Текст книги "Буря Жнеца (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

– Боюсь, мы не готовы…

– Не готовы. Но и они не готовы. Захват Низали, ее убийство – всё это говорит мне, что они доведены до паники. Нужно понять, что их пугает. Что-то произошло или происходит сейчас, и оно подтолкнуло события. Ханнан Мосаг должен взять след… о нет, я не пытаюсь приказывать ему…

– Понимаю, Брутен Трана. Вы говорите как Тисте Эдур. Я поддержу ваши советы Королю-Ведуну со всем старанием…

– Спасибо.

– Этой ночью, командир, – сказал Пенет, – я следил за вами и ощущал… гордость. Как вы и сказали, мы… просыпаемся. Их цивилизация – яд. Гниль на наших душах. Гниль нужно вырезать.

«Да, сейчас я слышу Ханнана Мосага, через тебя говорящего. Ответ на другие мои… подозрения. Ну что же…

Низаль, Первая Наложница – прости. Но знай, что я отомщу за тебя по-настоящему. Как и за моего воина – возьмите меня Сестры, он был неосторожен…»

– Канцлер донесет Императору…

– Если он глуп, – отозвался Трана, – или склонен к панике. Но он не таков. Нет, его нужно подтолкнуть, вывести из равновесия. Мы посеем панику, и рано или поздно он сделает как ты сказал. Расскажет Руладу. Вот тогда он наш. Как и Инвиктад. Две гадюки в одной корзине, а корзина полита маслом. Сам Трайбан Гнол и чиркнет кресалом…

– Как?

– Увидишь.

***

Объятый неудержимым ужасом Теол пялился в люк. – Это была ошибкой, – буркнул он.

Склонившийся рядом Багг кивнул: – Это было актом милосердия, хозяин. Двенадцать куриц в мешке, давящих друг дружку, толкающихся в зловонной темноте. Им грозило удушение.

– Точно! Мирное отхождение. Незаметное, быстрое. Нет нужды сворачивать шеи. А теперь погляди! Они оккупировали комнату! Мой дом. Мое жилище, родной очаг…

– Кстати об очаге. Кажется, одна загорелась.

– Дымится, но слишком безмозглая, чтобы встревожиться. Подождем – будет жареная курочка на завтрак. А которая отложила яйцо?

– Гмм. Воистину величайшая тайна.

– Сейчас ты, похоже, находишь все это забавным, Багг… но именно тебе предстоит спать внизу. Знаешь ли, они тебе глаза выклюют. Зло проникало в них поколение за поколением, пока крошечные черные горошины мозгов не стали сосредоточием злодейства…

– Вы показываете необычайную глубину познаний в курах, хозяин.

– У меня была наставница – курица в человеческом обличье.

Багг разогнул спину, бросил взгляд на спящую в постели Теола женщину.

– Не она. Джанат умеренно злобна, как и подобает всем учителям, ибо они вечно осаждены бормочущими, похотливыми, прыщавыми учениками.

– О, хозяин! Сочувствую.

– Тихо. Мы не о ней говорим. Багг, мой дом наполнился бешеными курицами, потому что ты любишь подбирать сирот и тому подобных.

– Сирот? Мы их съесть собираемся.

– Не удивляюсь, что в последнее время сироты тебя избегают. Послушай их! Как спать, если они продолжат квохтать?

– Хозяин, подозреваю, что они счастливы. К тому же они весьма быстро решат проблему с тараканами.

Их внимание привлек треск кровати.

Ученая села и смущенно разглядывала мужчин.

Теол торопливо толкнул Багга поближе к ней.

Женщина нахмурилась на старика. – Где я? Кто вы? Мы что, на крыше?

– Что вы вспоминаете? – спросил Багг.

– Одиночество. Во тьме. Он перенес меня… в другое место.

– Вас освободили.

Джанат осматривала свое бесформенное, грубое одеяние. – Свобода, – хрипло сказала она.

– Всё, что мы смогли достать за такое короткое время, – извинился Багг. – Разумеется, мы постараемся… гмм… улучшить фасон, как только сможем.

– Меня исцелили.

– Телесные раны – да.

Она поморщилась, кивнула: – Раны другого рода менее доступны.

– Но вы выглядите необычайно… здоровой, Джанат.

Она бросила на старика взгляд: – Вы меня знаете.

