Текст книги "Витязь в медвежьей шкуре"
Автор книги: Степан Кулик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Логично.
– Ты мне только на один вопрос ответь, Степан… – Круглей подождал, пока я передам бутыль Озару. – Если обо всем говорить не хочешь…
Вино, кстати, и в самом деле оказалось отменным. По вкусу и крепости ближе к полусладкой «Хванчкаре», с привкусом малинового меда, а по терпкости – как наливка из терна…
– Княжича ты убил?
– Да.
– Зачем?
Круглей второй вопрос задал как бы невзначай, даже не глядя в мою сторону. Мол, если промолчишь, я слово сдержу и расспрашивать не стану. Но мне и самому уже хотелось выговориться. А то ведь собственные версии происходящего были туманнее, чем созвездие Андромеды.
– Случайно. Он со своими воинами в засаде сидел. Я ненароком на них наткнулся. Вижу – пара рыцарей сражается между собой, а третий – выжидает удобного момента, чтобы победителю в спину ударить. Вот и стукнул его по голове. Ну, чтоб расспросить… Да силы не рассчитал.
– Раж сказывал: ладонями в лепешку сплюснул, – уточнил Озар.
– Брехал десятник, – отмахнулся купец. – Я от него за все годы правды больше двух слов кряду ни разу не слышал.
– И о Маре брехал? – уточнил старшой.
– Когда она меня в путь выпроваживала, то была жива и здорова, – кивнул я. – Что после случилось, знать не могу.
– О ведьме потом, – купец жестом остановил открывающего рот охранника и вновь взялся за плетенку. – Расскажи, Степан, мне о том поединке. Все, что запомнил. Сколько их было, во что одеты?..
– Хорошо.
Я закрыл глаза, вспоминая, и как можно подробнее стал описывать картину сражения.
– Понятно… – спустя пару минут остановил меня Круглей. – Впрочем, примерно так я и думал. Не дожидаясь выбора прекрасной Несмеяны, старшие Ольгердовичи решили сами избрать достойнейшего. Ну а Витойт, как всегда – захотел поступить мудро. И все бы сложилось именно так, как он продумал, если бы не людоед…
Купец внимательно оглядел меня с ног до головы, как цыган лошадь, только что пальцами в рот не полез, и пожал плечами.
– Одного я не пойму… Нет, с виду ты парень крепкий. Но, как ни крути, а на такого богатыря, который может с одного удара рыцаря, как муху, прихлопнуть, не похож. Ну ни капельки не похож.
– А как же атаман разбойников?
– Тут другое. – Круглей глотнул из бутыли в более щадящем режиме. – Прости, но я лучше многих знаю доспех княжича Витойта. Сам его из Гишпании привез. Умно сделанный… Его не то что дубиной, боевым молотом с первого раза не проймешь. Оглушить – да, можно. Но чтоб убить… Не сходится рассказ…
Он пожевал губами и еще раз глотнул вина. Потом протянул плетенку мне, отводя при этом взгляд.
– Извини, Степан. Обещал не расспрашивать, а сам… Хуже дознавателя.
– Это вы меня извините, – я промочил горло и передал емкость Озару. – Я не обманываю, но только правда моя такова, что поверить в нее непросто будет. Вот и не решусь никак: говорить или промолчать.
– Шила в мешке не утаишь… – хмыкнул Круглей. – А что до веры твоим словам… Знаешь, Степан, мы с Озаром за эти годы где только не побывали с караваном. И в иных местах такое видели, что и в сказку не впихнуть, – тут же рассказчика во лжи обвинят. Так что не сомневайся, считаешь нас достойными доверия – выкладывай начистоту. Ну а сомневаешься – промолчи. Мы в обиде не будем. Верно, Озар?
– У всякого найдется своя тайна, – пожал плечами тот и ухмыльнулся. – Когда мытарь [27]27
Мытарь– сборщик податей; в современном смысле – таможенник.
[Закрыть]и жена все знают, жизнь становится менее радостной и приятной…
– Дружинники Витойта в самом деле видели великана.
– Такого, как Раж сказывал? – Круглей развел руками вверх и в стороны.
