Текст книги "Буря Жнеца (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Карос Инвиктад хмыкнул: – Кажется вполне прямолинейным. Есть данные о рекорде разгадывания?

– Никаких. Похоже, вы станете первым игроком.

– Вот как. Забавно. Танал, трое заключенных умерли в камерах за ночь. У нас какая-то моровая зараза. Сожгите трупы на Гостеприимной Землице, что к западу от города. Дотла. Помещения промойте обеззараживающим раствором.

– Спешу исполнить, Блюститель.

***

«Руины простираются гораздо дальше, чем обычно полагают. Фактически большинство историков раннего периода колонии почти не обратили внимания на доклады Королевских Зодчих, особенно на доклад Кеден Кана, состоявшего на службе с основания до шестой декады. Во время составления планов будущего города было проведено весьма тщательное исследование. Три высокие джагские башни за старым дворцом по сути – лишь часть гораздо большего комплекса, и руины эти не совпадают с нашими знаниями о цивилизации Джагов. По этой причине можно с достаточной точностью полагать, что джагский комплекс на берегу реки Летер представляет собой постройку времен до рассеяния. То есть до того, как культура внезапно и насильственно распалась. Возможна и альтернативная интерпретация: три главные башни, четыре подземных склепа и то, что Кан называл Ровным Рвом, принадлежали одной, необычайно верной семье.

Как бы то ни было, я намерена указать вот на что: до джагского – или, более точно, джагутского – комплекса существовали иные руины. Разумеется, не следует упоминать о весьма заметной и до сих пор существующей структуре Азата – об этом речь пойдет в следующей лекции. Однако во всех районах, которые занимает Летерас наших дней, можно найти основания стен, площади и мостовые, каменные колодцы, дренажные канавы и даже некие формы кладбищ и могильников и – слушайте внимательно! – все это имеет черты стиля, не принадлежащего людям, равно как Джагутам или же Тартеналам.

Теперь – каковы же характеристики этого неведомого комплекса? Разумеется, прежде всего он был замкнут стенами, целиком покрыт крышами на многих уровнях – даже площади, аллеи и улицы. Если это крепость, то явно неприступная. Под искусно выложенными мостовыми был второй, даже еще лучше защищенный город – коридоры и тоннели, из которых он состоял, можно проследить по общему плану нашей канализации.

В общих словах, Летерас, колония Первой Империи, основан на руинах более раннего города, план которого не учитывает присутствия башен Джагутов и Азата, что заставляет думать, что он предшествовал обоим сооружениям.

Даже первый зодчий Кеден Кан не смог или не захотел предпринять попытку идентификации первостроителей. Не найдено почти никаких артефактов – ни посуды, ни скульптур, ни металлических деталей. Одна интересная подробность: кажется, на последней стадии обитаемости жители предпринимали яростные попытки перестроить город. Проведенный Каном анализ привел его к мысли о внезапной смене климата – следы свидетельствуют об отчаянных попытках обеспечить герметичность.

Вероятно, попытки эти не увенчались…»

Внутренний монолог внезапно прервался: она услышала шарканье, говорившее, что кто-то приближается. Поднять голову – целая мука; но Джанат Анар заставила себя сделать это – как раз к тому моменту, когда заскрипела дверь и хлынул свет лампы, тусклый, но все же ослепивший глаза.

Показался Танат Ятванар – «да и кто бы это мог быть, кроме него», подумала женщина. Он заговорил: – Надеюсь, ты еще не довела себя до безумия.

Она улыбнулась, разлепив потрескавшиеся, сухие губы, и хрипло прокаркала: – Лекции. Я прочитала полкурса. Ранняя история. Безумие? О да, без вопросов.

Она слышала, как он приближается. – Я не был слишком долго. Ты страдаешь. Я поступил безответственно.

– Безответственно сохранять мне жизнь, ничтожный ты уродец.

– Может, я заслужил такие слова. Давай, пей.

– А если откажусь?

– Тогда наступит неминуемая смерть. Ты проиграла, я победил. Ученая, ты уверена, что хочешь этого?

– Ты подталкиваешь к упрямому сопротивлению. Понятно. Садисту жертва нужна живой. Так долго, как может выдержать.

– Обезвоживание – самый неприятный способ смерти, Джанат Анар.

Он поднес ко рту колпачок с водой. Она выпила.

Не так быстро, – сказал Танат, отступая. – Ты повредишь себе. Видишь ли, мне такое видеть не впервой.

– Когда видишь, как личинки ползают в твоем дерьме… Ятванар, в следующий раз забери клятую свечку.

– Если я это сделаю, – отвечал он, – ты ослепнешь.

– А кому какая разница?

Он снова подошел и вылил в рот еще воды.

Затем обошел по кругу, омывая тело. Там, где по сухой коже стекала рвота, появились язвы; он заметил, что женщина поранила запястья, пытаясь вынуть руки из кандалов. – Ты выглядишь гораздо хуже, Джанат, – сказал он, втирая в раны мазь. – Ты не сможешь протащить кисти через…

– Паника не думает, что можно и что нельзя сделать. Танат Ятванар, однажды ты откроешь это для себя. Некогда, во втором столетии, жил жрец, создавший культ на основе утверждения, будто каждая жертва, пострадавшая от нас в жизни, ждет за гранью смерти. От самой мелкой раны до самой серьезной – каждая жертва следует за тобой в смерть… Ждет. Тебя.

Каждый живущий создает личную «экономику духа», накапливая долги или прибыли. Скажи, истопат, сколько долгов у тебя? Сколь велик дисбаланс между добрыми делами и бесконечными актами насилия?

– Нелепый и безумный культ, – буркнул он, отодвигаясь. – Неудивительно, что он провалился.

– В этой империи – да, совсем неудивительно. Жреца вывели на улицу и разорвали по суставам. Но говорят, что приверженцы остались среди покоренных народов – Тартеналов, нереков, фентов, жертв жестокости Летера. Недавно весь подобный люд пропал из города; перед этим появились слухи о возрождении культа.

Танал Ятванар ощерился: – Провалившийся всегда ищет подпорки и оправдания. Он делает слабость добродетелью. Карос Инвиктад описал это жалкое явление в одном из своих трактатов…

Смех Джанат перешел в хриплый кашель. Отдышавшись, она сплюнула, бросив: – Карос Инвиктад. Знаешь, почему он так презирает академиков? Он сам – неудавшийся академик. – Она оскалила покрытые пятнами зубы. – Называет это трактатами. Неужели? Храни Странник, как претенциозно. Карос Инвиктад не может сочинить одного аргумента, куда там до трактатов…

– Тут ты не права, женщина, – возразил Танал. – Он даже объясняет, почему не преуспевал, будучи юным студентом… о да, он не отрицает ваших оценок его ученой карьеры. Тогда им играли эмоции. Он был неспособен выработать прочную позицию и часто впадал в гнев – на свои ошибки и неудачи. Но годы спустя он понял, что все эмоции следует изгнать, лишь тогда внутреннее видение станет чистым.

– Ага, ему нужна была травма! Интересно, какая? Подозреваю, какое-то предательство. Женщина? Протеже? Покровитель? Какая разница… Карос Инвиктад стал для меня яснее. Ясно, почему он таков, каким стал. – Она снова засмеялась, уже не кашляя, и сказала: – Тонкая ирония. Карос Инвиктад, ставший жертвой.

– Не надо…

– Жертва, Ятванар! И такая роль ему не нравилась, о нет, совсем нет! Ему было больно. Мир сделал ему больно, и он возвращает должок. И еще не сравнял счет. Видишь ли, никогда не сравняет, потому что внутри он всё еще жертва, его всё еще секут. Как ты сам недавно сказал, жертва и подпорки, добродетель из слабости – одно питает другое. Бесконечно. Неудивительно, что он переполнен самодовольством, при всех сказках о бесстрастном интеллекте…

Он ударил ее, сильно. Голова откинулась набок, брызнули слюна и кровь.

Задыхаясь, чувствуя непонятное напряжение, Танал прошипел: – Наскакивай на меня, академик, если хочешь. Но не на Кароса Инвиктада. Он подлинная и последняя надежда империи. Один Карос Инвиктад поведет нас к славе, к новой эре, эре без Эдур, без полукровок, без всех этих падших народов. Нет, только летерийцы – империя, распространяемая огнем и мечом до самих пределов прародины, до Первой Империи. Он видел наше будущее! Нашу судьбу!

Она смотрела на него, едва видимая в тусклом свете. – Разумеется. Но сначала он должен убить каждого летерийца, достойного так зваться. Карос Инвиктад, Великий Ученый, и империя негодяев…

Он ударил ее снова, еще сильнее. Отпрянул, поднимая кулак – рука тряслась, содранная кожа саднила, между пальцами застрял осколок выбитого зуба.

Женщина потеряла сознание.

«Ну, сама напросилась. Не умеет останавливаться. Это значит, что она желала… в глубине души хотела, чтобы я бил ее. Я о таком слышал – Карос рассказывал – они все начинают любить это… им хочется внимания…

Значит, я должен пренебрегать ею. Хватит. Принести воды, вымыть, накормить.

Но бить буду еще».

Но она все же была в сознании и что-то мямлила. Он не смог разобрать. Подвинулся ближе.

– … на той стороне… я буду ждать тебя… на другой стороне…

В животе Танала Ятванара зашевелился слизняк. Но тут же сдох. Никакой бог не судит умирающих. Никто не отмеряет дисбаланс деяний – сами боги не совершенны – их деяния судят все, кому не лень. Кто же придумал загробную жизнь? Это естественное наказание? Смехотворно. В природе нет равновесия. К тому же природа существует в этом мире и только в нем одном – ее правила ничего не значат там, где кончается мост…

Танал Ятванар обнаружил себя в коридоре. Отвратительная баба и ее клетка остались далеко позади. Он не помнил, как уходил.

Карос повторял снова и снова: правосудие есть ложь. Его не существует в природе. «Слишком рьяные и слишком благочестивые люди видят воздаяние в природных катастрофах; каждый уверен, будто мир кончится, но пощадит именно его. Но мы же знаем, что мир наследуют настырные, а не правые».

«Если только», – услышал он голос Джанат, – «эти понятия не совпадают».

Он зарычал, побежав вверх по стертым ступеням. Она глубоко внизу. В цепях. Пленница одиночной камеры. Для нее нет спасения.

«Я оставил ее там, глубоко внизу. Далеко внизу. Она не убежит».

Но женский смех все звучал в уме.

Он уже не был уверен, что…

***

Два крыла Вечной Резиденции давно пустуют: длинные свободные коридоры, никогда не видевшие обитателей комнаты, склады, погреба, каморки слуг, кухни. Патрулирующие здание стражники дважды в день проходят с фонарями, оставляя за спинами непроглядную тьму. Необитаемые места все сильней отсыревают, пыль становится грязью, грязь гниет, распространяя кислую вонь, текущую между оштукатуренных стен и скапливающуюся на уровне пола.

Запустение и пренебрежение грозят вскоре свести на нет гениальные инновации «Конструкций Багга». Так погибает почти все, созданное в мире руками человека; Турадал Бризед, Странник, полагал себя единственным носителем этих горьких истин. Да, Старшие кое-где еще прозябают, но лишь он один еще сражается с атаками неизбежного разрушения. А ведь Страннику нельзя вмешиваться. Почти никогда.

Джагутам удалось понять природу тщеты, что вызывало в Страннике известную долю симпатии к этому крайне трагическому народу. Ему было интересно, где сейчас Готос. Если подумать, скорее всего мертв. Он написал предсмертную записку объемом во много томов – эту свою «Глупость» – и она, вероятно, чем-то заканчивается… хотя Страннику не удалось ни увидеть этого заключения, ни услышать о его существовании. Он вдруг заподозрил: в неоконченном завещании самоубийцы таится намек. Но если и так, смысл намека слишком неясен всем, кроме самого Джагута.

Он проследовал за Королем-Ведуном до мертвого Азата, оставаясь там достаточно долго, чтобы понять намерения Ханнана Мосага, и сейчас возвращался в Вечную Резиденцию, где мог спокойно прогуливаться по пустым коридорам. Он хотел обдумать, наряду с прочими сюжетами, возможность вступления в новую схватку. Еще одна битва против натиска разрушения.

Ему казалось, что откуда-то доносится смех Готоса. Несомненно, это лишь плод воображения, вечно желающего высмеять тщательно обдуманные поступки.

Странник заметил, что забрел в коридор, особенно щедро залитый липкой грязью, и остановился. – Что же, – тихо вздохнул бог, – чтобы завершить странствие, нужно сначала его начать. Лучше начать, пока воля остается собранной.

Следующий шаг привел его на поляну, густо поросшую зеленой травой; прекрасные цветы окружали основания чернокорых деревьев, со всех сторон обступивших прогалину. Клочок видимого над головой неба был окрашен киноварью, воздух казался сильно разреженным.

Сзади раздался голос: – Я не приветствую посторонних в этом месте.

Странник повернулся. Неторопливо наклонил голову к плечу. – Не так уж часто лицезрение женщины вселяет страх в мое сердце.

Женщина скривила губы: – Я так уродлива, Странник?

– Наоборот, Менандора. Скорее… необыкновенна.

– Ты вторгся в место моего убежища. – Она помедлила. – Ты очень удивлен, что такой, как я, нужно убежище?

– Не знаю, что и ответить.

– Ты осторожен, Странник.

– Полагаю, ты ищешь повод меня убить.

Она прошла мимо – длинный черный саронг взвился, показав обтрепанные края и разрезы прорех. – Клянусь Бездной, – пробормотала она, – я так предсказуема? Но разве ты можешь поверить, что мне нужен хоть какой-то повод для убийства?

– Итак, Менандора, твой сарказм пережил одиночество. Разве не меня постоянно обвиняли в… гм… произвольных действиях?

– О, я знала, что они не произвольны. Только внешне. Ты упиваешься трагическими неудачами; я начинаю гадать, чего ты хочешь от меня? Мы не особо подходим друг другу.

– Ты давно отсюда выходила? – спросил он.

– Почему бы мне рассказывать?

– Потому что я поделюсь сведениями, и они покажутся тебе… очень подходящими. Но я потребую взаимности.

– Если я откажу – значит, ты напрасно проделал опасный путь.

– Он станет опасным только если ты, Менандора, предпримешь нечто неподобающее.

– В точности.

Она не отводила от него взгляда суровых нечеловеческих глаз. Бог ждал.

– Небесные крепости.

– Ага. Ясно. Значит, началось?

– Нет, но уже скоро.

– Итак, ты не хочешь начинать дело без долгих приготовлений. Я и этому не удивлен. Кстати, на какой стороне ты предполагаешь оказаться?

– Что? На своей, разумеется.

– У тебя появятся противники.

Поднялась тонкая бровь.

Странник огляделся. – Приятное местечко. Что за садок?

– Ты не поверишь, даже если скажу.

– Ах, – кивнул он, – этот. Хорошо. Твои сестры составляют заговор.

– Не против меня, Странник.

– Не прямо. Или, скорее, не прямо сейчас. Но будь уверена, что отделение твоей головы от плеч остается для них насущной задачей.

– Так она освободилась?

– Это неминуемо.

– И ты ничего не сделаешь? А что остальные в том падшем городе?

– Остальные? Маэл… это Маэл. Кто еще таится в Летерасе, кроме твоих сестер?

– Сестры, – сказала она, оскалившись, отвернулась и пошла к опушке, где нагнулась, срывая цветок. Поднеся его к лицу и вдыхая аромат, Менандора снова обратилась к гостю.

Из оборванного стебля непрерывной струйкой текла кровь.

– Да, не напрасно говорят, что красота – лишь тончайшая пленка. – Женщина вдруг улыбнулась.– Нет, никто так не говорит. Я пошутила.

– Менандора, ты толкаешь меня на тревожные и отнимающие время поиски причин твоего веселья. Что заставило тебя наводить меня на этот след?

Она пожала плечами: – Хорошее наказание за незваный визит в мое убежище. Мы закончили?

– Твой цветок истекает кровью, – сказал он, отступая – и вновь оказался в пустом затопленном коридоре пятого крыла Вечной Резиденции.

«Остальные. Ах ты сучка».

***

Едва Странник исчез с поляны, Менандора отшвырнула увядший цветок. Из леса вышли двое, встав справа и слева от нее.

Менандора выгнулась и провела руками по пышным рыжим волосам.

Гости замерли.

Она так и знала. – Слышали? – спросила Менандора у обоих одновременно.

Оба промолчали. Менандора сменила вызывающую позу, скривив губы и взирая на тщедушного, окруженного тенями бога, что стоял слева. – Знаешь, эта трость нелепа и претенциозна.

– Мои претензии тебя не касаются, женщина. Кровь капает с цветка. Какого Худа… угм… – Бог, чаще всего называемый Темным Троном, слегка поклонился высокому, набросившему на голову капюшон пришельцу напротив. – Нижайшие извинения, Жнец.

Худ Повелитель Смерти склонил голову набок, словно удивляясь. – Твои?

– Извинения. Конечно, нет. Это была всего лишь привычная словесная форма. Было ли в ней содержание? Нет. Мы, трое падших созданий, встретились, переговорили, мало до чего договорились и заключили, что прежние наши мнения друг о дружке оказались слишком… великодушными. Тем не менее мы, кажется, пришли к соглашению по теме, которая так интересует тебя, о Худ. Не удивляюсь, что ты пришел в восторг…

Менандора прищурилась, отыскивая на лице Худа признаки восторга. Ничего не обнаружив, снова посмотрела на Темного Трона. – Знай, что я никогда не приму твоих притязаний.

– Я сокрушен. Итак, сестры охотятся за тобой. Что за ужасная семейка! Помощь требуется?

– И ты туда же? Видел, как я отшила Странника?

Темный Трон пожал плечами: – Старшие мыслят так медленно. Мое предложение необычайно щедро. Подумай хорошенько, от чего отказываешься.

– И что ты требуешь взамен?

– Использование врат.

– Каких?

Темный Трон хихикнул, но этот неуместный звук тут же угас. Уже серьезно он ответил: – В Старвальд Демелайн.

– И зачем?

– Ну, разумеется, при твоем присутствии.

– Ты тоже хочешь убрать с дороги моих сестер. Даже сильнее, чем я. Плохо сидится на троне, а?

– Временное совпадение желаний, Менандора. Спроси об этом Худа, особенно сейчас.

– Если я открою доступ в Старвальд Демелайн, ты используешь его не однажды.

– Не я.

– Ты клянешься?

– Почему бы нет?

– Глупо, – проскрежетал Худ.

– Ловлю на слове, Темный Трон, – сказала Менандора.

– И принимаешь мою помощь?

– Как и ты. Только в этом вопросе. Как ты сказал? «Совпадение желаний?»

– Ты права, – ответил Темный Трон. – Я отказываюсь от слова «помощь». Мы будем сотрудничать в рамках указанного совпадения; когда закончим с этой задачей, никаких обязательств не останется.

– Подходяще.

– Вы двое хуже адвокатов, – сказал, отворачиваясь, Худ. – Но вы не знаете, что я делаю с душами адвокатов. – Еще удар сердца – и Повелитель Смерти исчез.

Менандора нахмурилась. – Темный Трон, что такое адвокаты?

– Умельцы использовать закон к собственной выгоде. – Трость почему-то стучала громко, как по мостовой, когда бог направился к лесу. – В бытность императором я подумывал истребить их всех.

– И что помешало? – спросила она, когда бог начал превращаться в сумрачное пятно между деревьями.

Ответ пришел еле слышным: – Коронный Адвокат назвал это ужасной ошибкой.

Менандора снова осталась одна. Огляделась и хмыкнула: – Боги, как я ненавижу это место!

Еще миг – и она тоже исчезла.

***

Джаналь, бывшая Императрица Летера, мало чем напоминала человеческое существо. Ее тело, грубо использованное как проводник хаотической силы Увечного Бога, стало злокачественным кошмаром: погнутые кости, растянутые и вздутые мышцы… Изуродованная плоть обросла толстыми складками жира. Она не могла ходить, не могла даже поднять левую руку; магия сломала ее рассудок, в зловеще сверкающих глазах светилось безумие.

Низаль, подняв лампу, остановилась на пороге. Комната провоняла кислым потом, мочой и выделениями бесчисленных язв на коже Джанали; ощущался сладкий запашок порченой крови и другой запах, жгучий – он напомнил Наложнице Императора о гнилых зубах.

Джаналь подтащила себя вперед, шевеля асимметричными бедрами, изогнула правую руку. Движение сопровождалось хлюпающими звуками; Низаль увидела, что из некогда прекрасных, а ныне перекошенных губ вытекает струйка слюны. Пол оказался залитым слизью – это и был источник жгучей вони.

Сражаясь с тошнотой, Наложница сделала шаг. – Императрица.

– Хватит! – Хриплый и визгливый голос вырвался из деформированного горла, во все стороны полетели капли слюны. – Я Королева его Дома, его медоточивого Дома! О, мы счастливая семейка, о да… однажды, однажды ты увидишь, как воссевший на трон щенок придет сюда. Ко мне, своей Королеве. А ты, шлюха, ты никто – Дом не для тебя. Ты скрываешь от Рулада истину, но однажды взор прояснится… – голос превратился в шепот, уродина скорчилась, потянувшись к собеседнице, – и мы избавимся от тебя.

– Я пришла узнать, не нужно ли вам чего… – начала Низаль.

– Лжешь. Ты пришла искать союзников. Думаешь оторвать его. От меня. От нашего подлинного властелина. Ты не сумеешь! Где мой сын? Где же он?

Низаль покачала головой. – Не знаю. Не ведаю даже, жив ли он – многие при дворе говорят, что да, а другие утверждают, что он давно умер. Императрица, я пойду искать его. А потом вернусь. С правдой.

– Я тебе не верю. Ты никогда не была мне союзницей. Ты была шлюхой Эзгары, не моей.

– Турадал Бризед навещал вас, Императрица?

Казалось, она не желает отвечать. Затем последовало нечто вроде пожатия плеч: – Он не осмелится. Властелин смотрит моими глазами – скажи Руладу, и он поймет, что это значит. Моими глазами… подойди, взгляни, если желаешь познать бога. Единого Бога. Единственного, который отныне важен. Остальные слепы, так же слепы, как твой Рулад… но их ждет сюрприз, о да! Дом велик – он больше, чем ты можешь представить. Дом – это мы, и однажды, шлюха, истина будет провозглашена, и все услышат ее. Видишь меня? Я стою на коленях, и это не случайно. Каждый человек однажды встанет на колени, и тогда все поймут, что я их Королева. Что же до Короля-В-Цепях, – она заклокотала, давясь слизью и смехом, – короне все равно, на чей череп она насажена. Щенок не справляется, знаешь ли. Он вызвал… неудовольствие. Нужно бы убить тебя. Сейчас. Здесь. Подойди поближе, шлюха.

Однако Низаль сделала шаг назад, и еще – пока не оказалась в дверях. – Императрица, причиной… неудач Рулада стал Канцлер. Путь ваш бог узнает это, иначе он может ошибиться. Если хотите кого-то убить, это должен быть Трайбан Гнол. И, может быть, Карос Инвиктад – они сговорились свергнуть Эдур.

– Эдур? – Королева сплюнула. – Властелин с ними покончил. Почти.

– Я пришлю служанок. Чтобы почистить в комнате.

– Шпионок.

– Нет, они будут из вашего окружения.

– Переметнулись.

– Императрица, они позаботятся о вас, ибо в них осталась преданность короне.

– Но я не хочу их! – Джаналь скорчилась еще сильнее. – Я не хочу их… они увидят меня такой.

– Вам принесут кровать. С пологом. Вы сможете задергивать портьеру, когда они входят. Передавать грязные вещи из-за портьеры.

– Ты все это сделаешь? Я желаю тебя убить!

– Прошлое умерло, – сказала Низаль. – Для меня.

– Прочь! – захрипела Джаналь, оглядываясь. – Властелин недоволен тобой. Страдание – естественное наше состояние. Мы проповедуем его истину. Я сделаю это, заняв престол. Уходи, шлюха… или подойди поближе.

– Ожидайте служанок через один звон, – ответила Низаль, покидая мрачную комнату.

Едва угасло эхо шагов шлюхи, Джаналь, Королева Дома Цепей, свернулась клубком на грязном, склизком полу. В глазах мелькнуло безумие… пропало, и мелькнуло опять, и опять. Снова и снова. Она заговорила двумя голосами – один был низким, другой хриплым.

– Ранима.

– До последней войны. Следи за армией: она разворачивается в противоположном направлении. Все эти скучные игры… их время почти окончено. О, когда наконец закончится боль, ты узнаешь меня истинного. Милая Королева, некогда моя сила была нежней поцелуя. Была любовью, никому не способной навредить.

– Дай мне трон. Ты обещал.

– Оно того стоит?

– Я прошу…

– Они просят, а называют это молитвами. Что за горькое благословение смогу я извлечь из потока страха, злобы, наглой алчности? Ты никогда не поймешь? Никогда не узришь? Я должен отыскать сломанных, которым не нужна моя помощь, мое касание. Никто не понимает, насколько боги боятся свободы. Никто…

– Ты обманул меня.

– Ты сама себя обманула. Вы обманываете себя и называете это верой. Я ваш бог. Я таков, каким вы сделали меня. Вы недовольны моим равнодушием… уверяю, гораздо меньше вам понравится мое внимание. Нет, не делай громких заявлений. Я знаю, что вы хотите сотворить во имя мое. Я знаю ваш величайший страх: вы страшитесь, что однажды я призову вас. Вот какова настоящая игра, вот костяшки судьбы. Бдите, смертные, бдите – и я призову вас. Каждого. Всех.

– Мой бог безумен.

– Я таков, каким вы хотите видеть меня.

– Я желаю трона.

– Ты вечно желаешь.

– Почему ты не даешь его мне?

– Я отвечу как бог: если я дам то, чего вы желаете, вы умрете. Ха! Я знаю – вам наплевать! О люди – вы не так просты. Вы превращаете каждый мой вздох в муку. Вы превращаете мои содрогания в свой экстаз. Очень хорошо, о смертные. Я отвечу на ваши мольбы. Обещаю. И не говорите, что я не предупреждал. Никогда.

Джаналь засмеялась, брызгая слюной. – Мы оба безумны, – шепнула она. – О да, совсем спятили. И мы выкарабкиваемся на свет…

***

Несмотря на спешащих слуг и неподвижно замерших у разнообразных проходов стражей, Низаль находила населенные части Резиденции еще более угнетающими, нежели оставшиеся за спиной пустые покои. Подозрительность отравила воздух, страхи крались, словно тени вокруг пятен факельного света. Название дворца приобрело оттенок иронии. Вечная Резиденция напиталась паранойей, интригами и зарождающимися изменами, как будто род людской не способен ни на что иное и осужден вечно повторять горькие свои ошибки.

Ей было ясно, что мирное время не является благом: оно подарило им лишь свободу замышлять недоброе. Прошло треть звона, но она все еще дрожала, вспоминая визит к якобы безумной экс – императрице. Увечный Бог действительно смотрит из глаз Джанали – Низаль видела его, ощутила направленное на нее нечеловечески холодное внимание. Внимание расчетливое, измеряющее ее вероятную полезность. Ей не хотелось становиться частью игр бога, особенно этого бога. Что еще тревожнее – амбиции Джанали сохранились, усилились в предвкушении могущества, побеждающего жалкое, измученное тело. Бог жестоко использует ее.

По дворцу ветерками носились слухи о новой войне, об агрессивном сговоре пограничных королевств и восточных племен. Доклады канцлера Руладу исподволь подталкивали его поднять ставки. Формальное объявление войны, выход всей массы войск на границу. Превентивное завоевание. Ведь гораздо лучше пролить кровь на их территории, нежели на почве Летера. «Болкандийский союз желает войны? Он ее получит». При таких словах глазки канцлера чуть заметно поблескивали, придавая словам особую значительность.

Рулад ерзал на троне, выражая недовольство слишком частым использованием эдурских войск, слишком большой нагрузкой на К’риснан. Почему эти болкандийцы так его невзлюбили? Что в их списке претензий? Он не делал ничего, способного разжечь тлеющие искры.

Трайбан Гнол спокойно указывал, что буквально вчера поймано четверо агентов Болкандийского Сговора, проникших в Летерас. Они переоделись торговцами тюленьей костью. Карос Инвиктад уже переслал с курьером их признания. Император желает ознакомиться?

Рулад тряс головой и молчал. Исполненные муки глаза смотрели под ноги, на плиты пола.

Грозный Император кажется потерявшимся.

Она повернула в коридор, ведущий в личные покои, и увидела стоявшего вблизи высокого Эдур. Один из немногих, постоянно живущих во дворце. Она смутно припоминала, что воин считается «обеспечивающим безопасность».

Он слегка склонил голову, приветствуя женщину. – Первая Наложница Низаль.

– Вас послал Император? – спросила она, проходя мимо него и жестом призывая следовать в свои покои. Мало кто из мужчин мог испугать ее. Она слишком хорошо знала склад мужского ума. Ей бывало неуютнее в компании женщин и выхолощенных мужчин вроде Гнола.

– Увы, – ответил воин, – мне не позволяют разговаривать с Императором.

Она помедлила, оглянулась: – Вы в опале?

– Понятия не имею.

Низаль была заинтригована. Она поглядела на Эдур и сказала: – Не желаете вина?

– Благодарю, нет. Вы знаете, что Карос Инвиктад разослал приказ собрать доказательства, способные привести к вашему аресту по обвинению в измене?

Низаль замерла. По телу прошла волна жара, и тут же она задрожала; по лицу текли капельки пота. – Вы здесь, – шепнула она, – чтобы меня арестовать?

Брови взлетели: – Нет, ничего подобного. Совсем напротив.

– То есть вы желаете присоединиться к моей измене?

– Первая Наложница, я не верю в вашу причастность ко всяческим актам измены. А если вы и замышляете, то не против Императора Рулада.

Она нахмурилась: – Если не против Императора, то против кого? И если действие не направлено против Рулада, как можно называть его изменой? Думаете, я отрицаю гегемонию Тисте Эдур? Против кого же я замышляю измену?

– Если приказываете догадаться… канцлер Трайбан Гнол.

Она помолчала. – Чего вам нужно?

– Простите. Мое имя Брутен Трана. Я назначен надзирать за действиями Истых Патриотов… хотя, похоже, Император забыл эту мелкую подробность.

– Я не удивилась бы.

Эдур скривился. – Точно. Канцлер позаботился.

– Он требует, чтобы вы докладывали ему. Так? Я начинаю понимать, Брутен Трана.

– Предполагаю, что Трайбан Гнол лжет, говоря, будто мои доклады передаются Императору.

– Единственные доклады, которые получает Император – это рапорты Блюстителя, предварительно прочитанные Канцлером.

Он вздохнул: – Я так и подозревал. Первая Наложница, рассказывают, будто ваши отношения с Императором вышли за грани простой связи правителя и избранной шлюхи (простите за это слово). Рулада изолируют от родного племени. Он целыми днями получает прошения, но от летерийцев, тщательно отобранных Трайбаном Гнолом и его командой. Ситуация усугубилась с отправлением флотов, с которыми ушли Томад Сенгар и Уруфь и многие другие хироты, в том числе брат Рулада Бинадас. Со сцены удалены все, кто мог эффективно противостоять манипуляциям канцлера. Даже Ханради Халаг… – Его голос затих. Эдур поглядел на Низаль и пожал плечами: – Я должен поговорить с Императором. Лично.

– Я не смогу вам помочь, если окажусь под арестом.

– Лишь сам Рулад может его предотвратить, – заявил Брутен Трана. – А тем временем я окажу вам некоторую защиту.

Она склонила голову набок. – Как?

– Приставлю двоих телохранителей из Эдур.

– Так вы не вполне одиноки, Брутен.

– Здесь поистине одинок лишь один Эдур. Император. Может, и Ханнан Мосаг – хотя у него есть К’риснан. Но кто поручится, что бывший Король-Ведун верен Руладу?

Низаль безрадостно засмеялась. – Вот как обернулось. Ведь Тисте Эдур ничем не отличаются от летерийцев. Знаете ли, Рулад мог бы… изменить всё.

– Возможно, Первая Наложница, мы сможем работать вместе, чтобы прояснить его зрение.

– Вашим телохранителям лучше быть скрытными. Шпионы канцлера всюду следят за мной…

Эдур улыбнулся. – Низаль, мы дети Тени.

***

Однажды – очень давно – она странствовала по владениям Худа. На языке Элайнтов этот садок, ни новый, ни Старший, звался Фестел’рютан, Пласты Мертвых. Она получила доказательства верности такого названия, когда проходила извитым ущельем, грубые стены которого открывали взору бесчисленные слои, свидетельствующие о вымирании видов. Каждый существовавший вид оказывался пойманным в Фестел’рютане в виде осадков, но не таких, которые обнаруживаются в геологических породах любого мира. Нет, в Королевстве Худа искры душ сохраняются – и она стала свидетельницей их «жизни», забытой и спрессованной, недвижной. Сами камни там (язык смерти пестрит забавными оксюморонами) живые.