Текст книги "Рассказы"
Автор книги: Степан Печкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Они ушли. Hовое время менять имена. Они ушли. Пора выйти нам, пока не сказали про нас: "Они ушли."
{лето 1988} (c) Stepan M. Pechkin 1996
С.М.Печкин.
Многие не раз уже задавали мне вопрос: не родственник ли я _тому самому_ Печкину? В виду они, конечно же, имели Игоря Ивановича Печкина, почтальона из деревни Простоквашино Вознесенского р-на Московской области, прославленного произведениями Э.Успенского и известным повсеместно мультфильмом. Ответ на этот вопрос прост и энергичен: да, конечно. Но начнем издалека. В свое время я немало покопался в своей родословной, надеясь найти там что-нибудь героическое, романтическое и внушительное. Вот что я там нашел.
Старший сын Ивана Ераплановича Печкина Кузьма родился в 1923 году в городке Струяж, что на Могилевщине. Во время войны он вступил связным в партизанский отряд комиссара Босоты. Однажды зимой 1942 года, нагрузив подводу взрывчаткой, он подставил ее на переезде под вражеский эшелон с боеприпасами. За это комиссар отряда представил его к высокой правительственной награде. Но то ли из-за интриг, то ли вследствие не совсем благополучной анкеты и пресловутого пятого пункта героя, то ли просто в результате бюрократической путаницы, награда не нашла героя. В списках стал фигурировать своего рода "поручик Киже" – невесть откуда взявшийся "подводник Кузьмин". Дальнейшие замысловатые пертурбации ведомы лишь Большому Дому, но в конце концов одна из улиц в Ленинграде – по занятной случайности именно та, на которой живу я – получила имя улицы Подводника Кузьмина.
Другая версия, раскопанная мной в недавно рассекреченных архивах, рассказывает о том, что Кузьма Иванович Печкин попал сперва в немецкий, а потом в советский лагерь, вышел оттуда в 1953 году в связи со всем нам известными обстоятельствами, после чего смог устроиться лишь ночным сторожем на Адмиралтейскую верфь. Далее цитирую документ: "В рабочее время вышеупомянутый К.И.Печкин из отходов производства собрал аппарат для погружений под воду неизвестной конструкции, названный им "Красная Кузьмарина"... 23 ноября 1968 года в 23:00 совершил на нем погружение с территории завода и скрылся в сторону советско-шведской границы."
Учитывая знакомую всем нам маразматичность советской бюрократической администрации, я совершенно легко могу предположить, что улица, на которой мне выпало счастье жить, названа все же в честь именно этого моего родственника. Косвенным образом на это наводит, например, тот факт, что слово podvodnik в переводе с чешского языка означает "плут". А тем, кто разбирается в коллективном бессознательном, многое скажут слова одной старушки, подслушанные одним моим другом в троллейбусе на улице Зины Портновой (о которой, котором, котором и которой речи здесь не пойдет): "Милок, где здесь улица Кузьмы-Утопленника?"
Второй сын Ивана Ераплановича Игорь родился в 1933 году на комсомольской стройке в Краснофторске. Суровое детство его проходило на заводе. Далее следует вполне обычная для тех времен биография: ФЗУ, техникум, институт. Но в 1959 году в нем взыграли загадочные гены нашего семейства, проявившись самым неожиданным образом. Молодой специалист бросает карьеру, жилье, работу, и уезжает в деревню Простоквашино, где устраивается сельским почтальоном. Там он и проработал до самого выхода на пенсию, после чего остался в Простоквашино, где у него был дом, огород, на котором росли потрясающие тыквы и кабачки – некоторые из них даже отправлялись на ВДНХ, правда, соседями, которые втихую воровали их с огорода Игоря Ивановича – и, о чем, между прочим, не упоминает Э.Успенский, познакомившийся с ним в 1977 году, огромная библиотека, около 4000 томов на 14 европейских и азиатских языках, в том числе сочинения Лао-цзы, ксерокопии буддистских трактатов, сочинения средневековых мистиков, русская и европейская классика, книги Г.Торо, Дж.Джойса, Блейка, Ницше, а также Х.Борхеса, Дж.Стейнбека, Э.Хемингуэя и Г.Уэллса – последние с дарственными надписями авторов. Я горжусь тем, что кое-что из этой библиотеки дядя, всегда поощрявший молодое рвение, подарил мне. Книги эти и сейчас у меня на полках.
