Текст книги "Падение Света (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 56 страниц)

– Герои не злятся.

– Еще как, Орфанталь. Наверняка. Зачастую именно гнев влечет их на героические дела.

– И что их злит?

– Несправедливости мира. Когда это затрагивает их лично, герои негодуют и полнятся несогласием. Герой не потерпит то, что «должно быть». И он не думает. Он действует. Свершает подвиги. Нечто невыразимое становится явным и, видя, мы не можем дышать. Можем лишь восхищаться храбростью и умением отвергать правила.

– Не думаю, что Грип Галас герой, – ответил Орфанталь. Огонь разгорался в камине, пламя охватывало колотые поленья. Скоро ему будет слишком жарко сидеть, но не сейчас.

– Вероятно, нет, – согласился историк. – Он, боюсь, слишком прагматичен для героизма.

– Что вы делаете в покоях Гриззина Фарла?

– Жду его возвращения. А ты?

– Искал Ребрышко. Он часто сюда ходит. Они с Гриззином друзья.

– Помню, будто Азатенай вытащил пса из Дорсан Рил. То есть спас жизнь. Уверен, это может выковать связь.

– Лорд Сильхас Руин тоже друг Гриззина.

– Точно?

Орфанталь кивнул. – У них общая беспомощность.

– Прости?

– Так говорит Гриззин. Белая тень темной силы брата. Кожа, говорил он, подведет Сильхаса, хотя это и несправедливо. Многие делают нехорошие вещи, чтобы скрыть внутренние недостатки.

– Похоже, Азатенаю много есть что сказать тебе.

– Потому что я молодой, – объяснил Орфанталь. – Он говорит, потому что я не понимаю, о чем он. Так и сказал. Но я понимаю его лучше, чем ему кажется. Я видел сон, там была огромная дыра в земле позади меня, и она росла, а я бежал чтобы не упасть в нее, пробегал через каменные стены и горы, и по дну больших озер, через лед иснег. Бежал и бежал, чтобы не свалиться в дыру. Если бы не та дыра, я никогда не пробежал бы сквозь стену и так далее.

– Итак, нас приводят в действие скрытые недостатки.

Орфанталь кивнул. Попятился от растущего пламени, но комната оставалась холодной.

– Как продвигаются твои занятия?

Пожимая плечами, Орфанталь снова погладил бок Ребрышка. – Кедорпул занят всей этой магией. Я скучаю по маме.

– По тете, ты имел в виду.

– А, да. По тете.

– Орфанталь, ты уже встречал другую заложницу Цитадели?

Он кивнул. – Молодая. И стеснительная. Убегает от меня в безопасную комнату. Запирает дверь, чтобы я не мог войти.

– Ты ее преследуешь?

– Нет, пытаюсь быть добрым.

– Предлагаю попробовать что-то менее… назойливое. Пусть она придет к тебе.

– Еще я скучаю по Сакули Анкаду. Она пьет вино и все прочее. Как будто уже взрослая. Всё знает о Великих Домах и знати, кому можно доверять, кому нет.

– Значит, не слишком похожа на сестру, Шаренас.

– Не знаю я. – Наконец жар стал слишком сильным. Орфанталь поднялся и отошел от очага. – Кедорпул рассказал о волшебстве. Даре Терондая всем Тисте Андиям.

– О, а ты сам исследовал магию, Орфанталь? Должен сказать, что риск…

– Я могу делать так, – оборвал его Орфанталь, расставляя руки. Внезапно темнота налилась и замерцала, создавая силуэты, заставившие историка сжаться в кресле. – Вот мои волки, – сказал Орфанталь.

Ребрышко подскочил у очага, стуча когтями и скользя по плитам, сбежал к двери.

Привидения действительно приняли формы волков, но больших – выше самого Орфанталя. Глаза мерцали янтарным светом.

– Я могу входить в них, – продолжал Орфанталь. – Выпрыгивать из тела и прямо в них, в двух сразу – но им нужно стоять вместе. Если я влезу в одного, все же могу заставить второго идти следом и делать что хочу. Это странно, историк, ходить на четырех лапах. Так делают Джелеки?

– Орфанталь, если можно, отошли их.

Пожав плечами, Орфанталь уронил руки. Чернота завертелась и рассеялась, как чернила в воде.