– Я не мерил. Но повыше и здоровее меня теперешнего раза в полтора-два, это точно.
– Занятно. И куда же оно подевалось, это чудище огромное? – Взгляд купца перебрался на сверток со шкурой белого медведя. – Блохи насмерть закусали?
И пока я думал: как лучше всего ответить, он сам подсказал мне выход.
Круглей посмотрел на меня, чуть склонив набок голову.
– Вернее… Одна-единственная блоха!.. Но очень кусачая, поскольку прискакала к нам из далекой варварской страны?
Что ж, дабы не углубляться слишком в факты своей биографии, такая версия на данном отрезке времени вполне имеет право на существование. Тем более что выдвинута она не мною, а для ответа надо всего лишь скромно промолчать. Что я и сделал. Непринужденно и весьма артистично.
– Эй, мужчины! – очень кстати напомнила о своем существовании Чичка. – Мне никто помочь не хочет?
И поскольку дядьку Озара и почтеннейшего гостя тут же поразила тотальная глухота, на зов девушки отозвалась только моя совесть, – еще не закаленная житейской мудростью.
* * *
– Что делать надо?
– Приподними его и держи сидя. Повязку сменить надо.
Девушка что-то делала, присев по другую сторону телеги, так что мне была видна только склоненная голова. И пока я раздумывал над тем, кого и как держать, – она поднялась, держа в руке горшочек со специфическим запахом дегтя.
– Чего ждешь?
Отблеск костра упал на ее лицо, и мой ступор перешел в затяжную фазу. Еще бы! Ведь передо мной стояла та самая рыжеволосая Ирина, с которой, собственно, все и началось. Вернее, цвет волос я разглядеть не мог из-за головного платка, полностью укутывающего прическу девушки. Но ее глаза, брови, нос, губы, в общем, все, что принято назвать лицом – имело прямо фотографическое сходство.
– Как, и тебя тоже… – начал было я.
Чичка взглянула на меня, но ни капельки узнавания не промелькнуло в глазах девушки. Ни единой крошечки… И я умолк, так и не завершив фразу. Чичка подождала еще какое-то мгновение, но, так и не дождавшись продолжения, мотнула головой, указывая подбородком на раненого.
– Поднимай, чего ждешь?
Девушка смазывала раны, меняла повязку, а я глядел на нее и думал: неужели бывает такое сходство? И какова вероятность того, что перенесясь в какой-то другой мир я мог встретить здесь двойника Ирины? Как ни верти, получалась исчезающе малая величина.
– Ты не из Белозерья. – Девушка закончила перевязку и теперь, судя по всему, решила уделить внимание мне. – Я тебя не знаю…
– Да, – кивнул я. – То есть нет…
– Так «да» или «нет»? – улыбнулась Чичка именно так, как умела улыбаться только Ирина. Ну, может, еще Джоконда. Я не сравнивал…
– Я не из Белозерья. Ты меня не знаешь.
– А когда к обозу торговому пристал? До нападения разбойников или – после?
– Во время…
– Угу, – кивнула та. – И спас жизнь дяди.
– С чего ты взяла?
– Стал бы он иначе, – дернула плечиком девушка, – с первым встречным кровь смешивать и побратимство предлагать.
Я промолчал, да ей мой ответ и не нужен был.
– А теперь, как водится, в награду за спасенную жизнь ты потребуешь то, о чем он не знает. Так?
– Сказки надо меньше… слушать…
Я чуть не брякнул: «мультики смотреть», но вовремя успел подобрать более уместные в этом веке слова. Помолчал секунду и не удержался, чтоб не подшутить. Очень уж надменное личико она состроила. А я задавак с детства не терплю. И опять-таки на ум приходят эти гипотетические тысячи вздернутых носиков и капризно надутые губки. Умора… Миры разные, а ничего не меняется. Ну да, не моя в том забота и печаль…
– Как маленькая, честное слово. Посуди сама… – продолжил спокойно. – Зачем мне то, о чем купец не знает? А? Когда есть нечто, на что и покупателю взглянуть приятно, и продавцу – отдать не жалко? Более того – мне даже особо и торговаться не пришлось.
