Текст книги "Падение Света (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 56 страниц)

Буря ушла ночью, даже легкий ветерок не шевелил леденящий воздух. Прислуга и дом-клинки лорда Драконуса стали бездомными.

Айвис хмуро смотрел на дрожащее пламя костра, словно какая-то часть души ожидала различить… нечто в ярких пляшущих язычках. «Владыка Аномандер, кто я такой, чтобы… Вы бросили вызов Азатенаю, сочтя себя обиженным. Видите цену, милорд? Дом в развалинах, заложница потеряна в огне. Дочери? Ну, полагаю, с ними тоже покончено.

Боюсь, гордыня уничтожит нас всех».

Если осмелиться, можно оторвать взор от пламени и найти лорда Аномандера рядом с Каладаном Брудом. Гости, носители невообразимых даров. Говорят, Великий Каменщик стоял, созерцая гибель построенного им здания, а потом разговаривал с надвратным камнем, на коем высечены загадочные письмена, и бормотал сам себе, что благое пожелание обернулось горькой истиной.

Что бы это значило, Айвис не мог понять.

Если же посмотреть в иную сторону – увидишь фигурку у соседнего костра, юного Вренека – глаза закрыты изнутри, снаружи выглядя остекленевшими. По выходе из горящего здания он спокойно лежал на руках Айвиса, но расслышав ржание лошадей, задергался как в горячке, извиваясь и лягаясь, так что пришлось его отпустить.

Но Ялад успел поймать мальца, когда Вренек рванулся назад в пламя, крича, что нужно спасать коней – хотя животных уже вывели через задние ворота.

«Да… Зима получила свою порцию безумных. Тут мы все согласны, верно?»

Он не сразу отреагировал на крики тревоги и удивления, быстро сменившиеся потрясенным молчанием; но в конце концов рассудок уловил эти подробности. Он поднял голову.

Толпа во главе с Яладом побежала через поле, только чтобы застыть на полпути. На той стороне неуверенно вылезала из канавы леди Сендалат. Вначале Айвис решил, что она надела алую юбку – хотя прежде у нее такой не видел. Потом понял, что кровавое пятно расползлось по ткани, и гуще всего оно между ног. Увидел, как она прижимает к нагой груди что-то маленькое.

Счел было это куклой, но заметил крепко сжатый кулачок.

Ялад и остальные попятились, лорд Аномандер и Каладан Бруд прошли мимо, но тоже застыли в нескольких шагах; Айвис встал, видя, что Сендалат идет прямо к нему. Но тут кто-то заслонил ее.

– Миледи, – произнес лекарь Прок, склонив голову. – Боюсь, мне нужно вас осмотреть. Вас обоих.

Она застыла перед хирургом. – Если угодно.

Он подошел ближе. – Можно увидеть ребенка, миледи?

– Девочка.

– Сказал бы… ей четыре или пять недель, но откуда…

– Она моя, – оборвала его Сендалат, и тон был до странности равнодушным. – Та, что выжила. Ее зовут Корлат.

– Миледи…

– Она полна любви, – продолжала Сендалат, – но не моей. – Тут же она оторвала дитя от груди и протянула Проку.

И лекарь запнулся, оглядываясь на Айвиса. Лицо вытянулось, полное уныния и тоски. Никто не шевелился и не говорил, все смотрели на Сендалат – а она держала дитя на вытянутых руках.

Невысокая фигурка протиснулась мимо Айвиса и обогнула лекаря. – Можно подержать, миледи? – спросил Вренек и, не дожидаясь ответа, взял ребенка, укрывая голое тельце полой плаща. – У Орфанталя есть сестренка, – объявил он, – и большая! – Сунул ей палец, который дитя внезапно схватило.

Улыбаясь, Вренек обернулся к Айвису. – Мастер, а она сильная.

Измученный и впавший в отчаяние Айвис понял, что едва видит их сквозь пелену горя.

КНИГА ТРЕТЬЯ. БЛАГОДАРНОСТЬ ЦЕПЕЙ

СЕМНАДЦАТЬ

Капитан Халлид Беханн отлично помнил время детского ужаса, когда свора диких собак, выгнанная из леса волками, забежала в деревню. Твари не ведали страха. Трое поселян – женщины и старик, оказавшиеся вне домов – были повалены и порваны в клочья; когда же дюжина взрослых мужчин похватала оружие и выбежала убивать зверей, те ускользнули в холмы. Была устроена охота. Но, хотя отлично вооруженный отряд прочесал опасные ущелья, овраги и лощины, три дня трудов ушли напрасно.

