Текст книги "Падение Света (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 56 страниц)

К'рул удивленно крякнул. – Ритуал Д» айверса? Фарандер поистине далеко зашел.

Скиллен Дро лязгнул зубастыми челюстями, выражая, кажется, негодование. – Фарандер Тараг всегда был самовлюбленным. Я не удивлен, К'рул, и ты не удивляйся. Кто стерпел бы общество Фарандера, если не Фарандер? О, и этих тупоголовых тварей. Воля мало что значит для существ, способных мысленно заглянуть за горизонт. Джелеки же одичали, определив свою судьбу.

К'рул вздохнул и ответил женщине: – Отлично. Увы, мой спутник слишком устал для полета, и мы можем лишь идти пешком. Вам нас не убить, так что хватит чепухи. Уверяю, мы далеко обогнем ваш лагерь.

Женщина зарычала и обратилась в волчицу. Подбежала к сородичам, развернула их назад, к стае.

К'рул сверкнул глазами. – Твои слова слышал лишь я?

– Нет, разумеется. К чему угрозам быть неслышными?

– Теперь вижу, как твои дурные манеры рождают раздор.

– Такие уколы мне противны. Я был весьма вежлив, насколько это возможно, если замышляешь убийство. Неужели ты не ощутил во мне сожалений?

– Ну, не вполне. – Качая головой, К'рул пошел вперед, огибая лагерь Джелеков. Скиллен Дро шагал рядом, сложив крылья.

– Тисте придется трудно, вздумай они вновь вступить на земли Джелеков. Конечно, ярость дикарей не ведает хитрости, кроме самого элементарного толка. В охоте присутствует необходимость. В защите незащитимого, когда ты загнан в угол, рождается отчаяние. Ни то, ни другое не питают причуды войны. – Он лязгнул зубами. – Отступление будет бесконечным, предскажу я, через века и царства. Дикари могут лишь умирать.

– Чепуха. Цивилизация эфемерна. Приручение животных лишает их способности выживать без постоянной заботы. Порабощение и разведение растений ослабило их против болезней и засухи. Запруды влекут заразу, распаханная почва теряет плодородие. Готос может зваться Владыкой Ненависти, но в его речах не было лжи.

– И ты доказываешь, что дикость однажды вернется.

– Точно.

– Но, высвободив волшебство в мир, К'рул, ты предложил оружие против дикости, и нам не вообразить всех новых путей.

К'рул глянул вправо, разглядывая скрытое пылью селение и его толпу. – Может так показаться, да. Вначале. Но в отсутствие магии – что иное цивилизация могла бы сделать оружием?

Скиллен Дро помолчал, прежде чем отозваться: – К'чайн Че'малле поработили законы природы. Превратили мир в инструмент технологий.

– И как они поживают?

– Война с природой завершена. Теперь они изменяют кровь детей своих, создавая формы новые и опасные.

– Тебе велели паковать вещи.

– Грубое и неприемлемое описание моего решения оставить их наедине с собой. Создавая птиц, они прежде изобретают клетки. Я решил не медлить, и если отбытие оказалось весьма бурным и беспорядочным, то не по моей вине. Да, не потеряй я небесную крепость, удалился бы в ее уютные пределы размышлять в покое одиночества.

– Почти у всех, – заметил К'рул, – одиночество вызывает экзистенциальный страх.

Стая следовала за ними на восток. Сравнительно теплый день угасал, там и тут в низинах виднелись остатки выглаженного ветром, грязного снега. Перемена времен года ожидалась в северном краю лишь через несколько месяцев.

– Страх. Никогда его не понимал.

– Для многих мышление подобно мелким, но острым зубам. Их грызет изнутри. В нашей привычке глотать демонов и обманываться, будто они растворились внутри. Нет, они ликуют в нежданном убежище, жрут нас день и ночь.

– Не знаю таких демонов.

– Дайте же нам развлечения, дабы скосить глаза, оглушить слух, отупить рассудок, и мы переживем самое долгое отчаяние. Ты старался посетить разные народы, Скиллен. Но боюсь, не прислушивался ни к кому. В будущем обращай внимание на артистов, чтобы яснее различить честный вопль одиночества.

– Хорошо известно: склонная с саморазрушению цивилизация лишает власти мастеров искусства, – сказал Скиллен Дро. – Я вижу это снова и снова. Ты не понимаешь моей цели, К'рул. Я не спаситель.