Ну, тут я немножко разминулся с правдой. Вытребованные мною в награду наручи атамана стоили немалых денег, и Круглей не слишком охотно с ними расстался, но это уже мелочи. В шутейном разговоре и не такие отклонения допустимы. И я протянул к девушке руки, демонстрируя полученную награду.
Но реакция Чички превзошла все ожидания. Глазища у девчонки засверкали, словно туда весь жар из костра переместился. Она вся вытянулась, кулачки сжала, брови насупила.
– Ну, это мы еще поглядим! – фыркнула, как разъяренная кошка. Еще раз обожгла меня бешеным взглядом, крутнулась и бросилась вон.
Чудеса. Сама она эти браслеты носить собиралась, что ли? Или подарить кому-то хотела?
Глава одиннадцатая
Он уехал прочь на ночной электричке.
С горя закурить – да промокли все спички.
Осень и печаль – две подружки-сестрички.
Девочка, плачь…
Глупое четверостишье крутилось в голове, как закольцованный файл, несмотря на то, что правдивой была только одна строчка. Да и та косвенно – дождь и в самом деле моросил не переставая, с самого обеда. А все прочее – вымысел, поклеп и злопыхательство.
Курить мне не хотелось, поскольку никогда этим не увлекался. Ни дед, ни отец не курили, да и занятия спортом тоже не способствуют возникновению тяги ко всяческим нехорошим излишествам.
Спички не могли промокнуть из-за отсутствия таковых. В этом мире огонь добывали при помощи кресала, кремня и трута. То бишь – огнива.
Осенью и не пахло еще – на дворе разгар лета.
А что касаемо девочки, то ей впору не рыдать и печалиться, а гопак станцевать на радостях. Ну или что они тут пляшут в соответствующие моменты… Ведь все сложилось именно так, как она хотела, когда, ведомая страстным желанием посмотреть мир (вопреки категорическому запрету дяди!), переоделась в мужскую одежду и отправилась вслед за обозом.
Во-первых, с утра Круглей объявил Чичке, что я принял его извинения за вчерашнее недоразумение и виры за пролитую кровь требовать не стану. Вот такой я добрый и щедрый. Знать бы еще, от чего отказался!.. Обязательно при случае разузнаю. А может, и нет. Чтоб жаба не задавила. Вдруг мне полцарства полагалось?.. Шучу, конечно. Что я с ним делать-то стану.
Ага, именно как в том анекдоте, когда у нового русского спросили, почему он не поддерживает национального производителя и не купит себе «Волгу». А тот поскреб подбородок и отвечает: «Не, если очень надо, то я могу. Только возни будет… Со всеми этими пристанями, причалами, пароходами…»
М-да, но сейчас не обо мне. И не о новых русских…
Во-вторых, поскольку количество обозников в караване сильно уменьшилось после нападения разбойников и им не хватает рабочих рук, Круглей скрепя сердце разрешил племяннице остаться и продолжить путь вместе с обозом.
– Но! – в этом месте купец так насупил брови, что они наползли одна на другую. – Смотри, Чичка, если ты позволишь себе хоть малейшее непослушание или своеволие, я отправлю тебя обратно в Белозерье с первым попутным отрядом. Которым вполне может оказаться десяток Ража. И буквально завтра! Надеюсь, в этот раз ты меня услышала?!
– Да, дядя. Спасибо, дядя…
Девушка выслушала нотацию купца, склонив голову, и только один раз зыркнула из-подо лба в мою сторону. Когда Круглей огласил амнистию в кровавом вопросе. С явным любопытством… Видимо, после нашего вчерашнего разговора, она не ждала от варвара подобного благородства.
В дополнение к устным угрозам у Чички, несмотря на клятвенные заверения быть ниже травы и тише воды, отобрали коня, привязав его к задку последней телеги. А саму девушку определили на идущий в середине валки воз. Здраво рассудив, что правя упряжкой из пары волов, она уж точно ничего не натворит, даже если захочет.