– Мой хозяин был некогда вашим учеником. – Она пыталась заглянуть ему за спину, качаясь то вправо, то влево. Озадаченный Багг повернулся: Теол перемещался то туда, то сюда в попытке спрятаться от сидевшей в постели женщины за спиной слуги. – Теол? Что вы делаете?

– Теол? Теол Беддикт?

Багг снова повернулся к Джанат. Та натягивала рубаху, стараясь прикрыть как можно большую площадь тела.

– Этот жалкий развратный червяк? Это ты, Теол? Спрятался за спиной у старца? Да, ты явно не изменился! Покажись! Стань в середине комнаты!

Теол показался ей. Но тут же подпрыгнул на месте: – Погодите. Я больше вам не ученик, Джанат! К тому же я давно о вас забыл. Вы мне не снитесь уже… э… годы! Месяцы!

Ее брови взлетели. – Недели?

Теол вытянулся в струнку. – Всем хорошо известно, что юношеские заблуждения часто проявляют себя в сонном состоянии зрелого мужчины. Попросту говоря, во снах. Точнее, кошмарах…

– Сомневаюсь, что фигурирую в твоих кошмарах, Теол. А вот ты в моих… да.

– Да что вы. Я был не более жалок, нежели любой жалкий влюбленный ученик. Не так ли?

Она промолчала.

Багг произнес: – Вы действительно на крыше.

– Курятника?

– Ну, похоже что так. Вы голодны?

– Тонкий аромат жарящегося цыпленка наполнил мой рот слюной. О, пожалуйста, неужели тут нет другой одежды? Нет ни малейших сомнений, что именно творится сейчас в мерзких маленьких мозгах бывшего моего студента.

– Утром, – отозвался Багг, – я навещу Селаш. Ее гардероб обширен, хотя ужасен в смысле вкуса.

– Не хотите одеяло? – предложил Теол.

– Клянусь богами, хозяин! Вы почти осклабились.

– Не будь придурком, Багг. Я просто хочу пролить свет. Мы, ха-ха, очень стеснены в средствах. Ха-ха. Ну и что, что это детская рубашка?

Джанат невозмутимо сказала: – Ну и ничего.

– Благослови Странник, – громко вздохнул Теол. – Летние ночи такие жаркие, а?

– Знаю одну курицу, что готова согласиться с вами, – сказал Багг. Он уже был около люка, из коего поднимался столб дыма.

– Теол Беддикт, – сказала Джанат. – Я рада, что ты здесь.

– Вы рады? – спросили Багг и Теол одновременно.

Она кивнула, отводя глаза. – Я сходила с ума. Думаю, уже успела сойти. Ятванар… он бил меня, насиловал… и все это время твердил о неумирающей любви. Ты, Теол, его полная противоположность. Ты безвредный повеса. Напоминание о лучших днях. – Она надолго замолчала. – О лучших днях.

Багг и Теол обменялись взглядами. Слуга спустился по лестнице. Теол сверху сказал: – Джанат, ты не впечатлена тем, как я распорядился дорогостоящим образованием?

– Отличная крыша, Теол Беддикт.

Кивнув самому себе, Багг начал поиски жареной курицы, чему не очень способствовали клубы едкого дыма. Со всех сторон бессмысленное квохтанье. «Возьми меня Бездна! Почти как в храме…»

***

Утреннее солнце пробилось сквозь планки ставень, протянув полосы света по занимавшему всю комнату длинному тяжелому столу. Утерев руки платком, Раутос Хиванар вошел, остановившись у своего кресла в конце стола. Положил тряпицу, оглядел ряды повернутых к нему лиц. На каждом одно и то же выражение: затаенный страх, беспокойство.

– Друзья мои, приветствую. На повестке дня два вопроса. Вначале обратимся к тому, который, как я подозреваю, занимает все ваши мысли. Мы достигли критического состояния. Нехватка наличности – золота и серебра, ограненных камней и даже медных слитков – стала весьма острой. Некто активно подрывает имперскую экономику…

– Мы знали, что так будет, – прервал его Устер Тарен. – Но какие же меры приняты Советом? Я так понимаю, никакие. Раутос Хиванар, почти все присутствующие готовы оспорить ваше положение как Мастера Совета.

– Понимаю. Ну что же, предоставьте список ваших тревог.

