Текст книги "Полицейская Академия"

Автор книги: Стивен Гуттенберг

Соавторы: Хач Вильсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Господин комендант, я вновь хотел бы повториться: вы действительно можете увидеть тут именно то, что хотите? Я имею в виду, тут не может быть никакого подлога?

– Я не понимаю, о чем речь,– Лассард недоуменно

пожал плечами. Джордж Хильер ткнул пальцем на экран.

– Тогда посмотрите сюда, господин комендант. Что это такое?…

На экране какие-то совершенно незнакомые коменданту люди занимались групповым сексом. Впрочем, присмотревшись, он выискал-таки одно знакомое лицо – кадета Агату Трахтенберг. Агату сношали во все возможные и невозможные отверстия. Девушка, стоя на карачках, исполняла у одного из партнеров минет. Двое других работали сзади – один въехал в анальное отверстие, другой, лежа под девушкой, совокуплялся с ней более естественным, классическим способом. Еще двое стояли сбоку – засунув свои инструменты подмышки девушки, они делали бедрами очень характерные движения. Агата, как можно было заметить по стонам и вздохам, получала от этого огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Вскоре в кадре появился еще один партнер – потеснив того, что стоял перед лицом девушки, он засунул стой орган ей в рот…

– Вот это класс!– пробормотал восторженный Хильер,– сразу у двоих! Ну и рот же у этой девицы!…

Комендант Лассард быстро-быстро замигал глазами – он никак не мог поверить, что подобные сцены возможны в стенах Полицейской Академии…

– Кадет Трахтенберг!– наконец-то среагировал он, заорав в микрофон,– кадет Трахтенберг! Сейчас же прекратите это безобразие!…

Та, продолжая свое дело, не обратила на приказ никакого внимания.

– Кадет Трахтенберг!… – продолжал неистовствовать комендант Лассард.

Джордж Хильер нажал какую-то кнопку рядом с экраном – изображение исчезло.

Лассард схватил телефонную трубку.

Сейчас же прислать ко мне эту мерзкую развратницу Трахтенберг!– приказал он дежурному по казарме срывающимся голосом.

Успокойтесь, господин комендант,– произнес Хильер,– это всего лишь видеозапись.

– Как, мне опять подсунули видеозапись?– возмутился Лассард,– и такую гадкую? В прошлый раз было лучше – мультики Диснея…

Двери помещения открылись – в дверном проеме появилась Трахтенберг.

Вы вызывали меня, сэр?– спросила она. Лассард резко обернулся.

Чем это вы занимаетесь? Трахтенберг слегка замялась.

А, господин комендант, вы, видимо, имеете в виду ту старую видеозапись? Один мой знакомый снял это на камеру, когда я еще училась в школе… Вам что, действительно понравилось?

Лоссард сделал недовольную гримассу.

– И вы еще спрашиваете…

– Но ведь в свободное время я могу заниматься чем угодно, не так ли? Вот я и занимаюсь сексом. Скажу честно

– мне очень нравится это занятие… Комендант перебил девушку:

– Но как эта видеокассета оказалась у меня?

– Эту запись случайно увидел один мой новый знакомый – Билл О'Коннор и попросил посмотреть. Он утверждает, что никогда не видел ничего подобного! У него ее взял ваш инструктор, лейтенант МакКони…

Лассард вновь схватил телефонную трубку.

– МакКони,– закричал он,– что это за безобразие? Почему на экране вновь какие-то не имеющие к учебному процессу кадры?…

– Извините, господин комендант,– виновато ответил лейтенант.– Я вновь перепутал: случайно подключил к нашей системе видеомагнитофон…

– Господин комендант,– Джордж Хильер, подойдя к Агате Трахтенберг, приобнял ее за талию,– я, как член общественной комиссии, выражаю свое восхищение вашими кадетами…– Журналист достал из кармана записную книжку,– я хочу сказать, что это происшествие оцениваю самым высшим баллом!…

Тем временем занятия с кадетами уже начались. Под руководством инструкторов будущие полицейские учились метко стрелять, драться, водить полицейскую машину. На теоретических занятиях они овладевали азами юриспруденции.

Через несколько недель почти все кадеты – исключая, пожалуй, только Абрахамсона, более походили на полицейских, чем на гражданских.

