Текст книги "Буря Жнеца (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Сильхас Руин – мечи пели в руках его – подошел туда, где Удинаас душил труп. – Можешь остановиться, – сказал альбинос.

– Могу, – проскрипел Удинаас сквозь стиснутые зубы, – но не хочу. Этот выродок был самым худшим среди них. Худшим.

– Его душа уже утонула в тумане, – сказал Сильхас Руин, оборачиваясь: еще двое спутников появились из кустов, окаймлявших канаву с южной стороны от дороги.

– Души его, – сказала Чашка, прикованная к цепи в конце колонны. – Он сделал мне больно.

– Знаю, – проскрежетал Удинаас. – Знаю.

Сильхас Руин подошел к Чашке. – Больно. Как?

– Как обычно. Той штукой между ног.

– А остальные летерийцы?

Девочка покачал головой: – Они просто смотрели. И смеялись, все время смеялись.

Сильхас Руин поглядел на подошедшую Серен Педак.

Серен замерла на месте, встретив зловещий взгляд Тисте Анди. Руин сказал: – Я догоню тех, что убежали. Аквитор, встретимся в конце дня.

Они отвернулась – мельком заметив, как Фир Сенгар встал подле трупов меруде – и оглядела усыпанную камнями южную равнину. Потерявший часть черепа Тисте Эдур все еще бродил по ней. Это зрелище оказалось не менее отвратительным. – Как хочешь, – ответила она, глядя теперь на фургоны и впряженных лошадей. – Мы двинемся по дороге.

Удинаас наконец излил весь свой гнев на тело летерийца, встал и обратился к ней: – Серен Педак, как насчет других рабов? Мы должны освободить всех.

Она хмурилась. Утомление мешало думать. Месяцы и месяцы бегства, попыток скрыться от Эдур и летерийцев; путь на восток все время оказывался закрытым, они вынуждены были идти на север. В ней угнездился вечный страх, разум потерял былую остроту. Освободить их. Но тогда…

– Просто новые слухи, – добавил Удинаас, словно прочитав ее мысли, словно поняв их прежде нее самой. – Много слухов, смущающих ловцов. Пойми, Серен – они уже поняли, кто мы такие. А рабы – они сделают все, что смогут, чтобы избежать нового плена. Насчет них особо беспокоиться не нужно.

Серен подняла брови. – Удинаас, ты так заботлив по отношению к Должникам. А кто из них откажется купить свободу, выдав нас?

– Но единственная альтернатива – убить всех, – сказал он, глядя прямо ей в глаза.

Те, что слушали, те, что еще не были доведены побоями до состояния безумных автоматов, вдруг закричали, обещая и клянясь. Они тянули руки к Серен, звенели цепями. Другие смотрели молча, будто мириды, уловившие запах незримых волков. Безумцы стонали и сворачивались клубками на грязных дорожных камнях.

– Первый убитый Эдур нес ключи, – сказал Удинаас.

Сильхас Руин прошел по дороге. Там, где его было едва видно, Тисте Анди перетек в кого-то громадного и крылатого, взлетел в воздух. Серен глянула на рабью колонну, с радостью заметив, что никто не заметил превращения. – Хорошо, – ответила она Удинаасу и пошла туда, где Фир все стоял, застыв над трупами павших Эдур.

– Я должна забрать ключи, – сказала она, склонившись над телом.

– Не трогай его.

Она поглядела на Фира: – Ключи… цепи…

– Я сам найду.

Серен кивнула и отошла. Фир неслышно пробормотал молитву и опустился перед телом на колени. Ключ обнаружился в кожаном кошеле на поясе воина; там также имелась пригоршня полированных камешков. Фир взял ключи в левую руку, а камешки зажал в правой. – Они с берега Меруде, – сказал он. – Похоже, он собрал их еще ребенком.

– Дети вырастают. Даже на прямых деревьях бывают кривые ветки.

– И что же кривого было в этом воине? – сверкнул глазами Фир. – Он шел за моим братом, но так делали все воины всех племен.

– Некоторые уходили от него. Как ты.