– Почему же К'рул.

– Устав от себя самого?

– От всего и всех. Я ищу нечто несказуемое. Маяк, наверное, во тьме вечного невежества. Искру сопротивления среди добровольной тупости. Вечный мотив раздражает меня, этот бешеный бег за мелочами, стремление длить неинтересную жизнь. Постройки разума ненадежны, так что я стал кулаком непреклонности. Боги, говорю я, не интересуются машинами. Богам плевать на ложь привычек, на тиранию вещей, что «всегда делались так» и потому «всегда должны делаться так». Боги глухи к оправданиям, рассуждениям, доказательствам. Нет, они вслушиваются в тишину за пределами машин, ожидая шепота единственного открытого сердца.

Слушая эту речь, К'рул остановился. Вгляделся в спутника, в высокого как башня ассасина-ящера, убийцу драконов, вырывавшего горы с корнем и швырявшего их в небеса. – Ты говоришь о любви, – заметил он. – Вот твой маяк, искра сопротивления.

– К'чайн Че'«малле глядят в ночное небо и строят законы, принципы, словно достаточно им акта именования, словно доводы оправдают вторжение, завоевание и эксплуатацию. Преуспей они на деле, небеса станут ареной войн, злобных желаний и голодных поисков, ареной бездумного рабства у законов и принципов, кои стали оковами для всего, что они видят и будто бы знают. Скажи, К'рул: глядя в грядущую ночь, что ты видишь?

– Важнее, что я чувствую.

– И что же?

– Чувствую… восторг.

Скиллен Дро кивнул. – Именно. А восторг, дружище, самый страшный враг разума. Его путь есть любовь, а любовь говорит на языке смирения. Рациональный ум готов встать над нею с кровавым клинком, видя триумф в пустоте мертвых глаз. – Ассасин потряс головой и распахнул крылья. – Вот чему я обучился среди К'чайн Че'малле. Потому, К'рул, я на твоей стороне. Магия, тобой предложенная – о, они постараются запереть ее в клетку законов и принципов, правил и неуклюжих структур. Оба мы знаем: им суждено провалиться, ибо рассудки их пленены собственными клетками, и лежащее за пределами навек остается непознанным, даже непознаваемым. Вот чего они не могут вынести.

– Они проиграют, – подтвердил К'рул, – ибо Я непознаваем.

– Да. И твой жест был актом любви, влекущим бесконечный восторг. Сделанное тобой приводит в ярость весь мир.

К'рул пожал плечами. – Этого… достаточно.

Они продолжили путь.

* * *

Широкий и плоский камень, десяти шагов поперек, лежал около линии жгучих испарений Витра. Задолго до рождения противоестественного моря, в эпоху, когда Зодчие удовлетворялись работой с природным камнем, землей и деревом, тяжелый камень превратили в алтарь: поверхность грубо обработана пиками из рога, спиральные узоры остались на милость дождей, снегов, жары и мороза.

Но алтарь оказался не готов к горячим поцелуям кислоты Витра. Рисунки на поверхности почти пропали, борозды готовы были распасться от легкого касания. Как вера гибнет по гибели народа, так утратил смысл этот обелиск и культ, его породивший.

Тел Акай Канин Трелль присел на плоской поверхности, опираясь на короткую секиру с двумя лезвиями. Оружие прежде принадлежало старейшине Теломенов. Кузнец назвал его проклятым – неудивительно, ведь Трелль убил владельца в первой схватке. Такие трофеи стоит носить с долей иронии, понимая, что порезаться можно с любой стороны. Канин Трелль усмехнулся тогда, бросив знаменитое свое копье, затупившееся и почти неузнаваемое под сгустками мозгов, и подхватив проклятую секиру.

Иное оружие позволяет лишь один миг славы. Ясное дело, топор лишь выжидает момент…

Держа эту мысль в ленивом разуме, он чуть склонил голову, глядя на дракона над пляжем Витра, прямо меж собой и висящими в воздухе, потрескивающими вратами Старвальд Демелайна. Врата родились, поражая яростью, далеко на юге и успели выплюнуть неполную бурю драконов, и мигрировали сюда, на призывную песнь его госпожи. День за днем она укрепляла якоря.