Мартинес продолжал издеваться над несчастным Питом. Его богатая на разные гадости фантазия была совершенно неисчерпаема.

Однажды, подкараулив, когда Пит поставил электрочайник и куда-то ненадолго отлучился, Мартинес засунул туда свой самый старый, самый вонючий носок – его сосед, заварив чай и выпив, только удивился новизне вкусовых ощущений. Когда же Эрик показал Абрахамсону, что же явилось причиной непонятного привкуса, того незамедлительно стошнило.

В другой раз Мартинес подсоединил металлическую кровать Пита к электросети – напряжение было небольшое, и Пит несколько минут трясся от разряда, как в лихорадке.

В третий раз Мартинес намазал форменную фуражку Абрахамсона каким-то быстрозасыхающим клеем – Пит снял ее с головы вместе с частью прически…

Самое удивительное, что во всех случаях Абрахамсон всегда оказывался виноватым в глазах начальства. Джон Насименто, под началом которого состоял взвод, где учились Пит и Эрик, устал, в очередной раз наказывая нарушителя.

Причем самые жестокие наказания – вроде подметания плаца железным ломом – Абрахамсон считал для себя не самым тяжелым…

Наконец, Пит не выдержал. Жаловаться на товарища начальству он не мог, так как страшней любого наказания для него был гнев его соседа по комнате – один вид бывшего налетчика ввергал Абрахамсона в полуобморочное состояние. Поэтому, потихоньку собрав с вечера свои вещи, Абрахамсон задумал бежать.

Благополучно миновав дежурного по казарме, Абрахамсон подбежал к небольшому ограждению в явном намерении его перелезть.

– Куда это ты?– услышал он за спиной знакомый

голос. Пит обернулся. Позади стоял Джон Насименто.

– Я, собственно, ничего…– промямлил Абрахамсон очень неубедительным голосом.

– Да ты, никак, бежать отсюда собрался? Поняв, что скрыться не удастся, Абрахамсон опустил свою сумку.

– Бежать, говорю, собрался?– повторил свой вопрос Джон Насименто.

Да,– одними губами ответил Пит.

Значит, ты дезертир?

– Но я не могу больше,– тихо произнес Пит,– не могу больше тут находиться…

– Это почему?

– Меня совсем замучил мой сосед. Вы, сэр, наверное, не знаете,– Абрахамсон принялся рассказывать о своих взаимоотношениях с Эриком и «Раком матки» в прошлый, дополицейский период своей жизни.

– Вот как?– сказал Насименто.

– Да, сэр. Он все время надо мной издевается… Только вы ему ничего не говорите о нашем разговоре, иначе он от меня мокрого места не оставит!…

Насименто расхохотался.

Неужели ты не можешь ответить ему тем же?

Но я его очень боюсь!

А ему только это и надо. Такому человеку, как

этот Мартинес, надо сделать какую-нибудь хорошую гадость,– посоветовал Джон,– только этим ты сможешь его заставить себя уважать. Так что, кадет Абрахамсон, оставайтесь в Академии и попробуйте постоять за себя…

В свою первую же увольнительную Абрахамсон зашел в магазин химреактивов и купил зловонную дымовую шашку

– в инструкции было написано, что шашка предназначена для уничтожения тараканов. Довольный приобретением, Пит незаметно принес его в свою комнату и спрятал под подушкой.

Вечером, дождавшись, пока сосед заснул, бывший торговец поджег шашку и, зажав пальцем нос, выбежал на спортивную площадку перед казармой – оттуда отлично просматривалось окно его комнаты. Через полчаса из окна повалил густой ядовитый дым…

– Пожар!– услыхал Пит крики соседей.– Горим! В комнате на втором этаже – пожар!

