Текст книги "Полицейская Академия"

Автор книги: Стивен Гуттенберг

Соавторы: Хач Вильсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

– Да, сэр, я принесу вам самое лучшее,– произнес он,– если хотите – можно начать с устриц и бутылочки шабли…

– Устриц?– возмутился Мартинес,– Устриц? Терпеть не могу разных моллюсков! Я бы хотел чего-нибудь попроще – хороший биг-мак, например…

– Слушаюсь,– ответил официант,– а чем желаете запить?

– Запить?– переспросил Мартинес.– Начинать трудовой день с галлона виски – дурной тон. Потом голова не работает – совершенно зверею и тянет на подвиги…

– Крепких алкогольных напитков не держим,– заметил официант– по законам нашего штата придорожным заведениям запрещено держать спиртное, кроме пива.

– Тогда – пива!– воскликнул Эрик.– Много пива! Целое море пива – мне и моему другу,– он кивнул в сторону Абрахамсона.

Официант удалился, предварительно убедившись, что у клиента есть деньги – Мартинесу пришлось вытащить из кошелька, висящего на груди, замусоленную стодолларовую бумажку.

– Ну что,– Эрик продолжил беседу с Питом,– небось, не ожидал меня тут встретить, а? Я тебя еще на шоссе заприметил – ты ехал рядом с «линкольном»– тебе еще какой-то фраер из окошка посоветовал следить за дорогой…– Мартинес вытащил из кошелька, где хранил деньги, засохший окурок и закурил.– Ты, небось, думал, что я грею свою задницу в Синг-Синге, ожидая очереди на электрический стул?

Абрахамсон, поперхнувшись набежавшей слюной, ответил:

– Нет, сэр, ничего я такого о вас не думал… Просто я действительно удивился, заметив вас на шоссе…

– Удивился, что я еще на свободе?

– Да, сэр.– Абрахамсон быстро-быстро замигал, будто ожидая удара от собеседника.– Ведь о вашей банде писали и в газетах, и говорили по телевидению…

Мартинес, выдохнув сигаретный дым, бросил дымящийся окурок в вазон с цветами.

– И ты всему этому поверил?– выдохнув остатки дыма из своих легких прямо в лицо Абрахамсону, произнес он,– и ты действительно поверил, что меня казнят на электрическом стуле?…

Официант принес по биг-маку для сидящих и извиняющимся тоном обратился к Мартинесу:

– Извините, сэр, но мой хозяин запретил отпускать вам пиво. Он говорит, что вы за рулем – на стоянке стоит ваш «Харлей-Дэвидсон»…

– Ну и что до моего мотоцикла твоему вонючему хозяину?– не понял Мартинес.

– Законы штата запрещают отпускать тем, кто находится за рулем, даже пиво… Извините, сэр, но наш хозяин не хочет неприятностей с полицией… К тому же, сэр, вам не следует огорчаться – пиво сегодня несвежее…

Расплатившись, Эрик заметил официанту:

– Ладно, на первый раз прощаю и тебя, и твоего хозяина-недоноска. Во-первых, неохота о вас руки марать. Во-вторых – у меня сегодня дела поважнее…

Стеклянные дверцы забегаловки раскрылись, ив помещение вошел молодой человек в дорогом сером костюме – тот самый, который, высунувшись из «линкольна», советовал Абрахамсону следить за дорогой.

– У-тю-тю,– поманил его пальцем Мартинес,– а ну-ка, фраерок, подойди ко мне…

Молодой человек подошел к столику и, невозмутимо посмотрев на Мартинеса, сказал:

– Слушаю вас, сэр.

Эрик откинулся на спинку стула и, задрав ногу за ногу, произнес:

– Послушай, фраерок, я хочу попросить тебя об одной услуге. Видишь вон того пидара-официанта?– он указал в сторону служащего забегаловки,– этот кретин, не захотел отпустить мне пива,– ему, видишь ли, хозяин запретил. А у меня сегодня отличный повод выпить пару бутылок – вот этот тип,– он ткнул пальцем в сторону Абрахамсона,– мой старый друг. Я не видел его… постой, постой, сколько мы с тобой не виделись?– он взял Пита за лацкан пиджака.

– Четыре месяца, сэр,– ответил Абрахамсон упавшим голосом.