Через неделю от двух детишек, игравших во дворе, остались лишь клочья рваной, окровавленной одежды.

Деревня была новой, земли вокруг вспахали лишь недавно. Заросли вдоль излучины реки оставались обширными, их вполне можно было назвать дикими лесами. Отец Халлида наутро после гибели детей отправился верхом на север. Той ночью Халлид, оставшийся с вечно всего боящейся клушей-матерью, дрожал от ужаса, непроизвольно заражаясь настроением родительницы. Воспоминания о ночи запеклись на душе неистребимым клеймом.

Отец вернулся через день, и не один. Рядом с ним трусил дикарь в мехах, лицо покрыто рубцами-татуировками, волосы спутаны. От чужака гадко воняло. Он жрал сырое мясо и спал днем, лежа в куче отбросов у задней двери дома. Едва солнце закатилось, дикарь встал. Халлид помнил, как он прыжками пропал в сумерках.

Вернулся чужак через три дня, и принес вязку вываренных черепов. Оказывается, в своре было двадцать четыре пса. В качестве платы дикарь принял флягу сидра и выпил, сидя в пыли двора. Напиток сделал его сердитым, он выл, едва кто-то подходил близко. Новость разошлась, поселяне приходили смотреть на черепа и Джелека, их собравшего – но вскоре фляга опустела и охотник уснул.

Наутро Халлин не нашел его, хотя пирамида черепов осталась. Отец Халлида выругался, поняв, что Джелек прихватил пустую флягу.

С того дня псы – быстрые и опасные – стали основным страхом Халлида Беханна, в ночных кошмарах он часто видел оскаленные клыки, читая в глазах что-то безжалостное, неукротимое.

Разведчик сжался перед ним, дрожащий, закутанный в меховую шубу. Солдат Легиона, доведенный до самого жалкого состояния.

– Мы шли по следу. Окружали. Потом все изменилось – ночь ожила. Стрелы, сир, нас поражали стрелами, словно диких зверей! Отрицатели. В моем взводе было пятеро. Уцелел я один. Там были целые сотни, капитан, они шли стаями, мерзкие вонючие лесовики – а мы-то думали, что перебили всех!

Уставший, недовольный Халлид махнул рукой, веля солдату уйти. Двое дозорных подбежали и вытолкали его из шатра. Нет ничего менее вдохновляющего, нежели вид впавшего в ужас солдата. «Ты сбежал, глупец, бросив товарищей. Сбежал, когда должен был твердо стоять, сражаться». Но теперь он хотя бы знает, что ждет их за стеной леса к западу. Исход погони за Шаренас – не случайность. Кажется, они еще не покончили с отрицателями.

«Стрелы. Путь трусов. Ну, это никого не удивит.

Плетеные щиты. Но где мы найдем лозу, чтобы их сделать?»

– Лейтенант Эск!

Полог шатра отдернулся, высокая жилистая женщина вошла, лязгнув доспехами. – Сир?

– Вы командовали вчера южным флангом? Подходили близко к Манелету?

– Да, сир.

– Какой флаг развевался на ветру?

– Ни лорда, ни леди в крепости нет, сир.

– Уверены?

– Да, сир.

Халлид Беханн поднялся, крякнув от стрельнувшей в поясницу боли. Никогда он не любит верховой езды. – Разгар зимы. Интересно, что выгнало господ из покоев?

У лейтенанта не нашлось соображений.

– Соберите двадцать лучших бойцов для некоего ночного задания. Мы захватим крепость скрытно, если получится.

– Сир?

– Нужно пополнить припасы, лейтенант. Воображаете, кастелян расщедрится перед врагами?

– Никак нет, сир.

Он заметил колебания и сказал: – Идите же.

– Пока что, сир, мы не проливали кровь в открытую…

– Лорд Андарист вам возразил бы.

– Но ведь формальных обвинений не предъявлено, сир?

– Что, у вас иные предложения?

Она кивнула: – Сир, мы узнали от уцелевших разведчиков, что отрицатели ныне организованы. Значит, кто-то этим занимается. Трудно вообразить, будто лесные дикари способны на это сами по себе. Кажется, монастыри трясов объявили о нейтралитете, но они той же веры, сир.

