Текст книги "Падение Света (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 56 страниц)

Но крики не прекратились, да? И, разумеется, твой разум лопнул, и все внутри пропало. Как будто ничего не было. Но, хотя ты ничего не знаешь, остается глубинный ужас – ужас внезапного вспоминания».

– Ваш убийца валит тех, кто мучил женщин, – сказала Ренс. – Вот что общего у жертв. Не так ли? – Она чуть помедлила. – Может, это женщина.

«Да. Мы тоже так решили».

– Думаю, ты должна присоединиться к следствию, – предложил Ребл.

– Почему вы решили, что я хочу ее поймать? – бросила Ренс.

– Опять неплохо, – кивнул в ответ Ребл. – Нам тоже не особо интересно. Но командир желает всё уладить.

– Когда умрет последний убийца женщин, – отозвалась она. – Тогда все уладится.

– Таких несколько сотен или еще больше, – возразил Варез, изучая ее, замечая красные руки – похоже, недавно она их ошпарила – настороженное выражение, стиснутые зубы. – Слишком много потерь.

Ренс тряхнула головой: – Так скажи ему, сир. – Глаза снова отыскали Вареза, и он действительно подумал о кошке. – Расскажи ему о мужиках таких трусливых, что убивают женщин. Расскажи о малых умах, что полнятся темными узлами и рыскающими страхами. Расскажи, что они не умеют думать дальше первого прилива слепой ярости, и как любят они вообще избавляться от мыслей. – Речь заставила ее раскраснеться. – Расскажи командиру, сир, что те уроды, которых убили, бесполезны для любой армии. Они побегут. Они будут цапаться с нами, кошками, ища, кого бы еще избить и унизить. Лучше видеть их мертвыми. Сир?

Варез глянул на Ребла. Тот улыбался, но такой холодной улыбкой, что она легко могла стать чем-то совершенно иным.

Листар замер в нескольких шагах. «Убийца жены.

Знает ли она? Разумеется. Преступления – будто мясо в наших разговорах, мы жуем жилы снова и снова, веря, что от долгого жевания изменится вкус. Будет не столь горьким. Жалкая ничтожность содеянного… пуф! Исчезнет, став ничем. Так? О, мы народ упрямый, особенно если вера сулит бегство».

– Не все они трусы, – заявил Ребл, все еще с улыбкой, но в глазах его что-то загорелось.

Женщина оказалась достаточно умна, чтобы отступить. – Как скажешь, сир.

– Скажу. Еще точнее, некоторые убийства, они… просто происходят. В алом тумане.

– Да, полагаю.

– Поэтому забыть и вспомнить – самое худшее.

Наконец Варез заметил, как женщина бледнеет. – Тебе… вам лучше знать, – ответила она тихо, ломким голосом.

И тут улыбка Реббла расползлась до ушей. – Но я, у меня этой проблемы нет. Помню каждого невезучего ублюдка, которого взял и убил. Тех, кого хотел убить, и кого не хотел. Если я назову имена, ты определишь разницу? Нет. Никто не сможет. Потому что разницы и нет вовсе, даже для меня. Тут другая проблема. Не могу вспомнить, как сильно ни стараюсь, причины убийств. Какие именно споры вышли из рамок и закончились плохо. – Он покачал головой, состроив преувеличенно-озабоченное выражение лица. – Ни одного повода, ни одного.

Варез со вздохом отвернулся. Ребл завел новое обыкновение – произносить речи, но слушателям от них становится лишь хуже. «За всем этим есть что-то еще, Ребл? Ты что-то стараешься сказать нам? Сделать какое-то признание? И что останавливает?»

Ренс только кивнула в ответ Реблу.

Высокий жилистый рудокоп отвернулся и пошел к Листару. – Давай отыщем палатку мертвеца, Листар, и поглядим, что можно понять. – Он искоса глянул на Вареза. – Почти десятый звон, сир.

– Знаю, – отозвался он. – Идите же.

Он смотрел в спины мужчин, ушедших к блоку Белого Утеса.

– Могу идти, сир?

– Нет. За мной.

Она его удивила, не став возражать. Пошла следом к командному центру. – Лучше с вами, чем с ними, сир.

– Просто улыбайся и кивай, чтобы он ни болтал.

– Я забыла про Листара.

