Текст книги "Тайна банкира. Красная мантия"
Автор книги: Стенли Джон Уейман
Соавторы: Мэри Элизабет Брэддон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
ГЛАВА XI
На следующий день поутру Виолетта и мать ее оставили Вестфордгауз и отправились в наемной карете в Винчестер. Кроме своих платьев, белья и двух портретов Гарлея Вестфорда, они ничего более не взяли с собой, потому что акт Руперта Гудвина, который и сам мистер Мальдон признал действительным, распространился как на мебель, так и на серебро, находившееся в доме.
Ровно в час того же дня они прибыли на Ватерлооскую станцию в Лондоне, где ожидал их Лионель, мрачный и бледный, выказывавший теперь резкую противоположность с тем беззаботным студентом, веселость которого прежде распространялась на всех окружающих его. Он встретил мать свою и сестру, и после обычных приветствий они сели опять в наемную карету и, быстро проехав несколько маленьких переулков, остановились перед маленьким, но чистеньким домиком.
Лионель взглянул с грустным чувством на мать и подумал о горьком впечатлении, которое должны были произвести на нее эта мрачная улица и этот невзрачный домик в сравнении с прекрасным домов в их бывшем поместье.
– Здесь очень бедно, милая мама, – сказал он с чувством, пожимая руку матери, – но в настоящее время я не мог найти ничего лучшего сообразно с нашими средствами. Надобно будет потерпеть здесь, пока не поправятся наши обстоятельства.
– Душа моя, – ответила мать, с благодарностью посмотрев на сына, – мне было бы грешно жаловаться, когда судьба сохранила мне еще обоих вас.
Лионель употребил все старания, чтобы придать комнате несколько веселый вид. В камине горел яркий огонь, а на столе стояла ваза с первыми цветами весны.
Искренняя привязанность друг к другу была единственной опорой в первые дни бедности этих жертв банкира. Испытание было тяжелое.
Каждое утро, после скудного завтрака, Лионель отправлялся без средств и без друзей отыскивать себе занятий в Лондоне; каждое утро Виолетта делала то же самое, чтобы добыть насущный хлеб, которого они уже скоро должны были лишиться. Но она не была счастливее брата своего. Хотя она и имела много познаний, но Лондон изобиловал образованными молодыми девушками, которые часто напрасно старались получить хотя скудное место. Равно и мистрисс Вестфорд старалась приносить пользу своим талантом, но также долго тщетно искала себе занятие. Наконец, когда уже мать и дочь почти потеряли надежду на работу, светлый солнечный луч проник в мрак их жизни и, казалось, обещал им лучшие дни.
Одна знатная дама публиковала в газетах, что ищет гувернантку своим двум дочерям. Виолетта прочла публикацию и немедленно отправилась по адресу.
Мистрисс Монтес Тревор была женщина, которая думала об удовольствиях и нарядах. Она когда-то была чрезвычайно красива и воображала, что в сорок лет все еще сохранила всю прелесть своего 19-летнего возраста. Она была вдовою, и мысль о вторичном браке постоянно занимала ее; но он домогалась богатого мужа, так как привыкла к роскошной жизни.
Публикацию этой-то мистрисс Тревор Виолетта и прочла в газетах и на следующий день она сидела, в числе еще нескольких кандидаток, в приемной этой дамы и с сильно бьющимся сердцем ожидала минуты, когда ее позовут в кабинет и решат ее участь. Она знала, что самая горькая нищета наступала для ее семейства и потому мысленно молилась об успехе этого дела.
Наконец, наступила желанная минута, и Виолетта была введена в кабинет мистрисс Тревор. Последняя, в богатом неглиже, с веером в руках, лежала, растянувшись на изящной кушетке. Подле нее на маленьком столике стояли: бутылка с духами и чашка шоколада. Обе дочери ее стояли у окна и рассеянно смотрели в парк.
Как только Виолетта вошла, дрожа от волнения, мистрисс Тревор не могла удержаться от крика удивления.