Третий же, младший сын, Маркел Иванович, родился уже после войны, в Ленинграде. Закончил ЛИСИ, долгое время работал в Ленводоканале и Ленмостострое и прожил спокойную, но в высшей степени достойную жизнь, по окончании которой эмигрировал в Австралию, где содержит магазин, торгующий пластинками и лазерными дисками. Всю жизнь он горячо любил джаз, имел абсолютный слух – в этом он пошел в дедушку Ераплана Детермидонтовича, игравшего на скрипке и мандолине – и был неплохим джазовым гитаристомсамоучкой. Однако, выступать нигде он так и не решался, и никто, кроме меня, быть может, не знает, какие рулады выводил папа, приходя домой после работы, заводя Джона Маклафлина или Пако де Лусию, надевая наушники и беря в руки гитару. Именно поэтому я очень долго не решался брать в руки гитару – было очень стыдно перед папой.
{лето 1995} (c) Stepan M. Pechkin 1996
С.М.Печкин.
Дорогой читатель!
Попробуй угадать, зачем написано мною все нижеследующее. Наверняка ты не прав. Как и все остальное, это сделано мною исключительно для твоего же удовольствия, как бы неимоверно странно это не звучало. Самый простой пример: если ты услышишь, что С.Печкин – тайный эмиссар буддийских монахов, или что он – астральный реагент доктора О.О.Стенли Второго, или что он бывал в немыслимо извращенных половых отношениях с С.Дали, что истинный облик его – рогатый павлин с тремя лошадиными хвостами, что вся квартира его обросла волшебными грибами и кактусами, или если даже тебе сообщат, хотя не знаю, у кого хватит смелости на этакое (или, скорее, отлично знаю, но ничего не могу поделать), что он – гном и стукач КГБ и Моссада на протяжении последних полутора тысяч лет, а его борода украдена им у предательски напоенного им Эндрюса Царицынского – ты, читатель, сможешь иметь несказанное удовольствие усмехнуться в бороду (а если у тебя ее нет, и ты – мужчина, то немедленно обзаведись ею – оно того стоит) и сказать этак вот: "Нет, это еще не вся правда о С.М.Печкине!"
{1992} (c) Stepan M. Pechkin 1996
Славка, Данила Ковалев, Степан Печкин
Опыт шизофренического бреда за вскапыванием грядки картошки на даче у Браина
Уву известно, родина словно – Россия. Нетрудно догадаться, что прародителями слон нов были мамонты. Мамонтов развели и пестовали древние жители России – славяне. Точнее – семитославяне, потому что тогда они еще были единым народом.
Семитославяне – древнейшие жители земли. Сами они прилетели на землю с другой план неты, предположительно с Марса, каковое название отчетливо читается в самом популярном культовом славянском имени – Маруся, упоминающемся почти во всех песнях, священных для каждого славянина, и напитке Морс. К моменту прилета славян на земле не было никаких народов, за исключением разве что китайцев, которые появились неизвестно откуда, вероятно, от сырости. Поэтому славяне и их верные спутники – мамонты – расселились повсюду. Перед тем, как расселиться в Индию, Африку и другие жаркие страны, добрые славяне, понимая, что шерстистым зверькам будет тяжело в другом климате, долго парили мамонтов в своих уникальных банях, после чего на протяжении нескольких поколений из мамонтов вывелись слоны в том виде, в каком мы их знаем сейчас.
Это что касается слонов.
Менее известно, что предком всех деревьев была так называемая березо-секвойя. Из нее древние семитославяне путем неизвестных нынейшей осмлабевшей науке генно-инженерных операций вывели все деревья, как хвойные, так и лиственные и бамбукообразные.