Изрытое лицо Устера покраснело: – Список? Тревог? Возьми нас Странник! Раутос, почему вы не пустили истопатов по следу безумной твари? Или тварей? Неужели это не может быть влиянием извне – из какого-то пограничного королевства? Попыткой ослабить нас перед вторжением? Новости о так называемом Болкандийском Сговоре нужно…

– Момент. Обсуждаем одну тему, Устер. Истые Патриоты действительно провели расследование, но безрезультатно. Оповещение о происходящих событиях могло бы облегчить ваши тревоги, но, по моему мнению, еще легче могло вызвать панику. Соответственно, я решил держать дело в тайне. А мои собственные расследования, в свою очередь, позволяют исключить внешний фактор финансовых воздействий. Источник, друзья мои, в Летерасе…

– Тогда почему не поймать ублюдка? – вопросил Драз Зенникт. Голова его, казалось, сейчас соскочит с длинной, тощей шеи.

– Следы весьма тщательно скрыты, дорогой Драз, – ответил Раутос. – Проще говоря, мы ведем войну с гением.

На другом конце стола Хорал Риннесикт фыркнул и произнес: – Почему бы просто не начеканить новой монеты, ослабляя давление?

– Можно, но это будет непросто. Имперские Шахты добывают определенное количество металлов и, к сожалению, довольно небольшое. Резко увеличить добычу, практически говоря, невозможно. Но даже не учитывая это… спросите себя: что бы вы сделали на месте вредителя? Внезапный приток новой монеты. Если нужно создать экономический хаос, что требуется совершить?

– Открыть тайники, – прорычал Барракта Ильк, – запустив бесконтрольную инфляцию. Мы потонем в бесполезных деньгах.

Раутос Хиванар кивнул: – Я думаю, что наш вредитель не сможет больше таиться. Ему – или ей – придется начать открытые действия. Ключ в том, какое предприятие пойдет ко дну первым. Именно так его – или ее – следы станут заметными.

– И в этот миг, – добавил Барракта, – вмешаются истопаты.

– Ах, это ведет нас ко второму вопросу. Пришли новости из Дрены. Нет, я еще не узнал, в чем они состоят – но среди истопатов поднялась настоящая паника. Прошлой ночью в Летерасе произошло небывалое чисто арестов…

Устер захохотал: – Что может быть «небывалого» в истопатах, хватающих людей?

– Ну, в самом начале схвачена Первая Наложница.

За столом воцарилась тишина.

Раутос Хиванар откашлялся, постарался убрать следы гнева из голоса. – Кажется, Карос Инвиктад действовал в спешке, что – как известно вам всем – ему несвойственно. Как результат, дела обернулись худо. Произошли стычки между истопатами и Тисте Эдур, как вне Вечной Резиденции, так и внутри нее.

– Проклятый идиот! – гаркнул Барракта, шлепнув кулаком по столу.

– Насколько я понимаю, Первая Наложница мертва. Как и некоторое число стражников из штаба истопатов, а также двое телохранителей Канцлера.

– Неужели чертов змей склонен к самоубийству?!

– Выглядит именно так, Барракта, – согласился Раутос. – Сплошные осложнения, особенно с Каросом, не желающим предвидеть, что именно произойдет. Единственный намек, который я добыл о необычайных событиях ночи – то, что Карос избит до полусмерти. Не могу подтвердить слухи, ибо он ни с кем не встречается. Разумеется, его мог уже посетить целитель.

– Раутос, – пробурчал Драз, – нам нужно отдалиться от истопатов?

– Следует подумать. Вы могли бы приказать готовить мероприятия на сей случай. Но пока истопаты нам нужны, хотя должен сознаться: боюсь, в день наивысшей нужды они могут нас подвести.

– Наймем собственных, – бросил Барракта.

– Я уже сделал это.

В ответ на спокойное заявление члены Совета оживленно закивали.

Устер Тарен прочистил горло. – Мои извинения, Раутос. Вы ведете дела с обычной аккуратностью. Сожалею, что усомнился в вас.

– Как и всегда, – ответил Раутос, снова схватив платок и вытерев ладони, – я приветствую споры. Даже вызовы. Иначе я стану беззаботным. Сейчас всем нам надо проверить целостность своих достояний, чтобы иметь полное представление о финансовой устойчивости…

В ходе собрания Раутос то и дело вытирал руки. Утром к причальному шесту напротив усадьбы прибило труп – вздувшийся, гнилой, кишащий раками и угрями.