– Какое прекрасное лицо! – воскликнула она. – Милая Теодорина, милая Анастасия, – обратилась она к дочерям своим, – видели ли вы что-нибудь прелестнее этого?
Виолетта и не подозревала даже, что это восклицание относилось к ней, она подошла к даме и сказала ей робко: – Мистрисс были столь добры, что позвали меня к себе?».
– Да, моя милая, я звала вас и очарована вами. Я люблю, чтобы все окружающее меня было прекрасно, как-то: мои комнаты, цветы, моя фаянсовая посуда, и вы прекрасны. Красота сделалась для меня так же необходима, как воздух, которым я дышу. Я уверена, что мы сойдемся с вами. Милая Анастасия, не находишь ли ты, что есть сходство между мисс… мисс…
– Вестфорд, – дополнила Виолетта.
– Мисс Вестфорд и мною? В форме носов, например. Форма носа мисс Вестфорд та самая, которую покойный отец ваш называл чисто греческим типом. Я вперед уверена, моя милая, что вы мне понравитесь. Вы ведь играете на фортепиано и также можете петь?
– О, да, мистрисс!
Мистрисс Тревор указала рукою, на коей блестели драгоценные камни, на открытый инструмент.
– Доставьте нам удовольствие послушать вас! – сказала она.
Виолетта села за фортепиано и после коротких прелюдий, которые вполне доказывали на сколько развит в ее тоненьких пальчиках механизм, спела итальянскую арию, в которой очень выгодно выказался ее голос.
– Отлично! – воскликнула мистрисс Тревор, – вы ведь также умеете рисовать?
Виолетта открыла свой портфель и вынула из него несколько рисунков.
– Прекрасно, – сказала мистрисс Тревор, бросив на них небрежный взгляд, – и вы, конечно, говорите по-французски, немецки, и итальянски, ибо я в своей публикации требовала этих познаний?
Виолетта ответила, что в совершенстве владеет этими тремя языками.
– И рекомендация о вас, надеюсь, хороша?
– Вы можете узнать обо мне у мистера Мортона, священника того округа, в котором я жила при жизни моего отца.
– Очень хорошо! – сказала пышная вдова, между тем как Виолетта передавала ей адрес духовника своего в Гампшире. – Я сегодня еще напишу к нему и нисколько не сомневаюсь в том, что ответ будет удовлетворительный. Итак, мы можем сейчас же покончить. Сегодня среда, ответ мистера Мортона я могу получить в пятницу, а на будущей неделе в понедельник вы уже можете прийти начать ваши занятия с моими дочерьми. До свидания! Позвони, Анастасия.
Виолетта подошла было к дверям, но нерешительно остановилась.
– Остается еще один вопрос, мистрисс, – робко сказала она, – какая плата?
– Да, да! – воскликнула мистрисс Тревор, – в самом деле, я и забыла! Вы хотите условиться насчет платы? Совершенно верно. Плату, мисс Вестфорд, я назначаю по десяти шиллингов в неделю.
– И сколько уроков? – спросила Виолетта.
– Начиная каждый день с девяти часов утра, до двух пополудни, чтобы дать вам время спокойно обедать со своим семейством, – сказала мистрисс Тревор, снисходительно улыбаясь.
От девяти часов утра до двух пополудни за десять шиллингов или четыре пенса в неделю! Виолетта вздохнула, вспомнив цену, которую платили ее учителям, и время и труд, потраченные на ее образование.
– Может быть, вам мои условия не нравятся? – сказала кроткая мистрисс Тревор резким тоном.
– О, нет мистрисс, я вполне довольна.
– И вы принимаете их?
– Да, мистрисс.
– В таком случае я полагаюсь на вас и вы можете начать уже с понедельника, конечно, с тем условием, что ответ мистера Мортона будет удовлетворительным.
– Я не боюсь противного, мистрисс, прощайте.