Вдалеке истошно завыла сирена – видимо, дежурный офицер вызвал пожарные машины. Вскоре они прибыли на место происшествия – пожарники, остановившись перед казармой, очень быстро разобрали лестницу, добравшись до окна комнаты, выбили стекло – дым повалил настолько густой и настолько едкий, что Абрахамсон помимо своей воли начал испытывать что-то вроде сожалений и угрызений совести…

«Боже, зачем я поступил так жестоко,– подумал он,– ведь он может задохнуться там, в дыму… Да, Эрик иногда очень зло шутил надо мной, но ведь он мог сделать со мной что-нибудь еще похуже – например, задушить ночью подушкой… Боже, только бы все окончилось хорошо…»

Буквально через минуту пожарники полезли вниз – видимо дым был настолько токсичен, что находиться в комнате не было никакой возможности…

«Только бы все окончилось хорошо,– твердил про себя Абрахамсон,– только бы он не погиб…» Пожарники вновь полезли наверх – на этот раз они

надели противогазы. Вскоре из комнаты, откуда валил дым, послышались возмущенные крики – Питеру показалось, что кричал Эрик Мартинес.

«Может быть, ему так плохо?– Абрахамсон никак не мог успокоиться,– может быть, ему так плохо, если он кричит? Боже, что я натворил!… Если этот несчастный погибнет, я буду виновен в его смерти… Я буду чувствовать себя настоящим убийцей!… Только бы все обошлось!…»

Наконец, пожарникам удалось подтащить к окну жертву Абрахамсона. Эрик упирался и кричал на всю Академию:

– Оставьте меня в покое! Я не хочу отсюда уходить! Я хочу остаться здесь!…

Внизу под окнами бегал комендант Лассард – ядовитые испарения резали ему глаза, он постоянно чихал от дыма. Сложив руки рупором, комендант закричал:

– Кадет Мартинес, сейчас же спускайтесь вниз! Вы погибнете! Вы никогда не сможете находиться там слишком долго! Спускайтесь вниз, я вам говорю…

Эрик высунулся из окна.

– Господин комендант, не кричите. Мне тут очень кайфово – такой потрясный кумар, вы себе представить не можете! Мне это все очень даже по кайфу!

– Что? Что?– не понял Лассард.

– Идите спать, господин комендант, не обламывайте мне кайф! Я с раннего детства люблю токсикоманить!…

На следующее утро Мартинес подошел к Абрахамсону и, заметив, что тот закрывает лицо руками, как будто от удара, очень дружелюбно сказал:

– Ты знаешь, кореш, я думал, что ты так, чмо болотное… Да не бойся, опусти руки, не буду я тебя бить. Я думал, что ты чмо, а ты, оказывается, отличный парень! Это ведь ты подложил мне зажженную дымовую шашку?…

Абрахамсон, не найдя в себе сил ответить словами, только утвердитель кивнул.

– Отличная штука эта дымовая шашка,– продолжил Мартинес,– мне очень, очень понравилось. Это

даже гораздо лучше марихуаны… Давно не имел я такого крутого кайфа, очень давно… Наверное, последний раз подобное я испытывал в исправительной колонии для несовершеннолетних правонарушителей. Спасибо тебе, приятель,– Мартинес дружески похлопал по плечу свою недавнюю жертву.

Абрахамсон несколько осмелел.

– Значит, вы не могли задохнуться там, в комнате?

А я думал, что… Мартинес громко рассмеялся.

Задохнуться? Ха-ха-ха! Если бы я и отправился на тот свет, то только от удовольствия, уверяю тебя.– Мартинес, вспомнив ночное происшествие, мечтательно закатил глаза.– Слушай, если увидишь где-нибудь еще такую штуку, как эта шашка, обязательно купи для меня…

Куплю, сэр,– пообещал Абрахамсон.– Обязательно куплю для вас все, что только будет в магазине…

И еще: прекрати говорить мне «вы» и «сэр»,– сказал Мартинес,– меня эта манера разговора очень раздражает. Я что, твой начальник в тюрьме? Зови меня просто Эрик. Мы ведь теперь с тобой друзья, не правда ли?…

Занятия в Полицейской Академии продолжались – кадеты отучились уже больше половины положенного срока. Под руководством инструкторов они изучали и новые дисциплины – например, основы венерологии…

…В учебной аудитории было шумно – и это несмотря на то, что занятия уже начались. Старенький преподаватель, специально приглашенный читать курс лекций из Медицинской Академии, подперев рукой подбородок, задумчиво смотрел на кадетов – те не обращали на него ровным счетом никакого внимания. Агата Трахтенберг, полулежа на последнем ряду, целовалась взасос с Биллом О'Коннором…