– Если я отвернулся от лжи и укрылся в тенях… если сейчас у меня новая цель… Аквитор, это лишило меня преданности Тисте Эдур? Моему роду? Нет. Ты постоянно забываешь, тебе так удобнее. Пойми же, аквитор. Я буду прятаться, если нужно – но я не буду убивать родной народ. У нас есть деньги, мы можем купить свободу…

– Но не Удинаас.

Он открыл рот, но промолчал.

«Да, Удинаас. Тот, кого ты мечтаешь убить. Если бы не Сильхас Руин…» – Фир Сенгар, ты решил странствовать с нами, а среди нашей жалкой компании никто не подвергает сомнению главенство Сильхаса Руина. Отвергай его методы, если угодно – но он видит тебя насквозь. Ты сам знаешь.

Хирот отвернул лицо, глядя на дорогу, моргая, чтобы избавиться от воды. – И с каждым шагом цена моего присутствия все растет, аквитор. Ты должна хорошо понимать, что означает такая задолженность. Летерийский образ жизни, груз, от которого вам не избавиться. Не выкупить свободный выход.

Она потянулась за ключами. Фир отдал их, не поднимая глаз.

«Мы ничем не лучше этих рабов». Она взвесила в руке звенящую железом связку. «Скованы одной цепью. Но… кто держит в руке средство избавления?»

– Куда он ушел? – спросил Фир.

– Ловить летерийцев. Советую не упрекать его.

– Не буду. А надо бы.

«Подозреваю, и мне надо бы». Она пошла к ожидающим рабам.

Пленник, что шел рядом с Удинаасом, подобрался ближе к нему. Серен расслышала шепот: – Высокий убийца – это Белый Ворон? Это же он, так? Я слышал…

– Ты ничего не слышал, – отрезал Удинаас, протягивая руку к подошедшей Серен. – Трехгранный, – сказал он – Да, вот этот. Возьми нас Странник! Ты теряешь время.

Серен возилась с кандалами. Наконец кольцо открылось. – Вроде бы вы должны были обокрасть ферму, а не попасться работорговцам.

– Работорговцы ночевали на ферме. Двойное невезение. Но никто той ночью не смеялся.

Серен открыла второе кольцо кандалов. Удинаас отошел от колонны, потирая красные ссадины на запястьях.

– Фир желает отговорить Сильхаса, – сказала Серен. – Знаешь, если они типичные представители своих рас – неудивительно, что Эдур и Анди провели десять тысяч войн.

Удинаас что-то буркнул. Они направились к Чашке. – Фир сожалеет, что потерял власть, – отозвался он. – Еще хуже ему оттого, что приходится подчиняться Анди. Он все еще не убежден, что та измена, столетия и столетия назад, совершена другим, что Скабандари первым вытащил нож.

Серен Педак молчала. Она подошла к Чашке и вгляделась в покрытое грязью лицо девочки. Древние глаза медленно открылись, встречая ее взор.

Чашка улыбнулась: – Я скучала без тебя.

– Сильно ли тебе повредили? – спросила Серен, отмыкая тяжелые кольца кандалов.

– Ходить могу. И кровь уже не течет. Это ведь хорошие признаки?

– Наверное. – Разговор о насилии был крайне неприятен – Серен постоянно мучилась собственными воспоминаниями. – Останутся рубцы, Чашка.

– Живой быть плохо. Я всегда голодная, ноги болят.

«Ненавижу детей, имеющих тайны – а особенно детей, которые даже не знают, что у них есть тайны. Выбирай правильные вопросы. Как тут иначе поступить?» – Что еще тебя беспокоит после оживления? «А главное… как? Почему?»

– Чувствую себя маленькой.

Правую руку Серен схватил раб, старик, с надеждой в глазах потянувшийся за ключами. Она отдала связку: – Освободи остальных. – Он яростно кивнул, хватаясь за «браслеты» кандалов. – А тебе, – обратилась Серен к Чашке, – скажу, что такие чувства приходится терпеть всем живущим. Мир отвергает наши поползновения окружать себя приятными вещами. Жить – значит познать недовольство и разочарование.

– Я все еще хочу рвать им глотки. Серен, это плохо?

При этих словах старик отпрянул и удвоил неловкие усилия по освобождению. Какая-то рабыня застонала от нетерпения.

