом районе…

Абрахамсон слегка нахмурился.

– А разве я не содействую? Разве это – не в моих же интересах?

– Получается, что нет. Вы не только не помогаете нам, а наоборот – препятствуете поимке Салдама.

– Я?– хозяин магазина весьма удивился,– Я? Препятствую? Каким же образом?

– Пишете на нас в Управление всякие кляузы, всякие гадкие доносы, разного рода инсинуации…

Капитан Маузер, слышавший этот диалог, посчитал за лучшее выйти на улицу.

– Но у меня не было другого выхода!– закричал Абрахамсон.– Да, я действительно получил страховку за предыдущий разгром, надеюсь, получу и за этот, но лишь при том условии, что полиция подпишет мне все необходимые документы! МакКони улыбнулся.

Вы, Абрахамсон – смелый человек…

Я – да!– гордо ответил тот.

– …потому что не боитесь иметь дело с закоренелыми преступниками,– продолжил Джерри.

– Ничуть не боюсь!

– Даже, если они напялят на себя форму ньюйоркской полиции,– продолжал улыбаться МакКони.– Ладно, теперь расскажите мне, как все это произошло. Я так понял,– полицейский указал на вдребезги разбитые витрины и разнесенный торговый зал,– я понял, что тут сработало какое-то взрывное устройство?

Абрахамсон тяжело вздохнул.

– Капитан Маузер тоже так подумал… МакКони нагнулся к Абрахамсону.

– Так что, тут ничего не взрывалось? Даже банки с несвежим пивом?

– Все было иначе: сразу же после открытия в мой магазин забежала группа малолеток, громя и круша все на своем пути…

– Вы запомнили хоть одно лицо?– перебил собеседника Джерри.

– К несчастью, нет. Все налетчики были в хоккейных касках. Кроме того,– хозяин потер затылок,– кроме того, сразу же после начала налета я сильно-сильно получил хоккейной клюшкой по голове…

Джерри поднял с пола несколько сплющенных жестянок и, повертев их в руках, поставил на прилавок.

– Да-а-а,– протянул он,– несколько десятков ньюйоркских подростков по взрывной силе эквивалентны разве что атомной бомбе, сброшенной на Хиросиму. А почему они были в хоккейных шлемах?– обернулся Он к Абрахамсону,– что, хоккейный сезон уже начался?

Абрахамсон явно обиделся.

– Вам хорошо так говорить,– с чувством произнес

он, вот если бы вы оказались на моем месте… МакКони широко улыбнулся.

– Каждый из нас на своем месте: я – на своем, ты

– на своем… А что, собственно, случилось?

Абрахамсон полез своими короткими волосатыми пальцами в рот и вытащил оттуда вставные челюсти.

– Когда я получил хоккейной клюшкой по голове и упал под кассу, один из малолетних негодяев насильно раскрыл мне рот, а другой – вытащил вот это,– он кивнул на свои вставные челюсти…

Ну и что?

Они играли ими в хоккей…

МакКони, Хайталл и Шлегель вышли из разбитого маркета.

– Да, не повезло парню,– улыбнулся Джерри,– впрочем, я действительно никогда не окажусь на его месте…

Лейтенант Шлегель открыл дверцу автомобиля и уселся за руль.

– Почему?– не понял Хайталл. МакКони ослепительно улыбнулся – точь-в-точь положительный герой из голливудовского вестерна.

– Потому что у меня – металлокерамика…

– Уважаемые господа полицейские шестнадцатого участка,– капитан Маузер неспешно расхаживал на небольшом возвышении зала, где в это утро собрались все сотрудники,– господа полицейские, сегодня я имею честь представить вам вашего нового начальника, лейтенанта Лестока.– Он кивнул сидящему в первом ряду полицейскому с чрезвычайно низким лбом,– ну-ка, покажитесь своим подчиненным!

Лесток поднялся со своего места и неловко поклонился в сторону Маузера.

