Текст книги "Витязь в медвежьей шкуре"

Автор книги: Степан Кулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава десятая

Поглядывая издали на притихшую в предрассветной мгле деревеньку, я раздумывал о безумстве и бессмысленной жестокости человека. Зачем нам нужна и откуда взялась эта всепоглощающая ненависть к тем, кто хоть чем-то не похож на тебя?

Вот же – прямо передо мною – удивительно благостное место, очень точно соответствующее названию… Лучше и не скажешь, глядя на светло-желтые стволы осин, что вперемежку с березами веселой рощей обступили деревню, взяв с трех сторон в еще не замкнутый хороводный круг, десятка полтора изб и столько же иных, разнокалиберных хозяйственных построек. Чистая Поляна!.. Живи и радуйся, так нет же… Тишина такая, что жуть пробирает. Не бывает в деревне такой тишины. Даже когда ночь на дворе и все спят. Если только не уснули навеки…

– Где прикажете становиться, господин барон? – Капитан наемников стоял рядом, держа на изгибе локтя свой шлем, словно офицер фуражку.

– Что? – я не сразу переключился с возвышенных размышлений на земное восприятие.

– Решать вам, – Лис неправильно истолковал мое восклицание, – но если позволите, я бы посоветовал встать в линию на берегу речушки. Вон там… Когда рыцари прорвут наш строй, они не успеют сдержать коней. Я хорошо знаю эту местность. Легкой коннице – преодолеть речку не составит труда, но тяжелые рыцарские кони обязательно увязнут в иле… Да и берег не так полог, как кажется. И еще…

Я не перебивал, и капитан продолжил:

– Ваше сиятельство, не посылайте герольда к противнику с вызовом прежде, чем я расставлю всех по местам. Наши бойцы еще никогда не сражались вместе, многие вообще не понимают значения правильного строя… На все это нужно время. А там как раз и рассветет. К тому же – солнце у нас за спиной окажется…

– Лис, ты о чем вообще? – до меня начало доходить. – Тебя в детстве головой на пол не роняли? Какое построение? Какой, нафиг, герольд?

– Согласно рыцарскому кодексу…

– Угомонись, дружище. Ты где рыцаря увидел? – я демонстративно оглянулся, потом ткнул себя кулаком в грудь. – Я – дикий и беспощадный варвар! Не веришь – спроси у Озара, он умеет истории о людоедах рассказывать. И я не собираюсь расшаркиваться с татями, убивающими ни в чем не повинных мирных крестьян. Это понятно?

Фридрих умолк на полуслове и вытаращился на меня с видом рыбака, рассчитывающего выудить пару карасей на постную уху и неожиданно для себя вытащившего здоровенного судака с жирным угрем во рту.

– Сколько в деревне изб? – я продолжил прессинг, не давая Лису опомниться.

– Десять и три…

– Угу. А у нас семьдесят четыре бойца, вместе с нами. Это будет… Минус три… По пять воинов на каждую избу. И шесть в резерве.

Слушающий мои подсчеты дядька Озар только хмыкнул и головой покрутил. Да, опять я забылся. Варвар-математик, блин. Народ тут все еще пальцами пользуется, а я – таблицей Пифагора.

– Значит, так. Фридрих, раздели бойцов на пятерки и укажи каждой группе избу. Укажи сам, чтоб не толпились.

– Порубим спящих? – мне показалось, или в голосе капитана прозвучало одобрение моим подлым замыслам.

– Нет. В избы не врываться. Подпереть снаружи дверь и заложить окна. Потом – проверить амбар, хлев, сеновал… Мало ли. Вдруг какому-то оруженосцу в избе душно стало?

– Или не дошел до избы… – хмыкнул Лис. – А потом?

– Приготовить факелы и ждать меня. Только тихо. Никакого преждевременного шума. Повторяю: ждать меня! Так и объясни бойцам: та пятерка, в чьем доме мародеры проснутся раньше, чем я их сам разбужу – получат половину вознаграждения и не будут считаться при разделе добычи.

– Сурово, но справедливо, – капитан кивнул и устремился к толпящемуся неподалеку отряду.

– А ты, дядька Озар, – бери оставшуюся шестерку, садитесь на лошадей и глядите в оба. Ваша задача – перехватить тех, кто все-таки сумеет выскочить и к лесу бросится. Сбивайте лошадьми, рубите, вяжите – в общем, как хотите, но чтоб ни один не ушел. А заодно присматривайте, чтобы врагам помощь не подоспела. Я не слышу лошадей, а это значит, табун выгнали на выпас.