– Нет, это не похоже на то, что делают Джелеки. Их магия древняя, более… звериная, дикая. Говорят, когда ее видишь, в глазах появляется жжение. Твои… призванные… более тонки. Орфанталь, ты кому-то еще показывал свои силы?

– Пока нет.

– И лучше не показывай.

– Почему?

– Ты сказал, будто можешь переходить в них? Так считай это последним путем спасения. На случай, если в опасности окажется жизнь. Если получишь смертельную рану на теле, которым ныне владеешь, Орфанталь, беги в… дружков. Понимаешь?

– Я всегда так смогу?

Историк покачал головой: – Не могу сказать уверенно. Однако береги тайну, Орфанталь – если узнают другие, твои друзья волки будут в опасности. Скажи, они должны возникать рядом с тобой?

– Не знаю. Можно попробовать поднять их в другой комнате, поглядим, сработает ли.

– Экспериментируй незаметно. Пусть никто не видит. Не знает.

Орфанталь пожал плечами и поглядел на дверь. – Ребрышко снова сбежал.

– Я даже начинаю понимать, почему.

Тут тяжелые шаги возвестили о возвращении Гриззина Фарла. Войдя в помещение, Азатенай пошевелил головой и принюхался. – А, ну ладно, – пробормотал он, глядя на Орфанталя. – Молчаливый мой помощник, не присоединишься ли к беседе с историком?

– Нет, сир. Я пойду поищу Ребрышко.

– Да, он мелькнул мимо в том коридоре. Ищи его в самом дальнем уголке Цитадели или в конюшнях.

Кивнув, Орфанталь покинул взрослых. Он запомнил слова Райза об охотниках и жертвах, и о детском уме, пойманном в ловушку. Но он-то не станет использовать волков ради охоты. Среди охотников нет героев, потому что убийства им даются слишком легко. «Если, конечно, добыча не решит расстаться с невинностью. Перестанет бояться. Решит, что бегство бесполезно, потому что от аппетита не убежишь, а дыра позади может быть ртом, раскрытым шире и шире.

Волки вроде меня… не боятся. Могут повернуться. И поохотиться на охотников.

Интересно, на что это похоже?»

* * *

– Она видит через раны в руках. Тот гобелен, подарок Эмрал Ланир, должен был доказать: ничто не ново. Такое случалось раньше. Сила в крови. Что еще, Азатенай, нам следует узнать?

– Вы наполняете меня горем, историк, так гневаясь.

– Дары Азатенаев никогда не то, чем кажутся.

Рыгнув, Гриззин Фарл подхватил стул и сел. – Я выпил слишком много эля.

Историк смотрел на Азатеная, а тот на пламя в камине. – Так извинитесь, произнеся откровенную речь.

– Извинения – сладкий нектар. Да. Есть Азатеная, во плоти – женщина, зовут Олар Этиль. Вы слышали о ней? Нет? Ах, понятно. Возможно, имя незнакомо, но вспомните сны, историк, самые тревожные, когда женщина и знакомая и чужая подходит сзади. Наваливается, предлагая плотское соитие. Можете думать, – продолжил он со вздохом, – что она лишь вестница низких желаний, игр похоти и, да, извинительности всего запретного. Всего, что вы способны вообразить.

– Гриззин Фарл, вам не дано знать моих снов.

– Историк, я знаю то, что разделяют все мужчины. Ладно, ладно. Лучше поглядите в огонь. Там есть лица или одно лицо с мириадами выражений. Бегущие-за-Псами научились поклоняться этому лику, этой женственности. Олар Этиль была мудра. Знала, как явиться. Богиней пламени, носительницей тепла. Порока, страсти, кровожадности. Она согреет вам плоть, но сожжет душу.

– Змеи растут из рук, да? Она есть на том гобелене.

Однако Азатенай покачал головой. – Да и нет. Бегущие будут говорить о богине земли. Ее называют Бёрн, считая, что она спит вечным сном. Во сне она творит мир смертных. Но Олар Этиль стоит рядом, иногда за спиной Спящей Богини, иногда заслоняя путь к ней. Она завидует Бёрн и крадет ее тепло. Каждый очаг, каждый язык пламени украден. Те змеи суть огонь и кровь. Жизнь, если сказать иначе. Но в самой сердцевине сила разрушения.

– Вы, Азатенаи, играетесь в богов.

– Да. Иные из нас. Власть соблазнительна.

– Даже Бегущие-за-Псами заслуживают лучшего. Бёрн тоже из Азатенаев?