– Дальше. Я заинтригован.

– Монастыри Яннис и Йедан, сир. Если скрытность поможет войти в крепость Манелле, то почему и не в монастыри? В смысле припасов там будет лучше, сир, к тому же мы эффективно уберем трясов с поля, не придется полагаться на сомнительные клятвы в нейтралитете. Да можно ли верить доброй воле, сир, во время гражданской розни?!

– Нападение, оправданное обвинениями, будто их агенты сбили лесных жителей в войско?

– Я же говорю, сир. Кто-то организует лесовиков. Кому еще это было бы нужно? Еще важнее, кто иной мог бы обладать должным влиянием?

– Жрецы-воины трясов замечательны, лейтенант. Это будет похуже Хранителей.

– Скрытность, сир, как вы сказали. Ночная атака, открыть ворота. Если мы застанем их врасплох.

Халлид думал. Здесь есть преимущества. Что за славный переворот! У Хунна Раала не будет выбора, кроме как назвать Беханна вторым после себя. Уничтожение трясов – это тактически здраво. Эск права: было бы глупо доверять официальным заверениям в нейтралитете.

«Сможем разграбить храмы, вывезти запасы и оружие. Вырвать сердце нелепого культа. Но важнее всего – прикончить старую линию королевской крови, избежав всяких осложнений в будущем. Нет претендентов на трон, если Шекканто и Скеленал мертвы».

– Сообщите товарищам-офицерам, Эск: мы едем на юго-восток, к Яннису.

– Да, сир.

– О, а сколько разведчиков вернулось?

– Пока одиннадцать, сир.

– Казнить всех за трусость и оставление товарищей. Трусость есть гниль, не потерплю, чтобы она проникала в мои ряды.

– Ясно, сир.

Многие годы Халлид верил, будто одинокий Джелек лично вырезал множество псов… но однажды отец случайно упомянул, что дикарь попросту отравил зверей через мясо. Уму Халлида этот урок прежде казался примером ужасающего мастерства и физической силы, а потом стал доказательством достоинств холодного расчета. «И за все дураку заплатили одной флягой сидра. Даже хитрые могут быть тупыми. На его месте я потребовал бы десять коней или еще больше.

«Бывают ли большие глупцы, сынок?» спросил тогда папаша. «Яд. Я мог бы отравить и его пойло».

«Почему же не отравил?»

«Зачем? К тому же фляга опоганена».

Халлид натягивал доспехи. «Поганая фляга. Да. Когда я вернусь, Хунн Раал, увижу твою деланную улыбку, ощущая лицемерное похлопывание по плечу и слыша поздравления. Да ты, гляди, споткнешься от досады!

Но не бойся. Когда мы закончим и бок о бок въедем в Цитадель, тряся коллекцией черепов… я разделю с тобой выпивку. Мне тебя не перепить, так что возьму себе один бокал подогретого вина, а ты забирай всю флягу.

Мы поднимем тосты за хитрость и померимся умом».

Он помедлил, вспомнив, как пьяный дурак пытался ублажить Тат Лорат, потея и неуклюже возясь. Да, с ней он уже наверняка успел лишится мужества.

«Сделаем его шутом, а когда покончим… да, накинемся на самого Урусандера. Старик, ты получил всю славу, но дни твои давно прошли. Отец Свет – лишь титул, и клянусь, его сможет носить любой.

Ах, друзья, впереди нас ждут дни приключений».

* * *

Натянув плащи из неотбеленной шерсти, мастер оружия Гелас Сторко и сержант Тряпичка скрытно залегли на гребне, в чрезполосице языков серого снега, голого гранита и сухой травы. Сержант прижала к глазу зрительную трубу. Она, вроде бы полученная от Джагутов, была собственностью Великого Дома Манелет более двух веков. Тряпичка, главная в отряде разведчиков и следопытов, объяснила принцип работы трубки из бронзы и полированного дерева, однако рассказы о зеркалах и линзах мало что дали Геласу.

И что же? Она позволяет видеть дальше, чем голым глазом – всё, что нужно. Мастер оружия пошевелился, потому что холод земли проходил сквозь одежду. – Ну?

– Готова поклясться, их три сотни, – ответила Тряпичка, и дыхание стало белым паром на ветру. – И они торопливо отходят.

– Итак, их интересовал не лес и, что важнее, не мы.