– Конечно, как водится.

– Да. Но мы не знаем, сколько людей отрядили с лошадьми? Троих?.. Десяток?.. Как они вооружены? Насколько окажутся смелыми и преданными своим господам?

– Разумно, – старшой охранников обоза кивнул и уже шагнул в сторону, но потом остановился. – Скажи, Степан, ты их сжечь хочешь?

– Я что, зверь? – надеюсь, удивления и искренности в моем голосе было достаточно, чтобы поверить. – Припугнем только. А там – поглядим. И потом – дядька Озар, не забывай – это моя деревня. С какой стати я стану собственное имущество портить?..

– Тоже верно…

Провожая взглядом спину пожилого обозника, я быстро провел внутренний осмотр и удовлетворенно отметил, что моя совесть не возмущена столь откровенным и циничным пренебрежением рыцарским кодексом. Более того, я явно ощущал себя мудрым и дальновидным командиром, который еще и отец солдатам. Ибо собирался победить, хоть и на своей земле, но точно малой кровью.

Более опытный капитан ландскнехтов поставленную задачу перекроил по-своему, соответственно боевым умениям каждого отдельно взятого ратника. К избам он отправил компанейцев, поручив стражникам осматривать хозяйственные постройки. А дюжину добровольцев Носача передал под руку Озару.

Дальнейшее происходило в полнейшей тишине…

Ландскнехты совершенно бесшумно и ловко подперли двери в каждую избу, а сами с оружием наготове встали возле окон. Озар по широкой дуге, чтоб не потревожить никого конским топотом, увел свой отряд на западную околицу. Стражники, разделившись на несколько групп, не менее быстро и сноровисто, что и не удивительно для крестьянских сыновей, осматривали нежилые строения.

В общем – все шло по плану, а я в очередной раз поймал себя на мысли, что не ощущаю эффекта собственного присутствия, а гляжу на все это, как на панорамное кино. Кстати, может, потому и не срабатывает механизм сбрасывания личины, наложенной на меня лесной колдуньей? Благодаря чему я все еще имею возможность пребывать в обличье человека, а не Людоеда. Ну, оно и к лучшему. С трудом представляю себя в шкуре великана и баронской короне одновременно. Разные роли, как ни крути…

– Ваше сиятельство!.. – Глаза молодого стражника казались черными дырами на фоне бледного лица. – Ваше сиятельство!..

– Что случилось?

– Там… Вам надо самим…

Он постоянно озирался и тыкал рукой себе за спину, в направлении одного из амбаров, возле которого, вопреки всем приказаниям, скапливались остальные стражники. Они еще соблюдали тишину, но с каждым мгновением становилось все более ясно, что это – то самое затишье, после которого разразится буря. Туда уже бежал Фридрих, и я едва не взмолился, чтобы капитан успел вовремя.

* * *

Фридрих успел.

Он влетел в толпу стражников, словно шар между расставленных кеглей. И те, причем совершенно бесшумно, прыснули во все стороны, сразу же вспомнив о полученном приказе. То ли воины слишком хорошо знали характер и тяжелую руку капитана ландскнехтов, то ли – что-то такое было в его лице, но так или иначе дисциплина была восстановлена, что называется – мгновенно.

Капитан походя отвесил пинка молодому стражнику, которого вдруг обильно вытошнило. Наградил затрещиной недостаточно ловкого ветерана, не сумевшего вовремя увернуться. Потом пригрозил еще одному из наиболее впечатлительных бойцов кулаком, и тому сразу полегчало. Во всяком случае, икать парень перестал.

Рыжий Лис распоряжался молча, одними жестами, но понимали его все, и уже через минуту у злосчастного амбара не осталось ни одного человека.

Капитан тоже мельком заглянул в открытую дверь, после чего развернулся и поспешил мне навстречу.

– Что там такое, Фридрих?

– Да так, ваше сиятельство, ничего особенного… – капитан наемников встал у меня на пути, как не собравший дневной план гаишник при виде пьяного за рулем. – Трупы.

Я попытался его обойти, но Лис даже и не подумал посторониться.

– Ты чего?