Почти счастливая вышла Виолетта из кабинета знатной дамы, ибо десять шиллингов были по крайней мере достаточны на то, чтобы предохранить себя и семейство свое от голодной смерти. Десять шиллингов в неделю были предложены образованной учительнице и вдобавок госпожою Тревор, которая платила, не колеблясь, пять фунтов стерлингов за фаянсовую чашку! Торжествуя, последняя обратилась к своей старшей дочери и сказала:
– Я полагаю, что это дело было хорошо обделано! Десять шиллингов в неделю! Эта молодая особа, милая Анастасия, стоит по крайней мере сто Гиней в год!
Младшая дочь, которая не походила на мать ни наружностью, ни характером, посмотрела на нее упреком.
– Не жестоко ли это и даже несправедливо предложить ей такую безделицу, когда она так много стоит? – сказала она.
– Жестоко, несправедливо? – повторила мистрисс Тревор. – Ты ничего не понимаешь, дитя мое, и в жизни не сумеешь заключить выгодных условий.
ГЛАВА XII
В понедельник поутру Виолетта позвонила у одного из домов, находящихся в Регент-Парке. Отворившая ей служанка провела ее в маленькую комнату, мрачную и холодную, меблированную скудно и совершенно различную от блестящего будуара мистрисс Тревор. Виолетта приступила к выполнению принятых ею обязанностей, но скоро убедилась в сомнительных успехах своих стараний. Анастасия Тревор, несмотря на хорошие способности, была ленива, а Теодорина, при совершенном отсутствии способности старалась извлекать всевозможную пользу из уроков наставницы.
– Вы найдете меня весьма мало сведущей, мисс Вестфорд, – сказала она, – но не сомневайтесь в моем искреннем желании трудиться.
– Я и не сомневаюсь в нем, – отвечала Виолетта.
Она занималась каждый день преподаванием различных предметов своим ученицам и не роптала на тяжесть своей жизни. Ее мирили с нею возможность относить в последний день недели десять шиллингов в квартиру своей матери. Обстоятельства Лионеля приняли тоже лучший оборот с получением места переписчика в конторе адвоката; хотя вознаграждение было самое скудное, он был ему рад за мать и сестру. Мистрисс Вестфорд работала в свою очередь, и все они были почти что счастливы возможностью трудиться один для другого. Но и это грустное счастье продолжалось недолго. Недель через шесть после вступления Виолетты в дом мистрисс Тревор, последняя предложила ей участвовать на вечере, назначенном на той же неделе, и хотя это участие не радовало Виолетту, она не могла от него отказаться из опасения оскорбить мистрисс Тревор.
Вечер этот настал. Виолетта явилась в траурном платье, составляющем такой резкий контраст с яркой белизною ее прекрасных плеч. Теодорина была одета просто, в беленьком платье, но Анастасия явилась в самом блистательном наряде и была действительно поразительно хороша.
Собралось уже много гостей, когда Виолетта явилась в залу со своими воспитанницами. В числе этих гостей было несколько, так называемых выгодных партий; одною из них был банкир Руперт Гудвин, которого мистрисс Тревор ловила для себя, другой сир Гарольд Ивра, которого она прочила в женихи старшей дочери своей Анастасии. Сир Гарольд был молод и очень богат, а Анастасия – светская, красивая девушка. Так мистрисс Тревор была уже заранее уверена в успехе. Но каково же было ее разочарование, когда сир Гарольд почти не обратил внимания на ее дочь, увлекся, по-видимому, прекрасной наружностью ее наставницы. Мистрисс Тревор закусила себе губы до крови.
Виолетта меж тем уселась, не заметив выразительных взглядов молодого баронета, вблизи фортепиано, и ее короткие и робкие ответы скоро прекратили разговор, который начал с нею сир Гарольд.
Наступила, наконец, и минута, ожидаемая так нетерпеливо мистрисс Тревор и Анастасиею: Виолетта уселась за инструмент, чтобы аккомпанировать пению Анастасии. Последняя окинула торжествующим взглядом общество, гордая сознанием своей красоты. Сир Гарольд стоял и в раздумья смотрел на нее. Одобрительный шепот пронесся в собрании, когда Виолетта сыграла прелюдию. У Анастасии было отличное сопрано, но отсутствие выражения портило впечатление ее прекрасного голоса. Мистрисс Тревор, говорившая в другой комнате с Рупертом Гудвином, пригласила его пойти послушать пение, и оба они стали в дверях, так что и фортепиано, и лица пианистки и певицы были им видны весьма хорошо. Руперт Гудвин побледнел при взгляде на прекрасное и задумчивое лицо Виолетты.