– Нужно выйти из тумана, – шепнула Серен. – Я промокла насквозь. – Она пошла к фургону. – Вы двое, поспешите. Если на нас натолкнется новый отряд, нам придется туго.

«Особенно теперь, когда Сильхас Руин ушел». Единственной причиной, по которой они прожили так долго, был Тисте Анди. Белый Ворон, чьи мечи, входя в плоть и покидая ее, пели зловещую песнь уничтожения.

Прошла уже неделя с тех пор, когда они в последний раз видели Эдур и летерийцев, охотившихся именно за ними. Искавших предателя Фира Сенгара и предателя Удинааса. Серен Педак недоумевала: за ними следовало посылать целые армии. Да, их преследовали постоянно, но скорее с упрямством, нежели с ожесточением. Сильхас упомянул мельком, что к’риснаны Императора производили колдовские ритуалы, способные завлечь беглецов в ловушку. Ловушки ждали на востоке, а также вокруг Летераса. Насчет востока она могла понять – эти дикие земли за пределами империи были их естественной целью, вдобавок Фир, по причинам, которые он не желал объяснять, верил, что именно там он отыщет желаемое. Сильхас не возражал против его убеждения. Но окружение ловушками столицы Серен не могла понять. Или Рулад боится брата?

Удинаас спрыгнул с первого фургона и направился ко второму. – Я нашел деньги, – сказал он. – Много. Возьмем и лошадей – перевалив горы, сможем их продать.

– В проходе стоит форт. Он может оказаться пустым, но отсутствие гарнизона не гарантировано. Удинаас, если мы приедем на лошадях, а они узнают их…

– Мы обойдем форт стороной, – отозвался он. – Ночью. Незаметно.

Серен нахмурилась, вытирая влагу со лба. – Лучше бы без лошадей. К тому же это старые клячи, больные… много за них не получить, особенно в Синей Розе. А когда вернется вайвел, они могут помереть от ужаса…

– Вайвел не вернется. – Удинаас отвернулся, голос его стал скрежещущим. – Вайвел пропал, вот и всё.

Она понимала, что сомневаться в его словах глупо. Ведь именно в нем жил дух драконова отродья. Но объяснения внезапному уходу крылатой твари не было. Или Удинаас не хотел этого объяснять. Вайвела не было уже месяц.

Влезший внутрь фургона Удинаас выругался: – Тут одно оружие.

– Оружие?

– Мечи, щиты, кирасы.

– Летерийские?

– Да. Неважного качества.

– Какое отношение могут иметь рабы к фургонам, полным оружия?

Удинаас пожал плечами и слез с повозки. Торопливо начал выпрягать лошадей. – В пути наверх клячам придется трудно.

– Сильхас Руин возвращается, – сказала Чашка, указав пальцем на дорогу.

– Быстро он.

Удинаас мрачно хохотнул. – Дурачью надо было разбежаться, заставляя его выслеживать одного за другим. А они сгрудились. Привычка тупой солдатни.

Фир крикнул от первого фургона: – Настроение неважное, да, Удинаас?

– Подвижнее воды, – сказал беглый невольник.

«Ради Странника, Фир! Он не хотел бросать твоего брата. Ты знаешь. И не ему отвечать за безумие Рулада. Ненависть к Удинаасу ты черпаешь из собственной вины! Но кого же упрекнуть за появление Рулада, Императора Тысячи Смертей?»

Белокожий Тисте Анди призраком вышел из тумана. Черный плащ блестел, словно кожа змеи; мечи спрятались в ножнах, что заглушало звон – голоса стали не желали умолкать. Теперь мечи будут стонать несколько дней. Как она ненавидит этот звук!

***

Танал Ятванар стоял и оглядывал лежащую на койке нагую женщину. Допросчики жестоко обошлись с ней, получая нужные ответы. Следы долгих побоев: синяки и ожоги на коже, суставы раздулись, повсюду ссадины. Когда он ночью попользовался ей, она едва пришла в сознание. С такими легче, чем со шлюхами, к тому же бесплатно. Он не особенно любит бить женщин – только смотреть, как их бьют. Ясно, что это желания извращенные… но организация Истых Патриотов стала уютной гаванью для людей его типа. Сила и неуязвимость для закона. Самая убойная комбинация. Он подозревает, что Карос Инвиктад отлично осведомлен о ночных приключениях подручного, но придерживает знание, словно скрытый ножнами кинжал.