Песнь сирены, подобная шелковым нитям паука. Паутина почти готова. Нужно лишь, напомнил он себе, вырвать жалкую душу какого-нибудь невезучего ублюдка и швырнуть в отверстую рану Старвальд Демелайна. «Душа как печать на ране, и пусть будет это душа могучая, упрямая, душа, готовая к страданиям.

То есть не моя».

Дракон явно оторвался от сломленной бури – как, подозревал он, и остальные – и кружит, желая вернуться, сбежать во врата. Но что его держит?

«Не я. Не моя госпожа. Не наш гость, он еще не оправился от голода, он совсем потерялся. Нет, дракон явно решил заменить меня. Но помощь в охране врат мне не нужна.

Жаль, что он не хочет разговаривать».

Он потер рукой лицо, вновь ужасаясь глубине бороздящих его морщин. Чуть подвинулся – даже Тел Акай, рожденный ползать, может испытывать боль в заднице, рано или поздно. Бросил взгляд через правое плечо, туда, где Второй Храм стоял, небрежно покосившись над мертвыми дюнами. «Второй Храм. Так она его зовет, насмешливо улыбаясь. «А ты, Канин Трелль, захватил первый. Плоский камень, разъеденную неудачу. Скоро он пропадет в водах Витра. Разумеется, мое жилище протянет не намного дольше. Но я полна оптимизма. Палата Грез остается пустой, но по ночам я вхожу туда, слушая, ища ее шепот».

Глупая баба. Твоя любовница утонула, тебе не возлечь с королевой. Как и я не возлягу с королем, ибо двум мужчинам не создать наследника. Таково положение дел, Ардата. Воспользуемся же душой гостя, раздувшейся от жалости к себе, и заткнем дыру. И уйдем, ища иного достойного подвига».

Он не видел ее. Где-то во Втором Храме, должно быть, бродит из одной пустой комнаты в другую, пальцы чертят узоры в воздухе и они остаются позади, как летучие паутинки.

Ночью она схватит его за петушок (малое удовольствие, но единственно возможное), и он захлюпает в ее дыре, доставляя те же чувства. Если вдуматься, всё так комично.

«Типичная сказка Тел Акаев, внезапная кульминация длинной шутки. Вижу, как толпа заходится хохотом, и мне почти не обидно. Пусть глаза короля смотрят из-за занавеса вечной улыбки. Старикам не следует жить слишком долго».

Зато гость виден, сидит на поваленной колонне у разбитых ступеней, точило замерло в руке, клинок спит на коленях. Пялится на Витр, рот то ли открыт, то ли просто отвис. Прибрел некоторое время назад. Потерял коня – дурак притащил с собой седло в доказательство – на юге. Умирающий бродяга, или беженец, или даже преступник. «Выбирайте титул по вкусу, не забудьте добавить слово «умирающий», и все будет как должно».

Канину и в голову не пришло предложить помощь. Дни благородства остались далеко позади. Но Госпожа настояла, и лишь много времени спустя воин разгадал ее скрытые мотивы.

Он смотрел на вздувшуюся, вращающуюся рану – врата в Старвальд Демелайн. Удивительно, что одна-единственная душа может заткнуть ее наглухо. «Но не моя. И не ее».

Дракон пялился на него, как делал это с самого смущающего разум утреннего появления. Занимаясь игрой в гляделки, даже Тел Акай не сможет выстоять под зловещим, немигающим взором дракона. Нет, Канин лишь иногда смотрит в глаза рептилии, посылая кривую гримасу, то закрывая один глаз и медленно вращая вторым, то просто высовывая длинный язык, то щупая кончиком языка кончик носа. Палец дико чешет в ухе, второй палец ковыряется в пещерах носа. Внезапное перденье, или кашель с плевком пыли и грязи. Иногда он тянется к собственным гениталиям, словно намереваясь поиграться.

Но не доходя до дела. Не говоря уже о стыде, глаза дракона даже не сужаются. Никогда.

Он раздумывал, не подойти ли, не помочиться ли ему на рыло. – Что скажешь? – вдруг крикнул он. – Пузырь уже переполнен. Дай желающему поссать мишень, и мужчина будет доволен. Сделаем меня довольным?

Гость поднял голову, спрыгнул с колонны и пошел к Треллю. – Тел Акай, что ты так злишься?