– Кажется так, сир. Весь вопрос – куда же? Их кто-то ухватил за хвост?

Гелас фыркнул. – Расскажи еще раз, что болтал тот дурень.

Три ночи назад, до появления роты капитана Баханна, полумертвый лазутчик Легиона подошел к крепостным воротам. Он был ранен, в лихорадке. Тряпичка нашла в спине разведчика обломки двух стрел. Она умела лечить и провозилась с ним всю ночь, вырезав кремневые острия, но было потеряно слишком много крови, а оставшаяся загнила. Разведчик умер на рассвете.

Тряпичка опустила свое устройство и легла на бок, лицом к нему. – Тысячи в лесах охотятся за легионерами, загоняют и сыплют стрелами.

– Но солдаты Раала прочесали лес, убивая всех. Мы видели пожары, вдыхали треклятый дым. Бездна подлая, слышали те крики.

– Я тут подумала, сир.

Мужчина поморщился:– Вечно ты думаешь, Тряпичка. Потому я тебя держу при себе.

– Да, сир. Что ж, Легион вторгся в леса на смене сезонов. Отрицатели имеют странное обыкновение разделять деятельность. Женщины собирают урожай, оставаясь у стоянок, следя за детьми и стариками.

– Что же делают мужчины? Сидят и чешут задницы?

– Я и говорю – странно, сир. Когда не чешут задницы, уходят на охоту в поисках мигрирующих стад.

– Куда мигирирующих? Каких-таких стад?

– Такова традиция. Лично я считаю, сир, что это стало поводом уйти от жен и развлечься вдалеке.

– То есть мужики находят радость в спанье на голой земле, готовке наскоро, короче, уподобляются кабанам?

– Ну, сир, они же невежественные дикари.

– Думаешь, Легион упустил охотников, а теперь они вернулись и нашли жен и детей убитыми.

– Если так, сир, лес стал царством ярости.

– И Баханн с подпаленным хвостом спешит в Нерет Сорр.

Она покачала головой: – Не думаю, сир. Скорее они сочли, что война окончена, но тут же поняли: все лишь начинается. Но кто руководит лесными дикарями?

– Никто сир, ведь они дикари.

– А их вера?

Гелас скривился: – Ах, – и ткнул в ее сторону пальцем: – Видишь, я умнее, чем тебе кажется. Баханн готовится напасть на монастыри.

– Я так же подумала, сир.

Его глаза сузились. Такая невинная и красивая. – В чем я хорош, сержант?

– Сир?

– Опиши мои таланты, как их видишь.

– Да, сир. Вы наводите ужас на дом-клинков, но вы справедливы и не заводите любимчиков. Так что вас ненавидят, но дисциплинированно, и когда вы отдаете приказ, мы слушаемся. И почему бы нет? Вы будете во главе любой грязной работенки, потому что вы злее всех нас, вы сердитесь все время…

– Хорошо, можешь заткнуться.

– Слушаюсь, сир.

– Раз ты это знаешь, сержант, то можешь и не пытаться меня умасливать. Да, я всё замечаю. Но теперь перед нами новая проблема, верно?

– Госпожи нет и вам выпало решить, сир, предупредить монастыри или нет.

Гелас кивнул и завозился. – Снег растаял подо мной, проклятие.

– Это не снег, сир. Там голый камень.

– А, это всё объясняет. О чем я? Да. Решения.

– Легион Урусандера нам враг, сир. Беханн сбежал из-под крыла Хунна Раала всего с тремя сотнями солдат. Если предупредить монастыри Яннис и Йедан, сколько бойцов они соберут? Пять сотен? Шесть? Они хорошо дерутся?

– Они злобные кабаны, Тряпичка. Да, я не хотел бы с ними сцепиться.

– Именно. Не есть ли тактическая польза, сир, истребить сотни Беханна и заставить монастыри отказаться от нейтралитета и поддержать нас? Великие потери для Раала, великие выгоды для знати и Матери Тьмы.

Он всмотрелся в нее. – Ты говоришь очевидные вещи, так?

– Сир?

Сержант указал на трубу в ее руке. – Расскажи еще раз, как она работает.

– Там зеркало и три тщательно прилаженные линзы…

– Заткнись, Тряпичка.

– Слушаюсь, сир.

Он скользнул за гребень, встал и стряхнул снег с бедер. – Назад в крепость. Нужно послать гонца.