– Не могу сказать, что она вообще существует. Есть вера, этого довольно. Она ведет верующих и оформляет их мир. Нужно держаться прагматизма, Райз Херат. Мотивы – лишь призраки, и если смысл скачет по волнам, поднятым делами, будьте к нему снисходительны. – Гриззин Фарл встретил взгляд историка. – В том, что вы решили делать, весьма легко увидеть измену. Хотя сами вы можете видеть чистейший акт восстановления целостности.

Райз Херат ощутил, как кровь свернулась в животе, как похолодели руки и ноги. – Вы обвиняете меня? В чем, Азатенай?

Брови Гриззина Фарла поднялись. – Вовсе нет. Лишь ставлю под сомнение ценность вашей жизненной роли. Историк будет рассекать события, вести подсчеты и составлять списки деяний, искать смысл среди вымышленных мотивов. Вы говорите об извинениях, я вижу, что вам очень хорошо знаком их вкус.

– Мать Тьма – богиня, похожая на вашу Олар Этиль. Волшебство крови. Там, на троне, ее глаза закрыты. Она может спать. Может быть уже мертвой. Но глазами змеи она видит мир. И, мне говорили, вкус крови привлекателен. Что же сделал Драконус?

– С вашей госпожой? Ну как же, он сделал ее богиней. Вы назовете это любовью? Между любовниками поклонение станет вещью с острыми гранями. Объятия рождают не только теплоту, но и кровотечение. Та женщина, что стоит позади во сне, желает вам зла. Или, в следующий миг, блага и откровения. Возможности бесконечны, пока не повернетесь.

Удивительно, подумалось Райзу, что никто не успел убить Азатеная за столь раздражающие и невнятные речи. Он воображал, что это похоже на схватку с мастером фехтования: каждый выпад предусмотрен, каждое движение легко парируется… и, как любой мастер, Гриззин Фарл не торопится нанести смертельную рану. Историк скривился: – Мать Тьма – отсутствие в самом сердце нашего поклонения. Это ее выбор, Гриззин Фарл? Или кровь – и жажда – все сильней заставляет ее забывать нужды смертных? Вы сказали, Бёрн спит – она так решила сама или стала жертвой некоего проклятия? Ваша Олар Этиль обитает в пламени очагов… Так делают все боги? Просто следят?

– Так может показаться. Но я уже предостерегал вас против воображаемых мотивов и ложных толкований.

– Она ничего не делает! Никаких поступков. Никаких действий! Что же тут воображать и придумывать?!

– Да, историки голодают. Но скоро вы разжиреете, верно? Враг порядка зашевелился в далеком лагере. Армия пойдет на Харкенас. Вы гадаете, что же сделает Она? Кто будет сражаться за ее дело? И, собственно, в чем суть ее дела? Соберите верования и раскрасьте золотом великие добродетели. Но вы не можете, потому что она не говорит.

Райз Херат гневно поглядел на Азатеная, тот ответил взглядом, полным терпения и печали.

Историк быстро отвел глаза. – Верховной жрице так и не дозволили посетить Палату Ночи.

– Чепуха, – возразил Гриззин Фарл. – Она сама не входит, ибо решила скрыть что-то от Матери. Но теперь богиня пользуется несчастным Эндестом, и обман скрывать все труднее. Вы, сир, не ведаете сомнений, вступая в союз со жрицей. Вы задумали что-то ради ее дела, но Мать Тьма не должна об этом знать. Ну же, – взор Азатеная вдруг отвердел, – возведите свои действия в культ.

Райз Херата затошнило, словно он по доброй воле подхватил заразу и та угнездилась во плоти, сделала горькой кровь и поразила внутренние органы. – Отлично, – сухо прохрипел он, – идемте со мной, Гриззин Фарл. В Палату Ночи. Побеседуем с ней.

– Она с Драконусом.

– Поговорим с обоими!

Азатенай поднялся. – Как пожелаете. Не взять ли и верховную жрицу?

Райз Херат тоже встал. – Хотя бы поговорим по пути.

Они покинули комнату. Огонь пожрал последние дрова в очаге и познал голод.