Канин прищурился. – Притворяешься, что крылатый пришлец тебе не любопытен? Долго не продержишься. Как думаешь: это дар низкого интеллекта делает их столь отлично защищенными от восторгов? Мелкий рассудок циника? Я почти восхищен тобой. Нет, честно. Какое счастье испытал бы я, лишившись половины мозгов! Скажи, ты хотя бы съел коня?

Гость застыл на месте. – Он служил мне слишком верно, сир, для такого неуважения!

– И ты опустошил желудок. Дурак, лошади служат хозяевам не только в жизни. Сплошная слепая услужливость.

– Есть иного рода служение, Тел Акай.

– Например?

Мужчина приободрился, а Канин неслышно застонал, браня себя за очередной приступ болтовни. – Оставив бравого коня там, где он пал, я сослужил ему последнюю службу.

– Сослужил, бросив? А, вижу. Естественно. Не сядешь ли на колонну, будь так любезен. Теплый воздух отгоняешь.

– Не понимаю, почему ты так меня невзлюбил.

– Верно, – отозвался Канин, оглянувшись на дракона. – Не понимаешь.

– Счесть ли это обидой?

– Почему нет? Я навалил целую кучу в яму за храмом. Можешь сходить, полюбоваться.

Гость сразу отвернулся, Канин наконец услышал тихий лязг закрытого рта. «А, видите? Он учится». Тел Акай снова сосредоточился на драконе. Не к таким бестиям он привык. Впервые видит. Свалился с неба легенд, яростный и тяжелый, непостижимый и – для всех, кроме Тел Акаев – устрашающий.

Однако Старая Богиня изрыгнула довольно презрения к драконам, вздымая громадные кулаки, рассказывая своим детям о разбитых черепах, крови, хлещущей из узких ноздрей и так далее. Сказания лишили детей всякого ощущения чуда, пропитав недоверием.

И все же это чудесный зверь.

«Наконец-то!»

Голос оглушительно зашипел в голове Канина Трелля, удивив так, что он прикусил язык. Выругался, плюнул алым и вскочил, поднимая секиру обеими руками. – Что наконец, ящерица?

«Старая Богиня, вот как? Наверняка Килмандарос. Некоторые Азатенаи слишком тупы, чтобы стать богами, разве что породят детей еще тупее. Да, тогда им открывается рай!»

– Ты говоришь в голове женским голосом. Как твое имя?

Дракон поднял рыло и распахнул челюсти на манер зевающего кота. Между двух клыков застряла куча жеваных доспехов. Челюсти захлопнулись с тихим скрипом. «Ты достоин узнать мое имя? Паучья сучка зовет тебя Канином Треллем. Итак, тебе нечем расплатиться. Лишь сделки, Тел Акай, дары – для глупцов».

– Я дам тебе кое-что взамен, драконица. Топор промежду глаз. Имя, прошу, дабы я записал его на твердом железе среди многих других, мною сраженных.

«Других? Других драконов? Не думаю. Давай начистоту, Канин Трелль. Твои жертвы были не славнее раздавленных сапогом крыс. Я же обедаю смертными героями и плююсь по вечерам жеваным железом. Делаю фарш из поборников Тисте, рагу из охотников Тел Акаев, на закуску же идут Джеларканы, Бегущие, Теломены и Жекки».

Канин склонил голову, смеясь. – Ты подслушивала так долго, что уловила имена обитателей нашего мира! Но мы отлично знаем твой маршрут, от врат на юге Витра и сюда. Если ты перекусила пару раз, не удивлен. Но герои и поборники? Тел Акаи, Теломены? Драконица, ты полна дерьма.

Через долгий миг драконица сдалась. «Неуважение до добра не доводит».

– Угроза? Я уже трясусь! Попробуй еще!

«Могу взять тебя в когти, Канин Трелль из Тел Акаев, и натянуть душу на эту рану».

– Подойди поближе и обсудим.

«Погляди мне в глаза, Канин Трелль. Увидишь… предостережение».

– Вижу только безмозг… – В последний миг он уловил движение, отраженное в тяжелых глазных яблоках рептилии. Заревел и пригнулся, когда второй дракон пронесся над самым Храмом, бросаясь на него, выставляя когти.

Тварь швырнула Трелля в воздух, угловатые крылья ударили, как паруса, он был схвачен во второй раз. Когти пронзили чешуи кольчуги, впились в плоть. Секира вылетела из руки. И сам он упал наземь, сломав ногу над коленом. Канин завыл от боли и перекатился на бок, пялясь на два торчащих, влажных, торчащих из кожи обломка кости.