– Предупредить монастыри, сир? – Она осталась лежать на постели желтой травы, не замерзшая, хотя щеки разгорелись; ясные глаза напомнили ему о многих десятках лет, протекших с той поры, когда на него с интересом смотрели девушки столь же юные и прекрасные.

– Надеюсь, ты понимаешь, – буркнул он, – что ненависть тут взаимная.

– Конечно, сир.

– Но, сказав так, я ступаю на острие ножа, рискуя всеми вами.

– Взаимно, сир.

Он хмыкнул. Что ж, сойдет.

* * *

После ночи ледяного ливня откосы крепости Ванут блестели, лед дробил свет зари, посылая искры и вспышки. Однако вода уже начала стекать по каменным бокам прочных башен. Казалось, прочные стены тают.

Пришла весть о трех всадниках на дороге, скачущих, похоже, в Харкенас. Леди Дегалла, уже облаченная в доспехи, встала во главе колонны, рядом с леди Манелле. Подозвала сержанта стражи. – Знамя у них есть, Майвик?

Юный дом-клинок покачал головой.

Манелле сказала: – Это не мои, Дегалла. Если бы Гелас решил послать гонца, то одного, не трех. И это была бы Тряпичка.

Муж Манелле, который вместе с супругом Дегаллы готовился выехать вслед за женщинами, резко засмеялся. – Странное имя, миледи.

– Она пришла с ним. Из рода хранителей, думаю, но той поры, когда они еще не носили такое прозвище. Первое открытие Витра не сразу дало повод проявить их одержимость, Юрег. Так или иначе, Тряпичка приносит срочные вести.

Манелле всегда искала случая блеснуть познаниями, хотя иногда они оказывались невразумительными. Увы, другой ее привычкой было пускаться в рассуждения, быстро забывая первоначальную тему. Дегалла почти всегда терпеливо переносила подсознательное желание Манелле быть центром всеобщего внимания – как будто внешности недостаточно – но сейчас обрадовалась, что муж попросту кивнул и улыбнулся, придержав острый язык, умевший стрелять терпким ядом.

Дегалле кашлянула. Уважение к гостям считается большой добродетелью. – Раз мы определили, что всадники не везут новости из Манелета, вероятно, пора понять, кто же там, на дороге. Юрег, едем со мной. Леди Манелле, попрошу вас оставаться под охраной моих дом-клинков, ведь безопасность гостей для нас важнее всех забот.

Сказав так, она понудила коня, Юрег поскакал следом. Они выехали через ворота и начали спускаться по извитой дорожке.

Зимой движение, как и всегда, оказалось весьма скудным: кроме неожиданной гостьи – капитана Шаренас, что побывала здесь месяц назад, дозорные башни с первых снегов не замечали гонцов в Харкенас или из оного. Иногда встречались отпечатки следов – это беженцы пересекали дорогу, ища сомнительного убежища в северных лесах. Впрочем, пути отрицателей леди Дегаллу интересовали мало.

Всадники внизу то ли услышали, то ли увидели движение на крутой дороге к замку, и натянули удила, поджидая хозяев.

– Две ночи, – бросил Юрег, – и я уже подумываю сбежать к Урусандеру и поцеловать ему меч.

– О, она не так плоха. Излишняя ученость всегда влечет риск стать невыносимой.

– Доспех знаний защищает ее от самых острых насмешек, – кисло согласился Юрег.

– Да, ты сможешь сокрушить ее, лишь показав превосходство познаний. Или превосходство здравого смысла. Однако, слишком легко порвав в клочья ее теории, рискуешь приобрести врага на всю жизнь. Будь осторожнее, супруг.

Они сдерживали скакунов, потому что скользкие камни делали склон опасным. – У Хедега Младшего улыбка, как у контуженного, – заметил Юрег. – Готов спорить, она описала ему свойства каждой позиции соития, находя смак не в акте, но в потоке слов, в коих тонет всякая спонтанность. В глазах мужа я вижу тупое отчаяние побежденного, жертвы объяснений.

– Тебе жаль лишь Хедега?

– Он пробуждается к жизни, когда ее нет, но приходится приложить старания. Я еще не решил, стоит ли результат труда.

– Что ж, мы будем в их компании еще несколько дней, раз приняли приглашение Хиш Туллы.

Дорога на миг выровнялась и повела на последний поворот. Они уже могла рассмотреть троих всадников во всех подробностях.

– Ага, – пробормотала Дегалла.

Муж промолчал.

* * *

Выше у ворот крепости леди Манелле и ее супруг Хедег удерживали лошадей на расстоянии от клинков Дома Ванут, чтобы беседовать приватно.

Гости внизу едва продвигались по скользкой дороге.

– Клянусь, – сказала Манелле, – еще один обмен лукавыми взглядами с их стороны, и я опущусь до убийства, нарушит это закон гостеприимства или нет. Хуже того, опущусь до пыток. Из чистого злорадства.

Муж потянул себя за аккуратную седеющую бородку. – Осторожнее, любимая. Такое проклятие не искупишь кровью и годами. Неужели ты действительно готова обречь семью на вечное осуждение?

– Искушение сильно. Страсть к наслаждению легко заставляет забыть о последствиях.

– Тогда подумай о ее брате. Лорд Ванут будет рад кровной мести.

– Проклятая семья, – буркнула Манелле.

Муж сочувственно закивал. – Кто те ездоки, как думаешь? Посланцы Урусандера?

– Сомневаюсь. Таковые несли бы знамя, дерзко и настороженно, как подобает наглецам, оказавшимся в неустойчивой позиции. – Она метнула взгляд и с удовольствием заметила понимающую улыбку супруга. Игра словами была отнюдь не случайной. Осторожная дерзость и смелая уязвимость – можно ли лучше описать эмиссаров Легиона, приходящих к аристократам с дерзкими предложениями мира и уклончивыми угрозами? – Может, – задумалась она, – это выжившие хранители, – но тут же покачала головой. – Не могу измерить глубину глупости Илгаста Ренда.

– Если ему донесли новость о резне в доме Андариста, Манелле… неужели нельзя извинить этого неистовства?

– Пусть бы лупил кулаками по дереву. Нельзя расточать тысячи жизней ради тщетного жеста. Из-за него все мы кажемся безрассудными рабами низких желаний. Забудь Урусандера – это не его игра. Хунн Раал умен.

– Когда трезв.

– Любая его ошибка предназначена лишь отводить глаза, милый.

– Могла бы взять нас в поездку книзу, – сказал Хедег. – Это намеренный ход.

Манелле пожала плечами: – Мы могли бы поступить так же у врат Манелета.

– Чтобы показать раздражение, да. Но почему она злится на нас? Мы как всегда вежливы, хотя Дегалла высмеивает твои великие познания, а Юрег неуклюже пытается выведать мои секреты, но лишь бессвязно болтает.

– Спокойнее, муж. Мы терпением докажем, что лучше их.

Хедег промолчал. Не в первый раз она заканчивала разговор, постепенно сменив позиции. При всем блестящем уме она охотно уступает напору презрения. Не пришло еще время кровных свар. «Но терпение, как она и советует. Едва низкородные негодяи будут рассеяны, леди Дегалла, моя жена предстанет пред тобой с обнаженным клинком, припомнит все обиды».

– Никогда особенно не любила Хиш Туллу.

«Конечно. Красивее даже тебя, искуснее с любым видом оружия, кое ты потрудишься вспомнить. Разумеется, любимая, ты ее ненавидишь». Жена его поистине блестяща, но блеск гения не способен подавить бурление низких эмоций. Эрудиция предлагает иллюзию объективности, подобающей ученой даме, но истинный ее лик – лик испорченного ребенка.

«Ах женушка, если бы ты догадалась, насколько я снисхожу к тебе в любви…»

* * *

Дегалла подняла руку в приветствии. – Посланники трясов, – заговорила она, игнорируя присутствие хранительницы. – Едете в Харкенас? Искать ли нам в этом важный смысл?

Ведун – ей помнилось, что зовут его Реш, хотя она не была уверена – пожал плечами в ответ. – Леди Дегалла, Юрег Тал. Я заметил в свите два знамени. У вас в гостях леди Манелле и Хедег Младший. Любопытно, что же заставило знатных господ выехать в такое дурное время года.

Юрег отозвался: – Ведун Реш, вы нашли выжившую из Хранителей. Однако трясы не славятся щедростью и особенно сочувствием. Она пленница?

Третий спрятал лицо под капюшоном из черной волчьей шкуры, плащ скрывал фигуру, но что-то в его позе позволило Дегалле заподозрить, кто именно старается остаться неузнанным. Она слышала о происшествии у дверей Палаты Ночи. Улыбнувшись закутанному, она сказала: – Мне передали, будто лорд Аномандер явил выдержку у порога святилища Матери Тьмы. Но известно также, что он не пребывает в Цитадели, оставив дела на Сильхаса Руина.