– Кто эта молодая дама в трауре? – отнесся он к мистрисс Тревор, не заметившей волнения, изображавшегося на лице банкира. Но самый тон вопроса оскорбил ее, выказывая невнимательность гостя к ее собственным дочерям.
– Молодая особа, так сильно интересующая вас, – отвечала она не без колкости, – наставница моих детей мисс Виолетта Вестфорд. Она сильно горюет о недавней потере своего отца, погибшего во время морского путешествия.
Легкая дрожь пробежала по членам банкира, но он в ту же минуту пересилил себя; что-то сатанинское заблистало в его глазах.
– Так наставница ваших детей дочь капитана Вестфорда? – сказал он мистрисс Тревор. – Жаль, очень жаль!
– Почему? – спросила мистрисс Тревор с удивлением.
– А потому, – возразил он, – что я принимаю в ваших детях живое участие и имею свои причины жалеть о том, что направление этих милых девушек поручено особе такого разбора, какого дочь капитана Вестфорда.
– Вы пугаете меня! – воскликнула мистрисс Тревор. – Мне рекомендовали мисс Вестфорд с отличной стороны: я умоляю вас, объясните мне все, что знаете о ней.
– Но только не теперь, – отвечал банкир. – Завтра, если хотите, или даже нынче, если только представится удобный случай.
Анастасия между тем кончила арию, и гости, выразив ей свое восхищение, обратились к Теодорине с просьбой спеть в свою очередь. Молодая девушка хотела отказаться, но просьба Виолетты заставила ее исполнить желание гостей, как ни трудна казалась ей эта задача.
– Как! – воскликнула мистрисс Тревор. – Могу ли я верить своим глазам? Теодорина хочет петь? У бедной девушки хотя сносный голос, но она еще вовсе не умеет владеть им. – Эти слова были сказаны матерью самым презрительным тоном, потому что ей было невыносимо, если Теодорина обращала на себя малейшее внимание в ущерб Анастасии. Первые звуки прекрасного контр-альто были слабы и нерешительны, но мало-помалу он выказался в полной своей силе и гибкости. Она пела простую народную песню: «Старый Роберт Грей», но еще до окончания ее все слушатели были глубоко тронуты. Короткое торжество Анастасии совершенно затмилось, и гордая девушка и мать ее с трудом могли скрыть свою досаду.
– Мне было бы приятнее, если б вы спросили моего позволения прежде чем заставили петь Теодорину, мисс Вестфорд, – сказала мистрисс Тревор, – она еще слишком молода, чтобы петь при таком большом обществе и к тому же эта баллада скорее подходит к детской, нежели к гостиной.
– Прошу вас, не говорите этого, мистрисс Тревор, – перебил сир Гарольд Иври, – пение младшей вашей дочери вызвало у нас слезы. – При этих словах он с восторгом посмотрел на Теодорину, но в ту же минуту глаза его еще с большим восторгом обратились к Виолетте.
– Я уверен, – сказал он ей, – что мисс Теодорина многим обязана своей наставнице. Не споете ли и вы нам чего-нибудь? – Потом, обратясь к мистрисс Тревор: – Будьте так добры, – продолжал он, – присоедините вашу просьбу к моей, не то мы лишимся удовольствия услышать пение мисс Вестфорд.
Мистрисс Тревор нахмурила брови, но не могла не исполнить желания такого почетного гостя, каким был молодой баронет, и потому весьма ласково попросила Виолетту уступить его просьбе. Последняя, не знакомая с притворством, без всяких отговорок села за инструмент, чтобы исполнить желание баронета. Она пела простую песнь, но с таким глубоким выражением, что почти все слушатели были тронуты. Она сама с трудом удерживала выступающие слезы, ибо вспомнила, как часто пела эту песню отцу своему в счастливом Вестфордгаузе. Когда она кончила, сир Горальд наклонился к ней и поблагодарил ее за пение.
