Текст книги "Кузница Тьмы (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Нарад снова фыркнул.

Тяжелый носок сапога врезался Нараду в висок, брызнула кровь. Потемнев лицом, Харал молча встал над извивавшимся мужчиной. Схватил за длинные грязные волосы и поднял голову, чтобы поглядеть Нараду в лицо. Ударил кулаком, разбив нос. Второй выпад был так силен, что Орфанталь даже сквозь кровь разглядел белые зубы, показавшиеся через рассеченную губу. Харал бросил потерявшего чувства мужчину наземь и отошел, не удостоив и взгляда.

Остальные замерли. Через шесть ударов сердца один встал и оттащил тело от дымящего костра.

Орфанталь едва мог дышать. В груди словно стучал кулак. Он заметил, что дрожит, как охваченный лихорадкой.

Грип оказался рядом. – Тише, – шепнул он. – Дисциплина, вот и всё. Нарад давно нарывался. Мы все знали, что будет и, видит Бездна, не раз предупреждали дурака. Но у этого пса слишком мало мозгов, чтобы знать свое место. Рано или поздно таких нужно пинать, и посильнее.

– Он умер?

– Вряд ли. Если не очнется до утра, тут и бросим. Выживет или помрет – его забота. Он словно всем в лицо плюнул... будь по мне, поджарил бы его на чертовом костре. Ну-ка, давай покажу, как ставить палатку. Такие умения однажды могут пригодиться.

В уме Орфанталя безликий воин-предатель теперь нашел имя и лицо. Нарад, никому не нужный, живущий со шрамами под губой – словно жестокая улыбка, которую не скроешь.

Мастер оружия Айвис и его отряд выехали из холмов и увидели перед собой Оплот Драконс, тяжелую, подобную упершемуся в твердую землю кулаку громаду. Командир поглядел на скачущую рядом женщину. – Мы прибыли, миледи. Но, как вы можете видеть, лорда Драконуса в резиденции нет. Подозреваю, путешествие на запад займет еще несколько недель.

Заложница кивнула. Она ездила отлично, и все же со дня обморока выглядела хрупкой и слабой.

Айвис убедил ее снять все слои ткани, кроме необходимых для приличия; она оказалась изящнее и стройнее, чем он поначалу думал. Опытный взгляд определил, что она познала материнство – эти тяжелые груди и вся манера двигаться; разумеется, такое бывает, нежеланные дети быстро пропадают, отданные навек или растимые в отдаленных домах дальних родственников. И, по правде, не его это дело. Она отныне заложница Дома Драконс, отчаявшаяся мать семейства Друкорлас использовала ее дважды; Айвис решил, что должен хорошенько о ней заботиться.

– Комнаты вас уже ждут, – сказал он, когда они подъехали к воротам. – Если они не придутся по вкусу, только скажите, и мы всё исправим.

– Спасибо, капитан. Весьма любезно. А дом очень впечатляет. Он даже выше холмов.

– Лорд привез богатство в свою резиденцию.

– Откуда же он появился?

Айвис покачал головой. – Даже мы, слуги имения, не знаем точно. Леди Драконс выбрала его наследником. Сказала, он кузен. Так или иначе, – добавил он, – лорд отличился в войнах, тут никто не посмеет отрицать. Так, что удостоился взгляда Матери Тьмы.

– Весьма влюбленного взгляда, как я слышала.

– Насчет этого ничего не могу сказать, миледи. Но разве не уместно так думать?

Она бросила на него короткий взгляд, словно не понимая смысла сказанного, и улыбнулась.

Впереди открылись ворота; они въехали в тень под тяжелыми сводами. Айвис заметил, что Сендалат наморщила лоб, видя неведомые слова на камне, но расспрашивать не стала. Они проехали внутрь, во двор, где уже толпились слуги и конюхи. Выстроившиеся дом-клинки, все шестеро, громко выкрикнули приветствия. Айвис поморщился – в его отсутствие дисциплина ослабла. Он напомнил себе дать по ушам бездарным крикунам, когда заложница скроется в доме.

Он спешился, передал поводья груму и помог слезть Сендалат. Кажется, ее снова охватила слабость, внезапная как лихорадка; проявлявшееся в пути спокойствие исчезло.

Едва она встала на мостовую, слуги поспешили помогать.