Реш склонил косматую голову. – О чем это вы, миледи?

– Как? Разумеется, о защите Матери Тьмы. Не думаю, что вход окажется открытым. Не для вас.

Слова ее не вызвали реакции мужчины под капюшоном. Возможно, она была неправа… Впрочем, она тут же развеяла сомнения. Да, это наверняка Кепло Дрим ссутулился, прячась в тени.

– Мы разделим путь, миледи? – поинтересовался Реш.

– На некоторое время.

Муж откашлялся. – Ходят слухи – есть знаки, что отрицатели остаются в лесах. Они разъярены.

– Если и так, мы ничего не слышали, – отвечал ведун. – Зачем нам бояться собственной паствы?

– Паствы? – Юрег нахмурился. – Как вы ответили летом на их мольбы?

– Мы предложили все, на что были способны.

– Убежище для детей, да, чтобы упрочить ваше будущее. Но, похоже, мало кому удалось дожить до прихода к монастырским вратам.

– Эти вопросы тревожат знать, Юрег? Если так, почему?

– Нейтралитет ничего вам не даст, – ответил муж Дегаллы. – Вами правят дряхлая старуха и старик еще дряхлее. Пассивность и боязнь перемен портят любое их мгновение, и неуверенность явно заразила всех остальных. Если лорду Урусандеру суждено выиграть войну, неужели ты думаешь, ведун, что он оставит вас в покое? Или, точнее, Хунн Раал оставит вас в покое? А новая жрица Света? Вашей вере нет места в любом раскладе.

Хранительница фыркнула. – Жалкие слова. Вам ничего не скрыть. Леди Дегалла и Манелле меряются удалью мужей, количеством слуг и охраны. Очевидно, одна позвала другую на встречу – весьма запоздало, но таковы уж последствия скрытности. Я тоже была бы в затруднении. Что до нас… ведун Реш желает изучить природу Терондая. Волшебство сочится ныне по Куральд Галайну – это следствие дара Драконуса? Или Азатенаи Т'рисс? Не разумно ли оценить источники магии, прежде чем ухватиться за нее?

После долгого молчания Дегалла покачала головой: – Исследование узора на полу требует присутствия ассасина? Нет, хранительница. Но я буду верить в вашу невинность – сочтем, что спутники обманывают вас.

Тут Кепло Дрим наконец поднял голову и откинул капюшон. Улыбнулся Дегалле. – Я могу их слышать.

– Простите?

– Хедега и Манелле. Они говорят тихо, но стоят под аркой ворот, посылая сносное эхо. Я слышу каждое их слово.

Дегалла обернулась и уставилась на далеких гостей, на длинную извилистую дорогу. – Невозможно!

– Что они говорят? – спросил Юрег.

Странные глаза Кепло смотрели на Дегаллу. – Наслаждаются пренебрежением к вам, миледи. Хуже того, от Хедега исходит некий запах, намек на грядущее насилие, и жертвой будете вы. Словно облизывание губ или внезапная судорога удовольствия по коже лица, или темнеющие, словно пруд, глаза. Наслаждение предвкушением – для них это чувственный пир. Они давно делят ложе, буйствуя в мстительной похоти, и угли не погаснут никогда.

Юрег метнул Дегалле быстрый взгляд. – Манелле мнит себя превосходной фехтовальщицей.

– Не бойтесь, – продолжал Кепло. – Ум помогает ей одерживать победы, верно, но в деле со скрещенными мечами ее ждет неудача. Не нужен острый разум, дабы двигать рукой мастера оружия, тут требуется поддаться инстинктам и вере. Манелле не умеет отдавать контроль, однажды ее это убьет.

– Тихо, ассасин, – рявкнула Дегалла, но смотрела она на Кепло холодно и оценивающе. В нем есть что-то зловещее, что-то дикое и едва сдерживаемое… – Вы делаете предположения вне всяких разумных пределов.

– Вероятно. – Он послал ей хищную ухмылку.

Реш пошевелился. – Миледи?

– Ведун?

– Есть основания полагать, что лорд Урусандер не станет дожидаться конца зимы. Уже сейчас он готовит поход.

Похоже, предположения еще не окончились. – Вы открываете это нам… ради чего?

– У вас мало времени, миледи. Если лорд Аномандер покинул Цитадель, это небрежение обязанностями. Было бы мудрым избрать нового полководца. – Он замолчал и повел рукой. – Говоря честно, глядя со стороны… действительно ли Аномендер заинтересован в вашем деле? Я склонен думать, сей муж разъярен и одержим местью за брата.

– Вы вольны давать советы, ведун. Кого же предложите?

– Ну, того, кому больше всего терять и кто будет сражаться тверже всех.

Юрег тут же сплюнул. Дегалла уставилась на Реша в изумлении.

– Но все же, – проговорил Реш, – Драконус не особенно любим среди знати, верно? Несмотря на славу умелого командира и мастерство на полях брани. Несмотря на рвение, кое он готов будет проявить ради сохранения привычного порядка. Несмотря на неподкупный характер. Увы, бедняга свершил преступление: полюбил богиню и любим ею…

– Если так, она заключила бы брак!

– О? И это вас ублажило бы?

Дегалла молчала.

Голос Юрега стал хриплым. – Надеюсь, вы поспешите по своим делам. Смотрите на раскрашенный пол, ведун.

Равнодушно приняв дозволение, троица пустилась в путь и вскоре пропала за поворотом дороги.

– Он дразнил тебя…

– Знаю, что он делал!

– В этом ассасине…

– Забудь о нем.

– Жена?

– Та женщина, хранительница.

– Что с ней?

– Может, то была игра света, но на миг мне показалось: она носит златой венец. Корону.

– Я ничего подобного не видел.

Дегалла помолчала, потом качнула головой – Конечно. Ты прав.

– И все же… – пробормотал Юрег. – Не могу не удивляться…

– Чему, муженек?

– Если Кепло подлинно мог расслышать Манелле и Хедега с такого расстояния… не следует ли заключить, что он слышал и нас?

Она уставилась на мужа.

* * *

– Зачем ты говорил о Драконусе? – поинтересовалась Финарра Стоун, едва они отъехали подальше от господ.

Реш пожал плечами. – Они меня раздражали.

– И ты запустил змею в их опрятную постель. Тебе нравится быть мелочным?

Кепло удивил их, снова заговорив. – Прежде, хранительница, я был мужем, не ведающим сомнений. Пока не взглянул в глаза отца Скеленала, не увидел истину, которой не мог выдержать. Наш бог был убит, но до его смерти – десяти и десятки лет служб и обрядов – старик был чудовищем, забравшимся в наши ряды. Мы знали и ничего не делали. В его глазах, хранительница, я узрел отражение нас всех и не был польщен.

– Я не заметила ничего чудовищного. Но куда мне? Ваш храм умеет хранить тайны.

– Тайны, верно. Удивительно, знаешь ли, как быстро привычка к секретности пожирает честь, достоинство, верность и даже любовь. Берегись любого сообщества, что наслаждается тайнами – будь уверена, им не важны твои интересы, они не станут церемониться с невинными или, как они скажут, с профанами. Полный тайн разум шарахается от любой тени, ибо населил свой мир подозрениями.

– Ты описываешь ядовитую яму, Кепло, и я не хотела бы обитать в ней.

– Это сообщество создает мир, коему требуются тайные убийцы. Сообщество может говорить и действовать ради правосудия, но не верит в него. Единственная его вера – в эффективность и даруемую ей иллюзию контроля.

– В вашем мире, – сказала Финарра, – надежда бесплодна.

– Вовсе нет, хранительница. Плод выдерживается до зрелости и отдается непосвященным, и глупцы свободно шатаются по улицам, засыпая в переулках. Надежда – вино, забвение – награда. Мы льем их в ваши рты с момента рождения до мига благой смерти.

– Предлагаешь покончить с тайнами, Кепло Дрим?

– Мои глаза проницают любую тень. Уши слышат шелест чужих ног. У меня есть когти, чтобы вырывать скрытое, раскапывать сокровища. Но вообрази мой горький дар и его жуткие обещания. Гласность. Откровенность. Изнанка вывернута, лжецы вытащены на свет, подлые твари уже не могут лелеять секреты.

Ведун Реш громко засмеялся. – Он это любит, Финарра Стоун. Сулить… что-то катастрофическое.

Женщина вздохнула. – Я видела такие посулы тысячу раз… в глазах крепостного кота.