– Но я боюсь, что эта песнь возбудила в вас горькие воспоминания, – сказал он ей.
– Да, я вспомнила о любимом отце, которого лишилась, и о счастливой родине, которую мы принуждены были оставить.
– Так вы в трауре по отцу? О, извините, если мои вопросы нескромны, но я принимаю глубокое участие во всем, что вас касается!
Виолетта с удивлением посмотрела на молодого баронета, она никак не могла объяснить себе, по какой причине он ею так интересуется.
– Да, – возразила она, – я в трауре по отцу, лучшему отцу, который имел в виду только счастье детей своих.
Тут разговор их прекратился, так как Анастасия готовилась петь, а Виолетта должна была ей аккомпанировать. Полчаса спустя гости начали расходиться и Виолетте позволили возвратиться домой. Когда она подошла проститься с мистрисс Тревор, она заметила обидное невнимание к ней последней, но она была слишком утомлена, чтобы долго размышлять о причине подобного поведения и потому незаметно вышла из залы и отправилась в переднюю, чтобы отыскать свой салоп. Едва она успела накинуть его, как услышала за собою легкие шаги и, обернувшись, увидела сир Гарольда Иври.
– Надеюсь, – почтительно сказал он, – что вы позволите мне убедиться в том, что вы благополучно достигните дома; вы одни и я считал бы счастием быть вашим провожатым.
Виолетта покраснела. В счастливые дни свои она привыкла, чтобы ее провожали до кареты, когда она возвращалась с бала; теперь же она едва могла скрыть чувство стыда, может быть, и ложного. Но она тотчас оправилась и отвечала:
– Вы очень добры, сир Гарольд, но я иду пешком и к тому же, вероятно, меня ожидает брат мой вблизи этого дома.
– Ваш брат! – воскликнул баронет с неудовольствием, – ему, конечно, я должен уступить, но вы, по крайней мере, позволите мне проводить вас до него?
Он подал ей руку, и она, убедившись в неловкости отказать ему, приняла предложение. Но недалеко пришлось им идти вместе, в конце террасы дома стоял Лионель, под защиту которого сир Гарольд принужден был отдать Виолетту. Но он не оставил их; он дошел с ними до моста Ватерлоо, где, наконец, решился проститься, боясь поставить их в затруднительное положение, если пойдет дальше и узнает, в какой грязной части Лондона они живут. Он достаточно видел и слышал, чтобы знать, что Виолетта и брат ее жили в горькой бедности, и вполне сознавал щекотливость их положения: но, несмотря на то, он неохотно оставлял их.
– Я никогда не забуду вашего пения, – сказал он, прощаясь, Виолетте, – и надеюсь, что еще не раз услышу его. С этими словами он почтительно откланялся ей.
ГЛАВА XIII
Несмотря на позднюю пору, в которую Виолетта вышла из дома мистрисс Тревор, она на следующее утро должна была явиться в обыкновенное время для занятий. Ровно в девять часов она была уже в доме мистрисс Тревор и хотела отправиться прямо в учебную комнату, как была остановлена лакеем.
– Мистрисс Тревор желает поговорить с вами в своем будуаре, – сказал он ей с тою наглостью, с которою вообще встречает получающий хорошую плату лакей дешево доставшуюся учительницу, – дело важное и потому поспешите к ней.
Виолетта удивилась. Мистрисс Тревор имела обыкновение вставать очень поздно и потому она не могла понять причины, побудившей ее встать так рано; и какое могло быть между ними важное дело. Она поспешила в будуар знатной дамы и никогда она не была так свежа и так хороша, как в эту минуту. При первом взгляде на мистрисс Тревор, сидевшую за роскошным завтраком, и на старшую ее дочь Анастасию, Виолетта почувствовала, что случилось что-то недоброе, но, не сознавая за собою никакой вины, она спокойно перенесла презрительные взгляды обеих дам.