– Миледи, – сказал Айвис. – В отсутствие лорда Драконуса вам будет служить домоправительница. Хилит, представься.

Пожилая женщина стояли позади всех, у каменных ступеней входа в дом; теперь она вышла, скованно поклонилась и ответила: – Заложница, приветствуем вас в нашем доме. Вижу, путешествие вас утомило. Ванна готова.

– Как мило, – отозвалась Сендалат.

– Соблаговолите пойти за мной?

– Разумеется. – Сендалат сделала шаг, но замялась, оглядываясь на Айвиса. – Капитан, вы были самым вежливым из сопровождающих. Благодарю вас.

– С превеликим удовольствием, миледи.

Хилит велела двум горничным провести Сендалат внутрь, затем торопливо подскочила к Айвису. – Капитан, – зашипела она, – ее титул – заложница и никакой иной. Ты присваиваешь ей неподобающий титул. Она еще не леди в своем доме и не будет ею здесь!

Айвис чуть наклонился, словно намекая на формальное приветствие. Однако сказал совсем иным тоном: – Старуха, не тебе мною командовать. Я выбрал обращение, подобающее гостье. Она скакала отлично и без жалоб. Если жалобы есть у тебя, изволь дождаться господина. А пока выплюнь кислый виноград, который так любишь сосать, и займись делами.

– Мы еще поговорим, – проскрипела она. – Ты сам сказал, в отсутствие лорда я правлю домом...

– Слугами, кухарками и поварами. Да. Но не мной.

– Какой стыд, подержанная заложница...

– Не заложницу надо стыдить. Ну, проваливай со двора, здесь я командир. И если хоть слово услышу, что ты, зануда, грызешь заложницу Дома, мы действительно поговорим и не только.

Он поглядел ей в жесткую спину, потом на ряд своих дом-клинков. Все скалили зубы. – Улыбочки? Ну разве не чудное зрелище? Вид такой неопрятный, что я чуть не подавился со стыда. Что же, поглядим, переживут ли улыбочки двойную муштру. Смирно, собаки! На меня смотреть!

Слуги шатались, втаскивая дорожные сундуки в комнату. Оглядываясь вокруг и поражаясь величине покоя, который станет ее прибежищем, Сендалат указала на стену. – Ставьте вон там. Нет, не открывать – одежда, которой я буду пользоваться, только в сумах. Боюсь, ужасно перепачканная. Нужна будет стирка. – Это указание она дала двум служанкам. Обе женщины, чуть моложе Сендалат, торопливо поклонились и начали распаковывать сумки. Остальные слуги удалились.

Еще через миг появилась Хилит, оглядела вытаскиваемую из пыльных сумок скомканную одежду и встала лицом к Сендалат. – Заложница, если пойдете со мной, окажетесь в ванных.

– Вода горячая? Предпочитаю горячую.

Старуха заморгала, не сразу кивнув. – Да, заложница. Или была, когда я уходила. Она быстро стынет, пока мы тут разговариваем.

– Надеюсь, очаг близко, Хилит. Вдруг понадобится подогреть? Что же, прошу, ведите меня. А потом желаю осмотреть дом, который теперь буду звать своим.

Хилит чуть склонила голову и вышла.

Сендалат пошла за ней.

– Когда вернется Лорд, – бросила матрона через плечо, – две служанки будут готовы по первому вашему зову. Но у меня сейчас много других обязанностей.

– Заняты день и ночь, я понимаю.

Хилит метнула на нее взгляд и отозвалась: – Именно.

– Но сейчас, – сказала Сендалат, – вы будете служить мне, словно я хозяйка дома.

– Да, да, – сказала Хилит, не оборачиваясь.

– Если ванная плохо протоплена, я подожду исправления.

– Разумеется, заложница.

– Интересно, Хилит... вы отвечали за дом во времена леди Драконс?

– Да.

– Тогда вы поистине положили жизнь ради службы.

– И не сожалею, заложница.

– Неужели? Это замечательно, правда?

Женщина не ответила. Быстрый переход по коридорам окончился на нижнем этаже. Хилит провела Сендалат по ступеням в полную пара прачечную, в которой доминировали два бассейна. Служанки – судя по сморщенным руками, прачки – стояли в ожидании.

– Они вам помогут, – сказала Хилит, собираясь уйти.

Вонь щелока была нестерпимой. У Сендалат заслезились глаза. – Момент, – сказала она.