После чего все заняли свои места, и купеческий караван двинулся в путь.
Замыкая обоз, то есть – идя рядом с конем Чички, я имел возможность неторопливо и скрупулезно разглядывать его хозяйку. Вернее, только вид сзади. Но, когда долго занимаешься спортом, невольно учишься читать «язык» мышц и тела. А он тем красноречивее, чем больше человек погружается в собственные мысли.
Сейчас спина рыжеволосой красавицы – которую совершенно без купюр можно переносить на страницы шекспировского «Укрощения строптивой» (не путать с фильмом Андриано Челентано) – отчетливо говорила о растерянности и тревоге.
Девчонка явно чего-то боялась, но считала ниже своего достоинства поделиться этими страхами даже с родным дядей. Гм? Значит ли это, что вдобавок ко всем прочим ребусам и загадкам щедрая судьба подсовывала мне еще одну тайну? Словно мне своих проблем мало? А с другой стороны – не зря поговаривают, что мокрый дождя не боится. Так что…
Ощутив взгляд, Чичка проворно оглянулась, вопросительно посмотрела на меня и, не дождавшись ответной реакции, громко фыркнула. Мол, вот еще. Плечи ее при этом расправились, а спина выпрямилась.
Во второй раз, с десяток минут спустя, девушка оглядывалась не так порывисто, а как бы ненароком. Чисто случайно, ага… Вот, решила посмотреть, как там ее конь, ну и я непонятно зачем в поле зрения попал. Теперь взгляд девушки был чуть рассеян и задумчив. Спину она все еще держала ровно, но плечи уже опустились, а голова склонилась набок.
Третий раз, примерно через полчаса, она взглянула на меня из-под руки, когда поправляла платок. Мельком, но успев покраснеть, когда наши глаза встретились.
Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она,
Чтоб посмотреть, не оглянулся ли я…
После чего Чичка неспокойно заерзала на облучке, задергала вожжами, словно управляла лошадьми. В общем, неуютно девчонке стало. Очень неуютно!
Вполне возможно и даже наверняка нам нашлось бы о чем поговорить, но именно тогда и зарядил дождь. Не то чтобы слишком густой, но паскудный. Мерзопакостный…
Легкий ветерок, дующий в лицо, подхватывал водяную пыль и бросал ее прямо в глаза. Так что приходилось брести почти вслепую, часто моргая, прикрываясь ладонью и глядя себе под ноги. Естественно, ни о каком задушевном разговоре в таких нелетных условиях и речи быть не могло.
А когда, ближе к вечеру, непогода наконец-то угомонилась, впереди показались строения Западной Гати. Острые крыши городища и высокие стены частокола словно пылали, подсвеченные, как отблесками затухающего костра, багрянцем закатного солнца.
* * *
– Эй, на дороге! – заорали с привратной башни. – Шевели копытами, если под стенами ночевать не хочешь!
– Здорово, Носач! – прокричал в ответ купец. – А с каких это пор ты стал решать: кого в город пускать, а кому у ворот утра дожидаться?
– Круглей?! Ты, что ли?!
– А что, не похож? – развел руками купец. – Ну да… У меня ж нет такой знатной и видной издалека приметы!
– Эй, хлопцы! – стражник перегнулся через парапет и отдал распоряжение кому-то внизу, невидимому мне. – Погодьте запирать! К нам гость из Белозерья пожаловал!
Тяжелые створки ворот нехотя остановились и не менее лениво поползли обратно, отворяясь на всю ширь.
– Карпо! Подмени меня! – продолжал командовать Носач и, не дожидаясь смены, загрохотал сапогами по ступеням.
Минутой позже он показался в проеме ворот и торопливо пошел навстречу каравану. Стражник был долговяз, худ и нескладен, словно Всевышний сэкономил или схалтурил на его сборке. Дав кости, сухожилия и кожу, но – напрочь проигнорировав мясо и жир. А потом, в виде компенсации, прицепил получившемуся индивидууму огромный нос. В простонародье именуемый шнобелем.
– Здорово, Круглей! – распростер объятия Носач. – Сколько лет, сколько зим… Ты даже не поверишь, как я по тебе соскучился.
– Думаешь, что снова сможешь обыграть меня в кости? – проворчал купец.
– Ну вот… – вздохнул стражник, опуская руки. – Купеческую натуру не спрячешь. Я, можно сказать, со всей душой. А он – о деньгах…
– Угу, – кивнул купец, посторонясь с дороги и увлекая за собой Носача. – Мне вот интересно: если бы в тот раз не я оставил на столе десяток рублей, а ты. Наша встреча сейчас была бы столь же радостная?
– Да ладно тебе, Круглей… – Стражник все-таки оплел коренастого купца своими граблями. – Это же судьба. Сегодня мне улыбается, завтра – тебе скалится. Что с дуры взять?.. Баба, она и есть – баба.
– Кстати, о судьбе, – неторопливо высвободился купец. – Так с чего ты значок десятника нацепил? Кого она ради такого случая под зад пнула?
– Трясила на той седмице в лесу пропал… – помрачнел Носач. – Через день хватились. А нашли столько, что и похоронить нечего было. Сперва считали: медведь задрал… Но после того, что знаменосец Мстислава тут порассказывал, многие тоже на людоеда думать стали.
– И много Раж наплел? – хмыкнул купец.
– Достаточно, – кивнул стражник. – А народу только дай посудачить. Уже на следующий день с десяток очевидцев обнаружилось. Тех, кто людоеда своими глазами видел. Скажи, Круглей, есть в том хоть слово правды, или брешет знаменосец? Только честно. Не выгораживай земляка. Я никому, клянусь… – стражник заговорщицки оглянулся. – Ты пойми, если такое чудище неподалеку бродит, мне и караулы, и разъезды иначе организовывать надо.
– Погодь, – удивился Круглей. – Я что-то не пойму. Ты у нас десятник или сотник? Или Ждана тоже медведь задрал?
– Купец ты знатный, – усмехнулся Носач. – Удачливый…
– Тьфу-тьфу-тьфу!.. – тут же поплевал через левое плечо Круглей.
– Но в службе ничего не смыслишь. Сотник – это господин! А десятник – руки в мозолях и задница в мыле. Понял?
Круглей посмотрел на последнюю телегу, проезжающую ворота, и зашагал следом. Стражник не отставал. Держался рядом.
– Озар!
– Да, хозяин?
– К Никифору во двор загоняй. Скажи, я чуть позже подойду. Ужинайте без меня, если задержусь.
– Хорошо, хозяин.
– Если десятник Раж еще там, угости его и ратников. Только не слишком усердствуй. А то я тебя знаю. До первой чаши скуп, как монашка на ласки, а потом – от шинквасу за уши не оттащишь.
– Обижаешь…
– Предупреждаю. Платить-то мне. Чичка!
– Да, дядя.
– Присмотришь за ними.
– Хорошо, дядя.
– Степан! – увлекшись, купец рявкнул мне прямо в ухо. Ведь я шел за последней телегой. Так что я даже отшатнулся чуток и помотал головой, словно от хорошей оплеухи.
– Да, хозяин?
А чего, я как все. Тем более, раз денежку платит, выходит – работодатель, сиречь – хозяин.
– Дождись меня.
– Хорошо, хозяин…
Собственно, я и не собирался никуда. Во всяком случае, до утра.
– Значит, хочешь о людоеде разузнать? – понизил голос Круглей, поворачиваясь к десятнику.
– Был бы благодарен.
– Тогда вот что я тебе скажу, Носач. Это – правда!
– Все?! – не сдержался от громкого восклицания стражник.
– Ну ты и спросил, – насмешливо хмыкнул купец. – Откуда мне знать, какие у вас тут слухи ходят и что Раж наплел, чтоб дармовой кувшин вина выпить.
– Так пошли ко мне в караулку, – ухватил Носач гостя за концы кушака, словно вожжи в руки взял. – Не сомневайся, сухое горло драть не будешь. А как ночной караул выставлю… – он посмотрел на закат. – Скоро уже. Продолжим у Никифора. Я угощаю…
– Ого! – удивился Круглей. – Видать, и в самом деле сильно припекло. Если ты на такие растраты идешь. Ладно, уговорил…
Он еще что-то говорил, но караван, в отличие от купца и стражника, не остановился в воротах, а хоть и медленно, но отдалялся от них, увлекая и меня следом. Так что я последние слова этого разговора уже едва расслышал, выворачивая голову назад и рискуя свернуть себе шею. В том смысле, что не глядел под ноги. А улицы в городище, именуемом Западная Гать, еще не асфальтировали и даже булыжниками не мостили.
Кстати, почему Гать? Что-то я ни речки, ни какого иного водоема не наблюдал, да и в воздухе близость воды не ощущалась…
* * *
Вполне широкая улица, так чтоб без ругани и мордобоя могли разъехаться две повозки, свернула от ворот вправо и плавной дугой поползла в глубь селения. Оставляя по правую руку какой-то приземистый дом с плоской крышей, большой амбар; длинное, крытое тростником строение, судя по специфическому запаху – конюшню. Потом еще один амбар, примерно на метр приподнятый над землей на сваях. Левую сторону занимали обычные пятистенки, собранные из цельных стволов, на фундаменте из дикого камня. Избы не жались в кучу, а чинно смотрели через низкий плетень на улицу выносными крылечками и небольшими окнами, шагов этак через десять друг от друга. Свет в окошках не горел, а кое-где они и вовсе были прикрыты глухими ставнями.
В общем, ничего странного. А чем еще заниматься в потемках, без радио и телевидения, не говоря уже о компьютерах и игровых приставках, как не сны рассматривать? Вот и укладываются люди на отдых вместе с солнцем. С ним же – и встают. То есть примерно в двадцать два отбой и в четыре тридцать ночи (язык не поворачивается такую рань утром назвать) – подъем! Жесть! Нормальный горожанин моего возраста и века в десять только из дому на вечеринку собирается. Тем более летом…
Услыхав про Никифора, я ожидал, что обоз свернет в одно из таких подворий. Еще подумал: «Как же все это хозяйство там поместится?» Но оказалось, что так назывался постоялый двор.
«У Никифора».
Собственно, самому Никифору, наверно, принадлежал только просторный дом с пристройками, потому что обширный пустырь от крыльца и до частокола стены городища не был отделен хоть какой-нибудь изгородью. Только и того, что с дальнего края площади, над колодезным срубом задирал нос «журавль», а в разных местах имелась вкопанная коновязь и крепкие долбленые желоба – поилки и кормушки для животных.
У коновязи, обмахиваясь хвостами, скучало несколько не расседланных лошадей. Пара, судя по цвету попон, княжеских, а еще пяток – чужих. В том смысле, что такое сочетание цветов мне пока незнакомо. Остальных – я о лошадях отряда из Белозерья, – наверно, выгнали в ночное. Значит, обратно Раж не торопится. Видимо, гатчане по-прежнему щедро угощают рассказчика. Или он все-таки решил дождаться обещанного купцом застолья. Так что знаменосец с большой вероятностью подпадал под категорию не только подлецов и врунов, но еще и жмотов!
Как сказал классик: «Хороший человек… Солонку спер… И не побрезговал!..»
Похоже, завсегдатаями «У Никифора» были не только люди.
Волы сами, без каких-либо понуканий и дополнительных «цоб-цабе», уверенно затащили телеги в дальний угол пустыря, – встав в один ряд, как солдаты на плацу. Похлестывая кисточками хвостов по бокам и нетерпеливо косясь на обозников. Мол, эй, мы свое исполнили, так давайте распрягайте уже. Поите и кормите. Чего возитесь? А круторогий, черный как смоль, мощный вожак, с которым, если бы не специфическая операция, прибавившая животному миролюбия, не всякий тореадор рискнул бы выйти на арену, оглянулся на запертые двери корчмы и трубно заревел. Точь-в-точь подходящий к причалу паром. Типа: «Я не понял! А где оркестр, цветы, встречающие?!» И на всякий случай издал повторный гудок. В смысле – мычание.
– Правильно, Крук, – одобрил Озар. – Буди лентяев. Солнце только закатилось, а эти лежебоки уже дрыхнут. Нет чтоб гостей привечать. Никифор! Спишь, что ли?!
– Чего разоряешься?! Приехал, так распрягай, да внутрь ступай…
На крыльцо корчмы вышел крепкий, плотно сбитый, но существенно перекормленный мужчина. Оперся выступающим животом о перила крыльца и с удовольствием почесал пятерней широкую грудь.
Видимо, один из огромной череды Никифоров, заправлявших здешним постоялым двором. Это я к тому, что лет корчмарю на вид было не больше тридцати, а дом, судя по состоянию стен и крыши, не только молодость, но и расцвет свой давно пережил.
– Вот те и здрасьте… – От такого «гостеприимства» Озар даже опешил. – Эй, хозяин! Ты только что перебрал, или еще от вчерашнего не проспался? Деньги лишние появились? Так мы сейчас к Аарону Косому оглобли развернем.
– Да хоть к черту лысому… – равнодушно ответил тот, демонстративно зевая и даже не пытаясь рассмотреть, с кем говорит. – У меня и так горошине негде упасть. За то время, что белозерский десятник тут байки травит, все, что было в погребе да на чердаке, слушатели выжрали и вылакали… А новые припасы только завтра прибудут. Так что хотите – располагайтесь прямо во дворе, а нет – так и проваливайте. Могу предложить только воду из колодца и… очаг, если ужин приготовить себе захотите.
– Гм, – потер переносицу старший обозник. – Батька твой умнее был. Впрочем, чему удивляться, если нянька тебя в пять лет как раз с этого самого крылечка и уронила. Думали – убьешься, а ты выжил. Мочил кроватку, правда, лет до десяти, но это неважно. Может, тебе так нравилось?
– Дядька Озар? – словно проснулся здоровяк. – Это вы, что ли?
– Если цыгане не подменили, то он самый. Но ты, Никифор, не утруждайся. Мы сейчас уйдем… А ты – это, постой на крыльце и дверь придержи. Думаю, когда народ узнает, что в корчме Аарона сам гость Круглей рассказывает правду о Людоеде, они отсюда, как стрижи, умчатся.
– Эй, эй! – забеспокоился хозяин постоялого двора. – Зачем к Аарону?.. Я же не знал, что это вы. Крестный, простите дурня за-ради бога. Да я сейчас всех этих пьяниц прочь выгоню, а для вас место освобожу. Погодите чуток! Я мигом!
– Стой! – в сердцах рявкнул Озар. – Вот уж и впрямь: заставь дурня Богу молиться, так он в поклонах лоб расшибет. Не надо никого выпроваживать.
– А как же… – Корчмарь уже скатился к нам и теперь неловко переминался перед Озаром с ноги на ногу, как нашкодивший ученик перед воспитателем.
– Сюда слушай! – Озар уткнул палец в пузо Никифора. – Пока никто не проведал о том, что Круглей с Белозерья пришел, пошли людей в лавки припасов скупить побольше. И особенно не торгуйся, – прибыток все равно возьмешь. А потом, пока мы со скотиной управимся да мыться будем, вели во дворе столы поставить. Как на свадьбу. Смекаешь? Земля вроде просохла после дождя, а новый – не собирается… Так что на воздухе даже лучше, чем в духоте тесниться…
– Да! – обрадованно вскричал тот. – Спасибо, крестный!
– Не за что пока. И вот еще… Чуть не запамятовал из-за тебя, балбеса! За лекарем и травницей пошли. Раненые у нас. Пусть поглядят.
– Все сделаю, – корчмарь аж пританцовывал от предвкушения наживы, – не беспокойтесь. И ночевать вас на улице не оставлю. Даже если самому на сеновале спать придется.
– Другой разговор, – проворчал Озар. – А то: пропадите пропадом, пошли все к черту! Тьфу, не к ночи будь помянут… прости Господи, – перекрестился старшой.
Корчмарь мотнул головой, как застоявшийся конь, и с лошадиным топотом умчался отдавать распоряжения.