Случайность… но каждое совпадение ударяло по нервам с великой силой, особенно в последние годы. Сегодняшнее утро хуже любого прошлого… хотя он не спускался к телу, смотрел с верхнего уровня сада, но как будто остался некий осадок, сделавший ладони странно скользкими, осадок, который не удалить, как бы усердно он не тер…

Глава 10

 
Один Бог выходит – марионетка с оборванными нитями – из столкновения. Еще один город разрушен, еще один народ стал десятками тысяч изрубленных трупов. Кто среди нас, узревших произошедшее, способен придти к иному выводу, нежели о полном его безумии? При всех созидательных силах, коими наделен, он приносит лишь смерть и уничтожение. Хищник Жизней, Губитель и Жнец – бушевавшее всего миг назад пламя нерассуждающей ярости сменилось покоем в его очах. Он ничего не знает. Он не может понять, откуда кровь на руках. Он молит нас об ответах, но что мы могли бы сказать?
Мы могли бы плакать. Могли бы смеяться.
Мы выбрали смех.
 

 
Символ веры Насмешников с Кабаля
 

– Давай поиграем, – прошептал ветер. И засмеялся тихим шипением пыли и песка. Еж сел, начал прислушиваться. Хрупкий каменный блок под ним истерся, приняв форму седла – если хорошенько подумать, весьма удобную. Он может быть алтарем, Худ знает когда провалившимся сквозь дыру в небе. Уже немало странных предметов падало из тяжелых, непроницаемых облаков за время его долгого, извилистого пути по неуютному миру. Большинство совсем не выглядели удобными.

Да, вероятно, алтарь. Выбоина, в которой он сидит, кажется слишком правильной, слишком симметричной для природного образования. Но беспокоиться о благочестии поздно. В конце концов, именно сюда приходят все мертвые. Все погибшие – включая, в никоторых случаях, и богов.

Об этом рассказал ветер. Они были спутниками уже давно – Еж привык к легко достающимся откровениям, нежным поглаживаниям и невозмутимо скрипящему голосу. Когда он наткнулся на скопление великанских костей явно нелюдского происхождения – остатки какого-то древнего монструозного бога – ветер, скользивший между костями и торчащими ребрами, пролетавший сквозь орбиты в пустую полость черепа, прошептал его некогда святое имя. Имена. Их оказалось много; ветер сделал все своим достоянием. Они звучали в пыльных вихрях, став всего лишь эхом.

– Давай поиграем.

Врат нет. О, я хорошо вижу, что ты тоже понял.

Но это ложь. То, что громоздит твой разум, камень за камнем.

Ибо ваш род обожает границы. Пороги, разделения, размежевания. Чтобы войти в место, в которое вы поверили, вам нужно покинуть другое место. Но оглянись – и увидишь. Врат нет, друг мой.

Я показываю тебе это снова и снова. В день, когда ты осознаешь это, на тебя снизойдет мудрость… и ты присоединишься ко мне. Облекающая тебя плоть – последнее заблуждение. Покинь ее, любимый. Однажды ты распылил себя; пора свершить это снова. Когда снизойдет мудрость. Она еще не снизошла?

Попытки ветра соблазнить его на какой-то вид добровольного саморастворения начинали досаждать. Он зарычал и вскочил на ноги.

На склоне слева, шагах в ста или более того, лежит скелет дракона. Что-то разбило его кости, от ударов вдавившиеся внутрь – это и привело к смерти, ясно даже на расстоянии. Кости выглядят странно – они будто заключены в гладкое дымчато-черное стекло. Стекло запятнало и землю, замерзшими потеками спускаясь по бороздам склона. Чудище как будто начало таять, но почему-то остекленело.

То же самое он произошло с телами двух других замеченных им драконов.

Он постоял, наслаждаясь самообманами: тупой болью в пояснице, шумом назойливого ветра в ушах, сухостью в горле, заставлявшей его то и дело откашливаться. Он снова проделал это и сказал: – Чудеса и неудобства тела. Вот о чем ты давно позабыл, дух. Хочешь, чтобы я был с тобой? Ха, давай наоборот.

– Любимый, тебе никогда не выиграть в подобной игре…

– Тогда зачем начинать?