– Заложница?– На лице старухи застыло невинное выражение.

– Скажите, лорд купается в этой палате?

– Конечно, нет!

– Тогда и я не буду. В его отсутствие я главная, и купаться буду соответственно. Чтобы свежесогретую чистую воду принесли в подобающее помещение. Желаю, чтобы все делалось быстро, так что поручаю эти заботы вам, Хилит. – Сендалат махнула рукой на одну из служанок. – Вот она проведет меня в подобающую ванную.

Узкое лицо Хилит побледнело даже в такой жаре. – Как пожелаете, заложница.

В первый срок заложничества, в Цитадели тоже была жуткая карга, трудившаяся на хозяйстве со времен лорда Нимандера. Она проявляла всяческую жестокость, и лишь случайно Андарист узнал обо всём и положил конец долгим мучениям. Карга куда-то пропала. Если Хилит окажется столь же вредоносной, Сендалат придется поговорить с Драконусом, чтобы женщину понизили или выслали.

Она уже не ребенок, чтобы бояться таких тварей.

Подойдя к юной служанке, Сендалат сказала: – Если я обрела врага... надеюсь, у меня будет и много друзей?

Широко раскрытые глаза поднялись, круглое лицо расплылось в улыбке. – Сотни, госпожа! Тысячи!

– Мой отец был героем войн, и я его дочь.

– Войны! Как Айвис!

– Как Айвис, – согласилась она. – Айвиса тут любят?

– Он никогда не кажется счастливым, госпожа, и говорят, он суров к солдатам. Но с нами он всегда добр.

– Как и ко мне. Не расскажешь ли про него?

– Все, что знаю!

– Ты считаешь его красивым? Думаю, солдат все любят.

– Но он стар, госпожа!

– Возможно, для твоих глаз. Но я вижу мужчину еще в силе, моложе моего отца, и привычного командовать. Не сомневаюсь, лорд Драконус весьма его ценит.

Они подошли к тяжелой деревянной двери, искусно покрытой сложным геометрическим рисунком. Девушка толкнула дверь, открывая вход в узкую, выложенную до потолка плиткой комнату; в дальнем углу был бассейн и медная труба, достаточно высокая для мужчины. Едва войдя в комнату, Сендалат ощутила исходящий от пола жар. Она присела, трогая плитку. – Внизу огонь?

Девушка кивнула. – Думаю, да. Я здесь редко бываю, госпожа. Но трубы идут от Великого Очага всюду.

– Зимой в доме не холодно.

– Нет, госпожа, благословенно тепло!

Сендалат огляделась. – Я чувствую себя в весьма приветливом доме.

Девушка снова улыбнулась: – Вы очень хорошенькая, госпожа. Мы тут думали...

– Что думали? Расскажи.

– Что вы будете девочкой, госпожа.

– Как почти все новые заложники. Да. Но, понимаешь, я уже это пережила. Скажу по правде – я в некотором смысле снова стала ребенком. Каждый день мир рождается заново.

Девушка вздохнула.

– Рождается заново, – повторила Сендалат, вдыхая густой, полный ароматов воздух.

СЕМЬ

Наступали мгновения ясности, и Финарра Стоун осознавала странные, тревожные детали. Она привязана к Спинноку Дюраву, под ними тяжело движется лошадь. Черные лезвия диких трав Манящей Судьбы скрежещут по деревянным доспехам, шуршат по сторонам бурными волнами. Ночь, она чует запах пота Дюрава, чувствует его тепло, свое же тело замерзло...

Она ускользнула, чтобы очнуться вновь, и теперь увидела колышущееся пятно желтого света сквозь кишащий мошкарой и летучими мышами полог. Безумная суета мелких тварей раздражала глаза, она посмотрела туда, где траву скосили, создав "мертвое пространство" вокруг форта; на стены, тянущиеся от ярких фонарей у ворот – блоки из соломы и обожженной глины – ворота открываются, резкие голоса – она ощутила, как Спиннок согнулся, как режут веревку и ее бережно снимают.

Крепкие руки торопливо несут ее в форт, пересекают двор – вспышка более яркого света, поток тепла от камина. Она в большой комнате. Ее кладут на скамью. Собака подбегает, мокрый нос касается вздутой руки, но ее прогоняют шлепком.