* * *

Эмрал Ланир, верховная жрица Темноты, потерялась в мире дыма. Спутанное зрение не видит трещин, и грядущее кажется таким ровным и совершенным, и его не отличить от настоящего. Таков соблазн д» байанга. Было время, когда обряды дозволяли эту слабость, дымный мир шептал послания глубокомысленные, но быстро забывающиеся. Ритуал или нет, это было бегством от реальности, выходом из плоти. Но разве сейчас творится что-то иное?

«Ритуал бегства предусматривает возвращение к реальности. Ритуал ухода намеревается засеять землю между реальностью и миром грез. Но сейчас я не ищу возврата к настоящему, делаю промежуточную землю пустошью отчаяния. Путешествую не ради открытий, но ради бегства».

Когда-то она ценила трезвость, остроту ума, наслаждалась бдением, драгоценной ясностью. И не могла вообразить добровольной сдачи этих даров, видя глупцов в тех знакомых, что одуряли себя алкоголем или дымом. «Бегство без движения. Утонуть в кресле. Тусклый взгляд, приятное смущение, медленный распад времени, потеря себя в неспешном вечном потоке.

Поглядите же на меня. Когда будущее полно преступлений, я создаю остров и заволакиваю его туманом. Пусть жизнь течет мимо, я не предоставлю ей гавани.

Заблуждение. Райз Херат отлично видит желание в моих глазах, я должна бы устыдиться… Но я уже лишилась стыда, он лишь подстегивает бегство».

Увы, в разуме осталось что-то кристально-чистое, что-то неуязвимое к попыткам бегства и уклонения. Свет лучится чувством вины, окрашивает весь внутренний мир. «Какой там д» байанг. Слишком жалкая увертка.

Я Верховная Жрица Матери Тьмы. Но в месте подчинения, молитвы и ритуалов я раскинула сеть шпионажа, каждая жрица хитрит и ловчит даже с раздвинутыми ногами». Разум ее оказался в ловушке собственного изготовления: любая мысль встроена в конструкцию возможных союзов, вероятных слабостей, выведанных секретов, слипается в клубок обманов и махинаций. Приложив все усилия – проложив неверный курс – она изменила мир. Смотрит на каждого гражданина с позиций холодной экономии сил. Ссоры вместо споров, сила против слабости, обман против доверия.

Подобно д» байангу, новый способ мышления стал ведущей вовнутрь спиралью, а внутри лишь личные желания. Она не сразу поняла, что такое видение отнюдь не оригинально.

«Сколь многие знатные богачи видят мир так же? Не так ли они скопили богатства, не так ли верят в собственное превосходство?

Но, прости Мать, я попала в ледяное царство».

Дым оказывался слабым помощником. Неразборчиво шептал ленивые приглашения, звал бежать в утомление, пропитаться влажным духом бесчувствия. Она едва замечала в сером тумане свои расслабленные руки и ноги. «Сюда… сюда… здесь ждет забвение…»

Едва ли достойная цель для хозяйки шпионов. «Жажду знания, но боюсь его вкусить. Собираю новости, факты и тайны, но ничего с ними не делаю. Подобно Защитнику Гриззину Фарлу, который сам признает, что ничего не защищает. Историк отказывается писать историю, богиня не желает благ поклонения.

А против нас генерал, не желающий вести войско, командир, следующий лишь пьяным капризам, и жрица, так и не встретившая бога.

Все мы самозванцы, ибо наша великая цель – лишь маскировка личных амбиций. Вот, как я понимаю, секрет любой войны, любой схватки, любой пролитой наземь крови».

Иногда даже ритуал дыма дает жестокие прозрения.

Она едва услышала звон колокольчика. «Снова? Мне не дозволено отдыха, не дано роскоши бегства?» Чувства поблекли, тело налилось свинцом. Она с трудом встала с дивана, нашла плащ, чтобы прикрыть наготу, и вышла из спальни.

– Войдите.

Появление историка не стало сюрпризом, в отличие от Гриззина Фарла. Она не сумела прочесть выражение его лица. Азатенаи сделали ремеслом скрытность. Но подобает ли ему эта туповатая ухмылка?

– Что привело вас? – спросила она.

Райз Херат прокашлялся. – Верховная Жрица. Защитник согласился провести нас пред лик Матери Тьмы.

«Чего ради?» Слова чуть не вылились наружу, но она сумела не открыть рта. Эмрал не покажет им крайней степени своего отчаяния, не явит свои страхи. – Понимаю. Снова испытаем ее равнодушие? Отлично. Ведите нас, Гриззин Фарл.