– Ваше сиятельство, господин барон, не стоит вам на это смотреть…

Рыжий Лис шагнул еще ближе, почти грудь в грудь.

– Не понял? – я ткнул Фридриха пальцем в кирасу. – Ты что, думаешь, я вида крови испугаюсь? Блевать начну?

– Нет, Степан… – Лис перешел на доверительный тон. – Я иного опасаюсь. Твоей ярости! Командир, ты все так хорошо придумал, по уму… И сам же все испортить можешь. Давай мы сперва дело сделаем, а потом – об всем ином позаботимся?

Фридрих смотрел мне прямо в глаза, и была в его взгляде если не отцовская забота, то дружеское участие наверняка. М-да, что же там такое они все увидели. Нет, я примерно догадываюсь, не с Луны свалился, но все же… Какую такую жуть надо сотворить, чтоб даже ветеранов проняло?

– Хорошо, займемся делом.

Я развернулся и быстрым шагом направился к крайней избе. Она для моего плана стояла наиболее удачно – на краю деревни, отделенная от следующей избы своими и соседскими хозяйственными постройками. Фридрих – следом.

Группа из двоих ландскнехтов и пары стражников ждала у двери и возле единственного окна, достаточно большого, чтоб в него протиснулся взрослый человек. Выбраться через отдушину в тыльной стене стоило бы немалых усилий даже коту.

– Факел… – я протянул руку.

Стражники быстро соорудили мне какое-то подобие требуемого факела из намотанного на палку ссученного из пучка соломы шнура, добыли огнивом огонь и подожгли его. Сама солома горит как порох, а это приспособление неспешно тлело и не торопилось разгораться. Зато дымило изрядно. Лучше и не придумаешь…

Я поднес факел к щели в оконной раме и стал ждать, пока запах дыма почувствуют мародеры, спящие в избе. Кубатура там не слишком большая, «хрущевки» и те хоромами покажутся, так что долго ждать не пришлось…

– Что такое? Кажись, дымом тянет… – громко произнес чей-то озабоченный голос, потом закашлялся и чуть встревоженно спросил: – Горим, что ли?

Что-то громыхнуло, как будто упал перевернутый табурет или скамья. Потом заскрипели, отворяясь, ставни, и наружу высунулась кудлатая голова.

Ничего не понимая спросонья, а может, и с похмелья, парень сперва вытаращился на меня, а после – на дымящий факел.

– Ты кто?

– Смерть ваша… или жизнь. Как выберете сами.

– Да кто ты такой, черт тебя подери?

Парня явно заклинило. Надо лечить… Я шагнул вперед и ткнул ему в лицо факелом. Тот отпрянул внутрь и довольно громко позвал кого-то:

– Седой! Проснись! Скорее! Там какой-то рыцарь огнем размахивает и сжечь нас хочет.

– Отстань, придурок. Какой еще рыцарь? Упился с вечера, теперь чудишь. Говорил тебе, не налегай на брагу…

– Эй, Седой! – третий голос принадлежал мужчине постарше. – Чекан не дурит. Дымком-то попахивает. Неужто не чувствуешь?

– Да… Теперь чувствую…

В избе опять что-то загромыхало, и дверь пошатнулась от крепкого пинка, но подпора из цельной оглобли выдержала. Вторая попытка закончилась с прежним результатом.

– Нас заперли!

– Кому там нечем заняться? Вот скажу своему господину… – новая голова показалась в окне. Она тоже, вопреки ожиданию, принадлежала довольно молодому парню. Правда, с седой прядью в темных волосах, остриженных «под горшок». – Ты кто такой?

Потом парень заметил Фридриха и, кажется, начал что-то понимать. Во взгляде его появилась тоска, и он беспокойно зашнырял по сторонам.

– Сколько вас? – я спрашивал нарочито небрежно, максимально изображая скуку.

– Шестеро…

– У вас есть пара минут, чтоб по одному выставить в окно руки. Всех, кто даст себя связать, мои люди вытащат наружу. Кто останется – сгорит вместе с избой. Объясни это всем, а чтобы вам быстрее думалось, вот… – я опять ткнул факелом в сторону окна, а когда Седой отпрянул, забросил огонь внутрь.

Голоса внутри избы забубнили достаточно громко, но совершенно неразборчиво.

– Я устал ждать… – мне даже голос напрягать не пришлось, все же стоял у самого окна. – Второй факел!

– Эй-эй! Не надо поджигать… – Седой опять высунулся наружу. – Жизнь сохранить обещаете?

– Да.

– Я вас не знаю. Поклянитесь?

– Ну ты, вылупок! – Фридрих возмутился таким неуважением к моему сиятельству. – Я тебя…

– Брось, Лис. Сам же говорил: сперва дело. Его знаешь? – я указал мародеру на капитана наемников.

– Знаю.

– Его слова будет достаточно?

– Вполне.

– Фридрих, сделай одолжение…

– Как прикажете, ваше сиятельство.

– Сиятельство? – ошарашенно пробормотал Седой, мотнул головой и поспешно выставил руки. – Вяжите. Всецело отдаю себя вашей воле.

* * *

Работая в автономном режиме, мы с Лисом примерно за час зачистили еще семь изб, вытащив из них на свет божий в общей численности тридцать восемь мародеров. Всех пленных, сопровождая пинками и зуботычинами, стражники сводили на выгон и передавали в руки добровольцев Озара, который в этом походе заменял Носача. Своего нового сотника, как он ни порывался вместе с нами, я, по совету все того же Круглея, оставил в замке. На всякий случай…

Пленников связывали попарно и… затыкали рты. Последнее проделывали скорее из дотошности, чем по надобности. Имея тот перевес сил, что у нас образовался, можно было дальше особенно и не беречься. Мародеров в еще не проверенных избах оставалось не больше полутора-двух десятков, а у нас – никто даже руку не оцарапал. Да и надоела мне эта возня.

Трудно объяснить, но с восходом солнца что-то неуловимо изменилось. И если в предрассветном полумраке наши действия были вполне уместны и разумны, то теперь, перед ликом бестрепетно взирающего на землю небесного светила, все виделось иначе. Больше не было убежденности в том, что поступки мои правильные и угодны тем силам, которые человек только ощущает иногда душой, но умом постичь не в состоянии.

– Ну что, Лис? – не снижая голоса, я позвал капитана наемников. – Может, хватить играться? Пора господ рыцарей будить?

– Зачем?

Похоже, Фридрих, в отличие от меня, не маялся никакими угрызениями совести и искренне не понимал: зачем что-то менять, когда все и так отлично?

– Хочу посмотреть им в глаза.

– Так мы никому глаза не завязываем… – капитан наверняка пожал плечами, только под кирасой это было незаметно.

– Ты не понял. Тошно мне. Надоело этих героев, как баранов из кошары, вытаскивать. Хочу, чтоб хоть один за оружие схватился…

– Вот ты о чем, – Фридрих кивнул. – Понимаю. Мне всего двадцать было, когда впервые с компанией в разграблении захваченного города участвовал. Потом неделю, если не больше, на каждом привале ручей искал. Все никак отмыть руки не мог. Ваше сиятельство, а если б мы с вами волков затравили, вы бы тоже хотели с вожаком сразиться?

– Сравнил – зверей и людей…

– А-а-а, – хмыкнул капитан. – Тут ты прав, Степан. Волки заслуживают большего уважения. Не понимаешь? Ну тогда пошли. Думаю, уже можно. А вы продолжайте, парни! – он махнул своим ветеранам. – Не маленькие, справитесь…

Я сразу догадался, куда Лис меня тащит. Как и догадывался, что увижу в том амбаре…

Нижайший поклон режиссерам Голливуда. Только благодаря их «творчеству» я не сомлел и не выблевал собственные кишки. Фридрих был прав – звери гораздо лучше.

– Поджигай все!..

– Тихо, тихо… – Рыжий Лис крепко обнял меня. – Не торопись. Сперва всех повяжем, а после отделим агнцев от козлищ. И воздадим каждому по деяниям его, прости Господи… – Я впервые увидел, как Фридрих перекрестился. Как и положено католику – слева направо. – Я помню, ты велел прощать врагов своих. И мы за всех них помолимся и всех простим… потом.

Пока мы согласовывали свои деяния с так некстати проснувшейся совестью, ландскнехты выманили мародеров еще из трех домов. Оставались только два пятистенка в самом центре деревни.

– Как зовут главного среди рыцарей? – я остановил пленника из последней партии.

– Шевалье Ротенброт.

– В какой избе он спит?

– Вон в той… – пленник кивнул в сторону левого пятистенка.

– А остальные рыцари где?