– Вы молоды и беспечны,– задумчивым голосом начал педагог,– вам кажется, что ваша жизнь – бесконечна

и счастлива. Многие из вас любят и любимы, многие только еще мечтают об этом. Я тоже был когда-то таким,– голос старенького преподавателя был печален,– я тоже любил и

– во всяком случае, мне так казалось – меня любили. Мы ходили по городу до рассвета, взявшись за руки, мы целовались на скамеечках Центрального парка, но моя любимая так мне и не дала того, его я от нее так добивался…– Педагог, продолжая смотреть на резвящихся кадетов, несколько повысил голос,– да послушайте же, наконец, что вам говорит старый, умудренный жизнью человек…

– А что было дальше, сэр?– спросила его сидящая у учительского столика Саманта Фокс, присутствовавшая на лекции по долгу службы,– сэр, что было дальше с вашей любовью? Вы не поженились?…

Старичок тяжело вздохнул.

– Увы, этого не произошло. Впрочем, все, что ни

делается, все к лучшему… На глазах негритянки блеснули слезы.

– Вы так печальны, так безутешны… Вы до сих пор

не можете забыть ее? Педагог продолжал, так и не ответив на вопрос.

– И был у меня лучший друг – я делился с ним всем, у меня не было от него никаких тайн… Я слишком поздно заметил, что моя девушка неравнодушна к моему другу, а друг неравнодушен к моей девушке…

– И он у вас увел вашу любовь?– всхлипнула

Саманта. Педагог вновь тяжело вздохнул.

Да, к сожалению, это случилось… И я остался с носом,– голос старичка внезапно наполнился металлическим звучанием, кадеты удивленно обернулись в его сторону.– Да,– повторил, он,– я остался с носом, а он

без него. Итак, господа будущие полицейские, запишите в своих конспектах тему нашего сегодняшнего занятия: «Сифилис в третичной стадии»…

До выпускных экзаменов оставался месяц. Администрации обоих учебных заведений полиции решили устроить по этому поводу банкет.

Накануне банкета капитан Маузер вызвал к себе в кабинет Харриса, Колтона и Робертса. Развалившись в кожаном кресле, начальник 2-й Полицейской Академии начал так:

– Время идет, обе Академии получают баллы – кстати, мы несколько опережаем наших конкурентов, это сборище вонючих черножопых и латинесов,– проинформировал Маузер собравшихся.

– Отлично, сэр!– сказал капитан Харрис. Маузер нахмурился.

– Это пока мы лидируем. Но может случиться всякое…

– Что вы имеете в виду?– спросил Харрис.– Что еще может случиться?…

– Да мало ли что!… Любая случайность может все испортить. Например – мы чем-то не понравимся комунибудь из членов этой идиотской комиссии…

– А что же следует предпринять?

– За этим я вас сюда и вызвал. Вспомните, что вы обещали мне тогда, в гараже,– капитан Маузер прищурился, поочередно глядя на своих подчиненных,– что вы обещали мне? Вредить, пакостить, портить нервы этим ублюдкам коменданта Лассарда… А каковы результаты? Что вы сделали за это время? Вот вы, идиоты,– Маузер повернулся к Колтону и Робертсу,– напились, как грязные свиньи и опозорили нашу Академию на весь штат…

Колтон и Робертc потупили взоры.

– Мы не нарочно, сэр… Нас напоили – мы же

писали в объяснительной, как было на самом деле… Маузер покраснел от гнева.

– Меня не волнуют эти подробности! Вы обещали облажать этого козлину Лассарда? Я жду результатов.

– Сэр,– робко начал Колтон,– но как, как мы

можем его облажать?… Маузер презрительно посмотрел на полицейского.

– Не знаю, как именно. Это уже ваше дело. Капитан

Харрис, переминаясь с ноги на ногу, несмело предложил:

– Может быть, придумать что-нибудь такое

веселенькое на предстоящем банкете? Маузер замахал руками:

– Эти идиоты,– он кивнул в сторону Колтона и

Робертса,– уже придумали на прошлом… Харрис несмело перебил своего начальника:

– Это все потому, что у них нет никакого опыта,

господин капитан… У меня есть предложение… Маузер насторожился.

– Какое у вас предложение, капитан Харрис? Что

вы можете предложить?… Харрис подошел поближе к столу.