– Мисс Вестфорд, – сказала мистрисс Тревор со свойственной ей важностью, – когда вы в первый раз посетили дом мой, я приняла вас почти с детским доверием. Вы мне понравились. Вы хороши собою, и так как я такое существо, на которое все прекрасное имеет, большое влияние, то мне необходимо, чтобы все, окружающее меня, было прекрасно. Вы у меня искали занятий и с доверчивостью я приняла вас в свое семейство и поручила вам воспитание детей моих. Теперь же, когда я воображала, что могу быть спокойной, доверяясь вашей честности, должна сознаться в том, что жестоко ошиблась.
Мертвая бледность покрыла лицо Виолетты; она в первый раз в жизни испытывала всю горечь оскорбления.
– Чем же обманула я ваше доверие ко мне? – спросила она гордо и спокойно.
– Ах, мисс Вестфорд, – возразила вдова, поднеся платок к глазам своим, – это чрезвычайно печальная история. Против вас самих я по-настоящему ничего не имею, кроме только того, что вы скрыли от меня всю правду.
– Я скрыла от вас правду, мистрисс! – воскликнула Виолетта. – Какую правду?
– Вы под ложным видом вступили в мой дом. Вы скрыли от меня все прошлое вашей несчастной матери.
– Прошлое моей матери? Что же могли сказать про нее другого, как то, что она лучшая и нежнейшая мать, которую я люблю больше жизни?
– Несчастная дочь, разве вы не знаете поведения матери вашей до ее вступления в брак с вашим отцом?
– Мистрисс, что могу я знать о матери своей? И кто осмелился бросить хотя тень подозрения на нее?
– Человек, который ее, к несчастию, слишком хорошо знает, – ответила мистрисс Тревор. – Бедное дитя, я почти начинаю верить вам, что вы не знаете истины; но имя вашей матери должно бы быть вам известно? – Яркий румянец покрыл лицо молодой девушки, и какое-то чувство испуга овладело ею. Она никогда не слыхала прежнего имени матери, никогда не говорившей о своем прошедшем. Таинственное покрывало лежало, казалось, на этом периоде ее жизни; но детская привязанность рассеяла чувство всякого подозрения.
– С этой минуты я отказываюсь от всех занятий в вашем доме, мистрисс Тревор, – сказала молодая девушка с негодованием. – Кто бы то ни был тот человек, который осмелился оклеветать мою мать, я объявляю его самым фальшивым и низким существом.
– Особа, которая рассказала мне печальную историю вашей матери, занимает слишком высокое положение в обществе, чтобы снизойти до клеветы. Она рассказала мне факты, которые, я надеялась, вы будете в состоянии оправдать; но вы этого не можете. Вы даже не в состоянии назвать имени вашей матери. Но я его знаю, мисс Вестфорд! Ваша мать урожденная Понсонби и отец ее, сир Джон Понсонби, сердце которого не перенесло стыда дочери, выгнал ее из дому.
– В чем же состоял этот стыд, мистрисс Тревор? – спросила Виолетта. – Я имею право узнать всю историю вымышленных низостей, которую мог рассказать вам какой-нибудь жалкий клеветник про чистейшую из всех женщин.
– Нет, дитя мое! – возразила мистрисс Тревор с мнимым участием, – я и так уже сказала более чем достаточно. Я жалею о вашем несчастии, ибо нет больше несчастия, как быть дочерью падшей женщины. Но я сама мать и должна заботиться о своих дочерях и потому не могу допустить, чтоб вы продолжали посещать мой дом.
– Вы не можете допустить этого! – воскликнула Виолетта в высшей степени оскорбленная. – Разве вы предполагаете, что мои чувства допустили бы меня переступить порог дома, в котором так гнусно оклеветали мою мать? Нет, мистрисс. Я прощаюсь с вами и никогда не желаю встретиться с особою, которая могла причинить мне такую страшную боль.
С этими словами Виолетта вышла, как казалось, спокойная, но внутреннее ее состояние противоречило наружности.
Как только Виолетта вышла из дома мистрисс Тревор, природа взяла свое, и горькие слезы потекли по щекам несчастной девушки: то были слезы стыда. Накрыв лицо вуалью, она медленно шла, чтобы отдалить тяжелую минуту ответа на вопросы брата и матери. Но избегнуть этой минуты не было возможности; она, наконец, дошла до дома и вошла в комнату. Мистрисс Вестфорд сидела у окна, занятая рукоделием, а Лионель писал. При появлении Виолетты оба посмотрели на нее с радостным удивлением.
– Как это случилось, дитя мое! – воскликнула мистрисс Вестфорд, – что мистрисс Тревор так рано отпустила тебя сегодня? – Едва произнесла она эти слова, как уже заметила, что с дочерью случилась какая-нибудь неприятность. Глаза, наполненные слезами, и страшная бледность лица Виолетты все ей сказали. – Что случилось? – тревожно спросила она. При этих словах Виолетта не могла более удержаться и громко зарыдала.
– Милая маменька, – произнесла она, – особенного ничего не случилось. Мы только, к несчастию, так бедны, а найти себе места в Лондоне так трудно. Мне отказали от места, вот и все.
– Все! – Клара Вестфорд хорошо знала, что для бедности страшна потеря даже самого незначительного занятия, но она скрыла горечь новой неудачи и, прижав к груди дочь свою, улыбаясь, сказала ей: – Хорошо, дитя мое, мы будем приискивать тебе другое место, неужели это было единственное в Лондоне. Но скажи, Виолетта, отчего оставила ты занятия у мистрисс Тревор?
– Она отказала мне, мама, – рыдая, ответила Виолетта.
– По какой причине?
– Да, по какой причине? – спросил брат, оставивший свои письменные дела и подошедший к сестре.
– Особенной причины не было; мистрисс Тревор не имеет никакой причины быть мною не довольной.
– И все-таки она отказала тебе?
– Да.
– В таком случае она тебя обидела! – воскликнул вспыльчивый молодой человек. – Она обидела тебя, и я сию же минуту отправляюсь к ней и потребую от нее объяснения.
С этими словами он быстро схватил со стола шляпу и направился к дверям.
– Нет, нет, нет! – воскликнула Виолетта, – не ходи к ней! не спрашивай ее! – бедная девушка страшилась последствий, которые должна была произвести клевета матери на гордый и вспыльчивый нрав брата.
– Пусти меня, Виолетта! – сказал Лионель, освобождаясь из рук сестры. – Я должен и хочу говорить с этою женщиной, я хочу и должен узнать, почему она тебя обидела.
– Нет, Лионель, я не пущу тебя к ней.
Лионель строго и пытливо посмотрел на бледное лицо сестры:
– Виолетта, – сказал он, – за всем этим скрывается что-то, чего я не могу понять и страшусь угадывать. К чему не хочешь ты, чтоб я виделся с мистрисс Тревор, если ты не оставила дом ее по обстоятельствам, которые вредят твоей честности?
– Думай обо мне, что хочешь, – ответила Виолетта, – но если ты меня хоть несколько любишь, то не переставишь ноги через порог дома мистрисс Тревор.
– Как хочешь, – холодно ответил Лионель, – ты о чем-то умалчиваешь, и я вовсе не желаю более допытываться.
– Да, именно, я умалчиваю о чем-то, – возразила Виолетта, – но я объявляю, что мы жертвы чьей-то скрытой мести.
– Можешь ли ты сомневаться в твоей сестре! – воскликнула мать, обнимая свою неутешную дочь.
– Успокойся, дитя мое, мы обе имеем полное доверие друг к другу, не правда ли?
– Да, мама, мы будем по смерть верить друг в друга, – возразила Виолетта. Клара Вестфорд и не знала глубокого смысла этих слов, так же, как и не знала тяжелого испытания, которое перенесла ее дочь в этот день. Лионель подошел к сестре и протянул ей руку, которую та с жаром схватила: – Прости меня, Виолетта, – сказал он, я не прав, что мог в тебе сомневаться.
И опять любовь и спокойствие воцарились в бедном жилище, та любовь, которая облегчает все заботы бедности, то спокойствие, которое дороже блеска и богатства.
