Текст книги "Дороги Мертвых"

Автор книги: Стивен Браст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Двадцать Пятая Глава
Как пирологист Тевна вышел на сцену, чтобы сыграть небольшую, но значительную роль в Истории

Хорошо известно, что мгновения исторической драмы освещают новым светом как людей, так и ситуации – то есть место человека по отношению к обстоятельствам высвечивается, изменяется и, в целом, проясняется. Это верно в общем случае – то есть для больших масс людей; и верно в частном – то есть для личности, которую мы выбрали, чтобы сфокусировать на ней свое внимание. Многие из тех, кто казался важным, в такие моменты доказали, что они совершено незначительны; в то время как другие, до того совершенно незаметные, вылетают вперед на сцену истории и проверяются под ярким светом рампы, где добродетели и недостатки так же видны, как если бы их рассматривали через стекла Баронессы Холдра. На самом деле можно даже сказать, что кризис исторического размера является лучшим способом определить настоящий характер того, кто хочет занять место в памяти расы. Мимоходом мы упомянем, что в точности по этой самой причине историк, как и автор исторических романов, посвящает свою энергию ситуациям с высшим накалом страстей и героям, которые стоят перед лицом смертельной опасности: в то время как некоторые критики порицают любовь к «приключениям» со стороны авторов и читающей публики, тем не менее нет другого времени, когда можно так ясно разглядеть человеческую душу или исторические обстоятельства; и если историк или художник не в состоянии осветить душу, для какой цели он вообще взялся за перо?

Что же лежит в душе у тех, кто заслужил внимание историка? Что мы в состоянии найти в сердце тех моментов в истории, когда собравшееся напряжение встречает нестерпимое давление? Чтобы ответить на эти вопросы мы направим внимание читателя на храброго Кааврена, которого мы оставили некоторое время назад, говорящего «до свиданья» своему старому другу Пэлу, и уже сказавшему «до свиданья» своему единственному сыну, которого он послал чтобы сделать то, что храбрый Тиаса больше был неспособен сделать сам.

Через несколько дней после того, как Пэл уехал, Кааврен глядел на море с террасы на южной стороне Замка Уайткрест – вид океана-моря, с его бесконечным разнообразием повторяющимся, волнующимся, ломающимся и возникающим снова тем же самым бытием всегда приводил его в настроение меланхолии, смешанном с гордостью, и это соответствовало последним мыслям Кааврена. Будучи погруженный в эти самые мысли, в которые, мы надеемся, читатель разрешит нам больше не вторгаться, так как мы уже набросали их общие контуры, Кааврен был прерван поварихой, которой приходилось работать привратником, подавать вино и исполнять еще по меньшей мере дюжину других обязанностей по дому.

– Милорд? – колеблясь начала служанка.

Кааврен медленно повернул голову, не подавая виду, что испуган. – Что там такое? – сказал он.

– Милорд, есть кое-кто, кто спрашивает, дома ли вы.

– Кое-кто? – сказал Кааврен. – Пойми, что сказав «кое-кто» ты сообщила мне слишком мало информации. Так мало, что я, фактически, не в состоянии определить, должен ли я допустить этого спрашивающего ко мне, или, напротив, потребовать, чтобы ты сочинила какую-нибудь вежливую ложь – которую тебе, как Текле, разрешено говорить – и не мешать моему уединению. – Мы могли бы назвать себя недобросовестным историком, если бы не упомянули, что тон Кааврена указывал на определенную апатию, как если бы ему было все равно, какой ответ он получит на свой вопрос.

– А, милорд, вы хотите, чтобы я сообщила вам больше информации об этом спрашивающем?

– Ты абсолютно точно угадала смысл моих слов.

– Тогда я расскажу вам о нем побольше.

– И в это самое мгновение, надеюсь.

– Да, милорд, в это самое мгновение.

– Хорошо, начинай.

– Он одет в совершенно серую одежду.

– Как, серую?

– Да, милорд, как я уже имела честь сказать вам.