Финарра проморгалась и поняла, что смотрит в лицо командира – суровые черты, в глазах блеск пылающего огня. – У нас гости, капитан, – сказал ей мужчина. – Весьма удачно прибывшие. Среди них Илгаст Ренд, умелый в искусствах исцеления. Яд будет изгнан – он клянется, что ваша нога вне опасности. Вы понимаете мои слова?

Она кивнула.

– Спиннок доложил нам о миссии Фарор Хенд. Она еще не вернулась. Следить за выходцем из Витра... это было неразумно.

– Решение, – ответила Финарра, поразившись своему голосу – такому тонкому, хриплому, – было целиком ее.

– У нас ее нареченный. Он как раз собирает отряд, чтобы выехать на поиски.

«Кагемендра Тулас? Значит, приехал за ней?» Она смутилась своим путаным мыслям. Где же Спиннок? Зачем Фарор Хенд пустилась в дурацкую авантюру? Она вдруг припомнила взгляд Фарор, тот миг, когда она готовилась въехать в высокую траву. Жажда смерти, проклятие Тисте. Знала ли Фарор Хенд, что нареченный едет к ней? Нет, сама Финарра ничего не слышала, а должна была бы, если бы...

– Она в великой опасности, – заявила Финарра Калату Хастейну.

– Значит, вы что-то знаете о той чужачке?

– Враждебная. Трудно уничтожить. Они могут быть Солтейкенами.

– Из Витра? Вы говорите не об одной – неужели на нас нападают?

– Они идут, – отвечала она. – Желая убивать. Та, которую выследила Фарор, приняла двуногое обличье. Девочки или женщины. Не менее опасна. На берегу... моя лошадь убита.

– Я пошлю отряд по вашим следам, капитан.

– Скажите им... не принимать за мертвое то, что найдут. Глаза могут обманываться.

– Илгаст Ренд займется вами. Вы уснете.

Она попыталась сесть. – Я спала уже слишком долго...

– Вы бредили. Зараза попала в тело через укус голого волка. Он изгонит ее из крови. Если вы не захотите спать, будет сильная боль. Нет доблести в таком терпении.

– Я была неосторожной...

– В вопросах дисциплины решать мне, капитан. Лежите, вам приказывает лорд.

Она послушалась, мельком заметила круглое немолодое лицо Илгаста Ренда, мягкий взгляд. Он возложил мозолистую руку ей на лоб – и темнота затопила всё.

Хунн Раал следил со стороны, стоял скрестив руки и опираясь спиной на прокопченную глиняную стену. Он был пьян, но умеренно – едва кто-либо мог бы заметить – и мысли текли вяло, но были вполне ясными. Рядом Оссерк раскраснелся, возбужденный внезапным появлением потрепанного отряда. Витр – загадка, это верно... но до сих пор он был равнодушным в своей разрушительности, не более злокозненным, нежели зимняя буря или весенний разлив. Если представить море, несущее корабли или что-то иное, услышать тяжелые шаги захватчиков... да, поистине тревожно.

Новая война не нужна. Однако эта возможность являла Хунну Раалу некие преимущества, одновременно наполняя беспокойством. Возрождение Легиона Урусандера. Вторжение даст повод взять оружие в руки, торопливо восстановить в строю ветеранов; возникнет возможность решительного броска, если внутренние дела пойдут худо и потребуется реальная угроза. Разумеется, если с захватчиками достаточно быстро разберутся, но Хунн Раал с неохотой ступал на эту тропу мыслей. Он отлично понимал риск легкомысленности, осознавал, как сладкие, но порожденные личными интересами мечтания могут повредить в столь судьбоносное время.

Он заметил, как внезапно подобрался Калат Хастейн. У командира появилась ясная и срочная причина завершить вялые споры, грозившие на целые дни, если не недели, затянуть в болото всех находящихся в форте. Илгаст Ренд переговаривается с Калатом наедине. Хунн заподозрил в этом измену. Первый сын Хаста Хенаральда стал неотразимо нейтральным, и глазам Хунна Раала это немедленно стало казаться поражением.

Но, честно говоря, у него нет причины для потрясения. В некотором смысле, если хорошенько подумать, он может даже видеть тут победу. Калат женат на командире Легиона Хастов, да, и все знают, что Легион Хастов принадлежит Матери Тьме, там все ее дети.

Найдутся выходцы из знати, готовые противостоять возвышению Урусандера, но без Легиона Хастов за спиной они едва ли смогут составить угрозу силам Урусандера. Дом-клинки все как один великолепны в бою, но их слишком мало. Воля семи тысяч солдат, преданных одному делу, приведет Лорда Урусандера в объятия Матери Тьмы, и если по пути придется переступить через пару сотен дом-клинков... что же, будет отличное предупреждение прочим знатным фамилиям.

«Власть перейдет к нам. Но мы не ищем тирании. Только справедливости. Мы сражались, многие пали, но выживших нельзя забывать или отбрасывать».

– Как тревожно, – пробормотал Оссерк. – Хунн Раал, ты видел этот Витр самолично?

Хунн покачал головой.– Говорят, это всепожирающее море.

– Какие захватчики могут оттуда явиться? Солтейкены... может, это родичи Джелеков, принимающих форму огромных волков?

– Вскоре мы узнаем.

Оссерк склонился ближе. – Дурное время выбрано. Нужно отступиться...

– Отнюдь, – резко возразил Хунн Раал. – Во всем этом даже есть нужный потенциал. Солдаты в отставке получат новые должности – да, я готов предсказать твою новую миссию. Мы поскачем в Харкенас с вестью о новой угрозе. Точнее, я поскачу. Тебе же лучше вернуться к отцу, подготовив его к неизбежному возвращению к службе по приказу самой Матери.

Оссерк нахмурился. – Он может отказаться.

– Не откажется, – уверил Хунн Раал. – Твой отец сознает долг.

– Он может обязать меня занять свое место.

Очевидный ответ не стоило и озвучивать; Хунн Раал сделал задумчивое лицо, допустив и едва заметную насмешку. – А как ты думал, зачем я прошу именно тебя донести весть до отца? Двое поговорят, кровь примет решение. Стой же перед ним прямо, друг мой, и смотри уверенно. Не выказывая ни готовности, ни жадного желания. Прими озабоченный вид, только не слишком тревожный. Собранность и трезвость послужат тебе лучше всего, реализовав упования и твои, и наши.

Оссерк медленно кивнул. – Хорошо сказано. Я уезжаю немедленно...

– Смею думать, лучше утром. А может, и еще позднее. Нам будет полезно выслушать мысли Калата Хастейна, а также узнать, каковы будут его действия, кроме посылки разведывательного отряда. Мы здесь в качестве представителей Легиона, мы должны прямо предлагать помощь.

Однако Оссерк скривил губы. – Хорошо тебе говорить, Хунн, но я никого не представляю...

– Неверно. Здесь, утром, ты представляешь отца. Потрудись, чтобы все вокруг это поняли.

– И что я им скажу?

– Ничего. Только слушай, а если пробудится острый вопрос – высказывай его. Но будь умерен в расспросах – пусть за дело берутся остальные, ты же внимательно вслушивайся в дискуссию.

Оссерк кивнул. Он по-прежнему нервничал.

– Видел тут Шаренас? – спросил Хунн Раал. – Она смотрит и слушает – не моих кузин, так жаждущих принять ее в компанию, но Илгаста и Калата. Перенимай ее методы, Оссерк. Она отлично играет политические сцены.

– Нужно побольше узнать об Витре.

– Узнаем, – заверил Хунн Раал. «Хотя, возможно, не так много. События ускоряются».

Шаренас следила за выходящим их комнаты Туласом, с интересом отмечая внезапно проснувшуюся в мужчине остроту ума. Пусть он мертв духом, но в вопросах спасения окружающих – в данном случае нареченной – он выходит вперед всех. Она почти могла видеть воспылавшее мрачное пламя, потенциальную готовность умереть, защищая будущую жену, или вечно жить в благородном горе по ней. Это лучше, нежели опуститься до неуклюжих истин несчастливого брака, когда старый пепел покрывает сияние славы, не успеет лечь на место последний камень нового дома.

Было что-то жалкое в энергии Кагемендры, готовившегося выехать ночью ради поисков Фарор Хенд. Вот существо, не мыслящее жизни без рук и ног, без возможности быстрых действий и способности к волевым, решительным поступкам. Но... смелые решения живут недолго, отзвуки подвигов быстро затихают, и что бедняге остается? Лишь новая тишина или, того хуже, незримый стон внутри черепа. Нет, пусть лучше руки движутся, ноги несут его вперед; лучше все то, что нужно сделать и можно сделать немедля.

Привязать к себе сломленного мужчину, словами ли, цепями ли, чарами ли – напрасная забота. Хуже, ведь сломленный, в свою очередь, ломает то, что ему дают. В том числе и юную Фарор Хенд. Не написал ли поэт Галлан: "Когда дрожат полы, Танцует даже пыль"? Разве не задрожит мир Фарор в обществе Кагемендры Туласа? Он покроет ее пеплом, запылит с головы до пят, он станет походить на каменную статую, какие ставят в садах. «Галлан, ты должен написать об этом союзе, сюжет будет богатым. Я уже вижу летящие ножи».

Серап склонилась, обдав щеку Шаренас кислым запахом эля. – Едешь с нами, да? Видишь, как все распалились? В такие моменты кровь бежит быстрее.

– И сколько тебе нужно таких моментов? – сухо ответила Шаренас.

Сидевшая за Серап Севегг хихикнула, прикрывая рот рукой.

«Шлюхи Хунна Раала. Вот что они такое. Он их привез, чтобы подставлять тем, кого захочет обратить в союзников или, Бездна избави, в друзей. Но мне не интересно, милейший капитан. Я склоняюсь к твоему делу, как и мои сестры, и кузины. Будь доволен и не мельтеши на глазах». Она встала, отходя от кузин, уклонилась от пьяного объятия Рисп и вышла из помещения.

В дворике Тулас седлал коня. Шестеро хранителей занимались тем же, а еще десяток проверяли снаряжение для выходящего отряда. Фонари бросали желтый свет, их окружили ночные насекомые. Шаренас обнаружила неподалеку стоящего грума и подозвала жестом. – Готовь мне лошадь, – велела она. – Еду с ними.

Мальчишка поспешил прочь.

Она заметила взгляд Туласа. Подошла к нему. – Вы знаете мое мастерство с копьем.

Он еще мгновение молча смотрел на нее, потом отвернулся к коню. – Вы весьма кстати, Шаренас Анкаду. Приветствую.

– В мире слишком мало любви, чтобы оставлять ее в опасности.

Она заметила, что слова заставили его замяться – лишь кратко, он ведь привык к самоконтролю. – Вы говорили со Спинноком Дюравом? – спросила она.

– Да, прежде чем он заснул от переутомления.

– Тогда путь нам понятен.

– Да.

Грум привел лошадь. Она мысленно приготовилась к долгой, утомительной поездке. Однако она была полна решимости стать свидетельницей погони. Лучше лошади, чем шлюхи. "Не засни Дюрав, осталась бы в форте. Весьма красивый юный воин.

Интересно, Фарор и Финарра делили его в дикой пустоши?"

Улыбнувшись мысли, она села на лошадь и приняла поводья.

Остальные были готовы. Ворота открылись второй раз за ночь и отряд выехал.

Укрывшийся в личной комнате командира, на редкость скромной, Илгаст Ренд сел в шаткое кресло и поморщился, слыша скрип. Сидевший напротив, в таком же кресле, Калат Хастейн спросил: – Есть мысли о рассказанном ею, лорд?

Илгаст резко протер глаза, заморгал, созерцая плывущие разноцветные пятна, и задумчиво провел рукой по бороде. – Я не позволил себе размышлять, командир.

– А, ясно. Все силы у вас отнимало исцеление, лорд. Признаюсь, я порядком поражен вашему редкостному мастерству с землей и теплом, плесенью и корешками. На поле брани я видел чудеса, творимые острым ножом, нитью из кишок и терновой иглой, но загадочное волшебство при помощи предметов столь обыденных поражает сильнее.

– Такова сила природы, – отозвался Илгаст, – и слишком часто мы забываем, что природа в нас, а не только снаружи, в высокой траве или на берегу моря. Исцелять – значит тянуться через разрыв, всего лишь.

– Говорят, такая сила прирастает.

Илгаст нахмурился – не потому, что готов был отвернуть такое предположение, но потому, что оно чем-то его встревожило. – Я всегда верил, командир, что мы, избавившиеся от тумана перед очами и узревшие истинное течение жизни, наделены привилегией особого темперамента или дара видения. Всего лишь. Мы видим силу постоянную, но не сознающую себя. Неразумную, можно сказать. Не живую и не мертвую, скорее походящую на ветер. – Он помолчал, вгрызшись в мысль, но затем со вздохом покачал головой. – Но сейчас я научился ощущать... что-то... Некий намек на осознанность. Намерение. Словно мы берем у силы ее часть, а она шевелит плечами и вглядывается в берущего.

– Как... странно, лорд.

– Словно вы глядите в реку, – продолжал Илгаст, хмурясь все больше, – и обнаруживаете, что река глядит на вас. Или камень возвращает вам внимание. Будто взгляд видит глаз в земле или в песке. – Он яростно потер лицо. – Скажу вам, тогда смотрящий замирает, словно в мгновение ока мир стал не существующим, его прелести оказались ложью и, будучи в одиночестве, мы играли перед молчаливым зрителем; словно разум наш, облекающий мыслью всякое действие, мыслит совершенно иным образом.

Он заметил, что Калат Хастейн отвел глаза и смотрит в огонь.

– Простите, командир, – резко рассмеялся Илгаст. – Целительство меня утомляет. Есть слово у трясов, описывающее это чувство... словно мириады природных объектов внезапно обращают острейшее внимание на вас, и душу пробирает дрожь страха.

Калат кивнул, не отводя взора от пламени. – Денал.

– Да-да.

– Однако монахи говорят о своего рода экстазе. Моменте духовного откровения.

– Но если откровение принижает вас? Какой экстаз тут возможен?

– Думаю, экстаз беспомощности.

– Командир, я не люблю беспомощность.

– И потому ведете войну при помощи Денала.

«Возможно. Да, возможно увидеть и так». – Ее раны хорошо исцеляются. Отрава изгнана. Она не потеряет ног, последние всполохи лихорадки излетают из губ. Капитан вернется к вам здравая телом и духом. Через несколько дней.

– Благодарю вас, лорд.

Илгаст чуть вгляделся в командира и спросил: – Этот Витр... перед вами вызов. Что можно вывести из слов капитана? Неужели чужаки пересекли враждебное море?

Калат улыбнулся: – Что же, значит, вы слушали. – Потряс головой. – Признаюсь, я не склонен ей доверять. Жидкость пожирает камень. Дерево крошится через пару мгновений контакта. Плоть горит, даже воздух над морем обжигает дыхание. Какой сосуд выдержит столь враждебные воды?

– Она не говорила о сосудах, о кораблях. Сказала, чужаки выходят из моря. Сказала, хотя поверить трудновато, о лежавшем на берегу демоне, о твари, которая лишь казалась мертвой.

– Эта ночь, – подтвердил Калат, – принесла лишь вопросы.

– Есть ли теории происхождения этого Витра?

– Вы знаете мое твердое мнение, что море представляет большую угрозу Куральд Галайну. Оно уничтожает сушу. С каждым ударом волн частица нашего мира пропадает навеки. Бури налетают, словно разверстые пасти, их клыки рвут камни и глину. Утесы слабеют и рушатся, скользя к забвению. Мы наносим на карты...

– Командир, я лучше выслушал бы ваши теории.

Калат скривился. – Простите, лорд, но тут я в тупике. Где легенды о Витре? Не среди нас они ходят. Возможно, у Азатенаев есть старые истории, но я ничего не знаю. Джагуты также могли делать замечания о Витре в своих хрониках: нет, в их трудах могут быть ясно изложены все...

– Но труды эти были уничтожены руками самих Джагутов...

– То есть руками Владыки Ненависти? Именно его доводы сокрушили фундаменты Джагутов, и они не могли доверять тому, на чем стояли. Потеря их великой учености ударила и по нам тоже.

Илгаст Ренд хмыкнул: – Никогда не разделял вашего уважения к Джагутам, командир. Мне они напоминают отрицателей, так же отвернулись от будущего – словно желая умыть руки. Но мы должны встречать лицом дни и ночи, ибо лишь они нас и ждут. Даже Джагуту не войти в прошлые дни. Даже бредя без цели, мы идем вперед.

– Владыка Ненависти с вами не согласился бы, лорд. Вот отчего он выбрал неподвижность. Чтобы не делать шагов.

– Однако время не склонилось перед пустившим корни упрямцем, – прорычал Илгаст. – Оно просто течет мимо. Он поклялся забыть и был забыт.

