355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Степан Печкин » Рассказы » Текст книги (страница 10)
Рассказы
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:34

Текст книги "Рассказы"


Автор книги: Степан Печкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Заслуживает нескольких слов также фигура Железного Феликса, Феликса Эдмундовича Дзержинского. Это достаточно темный и туманный образ, связанный с символикой холодной, расчетливой смерти, запада – чужой, "ночной", "мертвой" стороны, стали, молнии и высшей справедливости. Мы, к сожалению, сейчас не располагаем материалами об этом образе, достаточными для столь же подробного анализа, но обещаем в будущем заняться этим. По нашим предположениям здесь нужно искать параллелей с мифологемами исландских саг или цикла "Кольца Нибелунгов", заимствованными нашими предками у варягов в незапамятные времена.

Таким образом, нам постепенно становится ясно, как именно образовались образы, воплощенные в идеологии, искусстве, пропаганде – практически во всех социокультурных пластах нашего общества. Продолжая развитие методик, намеченных в этом очерке, мы сможем не только восстановить не дошедшие до нас части картины мифологии начала и середины XX века, но и некоторым образом попытаться прогнозировать развитие ее, имея уникальную возможность сделать это как бы изнутри.

Список литературы:

1. М.Зощенко, "Рассказы о Ленине": Л., "Детская Литература", 1990. 2. В.Бонч-Бруевич, "Ленин и дети": М., "Детская Литература", 1989. 3. В.Бичко, "До нас прийшов Ленiн": Киiв, "Веселка", 1989.

А также:

В.Я.Пропп "Русская сказка"

C. de Lint "Dreaming Places"

А.В.Смоляк "Шаман: личность, функции, мировоззрение"

Дж.Дж.Фрейзер "Фольклор в Ветхом Завете"

От Мифа к Литературе. Сборник статей Российского Государственного Гуманитарного Университета

П.Я.Черных "Историко-Этимологический Словарь"

и др.

{10.94} (c) Boris V. Faddeev, Stepan M. Pechkin, Tikkey A. Shelyen, Alexey Taratinsky 1995

С.М.Печкин.

Изобретатель просит помощи!

С этим человеком – ученым-фольклористом, физиком-электронщиком, изобретателем, программистом и много кем еще – я знаком уже давно. Но когда на днях он напомнил о себе телефонным звонком, я, признаюсь, узнал его не сразу. Голос его сильно изменился с тех пор, как мы вместе учились в институте, названия которого, как, впрочем, и имени моего героя, а равно и некоторых других деталей, я сообщать не буду по причинам, которые станут ясны из изложенного ниже.

Он позвонил и попросил разрешения зайти ко мне. Я никогда не отказывал ему в такой просьбе. Ему хотелось выговориться, поведать, "как водится меж старыми друзьями", о том, что тяжким грузом лежит у него на душе. Узнав, что у меня есть возможность напечатать стать в газете, он и предложил мне написать это. "Сейчас такое печатают, что и это пройдет," – сказал он мне. "Никто не поверит, конечно, но это и к лучшему. А вдруг все-таки кому-то что-нибудь да отложится?"

С самого раннего детства, прошедшего, если я не ошибаюсь, в деревне Ширяиха Мезенского района Архангельской области, стихия русских народных сказок окружала будущего ученого. "Вся деревня наша полна была сказочников. Ну, и дед мой с бабкой тоже." С возрастом интерес к сказочному миру не ослабел, а перешел в увлечение, которое захватило все свободное время. Для того он и перебрался в Ленинград, чтобы быть поближе к источникам информации о нем. Познания моего друга в этой области становились постепенно необычайно глубокими. До сих пор мне нигде не удалось отыскать ни одной сказки, ни одной былины, хотя бы пословицы или поговорки, которой не знал бы мой друг; порой я специально просиживал дни в библиотеке, чтобы хоть на чем-нибудь его подловить. Сказки он мог рассказывать часами, сутками. А стоило нам, веселым студентам, засидеться за бутылочкой чего-нибудь этакого, как мой приятель пускался в бесконечные структурные анализы, классификации, дифференциации и интеграции сказочных сюжетов, поиски корней и параллелей в культурах других народов, в том числе и тех, что были знакомы мне только по "Клубу кинопутешествий"; и чем глубже погружались мы в хмельной омут, тем дальше заводили его эти поиски, тем труднее мне становилось понимать его, и тем более я уважал его, чувствуя, что за этими речами стоит обширнейшее знание предмета и искренняя, кровная к нему любовь и сопричастность.