– Предложение такое,– Харрис наклонился к самому уху начальника Академии и принялся ему что-то шептать…

Внимательно выслушав, Маузер вроде бы согласился.

– Ну что ж, попробуйте. Только не поручайте ничего серьезного этим дегенератам,– он кивнул в сторону полицейских, стоявших по стойке «смирно».– Они могут только все испортить, капитан Харрис…

Харрис, Колтон и Робертc вышли из кабинета. Маузер посмотрел на настенный календарь напротив – до выпускных экзаменов оставалось ровно двадцать девять дней…

Агата Трахтенберг, заместитель командира взвода, полностью выполняла главное, как ей казалось, распоряжение своего командования в лице Саманты Фокс – она ревностно следила, чтобы после отбоя юноши не задерживались подолгу на женской половине казарм. Однако в приказе Фокс ничего не говорилось о том, что девушки не могут проводить ночи на мужской половине…

Первой жертвой Агаты стал Билл О'Коннор – девушку прельстили рельефы бицепсов и трицепсов мастера армрэслинга. Однако через некоторое время Трахтенберг выяснила, что у спортсмена начинаются какие-то проблемы с эрекцией – видимо, он злоупотреблял допингом. Перепробовав почти всех парней на курсе, Трахтенберг осталась очень неудовлетворенной результатами проверки. Однажды она пожаловалась своей старшей сестре:

– Ты знаешь, Лиз, мне кажется, что настоящие мужчины уже перевелись. То член не больше, чем у зайца, то вообще не встает… Посоветуй, как мне жить дальше?…

– Ты знаешь, сестричка, мне, конечно, трудно судить, какой именно мужчина тебе нужен… Я бы посоветовала тебе попробовать вон с тем узкоглазым япончиком – может быть, он тебе понравится. Говорят, азиаты в подобных делах бесподобны…

Следуя совету старшей сестры, Агата принялась оказывать Ногато всяческие знаки внимания – вскоре он клюнул… Однажды вечером, зайдя к Трахтенберг, стажер из Японии несмело сказал:

– Дорогая девуска, я вижу, что мой нравится вам… В мой страна девуски редко проявляют инициатива первый. Если мужчина тоже нравится женщина, он должен сделать ее какой-нибудь подарка,– с этими словами Ногато преподнес девушке букет хризантем.

Агата, втолкнув слишком скромного поклонника в комнату и заперев за ним двери, усадила его на свою койку.

– А что еще принято в вашей стране?– спросила она.– Если девушка принимает этот букет,– она швырнула цветы под кровать,– что должен делать мужчина дальше?…

Японец замялся.

– Ну, говори же, говори…– Агата принялась

прерывисто дышать. Грудь ее то поднималась, то опускалась. Видимо, японцу было очень неудобно.

– Дальсе,– продолжил он,– мужчина и девуска должны встречаться, мужчина должен говорить девушка о своих чувства к ней, читать стихи хороший японский поэта, говорить красивый ласковый слова…

– Что говорить?– переспросила Трахтенберг. Японец очень вежливо улыбнулся.

– Красивый ласковый слова…

– Ах, слова!– возмутилась Агата,– ты не в Японии! Ты – в Америке!– она повалила его на кровать и принялась расстегивать замок-молнию брюк,– Ты – в Америке! А в Америке словам не верят!…

Через минуту она жадно припала своими губами к органу Ногато. В двери постучали.

– Ой, кто это, кто это?– заволновался Ногато,– если это вас старый начальника, у мой будет больсрй, больсой неприятность… Мой будет выгонять из Академии и его написет жалобу в Япония, плохо будет…

Агата, быстренько надев на перепуганного японца трусы и затолкнув его в стенной шкаф – бедному японцу пришлось скрючиться в три погибели, несмотря на свой и так не слишком большой рост – моментально накинула халат прямо на голое тело и будто бы сонным голосом спросила:

Кто там? За дверью послышался тихий шепот:

Агата, это я, Билл. Открой, у меня к тебе очень

важное дело… Агата открыла. На пороге стоял О'Коннор.