– Тогда он, быть может, Джарег?

– Что до этого…

– Ну?

– На правом плече его плаща есть нашивка, указывающая на то, что он Тиаса.

– Ага! Из моего собственного Дома?

– В точности, милорд. И, если мне будет разрешено выразить свое мнение, основанное на моем собственном суждении…

– Ну?

– Его черты лица как раз такие, какими обладают Тиасы.

– Возможно. Но почему тогда он носит серое?

– Из-за его профессии, милорд.

– Его профессии?

– В точности.

– И что это за профессия?

– Он говорит, что он пирологист.

– Ага! То есть он носит серое, потому что это подходящая одежда для пирологиста.

– Так он дал мне понять, милорд.

– Хорошо, это объясняет все.

– Я очень рада, милорд.

Но Кааврен еще не закончил, – Все, за исключением одного вопроса.

– Милорд, тем не менее остался еще один вопрос?

– Только один.

– Милорд, если вы сделаете мне честь и зададите его, я обещаю, что отвечу на него, если смогу.

– Очень хорошо, вот мой вопрос: Что такое пирологист?

– О, что до этого…

– Да, что это?

– Я должна признаться, что не имею ни малейшего понятия, милорд.

– Понимаю, – сказал Кааврен. – Хорошо, а у этого пирологиста есть имя?

– О, действительно, у него оно есть и очень хорошее, милорд. Он называет себя Тевной.

– Ну, кажется, что это имя, по меньшей мере, менее темное, чем его занятие. И этот Тевна хочет увидеться именно со мной?

– С вами, да, или с Графиней.

– Ага. С одним из нас? Тогда почему, хотел бы я знать, ты пришла ко мне, когда ты знаешь, что я мало интересуюсь делами графства, а ты должна понимать, или сделать вывод, что его дело касается именно этого?

– Милорд, прошу, поверьте мне, сначала я пошла к Графине.

– И?

– Она плохо себя чувствует, милорд; или она была такой, когда я говорила с ней, хотя за то время, пока я имела честь беседовать с Вашим Лордством, она, быть может, почувствовала себя лучше, и я буду счастлива проверить это, если вы хотите.

Кааврен вздохнул. – Приведи этого Тевну ко мне, а потом, если возможно, принеси нам чего-нибудь освежающего. Белого, и не слишком сильного. И немного бисквитов.

– Я немедленно займусь этим, милорд.

Повариха отправилась выполнять поручение и вскоре вернулась, объявив, – Сэр Тевна из Расколотого Каньона.

Кааврен встал, поклонился и внимательно оглядел незнакомца – так как, хотя с годами душевный жар Кааврена расплылся и растаял, будьте уверены, что взгляд, которым он привык оценивать каждого и всякого, получавшего доступ к Императору, был верен и остер, как и тогда. Итак он увидел мужчину почти двух тысяч лет, с узкими глазами и тонкими губами, типичными для Тиасы, но одетым, как и сказала повариха, во все серое; тем не менее свою одежду он носил с определенным достоинством, что даже напомнило Кааврену его друга Айрича. Именно это достоинство, как и обычные требования этикета, заставили Кааврена встать более проворно, чем он обычно делал, постоянно находясь в состоянии физической и умственной депрессии, а также низко поклониться, после чего он указал на кресло, в которое его посетитель мог сесть.

– Добро пожаловать, соплеменник, – сказал он. – Приветствую вас к Уайткресте. Ваша семья, если я правильно расслышал, происходит из Расколотого Каньона? Я, сам, из Кастлрока из Сороннаха, около истоков реки Йенди.

– А, неужели? В таком случае вы должны принадлежать семейству Шеллоубэнкс.

– Верно, Шеллоубэнкс и Дегуин.

– Ага, замечательно, так как, видите ли, мой отец считал клан Дегуинов своими кузенами, а один из двоюродных дедушек моей матери был женат на Сенду, которые – я уверен, что вы это знаете – являются отпрысками Шеллоубэнксов.

– Да, верно. И вы также можете отметить, что Графиня Уайткрест, моя жена, которая, без сомнения, через короткое время будет иметь честь встретиться с вами, получила свое имя, Даро, от младшей дочери кузины из клана Амзель, которые, если я не ошибаюсь, являются вашими близкими родственниками, так первый лорд Расколотого Каньона был братом первой леди Амзель, а они оба являются потомками Герцогини Форпикс.

– Да, истинная правда.

– Теперь, учитывая наши близкое родство, я рад вам вдвойне и надеюсь, что вы насладитесь посещением нашего замка. Кстати…

– Да, соплеменник?

– Не скажите ли вы мне, если можете, чему я обязан чести принимать вас?

Тевна поднял свой стакан (который появился во время этого обмена любезностями, но мы решили не упоминать этот факт, потому что не желали, чтобы читатель узнал информацию, обнаружившуюся в ходе разговора, даже на мгновение позже) и сказал, – Я с удовольствием сообщу вам причину моего визита, но я должен заранее предупредить вас, что мое дело не доставит вам ни радости ни веселья.

– Тогда это очень серьезное дело?

– Я сожалею, но должен сказать, что так оно и есть.

– Тогда, тем более, я хотел бы, чтобы вы почувствовали себя как можно более удобно, и тогда мне, в любом случае, будет легче услышать те неприятности, которые сопровождают любой серьезный разговор.

– Поверьте мне, я высоко ценю ваше желание.

– Тогда скажите мне, что привело вас в Уайткрест?

– Чума, – коротко сказал Тевна.

Кааврен аккуратно поставил свой стакан с вином на стол рядом с правым локтем. С того же самого стола он взял льняную салфетку, которой привык промокать губы, потом опять положил ее на стол и сказал, – Чума.

Тевна мрачно кивнул.

– Вы понимаете, – сказал Кааврен, – что когда мы говорим о Чуме, никакие шутки неуместны.

– Я рад, что вы понимаете это.

– Я более, чем понимаю это, так как я много раз видел ее: распухший язык, безразличный взгляд, постоянная испарина, краснота на коже. Я видел ее, так как кто в наше время может жить в большом городе и не видеть ее? Я надеюсь, что она прошла сорок лет назад, и больше не будет тревожить нас.

– Может быть, что и не будет, но, тем не менее…

– Что тем не менее?

– Есть признаки.

– Что за признаки?

– Те самые, которые вы только что так хорошо описали, вот только…

– Да?

– Только они еще не видны.

– Вы должны объясниться, – сказал Кааврен, – каким образом вы видите признаки, которые еще не видны; вы, надеюсь, понимаете, что это в высшей степени необычно. На самом деле даже более, чем необычно: это странно.

– Я могу очень просто ответить на ваш вопрос, дорогой соплеменник.

– И?

– Вот ответ: я провидец.

– Как, провидец?

– Точно.

– То есть вы можете видеть будущее?

– В отдельных случаях.

– Каких случаях?

– В тех случаях, когда я занимаюсь своим основным делом. Как раз недавно у меня было видение: я видел Адриланку, и в ней мертвого человека с симптомами чумы.

– У вас бывают видения, когда вы занимались своим основным делом? То есть в тех случаях, когда вы действуете как пирологист?

– Вы абсолютно точно поняли меня.

– Может быть и так, мой дорогой Тевна, вот только…

– Да?

– Только я никогда, вплоть до сегодняшнего дня, не имел чести слышать слово «пирологист», так что следовательно…

– Да? Следовательно?

– Следовательно я не имею понятия, что оно означает.

– Как, вы не знаете, что означает «пирологист»?

– Я знаю об этом меньше всех на свете, уверяю вас.

– То есть вы не знаете, что делает пирологист?

– Я невежествен, как человек с Востока.

– Тогда вы были бы не против, если бы я рассказал вам?

– Я не желал бы ничего лучшего.

– Итак я могу это сделать.

– Черепки и осколки, я верю, что уже целый час не прошу вас ни о чем другом.