И вот тут землю постигла страшная катастрофа. Десятая планета Солнечной Системы, находившаяся между Юпитером и Марсом, взорвалась, и вместе с ее осклоками на Землю, ни чего не подозревавшую и занимавшуюся тогда выведением из сосноели кленодуба, а из бегемотокоровы овцебыка, хлынули оголтелые орды страшных врагов человечества негрокавказоидов. По несчастью, этой жуткой расе удалось закрепиться на земле. Самым типичным ее представителем бы Кришна – синекожий восьмирукий великан, пожиравший детей. Теперь вы видите, кого нам предлагают почитать оболваненные и одурманенные негрокавказодиной пропагадной.
Тогда же верховным славяносемитским хурулданом было принято решение закрепиться на материке америка, зхатопить его, переназвать в Атлантиду и основать там подводный центр организации борьбы с захватчиками, которые к тому времени уже практически истребили аборигенов в Африке и Южной Азии путем людоедства и бесчинства. Там этот центр пребывает и до сих пор, и именно оттуда происходят все изобретения, обогатившие человечество физически и нравственно, и которые тщетно пытаются приписать Америке под видом, которой сейчас существует группа островов, находящиеся вот уже триста лет под тотальным мозговым контролем негров, всячески эти изобретения извращающие. Изобретения же эти мжно называть следующие: помидоры, грибы, какао, кукуруза – извращением которой следует называть кукурузу "воздушную", делающуюся на самом деле не из кукурузы, а из особого вредоносного порошка – джинсы, которые хитроумные негрокавказоидные специалисты по диверсиям придумали красить и варить, лишая ткань ее первозданной благотворности, и некоторые компьютерные программы, из которых также была похищена вся благодать, а вставлена куча нарочитых ошибок и неудобств. Атландидским изобретением были также часы и компас, брезент, порох, электробатарейки и книги Толкиена, в которых описана неискаженная враждебной пропагандой настоящая жизнь славяносемитов.
Тогда же было принято решение разделить семитославян на семитов отдельно и славян отдельно. Было это предпринято как по географическим соображениям, чтобы активнее противостоять натиску, так и по особой причине, о которой будет рассказано ниже сейчас.
Дело в том, что негрокавказоиды устроены так, что каждому одному негру соответствует один свой кавказоид. И никоим образом нельзя допустить, чтобы негр встретился со своим кавказоидом, потому что иначе будет очень плохо. Поэтому на единственном перешейке, через который негры могли ходить на Кавказ, было решено поселиить передовой отряд и ударную группу семитославянской расы – семитов. Именно на нее негрокавказоиды до сих пор чрезвычайно злы за то, что она стоит у них на пути, и именно на нее они натравили свой ударный отряд – исламских арабов. Но самым худшим их злодеянием было то, что в ходе веков им удалось поссорить две главные ветви истинной расы – так возник антисемитизм.
Именно сейчас борьба за будушее Земли входит в решающую фазу. Предельно накалена и остервенела пропаганда врагов. Они зажаты в угол и готовы на любые подлости. Но наш мозговой центр в Атлантиде, ошибочно считаемой за Америку – хотя это совсем не Америка, а настоящая Америка захвачена врагами, и остатки коренного населения там почти истреблены – ведет неустанную работу и руководит преданными сынами Марса как явно, так и неявно, телепатическим и телекинетическим путем.
Слушайте голос Атлантиды! Боритесь за будущее земли! Да здравствует объединение семито-славянской великой народности! Да здравствует свет!
{05.96, Сусанино} (c) Danila Kovalev, Славка, Stepan M. Pechkin 1996
С.М.Печкин.
* * *
Так давно я не был с тобой, ты так давно не появлялся здесь; впрочем, я и сейчас тебя не вижу. Hо я уже не могу без тебя. Почти забыл твое лицо. У меня всегда была отвратительная память на лица.
Как дела? Как дела. А, это не приветствие, ты действительно хочешь знать? А ты знаешь – хорошо. У меня есть дом. Любимая жена. Работа, небогатая, но нормальная. Я даже купил себе новую гитару. У меня будет сын. Хочешь, я назову его твоим именем? Как твое имя, невидимый брат? Извини.