– Лейтенант Лесток,– продолжил Маузер, когда тот опустился на свое место,– опытный полицейский. В пятнадцатом участке, где он служил до сего времени, лейтенант не получил ни одного взыскания от начальства. Я говорю – пока лейтенант, потому что в Управлении сейчас согласовывается вопрос о присвоении господину Лестоку очередного полицейского звания… А сейчас ваш новый начальник ознакомит вас со своей концепцией наведения порядка в этом районе – его предшественник так безнадежно развалил все дело, что Лестоку, судя по всему, придется предпринять меры самого решительного характера.– Капитан вновь повернулся к своему протеже,– прошу вас, лейтенант!

Лесток несмело поднялся со своего места и под презрительными взглядами полицейских направился к стулу за небольшим столиком – он, конечно же, не мог знать, что под ножку этого стула МакКони загодя подложил петарду, а в сидение вбил толстый трехдюймовый гвоздь острием наружу…

– Прошу вас!– повторил Маузер.

Лесток, поднявшись на подиум и встав за столик, начал так:

– Я… э-э-э… назначен начальником вашего участка, чтобы э-э-э… навести тут порядок… Вы, мои подчиненные, ээ-э… должны в своих действиях руководствоваться духом и буквой закона, э-э-э… А закон для вас – ваше, э-э-э…

начальство, то есть – э-э-э… я!

Маузер, подойдя поближе, приободряюще сказал Лестоку:

– Да вы не волнуйтесь, не волнуйтесь, лейтенант.– Он показал на стул,– пожалуйста, садитесь, так вам будет удобней!

Лесток откашлялся.

– Я хочу сказать, э-э-э… что у преступников во вверенном вам районе, э-э-э… не должно быть абсолютно никаких шансов для злодеяний, у них должна гореть под ногами э-э-э… земля!…– с этими словами Лесток опустился на стул – раздался страшный грохот, во все стороны посыпались искры, и на присутствующих повалил едкий дым…

Лесток, держась за ягодицы, вскочил, как ужаленный.

– О, черт!– заорал он на весь шестнадцатый участок, держась за задницу обеими руками.

Полицейские, сидящие в зале, только расхохотались.

Маузер, оправившись от удивления и испуга, в гневе

затопал ногами.

– Что за идиотские шуточки!– закричал он,– кто это сделал?– капитан испытывающе посмотрел на полицейских.– Это, наверное, ты!– указал он на смеющегося МакКони.

Тот лишь пожал плечами.

– Наш новый начальник сам сказал, что у преступников должна гореть под ногами э-э-э…– голосом Лестока повторил Джерри,– гореть земля. Я думаю, что это не что иное, как провидение. Это знак свыше!…

Лесток, продолжая держаться за пострадавшую часть тела, продолжал вопить:

– О-о-о, как больно!…

Прихрамывая, он пошел на свое прежнее место в зале. Новый начальник явно не заметил, что на заднице у него выдран приличный лоскут материала – сквозь дыру в штанах виднелись полосатые семейные трусы.

Маузер, глядя на смеющихся полицейских, продолжал орать:

– Прекратите ваш идиотский смех!

Глянув на физиономию капитана Маузера, полицейские засмеялись еще громче – от взрыва петарды все лицо капитана было черно от копоти, будто бы его намазали гуталином – на этом фоне разляпистым пятном краснел гадкий слюнявый рот.

МакКони повернулся к Ларвелу.

У него такой вид, будто бы он только что отсасывал,– сказал Джерри тихо, но не настолько, чтобы до Маузера не дошли его слова.

Лейтенант МакКони!– в ярости закричал Маузер,– я знаю, чьих рук это дело!…

МакКони, пристально посмотрев на капитана, заговорщеским тоном произнес:

Я тоже. Смех внезапно прекратился. Подойдя к Джерри, Маузер посмотрел ему в лицо.

Чьих же?– спросил он. МакКони улыбнулся.

– Я знаю, чьих рук это дело,– повторил он,– это дело рук Салдама.

– Почему вы так считаете, лейтенант МакКони?– спросил Маузер.