Он свернул, пойдя вверх по склону. На вершине холма – снова развалины, камни храма, провалившегося под землю, пропавшего с глаз смертных в туче пыли и под громоподобный треск. Так мог бы упасть, споткнувшись, бог. Дыра в земле – затем куски храма летели в Бездну сквозь эфирные слои разных миров, пока не прошли все Королевства, оказавшись здесь.

Тут – тук. Прямо о голову Худа.

– Любимый, твое непослушание грозит серьезнейшими огорчениями.

– Мое серьезнейшее огорчение, дух, в том, что здесь нет дождя. Нет шумных потоков воды, смывающих всякое твое слово.

– Сегодня ты в дурном настроении. Как нетипично для тебя. Мы с тобой провели уже много всяческих игр.

– Твое дыхание стало холоднее.

– Потому что мы идем не туда.

– А. Спасибо, дух.

Ветер внезапно стал резким, ударив его и тем выказав неудовольствие. В глаза словно насыпало песка. Еж захохотал: – Наконец тайна Худа вышла наружу. Спеши к нему, дух, ибо ты проиграл.

– Глупец. Обдумай вот что: среди павших, среди мертвых – не найдешь ли ты больше солдат, нежели мирных людей? Больше мужчин, нежели женщин? Больше дураков, нежели мудрецов? Разве для павших, друг мой, грохот марширующих армий не заглушает все иные звуки? Или они слышат вопли умирающих, крики голодающих?

– Я надеюсь, – не сразу отозвался солдат, – что в конце наступает тишина.

– Ошибаешься. Придется ответить, пусть это и разобьет твое сердце. Придется.

– Не нужно. Я уже знаю.

– Действительно? – прошелестел ветер.

– Ты желаешь, чтобы я споткнулся. Впал в отчаяние. Знаю твои трюки, ветер. Знаю также, что ты такое. Скорее всего ты – остаток какого-то древнего, всеми забытого бога. Видит Худ, ты можешь быть всеми падшими богами сразу – голоса сплелись в нестройный хор, но им едва удается пошевелить песок и прах. Хочешь, чтобы я пал на колени, вознес неискренние хвалы. Надеешься, что из этого получится сила. Достаточная, чтобы ты сбежал. – Он грубо хохотнул. – Это тебе нужно подумать, ветер. Почему среди всех падших именно ты досаждаешь мне?

– Почему бы нет? Ты нагло присвоил себе плоть и кости. Ты хотел бы плюнуть в лицо Худу – ты и в меня бы плюнул, если бы придумал, как увернуться от немедленно возвращенной слюны.

– Да, может, все так. Я же говорю: ты не того выбрал, ветер. Потому что я солдат.

– Поиграем.

– Не поиграем.

– Разве для павших…

– Детское бормотание, ветер. Да, скорее детское, чем любое другое…

– Тогда где твое отчаяние?

– Ты ничего не понимаешь. – Еж встал и сплюнул. – Чтобы мужчина или женщина достигли взрослого возраста, им нужно убить в себе ребенка.

– Солдат, ты на редкость злобен.

– Совсем ничего не понимаешь. Я всего лишь выразил словами мое отчаяние. Ветер, ты выиграл эту игру. Всегда выигрываешь. Но я буду идти вперед, навстречу твоему ледяному дыханию, потому что так поступают солдаты.

– Странно. Мне не кажется, что я выигрываю.

На широкой полосе холодной, но еще не замерзшей грязи он обнаружил следы. Широкие, длинные костистые ступни. Кто-то шел в том же направлении. Кто-то… искавший, может быть, того же, что ищет он.

Во вмятинах скопилась вода, недвижная, отражающая небесную муть. Он склонился, изучая глубокие следы. – Стань полезным, ветер. Скажи, кто прошел передо мной.

– Молчаливый. Тот, что не играет.

– И это все, на что ты способен?

– Неупокоенный.

Он прищурился над следами, отметив неровную походку, отпечатки полосок меха или слезшей кожи. – Т’лан Имасс?

– Сломанный.

– Две, три лиги от меня.

– Больше. Вода здесь течет медленнее.

– Я чую снег и лед.

Мое дыхание выдает, чем я питался. Обернись, любимый – я одарю тебя сладким поцелуем.

– То есть вонью кишащего комарами болота, которой я одарен уже два месяца? – Он выпрямился и поправил тяжелый тюк.

– Ты жесток. Тот, что впереди, хотя бы не говорит. Не думает. Не чувствует.