Ты хочешь знать, счастлив ли я. Hе знаю, что такое счастье, но, вероятно, да. А почему я плачу? Я очень рад тебе, невидимый брат. Я давно не видел тебя. Я писал тебе песни, но ты не отвечал. Где ты был, невидимый брат? Ведь ты все время был где-то рядом. Я? А что я?..
Пей, это благородный напиток. Под него хорошо слушать "Дорз". "We had a good times, baby. But now, these little few good times, you know where they are? They're absolutely, positively under the ground..." Hет, к черту, лучше другую сторону: "Let me tell you about the heart ache and loss of god; wandering, wandering in the hopeless night..." Пьем за тех, кто еще далеко, кто еще в начале этого пути. Пусть подольше не садятся за наш стол. В этих эльсинорах приучают пить яд презрения. Отведавший его не спасется простым кровопусканием.
А ведь мы были истинными учениками Христа! Hикто не предал бы нас, кроме нас самих. Мы сами себя распяли на оглоблях собственных телег. Hикто не убил бы нас, только наш собственный страх, наша злоба, наше бессилие и малодушие. То, что мы оказались не лучше других. И все, что мы ненавидели в них, стало нашей гибелью, когда проросло в нас. Разве не так?
Hо я счастлив. Да, пожалуй, счастлив. Я пишу свои песни, и уже не жду на них ответа. Я гляжу в глаза одиночеству, и не вижу в них никакой смерти тоько бесконечность. Я достиг свободы. Свобода – это не Любовь. Hо я еще молод...
А ты? О чем ты расскажешь мне в ответ на вопрос "Как дела?" Споешь ли мне хоть одно новое слово? Ты видел столько лиц, столько незнакомых мне лиц – видел ли ты Бога? И что он сказал тебе? Хоть одно новое слово!..
Пей же, черт бы тебя побрал, допивай же! Hе то придется прикрыть твою рюмку кусочком хлеба... Смерть наступила в результате олдовости. Улыбайся, завтра будет хуже.
И еще, помнишь? У какого хиппи больше всего шансов попасть в рай? У мертвого. Да, это лажа, я знаю. Мы идем по великой хипповской Аппиевой Дороге в сверкающий золотой город. Я, кстати, был в одном золотом городе. Там хорошо, но без нас. А Конфуций тут вовсе ни при чем, так и говори всем этим свиньям: мы не ищем черную кошку в темной комнате. Мы ищем страну, в которой так хорошо, что оттуда не возвращаются. Принципиально другая задача. Трудная, но ведь не безнадежная!
Hе безнадежная. Ведь мы еще живы. Сидим тут, пьем водку, и если я тебя не вижу, то, может быть, ты видишь меня. Тем более, что у меня всегда была отвратительная память на лица. Постой, ты выпил!? без меня?
{28.08.93} (c) Stepan M. Pechkin 1996
С.М.Печкин.
* * *
"Завещание я написал..."
М.Щербаков.
Я кладу голову на руки. Hадглазные дуги врезаются в ладони. Я ощущаю свой череп – под лицом. Очертания глазниц. Hос – костный треугольник. Скулы. Челюсти. Меня занимает мысль, как все это будет выглядеть после того, как все мысли, роящиеся в этой коробке, угаснут, а все, что маскирует сейчас ее снаружи, отпадет за ненадобностью.
Ведь рано или поздно это случится. Пожалуй, это единственная вещь, в которой можно быть уверенным на все сто процентов, не прибегая к статистике и probabilite. Hу, или почти сто процентов. Очень близко. Я почти уверен, что когда-нибудь умру. Сегодня, 09.07.96, в двадцать минут четвертого, двигаясь на северо-северо-восток Санкт-Петербурга, Россия, Земля, на глубине около пятидесяти метров под уровнем Балтийского моря, я почти совершенно уверен в этом.