– Целых четыре месяца,– продолжил Эрик.– Так вот, будь добр – закажи пиво якобы для себя. Держи!– он сунул вошедшему в карман десятидолларовую бумажку.– Четыре самого крепкого, какое тут есть. Сдачу оставь себе,– добавил Мартинес весьма развязно.

Незнакомец, вытащив из кармана банкноту, разгладил ее рукой и подал Эрику.

– Сэр,– начал он,– хозяин этого заведения совершенно справедливо запретил вам отпускать пиво. Я бы на его месте вообще запретил бы появляться тут таким грязным выродкам, как вы, сэр. Мартинес вскочил с места.

– Да ты, козел вонючий, знаешь ли ты, кто я такой?

– он схватил молодого человека за лацканы,– да я сейчас тебя, фраерок, по стенке размажу!…

Продолжая издевательски улыбаться, незнакомец взял Мартинеса за руки и крепко-крепко сдавил их – Эрик завопил от боли.

– Ой-ей-ей, как больно,– орал он на все помещение,– ты мне сейчас руки раздавишь, мать твою так!

– Молодой человек, продолжая смотреть прямо в глаза Мартинесу, сдавил его руки еще сильней.– Ой-ей-ей, как больно!– истошно орал Эрик,– да отпусти же меня! Я больше не буду!– поняв, что угрозами он ничего не добьется, Мартинес изменил тон.– Простите меня, пожалуйста, сэр, я очень, очень виноват перед вами, сэр, я исправлюсь, сэр, честное слово, я больше не буду!…

Незнакомец отпустил Эрика. Тот, размяв затекшие руки, уселся на прежнее место.

– Не хочется портить твоему товарищу встречу,– медленно произнес молодой человек,– мне кажется, что этот человек попорядочней тебя – на роже написано. К тому же – с отличным чувством юмора – первый раз в жизни видел, чтобы человек так громко хохотал, проезжая по шоссе на мотороллере…

Встав со своего места и постоянно приседая от вежливости, Абрахамсон принялся благодарить молодого человека:

– Большое вам спасибо! Если бы не вы, мой друг потом бы от меня только мокрое место оставил. Он бы потом отыгрался…

– Вот как?– удивился молодой человек.

– Да, сэр, он такой: всегда, когда чем-то недоволен, вымещает свою злобу на самых близких людях…

– Ничего,– произнес молодой человек,– скоро, очень скоро я стану офицером полиции, и тогда вам будет к кому обратиться за помощью…

– Офицером полиции?– вскричал Абрахамсон.– Значит, вы тоже подаете заявление в Полицейскую Академию?

– Совершенно верно,– ответил молодой человек,-

в 1-ю Полицейскую Академию штата Нью-Йорк. Абрахамсон очень обрадовался.

– Так ведь и я поступаю в ту же Академию,– закричал он,– я тоже хочу стать офицером полиции. Значит, мы будем учиться вместе?

Эрик Мартинес, удивленно слушая этот диалог, медленно поднялся со своего места.

Значит, если я вас правильно понял, вы собираетесь поступать в Полицейскую Академию, я вас правильно понял? Значит,– продолжил он,– вскоре вы оба станете нью-йоркскими копами? Я не ослышался?

Нет, не ослышался,– молодой человек утвердительно кивнул,– Именно нью-йоркскими и именно копами. А что тут такого?

Мартинес истерически захохотал.

– Ха-ха-ха! Кто бы мог подумать! Пит Абрахамсон

и вдруг коп! Ха-ха-ха!…

А в чем дело?– недоумевал молодой человек.– Я не вижу в этом ничего смешного…

Эрик неожиданно замолчал. Посмотрев сперва на незнакомца, а затем – на Пита, он медленно произнес:

– Так ведь и я подал заявление в ту же

Полицейскую Академию… Лицо Абрахамсона вытянулось от удивления.

Не может этого быть!…– только и смог он сказать. Мартинес вновь развеселился.

Я и сам до сих пор не могу поверить. Эрик Мартинес, правая рука самого Салдама – и вдруг коп поганый!… Очень, очень смешно!…

Но ведь все члены банды «Рак матки» были арестованы полицией!– недоумевал Абрахамсон,– неужели вас отпустили на свободу?…

Ты не поверишь, но это действительно так,– заверил Мартинес.

Но почему?– Пит никак не мог поверить в слова бывшего вымогателя.