– Вместе с ними.

– А шляхтичи?

– В соседнем доме… Ваше сиятельство, помилуйте… – пленник попытался упасть на колени, но стражники крепко держали его за руки. – Я никого не убивал… Я же поляк. Мы хотели помешать, но германцев больше. Не справиться…

– Не скули, – один из стражников ткнул пленника кулаком под ребро. – Хоть умри достойно.

– Нет! Не убивайте! Девой Марией клянусь! Наши господа даже перессорились. Вы сами у них спросите. Это все германцы… Они как звери от крови взбесились.

– Разберемся… – я подал знак, и пленника увели к остальным.

– Похоже, не врет… – задумчиво произнес Лис.

– Думаешь?

– Да. Готов его словам поверить. Видишь ли, Степан, я больше года знал ляхов. Не скажу, что они пример доблести и благородства – шельмы еще те, и по отдельности, и все вместе, но все же воины, а не палачи. Запытать пленного до смерти не побрезгуют, и говорить не о чем. Но детей в куски рубить – это вряд ли. Характер не тот. Смахнуть голову-другую саблей под горячую руку – запросто, а хладнокровно издеваться – нет, не смогут.

– Посмотрим…

Я остановился примерно на равном расстоянии от обоих пятистенков и громко крикнул:

– Шевалье Ротенброт! Слышишь меня?!

Несколько минут никто не отвечал. Потом кто-то попытался открыть дверь избы, а еще минутой позже из окна показался арбалет.

Я и моргнуть не успел, как откуда-то из-за спины выскочили два ландскнехта и прикрыли меня щитами. Арбалет поводил жалом из стороны в сторону и исчез.

– Ты кто такой? – поинтересовались из дома.

– Наследник покойного фон Шварцрегена.

– И что тебе надо… наследник?

– Вы разорили мою деревню и убили моих людей.

– Да ладно… Ленивые смерды… Новые придут. Назначь цену. Мы заплатим.

– И во что же вы цените одну жизнь? – мой голос начинал вибрировать, а во рту появился привкус крови.

– По справедливости. Пятак за мужика, три гроша за бабу. Считайте сами. Торговаться не станем.

– А дети?

Из дома долетел веселый гогот.

– Шутишь? Кто же за щенков платит? Да половина из них сдохнет раньше, чем до столешницы дорастет. Ладно… Один талер сверху всей суммы, чтоб не ссориться с новым соседом по пустякам.

– Мы подумаем!

Я повернулся ко второму пятистенку, где должны были находиться шляхтичи.

– Пан Лешек!

– Чего тебе?

– Выйди, поговорить надо.

– Так заперто…

Я подал знак ландскнехтам, что караулили у дверей. Они меня поняли и убрали кол, подпирающий створку.

– Уже не заперто. Выходи.

Глава одиннадцатая

Шляхтич показался на пороге избы почти сразу. С непокрытой головой, без кафтана, в одной рубашке, но подпоясанный саблей. Пан Лешек был смур, лицом темен, но глядел мне в глаза прямо, взглядом не рыскал.

– Говорят, вы не хотели убивать крестьян.

– Правду говорят…

– А что ж не заступились?

– Германцев втрое супротив нашего… Все пьяные, ни о каком рыцарстве никто и не вспомнил бы. Покрошили бы вместе с селянами, – он пожал плечами. – Да и холопы чужие… Чего на рожон зря лезть? Но что не по пути нам, тоже поняли. Сегодня уйти хотели… Вызвать рыцарей на поединок… а потом – уйти.

– На поединок? Зачем?

– Мы не слуги, чтоб приказам подчиняться. Вчера они об этом забыли, а мы – нет. Оскорбление нельзя прощать.

– А почему не сразу ответа потребовали? – поинтересовался Фридрих.

– Мы все перепились, – хмуро ответил шляхтич. – А в пьяной драке чести нет.

– Лешек! – изумился капитан ландскнехтов. – От тебя ли я это слышу?

– Ты не поверишь, Лис, – шляхтич потрогал рукой скулу. – Некоторые умеют делать выводы. Может, поздновато. Но лучше так, чем посмертно.

– Разумно… – Этот рыжеусый шляхтич нравился мне все больше. Наверно потому, что мы с ним свои отношения выяснили еще на пиру в Западной Гати и не затаили злобы. – А как сейчас? Не пропало желание?