– А чьих же еще? В чьих еще интересах дискредитировать такое уважаемое начальство, как уже почти капитана Лестока,– он указал в его сторону,– и еще капитана Маузера?

Маузер, отерев рукавом копоть с лица, осторожно сел на стул рядом с Джерри.

– Лейтенант МакКони,– зашипел он,– мне надоели наши дурацкие шуточки! Вы уже имеете одно взыскание – за несоблюдение формы обращения к начальству!

– Имею,– спокойно согласился Джерри.

– Сегодня же я составлю второй рапорт на вас. А после третьего – надеюсь, мне недолго придется ждать удобного повода,– после третьего вам придется распрощаться с полицейской формой…

На следующий день, подойдя к Маузеру, МакКони сообщил:

– Как стало известно по агентурным данным, Салдам и его бандиты сегодня вечером будут находиться и одном баре недалеко от нас. У них там какая-то сходка. Они будут там то ли делить награбленное, то ли составлять план новых ограблений. Если мы не упустим этого шанса, то сможем накрыть их с поличным…

У Маузера заблестели глаза.

– Какая-то сходка, говорите? Делить награбленное, говорите? Очень интересно. Я думаю, что если я их накрою, то обязательно получу новое повышение по службе.

МакКони утвердительно закивал головой.

– Конечно, конечно, господин капитан. Маузер самодовольно улыбнулся.

– Интересно, интересно,– продолжил он свою мысль,– а что это за бар?

– «Голубая устрица».

– И когда же они собираются?

– Сегодня в восемь вечера. Господин капитан,– Джерри наклонился к уху Маузера,– только я бы на вашем месте пошел бы на это дело, переодевшись в гражданку – там собирается очень пристойная публика и, мне кажется, не стоит пугать людей полицейской формой, не стоит лишний раз привлекать к себе внимание…

– Что ж, спасибо за совет,– ответил капитан,– благодарю вас, МакКони. Вы свободны.

Джерри вышел на коридор, где его дожидались Ларвел и Шлегель.

– Ну как?– подтолкнул своего товарища локтем негр.

– Все отлично. Клюнул!

Маузер, потирая руки от нетерпения, вызвал по селектору Лестока.

– Лесток,– сказал капитан, когда тот появился у него в кабинете,– по моим агентурным сведениям стало известно, что Салдам и его бандиты сегодня в восемь вечера собираются в баре «Голубая устрица». Мы, переодевшись в

гражданское платье, отправимся туда вдвоем. Если нам удастся накрыть бандитов с поличным – а я думаю, что это удастся, у них на сегодня запланирована какая-то сходка – так вот, если нам это удастся, мы очень угодим начальству и незамедлительно получим повышения. А главное – покажем, что эти выскочки из Полицейской Академии…

– …эти ублюдки,– продолжил Лесток мысль начальника.

…эти козлы…

…эти желторотые птенцы…

…эти никчемные идиоты…

…неспособны на настоящую службу в ньюйоркской полиции,– закончил Лесток. Маузер захихикал:,

– Ты просто читаешь мои мысли, лейтенант, пока еще лейтенант. Как приятно иметь дело с проницательным человеком!…

Без четверти восемь небольшой белый джип «ниссанпатруль» без полицейской символики остановился около «Голубой устрицы». Из него неспешно вышли Маузер и Лесток и, закрыв дверцы машины, направились к ярко освещенному входу.

Маузер был одет в штаны немыслимого покроя и расцветки – ярко-красные, расклешенные, с какими-то разводами, и в подобную рубашку – такой наряд отвечал понятиям капитана о современной моде. На Лестоке наряд был несколько попроще – голубые джинсы и мохнатый голубой свитер, с надписью «Бэд бой»-«Плохой мальчик», который ему презентовал лейтенант Шлегель – пятна на свитере не оставляли сомнений, что он найден там же, где и бутылки.

Переодетые полицейские толкнули тяжелые двери и очутились в просторном холле. Поднявшись на второй этаж по лестнице, убранной ковровой дорожкой, они очутились перед дверью с неоновой надписью «Голубая устрица – только для настоящих мужчин».