Второй дракон приземлился с тяжелым стуком, хвост мотался из стороны в сторону. «Кодл, любовь моя! Я тебе говорила насчет Тел Акаев!»

Новый голос раздался сзади Канина. – А я говорила твоей любимой, чтобы не вредила моим спутникам.

Новая драконица обернулась. «Ардата! Говоря о любимых – где твоя? Явно упорная душа. Сопротивляется ловушке, тобой устроенной. Надеюсь, она улизнула, хотя куда? Да, в Витр, море полного забвения! Ну и хорошо, что мы успели ею попользоваться».

Ардата, завернувшаяся в шкуру столь ветхую, что не хватало больших клоков шерсти, подошла с грацией императрицы и встала над Канином. Посмотрела сверху вниз и нахмурилась: – Плохой перелом. Лежи тихо. Решим дело с твоими ранами обыденным путем, ибо я еще не изучила садок Денала. – Ее тонкое лицо покрылось морщинами, как у всех, живущих вблизи Витра. Впрочем, она заверяла, что издалека совсем не заметно. «Юность восстановима», говорила она, «хотя ваши стариковские жалобы – иное дело».

«Смешная женщина, ха, ха». Тел Акай смотрел на ее лицо сквозь пелену боли, а она говорила с второй драконицей. – Телораст, вас с Кодл однажды изгнали из этого королевства. Не задерживайтесь надолго, вот мой совет. Вы так и остались кусачими мухами на шкуре мира.

«Слышала, любимая? Песик хочет почесаться. Мы испуганы?»

«Где была ты?» требовательно сказала Кодл.

«К югу от Витра, за унылой равниной. Посетила один скромный форт, занятый трусливыми Тисте. Теперь они черны, как трава на равнине. Весьма интересно».

«Сюзерен».

«Не сомневаюсь. Впрочем, я выбрала сладкую форму, дабы их соблазнить, и узнала много нового. Свет возрожден, Кодл, а Тисте поделились между ним и тьмой. Идет гражданская война. Ну не смешно ли?»

Кодл приподнялась, выгибая спину и раскрывая крылья. «А Серый Берег?»

«Неприглядные роды близки, любимая. Уже идут схватки».

«Он будет нашим!»

«Шшш! Пауки подслушивают!»

Ардата обернулась к подошедшему гостю. Мужчина сжимал меч, не сводя глаз с рептилий. – Отложи клинок, – велела она. – Подбрось топлива в жаровню храма. Положи в пламя два моих тонких клинка. Потом натаскай воды из колодца и найди что-то, чтоб делать лубки. Или это тебе недоступно?

Юный Тисте скривился. – Нет.

– Иди же. Мы вскоре будем. – Она поглядела на дракониц. – Ваши амбиции снова хлещут через край. – Голос стал тверже. – Вы дурно использовали Королеву Снов. Не прощу.

«Угроза?» засмеялась Телораст, заполняя череп Канина шипящим весельем. «Скорми нам другого Тел Акая». Через миг она приняла форму Тисте, женщины с ониксовой кожей, сверкающе-нагой. – Погляди, Кодл! В этом скромном куске плоти можно отыскать наслаждения. Сравняйся, дабы мы сплели руки и просияли восторгом! Будем подражать элегантнейшим парам этого мира. Иди, распустим перья!

Кодл замерцала и перетекла в форму женщины, более высокой и плечистой.

– Ты какая-то жирная, – заметила Телораст и надула губы.

Кодл улыбнулась: – Белая и черная кожа, равный счет. Армии на марше, ха-ха.

– Ну, ничего достойного внимания.

– О, нужно оказаться поближе, когда случится схватка. Чернокожая армия носит странное оружие. Железо Тисте, закаленное Витром.

Тут Ардата отскочила, резко зашипев. Даже Кодл вздрогнула. – Безумие! – крикнула она, погружая руки в роскошные черные волосы. И вдруг наморщила лоб, проводя пальцами по волосам. – Ох, а мне нравится.

– Поистине ценная грива, – заметила Телораст, скользнув поближе к любовнице.

Ардата раздражено зашипела. – Телораст! Это оружие…

– О, ладно. Они ведь не убивают драконов?