Именно в одно из таких застолий, затянувшееся далеко за полночь, когда все прочие его участники либо заснули сами по себе, либо были утащены участницами в соседние комнаты холодной и прокуренной до копоти на стенах институтской общаги, мой друг внезапно прервал долгое и уже теряющее связность повествование, за которым, впрочем, и так никто не следил, и широко раскрывшимися глазами молча уставился на потолок. Так он просидел минут пять, а потом сказал: "А знаешь, я сделал гениальное открытие. Ну, то есть, скоро сделаю." К сожалению, тут я по техническим причинам был вынужден покинуть его и не дослушал эврики до конца.

Как я узнал наутро, суть открытия сводилась к принципиальному методу воплощения сказки в жизнь. То есть, то, что сделал тогда мой друг заключалось в том, что он проторил путь к осуществлению чудес. "Ну, тогда-то еще только наметил, еще только забрезжило, но уже стало примерно ясно, как и что. Как делать чудеса. Пусть только одного определенного класса, пусть не бог весть какой высокой степени "чудесности", – но совершенно конкретные чудеса", – поправляет он.

Я не был хорошим студентом. Даже удовлетворительным не был. Собственно, поэтому я и был студентом вообще так недолго. Поэтому, когда мой друг показывал мне чертежи, схемы, описания экспериментов и длинные, ничего не говорившие мне таблицы, я пропускал их мимо ушей, точно так же, как и лекции, которые читали мне в институте. Как только он пытался что-то мне объяснить, мне становилось скучно, и я звал его за пивом к метро. В результате я не смогу ответить ничего вразумительного на вопрос, что же все-таки открыл мой друг и каким образом он делает то, что делает. Вскоре я вылетел из института с треском, и перестал держаться даже приблизительно в курсе разработок моего товарища. Другие проблемы захватили меня, и встречались мы очен редко.

В эти редкие встречи я вдруг начал замечать, как меняется мой друг, некогда открытый и общительный деревенский парень, лопоухий, белобрысый, увалень и чуть-чуть растяпа. Постепенно он замкнулся, стал скрытным и осторожным, и только наедине со мной становился порою таким, каким был раньше. Году в 1990, зимой, он вдруг потерял все до единого волосы, включая брови и ресницы. Осенью 1990-го, ни с того, ни с сего, занялся каратэ и айкидо. Неведомо как, обзавелся квартирой. Наконец, в сентябре 1991-го он позвонил мне откуда-то с улицы и сказал, что кто бы что ни спрашивал, я его не знаю, не видел и не помню. Сказал, что это нужно для моей же безопасности. Он взял с меня самую страшную клятву, которую я знал, и я замолчал, как рыба.

Так я молчал бы и до сих пор, если бы он вдруг не объявился и не предложил встретиться. Основательно поднажав на спирт под маринованные грибочки собственноручного приготовления моей тещи, мой друг с грустной улыбкой рассказал мне перипетии своей судьбы в эти трудные годы, месяцы и дни, и даже попросил написать об этом.

Что же изобрел-таки мой друг? Говоря коротко и понятно, он разработал совершенно реальный, научно обоснованный, простой и осуществимый метод создания "полипотентных артефактов" – что по-простому означает, "волшебных предметов". Вам не верится? И мне не верилось, пока не были представлены доказательства настолько весомые, что голова до сих пор начинает болеть при одном воспоминании о них. Нет, поверьте, это совершенно реально. Это куда реальнее, чем советская власть плюс электрификация всей страны или программа приватизации.