– Вот вам ответ: пирологист – это человек, который сжигает тела мертвых.

– Вы сжигаете тела мертвых?

Тевна утвердительно кивнул.

– Но, простите меня, соплеменник, почему вы делаете это?

– Было установлено, что Чума часто путешествует от мертвого тела того, кто стал его жертвой, к живым телам тех, кто находится рядом с ним. Однако, если тело быстро сжигается, вместе с одеждой, нижней одеждой и вообще любыми вещами, которые были близко…

– Да, и если это сделать?

– Тогда тело больше не будет распространять Чуму. И, более того, иногда у меня бывают видения в пламени.

– А это правдивые видения?

Тевна не ответил на этот вопрос немедленно; вместо этого он уставился на пол, но, как показалось Кааврену, видел он не пол, а что-то другое, далекое отсюда. Наконец он поднял взгляд и сказал, – Иногда они ошибаются. Но как-то раз я решил, что видение лживо.

– И?

– И я не пошел в рыбацкую деревню, в которую направляло меня мое видение. Этой деревни больше нет: все купцы, крестьяне, их жены и дети умерли от Чумы.

Кааврен какое-то время изучал своего гостя; потом просто сказал, – Я отвечал за безопасность последнего Императора, который был убит, когда я охранял его.

– А, – сказал Тевна. – Тогда вы понимаете.

– Я думаю, что да, – сказал Кааврен.

– И тогда вы должны понять, почему, начиная с того самого дня…

– Да, начиная с того самого дня?

– Начиная с того самого дня я удвоил свои усилия, старался быть там, где я могу быть полезным; выполнять задачу, назначенную мне судьбой и делать все, что в моих силах для того, чтобы помешать этому случиться опять. Это, как вы понимаете, своеобразное искупление моей вины. Нет сомнения, что вы чувствуете что-то подобное.

– Я мог бы, вот только…

– Да?

– Нет другого Императора.

– А. Я не подумал об этом обстоятельстве.

– Видите ли, это добавляет определенные трудности.

– Да, вы правы, – сказал пирологист.

Тогда Кааврен прочистил горло и сказал, – Но, соплеменник, у вас должна быть какая-то причина из-за которой вы пришли сюда; скажите мне, что это.

– Но, прошу прощения, и думаю, что уже сделал это.

– Совсем нет.

– Совсем нет?

– На самом деле нет.

– И тем не менее…

– Вы объяснили, почему вы приехали в Адриланку, но не почему вы пришли сюда, в Поместье Уайткрест.

– О, что до этого…

– Ну?

– Я могу объяснить прямо сейчас.

– Если вы сделаете это, я вам буду крайне признателен.

– Тогда вот.

– Я внимательно слушаю.

– Я должен получить определенные разрешения от Графа для того, чтобы выполнить свои обязанности, и некоторую помощь, которая позволит мне выполнить мою работу, ну и, вдобавок, хотя это неделикатно, я чувствую, что мне требуется некоторая сумма, чтобы поддерживать мое существование.

– А! Вот теперь я понял.

– И?

– Я пошлю за леди моей женой, Графиней Уайткрест, и она, я уверен, урегулирует все детали к вашему полному удовлетворению.

Кааврен, всегда верный своему слову, послал за Даро, и она, на этот раз чувствуя себя вполне здоровой, быстро пришла на террасу, где Кааврен поцеловал ей руку и представил ее так, как представляют далеких родственников, то есть рассказал ей о различных уровнях родства их всех троих, после чего объяснил миссию Тевны. Как только Даро выслушала все это, ее лицо стало серьезным и даже печальным, и она сказала, – Да, конечно я сделаю все, что возможно; я видела, что может сделать Чума.

– Поверьте мне, Графиня, – сказал Тевна, – я уже вам благодарен, а те, чьи жизни вы можете спасти, будут благодарны вам еще больше. – Он вынул из своей рубашки несколько свитков, перевязанных синей шелковой ленточкой. Потом, попросив и получив перо, чернила, бумагу и песок, развязал ленточку и выбрал несколько из документов, что-то написал на них опытной рукой и представил Даро на подпись.

Некоторое время она изучала эти документы. Тевна прочистил горло и сказал, – Эти бумаги, Графиня, передают мне на следующий месяц кое-что из вашей власти – в частности все то, что касается погребения мертвых. В добавление к этому там говорится, что вы оплатите все издержки, которые потребуются для моей работы, и заплатите мне вознаграждение.

Она кивнула, опять перечитала бумаги и написала на них свое имя, после чего приложила личную и родовую печати, и торжественно вернула их Тевне.

– Итак, – сказала она, – теперь вы можете идти в город и, поскольку эти бумаги дают вам такое право, потребовать тела умерших у их родственников, а потом сжечь их.

– Я буду внимательно осматривать эти тела и определять, есть ли опасность; и только в том случае, когда она действительно есть, я совершу над ними огненное очищение.

– Очень хорошо, – сказала она. – Я понимаю. Это печально, но необходимо.

– Вы абсолютно правы, – сказал Тевна. – Чтобы сохранить жизнь живых, мы используем пламя, которое очистит мертвых.

– И, – сказала Даро, – то, что мы делаем, правильно.

Тевна кивнул и сказал, – Теперь я должен идти и немедленно заняться своей работой.

– Напротив, – сказала Даро. – Я думаю, что вы обязаны остаться.

– Как, вы так думаете?

– Да, я убеждена в этом.

– И тем не менее…

– Что?

– В моей работе даже минута может многое изменить.

– Тогда, возможно, вы можете вернуться этим вечером.

– Я был бы очень рад, Графиня.

– Тогда мы ожидаем вас, чтобы пообедать вместе.

– Большая честь для меня.

С этими словами пирологист ушел.

Тевна немедленно отправился в город, где с радостью обнаружил, что то, в чем он видел вспышку Чумы, было, на самом деле, не больше чем смертью человека, вызванной неумеренным потреблением вина; к этому добавился спор с соседом, о том, кто должен отвечать за некоторые листья, упавшие с дерева на его двор; так что он умер от апоплексического удара, с ярко-красными щеками и носом. Если видение Тевны и было вызвано, более или менее прямо, ведьмой и хорошо знакомым нам Йенди, сам он никогда не узнал об этом. Несколькими часами позже он вернулся в Поместье Уайткрест с добрыми новостями.

Из этого читатель может заключить, что, на самом деле, Тевна пришел в Адриланку и ушел из нее не выполнив своей задачи – то есть огонь так и не был зажжен. Мы должны сказать, что это правда только в том случае, если читатель делает ошибку, думая о смысле событий в буквальных терминах – практика, возможно подходящая при чтении закона, но всегда подозрительная, когда читаешь историю, и даже глупая, когда читаешь роман. На самом деле он выполнил свою задачу, хотя и совсем по другому, чем, до прибытия в Адриланку, думал выполнить ее.

Повариха приготовила обед на троих, и, в честь такого случая, поджарила трех жирных куриц, которые приготовила с винным соусом и белыми грибами, добавив на гарнир некоторые быстро зажаренные овощи, приправленные луком и некоторыми другими растениями. Короче говоря, это была лучшая еда, которую Тевна ел за несколько последних лет, и он никак не мог остановиться, нахваливая как еду, так и гостеприимство хозяев. Когда, наконец, еда кончилась, все трое перешли в гостиную, где повариха приготовила им сладкие ягоды и апельсиновый ликер.

– Мой дорогой муж, – заметила Даро, – не кажется ли вам, что в комнате немного холодновато?

– Откровенно признаться я ощущаю это, – сказал Кааврен. – Но это меня не удивляет, так как, как вы видите, открытое окно глядит прямо в океан, сейчас довольно поздно и с моря дует весьма прохладный, хотя и приятный ветер, а также доносится освежающий запах, который я так полюбил за эти годы.

– Да, но сегодня у нас гость, и мы не можем разрешить ему замерзнуть.

– Да, это правда, и тем не менее, как вы видите, у нас есть поленья для камина; потребуется буквально несколько мгновений, чтобы зажечь огонь и нам всем будет тепло.

– Тогда давайте начнем – а, нет, подождите. Быть может наш гость хочет, чтобы честь зажечь огонь была предоставлена ему?

Тевна поклонился. – Я был бы очень счастлив, Графиня. На самом деле я должен сказать, что ничто не могло доставить мне большей радости, чем посещение этого замечательного города и то, что мне не надо зажигать никакой огонь, кроме этого.

Разговор во время обеда никаким образом не касался работы Тевны, но теперь, когда пирологист упомянул об этой теме, Кааврен сказал, – Разрешите мне сказать, мой дорогой соплеменник, что мы просто счастливы, узнав, что, по меньшей мере на этот раз, мы избежали вспышки Чумы.

Тевна быстро и умело разжег огонь, и несколько раз дунул на него, чтобы быть уверенным, что он хорошо горит; после чего вернулся в свое кресло, вымыл руки и кивнул Кааврену. – У меня довольно странная профессия, потому что я никогда не бываю более счастлив чем тогда, когда я узнаю, что мне не надо ей заниматься.

– Да, понимаю, – сказала Кааврен. – На самом деле, когда я был Капитаном гвардии Его Величества, я был счастливейшим человеком на свете, когда мне не было нужды что-то делать.

На это Даро слегка улыбнулась. – Я думаю, милорд муж, что то, что вы сказали, не совсем точно.

– Вы так думаете, миледи моя жена?

– Да, это мое мнение.

– Хорошо, давайте это рассмотрим. Почему вы так думаете?

– Потому что я имела честь видеть вас в такие времена, и я видела вас, когда вы были в величайшей опасности и в самый разгар рискованных приключений.

– Ну, и что с того?

– И мне кажется, что были намного счастливее, когда вам отовсюду грозила смерть.

– Ча! Вы так думаете?

– Я более чем думаю так, милорд, я убеждена в этом.

– И тем не менее мне кажется, что я не припоминаю, что был счастлив в эти мгновения.

– Вы не припоминаете? Тогда вернитесь в то время, когда Островитяне пытались высадиться на берегу, и вы были везде и повсюду, готовясь к защите, размещая резервы и договариваясь об условных сигналах.

– Да, это я помню.

– И я хорошо помню, милорд муж, я отчетливо помню, каким светом сияло ваше лицо в такие времена, как вы жили полной жизнью и наслаждались каждым мгновением.

– Да, верно.

– И значит?

– Значит есть кое-что в том, что вы сказали.

Даро улыбнулась.

– Но, – добавил Кааврен, – разве вы не видите, что сейчас нет настоящих дел?

– Вы думаете, что нет настоящих дел? – сказала Графиня.

– А вы не согласны?

– Да, не согласна.

– Ну, и какое дело вы считаете настоящим?

– Вот: я считаю, что готовятся серьезные дела.

– Серьезные дела?

– Ну, разве вы не послали нашего сына?

– Было невозможно отказать.

– Я считаю, что это предзнаменование.

– Возможно вы правы.

– О, я убеждена в этом.

– И следовательно?

– Следовательно готовятся серьезные дела, и вам нужно обязательно участвовать в них.

Кааврен покачал головой. – Нет, моя дорогая Графиня, я боюсь, что те времена, когда я участвовал в мало-мальски серьезных делах давно прошли.

– Ага, вы так думаете!

– Я уверен в этом.

Даро не ответила ему; она знала, что любые ее слова не сделают ничего хорошего. Поэтому она сделала единственную вещь, которую могла сделать: она бросила красноречивый взгляд на Тевну, пирологиста. Тевна, со своей стороны, увидел, что на него смотрят, и, более того, понял, что этот взгляд что-то означает. К чести Тевны этого взгляда, вместе с предыдущим разговором, оказалось достаточно, чтобы мгновенно понять, чего от него хотят.

– Хорошо, – сказал Тевна, отводя взгляд от Графини, переводя его не на Графа, а, скорее, на огонь. Таким образом показалось, что он скорее обращается к огню, а не к Кааврену, когда он сказал, – Я не хотел бы спорить с вами, мой дорогой соплеменник, но я не уверен, что сказанное вами правильно.

– Как, вы думаете, что я где-то ошибся?

Тевна отвернулся от камина, как если бы он увидел там то, что огонь должен был показать ему, и повернулся к Графу, сказав, – Да, есть некоторые вещи, о которых вы не подумали.

– Что ж, это возможно, никто не может обдумать все, наш ум не в состоянии охватить весь мир.

– И это несомненная правда, – сказал Тевна. – Так что выслушаете ли вы то, что я хочу вам сказать?

– Конечно выслушаю, и по двум причинам: во-первых из-за того, что все ваши слова наполнены глубоким смыслом; во-вторых вы одновременно и гость и соплеменник, и поэтому только из одной вежливости я в любом случае должен выслушать вас.

– Тогда вот то, что я хочу вам сказать.

– Уверяю вас, все мое внимание обращено только на вас.

Тевна хотел что-то сказать, но потом заколебался.

– Давайте, соплеменник, – сказал Кааврен. – Говорите все, что хотите.

– Хорошо, но я боюсь, что переступлю границы вежливости.

Кааврен пожал плечами. – Не имеет значения, я хочу выслушать ваше мнение.

– Очень хорошо, вот: я говорю вам, что вы до сих пор страдаете от боли.

– От боли?

– Да, мой дорогой хозяин. Ваша душа страдает от того, что вы считаете своим поражением, и это причиняет вам беспокойство. Я хорошо знаю эту боль, потому что она двойник моей собственной.

– Прошу прощения, но даже если то, что вы сказали, правда – а я не отрицаю этого – я не в состоянии увидеть, как это связано с нашим разговором?

– Вы не видите?

– Абсолютно, уверяю вас.

– Хорошо, я вам объясню.

– Очень хорошо. Я продолжаю слушать, пока вы будете делать это.

– Вот объяснение: есть одна вещь, которую боль, все равно душевная или физическая, всегда делает.

– И что это?

– Она обращает внимание страдающего внутрь него.

– Вы так думаете?

– Поверьте мне Граф; во время моей работы я видел множество людей, страдавших от боли, и у всех них одна вещь была общей – для них очень трудно было подумать о том, что происходило вокруг них, потому что телесная боль или страдания души всегда толкали их внимание внутрь себя; только когда у нас не болит ни тело ни душа, мы в состоянии ясно видеть мир вокруг нас.

Кааврен тщательно обдумал его слова; Даро, должны мы сказать, оставалась безмолвной, но самым внимательным образом слушала Тевну. Наконец Кааврен сказал, – Ну, похоже вы правы.

– Я убежден в этом. И, если я прав…

– Да, если?

– Тогда вы должны мне разрешить продолжать.

– Очень хорошо, продолжайте.

– Вот, это все, что осталось: поскольку вы страдаете от боли, вы не способны ясно видеть все, что происходит вокруг вас, и, поэтому, вы пропустили жизненно важный факт.

– Ага! Я пропустил какой-то факт?

– Я верю в это.

– Жизненно важный факт?

– Точно.

– Ну, и что же это за жизненно важный факт, который я пропустил?

– Вы хотите, чтобы я сказал вам?

– Не хотел бы ничего другого.

– Тогда вот: если ваша жена Графиня права, события, которые происходят в мире, больше вас.

– Ну, с этим я спорить не буду.

– Не будете?

– Совершенно.

– Но, подумайте сами, если они больше вас, тогда, мой дорогой соплеменник, ваша собственная боль и ваши собственные желания намного менее важны, чем они.

– Как, менее важны?

– Да, действительно. Они имеют значение для вас, и для тех, кто любит вас, но дальше этого не идут. Вы спросили себя, что вы можете сделать в великих событиях, которые начинаются сейчас, и ответили себе, что ничего. Но из-за того, что вы страдаете, вы неправильно поставили вопрос.

– Как, я неправильно поставил вопрос?

– Это мое мнение.

– Разве спросить, что я могу сделать, это неправильный вопрос?

– Целиком и полностью.

– Но тогда скажите мне, что я должен был спросить?

– Я сделаю это в следующее мгновение, если вы пожелаете.

– Я умираю от желания услышать его.

– Тогда я скажу вам.

– И будете совершенно правы, сделав это.

– Вот оно: вместо того, чтобы спрашивать, что вы можете сделать, вы должны были спросить, что нужно сделать.

Кааврен на мгновение задумался, потом сказал, – Различие, вы понимаете, слишком тонкое.

– Возможно тонкое, даже незначительное, но, как я считаю, очень важное.

– Вы так думаете?

– Более того, жизненно важное.

– Итак, вы считаете, что если я посмотрю на дела с другой точки зрения, я приду к другим заключениям?

– Да, и разве это случается редко? Посмотрим издали на человека, который держит меч в руке. Когда мы глядим на него одним способом, вы можете различить меч; взгляните иначе, и увидите только тонкую линию, а возможно не увидите вообще ничего.

– Да, в это вы правы, ничего не скажешь.

– И тем не менее, меч никуда не делся.

– Клянусь лошадью! Вы опять правы!

– Я очень рад, что мы сошлись во мнениях, мой дорогой соплеменник.

– Но что за вывод, к которому, как вы считаете, я должен придти, если я посмотрю на дело с другой точки зрения?

– О, что до этого…

– Ну?

– Я не могу сказать.

– А! Это очень плохо!

– И тем не менее…

– Ну?

– Я подозреваю…

– О, у вас есть подозрение?

– Точно. У меня есть подозрение.

– И?

– Я подозреваю, что вы должны перестать заботиться о вашей слабости и, вместо этого, вы должны начать действовать и делать то, что должно быть сделано.

– Ча! Но я никогда не был слишком хорош во многом, за исключением тех моментов, когда в моей руке был добрый меч.

– Ну, и это уже не мало.

– Возможно нет, но, тем не менее, это уже не так.

– Как, вы не можете взять в руку меч?

– Даю вам слово, что не в состоянии поднять мой старый меч, а еще меньше действовать им так, чтобы угрожать кому-либо другому.

– Хорошо, но что вы думаете об упражнениях?

– Упражнениях?

– Да. Для того, чтобы восстановить свою силу.

– Вы знаете, я не подумал о них.

– Напрасно.

Кааврен повернулся к Даро, с выражением изумления на лице. – Вы думаете, – сказал он, – что это возможно?

– Мой дорогой Граф, – сказала она, – я убеждена, что вы сможете сделать все то, что вы решите сделать.

– Ага, допустим. Но я никогда не мог сделать ничего хорошего без Айрича, Пэла и Тазендры.

– Пэла можно найти, я думаю, так как, когда был у нас, он оставил способ добраться до него.

– Да, верно.

– А что касается остальных ваших друзей…

– Да, что о них?

– Как только к вам вернется ваша сила, вы сможете послать за ними, или, если вы не знаете, где они, вы сможете поехать и найти их.

– Да, и это тоже чистая правда.

Кааврен посмотрел на свою ладонь. Он проверил ее с обоих сторон, как если бы хотел понять, осталась ли еще в ней какая-либо сила, на которую он может рассчитывать. Даро, как если бы читая его мысли, положила свою ладонь сверху на его, и, одновременно, улыбнулась Тевне.

– Никто не может сказать, – сказала она пирологисту, – что вы не достигли высот в своей профессии.

Тевна встал с кресла и поклонился ей.

Кааврен, похоже, не услышал этой реплики, но, вместо этого, глядел в огонь, размышляя, и языки пламени отражались в его глазах, как если бы, на самом деле, огонь пришел в них изнутри.