– Послушай, дорогая,– начал он,– тут такое дело: мой сосед по комнате сейчас привел какую-то телку и попросил меня провести эту ночь где-нибудь в другом месте… Все койки заняты – куда я только ни обращался. Я знаю, твоя соседка немножко приболела и сейчас лежит в госпитале… Мне очень неудобно, но больше обратиться не к кому…

– Ты хочешь переночевать на ее месте?– спросила Агата.

– Мне больше негде…

– А что, если сейчас я тут не одна?– высказала гипотезу Агата,– что, если со мной – мужчина, у которого сейчас совершенно дикий, необузданный стояк – не то, что у некоторых…

– Но я не буду вам мешать! Я хочу только гденибудь перекантоваться до утра!– взмолился Билл.

– Хорошо,– согласилась Агата,– до утра, так до утра. Не выгонять же тебя на улицу…

Билл принялся раздеваться.

Взгляд Трахтенберг упал на его трусы – из-под

полупрозрачной материи рельефно выпирало то, что девушка любила больше всего на свете… Агата выключила свет и прошептала:

– Иди ко мне…, -в этот момент она уже начисто позабыла Ногато, скрючившегося в шкафу…

Вскоре с ее кровати послышались очень характерные вздохи:

– О-о-о! А-а-а! У-у-у!– стонала Агата. Бедра ее ходили тяжело и уверенно, как автомобильные поршни… Вновь послышался какой-то стук в двери.

– Ну, кто там еще,– прошептала Агата.

Билл быстренько поднялся с кровати и, забыв даже одеть нижнее белье, в панике заметался по комнате.

– Если это лейтенант Джон Насименто, я погиб! Он еще вчера приказал мне привести в порядок полицейскую машину, на которой я езжу, а у меня начисто вылетело из головы. Он сотрет меня в порошок!– Билл продолжал метаться по комнате,– Агата,– он бросил умоляющий взгляд на свою подругу,– ну, сделай хоть что-нибудь…

Что я могу сделать?

Спрячь куда хочешь… Агата приподняла сбившееся на пол одеяло:

Полезай под кровать. Стук, повторился.

Кто там?– спросила Трахтенберг.

Это Джордж Хильер,– голос из-за двери звучал

несколько официально,– могу ли я зайти?… Агата открыла двери.

– Пожалуйста…

Тележурналист зашел и, озираясь по сторонам, спросил девушку:

– Мне очень неудобно беспокоить вас в столь позднее время, мисс Трахтенберг, но только вы сможете мне помочь…

– Что случилось?… Телеведущий продолжал:

– Вопрос жизни и смерти. Вы, конечно же, знаете еженедельную программу для американских онанистов «Железный кулак»?

– Да,– ответила Трахтенберг.

– Видимо, вы помните, на чем построен конкурс мастурбаторов в заключительной части программы: молодая девушка в стриптизе демонстрирует собравшимся свою сексопильность, а делегаты ото всех мастурклубов, глядя на нее, соревнуются в зале – кто же быстрее кончит…

– Отличная передача,– согласилась Трахтенберг,– кажется, вы работаете в ней ведущим?…

– Да, именно потому я к вам и обращаюсь. Дело в том, дорогая Агата, что звезда эротик-шoy, которая все это время заводила сидящих в зале, неожиданно заболела… Дирекция программы сбилась с ног, подыскивая на ее место подходящую кандидатуру. И когда, казалось, программа на грани срыва, я неожиданно вспомнил о любительском видеофильме с вашим участием – о том самом, который лейтенант МакКони случайно подключил к диспетчерской сети…

– Вы предлагаете стать мне участницей этой

программы?– поинтересовалась Агата. Хильер улыбнулся.

– Конечно, если вы не будете возражать…

– Это я-то буду возражать?– возмутилась Агата.– Вы что, всерьез считаете, что моя кандидатура на эту роль – не самая подходящая?…

Хильер с улыбкой перебил ее.

– Я так не считаю… Скорее – наоборот: во всем нашем штате – да что во всем штате!– во всей Америке я не нашел бы лучшей, чем вы!…

– Отлично!– воскликнула Агата.– Когда надо там быть?

– Программа начинается через два часа,– ответил телеведущий,– внизу стоит мой автомобиль. Я подвезу вас… Кстати, с вашим начальником, комендантом Лассардом, я

уже договорился. Он даже пообещал мне, что будет смотреть эту программу…

Трахтенберг начала одеваться.