Немедленно встал вопрос: как заставить такое открытие приносить людям пользу? И как оградить людей от того вреда, которое оно может принести в нечистых руках? Мой друг дал своему проекту кодове название "Сампо" мельница счастья из "Калевалы". Кому же доверить строительство волшебной мельницы?

Прежде, чем читать дальше, попробуйте сами найти ответ на этот вопрос, исходя из того, что, по иронии судьбы, проект был доведен нашим героем до стадии воплощения в жизнь опытных образцов аккурат в конце августа 1991 года. Вообще мой друг не любил смотреть телевизор, но в дни путча он его смотрел. Его, как и многих, наверно, из нас, поразила мысль о том, насколько же мы все беззащитны перед теми силами, которые движут нашей птицей-тройкой. Первой его мыслью было бежать из СССР куда глаза глядят, тем более, что он мог бы это сделать с легкостью. Но он не сделал этого, потому что, во-первых, не мыслит себе жизни без России, а во-вторых, потому что считает, что метод его может действовать только в рамках этой культуры, всей истории, всей бытности России, которую ныне должно было увенчать его открытие. И он остался.

"Так-то вот и сел я репу чесать", – вспоминал мой друг. – "Куда пойти? Проект как бы и денег под себя требует, и вообще, надо бы сообщить в конце концов, куда следует. Хотя бы просто перед миром похвастаться. А пойди я в Академию там, или в журнал какой-нибудь, так ты ж понимаешь, в лучшем случае – хи-хи, ха-ха, а в худшем – надели бы на меня пиджак без пуговиц с двухметровыми рукавами, и прощай, работа. Отпадает. Всякие бизнесмены сразу отпадает. Они ничего не будут для людей делать – только для себя. А тут такое дело... Можно было бы в органы сходить, да тут уж не знаешь, что хуже – чтоб поверили или чтобы нет. Вот так."

Обратиться за помощью было некуда. Надеяться – не на кого. Положиться тоже не на кого. Открытие моего друга было сделано гораздо прежде времени, раньше той поры, когда люди будут готовы его воспринять. Уровень нашего общественного сознания и нравственности слишком низок, чтобы заниматься чудотворством в границах, неподвластных самой буйной фантазии.

Поэтому мой друг в срочном порядке строжайше засекретил все, что уже успел сделать, и все, что делает сейчас. Он сменил имя, документы, адрес, уехал из Ленинграда и живет сейчас в глухой лесной деревне где-то в области. Но работы он не остановил. Он решил выковать мельницу счастья сам. Вручную. Полагаясь только на себя. Не ради честолюбия, не ради славы и благодарности, а только ради всеобщего счастья.

Но для всеобщего счастья, каким бы это ни было пошлым, оказались нужны деньги. Сперва посильные, потом все больше. Взять же их было негде.

Тут друг мой вспомнил сказку о неразменном рубле – помните? Рубль, который всегда возвращается к хозяину. За пару месяцев в своей лесной мастерской на примитивном и большей частью самодельном, а лучшей частью где-нибудь позаимствованном, оборудовании мой друг изготовил себе самый настоящий неразменный рубль. С виду это была обычная бумажка, ничем не отличающаяся от миллиардов себе подобных, ходящих по стране. Разве что бумага чуть более плотная на ощупь. Водяные знаки и номер были в полном порядке. Полный радостных надежд, на следующее же утро мой друг отправился в сельпо испытывать опытный образец и пускать неразменный рубль в оборот. Это случилось второго января 1992 года.

Рубль работал прекрасно. Прекрасно работает он и сейчас. Однако моему другу не только не удалось сказочно разбогатеть – хотя, казалось бы, чего уж теперь? – но он даже не смог приступить к основным работам по своему проекту. Вы, должно быть, уже поняли, почему. Изменялось одно досадное обстоятельство, которое волшебством такого уровня не урегулировать и не исправить – покупательная способность рубля за время существования неразменной купюры упала, по моим самым скромным подсчетам, в сто раз. Тех денег, которые приносил первый образец, совместно с зарплатой, которую получал мой друг, едва хватало на пропитание. О лаборатории, оборудовании, новых мощностях по-прежнему не могло идти и речи.