– Ребл сообразил, что ты выглядишь слишком раненой. Ему такое не по нраву. – Варез помешкал, прежде чем сказать: – Листар не трус. Он хочет умереть. Не ставит охрану у своей палатки, хотя идут убийства. Каждый раз, глядя на новое тело, огорчается, что не он лежит у наших ног.

Ренс хмыкнула, но промолчала.

– Думаю, недолго осталось.

– Как это?

– У нас проблема с дезертирами, Ренс. Солдат прежнего Легиона слишком мало, чтобы окружить лагерь. Кроме того, сутью сделки была свобода, которую нужно заслужить… но если есть шанс получить свободу без всякого там служения, пусть оно идет в Бездну! Думаю, скоро всё развалится.

– Так зачем мне что-то делать? Просто отпустите в палатку…

– Ты была далеко от палатки, когда нашли тело, – заметил Варез, когда они приблизились к большому скоплению шатров и палаток в середине лагеря. – И не в блоке Белого Утеса.

– Просто блуждала, сир. Знаете, они меня не примут.

– Кто из ваших хуже всех, Ренс, кто доставляет неприятности?

– Есть одна. Велкеталь. Нарожала шестерых деток и выбросила на улицу. Четверо умерли не повзрослев, остальные окончили жизнь в рудниках. А послушать ее – лучшая мать на свете.

– Чудно. Сделай ее своим Реблом.

Ренс фыркнула: – Первая поднимет против меня бунт.

– Нет, ведь я ей сообщу, что твоя участь станет ее участью.

– Вот как вы делаете вожаков? Поэтому Ребл сохраняет вам жизнь?

– Так и делаются вожаки взводов, – согласился Варез. – Но Ребл, он начал оберегать мен еще в яме. Да, причины я не знаю, но сделка мало что изменила. Мне он ничего не рассказывает.

– Вы женщин не убивали, верно?

– Не убивал. Ренс, здесь есть трусы всех разновидностей.

Она лишь хмыкнула в ответ.

* * *

Бегство от будущего – нет поступка унизительнее… однако Фарор Хенд чувствовала, что это вошло в привычку. Двое мужчин сторожат ее следы, и тот, что ищет ее, кажется неподходящим. Ночами, лежа на койке у стенки шатра, прогибающейся под весом снега, она закрывает глаза и видит фигуру, высокую и призрачную, шагающую по обширной безжизненной равнине. Он идет к ней, выслеживает, и хотя кажется чудовищным, она знает: в нем нет зла. Он – попросту ее судьба, он привязан обещанием, неумолим.

Но в грезах, когда ее одолевает сон, она видит Спиннока Дюрава, кузена, слишком родственного для связи. Видит юношу, равного ей. Видит улыбку и качается в колыбели уклончивых слов. Он предложил ее образ, возможность, жгучую насмешку – жестокую, хихикающую насмешку. Стоял так близко, но она не могла коснуться. Пусть она жаждала его обнять, он словно доспехами защитился от женских чар. Она просыпается с тяжелым сердцем, скрежеща зубами от безнадежного желания. Да, он оттолкнул ее, признавшись в любви к Финарре Стоун, и горькая ирония «откровения» до сих пор остается на устах.

Едва заря окрасит восточный горизонт, он покидает палатку и бредет в сторону разгорающегося света, привлеченная огненной полосой, пожаром новорожденного дня. Каждая ночь становится царством пепла и отчаяния, и она бежит в свет. Армия в лагере – скучный зверь, механистичный и упрямый на тупом, одуряющем пути своем. Не предлагает ничего нового. Никаких перемен в угрюмом, озлобленном настроении.

Вне линии дозоров, на краю усеянной снежными заносами равнины встаёт она, закутавшись в тяжелый плащ, высматривая пешехода, что явится из ослепительного рассвета. «Новый день, новая жизнь. Играющие в солдат шевелятся позади, а впереди, где-то там, мужчина шагает из тупика, в который приводит солдатская жизнь.

Механические вещи сломаются. Грязь и ржавчина испортят шестерни, колеса сточатся, скрепки – скобки износятся и лопнут. Но иные механизмы, пусть точно собранные и слаженные, не предназначены работать вообще. И все же… гляди на восток, на пустую равнину. Там шагает он, сломанный зубец, ища новой рутины. Супруг. Жена.

Я бегу, но, по правде, некуда бежать. Будущее охотится за мной, выслеживает».

На сегодня командующий Галар Барес назначил общую встречу штаба. Она не видела оснований для своего присутствия. Она же хранительница, не офицер Хастов. Что еще важнее, ей пора уезжать, скакать к своей роте – назад к командиру Калату Хастейну и Спинноку Дюраву.

Будет ли там Кагемендра? Сгорбившийся над столом, жилистая рука передает кружку, дым камина обволок серую фигуру с угрюмым взором? Или он где-то между ней и фортом Хранителей? И какую дорогу выберет она, вернувшись? «Встречу его? Или поскачу по целине, ночами, скрываясь днем?

Что за позор, что за ребяческие мысли!»

Через некое время она повернулась и пошла к укреплениям лагеря Хастов. Не та армия, которую она ожидала найти. Да, машина вертится, словно огромные меха кузниц Хенаральда, все эти железные рычаги, колеса и зубцы… но устройство выглядит больным.

Ужас учиненного Хунном Раалом отравления висит в рассудке Фарор Хенд, будто высокая крепость, изолированная на острове в окружении запретных морей. Любое течение отталкивает ее, и она не хочет сражаться с потоком. Амбиции – одно дело. Жажда возмещения по сути своей праведна. Но достаточно ли этого для гражданской войны? На ее взгляд, нет. Но разве Хунн Раал не старался предотвратить войну? Если нет легионов, готовых противостоять Урусандеру, гражданская война уже окончена.

Однако Легион Хастов пытается возродиться. Бродя по лагерю, где мужчины и женщины сгрудились у костров в ожидании завтрака, она не ощутит уверенности, свойственной собранию воинов. Нет, здесь кипит атмосфера, полная презрения, недовольства и страха.

Новые солдаты убивают друг дружку. Те, что еще не дезертировали. Говорят о свободе, имея в виду полную анархию. Фарор удивлялась, что лагерь еще не взорвался. Не понимала, что же удерживает их вместе. «Или может быть, не желаю понимать. Отчего среди всего недовольства и страха можно расслышать шепот, голос, полный обещаний и неотложной нужды.

Оружие Хастов никогда не замолкает. Завернутое и крепко связанное, все же поет. Тихо, как дыхание на ледяном ветру.

Если заключенные боятся, то и желают. Клянусь, мало кто осознает, что желание исходит не от солдат, но от охраняемых фургонов, от груд клинков и куч кольчужных рубах. От наручей и поножей, от шлемов и покрытых ржавчиной воротников. Голоса шепчут бесконечно».

Она сражалась с ужасной музыкой. Ей здесь не место.

Командный шатер был прямо впереди. Двое солдат из Хастов охраняли вход. Шепот и какой-то тихий смех лился от них, хотя мужчины стояли неподвижно, с каменными лицами; проходя между ними, Фарор с трудом подавила дрожь.

Внутри квартирмейстер Селтин Риггандас скорчился у переносной печи, питая ее кизяками. Капитан Кастеган – единственный выживший в чине капитана, кроме Галара Бареса – стоял у стола. Он почти дотянул до отставки, слабый пузырь спас его в ночь визита Хунна Раала, ибо он не решился пить алкоголь. Ясно было по согбенной фигуре и унылому лицу, что капитан проклинал свою осторожность… хотя Фарор подозревала, что самую глубокую ненависть он питает к тем в Харкенасе, кто не позволяет Легиону уйти в небытие вослед за солдатами.

Галар Барес сидел на походном сундуке, почти отвернувшись от всех, и выглядел крайне неприветливым. На взгляд Фарор, мужчина постарел на годы за несколько недель.

Вскоре появились офицеры из заключенных. Первый, Курл, был прежде тюремным кузнецом, многие годы жизни покрыли кожу рубцами от углей и капель метала. Он был лыс и столь же черен, как Галар, вялое и туповатое лицо казалось каким-то расплавившимся. Мягкие пустые глаза, белые словно олово, скользнули по присутствующим, на мгновение задержавшись на Фарор.

Несмотря на краткость контакта, Фарор Хенд похолодела. Курл убил напарника в деревенской кузнице, где жил и работал. Переломал ему кости, молотил тело почти всю ночь, пока не осталось месиво, удобное для заталкивания в кирпичный зев печи. Он рассчитывал избавиться от улик, но не учел столб черного дыма, что повалил из трубы, тяжело опустившись на деревню смрадом горелой одежды, плоти и волос.

Никто не знал, что толкнуло Курла на убийство; сам он на эту тему не распространялся.

За ним явилась первая женщина, назначенная в офицеры. Арал из Сланцевой Ямы, что на северо-западе. Она была тощей, черные волосы усеивали полоски седины, лицо бледное и вытянутое, а глаза способны вместить мировой запас злобы и презрения. Одним чудным вечером она скормила мужу жаркое из дюжины специально приглашенных гостей. То, что они были ему родственниками, придавало подвигу особую сладость, она лишь жалела, что не успела сделать десерт. Когда Фарор впервые услышала эту историю от Ребла, за ночной фляжкой эля, то захохотала от чрезмерности ужаса. Но при встрече с Арал всякое веселье утонуло в бездонной тьме ее взгляда.

«Ты о муженьке подумай, хранительница, – добавил тогда Ребл. – То есть стоит поглядеть ей в глаза… ну нет, никакой женитьбы. Такую тварь нельзя ни любить, ни ценить, ни – боги сохраните! – почитать. Эта баба… я чуть не ссусь каждый раз, как мы по случаю скрещиваем взгляды. Как не удивиться мужчине, что просил ее руки. Но в одном уверен. Она станет отличным командиром, ни один и ни одна, если глаза на месте, против нее не пикнет».

«Сомнительное обоснование, – возразил Варез. – Нужно не только отдавать приказы, Ребл. От офицера требуется большее. Нужно, чтобы за ней пошли».

«Ну, лейтенант, если вы понимаете… За ней пойдут, хотя б надеясь ударить в спину».

«Весьма верно, Ребл. Я о том же».

Из новых офицеров, недавних заключенных, лишь Ребл и Варез заинтересовали Фарор. Ребл – жертва своего нрава, вещь совсем не редкая. Он ее не удивлял и не раздражал. А Варез… ну, пусть он может казаться чудовищем после многолетнего размахивания кайлом, в мужчине осталось нечто благородное. Он благороден и, стоит признать, слаб. Возможно, трусость сделала его таким хитрым. Он не доверилась бы Варезу в любой ситуации, чреватой насилием, но и не собиралась в подобных ситуациях оказываться; и потому приняла его таким, каков он есть. Вероятно, истинной причиной было то, что она их с Реблом понимала.

В общество Хранителей ее привело именно отвращение к армейской службе. Она не видит ничего интересного и славного в битвах и не желает видеть впредь.

Рядом с Арал были Денар и Келекан, парочка воров, вломившихся в один из особняков Харкенаса и нашедших там отца, насиловавшего сразу четверых детей, тогда как его супруга лежала мертвой на полу в центре комнаты. В этом они клялись до конца. Согласно этой истории, папаша оказался столь богат, что сумел купить городские власти, доказать невиновность и даже перевернуть сцену, обвинив воров в насилии и убийстве. Поскольку дети оказались так глубоко потрясены, что не смогли ответить на вопросы, слово аристократа перевесило лепет двух воришек.

Денар и Келекан была разосланы по разным копям, только чтобы вновь объединиться в Легионе Хастов. Выдвижению способствовала хитрость и разумность суждений. Сама их популярность среди узников делала обвинения сомнительными; как оказалось, они были партнерами в любви, не только в грабежах.

Через миг прибыл Варез, с ним женщина, молодая и явно не обрадованная возможности оказаться здесь, да и в любой компании. Она тут же встала у самой стены шатра, скрестила руки и уставилась на грязный пол.

«Мои тебе симпатии. Этот мешок полон ножей, а ты сунула внутрь руки».

Она заметила, что Галар Барес хмуро разглядывает новое лицо. Он отвел глаза, осмотрел всех, кивнул и встал. – Сегодня, – начал он, – мы начнем раздавать оружие и доспехи.

Кастеган чуть не подавился. Однако первым подал голос квартирмейстер. – Командир, вы не можете!

– Пора, Селдин.

– Лезвия жаждут крови, – сказал Кастеган. – Они обижены, все до одного. Вы можете слышать это, Галар Барес. Предательство жжет их.

Галар отозвался со вздохом: – Хватит чепухи, Кастеган. Да, оружие имеет голос, но вы придаете ему больше значения, чем есть. Сам Хенаральд объяснил, что так хастово железо реагирует на изменение температуры, что каждый клинок отзывается соседнему, словно настроенный камертон. Это не живое оружие, Кастеган.

Кастеган скривился. – Может, они не были живы, Галар, но теперь ожили. Скажу вам, – он хлопнул по ножнам у пояса, – что мой клинок каждую ночь прокрадывается в сон. Молит о крови. Просит меня стать дланью его мщения. – Он ткнул в сторону командира пальцем. – Скажите, а ваш меч ночами спит?

Галар долго смотрел Кастегану в глаза, прежде чем отвернуться. – Варез, вам есть о чем доложить?

– Нес, сир. Просто очередное убийство. Еще один убийца женщин бредет сквозь вечную Бездну. Загадка перемещения тел продолжает нас тревожить. Короче, мы не продвинулись в следствии.

– А кто эта женщина, что вы привели?

– Ренс, сир. Яма Белого Утеса. У нее задатки офицера, сир.

Галар Барес хмыкнул и поглядел на нее. – Ренс. Что думаете? Должен ли я раздать оружие и доспехи Хастов вам и вашим приятелям?

Глаза ее сузились. – Это разговор, который мы можем лишь подслушивать, сир, – ответила она. – Этих… штук. Вы же предлагаете… Не знаю, хочет ли кто-то из нас стать частью разговора.

– Не разговор, – возразил Кастеган. – Спор. Они взывают к худшему в нас. Подумайте, Галар Барес! Подумайте, каких гнусных душегубов вы готовитесь вооружить! Случится хаос. Кровавый хаос.

Денар прокашлялся, быстро взглянул на Келекана и сказал: – Сир, хаос уже здесь и он растет. Мы провели годы в тяжком труде, без сил валясь на койки по ночам. А теперь ходим туда и сюда – те немногие, что слушаются нас, сир. Остальные только лежат и перебраниваются.

Келекан добавил: – Может, нам нужно не только оружие. Нужно дело. Любое дело.

Галар Барес кивнул: – Что ж, обдумайте вот что. Похоже, Урусандер не намерен вершить дела обычным способом. Не станет ждать весны. Он вполне может начать поход на Харкенас до конца месяца.

Фарор Хенд удивилась и сказала ему: – Простите, командир. С его стороны будет глупостью. Хранители…

Кастеган прервал ее грубым смехом. – Так вы не слышали? Илгаст Ренд принял командование вместо Калата Хастейна и повел Хранителей на Нерет Сорр. Было сражение. Ренд погиб, хранители разбиты.

Она смотрела на него, силясь осознать сказанное. Галар Барес подошел и положил ей руку на плечо. – Проклятие Кастегану и его нечувствительности, Фарор. Я хотел рассказать после встречи. Жаль. Новость только что дошла с курьером из Харкенаса.

– Вот сезон горьких итогов. – Кастеган мерил комнату шагами. – Не время сентиментальничать. Я говорил жестко и грубо не из злобы, а чтобы показать всем: пора щепетильности прошла, нельзя больше позволять себе расслабляться. Галар – пошлите гонца назад с посланием Сильхасу Руину. Наши попытки провалились. Легиона Хастов нет. Помер. Пропал. Убеждайте его заключить мир.

Фарор оттолкнула руку Галара и попятилась, пока не уперлась спиной в холодную мокрую стенку. «Илгаст Ренд… нет! Мои друзья…» – Командир, какова судьба Калата Хастейна? Он выехал к Витру с отрядом… «Спиннок! Ты еще жив! Ох, ощути мое облегчение… женщина, ты действительно такая сучка?» Капитана Финарру Стоун отослали к трясам. Она… она знает? «А мне, мне что делать?»

Походный стул ударился о левую ногу, она непонимающе опустила глаза и смотрела, пока голос Вареза не произнес: – Садитесь, Фарор.

Она отупело села.

Галар Барес говорил: – … миссия неотложна. Он желает, чтобы мы были готовы к походу через две недели. Дела упростились. У нас нет выбора.

– Неверно! – Кастеган почти рычал. – Нельзя надеяться командовать такими дикарями! Единственный выбор – сдача!

– Варез.

– Командир?

– Соберите сержантов и капралов. Добавьте новых, чтобы завершить назначения. Желаю, чтобы список утром лежал передо мной. Ведите их на плац. Сделаем в две фазы. Они первые получат оружие и доспехи.

– Давно пора, – сказал Курл, сжимая потрепанные руки в кулаки. – Хотелось бы ощутить это железо. Вкусить. Услышать песни.

– Варез, забирайте товарищей из фургонов. Да, кстати, вас ждет старый меч.

Услышав такие слова, Варез задрожал. – Сир, умоляю, только не этот.

– Вы связаны с ним, – бросил Галар Барес. – Пока смерть вас не заберет, Варез. Вы же сами знаете.

– Тогда, сир, почтительно прошу разрешения не носить оружия.

– Отклонено. Селтин, идите с Варезом и обеспечьте подходящее вооружение моим лейтенантам. Потом на свой пост, удвойте стражу у фургонов. Посмотрим, что будет, когда сержанты и капралы вернутся к взводам – сегодня днем и ночью. Если всё пройдет хорошо, вооружим рядовых.

Едва квартирмейстер вывел рудокопов из шатра, Галар повернулся к Кастегану. – Вон. Я буду говорить с Фарор.

– Обдумайте, – зарычал Кастеган, – в чем состоит честь Легиона.

– Следите за своей, капитан! – бросил Галар, отыскивая сидевшую Фарор Хенд.

Мужчина вытянулся в струнку. – Если честь – последнее, что осталось ценного, я требую удовлетворения!

Галар развернулся к нему. – За честь станете биться? Думаю, «вина» – вот слово более подходящее для того, что грызет вашу душу. Проглотите ее целиком, Кастеган, и удивитесь этой тяжести. Хотя бы ноги не будут отрываться от земли.

– Командующая Торас Редоне отвергла мое старшинство…

– Отвергла? Нет. Усомнилась. Вы можете быть старше меня, но я дольше служу Хастам. Могу, если изволите, освободить вас от обязанностей и вернуть в первоначальный легион. Уверен, у вас накопилось много сведений, кои можно продать Урусандеру.

Дрожащий Кастеган взглянул в лицо командиру. – Делаете опасное предложение, Галар Барес.

– Почему? Вам не нужно смотреть в лицо шквалу. Дайте ему развернуть вас и послать домой, толкнув ладонью в спину.

Не говоря ни слова, Кастеган вышел из шатра.

Не сразу Галар обратился к Фарор Хенд. – Свершенное лордом Рендом непростительно.

Женщина фыркнула. – Он уже не просит прощения, сир. Просто лежит в могиле.

– Фарор, лорд Сильхас Руин принял командование дом-клинками всех знатных Домов. Лично я надеюсь, что временно. Когда вернется лорд Аномандер, Сильхас займет мое место.

Она моргнула. – Торас Редоне вернется к руководству Легионом Хастов, сир.

– Не думаю.

– Муж позаботится.

Галар Барес на миг всмотрелся в нее и кивнул. – Может быть. Но полагаться нельзя. Хранителей больше нет. Прикрепляю вас к своему штабу, повышаю до капитана. Станете командовать ротой, Фарор Хенд.

– Сир, не могу. Калат Хастейн еще мой командир.

– Он потерял команду, Фарор. Мне доносят – после битвы остались живые. Не много и не мало. Их видели на южных трактах. Бегут сюда, капитан.

«О боги подлые». – Сир, пошлите гонца в монастырь Йедан. Там капитан Стоун. Она старший офицер, не я.

– До тех пор бремя выпало вам, Фарор Хенд.

– Сир, не хочу хастов меч.

Галар подошел к печи. Пнул заслонку, та открылась, он присел и стал закидывать топливо. – Было время, – сказал он, – когда имя Легиона Хастов произносили с гордостью. Все эти сказки о проклятом оружии… но мы выстояли против Форулканов. Спасли не один Харкенас, а весь Куральд Галайн.

– Я не солдат, Галар Барес.

Плечи его сотряс неслышный смех. – О, неужели я мало это слышу?!

– Как вы надеетесь воскресить Легион? Таким, каким он был когда-то? Где, сир, найдете вы славу в таких мужчинах и женщинах?

Он разогнулся, но не повернул лица. – Могу лишь пытаться.

* * *

– Нет никакой задавленности в оных пейзанах, – заметил Празек.

– И пейзаж они не украшают, брат, – согласился Датенар.

Впереди на тракте стояло десятка два фигур. Они спешили с запада, закутанные в меха и одеяла, сгибаясь под грузом скарба. Заметив двух приближающихся всадников, встали кучей, блокируя проезд.