Канин Трелль опустил голову. Боль нарастала волнами, как будто нога угодила на жаровню, так усердно разогреваемую гостем с дикой улыбкой на глупом лице. Кровь шипит, жир тает и скворчит на углях… Он закрыл глаза, морщась.

Через мгновение прохладная рука Ардаты коснулась лба. – Спи же, дружок. Хотя бы это я тебе могу дать.

И мир на время пропал вдалеке.

* * *

После стоянки Джеларканов протекли два непримечательных дня. К'рул со Скилленом Дро стояли на естественной насыпи, среди кривых кочек мертвой травы. Азатенаи созерцали прозрачное серебряное море, Витр. Солнце умирало за спинами.

– Откуда-то натекает, – произнес наконец К'рул. – Трещина, какой-то ручей, сломанные врата. Так не годится.

– Когда Зодчие заметят, сделают что-нибудь.

К'рул хмыкнул: – Зодчие. Они меня смущают.

– Никому не дают ответов. Вообще редко говорят. Их ведут силы, слишком древние для слов. Вероятно, для самого языка. Вижу в них элементы природы, узлы неумолимых законов и неподвластных нам принципов. Сама жизнь борется против них, и оттого нам никогда не понять…

– Живые символы? Одушевленные метафоры? – К'рул состроил гримасу. – Не думаю, иначе термиты и прочие паразиты подходили бы под твое определение. Лично я верю, что Зодчие по сути неразумны.

– Тут не стану спорить.

– Ты озабочен смыслом, а я намекаю, что смысла нет. – Он кивнул в сторону Витра. – Как и в этом настое хаоса. Поистине силы природы, лишенные воли. Природа разрушает, природа строит. Воздвигает и рушит, и начинает вновь.

– Тогда они – создатели миров.

– Миры рождены из пепла мертвых звезд, Скиллен. Ни один огонь не идеален. Всегда что-то остается. – Он поглядел на компаньона. – Или ты лишен этих незваных видений? Яростные роды, царство за царством, век за веком?

Скиллен Дро пошевелил острыми угловатыми плечами. – Мне они ведомы, но я считаю их лишь воспоминаниями о нашем рождении. Взрывы света, шок холодного воздуха, внезапное осознание врожденной беспомощности. Мы входим в мир неподготовленными и, если смертны, бредем до конца, так и не успевая подготовиться!

– А Зодчие?

– Силы природы иногда замечают нас, как будто мы не более чем назойливые мошки. Смертный путь краток, суть его невыразима; можно на миг восхититься, но память тускнеет и постепенно теряется. – Скиллен Дро простер крылья. – Мерзкий воздух. Но ты прав.

– В чем?

– Драконы пролетели здесь. Ты сказал, один-другой притянутся обратно. Врата действительно блуждают, теперь они ждут на севере. И Ардата там же. – Он повернулся, чтобы видеть К'рула. – Все, как ты говорил. Неужели вечно текущая кровь дала тебе новую чувствительность? Твое сознание ныне обнимает весь мир? Теряя кровь, К'рул, ты мог обманывать нас… а теперь предъявить права на невообразимую власть и влияние, создав новое королевство новой магией? Она сочится и пятнает все вокруг, и пятно растет. А кто в центре? Да, скромняга К'рул, щедрый и великодушный. Я должен задать вопрос: ты захватываешь власть?

К'рул почесал щетину на подбородке. – О, полагаю, что да. Но умерь негодование, друг Скиллен, ибо стоящий в центре полон слабости, не силы. – Он поморщился. – Я не Ардата с ее жадными сетями. Центр моей империи, если можно так сказать, не требует жертв. Я сам – жертва.

– Поклоняться означает купаться в твоей крови, пока она капает с помоста трона.

– Эрастрас и Сечул Лат открыли более грубый способ кормиться кровью, освоили язык насилия и смерти. Их путь противен мне, но не менее могуществен. Да, возможно, учитывая силу соблазна в худших из нас, со временем он победит меня. – К'рул вздохнул. – Я боюсь этого, но не могу бороться с ними в одиночку.

– Я – твой невежественный, наивный союзник.

– И драконы.

– Ардата?

– Не знаю, скажу честно. Хотя заинтересован. Что держит ее здесь, на берегах Витра, под вратами Старвальд Демелайна? Только ли потеря Королевы Снов? Или что-то иное, что-то большее? Сеть может быть не просто ловушкой. Она может стягивать всё воедино, не давая распасться.