«Я же не убиваю ее. Она даже не вспомнит. В любом случае она пойдет на Топляки – почему бы прежде не получить удовольствие? Солдаты тоже так делают».

Некогда, годы назад, он сам мечтал стать солдатом: юность одарена нелепыми, романтическими идеями о героизме и неограниченной свободе. Как будто первое обеспечивает второе. В истории Летера много славных убийц. Герун Эберикт – такой человек. Он умертвил тысячи – воров, бандитов, растратчиков, бродяг и безнадзорных. Он очищал улицы Летераса, и кто же оказался внакладе? Меньше карманников, меньше попрошаек, бездомных и прочей отчаявшейся накипи века сего. Танал восхищался Эбериктом. Великий человек! Был. Убит каким-то негодяем, череп размозжен в кашу. Трагическая потеря, бессмысленная и жестокая.

«Однажды мы найдем этого убийцу».

Он отвернулся от бесчувственного тела, оправил легкий плащ, чтобы швы ровно и красиво лежали на плечах, застегнул оружейный пояс. Одно из требований Блюстителя ко всем офицерам – Патриотам: носить пояс, кинжал и короткий меч. Таналу нравился вес, нравился авторитет привилегии – ведь оружие могут носить лишь солдаты, прочим подданным Императора оно запрещено эдиктом.

«Как будто мы можем взбунтоваться. Проклятый идиот думает, он выиграл войну. Они все так думают. Слабоумные варвары».

Танал Ятванар вышел в дверь, миновал коридор, ведущий к конторе Блюстителя. Постучал в двери за миг до того, как раздался второй полуденный звон. Ворчливое приглашение – и он внутри.

Мастер Совета Вольности Раутос Хиванар уже был тут, восседал напротив Кароса Инвиктада. Казалось, толстяк занял полкомнаты; Танал отметил, что Блюститель отодвинул кресло насколько возможно дальше от бюро, оказавшись под самым подоконником. Однако Карос ухитрился принять позу полного дружеского доверия собеседнику.

– Танал, наш гость очень настойчив, обосновывая свои подозрения. Этого достаточно, чтобы убедить меня. Мы должны приложить все силы, чтобы выявить источник угрозы.

– Блюститель, это намеренное вредительство, измена – или мы имеем дело с обычным вором?

– Я склонен полагать, это вор, – отвечал Карос, метнув взгляд на Хиванара.

Тот надул щеки и громко выдохнул воздух: – Я не так уверен. На поверхности мы вроде бы видим назойливую личность, поглощенную алчностью и стяжающую богатства. Но только наличными. Вот почему нам так трудно отыскать следы. Ни собственности, ни бумаг, никаких явных демаршей. Как следствие этих действий, начинает ощущаться нехватка наличной монеты – пока что едва заметная, никакого серьезного ущерба имперской экономике… Однако если вывод средств продолжится, – он покачал головой, – мы почувствуем неудобства.

Танал откашлялся. – Мастер, вы послали на расследование своих агентов?

Раутос нахмурил лоб: – Совет Вольности процветает, ибо члены его поддерживают образ сильнейших игроков непотопляемой системы. Доверие – самая хрупкая вещь, Танал Ятванар. К счастью, те, кто напрямую занимается финансами, сообщили мне о своих подозрениях. Драз Зенникт, Барракта Ильк, к примеру. Но формальных решений пока не принято – мало кто подозревает, что дело нечисто. А из тех, кто подозревает, никто не является дураком. – Он бросил взгляд на сидящего под окном Кароса Инвиктада. – Расследование должно быть проведено Патриотами в строжайшей секретности. – Слегка опустились тяжелые веки, но взгляд оставался острым. – Как я понимаю, в последнее время вы нацелились на ученых и школяров.

Карос едва заметно пошевелил плечами, вздернул брови: – У измены много путей.

– Некоторые – члены известных, уважаемых в Летерасе фамилий.

– О нет, Раутос. Не те, кого мы арестовали.

– Да. Но несчастные жертвы имели друзей. Блюститель, они обращаются ко мне.