Азатенай поклонился и вышел в коридор. Эмрал и Райз последовали.

По пути историк заговорил с нехарактерной формальной интонацией: – Верховная Жрица, пришла пора известить Мать Тьму о творящемся в королевстве… да, я отлично понимаю, что она пользуется Эндестом Силанном, но мы не можем оценить степень ее познаний или понимания. Что еще важнее, Эндест засел в Цитадели и мало внимания уделяет тому, что происходит вне стен. Не пора ли дать полный отчет?

Последний вопрос прозвучал двусмысленно. Эмрал понимала, что историк умеет тщательно выбирать слова. – Дерзкое желание, историк. Но посмотрим. Вы правы, пришла пора.

Вскоре они дошагали до коридора перед Палатой Ночи. Нанесенные Т'рисс повреждения были еще заметны: трещины и потеки на потолке, грязный и неровный пол. Посетителей не было – красноречивое свидетельство положения дел. У двери Гриззин Фарл замялся, оглядываясь на спутников.

– Внутри что-то зреет, – сказал он. – Манифестация Темноты стала намного глубже. Не сомневаюсь, это эффект Терондая, близости Врат. – Он пошевелил плечами. – Чую перемены, но не могу различить что-то конкретное. Так что обязан предупредить: внутри всё изменилось.

– Тогда, – ответила Эмрал, – верховной жрице подобает изучить трансформации, не так ли?

Азатенай внимательно всмотрелся в нее, на лице появилось несколько ироническое выражение – Верховная Жрица, оказывается, то, что омрачает ваш рассудок, может стать благом.

Она нахмурилась, но не получила времени на ответ: Гриззин Фарл повернулся к двери, схватился за кольцо и широко распахнул проход в Палату Ночи.

Вытекший наружу холод явственно отдавал духом плодородной почвы, что немало поразило Эмрал Ланир. Она расслышала хмыканье Гриззина Фарла, как будто разделившего ее потрясение, но не увидела его – темнота порога была абсолютной.

– Что нас ждет? – спросил Райз Херат. – Мои глаза освоились с даром, но не способны пронизать эту пелену. Гриззин Фарл, что видите вы?

– Ничего, – отозвался Азатенай. – Чтобы видеть, мы должны войти.

– Даже пол под ногами неверен, – воскликнул историк. – Мы можем ощутить, как проваливаемся в бездну. Эта палата – отрицание, царство, лишенное всякой субстанции. – Он смотрел на Эмрал широко раскрытыми, полными тревоги глазами. – Сейчас я советую нам отказаться…

Эмрал невольно пожала плечами, проходя мимо историка и Гриззина Фарла, и шагнула в Палату Ночи.

Ощутив плотную землю под ногами, сырую и холодящую сквозь тонкие подошвы туфель. Вокруг плыл запах перегноя и зелени, словно сам воздух стал живым. – Мы уже не в Цитадели.

Гриззин Фарл присоединился, встав рядом слева – присутствие его скорее угадывалось, нежели виделось. – Он сделал слишком много, – пророкотал Азатенай, понизив голос. – У врат две стороны. Самим своим наличием они делят миры. Терондай, Верховная Жрица, выводит в это место.

– И что это за место? – подал голос сзади Райз Херат.

– Вечная Ночь, историк, Элементная Ночь. Назовите как хотите, но знайте: она чиста. Это эссенция.

Эмрал слышала вдалеке нечто вроде ветра, шевелящего листву на деревьях, но лицо не ощущало движения воздуха, лишь холод. Тут же огромная ладонь Азатеная сомкнулась на ее руке, Гриззин шепнул: – За мной. Чувствую впереди чье-то присутствие.

Они двинулись, Райз шагал следом – возможно, схватившись за пояс или одежду Азатеная. – Далеко? – спросила Эмрал.

– Не знаю точно.

– Где же престол Матери Тьмы? – напряженным голосом спросил историк. – Мы потеряли ее навеки?

– Ответов придется подождать. Весь мир ополчился против меня. Я не отсюда и все сильнее ощущаю противодействие.

– Вернуться сможем? – спросила его Эмрал.

– Не знаю, – донесся неутешительный ответ.

Земля под ногами не менялась. Не было ни камней, ни гравия, из плоской глины не торчали ростки или корни. Однако запах перегноя становился все гуще и назойливее, будто они шли по залитому дождями лесу.

– Мы сделал ошибку, – заявил Райз Херат, – войдя сюда. Верховная Жрица, простите.

Они так и не различили ничего, даже земли, по которой шли. Однако едва впереди раздались тяжкие шаги, Эмрал Ланир сумела различить существо во всех деталях.

Оно было чудовищным, громоздким, высилось даже над Гриззином Фарлом. Руки свисали ниже колен, мышцы поражали толщиной. Голова непропорционально маленькая, макушка лысая, глубоко запавшие глазки.

Оно шагало ближе и ближе. Оказавшись совсем рядом, заревело: – Еда!

Тяжелая рука ударила Гриззина в грудь. Азатенай отлетел, вертясь в воздухе.

Вторая рука потянулась к Эмрал.

Но Райз Херат оказался проворнее – оттащил ее за плащ из пределов досягаемости лапищ демона.

Она споткнулась, пока историк тащил ее, развернулась и побежала с ним вместе, ослепшая и растерянная.

Позади демон взял след, каждым шагом грохоча по грунту. Снова громко сказал: – Еда.

Сражаясь с онемением чувств, ужас выкарабкивался наружу, заставляя молотом стучать сердце. Так она бегала лишь в детстве, но те воспоминания не были связаны со страхом. Сейчас же она ощущала одурение, казалась слишком уязвимой, чтобы мыслить связно. Впереди пустота, ничто – и лишь отчаяние может родиться от понимания, что скрыться некуда.

Дыхание Райза Херата было резким и одышливым. Эмрал Ланир едва не рассмеялась. Излишества жизни в Цитадели плохо готовили их к бегству. «Лениво лежали. Заполняли легкие дымом. Дремали, слыша песнопения торжественных процессий. Вот он, яд в оправленной золотом чаше». Мышцы ног уже слабели, вес тела казался слишком большим, чтобы его нести.

«Проворная девчонка, где ты? Еще таишься там, под слоями взрослых лет?»

Райз споткнулся и внезапно исчез. Эмрал Ланир с воплем повернулась, ища руками…

Увидев демона шагающим туда, где упал историк. Лапы уже тянулись его схватить.

Смазанное движение, череда сочных ударов – казалось, сама тьма свернулась, создав нечто плотное и невероятно могучее. Оно кипело над демоном, от каждого выпада брызгала кровь. Демон пятился под напором, вопил детским голосом, выражая обиду, ошеломление и боль. Вскоре он развернулся и бежал.

Райз Херат лежал на почве, похоже, получив внутренние ранения; когда сумел приподняться на локте, усилие явно заставило его страдать. Эмрал захромала к нему, но замерла, когда спаситель отпустил клубящийся мрак и она узрела лорда Драконуса.

– Верховная Жрица, – сказал консорт, – вы еще не поняли, что неразумно принимать защиту Гриззина Фарла?

Райз Херат закашлялся, садясь. – Милорд, вы спасли наши жизни.

Драконус вгляделся в историка. – Если хотите блуждать по здешнему королевству, Райз Херат, вначале поймите, что ваш мир создан необычайно скудным на хищников – то есть, не упоминая вас самих. Большинство владений более… дики. – Он поднял голову, встречая взгляд Эмрал. – Тут опасно. Скажете, вы столь же безрассудно вошли бы в зев пещеры в каких-нибудь горах?

Стеная, Райз ухитрился подняться на ноги, все еще задыхаясь. – Сказки древности, детские истории, – пробормотал он. – Герои врываются в пещеры и расселины, снова и снова, каждый раз находя гибель.

– Именно, – отозвался Драконус. – Но тут не детская сказка, историк. Тут нет сказителя, готового переплести судьбы и принести невероятное спасение. Оставьте подвиги героям, в сказках они хотя бы не принесут много вреда.

Райз кашлянул. – Едва ли, милорд. Зачастую глупцы вроде нас находят вдохновение в этих подвигах, только чтобы из нас выбили дух.

– Лорд Драконус, – вмешалась Эмрал. – Можете вывести нас в Цитадель?

– Могу.

Райз Херат наконец-то разогнулся. – Милорд, Гриззин Фарл нарек это Элементной Ночью. Как может существовать такой мир на пороге нашего храма? Что случилось с Палатой Ночи и троном? Где Мать Тьма?

– Опасные вопросы, – донесся голос. Через миг появился Гриззин Фарл. – Драконус, старый друг, стоит ли чертить карту мистерии? Самим актом начертания силы найдут себе постоянные места и пустят корни. Эти врата… Ты навлекаешь уязвимость. Хаос бродит, ища их. Назови мне врата, способные убегать.

Явно игнорируя вопросы Защитника, консорт сказал: – Мать Тьма открывает пределы своего королевства…

Азатенай резко оборвал его: – Ты дал ей это и полагаешь, что ей не бросят вызов?

– Дерзновенных больше нет, – наконец обернулся к Азатенаю Драконус. – Думаешь, я был небрежен в приготовлениях?

Слова консорта очевидно устрашили Азатеная. Он замолк.

Драконус же повернулся к Эмрал Ланир. – Она посещает места веры, Верховная Жрица. Но сущность ее растянулась. Она стала тонкой, могли бы вы сказать, как покрывало Ночи.

– Ее можно призвать? – воскликнула Эмрал. «Или все мы забыты?»

Драконус заколебался и сказал: – Может быть.

Райз чуть не подавился. – Может быть!? Милорд! Ее верховная жрица просит… нет, молит – о появлении богини! Мать Тьма стала равнодушной к своим детям?

– Не могу так считать, – бросил Драконус.

– Куральд Галайн опускается в кровавую гражданскую войну, – почти рычал историк. – Лорд Драконус, вы на шатком пьедестале. Урусандер готов стать ей мужем и принять титул Отца Света. А где лорд Аномандер, Первый Сын? Ах, бродит в глуши, ищет брата, который не хочет, чтобы его нашли! – Райз резко развернулся к Гриззину Фарлу. – А ты, Азатенай! Среди нас! Обманщик, заманивший нас в чуждый мир. А кто идет рядом с лордом Аномандером? Т'рисс была лишь началом, теперь весь ваш род лезет в наши дела. Объяснись, Гриззин Фарл, зачем ты здесь?

Защитник не спешил объясняться. Следящая за Азатенаем Эмрал никак не могла поймать его взгляд, и уже ожидала – с необъяснимой уверенностью – что отвечать историку будет лорд Драконус. Однако тот молчал. Гриззин же понурил голову, будто изучая почву. – Моя задача, историк, ожидать.

– Ожидать? Чего?

– Ну как же? – Азатеная поднял глаза. – Конца всего.

В наступившей тишине пришлось говорить Драконусу. – Верховная Жрица, историк, я направлю вас к порталу, что ведет в Цитадель. – Он оглянулся на Гриззина Фарла. – А ты можешь остаться. Нам нужно поговорить.

– Разумеется, старый друг.

– И я хочу знать, что за Азатенай сопровождает лорда Аномандера.

Ответить было вполне легко, но ни Райз, ни Эмрал не подали голоса. Вскоре стало очевидным, что Гриззин тоже высказал все, что хотел.

««Старый друг». Наш консорт неподобающе одарен, являет чудовищные силы. Насколько тонка в тебе кровь Тисте, скажи, Драконус?

Твой «старый друг» ничего не говорит. Следовало бы ожидать.

Итак, Азатенаи собираются лицезреть наш конец, и я вижу истину. Простите, Лорд Аномандер, за то, что будет. Вы ни в чем не виноваты, и если мы окружаем вас, чтобы питаться силой чести, то лишь потому, что сами слабы. Мы будем питаться и наращивать мощь, даже если тем убьем вас». Она встретила бездонный взор лорда. – Прошу же, – сказала Эмрал. – Заберите нас домой.

«Ах, Гриззин Фарл, спасибо тебе. За том, что выболтал то, чего не хотел.

Знать права, хотя ничего не понимает. И все же права».

Она всматривалась в лорда Драконуса, словно видела в первый раз. «Главный враг ведет нас сквозь Вечную Ночь.

Если смогу, консорт, поверну лорда Аномандера против тебя. Любыми средствами. Если это в моих силах… увижу, как Первый Сын убивает тебя.

За все, что ты натворил».

Конец всего. В этом королевстве слова Азатеная звучат слишком предметно.

ОДИННАДЦАТЬ

Сгорбленный и тощий, одноногий старик яростно работал костылями, словно в любой миг то, что его поддерживает, может выпасть из рук, сложиться, превращаясь в распятие, а судьба готова пригвоздить его к деревяшкам. Лицо его было сделано из острых углов, и столь же острым было презрение во взоре. Тонкие бледные губы изрыгали череду неслышных проклятий, глаза не отрывались от земли. При всем при этом он сопровождал жрицу Синтару словно тень, привязанная законами, коих не отменить мановением смертной длани.

Ренарр наблюдала за их процессией с отстраненным любопытством. Религия казалась ей пустошью, на которую забредают лишь сломленные, тянут руку, желая ухватиться за всё, что ни подвернется. Она помнила недавние свои мысли: сходство между шатром шлюх и храмом, жалкие неудачи заставляют сливаться кажущееся столь разным… Одинаковая нужда, и для многих удовлетворение будет и кратким, и эфемерным.

Верховная жрица нарядилась в белые с золотом одеяния. Призрачный свет сопровождет ее, будто дым. Лицо сердечком блестит, будто усыпано жемчужной пылью, глаза меняют оттенки – то синие, то алые и лиловые. Она действительно стала существом несказанной красоты.

– Благословение вам, – произнесла Синтара, остановившись в нескольких шагах от владыки Урусандера. Тот повернул лицо к гостям от высокого и узкого окна, что ведет во двор.

Ренарр попыталась оценить настроение приемного отца, угадать, как он будет обращаться с верховной жрицей – но, как всегда, Урусандер не открылся ей. Есть, подозревала она, чем восхищаться и чему подражать лорду в этом умении обуздывать эмоции. Она могла бы полагать, что эффектная внешность Синтары поразит мужчину, но первые же слова рассеяли заблуждение.

– Ваш свет вреден моим глазам. Хотелось бы, чтобы камни крепости не светились днем и ночью. А ваше благословение, – продолжал он, – необычайно меня утомляет. Ну же, раз пришли, покончите с банальностями и откройте, что у вас на уме.

Улыбнувшись в ответ, Синтара начала: – Вы свидетель силы, рожденной, чтобы побороть тьму, лорд Урусандер. Здесь мы оказываемся в святилище, в самом сердце силы. Свет жаждет ответа, и ответ вскоре придет. Мать Тьма нетерпеливо ждет вас.

Урусандер всмотрелся в жрицу и ответил: – Мне передали, будто Хунн Раал объявил себя архимагом. Придумал себе титул: Смертный Меч Света. И, кажется, еще десятка два званий, кроме капитанского в моем легионе. Как и вы, наслаждается, изобретая именования, будто это может добавить законности его амбициям.

Было почти невозможно заметить бледность на лицах Детей Света, однако Ренарр показалось, что она уловила перемену выражения милого, совершенного лица Синтары. Впрочем, обида оказалась недолгой, Синтара снова заулыбалась и вздохнула. – Хунн Раал придумывает титулы, дабы утвердить свое место в новой религии, милорд. «Смертный Меч» означает первого и главного служителя Отца Света.

– Он готов предоставить себе воинственную роль в вашем культе.

Как ни странно, этот укол оказался еще болезненнее – Синтаре не сразу удалось опомниться. – Милорд, уверяю, это не просто культ. – Она сделала почти беспомощный жест. – Видите блеск Святого Света? Видите, как самый воздух пронизан субстанцией Света?

– Глаза закрыты, тело желает сна, – зарычал Урусандер, – но я вижу его.

– Милорд, вас называют Отцом Светом.

– Синтара, меня зовут Вета Урусандер, и единственный титул мой – командующий легионом. С чего вы взяли, будто я желаю брака с Матерью Тьмой? Что, – голос становился все грубее, – в моем прошлом заставило вас с Хунном Раалом считать, будто я желаю ее в жены?

– Ничто, – отвечала Синтара, – кроме вашей верности идеям чести и долга.

– Долга? Кто назвал его так? Не Мать Тьма. И не аристократы. Вы окружили меня ожиданиями, верховная жрица, однако рев оглушает лишь одно ухо. Со стороны второго доносится благая тишина.

– Больше не так, – возразила Синтара, и Ренарр уловила в ее повадке нечто вроде торжества. – Я вошла в контакт с Верховной Жрицей Эмрал Ланир. О нет, не я стала инициатором. Милорд, она признала необходимость равновесия, перемен ради справедливости. Он даже признает насущность союза Матери Тьмы и Отца Света. Милорд, если она не говорит от имени богини, к чему титул верховной жрицы? Так? Да, – шагнула она ближе к полководцу, – мы ищем лишь способа начать.