– Едем немедленно!

В это время в стенном шкафу что-то затрещало – послышался звук ломаемого дерева. Хильер насторожился.

– Что там?– спросил он у Агаты. Та махнула рукой.

– Не обращайте внимания, сэр. Это, наверное, крысы. Они иногда резвятся тут по ночам…

– Крысы?– переспросил телеведущий недоверчиво.– Странно, очень странно.

Трахтенберг и Хильер вышли, захлопнув двери. Изпод кровати вылез Билл и, стряхнув с себя пыль, подошел к шкафу.

– Эй, крыса!– постучал он в двери,– а ну-ка, вылезай отсюда!…

– Дверцы шкафа медленно открылись, оттуда, придерживая руками верхнюю полку, которая во время сидения неожиданно свалилась на голову, показался Ногато.

– А, узкоглазый, и ты здесь?– удивился Билл.– Интересно, как ты тут оказался?

Японцу было очень стыдно стоять перед малознакомым человеком в одних трусах. Положив свалившуюся полку на пол и став к О'Коннору боком, он сказал:

– Девуска пригласила меня в свой комната… Я говорил девуска много хоросих слов, но девуска сказала, что в Америка словам не верят и усадила меня в этот шкафа. Наверное, мой слов ее не понравился…

– Ага, приятель,– наконец-то дошло до О'Коннора,– значит, она хотела оттрахать и тебя, а я вам помешал своим неожиданным визитом…

– Я не знаю, что есть оттрахать,– ответил Ногато,– но то, что она делала со мной в самом начале, мой очень, очень доволен!…

Билл уселся на койку.

– Ну, курва,– сделал он вывод,– настоящая курва,

иначе не скажешь… Японец вежливо поинтересовался:

– А что есть курва? Билл посмотрел на него как на ненормального.

– Ты что, приятель, вот уже несколько месяцев живешь тут, и до сих пор не набрал нормального словарного запаса?…

Ногато принялся оправдываться.

– В мой словаре нет таких слов, я смотрел… Билл окончательно потерял терпение.

– Мог бы и сам догадаться! Курва – это такая женщина, которой мало одного мужчины. Она хочет трахаться как можно с большим количеством… Ну, понимаешь?…

Ногато на несколько секунд задумался, а потом, видимо, понял смысл сказанного.

– А, понимай, теперь мой понимай… Курва – это такой девушка, который любит всех людей вместе взятых…

– Ладно, мне надоели твои шуточки,– перебил его Билл,– мне кажется, что эту прошмандовку следовало бы наказать…

Машина Хильера неслась по нью-йоркским улицам к зданию телецентра. Сидя за рулем, телеведущий наставлял Трахтенберг:

– Значит, так, дорогая. Веди себя как можно более естественно. Раздеваться на сцене следует очень медленно и непринужденно.

Трахтенберг, кутаясь от вечернего холода в теплую куртку, заметила:

Кого вы учите раздеваться… Хильер погладил ее по обнажившейся коленке.

Я рад, что не ошибся в выборе…

Я тоже рада… Хильер продолжал:

Помните, что вы – центр внимания.

Я понимаю…

– Что на вас будут смотреть сотни глаз, следя за каждым вашим движением, сотни рук будут работать в едином порыве…

Трахтенберг неожиданно перебила телеведущего;

– То, что мне предстоит сейчас выполнить, конечно же, очень и очень интересно…

– Вас что-то смущает?

– Я понимаю, что быть центром внимания – очень и очень лестно. Но мне не нравится одна вещь…

– Какая же? – Эти люди – я имею в виду онанистов -

действительно получат удовлетворение… Хильер насторожился.

– Вас что-то не устраивает?…

Трахтенберг, посмотрев ему в глаза, ответила одними губами:

– Ая?…

Телеведущий, резко притормозив, остановил машину. Посмотрев на обидчивое лицо Агаты, он рассмеялся.

– А, так вот вы о чем! Вы имеете в виду, что…

– Доставив удовольствие всем, я сама останусь неудовлетворенной,– закончила Агата.

– И все? Деточка,– Хильер вновь погладил оголенную коленку Трахтенберг,– после передачи к вашим услугам весь наш телеканал новостей – от последнего осветителя до генерального директора программы…

И вы? Хильер утвердительно кивнул.