Лешек какое-то время непонимающе смотрел на меня, а когда сообразил – ухмыльнулся и отвесил легкий поклон.

– Буду весьма обязан… И мои товарищи тоже. Можете не сомневаться.

– Хорошо. Зови остальных, а мы с Фридрихом спросим, что по этому поводу думает шевалье Ротенброт.

– Я все слышал!

Кто бы сомневался. Иначе зачем бы я подводил пана Лешка так близко к окну.

– Открывайте двери, псы! Мы выходим!

– Зря ты так, – Фридрих сверкнул глазами. – Теперь ты еще и мне должен.

– Я не привык ходить в должниках, наемник! – рыцарь показался на крыльце избы. Молодой парень, лет двадцати пяти, широкоплечий, крепкий, но с очень неприятным лицом. Я не художник и не умею описывать, но о таких типах говорят, что его физиономия сама кулак ищет. – Как только покончим с трусливыми ляхами, подходи. Кроме меча у меня еще и нагайка имеется. Только не скули слишком громко…

– У нас тоже они есть, ты, наглый дойче швайнегунд, – из соседней избы уже выходили поляки. – И чтоб нам всем подохнуть, если не насадим на вертела пару чересчур визгливых хряков.

– Что?

– А ну тихо все! – спасибо родителям, голосом они меня не обделили. – Арбалетчики и лучники! Взять всех на прицел! И если кто из этих господ посмеет без моего разрешения даже бзднуть громко – стрелять на поражение!

– Да как… – немцы никогда не отличались сообразительностью.

– Молчать! – я уже орал во всю глотку, пожарная сирена отдыхает. – Это приказ! Вы все мои пленники, которых я поймал на мародерстве в своих землях! Если захочу – казню немедленно. И знаете как? Запру в том амбаре, где ваши жертвы лежат, и сожгу заживо! Чтоб душам невинно убиенных младенцев и баб на том свете легче стало. Ну?! Кто-то еще вякнет хоть слово?! Давайте!.. Испытайте судьбу!

Проняло. Рыцари буравили меня взглядами, но молчали. Поляки смотрели себе под ноги и тоже соблюдали тишину.

– Так-то лучше… Я даю всем вам шанс умереть достойно, или… Об этом после. Итак – у кого какие будут условия по поединку? Интересуюсь, поскольку у вас разная численность и вооружение.

Те переглянулись, посмотрели на наведенные на них луки и арбалеты и промолчали.

– Ах да… Теперь можете говорить.

Первым, естественно, отозвался шевалье Ротенброт.

– У нас нет условий. Можете нападать вместе с ними, если пожелаете.

Ну да. Петух, да и только. Красуешься тут в полных латах, только шлем на голову осталось напялить, и считаешь себя круче вареных яиц. Это ты зря, парень. Забыл, что гордыня один из самых тяжких грехов. А мог для уравнения числа пару оруженосцев взять, они же, небось, не только для парада… Теперь не обессудь. Слово не воробей…

– Мы готовы сразиться с ними по жребию… – теперь гонор взыграл в шляхетских головах.

Ищите дурака в другом месте. Так я и выпустил вас один на один с сабелькой да в юшмане супротив ходячего бронетранспортера. И в результате опять победит не справедливость, как я ее понимаю, а – грубая сила правды жизни. Ну уж нет! Баба Яга против! Такой поворот в мои планы не входит.

– Это неправильно… – Делаю морду кирпичом. – Оскорбление нанесено всем, так почему одни смогут получить удовлетворение, а другие только утрутся? Сражайтесь все… И тем оружием, которое при вас. А Господь сам выберет достойных жить или умереть. В общем, площадь ваша – как будете готовы, так и начинайте. Кто выживет – отпущу. Того, кто побежит – добьют мои люди. Я все сказал…

Возможно, кто-то из рыцарей имел особое мнение, но высказывать его мне в спину смысла не имело никакого. А терять время, отдавая инициативу противнику, который, используя свою подвижность, немедленно бросился в атаку – еще глупее. Поэтому я и десяти шагов отойти не успел, как сзади послышались звонкие и глухие звуки ударов оружия об оружие, щиты и доспехи…

– Да, Степан, умеешь ты удивить… – Рыжий Лис нагнал меня и пристроился с левого боку. Не вровень, но так чтобы можно было разговаривать, не поворачивая головы.

– И чем же?