– Ну, дражайший друг, это воистину сложно. Вы ступили на тонкий слой почвы, под которым лишь грязь. – Он пододвинул кресло к бюро, положил руки на столешницу. – Но тем не менее я разберусь. Возможно, недавнее изобилие арестов погасило недовольство среди ученых людей… или хотя бы удалило самых отъявленных негодяев.

– Благодарю, Блюститель… А кто проведет расследование?

– Ну как же, я лично прослежу за всем.

– Венит Сафад, мой помощник – он ожидает во дворе – может стать связным между вашей организацией и мной. На следующей неделе я пришлю кого-то еще.

– Отлично. Еженедельного отчета будет достаточно. По крайней мере пока.

– Согласен.

Раутос Хиванар встал; миг спустя Карос Инвиктад последовал его примеру.

Контора внезапно показалась тесной, Танал сделал шаг назад, рассердившись на непроизвольно родившуюся в нем робость. «Мне ли бояться Раутоса Хиванара. Или Кароса. Я доверенное лицо для обоих. Они мне верят».

Карос Инвиктад оказался на шаг сзади Раутоса. Когда Мастер открыл двери, рука Блюстителя легла ему на плечо. Он улыбнулся, произнес несколько прощальных слов; Вышедший в коридор Раутос что-то буркнул в ответ. Блюститель закрыл двери и обернулся в Таналу.

– Одна из этих «уважаемых ученых», Ятванар, пачкает сейчас твои простыни.

Танал заморгал. – Господин, она осуждена на Топляки…

– Отзови приговор. Почисти ее.

– Господин, вполне возможно, что она вспомнит…

– От тебя, Танал Ятванар, – произнес Карос холодным тоном, – требуется некая доля сдержанности. Арестуй несколько дочерей тех, кто уже в кандалах, и позабавься с ними. Понятно?

– Д…да, господин. Если она вспомнит…

– Тогда придется возместить ущерб, не так ли? Надеюсь, твои финансы в порядке, Ятванар. А теперь – прочь с глаз моих.

Танал закрыл за собой двери и судорожно вздохнул. «Ублюдок. Никто насчет неё не предупредил! Чья это вина? Ну, ты решил, что я заплачу. За всё. Поруби тебя Секира с Лезвием! Инвиктад, я один ко дну не пойду…

Точно не пойду».

***

– Порок зачастую способен зачаровывать, не так ли?

– Нет.

– В конце концов, чем мерзостнее душа, тем слаще воздаяние.

– Если поверить, что таковое возможно.

– Я уверен, что есть центральная точка. Согласно вычислениям, она должна быть равновесной. Может быть, плечи рычага неправильные?

– И каким вычислениям?

– Ну, разумеется, тем, которые я просил тебя выполнить. Где они?

– В списке.

– И как ты вычислил место, которое они должны занять в списке?

– О таком вычислении вы не просили.

– И то верно. Однако если он сможет не шевелить ножками, мы проверим мою гипотезу.

– Он не хочет не шевелиться, и я вижу почему. Вы пытаетесь сбалансировать его в середине тела, а он создан, чтобы поднимать переднюю часть вверх. Этими самыми ножками.

– Это результаты экспериментов? Если так, запиши их.

– На чем? Восковую табличку мы съели на обед.

– Неудивительно, что я готов сожрать быка в два глотка. Смотри! ха! Он нашел ее! Совершенство!

Мужчины склонились над Эзгарой, насекомым с двумя головами – спереди и сзади (такие твари не уникальны, их полно вокруг в эти дни; они заполнили загадочную нишу в многослойных нелепостях природы, нишу, пустовавшую уже тысячи лет). Похожие на сломанные прутики ножки насекомого беспорядочно били по воздуху.

– Вы мучаете его, Теол, – сказал Багг. – С явно порочной зачарованностью.

– Так только кажется.

– Нет, так и есть.

– Да ладно тебе. – Теол протянул руку, поднимая несчастное насекомое за точку равновесия. Обе головы мотались. – К тому же, – продолжил он, поднося существо к самому носу, – я не о пороке толковал. Кстати, как дела в строительстве?

– Всё быстро проседает.