– Он убил их цивилизацию, – сказал Калат Хастейн, – и, сделав это, провозгласил, что всякое знание есть прах. Вот отчего я ощущаю, лорд, что впереди нас ждут зияющие провалы. По вине Владыки Ненависти.

– Потеряно лишь написанное, командир. Не будет ли полезным искать совета Джагутов? Полагаю, все они пропасть не могли. Кто-то еще живет в старых крепостях и оплотах. Я намерен отыскать хоть одного.

– Но нынче Джелеки заявляют права на заброшенные земли.

Илгаст пожал плечами. – Пусть хоть на небеса заявляют права, смысла будет не больше. Решившего сидеть в башне Джагута не изгонишь, и дуракам-Солтейкенам нужно бы это понять. – Он фыркнул. – Как не лупи собаку, она быстро забывает урок. Возвращается торжествующая глупость.

– Хунн Раал поутру отправит весть в Харкенас, – сказал Калат Хастейн.

Илгаст невозмутимо смотрел на командира.

Следуя за женщиной, которую назвала Т'рисс, Фарор Хенд видела, как кончаются высокие травы. Впереди, потрепанные и безжизненные, лежали нагие холмы. До самого Нерет Сорра. Солнце миновало зенит, сонный воздух дрожал от жары.

Они выехали на пустой простор, и Фарор крикнула, прося остановки.

Путь сквозь Манящую Судьбу оказался лишенным происшествий, но утомленная Фарор начала думать, что они заплутали и могут никогда не найти выхода из бесконечности шуршащих, покрытых паутиной трав. Но наконец-то Судьба оказалась позади. Она спешилась; ноги чуть не подвели. – Нужно отдохнуть, – начала она. – Готова спорить, твоя лошадь не знает устали, но моя не такова.

Женщина соскользнула с плетеного создания и отошла в сторону. Имитация жизни стояла неподвижно – плетеная скульптура, слишком большая и грубая, чтобы казаться изящной. Слабый ветер породил в угловатой форме целый хор свистов и шелестов. Красные и черные муравьи, подхваченные из какого-то гнезда в корнях, бегали по шее.

Фарор Хенд сняла с упряжи тяжелый мех с водой, развязала горловину и поставила, чтобы животное могло пить. Сама напилась из меньшего бурдюка и предложила Т'рисс.

Женщина приблизилась. – Витр?

Фарор удивленно покачала головой. – Вода. Против жажды.

– Что ж, попробую.

Фарор следила, как женщина пьет – вначале осторожно, потом с жадностью. – Не так много и быстро, иначе станет плохо.

Т'рисс опустила бурдюк, глаза вдруг засияли. – Боль в горле утихла.

– Догадываюсь, что Витр тут бы не помог.

Женщина нахмурилась, оглядываясь назад, на лес высокой травы. – Избыток жизненной силы, – сказала она, – может сжечь душу, – и снова посмотрела на Фарор. – Но ваша "вода" мне приятна. Воображаю, каково было бы погрузить в нее, холодную, руки и ноги. Скажи, воды у вас хватает?

– Кое-где да. А кое-где нет. Холмы на юге были некогда зелеными, но когда срубили последние деревья, почва умерла. Там остается единственный родник, к которому нам и ехать. Но есть риск. Тут водятся преступники, ставшие проблемой еще во время войны. Мужчины и женщины, не вступившие в легионы, но увидевшие возможности в отсутствии солдат. Ополчения, которые могли выставить города и деревни, были слишком мелкими и не могли заходить дальше своих окраин.

– Эти преступники владеют родником?

– Как и мы, они зависят от него. Если воспользоваться источником подходит отряд Хранителей или хорошо охраняемый караван, они прячутся. Но мы вдвоем, и они увидят в этом приглашение напасть.

– Они захотят нас ограбить, Фарор Хенд?

Хранительница глянула на травяную лошадь. – У них будет повод засомневаться. Или же нам придется защищаться.

– Хочу видеть этот родник, обильный источник воды. Ты отдохнула, Фарор Хенд?

– Нет. Накормим лошадей, потом поедим сами.

– Хорошо.

Фарор Хенд поглядела на нее. – Т'рисс, похоже, нынешняя форма тебе в новинку. Тело и его потребности. Вода. Еда. Ты знаешь, где была прежде?