Настроения для беседы не самое подходящее, но все-таки лучше, чем в очередной раз возмущаться, мол: «Дурят нашего брата. Ох, дурят! Внутри у средневекового рыцаря наши опилки». В книгах и фильмах все такое яркое, красивое, благородное, романтическое – а сунулся в него, получите грязь, кровь и навоз… Да еще в таких количествах, что никакими фиалками не занюхать…

– Я думал, что уже немного изучил твой характер… И считал, что как только ты увидишь трупы крестьян, то лично порубишь всех в капусту, или – велишь повесить… А ты вон как все повернул.

– Ну, тут все просто… – я с важностью отмахнулся. – Они разбойники и не достойны скрестить со мной оружие. А казнить всех без разговоров – значит опуститься до их уровня. Самому записаться в убийцы или палачи…

– Угу… – капитан хмыкнул как-то очень неопределенно.

– Осуждаешь?

– Нет, Степан… – Лис немного помолчал. – Я тебе не мешаю?

– Говори…

– Я родился и вырос в селе, принадлежащем виконту Флахбергу. Сам виконт наезжал в свое имение два раза в год – на Рождество и день святого Августина, именины его отца. А старый граф жил в замке постоянно. Он еще до моего рождения в какой-то битве обезножел. Так вот, чтобы старому господину не было скучно, к нему каждый день приводили сельскую детвору, слушать его рассказы. За это нас кормили обедом, а иногда и пару пфеннигов давали. Большую часть времени старик бормотал какую-то несуразицу, в которой и одного слова нельзя было разобрать, но иногда его словно подменяли, и он часами четко повторял одну и ту же фразу. Тогда я мало понимал, но запомнил.

– Что-то я, Фридрих, тоже не понимаю, к чему ты клонишь?

– Однажды он полдня повторял такие слова… – Лис помолчал секунду, наверное, хотел отделить паузой свои слова от цитаты. – Враги есть у каждого человека. Храбрец воюет сразу со всеми. Умный – уничтожает врагов по одному. И только мудрец сумеет насладиться их поединком.

– Красиво сформулировано.

Хоть в Трактат Учителя Суня записывай. Фома оценил бы…

– Степан… Ваше сиятельство! – голос капитана наемников мне нравился все меньше. Обычно такие обертоны появляются только в минуты величайшего напряжения. Когда ребром стоит вопрос о жизни и смерти… или о любви. Черт, неужто пырнет ножом в спину?

– Я воюю уже больше десяти лет. Сменил множество нанимателей в шести странах, но только сегодня по-настоящему понял и оценил слова старого графа. Вы победили равного по силе врага, не пролив ни капли крови своих воинов. Клянусь, для меня великая честь служить вам! Ваше сиятельство, господин барон!.. – Фридрих выхватил из ножен свой кошкодер и бухнулся на колено. – Вы примете мою присягу?

«Фу ты… Так и заикой человека сделать недолго!»

– Лис, – я сперва вытер пот с чела, а потом поднял капитана с земли. – Я не могу этого сделать… – и торопливо продолжил: – Ведь мы с тобой друзья! А дружба не нуждается в клятвах и присягах. Верно?

– Да. – В глазах Рыжего Лиса, как в калейдоскопе, менялись местами недоверие и радость.

– Ну вот. Так что прекратим эти нежности, а то воркуем, как пара голубей… и пошли обратно. Кажется, там уже все закончилось.

Фридрих переключался не так быстро. Какое-то время он еще хлопал белесыми ресницами, усиленно сопоставляя полученную информацию с вшитыми шаблонами, и только потом сунул меч в ножны.

– Спасибо…

– Сочтемся…

– Господин ба…

– Степан. Ты обещал.

– Да, ваше сиятельство. Прости… те… – Лис окончательно запутался, и я дал себе слово больше не поправлять друзей в разговоре. Меня не убудет, а если им так привычнее, пусть себе тешатся… – Степан, можно еще один вопрос задать? Почему бы тебе не бросить Шварцреген, не взять мою компанию и не двинуться куда-то дальше? Ведь если ты хоть изредка станешь проделывать такие штуки, как сегодня, от ландскнехтов отбоя не будет, и компания меньше чем за год вырастет в настоящую армию.

– И?

– Не понимаешь? Ты сможешь завоевать себе любой город или богатый замок.