– Ох. Это технический термин или образ деловых неудач?

– У нас мало клиентов. Не хватает наличности, а с кредитами я завязал. Особенно когда понял, что застройщикам не удается продавать здания. Придется уволить всех, включая себя.

– И когда это стрясется?

– Завтра.

– Типично. Я всегда узнаю последним. Как думаешь, Эзгара голоден?

– Он ест больше воска, чем вы. Как вы думаете, куда деваются фекалии?

– Его или мои?

– Хозяин, я знаю, куда деваются ваши. Но если узнает Бири…

– Ни слова больше, Багг. А вот я скажу: по моим наблюдениям, а также в соответствии с вычислениями, которые ты так и не сделал, Эзгара съел пищи столько же, сколько весит утопшая кошка. Однако остается маленьким, ловким, проворным. И благодарит нас за обеды. Теперь его головы не пищат, когда дергаются, что я склонен считать хорошим знаком. Не придется просыпаться сто раз за ночь.

– Хозяин?

– Да?

– Откуда вы знаете, сколько весит утопшая кошка?

– От Селаш, разумеется.

– Не понял.

– А должен бы помнить. Три года назад. Дикая кошка, пробравшаяся в имение Риннезиктов и задравшая декоративную бескрылую утку. Ее приговорили к Топлякам.

– Ужасная кошачья судьба. Да, вспомнил. Вой разносился по всему городу…

– Точно. Некий анонимный благодетель сжалился над жалким трупом и заплатил Селаш солиднейшую сумму за достойное бальзамирование.

– Вы с ума не сошли случайно? Кто сделал такое и почему?

– Ясно, что у него были неясные мотивы. Разумеется, я пожелал узнать, сколько весит утопленная кошка. Иначе как определить, должный ли был груз? Соответственно, узнал и хранил знание годами.

– Три года.

– Нет, много больше. Отсюда мое любопытство. Случай пришелся кстати. Еще до мокрого конца кошки я хотел громко назвать нужный груз, но побоялся – без доказательств он оказался бы смехотворно малым.

– Какой вы деликатный человек.

– Никому не говори.

– Хозяин… насчет погребов…

– И что насчет них?

– Думаю, пора делать новые.

Теол кончиком пальца провел насекомому по спинке. Но сам не понял, в нужном ли направлении гладит. – Уже? Сколько от ширины реки ты прошел?

– Больше половины.

– И сколько там?

– Погребов? Шестнадцать. Каждый три на два человеческих роста.

– Заполнены?

– Все.

– Ого. Итак, скоро вред будет заметен.

– «Конструкции Багга» станут первым из разорившихся крупных предприятий.

– И сколько ты потащишь за собой?

– Трудно сказать. Три, может, и четыре.

– Мне показалось, что сказать трудно.

– Так и не говорите никому.

– Отличная идея. Багг, я хочу, чтобы ты сделал коробку в соответствии с размерами, которые сообщу позже.

– Коробку, хозяин? Бук сойдет?

– Что бы это должно значить: «с рук сойдет?»

– Я сказал, бук. Такое дерево. Хорошо горит…

– Да, думаю, дерево сойдет.

– Размеры?

– Точно. Но без крышки.

– Вы скажете наконец точные…

– Я сказал, что скажу.

– Хозяин, а для чего коробка?

– Увы, не могу сказать. Никаких подробностей. Но нужна она будет скоро.

– Насчет погребов…

– Багг, сделай еще десять. Удвой размеры. А «Конструкции» пока подержи на плаву, накопи долгов, избегай кредиторов, продолжай закупать стройматериалы, храни их там, где аренда складов выше всего. Вообще набедокурь как сможешь.

– Потеряю голову.

– Не тревожься: у Эзгары есть запасная.

– За это спасибо.

– Она даже не пискнет.

– Какое облегчение. Что вы делаете, хозяин?

– А на что это похоже?

– Идете в постель.

– А ты должен сделать коробку. Очень хитрую коробку. Помни: никакой крышки.

– Могу наконец спросить, для чего она?

Теол уселся на кровать и вгляделся в синее небо. Улыбнулся лакею, который по совместительству был Старшим Богом. – Для воздаяния, Багг. Зачем же еще?