– Точно Т’лан Имасс.

– Сломанный.

– Да, я понял с первого раза.

– И что будешь делать?

– Если понадобится, сделаю тебе подарок.

– Подарок? Ох, что за подарок?

– Новая игра. Нужно будет догадаться.

– Я буду думать и думать и…

– Дыханье Худа! Ох, ох! Забудь что я сказал!

– …думать и думать и…

***

Сначала они два дня скакали на запад вдоль великой реки, затем повернули на проселок к северу, доехав до городка Эльмас, известного лишь гарнизоном и конюшней. Там Атрипреда Яни Товис, Варат Таун и сопровождающая рота солдат смогут отдохнуть, сменить лошадей и пополнить припасы.

Варат Таун знал, как выглядит бегство; сейчас он участвовал именно в бегстве. Прочь из Летераса, в котором за день до их ухода дворец и казармы объял нарастающий шторм – напряжение, запах крови в воздухе, тысячи разнонаправленных слухов, ни один из которых не кажется достойным доверия. Вот разве что слухи об изгнании вдов и детей двоих охранников Канцлера (которых самих, вполне очевидно, уже нет в живых) вполне достоверны.

Неужели кто-то пытался убить Трайбана Гнола? В начале путешествия он громко поинтересовался этим; но командир только хмыкнула, как будто подчиненного слова ее не удивили и не встревожили. Ясно, она знает больше, чем показывает – но Полутьма никогда не была словоохотлива.

«Как и я, вот что интересно. Ужасы, пережитые в пещере… нет, никакие слова не смогут передать… простую жестокость истины. Пусть остаются несказанными. Тот, кто станет свидетелем, не протянет столь долго, чтобы успеть передать рассказ. Что же останется от империи?

Не поэтому ли мы бежим?»

С ними едет иноземец. Насмешник, сказала Товис. Что это значит? Какой-то монах. С лицом ряженого. Что у него за безумная религия? Варат Таун не мог припомнить, чтобы хрупкий человечек сказал хоть что-нибудь. Может, немой, может, язык вырван. Сектанты делают сами с собой ужасные вещи. Странствия по морям и океанам явили им калейдоскоп непонятных обычаев, странных культур. Варата уже не удивит возможность самокалечения во имя ложно понятого служения какому-то богу. Насмешник входит в чисто бросающих Вызов, но нелепость этого очевидна – он устал уже после дня скачки, он сползает с седла. Он, по всей видимости, целитель.

«Исцеливший меня. Выведший из ужаса и смущения. Я высказал благодарность, а он просто кивнул. Он разделил мои видения? Он онемел, он сам на краю безумия?» В любом случае Императору он не соперник – вот почему скачет рядом с Товис. Однако ценность Насмешника не была понятна лейтенанту.

«Может быть, так же она смотрит на меня. Я оказался в роте из милости. Вскоре меня отошлют в родной город. Воссоединиться с женой и детишками. Полутьма мыслит не как Атрипреда – даже долг солдата не заставил ее доложить старшим о случившемся.

Но ведь не в первый раз. Почему я удивляюсь? Она же сдала Эдур Фент-на-Косе? Без боя, просто открыла ворота.

Ясно, она так любит Эдур, что уживается с ними, принимает командование над летерийцами флота».

Он с трудом вымучил из себя этот довод, сухой и смешной. Правда в том, что Полутьма струсила.

Варату Тауну не нравилась такая мысль, хотя она привязалась словно привидение. Он напоминал себе о битвах, засадах на море и суше – ни одного мига невозможно припомнить, в который он получил бы основания усомниться в ее храбрости.

Но здесь, сейчас… она покинула Летерас, увела элитную роту.

«Потому что я подтвердил заявления гралийца. Да разве я готов добровольно встать рядом с Икарием? Не на его стороне, не в том же городе. Желательно оказаться на другом континенте. Проклятье! Это и меня делает трусом?»

В той пещере показалось дитя, странное существо… скорее чертенок, чем человек. Оно смогло сделать то, на что оказались неспособны все остальные. Повергло Икария, украло его силу и гнев. Варат Таун не думал, что оно вмешается снова. У защитников Первого Трона были союзники. Император в золоте отказывается от помощи. Никто не остановит Икария. Никто, кроме самого Рулада. Конечно, это возможно.

«Неверие в Императора послало нас в путь.