Кашлянув, Датенар сказал: – Лишенные короля, они попросту ожидают твоей первой и, надеюсь, весьма вдохновляющей речи, Празек.

– У меня уже язык трепещет.

– Эмоции кипят, мысли клубятся… но прибереги щепоть специй для финального аккорда.

– Ты призываешь горящую руку, Датенар, дабы подстегнула и упорядочила мою попытку.

– Достаточно ли будет попытки? Вижу пред собой плоды не тяжкого труда, но ночного промысла и поспешного бегства. Смотри, они вооружены дубинами, копьями и крюками для подсекания ног.

– Лесные разбойники? Но тогда их рьяному желанию носить крюки не найти равного в анналах путешественников, ведь тут нет деревьев и устроить засаду никак нельзя.

– Рвение иногда чрезмерно, – с важным видом кивнул Датенар.

Трое перегруженных мышцами мужчин вышли из толпы. У двоих были копья – привязанные к палкам ножи, а тот, что в середине, владел парой крюков (на одном виднелась замерзшая кровь). Мужчина ухмылялся.

– Приятная встреча, судари! – крикнул он.

Всадники осадили коней в двенадцати шагах от троицы.

– Весьма приятная, – возгласил в ответ Празек. – По зрелом размышлении я заключаю, что вы рекруты Легиона Хастов но, похоже, странствуете без офицера. Наверное, заблудились так далеко от лагеря. Повезло вам, что нас повстречали.

– Ибо, – добавил Датенар, – сегодня вы познаете нашу снисходительность. Многоногая толпа, не нужно истощать себя невыносимыми ментальными усилиями ради постижения правильной маршировки – можете бежать в лагерь, подобно стаду баранов.

– Баранов, Датенар? – удивился Празек. – Но ведь, судя по явленной нам наглости, твое сравнение неаккуратно. Лучше считать их козлами.

– Послушайте этих говнюков! – сказал вожак, остальные засмеялись. – Вы и потеете духами, а?

– Козлиный юмор, – объяснил Празек Датенару. – Вечно обгрызают не то дерево. Пот, славный господин, свойственен немытым массам, лишенным цивилизованной гигиены и умения скрывать панику. Если ищете духов, суньте нос в собственную задницу и вдохните глубже.

– Празек! – вскрикнул Датенар. – Ты опустился до дурных манер.

– Ну, не более чем наш славный господин, любитель стоять задом кверху.

– Заткните пасти, – рявкнул мужчина с крюками, уже не улыбаясь. – Мы берем ваших коней. О, и доспехи с оружием. И, если проникнемся этой… как вы сказали? нисходительностью, можем бросить те шелковые сумки, чтобы вам хоть какая мелочь осталась.

– И ни разу не поперхнулся, Датенар. Чудо?

– Я скорее внимал течению его мыслей, нежели словесам, Празек – клянусь, он едва не смешался.

– Давай же покажем снисходительность, Датенар. Разумеется, Легион Хастов простит нам урок дисциплины, столь здесь надобной.

Кто-то из толпы подал голос: – Оставь их, Бискин. Сплошь в гребаных доспехах, да пусть валят.

– Вот это мудрые слова, – просиял Датенар.

– Неужели? – спросил Празек. – Откуда знаешь?

Ответа не последовало, потому что трое напали, за ними бежала еще дюжина или больше.

Мечи покинули ножны. Скакуны рванулись, жаждая схватки.

Копыта мелькали, мечи рубили, кололи и выдергивались из тел. Тела падали на обочины, другие пропадали под ногами коней. Мелькало оружие. Слышались вопли.

Через несколько мгновений дом-клинки оказались на свободе, разворачивая коней. Позади стояла дюжина дезертиров. Еще шестеро извивались на земле, остальные уже не двигались. Кровь залила дорогу, кровь сверкала на тонком насте обочин.

Датенар стряхнул меч, избавляясь от алой жижи. – Мудрые слова, Празек, редко бывают поняты.

Празек взглянул на дезертиров. – Думаю, теперь их слишком мало, чтобы разучивать правила перестроения.

– Марш хромых, да.

– Хромые выверты, неуклюжая трусца.

– Ты описываешь походку побежденных и посрамленных, избитых и раненых.

– Описываю всего лишь то, что вижу, Датенар. Так кто из нас вернется и поучит их?

