Текст книги "Буря Жнеца (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

После запрета Гильдии Крысоловов аллея Приключений приобрела новую функцию; Теол с энтузиазмом новообращенного желал опробовать эту функцию на себе. Сначала в Полсекиры. Он продрался сквозь заросли винограда, затянувшие вход, и остановился, едва не упав вперед головой в грязевой пруд.

Послышались смачное шлепанье и бульканье, между обрамляющих край пруда трав показалось сморщенное, темное лицо. – Ты, – сказала ведьма, строя гримасы и высовывая чрезвычайно длинный язык, чтобы показать прицепившихся к нему пиявок.

– И ты, – ответил Теол.

Красный протуберанец спрятался, забрав своих друзей. – Иди поплавай, надоедливый мужчинка.

– Вылезай и дай поджить коже, Мунага. Мне удалось выяснить, что тебе едва тридцать.

– Я карта мудрости.

– Разве что предостережение против излишеств в купании. Где же жирный корень?

– Сначала дай, что принес.

– Ну, что и всегда. Мунага, ты всегда желаешь одного.

– Ты имел в виду, единственного, чего у тебя нет!

Теол со вздохом вытянул из – под импровизированного саронга маленький фиал. Поднял так, чтобы ведьма видела.

Она облизнула губы (что оказалось довольно сложным делом). – Вид?

– Икра капабары.

– Но я хочу твою.

– Я не мечу икру.

– Ты знаешь, о чем я, Теол Беддикт.

– Увы, бедность проникла в меня много глубже кожи. Я потерял всякий стимул быть продуктивным, во всех смыслах слова. Разве это тот мир, в котором я способен хотя бы помыслить о рождении ребенка?

– Теол Беддикт, ты не можешь родить ребенка. Ты мужчина. О рождении позабочусь я.

– Тогда скажу так: вылезай из своего супа, обсушись, покажи, какова ты вся – и кто знает? Небываемое бывает.

Она скривилась и протянула некий предмет: – Вот твой жирный корень. Давай фиал и проваливай.

– Я буду ждать следующей встречи…

– Теол Беддикт, ты знаешь, для чего именно используют жирный корень?

Ее глаза подозрительно сузились; Теол понял, что если бы женщина действительно высохла, то оказалась бы вполне симпатичной. Для рептилии. – Нет. А зачем?

– Тебя заставляют его принимать необычайным образом?

Он покачал головой.

– Уверен? Никакого необыкновенного чая, пахнущего желтым?

– Пахнущего желтым? Что бы это значило?

– Если бы ты унюхал, то понял бы. Хорошо. Иди, а то я сморщиваюсь.

Он торопливо покинул Полсекиры. Перебежал к входу в «Бездонные Горшки» Грула. Вероятно, такое название должно было подчеркнуть высокое качество или что-то еще – горшки сами по себе имели прочные днища, они предназначались для алхимических опытов, в которых очень важно точное знание скорости истечения.

Он вошел в загроможденную, сырую лавку.

– Теол Беддикт, вечно ты морщишься, когда заходишь.

– Доброе утро, Достойный Грул.

– Серый. Да, вот тот.

– Красивый на вид горшок…

– Это не горшок, а мензурка.

– Ясно.

– Цена обычная.

– Почему ты вечно прячешься за горшками, Достойный Грул? Я вижу лишь твои руки.

– Руки – самая важная часть меня.

– Ладно. – Теол вытащил свежий хребет. – Последовательность позвонков, извлеченных из капабары. Постепенная смена диаметров…

– Откуда ты знаешь?

– Ну, сам можешь посмотреть. Они чем дальше, тем меньше.

– Да, но точные размеры?

– Это тебе решать. Ты желал объект, которым можно делать дырки. Гм… тут ребра для двенадцати разных дырок. Разве ты не рад?

– Кто сказал, что я не рад? Положи на прилавок. Бери мензурку. И уноси отсюда проклятый жирный корень!

Он перешел напротив, к лавке Зверолюбивой Засады, здоровенной бабищи, что вечно подбрасывала вверх – вниз штабель из крошечных клеток; у ее плоских стоп кишели и пищали всяческие мелкие твари. Она, как обычно, визгливо выразила восторг пред дарами (мензурка и жирный корень). Как вскоре выяснилось, последний обычно используется зловредными женами для тайного уменьшения мужниных причиндалов; однако Засада при помощи тонких манипуляций использует уменьшительные свойства корня для выведения новых пород, питая животных желтым чаем, для чего отлично подходит мензурка точной дозировки.

Встреча перестала быть приятной, едва Теол пришлепнул на шее комара: ему тут же было сказано, что он убил кровососущего нетопыря – пигмея. Он заметил, что разница в свойствах несущественна, что было воспринято плохо. Тем не менее Засада открыла люк в задней части лавки, и Теол спустился по двадцати шести узким каменным ступеням, вышел в кривой коридор – двадцать один шаг – и попал в древнюю, пустую гробницу – улей; стены в трех местах были стесаны, чтобы вставить грубые двери, ведущие в низкие, неровные тоннели. Два были смертельными ловушками; третий проход выводил в длинную комнату, в которой сейчас находился десяток или более растрепанных беженцев. Большинство казались спящими.

К счастью, Главный Следователь Ракет не относилась к сонливым. Она вздернула брови, завидев Теола; на прекрасном лице появилось выражение неподдельного облегчения. Женщина жестом пригласила гостя к столу, заваленному свитками с архитектурными чертежами и диаграммами.

– Господин Теол Беддикт! Сюда! Выпей вина! Ради Странника, новое лицо! Ты не имеешь представления, как мне наскучили вечные спутники по жизни в трущобах.

– Очевидно, – сказал он, садясь, – тебе пора выбраться наружу.

– Увы, мои исследования по большей части проходят в пыли архивов.

– Итак, Великая Тайна раскрыта. Решение уже близко?

– Великая Тайна? Скорее Проклятая Тайна! Нет, я в недоумении, хотя карта растет с каждым днем. Но давай не будем об этом. Мои агенты сообщают, что трещина в фундаментах неумолимо расширяется. Ловко проделано, Теол. Я всегда знала, ты умнее, чем кажешься.

– Что же, спасибо. Ракет, ты достала лакированные дощечки?

– Оникс закончила последнюю сегодня утром. Всего шестнадцать. Правильно?

– Идеально. Скошенные края?

– Конечно. Твои инструкции соблюдаются весьма тщательно.

– Чудесно. Теперь насчет неумолимого расширения…

– Хочешь уединиться в моей личной комнате?

– Угм. Не сейчас, Ракет. Мне нужны наличные. Вливание, чтобы подогреть важнейшие инвестиции.

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч.

– Когда мы увидим их снова?

– Нет, вы все потеряете.

– Теол, ты явно предпочитаешь месть остывшей. Нам-то какая выгода?

– Как? Не менее чем возвращение владычества Гильдии.

Ее сонные глаза расширились: – Конец истопатам? Пятьдесят тысяч? Может, лучше семьдесят пять? Сто?

– Нет, хватит и пятидесяти.

– Не предвижу возражений со стороны моих товарищей, Мастеров Гильдии.

– Замечательно. – Он хлопнул в ладоши и встал.

Женщина нахмурила лоб. – Куда ты?

– Как? Конечно, в твою личную комнату.

– Вот это мило.

Его глаза сузились. – Ты не идешь со мной, Ракет?

– Зачем бы? Жирный корень – это лишь женская шутка.

– Я не пил этого «пахнущего желтым» чая!

– На будущее советую использовать перчатки.

– Где твоя комната?

Бровь поднялась: – Хочешь попробовать?

– Нет, мне нужно… проверить кое – что.

– К чему? Теперь твое воображение пробудилось, и ты сам себя уверишь, что он стал меньше. Природа человека. Ты мужчина, тем хуже для тебя. – Она встала. – А вот я могу быть объективной, хотя по временам сокрушительно честной. Ты осмелишься подвергнуться осмотру?

Теол скривился: – Ладно. Пойдем. Давай в следующий раз сосредоточимся целиком на посещении твоей комнаты.

– Несчастье таится в мелочах, Теол Беддикт. Мы скоро это поймем.

***

Венит Сафад раскатал свиток, придавил уголки плоскими камнями. – Как видите, хозяин, в имении есть шесть отдельных зданий. – Он начал указывать на каждое: – Конюшни и бойня. Ледник. Винокурня с погребами. Помещения слуг. Разумеется, сама гостиница…

– А это что за квадратное здание? – спросил Раутос Хиванар.

Венит нахмурился. – Насколько я знаю, оно наполнено некими священными образами. Это здание древнее гостиницы. Попытки переместить образы не удаются. Остатки пространства используются как склад.

Раутос Хиванар откинулся на спинку кресла. – Насколько легко можно реализовать наше приобретение?

– Как любой другой отель, хозяин. Имеет смысл обсудить возможность обновления с другими дольщиками, в том числе Каросом Инвиктадом.

– Гмм. Я подумаю. – Купец поднялся. – А пока собери новые артефакты на столе, что на террасе.

– Спешу, хозяин.

***

Четырнадцать лиг к западу от Драконийских островов. Над этим участком океана установилось затишье, море стало стеклянным, покрылось мутной патиной. Неподвижный воздух напитался влагой. Через окуляр подзорной трубы одинокий черный корабль, низко осевший в воду, кажется сухой скорлупкой. Главная мачта расщеплена, такелаж сорван; кто-то сшил новый фок, но потрепанная парусина сейчас обвисла мешком. Рулевое весло привязано, на палубе никакого движения.

Скорген Кабан, больше известный как Красавчик, медленно опустил трубу, продолжая рассматривать далекое судно единственным глазом. Он почесал один из носовых ходов – то, что осталось от некогда длинного, крючковатого носа – и моргнул: ноготь задел чувствительную ткань рубца. Зуд был воображаемым; однако зияющие дырки имели свойство сочиться, и притворное почесывание позволяло ему незаметно удалить предательские сопли. Один из жестов, которые он, вероятно, полагал изящными.

Увы, капитан была слишком приметлива. Она перестала искоса разглядывать Скоргена, оглянувшись на застывшую в ожидании команду. Жалкий, но бодрый сброд. Низкое давление явно угнетает всех – но трюмы полны добычи, а благоволение Странника кажется бесконечным.

Теперь они нашли новую жертву.

Скорген присвистнул. – Это точно эдурский. Думаю, он отбился от стаи в том шторме, что мы заметили прошлым днем на западе. Есть шансы, что команда мертва или больна, или покинула судно на шлюпках кнарри. Если так, они забрали самое ценное с собой. Если нет, – он ухмыльнулся, показывая черные зубы, – мы закончим начатое бурей.

– По меньшей мере, – отозвалась капитан, – мы посмотрим. – Она фыркнула. – Может, полазим по трюмам и что-то найдем. Весла на воду, Скорген; да только не забывай по сторонам смотреть.

Скорген покосился на нее:– Думаете, могут подойти другие?

Женщина состроила рожу. – Сколько кораблей послал Император?

Глаза моряка широко раскрылись; он внимательно уставился на разбитый корабль, снова поднеся трубу к глазу. – Думаете, один из них? Клянусь говенной дупой Странника, капитан, если вы правы…

– Ты получил приказ. Мне напомнить еще раз, старший помощник? Не богохульствуй на моем корабле.

– Простите, капитан.

Он поспешил вниз, выкрикивая команды.

Затишье породило безмолвие, и моряков охватило пугливое и суеверное настроение: казалось, любой звук способен расколоть зеркало вод.

Капитан услышала, как двадцать четыре весла шлепнули лопастями о воду. Мгновением позже прозвучала приглушенная команда старшины, и «Вечная Благодарность» заскрипела, устремляясь вперед. Глянцевая поверхность моря была потревожена, взлетели тучи сонных мух. Эти мерзкие твари имеют обыкновение искать укрытие в темных местах. Матросы кашляли и сплевывали – «вот и молодцы», подумала она. Вокруг нее самой скопилась целая туча зудящих насекомых, залезающих в ноздри, уши, ползающих по глазам. Солнце и море сами по себе очень досадны, они постоянно угрожают достоинству и самоуважению, которое может себе позволить мертвая женщина, а тут еще портящие внешний лоск мухи!

Неупокоенная пиратка, изумительная ведьма глубоких вод, ненасытная блудница… настали хорошие времена, с того самого дня, когда она отплыла из гавани Летераса – вниз по широкой реке, навстречу западным морям. Первая галера, крошечная и валкая, стала первым шагом к славе; Шерк до сих пор сожалела о ее потере в яростной схватке с флотилией Маре в проливе Не До Смеха. Но «Вечная Благодарность» нравилась ей больше. Немного великовата для ее команды, точно – но по возвращении в Летерас эту проблему легко будет решить. Гораздо сильнее ее печалила потеря Багряной Гвардии. Железный Клин с самого начала не скрывал, что они лишь отрабатывают перевоз. И все же они оказались весьма ценным добавлением к команде. Корабль лихо пересек океан, постоянно оставляя за кормой широкий кровавый след; от одного купца к другому – суденышки освобождали от всего ценного и, чаще всего, посылали в темную глубь. Помогали не только мечи гвардейцев, опаснейших бойцов, но и магия этого Корлоса – магия намного более утонченная и умная, чем все знакомое Шерк раньше.

Увиденное открыло ей глаза, прочистило рассудок. Внешний мир действительно велик. Во многих основных чертах империя Летера, дитя Первой Империи, оказывалась в арьергарде. Ремесла, способы мышления… Поистине это было открытие, порождающее смирение.

Прощание с Железным Клином и его взводом стало далеко не таким эмоциональным и разрывающим сердца, чем можно было ожидать: честно говоря, ей становилось в их компании все неуютнее. Железный Клин не из тех, кто может долго выдерживать подчиненное положение. О, вероятно, с собратьями – Чтящими Багряной Гвардии или с легендарным вождем принцем Каззом он вел себя совершенно иначе. Но она не Чтящая и даже не солдат одной из их компаний. Дела шли хорошо, пока их цели совпадали; Шерк старалась избегать всяких расхождений, а значит, и конфликта.

Она доставила наемников на каменный пляж на востоке страны, называемой Джакуруку. Небо обрушивалось потоками дождя; высадка не прошла незамеченной – увы, когда она бросила последний взгляд на Клина и его солдат, они разворачивались, встречая дюжину спускавшихся с берега здоровяков в тяжелых доспехах и шлемах с опущенными забралами. Выглядели они жутковато; Шерк Элалле от всей души надеялась, что рыцари всего лишь запугивают пришельцев. Ливень вскоре скрыл подробности происходившего – команда налегла на весла, двигая шлюпку назад, к «Благодарности».

Скорген клялся, что расслышал здоровым ухом лязг мечей – слабый отзвук; сама Шерк ничего не услышала.

Все равно они поспешили уйти от тех берегов, как и подобает пиратам, подозревающим возможность организованного отпора; Шерк успокоила зудящую совесть, напомнив себе, что Клин говорил о Джакуруку с некоей фамильярностью – по крайней, мере небрежно произносил это название. Корлос выпучивал глаза, вознося молитвы десятку неизвестных ей божеств… Это казалось скорее мелодрамой. Дюжины рыцарей недостаточно, чтобы остановить Железного Клина и его Гвардию, ведь они были решительно настроены совершить то, что хотели совершить (кажется, на тот момент – пересечь Джакуруку от берега до берега, а потом найти другое проходящее судно).

Поистине мир велик.

Весла одновременно поднялись над водой и втянулись в борта; «Вечная Благодарность» встала бок о бок с эдурской развалиной. Шерк Элалле подошла к борту и осмотрела видимую часть сбитой из черного дерева палубы.

– Осадка низкая, – прошептал Скорген.

Ни одного тела среди беспорядка внизу. Но беспорядок полнейший. – Это не плановая эвакуация, – сказала Шерк. Полетели крючья, звякнув о борт ладьи; канаты натянулись. – Шестеро за нами, оружие наизготовку! – приказала она, извлекая из ножен рапиру, и шагнула на фальшборт.

Затем прыгнула на палубу, оказавшись в середине судна, в двух шагах от разбитой мачты.

Миг спустя за ней последовал Скорген, застонав и выругавшись – он приземлился на больную ногу.

– Это был налет, – сказал он, осматриваясь. Затем прохромал к фальшборту и вытащил из дерева расщепленную стрелу. Скривился, изучая ее: – Чертовски короткая и толстая – поглядите на острие, может пробить окованный бронзой щит! А оперение – из кожи, как плавник.

Тогда где тела? Нахмурившись, Шерк Элалле прошла к люку. Помедлила, поняла, что крышка сдвигается вбок, пинком ее открыла и пригнулась, вглядываясь в полутьму.

Блеск воды, плавающие вещи. – Скорген, тут есть добыча. Иди и достань вон те амфоры.

Второй помощник, Нытик, крикнул с борта ее корабля: – Капитан! Корпус погрузился в воду еще больше, пока мы рядом!

Она и сама расслышала доносящиеся из трюма глухие вздохи.

Скорген протянул здоровую руку, обхватив ушко одной из амфор. Зашипев от тяжести, вытянул сосуд наружу, опустил и прокатил к ногам капитана.

Амфора сама по себе была ценным образчиком иноземного мастерства. Сделана в форме перевернутого улья, кремовая глазурь по бокам, дно украшено черным геометрическим рисунком по ослепительно – белому фону. Однако интерес вызывали прежде всего рисунки на горлышке и боках сосуда. Внизу виднелся человек, прибитый к Х-образному кресту. Над его головой – круговорот ворон. Сотни птиц, каждая изображена очень тщательно – вороны, летящие от распятого – или к нему? – и кружащие по всей окружности горлышка. Они слетаются, чтобы попировать на теле несчастного? Или улетают, словно его последние думы?

Скорген вытащил нож, выковырял толстый слой воска. Вскоре он сумел ослабить пробку, вынул ее и отпрыгнул: из горла полилась густая кровь, запятнав палубу.

Она казалась свежей, но пахла жгучим и очень сладким ароматом цветов.

– Пыльца кагензы, – произнес Кабан. – Предохраняет кровь от сворачивания – Эдур используют ее, когда расписывают лесные храмы. Знаете, те, на деревьях. Кровь освящает. Разумеется, это не настоящие храмы: ни стен, ни крыши, просто роща…

– Не люблю болтливых помощников, – оборвала его Шерк и выпрямилась. – Собери всех. Одни эти амфоры сделают нас богатыми на месяц – два. – Он прошла к надстройке.

Пустой коридор, дверь в каюту выломана, висит на кожаной петле. Она заглянула в боковые каюты, обнаружив сложенные койки – но ни одного обитателя; закутки были тщательно обысканы.

В каюте капитана – тоже следы обыска и грабежа. На полу лежит труп Эдур – ноги и руки пришпилены к доскам, тело методически изрезано ножом. В каюте смердит мочой и калом; лицо убитого стало маской агонии, глаза выпучились, как будто он при смерти испытал момент откровения, распада веры.

Скорген встал позади; увидев тело, он тихо ругнулся. – Пытали, – сказал он. – Пытали капитана. Он из меруде, скорее всего старейшина. Спаси Странник, капитан, нам позор будет, если нас застукают на палубе. Скорее бы уж эта посудина затонула. Пытки. Я не…

– Все просто, – отозвалась она. – Им нужна была информация.

– О чем?

Шерк Элалле огляделась. – Они забрали журнал и карты. Это могли сделать пираты, если они чужаки в Летере; но зачем было пытать несчастного ублюдка? Они ведь уже ограбили корабль. Нет, кто бы они ни были, им нужны были сведения. Не такие, какие можно получить из карт. А добыча им ни к черту не нужна.

– Мерзкие уроды. Кто бы они ни были.

Шерк вспомнила об амфоре и ее мрачном содержимом. Отвернулась. – Может, у них были причины. Продырявь корпус, Скорген. Мы подождем рядом. Черное дерево тонет неохотно; может быть, придется поджечь.

– Погребальный костер привлечет всех, капитан.

– Я сознаю риск. Начинайте.

Вернувшись на палубу, Шерк Элалле взошла на нос и начала озирать горизонты. Кабан и команда начали разрушительную работу.

«Чужаки посреди нашего моря.

Они не друзья Тисте Эдур. И все же, думаю, лучше с ними не встречаться». Она повернулась лицом к средней палубе. – Скорген! Закончите – и скорее на весла. Назад к берегу.

Покрытый шрамами лоб наморщился. – В Летерас?

– Почему бы нет? Продадим кое-что, пополним команду.

Потрепанный жизнью мужчина улыбнулся.

«Назад в Летерас, да. И побыстрее».

Глава 4

 
На той несчастливой заре случился бунт, когда сквозь досаждавшие нам десять дней тяжелые туманы мы поглядели на восток и узрели восстающих над обложенным тучами горизонтом неисчислимых драконов. Они были невообразимо огромны, их головы заслоняли солнце, их сложенные крылья бросали на землю тень, способную поглотить всю Дрену. Это было слишком страшно даже для наиболее опытных солдат нашего отряда, ибо темные глаза драконов уставились на нас, и нездешние взоры высосали кровь из сердец, лишили мечи и копья железной основы.
Войти под сень их крыльев не решился бы и поборник Первой Империи. Мы не смогли противостоять такому вызову; хотя я возвысил голос, выражая ярость и недовольство, это сочли всего лишь бравадой, полагающейся любому начальнику экспедиции. И действительно, я не мог требовать от подчиненных смелости, мне самому недостающей. Бравада – вещь опасная: редко кому удается победить там, где шансов на победу не видно. Поэтому я не был особенно настойчив, и никто не осудил меня за это. Все были рады собраться, нагрузить мулов и повернуть на запад.
 

 
Четыре дня в Пустошах,
Фрюлис Адданикт
 

Изгнание убивало большинство ставших его жертвами, ибо мир за пределами жесток и купить жизнь возможно лишь за монету сотрудничества. Племена не знают более сурового наказания – будь то Овл’дан, Д’расильани или Керюн. Сама структура племени предполагает непримиримость, и выброшенный из него гибнет, оторванный от всего, что давало жизни смысл. Жертвы ломаются изнутри, забывают все умения, помогавшие им; они сохнут и умирают.

А летерийцы в своих громадных городах, среди суеты неисчислимых лиц, почти нечувствительны к изгнанию. Их больше волнует Задолженность. Да, тамошние люди не совсем равнодушны к понятию духовной кары – они живут семьями, это всеобщая характеристика рода людского – однако причиняемые отчуждением муки вполне для них переносимы. Другая деревня, другой город – можно начинать сначала борьбу за выживание… на самом деле новое начало дает новые права. Это путь к сложению с себя ответственности.

Красная Маска жил жизнью овлов, не меняющейся на протяжении поколений, и верил, что природа летерийцев – наиболее ненавистных ему врагов – осквернила и его дух. Изгнание оказалось не смертельным. Изгнание стало даром, ибо в нем он отыскал свободу. Такое же искушение завлекало многих молодых воинов в Летерийскую империю, где анонимность и создает трудности, и раскрепощает.

Вытесненный, он странствовал далеко, без мысли о возвращении. Он уже не таков, каким был раньше, не сын отца своего; но кем он стал – для него самого остается загадкой.

Небо над головой не пятнали тучи; весна выказывала всю силу своей жары. Прыг-скоки выбегали из одного куста, чтобы тут же скрыться в другом. Он скакал на летерийском коне к северо-востоку, взяв след стада. Это малое стадо, насколько он мог оценить; вдоль протоптанной тропы попадались родильные места (на старой крови кишели мухи). В таких местах самки родаров останавливаются, пока теленок не окрепнет. Клан при малом стаде тоже должен быть небольшим.

Стражи Красной Маски, К’чайн Че’малле, не показывались. Ничего необычного. У громадных рептилий ужасающий аппетит. В это время года дикие бхедрины, перезимовавшие в рощах, выходят на поиски коров. Быки размером более чем в двух летерийских волов гневливы и дерзки, они нападают на любого, кто подойдет слишком близко, кроме самок своей породы.

Сег’Черок, Охотник К’эл, с восторгом встречал такие атаки – Красная Маска видел его удовольствие, проявляемое в медленном извивании хвоста. Он вставал на пути бхедрина, высоко подняв лапы – лезвия. Как ни быстр бывает бык, К’чайн Че’малле быстрее. Каждый раз, забив зверя, Сег’Черок отдавал тело Ганф Мач и ждал, пока она покормится.

Красная Маска ехал весь день, не ускоряя коня, чтобы не утомить; когда солнце садилось за окоем, воспламеняя далекие грозовые тучи, он заметил вдали стоянку овлов, расположившуюся на похожем на бычье ярмо островке между старыми руслами двух высохших рек. Стада сгрудились по сторонам долины, между ними вспучились купола покрытых сшитыми шкурами вигвамов. Воздух потемнел от дыма походных костров.

Ни постов, ни разведки. Лагерь слишком большой для такого стада.

Красная Маска осадил коня на гребне долины. Он смотрел на племя внизу. Там и тут голоса выкрикивали ритуальную печаль. Несколько ребятишек бегало среди хижин.

Он неподвижно сидел в высоком летерийском седле. Наконец кто-то его заметил. Крики удивления, беготня среди наползших теней. Несколько воинов двинулось в его сторону. Стоянка за их спинами начала панически сворачиваться, полетели искры от затоптанных костров, захлопали кожаные стенки хижин.

Сторожевые и тягловые собаки спешили присоединиться к воинам.

Как он вскоре разобрал, все они были молодыми – едва год или два с ночи смерти. Ни одного ветерана. Где же старейшины? Где кудесники?

В пятнадцати шагах вниз по склону шестеро воинов начали совещаться, перешептываясь; один повернулся лицом в стоянке и пронзительно завопил. Вся деятельность замерла.

Воины смотрели на Красную Маску. Ни один не осмеливался подойти ближе.

Собаки меньше испугались появления одинокого всадника. Они зарычали, вздыбили шерсть, окружая его полукругом. Один из зверей уловил необычный запах и отпрянул, поджав хвост, издавая тонкий визг.

Наконец один из молодых воинов сделал шаг. – Ты не можешь быть им, – заявил он.

Красная Маска вздохнул. – Где ваш Вождь Войны?

Юноша глубоко вздохнул и выпрямил спину. – Я вождь клана. Месарч, сын Нейруда.

– Когда была твоя ночь смерти?

– Это старые пути, – презрительно оскалил зубы Месарч. – Мы отказались от этих глупостей.

Кто-то сказал из-за его спины: – Старые пути подвели нас! Мы их отбросили!

Месарч потребовал: – Сними маску! Она не для тебя. Ты решил обмануть нас. Ты едешь на летерийском коне. Ты один из шпионов фактора.

Красная Маска помедлил с ответом. Взгляд его переместился с вождя на его последователей, потом опять на стоянку внизу. Толпа собралась поблизости и выжидала. Он помолчал еще в течение двадцати ударов сердца и произнес: – Вы не выставили постов охраны. Войско Летера может перейти гребень и обрушиться на центр лагеря, а вы будете не готовы. Ваши женщины громко кричат от страха, а такой тихой ночью звук можно расслышать за лиги. Твои люди голодают, вождь, но разжигают слишком много костров – над вами скопится облако дыма, достаточно плотное, чтобы отразить идущий снизу свет. Вы забиваете новорожденных родаров и миридов вместо того, чтобы брать старых самцов и неплодных самок. У вас, очевидно, нет кудесников: если бы они жили среди вас, то закопали бы вас в землю, заставив пройти ночь смерти, чтобы вы могли явиться заново рожденными и – да будет так! – одаренными новой мудростью. Ибо старой вам явно не хватает…

Месарч промолчал. Он разглядывал оружие Маски. – Ты – это он, – шепнул наконец воин. – Ты вернулся в Овл’дан.

– Какое это племя?

– Красная Маска, – сказал, взмахнув руками, вождь, – это племя… твое…

Получив в ответ от всадника лишь молчание, Месарч продолжил: – Мы… мы все, что остались. Красная Маска, нет никаких кудесников. Как и ведьм. – Он махнул рукой в сторону сгрудившихся стад: – Те животные, что ты видишь, они последние. – Он замешкался, выпрямил спину. – Красная Маска, ты вернулся… в никуда. Ты молчишь, Великий Воитель; это означает, что ты понял истину. Ты опоздал.

Красная Маска встрепенулся, но рта не раскрыл. Медленно спешился. Псы все еще бродили вокруг робко поджав хвосты. Но тут они то ли уловили необычный запах, то ли услышали что-то за пределами света от костров – и рванулись вниз по склону, прячась на стоянке. Казалось, паника распространилась и на окружающих воинов, но никто не побежал, хотя лица исказились страхом и смущением.

Месарч облизнул губы. – Красная Маска, летерийцы уничтожают нас. Внешние лагеря были захвачены врасплох, вырезаны, стада угнаны. Племени Эндинар больше нет. Остатки Севонда и Нирифы стянулись к Гейнтоку. Лишь племя Гейнток осталось в силе, ибо они обитают далеко к востоку. Они трусы, они заключили договор с иноземцами…

– Иноземцами? – Глаза за щелями красной маски сузились. – Наемники…

Месарч кивнул: – Была великая битва, четыре смены назад, и иноземцы были уничтожены. – Он сделал охранительный жест. – Серое колдовство.

– Разве победоносные летерийцы не пошли на стоянки Гейнтока?

– О нет, Красная Маска, их оставалось слишком мало. Иноземцы дрались храбро.

– Месарч, я не понимаю. Разве племя Гейнток не билось рядом с наемниками?

Юноша сплюнул. -Вождь Войны вывел со стоянки пятнадцать тысяч воинов. Когда подошли летерийцы, он сбежал, и все воины за ним. Они бросили иноземцев, оставили на гибель!

– Наведи порядок в лагере, – сказал Красная Маска. Он указал на окружавших Месарча воинов. – Первая линия стражи на этом гребне, отсюда и на запад. Теперь я Вождь Войны племени Ренфайяр. Месарч, где скрывается Гейнток?

– Семь дней к востоку. Они удерживают последнее большое стадо Овл’дана.

– Месарч, ты бросишь вызов моей претензии на роль вождя?

Юноша качал головой. – Ты Красная Маска. Старейшины Ренфайяра, что были твоими врагами, давно мертвы. Их сыновья тоже.

– Сколько воинов остается в Ренфайяре?

Месарч наморщил лоб, потом взмахнул рукой: – Ты видел всех, Вождь Войны.

Ответом послужил кивок.

Красная Маска заметил одинокого тяглового пса, сидящего на границе стоянки. Казалось, он тоже следит за ним. Вождь поднял правую руку – здоровенный кобель пришел в движение, в один миг подскочил к нему и упал на живот, пристроившись у ног. Вождь наклонился и коснулся песьего носа. Такое прикосновение может стоить пальцев; но пес даже не пошевелился.

Месарч смотрел на них широко открытыми глазами. – Единственный уцелевший из лагеря разведчиков, – сказал он. – Нам он не позволяет подходить.

– Иноземцы, – спокойно спросил Красная Маска, – тоже имели боевых собак?

– Нет. Но они присягнули Волкам Войны. Действительно, Вождь Войны, эти подлые, злобные звери всюду следовали за ними – всегда на расстоянии, но в большом числе. Старейшины Гейнтока использовали магию и отогнали волков. – Месарч неуверенно добавил: – Красная Маска, вождь Гейнтока…

Улыбка не была заметна под маской. – Да. Первенец Капалаха, Хадральт.

– Откуда ты знаешь?

– Завтра, Месарч, мы погоним стадо на восток, к Гейнтоку. Я желаю узнать больше о невезучих иноземцах, что сражались ради нас. Они умерли во имя народа Овл’дана.

– Мы приползем к Гейнтоку на коленях, как сделали племена Севонд и Нирифа?

– Вы голодаете. Ваши стада очень ослаблены. Я веду шестерых юношей, никто из которых не прошел через ночь смерти. Не поскакать ли нам семерым на войну с Летером?

Было очевидно, что Месарч юн, но не глуп. – Ты бросишь вызов Хадральту? Красная Маска, мы, твои воины – мы все погибнем. Нас не хватит для битвы с сотнями, что пожелают бросить нам вызов; а когда мы умрем, тебе придется встречаться со всеми ними, а уже потом с самим Хадральтом.

– Вы не умрете, – отвечал Красная Маска. – И никто не бросит вам вызов.

– Тогда ты решил прорубиться через тысячи воинов к Хадральту?

– Зачем бы, Месарч? Мне нужны воины. Убивать их – явное излишество. Нет, – он помолчал, – я не лишен защитников, Месарч. Сомневаюсь, что хотя бы один воин Гейнтока рискнет вызвать их. Придется Хадральту встретиться со мной наедине, в круге. К тому же, – добавил он, – у нас нет времени на глупости.

– Военный Вождь, Гейнток придерживается старых путей. Нужны обряды… дни и дни, пока дойдет до круга вызова…