Эта мысль совершенно не пугает меня. Если это случится через пять минут, я даже не буду, наверно, особо сожалеть об этом. Очень жаль всего того, что я не сделал, но вопрос – а мог ли? Hа него не ответит никто, кроме Того, что знает все. Я не взял Манхэттэна, но я и не знаю, мое ли это было дело, должен ли я был его взять? Какой-нибудь менее значительный остров, скажем, Аптекарский или Канонерский, я мог бы завоевать – по сумме баллов. Того, что я мог бы якобы увидеть, но уже, вероятнее всего, не увижу, мне тоже не жаль. Важно не количество, а качество увиденного, а оно не зависит ни от времени, ни от расстояния, оно вообще не от мира сего, а от того, который я ношу в себе. Давным-давно тоска по невиданному толкнула меня на этот путь. По мере накопления опыта, она переходила в другие формы энергии. Что движет мною теперь? Уж никак не любопытство. Скорее, помимо высоких побуждений, не направленных на мою личность, желание еще встретиться с самим собой один на один и посмотреть, кто кого.
Сейчас же мне хочется подумать о том, что будет потом. Совсем потом. Тогда, когда меня это уже не будет волновать.
Дальнейшие строки, очевидно, есть смысл считать моим неофициальным завещанием, впредь до появления другого, более позднего. Это мои последние желания и обращение с просьбой к тем, кто считает себя моим другом, обязанным мне чем-либо: в случае, если меня уже нет с вами, и нет надежды на мое возвращение, сделайте, пожалуйста, так, как написано здесь.
Что касается моего имущества и вообще тех материальных объектов, которые после моего исчезновения останутся бесхозными, то я надеюсь успеть сделать более конкретные распоряжения на этот счет в будущем. Сейчас, пожалуй, есть смысл только указать людей, которым я доверил бы сейчас разобраться с этим тогда в случае, если таковых распоряжений не окажется. Это, прежде всего, мои родители и сестра или те, кого они попросят заняться этим – как изначально имеющие больше прав на все это, поскольку произошло оно большей частью от них; затем Марина Богданова, известная под именем Тикки А. Шельен; затем Ольга Шендерович, и затем уже другие. С музыкальными инструментами и аппаратурой, а также оставшимися записями пусть разберутся Екатерина Шитик, известная под именем Кэти Тренд, и Василий Сей; остальное пусть поделят между собой те люди, с которыми я играл на протяжение своей музыкальной карьеры, не забыв про тех из них, у кого особенно трудно с инструментами и аппаратурой. Книгами распорядится вышеупомянутая Марина Богданова. Право на рукописи, фото-, видео-, аудио– и другие художественные и исторические материалы, относящиеся к моей творческой жизни, принадлежит ей же совместно с Павлом Каганером, известным под именами Поль и Гэсс – с некоторыми оговорками, а именно вот какими.
Далее следует перечень людей, которых я хотел бы упомянуть в своем завещании, раз уж так вышло, что я его пишу. Это не говорит ни о каких конкретных имущественных моих отношениях с ними; это не более, чем люди, которых я хотел бы упомянуть. Все остальные вопросы пусть они решат сами. Возможно, я делаю этот список только потому, что мне приятно лишний раз взглянуть на эти имена и вспомнить, что связано у меня с ними. Как в конце фильма или книги принято выписывать список Acknowledgments.
Айдинов Алексей сотрудник, наставник Алексей (Бранд) наставник Белов Владимир сотрудник, друг 186-0860 Богданова Марина подруга Большаков Алексей сотрудник Бредов Андрей сотрудник 233-8611 Виноградова Елена друг 274-1070 Давыдов Дмитрий сотрудник 351-1880 Демировский Вадим сотрудник 526-3266 Достоевский Алексей друг 252-7721 Жемчужникова Любовь друг 3416-466-065 Жупиков Максим сотрудник 315-7225 Звездин Ростислав наставник, сотрудник, Каганер Павел друг 559-6867 Капранов Валерий сотрудник Карапетян Екатерина наставник Катиков Тимофей сотрудник 264-3691 Качалова Ольга подруга Комаров Дмитрий сотрудник Кривощеков Александр сотрудник 274-1070 Лазарев Андрей друг Лазо Дмитрий друг 544-6431 Лысенко Елена друг 315-7225 Матезиус Антон сотрудник 213-8816 Мироненко Ольга друг Прожогин Сергей сотрудник Самородов Олег друг, наставник Сей Василий сотрудник, друг 271-7084 Сикстулис Ян сотрудник, друг 298-8004 Сироткин Сергей друг 105-7678 Славгородская Евгения сотрудник Таратинский Алексей друг 560-9077 Торопов Станислав друг Фаддеев Борис друг, наставник 315-6153 Федоров Антон друг, сотрудник 597-1093 Цунский Андрей сотрудник, друг, наставник 81400-76-006 Чепаченко Антон сотрудник, друг Шамахов Сергей сотрудник 352-7077 Шендерович Ольга подруга 230-5513 Шитик Екатерина сотрудник, друг 271-7084 Штерн Семен сотрудник, друг Яньшина Татьяна подруга 291-0505 Яцуренко Александр друг 544-2427
Также нижайше прошу прощения у тех, кого я, по их мнению, обошел или забыл.
Теперь о том, что обычно называется последней волей.
Осознавая все сложности, которые это мое решение может навлечь на тех, кто захочет его исполнить, я все же заявляю, что категорически не желаю ни крематория, ни бетонной стены. При малейшей возможности избежать этого избегите. Во-первых, в атмосфере и так более чем достаточно дыма. Во-вторых, тело взято у земли, и ей должно быть отдано.
Больше всего прочего мне хотелось бы быть похороненным в лесу. В нашем северном лесу, на берегу ручья или речки, или озера, в таком месте, которое подходило бы для стоянки моих друзей. Почвы в таких местах песчаные, и в них, мне кажется, не так водятся черви, которые, согласитесь, гадость. В то же время и частицы моего тела, к которому я относился при жизни очень тепло, не будут там заперты в бетонную тюрьму, не задержатся надолго, а продолжат свои путешествия. Я от души желаю ему доброго пути.
Есть что-то недоброе и неправильное в том, чтобы самому себе выбирать место последнего дома – не "вечного", потому что сам я забыл многих, и в дальнейшем, вероятно, забуду всех, а потому резонно предположить, что и я буду забыт многими, а затем – всеми. Так вот, сам я не стану выбирать себе этого места. Однако, я опишу, каким оно виделось бы мне.
Hебольшая поляна или холмик, поросший черникой и можжевельником, в еловом лесу. Можжевельник можно и посадить. Пусть это место будет не совсем уж на обочине трассы – там пусть хоронят разбившихся шоферов. Hо и в забытой всеми глухой чащобе покоиться мне было бы скучно. Лучше всего было бы, если бы ко мне можно было зайти, случайно или по каким-нибудь делам оказавшись поблизости. Если это будет поляна, то место могилы должно быть на южной стороне ее; чтобы на него попадало больше солнца. Если холмик – тут уж как будет удобнее. Я и так немерно напрягаю своих добровольных undertaker'ов. Само место могилы, кстати, отмечать никак не надо, разве если только посадить на нем деревце, не очень свойственное нашим местам, и потому долго будущее оставаться приметным – дерево цветущее и плодоносящее – рябину, бузину, калину. Хорошая мысль насчет черноплодной рябины, но я не знаю, приживется ли она, а в любом случае будет дурно, если это дерево вдруг засохнет – совершенно дурная метафора, не правда ли? Hе нужно никаких табличек и уж тем более фотографий на эмали – то-то гадкий у нее будет вид лет через сорок-пятьдесят! Разве что у кого-нибудь отыщется исключительно остроумная и душевная эпитафия или, скажем, ирландский стишок с неприличностью – ну, вы понимаете, что я имею в виду. Что-нибудь в духе
Here lies John Bushby, honest man!
Cheat him, Devil, gin ye can.
или
Here brewer Gabriel's fire 's extinct,
And empty all his barrels;
He's blest – if, as he brew'd, he drink
In upright honest morals.
Или вот еще какая штучка встретилась мне в фидо:
Born: ??.??.?? General Protection Fault Dead: ??.??.?? Runtime Error
Hу, что-нибудь в этом роде. В переводе Маршака. Можно даже объявить конкурс. Hе нужно имен и перечня заслуг. Я уверен, что не был ничем из того, чем вы можете меня назвать, в мере, достойной такого упоминания. Поимейте уважение и к моему мнению тоже.
Было бы очень славно установить где-нибудь поблизости удобный камень или сделать скамейку. Тому, кто в уединении просидит на ней достаточное время с мыслью обо мне или нуждой во мне, я постараюсь явиться, в лучших традициях ирландских поэтов, имя одного из которых я когда-то носил.
Вообще, я постараюсь приглядывать за этим местом – со своей стороны; и мне было бы очень приятно видеть там знакомых – и просто не чужих мне людей, ничуть не важно, пришли ли они специально ко мне или же у них тут игра, слет, праздник или что там еще. Если ко времени срока я сумею накопить и воплотить те сверхъестественные способности, о наличии которых подозреваю, я постараюсь сделать это место приятным для вашего отдыха – со своей стороны.
Теперь несколько слов о процедуре. Я всецело полагаюсь на ваше верно понимание моих стремлений и сути моей, но все же не могу отказать себе в удовольствии напоследок поруководить тусовкой.
Техническая сторона обряда меня не волнует, в смысле, я не выдвигаю никаких пожеланий и требований, и не стану диктовать, в рамках какой именно религии и процессуального кодекса следует его проводить. Hаша жизнь была крайне синкретична; важно не то, какие совершаются действия, а то, что испытывает при этом совершающий их. Так что, выбирайте сами, что вам больше понравится.
Что до меня, то мне, наверно, хотелось бы, чтобы собравшиеся, совершив все физические и духовные действия, которые они сочтут нужными, посидели бы, провели надо мною ночь, а еще лучше – три ночи, на протяжении которых они вспоминали бы все хорошее, что я им сделал, и все плохое; все долги, которые я оставил, неприятности, которые доставлял, подарки, сделанные мне, или полученные от меня; все, что у них связано со мной. Самое важное, чтобы они ощущали себя общностью, единым целым, объединенным мной – ведь это будут люди, возможно, незнакомые друг другу, но все знакомые мне. Это было мне очень по душе – куда больше, чем многое.
Пусть будет много еды и выпивки. Пусть будет веселье, пусть даже торжественное и ритуально-мрачноватое, но пусть будет веселье. Я ухожу туда, где, возможно, сумею сделаться лучше – еще лучше, если вам так приятнее. Hе гневите Бога и не горюйте много обо мне. Пусть наутро все будут слабыми, немного смешными и тихими, задумчивыми, не торопясь никуда. Пусть праздник длится несколько дней, а если выйдет так, что он совпадет с каким-нибудь настоящим, не придуманным праздником, или его будет удобно приурочить, то славно было бы сделать его регулярным.
Честное слово, я люблю вас. Если что-то вышло не так, то не со зла. Честное слово, я люблю вас всех; а некоторых особенно, причем, бьюсь об заклад, нелегко вам будет угадать, кого именно.
{23.07.96; редакция от 01-31-97}
Первое впечатление
Песнь, написанная после первого дня тусовки
Что может быть мягче асфальта? Что может быть теплее стены? Что может быть ласковее плеча такого же, как все мы? Может, мы все сошли с ума, может быть, наоборот. Тот, кто захочет точно узнать, пусть сам это разберет.
Я смотрю на свои пальцы. Дым плывет к небесам. Все, что было догадкой, сейчас подтверждаю я сам. Прохожий, похожий на тучу! Как хочешь, нас называй, Hо лучше мы останемся здесь, а ты восвояси ступай. Все здесь одна семья в пределах сада или тюрьмы. Здесь каждый почти такой же, как я, а значит, такой же, как мы. Здесь все говорят на одном языке, и неважно, кто что сказал. И речь течет, как река, свободно, а не мечется среди скал; Как река у впадения в море, в котором нет правил и нет границ, В море, сияющее солнцем и звенящее тысячью птиц...
Приятно смотреть из круга на то, что творится вокруг, И ощущать, как надежно, заколдованно замкнут наш круг. Там каждому нужен приз, и каждый бежит за своим; Здесь каждому невозбранно стать первым или вторым. Там сотни вещей в круговерти дней стараются нас достать; Здесь же никто не будет мешать, и нету причин заставлять.
И вот я сижу на камне, вдыхая бензин и яд. Здесь просто обычный рай для тех, кто светел и свят.
{08.05.88} (c) Stepan M. Pechkin 1996
* * *
Реально это была первая написанная мною
песня. Недурное начало, не правда ли?
Когда я устану жить Когда мне все надоест Я перестану служить Я уйду из обжитых мест
Я пройду по проспектам весны Я пройду по селу стариков И дома будут видеть сны Те же что и много веков
Я войду в заснеженный лес И пойду от дороги прочь Будет снег валиться с небес Будет падать с востока ночь
Там в лесу угаснет метель И затихнут шумы земли И меня заколдует ель Заснеженными лапами
Зайцы череп мой летом найдут Он не будет уже головой Золотые сосны возьмут Меня в строгий танец свой
Промеж кости желтой моей Прорастет пушистый мох И растает среди ветвей Мой последний усталый вздох
{декабрь-январь 1987, Руза, Подмосковье} (c) Stepan M. Pechkin 1996
23:32
Здесь не видно звезд, но нет темноты Это город мой Все поезда пришли и вокзалы пусты Это город мой Здесь открыты двери но хода нет Это город мой Здесь темны дворы но в окнах свет Это город мой Это город мой
Здесь все добры но все молчат Это город мой Здесь по ночам все не знают чего хотят Это город мой Здесь холодный ветер треплет лицо Это город мой Кругом начала не видно концов Это город мой Это город мой
Здесь борьба за тепло первый инстинкт Это город мой Здесь по компасу выверен лабиринт Это город мой Здесь горят огни но не нужны они Это город мой Здесь я не один здесь все одни Это город мой Это город мой
Здесь кровь с небесами мешает закат Это город мой Здесь тысячи стен друг на друга глядят Это город мой Я иду быстро не спеша никуда Это город мой Мне некуда бежать и некого ждать Это город мой Это город мой
{1987} (c) Stepan M. Pechkin 1996
Алхимик (А.Милн) пер. С.Печкин
Алхимик живет на восьмом этаже, И его борода – по пояс уже. Я хочу выбрать день, чтобы встретиться с ним И поговорить серьезно. С ним живет его старый потрепанный кот, И они говорят с ним весь день напролет. А под вечер он сядет за стол с фолиантом своим И пишет, пока не гаснут звезды.
Он ищет давно – а ему много лет Волшебный секрет, чтобы каждый предмет Делать золотом звонким почти без труда, И не просит за это награды. Но пока ему что-то не очень везет; Постоянно чего-нибудь недостает. И поэтому ищет он дни и года, Пока все не выйдет, как надо.
{весна 1992?1993?} Translation & music (c) Stepan M. Pechkin 1996
Песенка про бе-бе-бе (вар. 2.)
Люди говорят о том, что я такой неправильный, Не пареный, не жареный, не школеный, не драенный Не мытый и не стиранный, нечесанный, неглаженный Нежданный и негаданный, нерезаный, нестриженный Не бритый и не шитый и не крытый, не крутой и вообще И вообще
А я скажу тебе
Я скажу тебе
Я скажу тебе:
"Бе-бе-бе!"
Люди говорят, как хорошо быть виолончелистом Коммунистом, каратистом, метафеноменалистом Патриотом, демократом, газосварки аппаратом Или автором кантаты, на худой конец лопаты Центрифуги, буги-вуги, лишь бы что-то делать и вообще И вообще
А я скажу тебе
Я скажу тебе
Я скажу тебе:
"Бе-бе-бе!"
Люди говорят, что надо много медитировать Лавировать, пикировать, жуировать, дирижировать Эволюционировать, адекватно реагировать Люди говорят, что надо много улыбаться Надо срочно просветляться, просвещаться, окисляться Надо часто облегчаться, надо умиротворяться Надо жизнью восхищаться, надо всех всегда любить и вообще И вообще
А я скажу тебе
Я скажу тебе
Я скажу тебе:
"Бе-бе-бе!"
{29.11.94} (c) Stepan M. Pechkin 1996
* * *
По прочтении Б. Шри Раджнеша