– Ага, – я едва удержался, чтоб не засмеяться. Похоже, пришла моя очередь вспоминать детство и чужую мудрость. – Теперь ты послушай мою историю… Однажды через село проходил купеческий обоз, и купец обратил внимание на человека, лежащего в саду под грушей. Все крестьяне трудились, а этот жевал грушу и глядел в небо. «Ты почему ничего не делаешь?» – спросил лежебоку купец. «А зачем?» – вопросом на вопрос ответил тот. «Ну как? Ты, например, мог бы собрать груши и отвезти их на базар». – «Зачем?» – «Продал бы их, деньги получил». – «Зачем?» – упорствовал лентяй. «На вырученные деньги купишь то, что нужно твоим односельчанам. Продашь им и заработаешь еще больше. Потом – еще и еще… Понимаешь?» – «Нет…» – «Вот болван! – потерял терпение купец. – Станешь богатым человеком. Сможешь целыми днями лежать себе в саду и ничего не делать!» – «Так я и без этого ничего не делаю…»

Я помолчал, глядя на Фридриха.

– Понял смысл?

– Не совсем…

– Ты жалеешь о том, что я не могу бросить свой замок, чтоб отправиться на завоевание другого замка.

– Да разве это замок?!

– Согласен, до шедевров фортификационного зодчества Шварцрегену… кстати, если замок мой – надо его переименовать как-то веселее. В Звенигород или Счастливцево… – я остановился, возвращая утерянную нить размышления. – Так вот, дружище Лис. Какой бы расчудесный город или замок мы с тобой ни взяли на меч, для жителей тех мест мы навсегда останемся завоевателями, чужаками. А здесь – мы уже свои. И если не станем дурить – эта связь только окрепнет. Теперь ответь: какая крепость самая неуязвимая?

– Где стены неприступные?

– Нет, Лис. Самая неприступная крепость та, защищать которую будут не только воины, но и каждый житель. От мала до велика… И все, хватит об этом. Пошли обратно. Слышишь – наши гладиаторы окончательно затихли. Значит, пора подводить и оглашать итог.

* * *

Судя по представшей картине, поединок «Польша – Германия» с разгромным счетом «4:4» завершился сокрушительной победой поляков. Четыре рыцаря и четыре шляхтича лежали на земле, не подавая признаков жизни. Впрочем, глядя на большие темные лужи вокруг тел, было понятно, что подавать нечего. Даже если они умерли не сразу, то теперь жизнь окончательно ушла вместе с вытекшей кровью.

Уцелевшие шляхтичи отдыхали после боя, сидя прямо на телах поверженных врагов. Увидев меня, они тяжело поднялись, готовые выслушать свой приговор. Оба раненые, стояли, пошатываясь и тяжело дыша, из-за обилия крови, покрывавшей их лица и руки, трудно было понять, которая их собственная, а где чужая.

– Перевяжите, – я произнес первое, что пришло на ум.

– Уже… – несколько наемников, как будто только и ждали моего распоряжения, принялись осматривать победителей.

– Сами не могли сообразить? – я посмотрел на Фридриха.

– А чего зря ткань переводить? Никто ж не знал, как ты решишь их судьбу дальше.

– Как так? Я же при всех обещал победителям свободу.

– Степан, зачем простым воинам такие сложности? Прикажет командир убить – убьют, прикажет отпустить – отпустят. А кто кому и какое слово давал или не давал – не их ума дело.

– Удобно…

– А то. Ты оплачиваешь их мечи и не обязан ничего объяснять.

– Вам удобно… – я взглянул Фридриху в лицо. – Ответственность на том, кто приказывает. Вы же – только орудие.

– Да, – без тени обиды ответил тот. – Наемник, подписавший контракт, подобен псу, исполняющему команды. Ты пойми, Степан, в этом нет подлости или бесчестья. Как правило, ландскнехты сражаются в чужих странах, и парням попросту не понять, чем один сеньор лучше другого. Почему тот прав, а тот – сволочь и враг короны. Как безразлично крестьянину, чье поле вытоптали лошади сражающихся рыцарей, кто из них победил. Потому что осенью придет сборщик налогов и не простит долга!.. Зато, пока ты исправно платишь и никакими иными способами не нарушаешь контракта, можешь не опасаться за свою спину. Пес не укусит кормящую руку. За нарушение присяги – смерть. Кстати, так что ты на самом деле решил?