– Ты слишком великодушен в описании ее мотивов. Она Азатеная, не уступающая нам с тобой в сокрытии тайных планов, секретных желаний. А напоказ – одни благие намерения. – Длиннопалая лапа лениво повела острыми когтями. – Как твои, с незримой Империей Слабости. Не понимаю, К'рул. Какой владыка желал бы править, прося сочувствия подданных?

– Словно сочувствие – сострадание – есть единственный источник силы?

– Тогда, друг мой, ты и империя обречены.

К'рул задумался. – Путь Эрастраса окончится в тупике.

– Путь Эрастраса не озабочен концами и тупиками, лишь самим движением.

– Ты можешь оказаться прав.

– Я помогу тебе, но лишь временно. Не желаю созерцать твое бесконечное умирание. Но в том, что нужно делать здесь и сейчас, Ардата очень важна. А она не любит меня.

– Замолвлю словечко за тебя, Скиллен Дро, и буду надеяться на… – он улыбнулся, – некоторое сочувствие.

Они отвернулись от Витра и пошли на север, не забывая огибать обожженные кислотой края.

'«рул думал, что Ардата найдет противоречия между своими целями и его просьбой. Интересно, понимает ли Скиллен Дро? «Но решать будут драконы. Что может быть тревожнее, чем выбор дракона в арбитры справедливости?»

Ночь опускалась на мир, первые звезды зажглись над головами. Они шагали, без обмена словами зная: путь окончится лишь в самом Старвальд Демелайне.

* * *

Он помог Ардате сопоставить сломанную кость (каждый обломок был толщиной с запястье Тисте). Вытягивая тяжелую ступню, дабы она могла подвинуть кость под слоем кожи, он ощущал себя на редкость ничтожным. Против такого воина он был бы ребенком; при всех навыках работы с мечом Канин Трелль мог бы смести его и бросить, не сочтя достойным внимания.

Гадкое чувство, это смирение. Дела прошлого, что казались такими огромными и весомыми, на деле – мелкие подробности мелкой жизни. Оставив ее сшивать тело Трелля, он удалился, чтобы забрать любимую секиру Тел Акая. Игнорируя двух женщин – Тисте (которые были кем угодно, но не Тисте), прошел к берегу Витра. За короткое время горькие пары над мертвым песком сделали железо пестрым, лишив гордой полировки. Он запыхтел, поднимая тяжесть с почвы, и не раз пошатнулся, возвращаясь на гребень.

Жалкие развалины храма, горы блоков и поваленные колонны носили следы некоего давнего насилия – словно резиденция бога или богини познала яростное окончание веры. Он находил там и сям гнилые кости, добавлявшие веса его догадкам. Вера и резня слишком часто смыкаются в смертельном объятии. Покинутый Куральд Галайн был на грани такой же войны, и сожалений по поводу бегства нет. Но побег не избавил его от преображения кожи. То, что вначале ужаснуло, стало предметом восхищения, хотя он не без зависти смотрел на совершенную ониксовую кожу Телораст и Кодл.

Положив секиру у разбитого каменного блока, он помедлил и сел на известняк, чтобы следить, как последний свет вытягивается из мира.

Через мгновение женщины подошли к нему и сели по бокам, так близко, что терлись руками и бедрами.

– Смелый юный воитель, – мурлыкнула Телораст. – Скажи, что любишь щипать их. Она задавила бы тебя до беспамятства, тогда как я, хотя менее выпукла, но не менее обольстительна. Да?

– Я думал, вы любовницы.

– Любовницы, сестры, мать и дочь… определения бесполезны. Детали прошлого, а прошлое мертво. Сейчас есть лишь женщины и мужчина. Простая близость с великим потенциалом. Правильно, Кодл?

– Мы всегда правы, верно. Как может быть иначе? Но наш воин Тисте высокого мнения о себе.

– Прежде, – заметила Телораст. – Но увы, не теперь. О, Куральд Галайн! Как ликует он при виде собственного пупа! Неровные горизонты, корни, давно не тянущие влагу. Но ты тут, воин Тисте, окрашен Светом, божественно прекрасен юностью, и облака плывут во взоре твоем.

– Позор Ардате, – зашипела Кодл. – Не воспользовалась им как должно!