Но что, если ни один из них не победит? Икарий обнаружит, что убивает Рулада снова и снова? В десятый раз, пятидесятый, сотый… десятитысячный? Бесконечная череда битв, уничтожающая все вокруг. Не увидим ли мы конец мира?

Икарий не пожелает сдаться. И Рулад тоже. Они разделяют непреклонность. В конце концов они разделят и безумие.

Синяя Роза недостаточно далека. А что далеко?»

Он оставил там человека, лучше всех остальных понимающего, что случится. «Варвар. Он носит тяжелый капюшон, чтобы скрыть от толпы черты лица. Он плюет в ладони и мажет слюной волосы. Он приветствует каждый день литанией проклятий всем, кто обидел его. Но сейчас я гляжу на него словно на брата.

Он и я выжили. Вместе с ним мы вытащили Икария».

Мысли привели его к откровению, и сердце оледенело в груди. Варат Таун пришпорил коня, догнал начальницу. – Атрипреда.

Она посмотрела на него.

– Я должен вернуться.

– Предупредить?

– Нет, госпожа.

– А твоя семья, Варат Таун?

Он отвел глаза. – Я кое-что сообразил. Нет достаточного далека.

– Понимаю. И ты не желаешь быть рядом с ней, когда…

– Зная, что не смогу спасти?… – Варат качал головой. – Гралиец и я… вместе… не знаю – может, мы сумеем что-то сделать… если будем там.

– Могу я отговорить тебя?

Он покачал головой.

– Хорошо. Благослови тебя Странник, Варат Таун.

– Он прав, – сказал сзади Насмешник. – Я тоже должен вернуться.

Яни Товис испустила тяжкий вздох: – Да будет так. Не нужно было заблуждаться – мне не спасти никого, кроме себя самой. Нет, слишком грустно звучит. Извините. Мое благословение вам обоим. Не забудьте, что иногда нужно спешиваться и вести коней в поводу.

– Да, госпожа. Атрипреда… спасибо вам.

– Какую весточку послать жене?

– Ни слова. Прошу.

Яни Товис кивнула.

Варат Таун развернул коня, натянул поводья. Монах последовал за ним – разумеется, более неловко. Лейтенант поглядел на него озадаченно. – В вашей земле нет лошадей?

– Мало. Кабаль – по большей части острова. Владения на материке – бесплодные утесы, полоса горных гряд. Наши лошади – только для работы и на мясо.

Варат Таун не нашелся, что ответить.

Они подождали на обочине, следя, как колонна проходит мимо.

«Возьми меня Странник! Что я наделал?»

***

Озеро простиралось дальше, чем видели глаза. Трое гребли день и ночь (насколько можно определить время в Королевстве Теней), прежде чем снабженная всем необходимым лодка уткнулась в отмель. Не сумев найти обходную протоку, они взвалили поклажу на плечи и спрыгнули в илистую воду, оказавшись в ней по колено. К полудню они едва передвигали онемевшие ноги, бредя по спокойному озеру уже по пояс в воде. Внезапно дно начало опускаться.

Тралл Сенгар был впереди, используя свое копье как слегу; сейчас он сделал несколько шагов в сторону, осторожно пробуя древком мутный, густой ил, отыскивая край провала. Вскоре он поднял глаза на товарищей. – Выглядит неестественным, – наконец сказал он, двигаясь назад. – Края провала ровные, гладкие. – Он прошел мимо Быстрого Бена и Онрека, тыкая копьем в поисках другого края. – Тут ничего.

Колдун изрыгнул длинный ряд забористых малазанских ругательств, затем произнес: – Я могу подняться в воздух, призвав Серк – хотя надолго ли меня хватит, сказать трудно. – Он поглядел на Онрека. – А ты, клятый Т’лан Имасс, можешь просто стать илом.

– Остаюсь один я, – пожал плечами Тралл. – Что ж, поплыву, в надежде, что дальше снова появится отмель. Знаете, мы давно идем по неестественно ровному дну. Вообразите на миг, что под нами затопленная площадь гигантских размеров – этот провал может быть просто каналом. В таком случае я скоро отыщу другую его сторону.

– Площадь? – Быстрый Бен поморщился. – Тралл, если это площадь, то она размером с город-государство.

Онрек заявил: – Колдун, такие сооружения ты можешь найти на юго-востоке полуострова Стратем. К’чайн Че’малле. Место проведения ритуальных войн – случавшихся до поры, когда все ритуалы были отброшены.