Конечно!…

– Ну, тогда я согласна. Поехали…– сказала она.– Впрочем, вот еще что: могу ли я получить то, что хочу, еще до выступления, авансом?…

Банкет было решено провести в специально забронированном на весь вечер зале ресторана одного из лучших в городе гостиничных комплексов.

Начальники обеих Академий, стоя у входных дверей, встречали прибывших гостей – на банкет приехали правительственные чиновники, представители федеральных властей, крупные чины городской полиции. Мужчины были одеты во фраки и парадные мундиры, на их женах и любовницах были дорогие вечерние платья.

К капитану Маузеру подошел Харрис.

– Сэр,– обратился он к начальнику,– у меня все

готово, как и договаривались… Тот отмахнулся от него:

– Попозже, попозже, не видишь – я занят… Когда большинство гостей прошло в банкетный зал, Маузер, наконец-то подозвал Харриса.

– Ну, теперь можешь начинать…

Тот подбежал к маленькому спортивному «датсуну», стоявшему недалеко от входа. Нагнувшись к окошку, он произнес:

– Пошли…

Из автомобиля вышла страшно раскрашенная девица в необыкновенно короткой мини-юбке, полупрозрачной блузке, под которой не было бюстгальтера и черных колготках.

Харрис поманил ее пальцем к входным дверям – та, подбежав к полицейскому, схватила его под руку. Харрис брезгливо вырвался из ее объятий.

Маузер подошел к стоявшим рядом с «датсуном» полицейскому и проститутке. Осмотрев ее оценивающим взглядом, он сказал Харрису:

– Что ж, отличный экземпляр… Где вы ее откопали?

Необычайно довольный похвалой начальства, капитан Харрис ответил:

– Мне пришлось облазить все нью-йоркские притоны… Случайно встретил ее в одном массажном кабинете на Брайтон-Бич.

Маузер продолжал любоваться девкой.

– Отлично, отлично… Ну, прямо как живая картинка из медицинской брошюры о вреде случайных половых связей… Отлично, капитан. Хвалю.

Тот вытянулся.

– Рад стараться!

Проститутка вытащила из сумочки зеркальце и, глянув в него, поправила прическу.

– А как насчет денег, папаша?– В очень развязной манере обратилась она к Харрису.

Тот полез в нагрудный карман кителя за чековой книжкой и авторучкой.

– Но я не беру чеками!– возмутилась девка,– я

же вас об этом уже предупреждала! Маузер несколько смутился.

– Но чем вам не нравится чек?– попытался возразить он.– У меня счет в «Континентал Интернейшнл Банке»– очень солидная фирма…

– Если вам не нравится,– обратился к девке капитан Маузер,– если вам не нравится этот банк, мы можем оплатить вам услуги через кассу нашей Академии – вы выставляете нам счет, а мы оформим его как производственные расходы…

– Никаких счетов!– обрезала проститутка.– Я никогда не работаю по безналу. Только наличка и только предоплата! Это мое правило, мой принцип… Не могу же я поступиться принципами, папаша?…

Харрис принялся заталкивать чековую книжку и авторучку обратно в карман.

– Хорошо, хорошо,– успокоил он проститутку,– мы расплатимся наличкой. Держи!– он протянул ей стодолларовую бумажку.– Это аванс. Остальное получишь, когда исполнишь все, о чем мы договаривались…

– А ты меня не обманешь, папаша?– недоверчиво спросила девка.

– Ты что, не доверяешь нью-йоркской полиции?– несколько обиженным тоном спросил Маузер.

– Я вообще не доверяю никакой полиции. И вообще я очень не люблю копов, какие бы они ни были,– сказала проститутка.– Когда я работала в московской гостинице «Космос»– я, как вы поняли, приехала в Америку из Советской России – так вот, когда я работала там, местные менты вымогали у меня большую часть моего заработка…

Думаешь, подставляться каждую ночь по несколько раз – такое уж большое удовольствие?…

– Так ты – из Советской России?– удивился Маузер.– А как ты тут оказалась?…

– Вообще-то моя гражданская специальность несколько иная,– ответила та,– в Штаты я попала по культурному обмену. Понравилось, решила остаться…