– Игралась с петушком Тел Акая, любимая. Подумай только.

– Мастерство Азатенаев не знает удержу, – кивнула Кодл. – Должно быть, она превращалась, чтобы стать ему под стать. Гений дьявольский, но склонный к порче.

– К быстрому пресыщению.

– Чувственность притуплена. А ты, Телораст, чуть не убила великаний член!

– Ты сама его не хотела!

– Я не? Ну, да, не хотела. Но теперь он бесполезен, и я передумала.

– Он разрубил бы тебя надвое, даже такую толстую и крупнокостную, какой ты сделалась.

– А в тебе все провисает.

– Не провисает, закругляется. Есть разница. И они не прыгают при ходьбе, а колышутся.

Едва он попытался встать, женщины усадили его на место.

– Мы не закончили, воин, – сказала Кодл. – Я же слежу. На тебе благословение Света. Отвергающее Витр. Это полезно.

– Хватит. Ты просто его смущаешь.

– Смущение полезно. Он размягчится. Воин, назови хотя бы имя.

– Оссерк, сын лорда Урусандера из рода Вета, командующего Легионом.

– Сын, лорд, командующий – щиты отвлекающие, щиты, за которыми можно спрятаться. Вытащим же тебя на солнышко, Оссерк.

– Достаточно, Кодл. Скажи лучше нечто полезное. – Телораст держала руку на его бедре. – Секрет, которым можно поделиться. Показать, какие мы щедрые, скажи ему о Сером Береге.

Кодл отшатнулась и гневно уставилась на Телораст. – Сошла с ума? Сейчас наши планы совершенны! Но едва мы захватим трон, создания Света станут врагами!

– Лиосан. Их название для света. Но этот дурак никуда не уйдет. Ты еще не поняла? Я вот сразу, как прилетела. Витр мозги разъедает, сестрица? Да? Слишком долго жаждала Тел Акая?

– Мы строили глазки друг другу. Восхитительно! Мои мозги не сгнили. Не я советую болтать о Сером Береге.

– Так придумай другое имя. Они так делают. Мы Элайнты, помнишь?

– Кто-то должен убить Сюзерена по-настоящему.

– Согласна. Теперь мы за этим проследим. Найти подходящий меч, указать в нужную сторону и пусть брызнет кровь!

– Я скучаю, – заявила Кодл. – Оттрахай воина, дорогая. Я хочу посмотреть.

– И только?

– Я же говорю.

– В прошлый раз беднягу разорвало на куски.

– Не моими когтями, Телораст!

– Да, смотреть было приятно!

Кодл ткнула Оссерка в плечо. – Не бойся, ничего такого не будет, воин. Мы были драконами, а это другое дело.

Оссерк закашлялся и ответил: – Я принял обет безбрачия. Потому обязан отклонить приглашение. Извиняюсь перед, гм… обеими.

– Обет нужно нарушить, – почти прорычала Телораст.

Он с некоторым облегчением увидел, что Ардата вышла из храма. Подошла ближе. – Оставьте его, вы. Я лишь терплю ваше присутствие, не забывайтесь.

– Ишь, выползла из развалин, Телораст! Паутина трясется, ведь наша сила бросает вызов! Видишь, как ужасно напряжено лицо?

– Должно быть, это Витр. Само по себе красноречиво. Даже Азатенаи уязвимы.

– Витр проест дыры в этом королевстве, Ардата, – провозгласила Кодл, чуть подавшись вперед и положив руку на бедро Оссерка. – Понимаешь ли ты? Сквозные рваные дыры. Старвальд Демелайн был лишь первым. – Рука сжалась. – В мир плещет волшебство. Будет давление. Раны раскроются. Витр – великий пожиратель, неутолимый голод…

– О, мне нравится, – застонала Телораст, рука приникла к другому бедру и полезла между ними.

Оссерк резко выдохнул, ощущая, как член поднимается в ответ на легкое касание.

Ардата скрестила руки, но смотрела она лишь на Кодл. – Расскажи больше, – велела она.

– Будем торговаться? – улыбнулась Кодл. Когда ее рука обнаружила в промежности Оссерка руку соперницы, то попыталась оторвать от… Застонав, Оссерк вырвался и торопливо отскочил от женщин. Развернулся и сверкнул глазами в ставшие совершенно невинными лица. – Больше мною не будут пользоваться, – прорычал он.