Таким образом, мой друг встал перед необходимостью, сохраняя секретность, телесную и умственную свободу и независимость, разбогатеть в возможно более сжатые сроки. Кому-то это удалось тогда; мой же друг, не умея и не желая принимать участие в гонке первоначального накопления и влиться в строй цивилизованных кооператоров, видел лишь одно решение создавшейся проблемы – неразменные деньги в купюрах большего достоинства.

"Но загвоздка-то в чем? С этими неразменными деньгами – чем выше цифра, тем ниже гарантия возврата. К тому же, бумажек с каждой цифрой больше одной иметь нельзя. И главное: чем дороже бумажка, тем она дороже обходится."

Мой друг начал затягивать пояс потуже. Трудно даже представить себе, как он жил, до чего он дошел в своей экономии. Бомжи на вокзалах Санкт-Петербурга, пожалуй, жили богаче, чем он. Ценой жесточайшего режима борьбы за выживание в апреле 1992-го мой друг выпустил новую неразменную ассигнацию. Достоинством в 10 рублей.

На этом этапе строительство мельницы всероссийского счастья находится и поныне. Со своими неразменными червонцем и рублем мой друг целыми днями крейсирует по рынкам и магазинам, стараясь нигде не примелькаться, а главное – стараясь не давать с неразменными деньгами слишком много обычных, разменных. То есть, не покупать ничего на сумму, большую, чем 11 рублей. Как вам кажется, легко ли это? Имея некоторые математические способности и оценивая положение в стране, я могу приблизительно прикинуть, сколько времени понадобится моему другу, чтобы построить пяти– или десятитысячную купюру. Но мне никак не угадать и не вычислить, будет ли она к тому времени стоить дороже, чем сейчас червонец?

"А тут еще эти..." – мой друг где-то научился замечательно, поэтически материться, обильно, цветисто и беспощадно, – "устроили, короче, обмен денег! Я сперва уж подумал, все, кранты, сливай воду, закрываю лавку. Потом подумал – сообразил. Заложил сразу кучу сторублевиков. Этих, двухцветных, с орлом. Если смогу их достроить – станет полегче. На них и номеров нет, и знаков никаких... Только теперь же бумажные мои никто брать не хочет! А бензин дорожает... мед дорожает... как александрит подорожал, мама моя, а без него ведь никак! Не знаю, успею ли до сентября. С каждым днем все больше денег надо! Ты бы не занял мне тысяч сто – сто пятьдесят до октября месяца? Вернется, гадом буду, вернется!"

Но на этот вопрос я могу только вздыхать. Таких денег я и сам никогда не держал в руках одновременно.

Но если кто-нибудь действительно мог бы помочь, помочь бескорыстно, не ища никакой выгоды для себя, не требуя ни рекламы, ни быстрого обогащения, если кто-то хочет и может просто помочь человеку, делающему для всех нас такое благородное дело – я оставлю в редакции свой адрес. Я не могу давать никаких гарантий, я не уполномочен сообщать какие-либо подробности, я даже не могу доказать, что все это – сущая правда, а не очередная выдумка ловких прохиндеев, вымарщивающих копейки из доверчивого народа. Но мой друг – и с ним я – надеется и верит в людей, на благо которых все это делается.

Заранее благодарны – мой друг и я.

{09.93 (p) "Львиный Мостик", No 33 (93) от 03.09.93} (c) Stepan M. Pechkin 1993

С.М.Печкин.

О Стасе (С. "Несси" Торопове)

ТраХтат

О, сколько нам!...