– То есть когда взбунтовались Короткохвостые.

Тралл тихо выругался. – Ненавижу, когда все знают больше меня. – Затем он фыркнул: – Учитывая, что моя компания – маг и неупокоенный, трудно обижаться, выглядя в сравнении бестолковым.

– Бестолковым? – Шея Онрека резко скрипнула, когда воин повернул голову к Эдур. – Тралл Сенгар, ты Рыцарь Теней.

Быстрый Бен, казалось, подавился.

Тралл воскликнул, чтобы Онрек расслышал сквозь приступ кашля Бена: – Я кто? Это идея Котиллиона? Проклятая вылазка…

– Друг, Котиллион тебя не выбирал. Я не знаю, кто сделал тебя тем, кто ты есть. Может быть, Эрес’ал, хотя я не понимаю сути ее претензий к Королевству Теней. Ясно лишь одно: ты интересуешь ее, Тралл Сенгар. Но все же я не верю, что это дело Эрес’ал. Думаю, ты сделал себя сам.

– Как? Что я сделал?

Т’лан Имасс медленно качал головой из стороны в сторону. – Воин, ты предстал перед Икарием. Ты сдержал Хищника жизней. Такое не удавалось еще ни одному воителю.

– Абсурд, – бросил Тралл. – Со мной было покончено. Если бы не Быстрый Бен и Эрес’ал – я был бы мертв, мои изрубленные косточки гнили бы у входа в тронный зал.

– Ты так привык отказываться от собственных достижений, друг мой.

– Онрек…

Быстрый Бен засмеялся: – Эдур, он называет тебя скромным. И не пытайся отрицать – ты до сих пор поражаешь меня этим. Я провел жизнь среди магов и в армейском строю, и ни в той, ни в другой компании не встречал подобного самоуничижения. Мы были слишком заняты, задирая лапки на деревья друг друга. Каждый нуждается в известной мере… гм… бравады, когда его ремесло – убивать людей.

– Тралл Сенгар сражался как солдат, – возразил колдуну Онрек. – Ваше различие в том, что он не умеет прятать гнев, возникающий от ощущения хрупкости жизни.

– В нас нет ничего хрупкого, – пробурчал Бен. – Жизнь упрямо держится, пока есть хоть малейший шанс; но даже в миг гибели она в последний раз плюет в глаза убийце. Друзья, мы жестоки в победе и жестоки в поражении. А теперь, если вы двое помолчите, я постараюсь отыскать путь.

– Не полетим? – спросил опершийся на копье Тралл.

– Нет. Ищу проклятые врата. Начинаю подозревать, что озеро бесконечно.

– Оно должно окончиться, – заявил Эдур.

– Бездна не всегда искажена бешеными ураганами. Иногда она похожа на это место – плоское, бесцветное… прилив поднимается так тихо, что его не замечаешь – но он поднимается, поглощая перекошенное, умирающее королевство.

– Мир Теней умирает?

Колдун облизал губы – единственное проявление нервозности, которое Тралл заметил у этого высокого, тощего человека. – Я так думаю. Когда каждая граница – открытая рана, такое не удивляет. Ладно, тише. Я должен сосредоточиться.

Тралл смотрел на Быстрого Бена. Тот смежил веки.

Миг спустя его тело стало плохо различимым, зернистым… потом начало то пропадать, то возвращаться к вещественности.

Тисте Эдур ухмыльнулся Онреку: – Ну, старый друг, кажется, нам снова пора в неведомое.

– Я ни о чем не жалею, Тралл Сенгар.

– В отличие от меня. Я не жалею лишь о том моменте, когда ты освободил меня, утопавшего в Зародыше. Кстати, он мало чем отличается от здешнего мира. Потопы. Неужели они более распространены, чем мы думали?

Т’лан Имасс пожал плечами, отчего раздался сухой стук. – Кажется, я кое-что знаю, Тралл Сенгар. Когда на воителя снисходит покой…

Глаза Эдур сузились. Он уставился на потрепанного мертвеца: – Как ты можешь отбрасывать все иное? Прилив наслаждения на пике битвы? Поток эмоций, каждая из которых грозит победить, утопить тебя? Жгучую радость, что ты еще жив? Онрек, я думал, что твой род ничего не чувствует.