– Ты ведь должен был толкнуть вдохновляющую речь?

– Я? Ну, я думал, что ты!

– Спросим Бискина?

Празек вздохнул: – Увы, Бискин пытался проглотить левую подкову моего жеребца. Остатки мозга несут печать конской ноги, вот невезение.

– Видим ли мы двоих других? Тот, кого я запомнил, отстранил голову с пути моего меча.

– Какой ты неловкий.

– Ну, только голову. Тело не успел.

– А, хорошо. Мы показали себя грубиянами: со второго шляпа слетела.

– Он был без шляпы.

– Значит, шапочка из волос и макушки.

Датенар вздохнул. – Когда вожди ведут не туда, лучше другим занять их место. Мне и тебе, может быть? Гляди, они очнулись – те, что смогли – и смотрят на нас униженными взорами униженных.

– Ах, вижу. Не козлы, значит.

– Нет. Овцы.

– Станем для них овчарками?

– Почему нет? Они видели, как мы кусаемся.

– И готовы повиноваться лаю?

– Склонен думать.

– Я тоже склонен.

Бок о бок офицеры поскакали к дезертирам. Над головами уже собрались вороны, кружа и крича от нетерпения.

КНИГА ВТОРАЯ. ОДНИМ ЛЕГКИМ ДЫХАНИЕМ

ДЕВЯТЬ

Под полом секретного кабинета отца был гипокауст, скопище свинцовых труб с горячей водой, служащих для подогрева помещения сверху. Высоты хватало, чтобы ползать на коленях, избегая раскаленных труб.

Зависть и Злоба сидели скрестив ноги, глядели одна на другую. Они стали грязными, кожа чесалась, одежда покрылась пятнами сажи, сала и пыли. Питание уже давно составляли крысы, мыши и пауки, иногда голубь, слишком долго мешкавший на доступном насесте. Девицы превратились в поклонниц охоты с тех пор, как прибыл новый кухонный персонал, как полчище незнакомцев заполнило домохозяйство. Красть в кладовых стало невозможно; коридоры охранялись днем и ночью.

Горечь бедствий могло бы скрасить общение, однако две дочери лорда Драконуса смотрели друг на дружку скорее с ненавистью, нежели дружелюбно. Но обстоятельства были таковы, что обе осознавали необходимость продолжения союза. Пока что.

Говорили они чуть слышным шепотом, хотя вокруг журчали трубы.

– Снова, – прошипела Злоба, блестя широко раскрытыми глазами.

Зависть кивнула. Сверху слышались тяжелые шаги, хотя комната была закрыта для всех, кроме самого Драконуса. Раз за разом Злоба с Завистью забирались в сухой подпол, ища тепла – зима все сильнее вгрызалась в камни особняка – и слышали всё те же тихие шаги, словно некий пленник кружил по камере, постепенно входя в середину комнаты, только чтобы начать движение по обратной схеме.

Отец их был еще в Харкенасе. Вернись он, свобода завершилась бы для Злобы и Зависти самым грязным и решительным образом. После убийства могут порваться даже кровные узы.

– Скучаю по Обиде, – почти прохныкала Злоба.

Зависть фыркнула. – Да, милая, нужно было ее беречь. Плоть слезает, волосы выпадают, ужасные глаза не моргают. Всего хуже эта вонь. Все потому, что ты сломала ей шею, а она вернулась.

– Случайность. Отец понял бы. Разобрался бы, Зависть. Сила, говорил он, имеет пределы, их нужно испытать.

– Еще он нам говорил, что мы наверняка безумны, – взвилась Зависть. – Проклятие матери.

– То есть его проклятие. Западать на безумных женщин.

Зависть легла на спину, вытянув ноги по теплым плитам. Ее уже тошнило от одного вида уродливого лица сестрички. – Их вина, обоих. Перед нами. Мы не просили делать нас такими, верно? Нам не дали шанса стать невинными. Нами… пренебрегали. Нас унижали равнодушием. Мы смотрели, как служанки тешатся меж собой, и оттого свихнулись. Вина на служанках.

Злоба скользнула под бочок к сестре и вытянулась. Они смотрели вверх, на изнанку плит пола и балки черного дерева, на которых те держались. – За Обиду он нас не убьет. Убьет за остальных. За Атран и Хилит, Хайдеста и Грязнулю Рильт, и остальных девушек.