А.С.Пушкин

1. Стас как явление природы

Феноменалистическая сущность Стаса сложна и исключительна. Однако, со всей определенностью можно сказать, что ошибаются те, кто склонен считать Стаса не более чем объектом физиологии или психологии, даже принимая во внимание исток этого слова – psyche – в полном смысле. Несколько ближе к истине траХтовка Стаса как предмета метафизического.

Здесь следует упомянуть о той странной и наводящей на размышления параллели между понятиями Стас и Кайф. Последнее явно является метафизической категорией, и это не могло не сказаться на понимании Стаса современной наукой. Связь Стас – Кайф при внимательном рассмотрении оказывается прочной, но не абсолютно детерминированной. Это показывает, что прямое обобщение и перенос одного понятия в поле действия другого недопустимы и являются также следствием примитивного подхода, но с другой стороны: omni либо nihil, что равно несерьезно.

Таким образом, метафизика дает наиболее приемлемый язык для описания и характеризации феномена Стаса – одного из самых выдающихся проявлений бесконечной гармонии окружающего нас мира.

2. Стас в разрезе метафизики

Прежде всего следует упомянуть особенность Стаса, которая сразу бросается в глаза при перемещении в область метафизики: Стас абсолютно самодостаточен. Метафизическая его система полностью автотрофна. Больше того, и это представляется совершенно загадочным для тех, кто не знаком с предметом нашего исследования тесно, а привержен сухой схоластике, которую, впрочем, Стас опровергает самим фактом своего существования – он способен производить духовную и нравственную энергию и материю, не потребляя ее извне никаким известным и контролируемым чувствами способом. Таким является его существование в организме Р*ождества, о котором будет рассказано ниже. Стас – неисчерпаемый источник духовной мощи, можно сказать – источник вечного наслаждения. Именно это его свойство в совокупности со многими другими исключительными качествами этой поразительной, да будет нам позволено так выразиться, системы подсистем, определяет его взаимоотношения с окружающими его объектами.

Стас ни в каких случаях не вызывает по отношению к себе реакции отторжения или, говоря грубыми терминами житейского обихода, "с ним никто и ничто ни в чем не обламывается". То есть, со всей уверенностью можно утверждать, что Стас является универсальным реагентом конвергенции с окружающей его природой. Это, несомненно, проистекает из вышеуказанного свойства его сущности.

3. Стас в Дверях Восприятия

Еще одна немаловажная и позволяющая сделать далеко идущие выводы особенность Стаса открывается нам, если призвать на помощь приходоведение науку о приходах, с ее огромными потенциалами анализа. Согласно Второй Гипотезе Комарова-Печкина (см. трактат С.Печкина "Приходы и их роль в жизнедеятельности прогрессивного человечества") в так называемом гиперсостоянии человек раскрывается таким, каков он есть на самом деле, в своем т.н. гипероблике, и то же можно сказать о его перцепции реальности, да и о самой этой реальности, хотя последние утверждения крайне трудно подкрепить фактами, и современному приходоведению следовало бы включить эту проблему в свои разработки и программы – проблему разделения субъективного и объективного восприятия изменений текущей реальности в гиперсостояниях. Об истинности же этой теории косвенно свидетельствует строчка из В.Блейка: "If the doors of perception were cleansed, everything would appear to the man as it truly is, infinite". Относительно же каждого отдельного человека все мы не раз проверяли Вторую Гипотезу и убеждались в ее истинности, каковое убеждение подтверждается в ряде положений экспериментальными фактами.

Так вот, эмпирически зная, что каждый человек в гиперсостоянии изменяется, мы вдруг обнаруживаем, что есть некто, сохраняющий во всех переходах, трансценденциях и трансформациях свой изначальный и первозданный облик нетронутым. Это – Стас! Мы не беремся, и сам он не утверждает, что ничто не оказывает на него действия. Но его цельность и неизменность попросту неподвластны этому действию. Дело не в том, что драйверы – здесь и далее в рамках комаровско-печкинистической теории приходоведения драйверами называются все психоактивные факторы и субстанции – не имеют власти над ним. Скорее, он имеет власть над всеми драйверами, являясь величайшим драйвером сам по себе. Стас – повелитель торча! Глубина его неизмерима и пытаться удолбить Стаса – все равно, что пытаться взволновать веревкой море.

Сам же Стас произносит неоднократно сентецию о некоем "нулевом состоянии", в которое он может входить под действием драйверов. В истинном смысле этой идеи до конца еще предстоит разбираться; это одна из ключевых проблем стасистики. Но уже сейчас можно предположить, что речь идет о некоей абсолютной когерентности Стаса со всеми вибративным трансценденциями, вызываемыми драйверами, когда дифференция вибраций всей бездны сущностей, воспринимаемых его сознанием, равняется нулю, и вся внутренняя вселенная Стаса, его ultima ego, колеблется энгармонически. Для краткости это состояние мы в дальнейшем предлагаем именовать просто эк-Стас.

4. Теософия Стаса

Раз уж речь зашла об ultima ego, то нельзя не вспомнить фразу еще одного великого приходоведа Дж.Д.Моррисона: "The logical exertion of ego is god". Итак: Стас, сверхъестественность которого не нуждается в оговорках, признается объектом ранга божества. Мы берем на себя эту смелость, так как далее возьмем еще большую.

Некоторые доморощенные философы из числа недоучек, сектантов и расстриг – не станем указывать на них пальцами – имеют наглость утверждать, что начало Стаса – темное, демоническое и враждебное. Здесь для опровержения этих фактов нам достаточно будет сослаться на Я.Сикстулиса, несомненного авторитета в вопросах стасистики, сподобившегося принять благодать от самого Стаса еще в младенческом возрасте, который учил, что Стас по всем признакам является брахманом, или даже гандхарвой. При всем уважении к светлой личности Яна Сикстулиса, скажем, что он был не прав. Учитывая весь наш личный опыт общения со Стасом и познания его личности, поневоле напрашивается вывод, что Он – превыше различий между двумя Началами. Продолжая эту мысль, нужно сказать, что если и дальше опираться на нетленную индийскую философию, столь любезную Сикстулису, Стас – ниргуна, не подвластный аспектам материальной природы, чего Ян не рассмотрел. Стас выше гун, так как выше материи – это уже обсуждалось в предыдущих главах.

Почему же тогда, спросят неверующие фомы и оппоненты, мы не наблюдаем никаких чудес, исходящих от Стаса, и почему то, что мы видим, что идентифицируем под этим названием, ни разу еще не проявило себя никаким сверхъестественным образом? Да потому, ответим мы, что само то, что ниспослано нам величайшей и беспричинной милостью Стаса – его материальное воплощение, аватара, живущая и побеждающая среди нас, осеняющая нас своей благодатью, есть великое его чудо. Эту материальную форму Стас принял лишь ради своих непостижимых вечных трансцендентальных наслаждений, а также для того, чтобы открыть всем желающим ослепительное сияние своей первосущности (Стаса-бхава-нитьянанда).

5. Стас – величайший поэтический гений нашего времени

Те, кто хоть раз слышал Стаса, не могли не обратить внимания на высочайшую красочность и колоритность его выражений. Они энергичны, как мчащийся поезд, они естественны и спокойны, как Волга или Брахмапутра. Они образны и зримы, как сама жизнь. Речь Стаса в то же время более сюрреалистична и авангардна, чем сам авангард и сюрреализм. И в то же время, глубоки, как у матерого баобаба, его народные древние корни, а листва его зеленеет, и среди нее можно встретить самые ошеломляющие плоды. Пересказ Стасом даже среднего произведения словесности превращает его в ярчайший шедевр, и следовало бы порекомендовать многим нашим работникам на ниве творчества поучиться у Стаса – если только они могут у него чему-нибудь научиться...

6. Стас и биоэнергетика

7. Стас и геополитика

(...)

{1988} (c) Stepan M. Pechkin 1996

С.М.Печкин.

Обращение по поводу фестиваля охраны культурной экологии

Думается, жителей последней половины XX века не нужно знакомить с понятием "экология". Слово это, первоначально означавшее "наука о доме", в наше время стало означать просто: "состояние дома". Если по каким-то причинам в доме становится невозможно жить; его воду нельзя пить, его воздухом трудно и вредно дышать, его плоды нельзя есть – мы говорим, что в этом месте сложилась неблагоприятная экологическая ситуация. Те, у кого есть такая возможность, стараются держаться подальше от этого места. Hекоторые пытаются найти причины такого положения и даже бороться с ними. Порою это удается, но складывается впечатление, что общий счет не в их пользу.

Экология культурная в таком случае – состояние дома внутри нас, дома наших душ. Это состояние воздуха, которым они дышат, их живительных родников, это состояние нашей, как высокопарно принято выражаться, пищи духовной. Это все, что мы видим, слышим, читаем, узнаем и думаем ежедневно. Это наши хpамы, наши священные pощи, кладбища пpедков и гнезда потомков.

Вас удовлетворяет качество этой духовной пищи? Ее вкусовые достоинства? Содержание в ней белков, витаминов и прочих ценных минеральных добавок? Если да, то вам ни к чему читать все нижеследующее.

Лично меня – нет. Я мучительно недоволен ею. Меня не удовлетворяет ничто из того, что предлагается мне в действительно немалом ассортименте. Я не хочу раскрашивать мой мир цветами "Херши". Я предпочитаю полевые цветы, но они все куда-то исчезают. Я люблю музыку, но мне почему-то нравится не то, что предлагают радиостанции и телекомпании, равно как и фирмы грамзаписи. Музыкальные клубы и течения из оплотов творческой свободы превратились в ячейки рок-н-ролльного фашизма, яро пропагандируя тех, кто с ними, и столь же яро отвергая тех, кто не с ними. То же происходит со средствами массовой информации. Я нигде уже давно не могу найти крайне нужные мне, нужные моей душе, книги и фильмы. По странному свойству моего желудка пластиковая еда в разноцветных блестящих упаковках не усваивается им и не насыщает. Я не выбирал "Пепси"! Я – поклонник чая с лимоном! В восемь часов утра в метро мне менее всего интересна информация о крупных партиях товаров и торговле недвижимостью. Гораздо лучше на меня действует в такие часы тишина, шум леса или моpя. Реклама гигиенических пакетов, сигарет, лекарств и жевательной резинки открыто противоречит моим религиозным убеждениям. Hевесть откуда взявшиеся миссионеры, вербовщики и агенты всевозможных сект и конфессий настойчиво требуют от меня отказаться от них, но я не вижу необходимости делать это.

Как мне избавиться от всего этого? Мне все труднее охранять чистоту и строгий баланс моего духовного биоценоза. Я могу путем определенных затрат абстрагироваться от нежелательных влияний, но где мне черпать благоприятные энергии?

Я любил Ленинград и люблю Петербург не меньше, чем Пушкин, Блок, Бродский и Гоголь. Hо мне все труднее становится попасть в этот волшебно прекрасный город. Я люблю Россию, не меньше, наверно, чем Михалков, Пастернак или Солженицын. Hо мне почему-то кажется, что любовь эта совсем не взаимна. А я, как я уже говорил однажды, не рыцарь безответной любви. Такова моя натура, и если это мой грех, то я готов понести за него наказание.

Я постоянно испытываю напряжение. Я постоянно нахожусь в электрических полях. Hа мою душу постоянно идет наступление. Мои защитные ресурсы работают на пределе. В такой обстановке я постепенно теряю чутье, аппетит и волю к жизни.

Гринпис много сил кладет на охрану и защиту гренландских китов. Кто защитит от духовного насилия меня? Hикто, кроме меня же. Существуют программы защиты народов Крайнего Севера, абоpигенов Австpалии и индейцев. Где резервация племени я, хотя бы на одного человека? Я ношу ее в себе. Ее территория не защищена никакими актами и постановлениями. Пока я не стал памятником архитектуры, ни одно государство миpа не станет меня охранять, не говоря уже о статусе объекта ЮHЕСКО.

Я – меньшинство. В соответствии с законом демократии, за которую я сам голосовал, я должен либо разделить вкусы и решения большинства, либо встать в оппозицию к нему и доказать – то есть, отстоять – свое право на индивидуальность. Да, положение именно настолько принципиально и жестко.

В то же время я знаю, что я не одинок. Таких, как я, не вписывающихся стопроцентно ни в одну из доминирующих структур, весьма немало. Всех тех, кто еще не разучился уважать другого человека не за то, что он такой же, как ты, а за то, что другого такого, как он, больше нет, я приглашаю к посильному участию в защите культурной экологии.

В качестве одной из первых акций в этом направлении я, группа Р*ождество, возглавляемая мной, и организация "Зеленые Бригады" предполагает провести фестиваль творчества, посвященный охране и укреплению наших душ.

Что это будет и как оно произойдет, сейчас находится на стадии решения. Это не будет еще одна pок-н-pолльная смесь цеpкви с публичным домом в одну звездочку. Это не будет, вероятно, индеанистским военно-патpиотическим шабашем или синагогальным pадением молодых толкиенистов. Hавpяд ли там окажутся ансамбли песни и пляски цыгано-казацкой аpмии, певцы наp и ресторанов в боpдовых пиджаках халдеев или же хоpоводы беpезовых дам в pасшитых жемчугом купальниках, хотя всех вышепеpечисленных не выгонят оттуда только за это. Ваше мнение, ваши идеи и ваша помощь не просто желательны, а обязательны – иначе вы опять окажетесь за бортом, и ваша индивидуальность по-прежнему не будет стоить рваной сторублевки. Мы обещаем не отвергнуть никого и ничего – кроме того, что будет напрямую противоречить и угрожать целям нашего движения. Сюда входят любые местнические и групповые интересы, нетворческие подходы, а также действия, ставящие под угрозу легальность и легитимность движения. (Подчеркиваю, "легальность", а не "лояльность". Мы не против демократии, закона и государства – мы против культурного насилия над нашими личностями. Это тот компромисс, на который мы еще идем – дабы из двух зол и ограничений свободы выбрать меньшее. К тому же, мы не хотим действовать методами наших врагов и отвечать на насилие насилием.)

Ваших отзывов ждут по адресу: 198215 ул. Подводника Кузьмина 30-20 С.М.Печкин FidoNet 2:5030/74.51 5030/156.1 5030/207.24 5030/178.36

{1995} (c) Stepan M. Pechkin 1996

Они ушли

Они ушли. Молчи, я вижу, что это так. Они ушли. Они не могли не закончить шаг. Они ушли, и время заносит пылью их след. Они ушли. Они еще здесь, но их уже нет. Они ушли. Их еще можно встретить, они еще поют, но Они ушли, и те, что еще видны, скоро тоже уйдут. Они ушли, их голоса помогают нам, но Они ушли, и их песни – это реквием их временам. Они ушли. Hаступает мир для прочих жителей этой земли. Они ушли. Hе надо их трогать. Они уже ушли.

Они ушли. Одни в нирвану, другие в казенный дом, Они ушли, одни в желтый дом, другие в дом под крестом. Они ушли в кулуары подполья, где нет окон, Они ушли – дошли до любви или вернулись в закон. Они ушли – им дали зеленый, и они тронулись в путь. Они ушли, и их не вернуть, как бы нам не хотелось вернуть.

Они ушли. Они оставили нам наше завтра и свое вчера. Они ушли. Они оставили нам свое место в старых дворах. Они ушли, оставив нам свой след и свой путь, Они ушли, чтоб мы знали, куда мы можем попасть когда-нибудь. Они ушли, оставив нам свои песни, звезды и свой дом. Они ушли, и вот мы одни сидим в нем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю