Текст книги "Витязь в медвежьей шкуре"
Автор книги: Степан Кулик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Глава восьмая
Волы, то бишь – выхолощенные быки, очень сильно уступают лошадям в резвости. А потому скорость обоза не превышает трех-четырех километров в час. Но поскольку эти животные многократно превосходят тех же лошадей в силе, на их равномерно поступательное движение не оказывает влияния ни масса груза, ни состояние дороги. Как в задачнике, где для упрощения решения предлагается пренебречь силой притяжения, сопротивлением воздуха и трением. Стронувшись с места, волы будут идти вперед, пока не остановиться первая пара. И пытаться понукать их или придерживать – совершенно бессмысленно. Вроде как дуть на солнце, пытаясь заставить его откатиться или быстрее податься вперед.
По той же причине им и погонщик не нужен, кроме ездового, который управляет первой повозкой… И вся забота обозников сводится к тому, чтобы приглядывать за грузом и смотреть по сторонам. Для чего «по сторонам», после нападения разбойников объяснять не надо, да и «за грузом», наверно, тоже. Не знаю, как в этом мире, а в моем родном пословица: «Что с воза упало – то пропало» не на пустом месте возникла. Любая вещь, которая касалась почвы, мгновенно становилась собственностью владельца этих земель. Даже специальные группы сопровождения выделялись из слуг, чтобы вовремя заметить и не позволить купцу поднять товар. Они же, чтоб телеги сильнее трясло, и дорогу порою портили…
Будто для восстановления баланса после сумбурных и насыщенных событиями двух предыдущих суток, весь последующий день был скучен и прозаичен до зевоты. Приняв на себя роль варвара, едва понимающего внятную речь, а посему предоставленный самому себе, – уныло бредя за возом, придерживаясь за высокий борт, я мог предаваться полудреме, размышлениям и анализу…
Во-первых, по крайней мере, эта часть мира, куда меня забросило чьей-то неведомой волею или прихотью, напоминала Древнюю Русь. Примерно периода между битвой на Калке и Мамаевым побоищем. Согласен, разброс огромный, ну так и я не историк. Было бы время дотошнее изучить доспех непреднамеренно убиенного мною Витойта, а еще лучше – сравнить с образцами защитной одежды, хранящимися в музее, я наверняка сумел бы определиться точнее. Да и то… В те далекие от семимильной поступи прогресса годы мир изменялся не так стремительно. Это сейчас, увидев на улице парня с кассетником или бобинным магнитофоном, можно с точностью до десятилетия прикинуть, какой год на календаре.
Тем более что доспех рыцарю мог и в наследство достаться. А чего? Одному сыну мельница, другому – кот, а третьему, соответственно, броня. Попытка юмора, конечно, но – рациональное зерно очевидно. Так что на этом пока и остановимся.
Второе наблюдение…
Некие варвары, все еще носящие вместо плащей звериные шкуры и живущие «где-то далеко, где-то далеко», здесь объявляются хоть и не слишком часто, но – и не в диковинку «русинам». Более того, репутация у моих «подов» [23]23
Поды– шутка, обыгрывается антоним к слову антиподы.
[Закрыть]вполне приличная, иначе караванщик, даже после спасения своей жизни, не стал бы звать меня в попутчики.
Наблюдение третье.
Эти люди сейчас нуждаются во мне не меньше, чем я в них. А может, и больше. Поскольку, согласно теории относительности, если бы наши пути не совпали, я бы ничего не потерял, а их ситуация существенно ухудшалась. Во всяком случае, именно такой вывод напрашивался из их дальнейшего поведения.
Закончив с осмотром и перевязкой раненых, Озар и Кузьма занялись банальным мародерством. Сперва обобрали до нитки убитых разбойников (кстати, атаман Пырей, к огромному сожалению купца и обозников, тоже помер, так и не придя в себя), оставив трупам лишь то тряпье, которым побрезговал бы и старьевщик, а потом – проделали ту же процедуру и со своими погибшими товарищами. Тех, правда, раздели только до исподнего.
Потом свалили все собранные пожитки в одну кучу, а найденные у татей кожаные мешочки передали купцу.
Круглей положил на воз щит, перевернутый умбоном [24]24
Умбон —металлическая бляха полусферической или конической формы, размещенная посередине щита, защищающая кисть руки воина от пробивающих щит ударов. Под умбоном находится ручка, за которую воин держит щит. Также выступает в качестве украшения щита. Щиты с умбоном были широко распространены в Древней Греции, Древнем Риме, а в Средние века и на Руси.
[Закрыть]вниз, и, как на поднос, высыпал на него содержимое всех этих предшественников будущих кошельков и бумажников. Казалось бы, какие деньги у лесного люда, ан нет – с миру по нитке, изрядная кучка получилась. В одну горсть и не загрести. Правда, недолго монетки наслаждались единением. Производя в уме какие-то подсчеты, купец ловко рассортировал дензнаки на шестнадцать кучек, различных как по объему, так и по содержанию. По крайней мере, внешне. Ведь номинал этих кругляшей мне был неведом. Потом указал на одну из них мне.
– Это твое, Степан. – И, видя, что я не тороплюсь протягивать руку, объяснил: – Не сомневайся. Бери смело. Это не награда, а честная доля. У нас так исстари заведено. Три доли – семьям погибших. Две – раненым. Пять – хозяину обоза, если понесен убыток, и по одной доле – всем воям.
Но, оглядев меня более внимательно, купец понятливо кивнул, вынул из кучи мешочков-кошельков самый приличный на вид, ссыпал в него полагающиеся монетки и протянул мне.
– Вижу, тебе все это в диковинку. Эх, даже завидки берут. Неужели еще остались такие страны, где люди без серебра и злата живут? Держи, держи… У нас тут без денег нельзя.
Отказываться и в самом деле было глупо. Тем более что, как выяснилось, кроме татей никого не обидели и не обделили.
– Хорошо, – я кивнул, вешая кошелек на шею, и прибавил, играя взятую на себя роль: – Мое?
– Твое, твое, – подтвердил Круглей. – Потом на досуге объясню, как ими пользоваться. А то, вижу, ты и в самом деле не держал раньше денег в руках. Да, если хочешь, можешь из этой кучи выбрать себе какую-то одежку. Не спорю, шкура у тебя знатная, никогда прежде такого зверя не встречал, но видишь сам… – купец указал на себя, а потом на Озара и Кузьму. – Тут такой наряд не оценят.
– Нет, – мотнул я головой даже излишне энергично, представив себе, что надену одежду, снятую с трупа.
– Ну, как хочешь, – не настаивал купец. – Потом мы еще к этому разговору вернемся. Но там тоже есть твоя доля. Неужели ничего не возьмешь? – в голосе Круглея явно прозвучало некоторое замешательство.
Что ж, прав купец. Прав! Это я заигрался. Варвар, игнорирующий монеты, вполне нормальное явление и никого не удивляет, но тот же самый персонаж – равнодушный к обновкам?.. Пардоньте! Так что прекращай, брат Степан, заниматься чистоплюйством, пока тебя не раскрыли, как Штирлица, играющего на балалайке.
– Возьму.
Немногословие и предполагаемое незнание чужого языка тоже имеет свое преимущество. Лоб купца тут же разгладился, а из взгляда исчезла настороженность.
М-да, вот только что же мне выбрать? И тут мне на глаза попались боевые браслеты главаря шайки. Широкие, оббитые хищно поблескивающими металлическими шипами, они больше походили на наручи.
Да, такая деталь туалета понравилась бы любому варвару. Хоть Конану, хоть Куллу, а хоть и воинственной красотке Рыжей Соне.
– Мне? – указал я на наручи. – Да?
– Вот тебе и варвар, – хмыкнул дядька Озар. – Самую ценную вещь из всего барахла выбрал. Если он еще и на шлем с кольчугой позарится, то…
– Не ворчи, старый… – сердито цыкнул на него купец и затараторил скороговоркой, считая, что я ничего не пойму. – Забыл, что по закону полагается тому, кто, не будучи связанный никакими обязательствами, спасет от разбойного налета купеческий обоз?
– Треть… – охнул Кузьма. Видимо, в горячке боя, да и после, никому из них это и в самом деле не пришло в голову. – Господи Иисусе… Это же…
Парень заткнулся под испепеляющим взглядом купца и старшего обозника.
– Мне? – повторил я, тыкая пальцем в браслеты и с самым непринужденным видом игнорируя разыгравшуюся мизансцену.
– Да… – выдохнули все трое. – Твое!
Интересно. Похоже, обозники тоже имеют долю в прибыли. Иначе с чего бы им так волноваться за возможность уменьшения чужого добра. Что ж, значит, в моем неограниченном никакими объемами ребусе появилась еще одна загадка.
* * *
Три вещи мужчины могут наблюдать до бесконечности. Как горит огонь, течет вода и работают женщины… Попытка юмора. Но тем не менее отмазку мы себе нашли для такого приятного времяпровождения совершенно убойную. Достаточно принять удобную позу, подпереть кулаком челюсть, чтобы не отвисала, и не дай бог даже случайно не захрапеть, и все: мы уже не просто шлангуем, то бишь созерцаем мироздание, а – думаем!
Сменив на посту Озара, я первым делом сунул в костер бревно потолще, а потом отошел за пределы освещенного круга и уселся под стволом дуба. Это я по обилию желудей определил, пока уселся. Какое-то время любовался игрой пламени, поглядел на звезды… Кстати, более крупные и яркие, чем на родине. Вот только не вспомнил, что это значит. Здешние широты пролегают южнее или севернее? Лучше бы южнее. Жару я тоже не люблю, но проблем она доставляет меньше, чем трескучие морозы. Особенно бомжам, к которым я мог себя причислить с полным правом. Впрочем, запредельно холодно здесь быть не могло, иначе лес вымерз бы.
М-да, сколько ни размышляй и ни классифицируй имеющуюся информацию, а яснее в голове не становится. Тяжела судьба попаданца…
Ну почему в романах они всегда в два прихлопа, три притопа становятся властелинами судеб, получают целую кучу бонусов. Потом их прямо передают из кровати в кровать эльфийские принцессы и прочие прекрасные и любвеобильные первые красавицы королевств и империй. И непременно с шелковых простыней на атласные. Уж не знаю, которые из них более скользкие… Впрочем, песня не о том.
Хотя как сказать. На ролевку я ведь тоже поехал с одной, весьма определенной целью. Стать ближе рыжеволосой девушке по имени Ира. А что в результате? Да ничего… Цель не достигнута, и все гормоны остались при мне. Гы, а вот интересно: когда я был большим, их тоже было больше?
Тьфу!.. Кто о чем, а вшивый о бане. Охолонь. Тут почти как в старом кино – «дожить бы до рассвета», а ты о девках беспокоишься. Лучше скажи: дальше что делать собираешься? Так и будешь в шкуре варвара на ставке охранника трудиться или чего умнее придумаешь?
Легко сказать – умнее? А что я могу? Куда приткнуть знания недоученного студента университета физико-математического факультета? От занятий боксом и то куда больше проку.
Ну, представим себе на минутку, что я вон на том поваленном дереве смастерю сейчас парочку искусственных алмазов или штабу булата. И что дальше? Кто это богатство у меня купит? У кого в этом мире завалялась сотня-другая лишних золотых монет? У крестьян, коих большинство в эпоху натурального хозяйства? Они и медный грош не часто видят. У горожан? Немного ближе к теме. Но прежде всего – их надо еще найти. А это, как оказалось, не так просто. Особенно с учетом погони, которая почти наверняка висит у меня на хвосте. Да и где? Вон мы третий день с караваном топаем, а никакого жилья вокруг не наблюдается. Как в песне о ямщике, только не степь, а лес и лес кругом.
Ладно, это лирика. Если имеется дорога, то рано или поздно куда-то она приведет. А если по ней движется купеческий обоз, значит, и деньги там, куда он следует, тоже имеются. Но… Черт возьми, опять это «но»! Быстро продать что-то действительно ценное за достойную цену без связей практически невозможно. Любой купец, которому я предложу свой товар, либо предложит мне смехотворную плату, либо спросит: кто я таков и где взял такие ценные вещи? Отдам задешево – косвенно подтвержу, что раздобыл все путем неправедным. Буду упорствовать – не продам вообще.
Чем это чревато? Да множеством самых разнообразных и очень крупных неприятностей.
Первая из них – меня потащат к градоначальнику, или к тому, кто там будет старший. И поскольку я совершенно ничем не смогу подтвердить ни собственную личность, ни тем более права на ценности, – их у меня банальным образом конфискуют. И хорошо, если после этого отпустят на все четыре стороны, а не выпорют и не сошлют на каторжные работы. Дармовая рабсила всегда нужна, а история о варваре, который даже не может внятно объяснить, откуда пришел, – у дознавателей не прокатит.
Вторая проблема – весть о варваре, владеющем интересными вещами и не знающем им настоящей цены, немедленно достигнет ушей людей промышляющих, так сказать, экспроприацией. Причем не только у экспроприаторов, а у любого, у кого эти самые ценности имеются в наличии и недостаточно надежно защищены. И меня в самом скором времени изловят, после чего отвезут в некое укромное местечко, где долго и обстоятельно станут выспрашивать: у кого именно я все это нашел? И сколько там такого добра еще имеется? Историческая правда никого не убедит, а потому – меня наверняка запытают до смерти.
Ни первая, ни вторая перспектива мне совершенно неинтересны. Поэтому о том, чтобы создавать что-либо очень ценное, используя передовую мысль, лучше забыть сразу. По меньшей мере пока этот мир не станет мне понятным, а я не займу в нем достойного и устойчивого положения.
Так, с этой стороной бутерброда вроде бы все более или менее ясно. Теперь прикинем вторую, я бы сказал, обязательную программу каждого уважающего себя попаданца.
Прогрессорскую! То бишь внедрение передовых технологий в отсталую реальность. Звучит круто, но…
Можно было и не сомневаться, что «но» отыщется непременно. Обстоятельство, с легкостью игнорируемое в книгах и очень упертое в жизни. В околонаучных кругах с гордостью носящее малопонятное название: «инертность общества». То самое, о которое сломались все без исключения благие намерения, начиная от проповедей Христа и заканчивая более близкими по времени перестройками Петра, Владимира и некоего Михаила. Сколько бород сбрили, сколько народа в Сибирь укатали, а результат едва заметен. И ведь не простые граждане были, а – помазанники. Ну не хочет народ прогресса. Все по старинке жить норовит. Мол, если деду и отцу годилось, то и я как-нибудь перекантуюсь…
Можно, к примеру, построить лесопилку и… завалить ее досками. Потому что дальше подворья большая часть лесоматериала не уйдет. Куда и чем возить, за сколько продавать? Что, где-то князь БАМ строит, или решил пол в хоромах перестелить? Так ему дешевле у своих крестьян их взять. Пусть меньше, и не такие ровные – чихать. Зато даром, ну или под видом какого-нибудь подушного налога. И так во всем.
Нет спроса, не имеет смысла и предлагать. А будешь слишком активным, оставшиеся в округе плотники, те самые, что раньше вручную доски делали, на твою пилораму красного петуха запустят. Законы конкуренции с каменного века не менялись.
– Не спишь, Степан?
– Вообще-то нет.
Я не соврал, но и уточнять не стал, что задумался настолько, что не заметил, как Круглей подошел. Пока купец меня не окликнул.
– А я вот решил поучить тебя счету… немного. Завтра, если ничего не случится… Тьфу-тьфу-тьфу… в Западную Гать прийти должны. Там тебе эта наука сгодится.
* * *
Купец присел напротив. Вытащил из-за пояса квадратный кусок цветастой ткани, больше всего похожий на женскую косынку. Ну или на большой носовой платок. Хотя сильно сомневаюсь, чтобы здесь уже начали задумываться над вопросом, как культурнее сморкаться.
Круглей расстелил ткань между нами и высыпал на него горсть монет. Ладонью разгладил образовавшуюся горку, так что монеты легли одним слоем, и ткнул в них пальцем.
– Это деньги.
– Я знаю… Ты давал.
– Нашел о чем купцу напоминать, – усмехнулся тот. – А сколько здесь, какая сумма?
Ладно, тупить, так тупить по полной.
Я протянул руку и указательным пальцем начал по одной отодвигать монетки в сторону, не делая между ними различия. Будто не замечал, что их там как минимум пять разных видов по размеру, материалу и форме. Бормоча при этом: «Один, два, три…» Делая между словами длинные паузы и морща лоб, словно вспоминая. Между «шесть» и «семь» я задумался особенно долго. А на «десять» спекся окончательно. Почесал подбородок, посмотрел на растопыренные пальцы обеих рук, словно проверял: все ли на месте. Потом кивнул, уверенно произнес «десять» и начал строить вторую кучку. Начав новый отсчет.
– Достаточно, – остановил меня Круглей. – Примерно понятно. Считать ты умеешь. До десяти. И если б это были… – он оглянулся, – к примеру, желуди, то я даже похвалил бы тебя. Но это… – он назидательно поднял перст, – деньги! И считать их надо совсем иначе.
Купец сноровисто рассортировал монетки на три кучки, по материалу изготовления. Самая большая горка получилась из монет самой различной конфигурации, но темно-коричневых, почти черных, как одежда и руки крестьянина. Вторая кучка состояла из квадратных и овальных монет – более светлых, серовато-стальных – в тон вооружению и доспеху ратников. И отдельно от всех них купец неторопливо выложил парочку желтовато-красных кругляшей, одним только видом вызывающих к себе почтение, как ризы священника.
– Ну что? Какие из них тебе больше нравятся? – ухмыльнулся он.
Я без раздумий указал на «золотые». А чего, варвары всегда были падкие на яркие вещи.
– Соображаешь, – одобрил Круглей. – Эти два талера тут самые ценные. Они одни стоят больше, чем все остальные копейки и гроши… – он указал на горку темных монет, – и рубли или шиллинги, – палец переместился в сторону «серых», – вместе взятые. Названия запомнил? Повтори.
Я послушно повторил.
– Хорошо. Теперь поговорим о достоинстве монет. И ты поймешь, почему я сказал, что два золотых дороже целой кучи медяков и серебра.
Круглей стал раскладывать монетки на кучки более осмысленно, ровно по десять в каждой. Чего, собственно, и следовало ожидать. Я краем уха слушал его объяснения, чтоб не пропустить момента, когда он подойдет к покупательской способности монет. То бишь тому, что для обычного человека наиболее важно: сколько и чего можно приобрести в обмен на свои денежки. А сам тем временем думал, что вот – даже в другом мире все равно изначально принято десятеричное счисление.
Ну и правильно, ведь что может быть проще, чем загибать собственные пальцы? И что бы там ни говорили сторонники двенадцатеричной системы счисления о ее возникновении, вследствие подсчета фаланг на одной руке большим пальцем той же самой руки – мне кажется, это уже подгонка фактов. Ибо усложняет процесс.
А если тыкать в фаланги указательным пальцем другой руки, что гораздо удобнее и нагляднее, то уже их окажется не двенадцать, а четырнадцать. Зачем другой рукой? Да хотя бы потому, что иной раз считать приходится не только «в уме», но и демонстрируя полученный результат кому-то еще.
И сбиться при пересчете фаланг проще простого. Тогда как загнутый палец с ним же, только выпрямленным, даже слепой не спутает. Это я к тому, что, возможно, первое счисление на Земле ввели в обиход существа с шестью пальцами?..
Ладно, об этом как-нибудь в другой раз. Не хватало мне еще инопланетных заморочек для полноты ощущений. Да и Круглей как раз перешел к той части лекции, которую пропускать не стоит.
– За один грош или копейку, – купец показал мне отчеканенную на аверсе монеты единицу (кстати, арабскую!), а на реверсе что-то затертое, отдаленно напоминающее копье поперек щита, – можно купить половину хлеба, десяток яиц, две головки капусты, четверть круга сыра. За две – небольшой кусок сала или ломоть мяса. За пять – курицу.
– Нож? – я показал пальцем на его кинжал. – Сколько?
– От качества металла и мастера зависит, – чуть подумав, ответил тот. – Но меньше шиллинга не будет. Железо дорогое.
Угу. С этим понятно. В первом, так сказать, приближении.
– Конь?
– Ну ты и спросил, – развел руками Круглей. – Мерин? Жеребец? Кобыла? Порода? Возраст? Выучка?
– Чтоб ехать…
– Ага, – хохотнул тот. – Два слова – и все стало ясно. Ну, не совсем беззубую клячу, а такую лошадь, которая под твоим весом через милю не упадет, но и вскачь не пустится, хоть прибей – за пять шиллингов, то бишь – полталера, сторгуешь. Дешевле не отдадут. Проще отдельно шкуру продать, кости на мыло, да и мясо, если промариновать, в колбасу сгодится…
– Шкура… – я погладил ладонью свое единственное, если не считать дубины, имущество. – Сколько?
– Хочешь продать? – оживился купец и на какое-то мгновение его глаза заблестели в предвкушении наживы. Но потом Круглей вздохнул и погрустнел. – Ты мне жизнь спас, Степан. Не могу обманывать. Много. Я даже не знаю, как много. Странный зверь. Никогда в жизни такого не видывал. И вообще, раз уж заговорили, спрячь ты ее куда-нибудь. Так-то ты почти не отличаешься от остальных. Ну крупнее многих, да и только. Хотя я и здоровее встречал. Особливо из рыцарского сословия. А в этой шкуре – за версту видать, что чужак. Ну и отношение везде соответствующее будет.
– Спасибо. Сниму…
Прав купец. А я и не подумал, что отсвечиваю, как маяк. И, не откладывая, стал разоблачаться. В смысле, распустил пояс, стащил шкуру через голову и скатал в плотный сверток. Мехом внутрь. И перевязал тем же поясом.
– А ну тихо. Замри!
Я вроде и не производил шума, а когда прислушался, и сам расслышал еще отдаленный, но явно приближающийся топот копыт. С той стороны, откуда мы и сами прибыли. Ну вот – не прошло и полгода.
– Кого это нечистая сила несет? – встревожился купец. – Добрые люди ночью по лесным дорогам не ездят. Эй, парни! К оружию!