Суду не удалось доказать мою причастность ни к одному из совершенных преступлений,– принялся объяснять Эрик.– Кроме этого, мы с Даниэлем Поллаком – помнишь того пузатого негра?– мы с ним договорились, что все свалим на Салдама – он, мол, совратил нас с пути истинного, он под страхом наказания заставлял нас собирать дань с таких козлов…– Эрик, посмотрев на молодого человека, тут же поправился,– с тебя и других наших

друзей…

– Что, что собирать?– не понял незнакомец.

– Добровольные пожертвования в разные благотворительные фонды,– заверил его Мартинес.

– И что было дальше?– поинтересовался Абрахамсон.

– Дальше?– переспросил Мартинес.– Дальше капитан Рид, хороший такой коп, предложил мне на выбор: или я иду за решетку за соучастие в преступлениях Салдама, или – подаю документы в Полицейскую Академию… Ясно, что я выбрал второе,– закончил Мартинес свое повествование.

– А что теперь с Саддамом?– спросил Пит.

– Суд, как и следовало ожидать, приговорил его к электрическому стулу,– сказал Мартинес.– Я точно знаю, что он подал прошение о помиловании. Не дай Бог, если он когда-нибудь выйдет на свободу – например, убежит,– Эрику стало страшно при одной мысли, что это может случиться,– он нас с Дэном в порошок сотрет – Салдам никогда не простит нам, что именно мы утопили его на суде…

До Абрахамсона наконец-то дошло.

– Значит,– произнес он,– значит, мы все трое будем учиться вместе?

Значит, так,– согласился молодой человек.

Да, а как вас зовут?– спросил его Пит.

– Билли О'Коннор,– представился молодой человек.– Можете называть меня просто Билл.

– А это твоя тачка там на стоянке?– поинтересовался Мартинес.

– К сожалению, нет. Это машина нашего спортивного клуба – я занимаюсь арм-рэслингом. Попросил приятеля подкинуть меня в Академию…

– Думаю, нам там будет неплохо,– сказал Мартинес,– но всяком случае, мне – так точно. Лучше, чем протирать свою задницу на тюремных нарах. Да и компании не самая плохая,– он подмигнул Абрахамсону,– будем вместе учиться, набираться уму-разуму. Вспомним былые

времена…

– Но у меня уже нет супермаркета,– сообщил Эрику Питер,– я уже не смогу вам ничего давать!…

– А я придумаю что-нибудь новое,– успокоил Мартинес Абрахамсона,– я думаю, что мы не дадим друг другу умереть от скуки…

Билл неожиданно предложил:

– А не выпить ли нам действительно чего-нибудь за знакомство? Эй, официант…

Начался первый день приема заявлений от абитуриентов в Полицейскую Академию. На плацу перед зданием собирались будущие полицейские. Всем своим видом – цветастой гражданской одеждой, спортивными сумками, свободной манерой общения – абитуриенты ни в коей мере не напоминали кандидатов в копы.

К корпусу Академии подъехал огромный автобус. Двери открылись, и оттуда посыпались совсем молодые ребята и девушки – как выяснилось позже, целый школьный класс решил подать заявления. К дверям подошла Саманта Фокс – в ее обязанности в тот день входила встреча абитуриентов. Будущие полицейские галдели, как школьники на переменке. Саманта попробовала было их успокоить:

– Ну, леди и джентльмены, попрошу вас, не кричите. Я должна вам кое-что сообщить…

Маленькую негритянку просто не замечали – недавние школьники продолжали кричать, шуметь и щипать своих подружек за разные интимные места – те делали вид, что это им очень неприятно.

– Леди и джентльмены, я вас умоляю, минуточку внимания,– не унималась Саманта.

На заднем ряду сидения небритый юноша в бейсболке с оторванным козырьком принялся взасос целовать свою подружку – блондинку с ногами такой неестественной длины, что, казалось, они росли прямо из шеи.

Саманта Фокс попыталась еще раз обратить на себя внимание прибывших:

– Господа будущие полицейские, я вас умоляю, я вас очень прошу, минуточку внимания… Я должна сообщить вам нечто важное, вы выслушаете, а потом, если захотите, вновь займетесь своими делами…

Голос маленькой негритянки растворялся в общем шуме. Фокс необыкновенно разъярилась и, набрав в легкие побольше воздуха, выпалила на одном дыхании:

– А ну, цыц, грязные вонючие недоноски, мать вашу так! А ну, заткнитесь!…

Все мгновенно замолчали и уставились на полицейскую. Небритый юноша в бейсболке с оторванным козырьком прекратил целоваться и, отпустив на какое-то время свою подругу, удивленно посмотрел на Саманту.

– Леди и джентльмены,– голос полицейской вновь стал необыкновенно вежливым и мягким,– я имею честь сообщить вам, что заявления о приеме вам следует подавать в главном корпусе Академии на первом этаже. Туда же надлежит сдать и все необходимые документы…

Небритый юноша поднялся со своего места.

– Госпожа лейтенант полиции, а когда мы получим новую форму?– спросил он.

– А это правда, что мужские и женские казармы находятся в разных концах Академии?– поинтересовалась с места его спутница.

– Форму получите прямо сегодня,– ответила Фокс,– а вот жить придется раздельно. Мальчикам – направо, девочкам – налево от главного корпуса.

Длинноногая блондинка скорчила обидчивую гримасу.

– Как это жить раздельно?– не поняла она.– Вы

что, предлагаете мне онанизмом заниматься все это время? Саманта улыбнулась.

– Это уж на ваше усмотрение. Длинноногая подошла поближе.

– Моя старшая сестра в свое время тоже окончила эту Академию,-сообщила она Фокс-Так вот, она утверждает, что в ее бытность тут с этим было попроще…

А кто твоя сестра?– спросила Фокс.

Элизабет Трахтенберг,– ответила длинноногая,

– вы должны ее знать. Она недавно вышла замуж за вашего выпускника этой Академии, Джона Насименто. Такой потрясный мужик… Я ей просто завидую!

– Значит, Лиз – твоя сестра?– Саманта несказанно удивилась.

– Значит, так.

– А ты, стало быть, решила продолжить семейную традицию?– вновь поинтересовалась негритянка.– Решила стать офицером нью-йоркской полиции?

– Да, решила продолжить. И не только в этом…

– Что ж, отличное решение,– согласилась Фокс,– поздравляю тебя с этим выбором! Кстати, а как тебя зовут?

– Агата,– длинноногая подала руку чернокожей полицейской.– Агата Трахтенберг.

– Ну вот что, кадет Трахтенберг,– ответила Саманта, пожав ее руку,– назначаю вас старшим по этой группе. Вы должны следить за порядком, в корне пресекать всякие безобразия, а главное – смотреть, чтобы ваши мальчики после отбоя не бегали на женскую половину казарм.

– Чтобы мальчики не бегали на нашу половину?– переспросила Агата.– Отлично, мэм. Буду следить…

К Академии подкатило такси. Из автомобиля вышел очень маленький узкоглазый азиат с двумя огромными чемоданами – казалось, они были гораздо больше самого владельца. Поминутно кланяясь, он достал из кармана небольшой разговорник.

– Спасибо, сэр,– обратился он к таксисту,-

сколько моя вам долсен? Таксист, ухмыльнувшись, посмотрел на счетчик.

– Ровно семьсот баксов, приятель!

– Баксов?– узкоглазый принялся листать свой карманный разговорник,– такь, такь, посмотрим… бакенбарды, бактерия… нету баксов… Оцень извиняюсь, сэр,

но я не есть американец и не понимаю, что есть бакс. Таксист вышел из автомобиля.

– Ты что, вообще крезанулся? Не понимаешь, что такое бакс? Это должен знать каждый культурный человек!…

– Мой твоя не понимай,– ответил пассажир. Таксист расхохотался.

– Ну, доллары, доллары… Бакс и доллар – это одно и то же. Короче,– он посмотрел на счетчик,– ты должен мне ровным счетом семьсот долларов!…

Пассажир полез за бумажником. К такси подошел МакКони и, глянув на счетчик, тихо свистнул.

– Ого, приятель, ну ты и накатался!– сказал он азиату,– ты что, из Токио ехал?

– Да, моя из Токио приехала,– обрадовался тот,– я есть японец!

– Из Токио?– не поверил Джерри,– на такси? Но ведь номера нью-йоркские!…

Японец, приседая от вежливости, посмотрел Джерри прямо в глаза.

– Твоя моя не понимает,– сказал он,– я сейчас есть из аэропорта Кеннеди, а вообще-то я приехал из Япония в рамках кампании обмена кадрами.

– А, понятно,– произнес МакКони,– мало того, что вы завалили всю страну электроникой и автомобилями, вы уже принялись экспортировать в Штаты своих полицейских…

– Нам в Япония тоже прислали ваш полицейский,– возразил приезжий,– такой большой-большой, толстыйтолстый, как борец сумо. Ваш полицейский будет набирать опыт в Токио, а я буду набирать опыт в Нью-Йорк…

– А как зовут того толстого полицейского?– поинтересовался Джерри. Японец улыбнулся:

– Барби-сан.

– А, толстяк Барби!– обрадовался МакКони,– Хайталл, ты слышишь?– он обратился к проходившему мимо приятелю,– наш толстяк Барби уже в Японии!

– Да ну?– удивился чернокожий. Таксист, слушавший этот диалог, видимо, потерял терпение.

– Так ты будешь платить или нет?– дернул он за рукав японца.– Отдавай мне мои семьсот баксов!

– Постой, постой,– сказал МакКони,– откуда

взялась эта цифра? Таксист указал на счетчик.

– Тут все правильно. Счетчик никогда не врет.

МакКони просунул руку в окошко такси и вырвал счетчик «с мясом».

– Семьсот долларов? Из аэропорта имени Кеннеди? Что-то слишком много, приятель!…

– Ах ты, коп поганый!– заорал на Джерри таксист,– ах ты грязный вонючий мусор! Думаешь, напялил полицейскую форму, так тебе все можно? Зачем ты поломал мой счетчик?

Повертев злосчастный аппарат в руках, Джерри слегка потряс его – на табло появились совсем другие цифры.

– Перед употреблением взбалтывать!– засмеялся МакКони.– Твой счетчик врет, приятель! Этот японец должен тебе всего семь баксов…

Таксист глянул на счетчик.

– Да, верно, он врет. Этот счетчик иногда обманывает. Он ошибся – узкоглазый должен мне не семь баксов, а семьсот!…

К водителю такси неспешно подошел Хайталл. Взяв того за лацканы куртки и слегка приподняв над землей, он глянул обманщику в глаза.

– Скажи,– процедил он сквозь зубы,– зачем ты хочешь кинуть нашего хорошего друга, нашего коллегу… как тебя зовут?– обратился он к японцу.

– Ногато. Сержант Ногато,– ответил приезжий.

– Нашего японского коллегу сержанта Ногато?– продолжил Хайталл.

– Извините, господин полицейский,– таксист, очень напуганный подобной манерой общения, сразу же переменил тон,– извините, сэр. Мне очень жалко, но я действительно ошибся… Очень сожалею о случившемся, сэр…

Хайталл усадил таксиста на переднее сидение его автомашины. Кинув ему на колени счетчик, он скомандовал:

– А ну, пошел вон! Таксист посчитал за лучшее послушаться доброго совета страшного полицейского.

Ногато, подойдя к полицейскому, принялся листать свой карманный разговорник.

– Хайталл-сан,– обратился он к чернокожему,– вы мне оцень помогли. Я хоцу, чтобы вы помогли мне и дальше…

Хайталл посмотрел на Ногато.

– Всегда рад удружить коллеге,– улыбнулся он.– Чем могу служить?…

Японец посмотрел на какие-то иероглифы в конце своего разговорника.

– Тут наша шефа перед отъездом инструктировал меня,– сказал он,– я записал, чтоб не забыть. Моя шефа говорит, что у вас в Америка есть рэкет, кинднэпин, большие налеты на богатый банка, много-много стреляют из крупнокалиберный автомата… Шефа сказал, что скоро у нас в Япония будет то же самое, и он хочет набраться опыт, чтобы сражаться с бандитами и ганк… ган… гаст…– Ногато попытался выговорить трудное слово.

– С гангстерами?– уточнил Хайталл.

– Гангстера, гангстера,– обрадовался японец,– твой моя понимает…

– Да, приятель, американские гангстеры – самые крутые в мире. Ладно, помогу,– пообещал японцу чернокожий полицейский.

К ужасу Абрахамсона, его заселили в одной комнате с Эриком Мартинесом. Узнав об этом, бывший торговец едва не заплакал от досады. Весь вечер Пит слонялся по двору Академии, решив, что в свою комнату он пойдет только после отбоя. Ровно в десять вечера прозвенел гонг, и Абрахамсон, приготовившись к самому худшему, отправился в казарму.

Мартинес лежал на кровати в одежде – видеть на нем полицейскую форму было еще более непривычно, чем на Абрахамсоне – и курил, пуская в потолок кольца дыма. Пит, расстелив койку, несмело сказал своему соседу:

– Спокойной ночи, сэр… Тот, не отвечая, продолжал курить. Абрахамсон, раздевшись, лег в кровать и попытался

сразу же заснуть, но вдруг к своему ужасу ощутил, что к его животу прикоснулось что-то противное, скользкое и холодное. Откинув одеяло, Пит застыл от страха: в кровати, свернувшись клубочком, лежала какая-то страшная змея.

– А-а-а!!! – заорал бывший владелец супермаркета на всю казарму,– это змея! Она укусит меня! Боже, откуда она заползла ко мне!– Пит, с необыкновенной быстротой вскочив с койки, замахал на нее руками:– кыш, проклятая!…

Эрик лениво повернулся в сторону Абрахамсона.

– Чего ты разорался, придурок… Только людям спать мешаешь… Ну, подумаешь, змея – что она, тебя, съест, что ли?…

Пит отбежал в другой конец комнаты.

– Но откуда она тут взялась?– спросил он у Эрика.

Мартинес, подойдя к койке соседа, взял рептилию в руки – та даже не пошелохнулась.

– Так ведь она ненастоящая,– сказал Эрик,– отличный муляж, не правда ли?– Поднеся змею к самому лицу несчастного Пита, Мартинес продолжал,– а выглядит совсем, как живая,– змея неожиданно зашевелилась – Абрахамсону едва не сделалось дурно,– не бойся,– сказал Эрик,– это я заставил ее шевелиться – надо только надавить пальцами вот сюда…

Питер облегченно вздохнул.

– Ложись спать, козел, и не пугай больше меня своими идиотскими воплями,– посоветовал Мартинес,– тоже мне, будущий полицейский – резинового шланга испугался…

Абрахамсон улегся в кровать и очень быстро заснул. Однако через какое-то время он ощутил необыкновенно болезненное жжение между пальцами ног – дико взвыв от боли, несчастный кадет проснулся и, посмотрев на свои ноги, увидал, что между пальцами закреплены обугленные уже спички – видимо, это был очередной фокус его соседа.

Ой, как больно,– принялся скулить Абрахамсон, поглаживая рукой обожженные места,– ой, как больно, просто сил моих нет. Эрик,– простонал он,– зачем ты надо мной издеваешься? Зачем ты вставил мне между пальцами эти спички?…

Ты знаешь,– ответил Мартинес,– ты так замечательно кричал, испугавшись змеи, что мне очень захотелось услышать, как это у тебя получается еще раз…

Абрахамсон залез под одеяло с головой – ему было очень жалко самого себя. В душе он уже начал жалеть, что подал заявление в эту проклятую Академию…

Через несколько минут Абрахамсон все-таки заснул. Сновидения были приятны: сперва он увидел, как гоняет по своему бывшему супермаркету Мартинеса, избивая полицейской дубинкой – тот, визжа от боли, униженно просил о пощаде. Откуда-то из банки с консервированным томатным супом «Кэмпбэлл» со страшным грохотом вылез настоящий крокодил и с необыкновенной быстротой начал гонять налетчика по всему помещению, кусая за пятки. Настигнув обезумевшего от ужаса налетчика, крокодил проглотил его целиком и, улыбнувшись, полез в банку обратно. Затем Питу приснилось, что он стоит у Ниагарского водопада с какой-то приятной длинноногой девушкой – точно такой, какую он видел сегодня во дворе Академии. Девка, мило улыбаясь, нагнулась перед Питом и расстегнула ему ширинку. Питу стало необыкновенно легко и приятно. Длинноногая, вытащив из штанов детородный орган Абрахамсона, принялась его облизывать… Под шум Ниагарского водопада Абрахамсон тут же кончил… Проснувшись, он увидел, что Эрик Мартинес, стоя перед самой кроватью, сосредоточенно переливает воду из одной чашки в другую.

– Зачем ты это делаешь?– сонным голосом спросил Пит.

– Не отвечая на вопрос соседа, Эрик посмотрел

куда-то вниз и тут же отскочил с воплем: -Обосцался, обосцался!!! Пит слегка приподнялся на локте.

– Кто обосцался?– не понял он.

Эрик изобразил на своем лице бесконечную брезгливость.

– Ты обосцался…

Абрахамсон провел рукой по простыне – действительно, она была мокрая.

– Обосцаный коп – это же отлично!– продолжал веселиться Мартинес.– Классный фокус,– он поставил обе чашки на тумбочку,– я научился этому еще в далеком детстве, в исправительной колонии для несовершеннолетних. Подходишь к какому-нибудь грязному ублюдку вроде тебя, берешь две большие чашки, в одной из которых – много воды,– Эрик вновь взял с тумбочки свое нехитрое приспособление,– и переливаешь из одной чашки в другую… Наш доктор в колонии говорил, что эта штука действует на подсознание – так это, кажется, называется…

Абрахамсон, посмотрев на своего мучителя, произнес чрезвычайно плаксивым голосом:

– Эрик, зачем ты надо мной издеваешься? Что я

тебе такого сделал?… Мартинес засмеялся.

– Ничего, родной, ничего ты мне не сделал и не сделаешь никогда – руки коротки. А выпустить лишнюю жидкость из своего мочевого пузыря – это тебе только на пользу. Во-первых – тебе будет лучше спаться,– сказал Эрик,– во-вторых – сцанина – штука настолько токсичная, что начисто распугивает клопов…

Абрахамсон перепугался.

– А что, разве тут есть еще и клопы?– спросил он с дрожью в голосе.

– Еще как есть,– успокоил его Мартинес,– клопов тут сколько угодно… Если с ними не бороться, они тебя совсем сожрут…

– Но этого быть не может.– воскликнул Абрахамсон,– я ни за что не поверю, что у нас в Нью-Йорке

могут водиться клопы – разве что в каких-нибудь самых грязных районах вроде Брайтон-Бич…

– Не веришь – не надо,– сказал Мартинес и, раздевшись, лег в свою койку, стоявшую за койкой Абрахамсона.

В три часа ночи кадеты и инструкторы были разбужены страшным криком. Кричал Питер Абрахамсон. Билл О'Коннор, живший за стенкой, первый прибежал на помощь. Открыв дверь комнаты, где обитали Мартинес и Абрахамсон, включив свет, Билл увидал перекошенное от животного страха лицо Пита – поглаживая живот и грудь дрожащими руками, он шептал:

– Они ползают по мне… Они хотят сожрать меня… Они заползают вовнутрь…

– Кто по тебе ползает, приятель?– недоуменно спросил Билл,– ты что, на ночь фильмов-ужасов насмотрелся?…

– Они ползают… Я их не вижу, но ощущаю…– продолжал шептать несчастный Абрахамсон.

В дверях выросла фигура Насименто – именно он в ту ночь дежурил по казарме.

– Ну, что тут у вас случилось?– Джон был явно недоволен, что его оторвали от любимого дела – по всему было видно, что еще минуту назад он лежал на Элизабет,– что случилось, приятель?– обратился лейтенант к Абрахамсону,– тебе что, плохой сон приснился?…

Тот тихо простонал:

Клопы…

Что, что?– не понял Джон,– какие еще клопы?

Да тебе наверное, это приснилось… Абрахамсон замахал руками.

– Какое там приснилось… Если бы приснилось… Я очень хорошо чувствовал, как они по мне ползали – такие гадкие, такие противные…

Глянув на ухмыляющуюся физиономию Мартинеса – тот сидел на кровати – Джон сразу же все понял.

– А ну-ка, приятель,– приказал он Питу,– а ну-ка встань с кровати…

Тот с опаской поднялся. Насименто откинул одеяло и простыню.

– А это что такое?– полицейский держал в руках небольшую острую пуговицу, привязанную к крепкой рыболовной леске – другой ее конец шел в направлении кровати Мартинеса…

– Пуговица…,– растерянно проговорил Абрахамсон.

– Сам вижу, не слепой,– ответил Джон,– я спрашиваю тебя,– он обернулся к Эрику,– как она тут оказалась?…

Мартинес поднялся со своего места.

– Отличная шутка, сэр,– он взял пуговицу в руки и вытащил леску на всю длину – конец ее был как раз под подушкой Эрика.– Я легонько тяну за этот конец,– он повертел леской у самого носа полицейского,– пуговица движется, как живая, а этот придурок,– Мартинес ткнул пальцем в сторону Пита,– этот придурок думает, что по нему ползают клопы… Не правда ли, очень остроумно! Когда я был в исправительной колонии для несовершеннолетних правонарушителей, я с приятелем таким образом довел одного типа – вы не поверите!– до истерики. У него даже пена шла изо рта!…

Насименто взял у Эрика орудие пыток и спрятал его в нагрудный карман.

– Действительно,– сказал он,– очень, очень остроумно. Однако Полицейская Академия – не самое подходящее заведение, где можно упражняться в подобных вещах… Кроме того,– добавил Насименто,– вы своими дебильными криками отвлекли меня от очень важного и ответственного дела…

– Сэр,– пролепетал Абрахамсон,– извините меня, пожалуйста, но я не хотел будить вас…

– Хотел ты этого или не хотел,– перебил Пита полицейский,– но ты это сделал. Придется вас наказать…

– Что мы должны делать, сэр?– поинтересовался бывший торговец.

– Одевайтесь.– Насименто посмотрел на Мартинеса.– Одевайтесь оба…

Джон вывел кадетов на плац и вручил им по небольшой свечке.

– Что мы будем с ними делать?– не понял Эрик.

– А ты не догадываешься?– ухмыльнулся Насименто.

– А, наверное, вы хотите, чтобы я воткнул их в задницу этому козлу?– высказал догадку Мартинес.– Отличная идея, лейтенант!

– На этот раз ты не догадался,– произнес Джон.– Вы должны зажечь их и, освещая себе дорогу, пособирать с территории плаца все бумажки и окурки. Чистота – залог здоровья,– добавил он нравоучительно.

– Но ведь мы можем чего-нибудь не заметить!– забеспокоился Абрахамсон,– ведь пламя такое тусклое!… Кроме того, сейчас ветер, а он может загасить свечу…

– Это ваши проблемы,– сказал Джон и направился к дверям казармы.– Да, вот еще что,– обернулся он на крыльце,– если я утром найду тут хоть одну соринку, придумаю для вас что-нибудь еще поинтересней…

Комендант Лассард стоял в небольшом помещении, заставленном телевизорами – он демонстрировал членам общественной комиссии новый диспетчерский пункт Академии.

– Отличное нововведение,– комендант описал рукой в воздухе полукруг,– эти штучки очень помогают нам в работе. Теперь практически каждый кадет на виду. Я могу видеть, кто отлынивает от учебы, а кто по-настоящему занят делом. Вот на этом экране,– Лассард ткнул пальцем в монитор,– вы, господа, можете видеть, как дневальный несет вахту. Кстати, одно из достоинств этой системы в том, что она обладает не только прямой, но и обратной связью. Я могу, не выходя из этой комнаты, отдавать каждому кадету или инструктору любые распоряжения – достаточно взять в руки этот микрофон, а тот, кого я вызывают на связь, может тут же, не отходя от своего места, ответить, как он понял мои

слова…

– А действительно ли тот, к кому вы хотите обратиться, правильно понимает вас, господин комендант?

– выразил сомнение лейтенант Шлегель,– честно говоря, я в этом что-то не очень уверен… Комендант подошел к пульту.

– Кадет О'Коннор,– произнес он в микрофон – как ваши успехи? Тот улыбнулся на весь экран.

– Спасибо, сэр! Комендант обернулся к Шлегелю.

– Вот видите,– самодовольно произнес он,– а вы мне не верили…

Телеведущий Джордж Хильер, бывший тут же, спросил у коменданта:

– Мне, как тележурналисту, хотелось бы узнать: действительно ли вы всегда можете видеть на этих экранах именно то, что хотите видеть?

Лассард широко улыбнулся.

– О да,– сказал он,– конечно, если я хочу видеть что-нибудь, мне достаточно только взглянуть на экран…– комендант нажал какую-то кнопку: в мониторе появилось изображение туалета. Стоя к камере спиной, какой-то кадет мастурбировал, поминутно оглядываясь по сторонам.

Члены комиссии подошли поближе к телеэкрану.

– Кадет Котек,– заорал Лассард в микрофон,– чем это вы там занимаетесь?

Мастурбатор вздрогнул и принялся запихивать свой член в штаны.

– Комендант Лассард,– обратилась к начальнику Академии пожилая леди,– но зачем вы так жестоко поступаете с этим бедным мальчиком?…

– Я? Жестоко?– переспросил Лассард.– В чем вы видите мою жестокость?

– Вы могли бы немножко обождать, пока этот

молодой человек окончит свое дело… Лассард нахмурился.

– Мэм, я не потерплю онанистов во вверенном мне учебном заведении!

Джордж Хильер подошел к одному из телеэкранов, и, указав на него Лассарду, спросил: