Текст книги "Ангел в моих объятиях"

Автор книги: Стефани Слоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Мисс Тисдейл в ужасе затаила дыхание.

– Что я должна сделать? – спросила она сквозь зубы.

Мозг Маркуса лихорадочно работал в поисках подходящего варианта, но звук приближающихся шагов заставил его прекратить столь увлекательную игру ума.

– Боюсь, у меня было мало времени, чтобы это обдумать.

От злости она не могла произнести ни слова.

– Будьте разумны, милорд. Ваша цена должна быть в приемлемых пределах, – наконец сказала Сара.

– Это я могу обещать, – ответил Маркус, многозначительно усмехнувшись и направляя Ленивца навстречу слуге. – Доложите сэру Артуру, что прибыл лорд Уэстон, – сказал он так властно, что слуга туг же бросился исполнять поручение, а Маркус развернул коня и не торопясь направился к конюшне.

Он обернулся лишь раз, чтобы взглянуть туда, где лежала мисс Тисдейл. Маркус мог поклясться, что видел собственными глазами, как гнев Сары вырывается из нее жаркой волной и вибрирует в воздухе.

Ей было из-за чего злиться…

Маркус знал досточтимого Эмброуза Диксона с детства. Многое уже позабылось, и лишь одно засело в памяти – он его терпеть не мог. Еще мальчишкой этот тип держался очень надменно, хотя по положению был Маркусу не ровня. Диксон был вторым сыном графа Суотона, но близнецы, родившиеся три года назад в семье нынешнего графа, отбросили его далеко назад в очереди на наследство.

Уютно устроившись в большом добротном кресле из коричневой кожи, чье мягкое сиденье и закругленные подлокотники лишь слегка пострадали от времени и нескольких поколений Тисдейлов, сидевших на нем, Маркус наблюдал за Диксоном и Тисдейлом, потягивая, пожалуй, лучший коньяк, который он когда-либо пробовал.

Для своего высокого роста Диксон был слишком худым, но Маркус не сомневался, что, несмотря на это, некоторые женщины находили его привлекательным. Он потягивал коньяк с видом знатока, держался уверенно, говорил свысока.

И только когда он заговорил о мисс Тисдейл, Маркусу сразу стало понятно, почему она не хочет видеть этого человека.

– Послушайте, Тисдейл, вы должны запретить дочери болтаться по поместью без присмотра, – заявил Диксон, почти не скрывая раздражения; он взболтал остаток коньяка в хрустальном бокале и осушил его. – Мы, в конце концов, живем не в горах Шотландии, где у женщин вошло в привычку бегать босиком по вересковой пустоши. Не так ли, Уэстон? – с издевкой спросил он.

Маркус тут же вспомнил, с каким неподдельным отвращением Сара произносила имя Диксона, и решил, что девушка совершенно права.

Он обвел взглядом комнату в поисках меча, чтобы тут же прикончить мерзавца, но не нашел и вместо этого сделал большой глоток коньяка.

– Возможно, она увидела, что ты приехал? – с невинным выражением сказал Маркус, чувствуя, как тепло разливается по всему телу от превосходного напитка.

Диксон поставил пустой бокал на подоконник и уселся в кожаное кресло.

– Ты всегда был клоуном, Маркус, – с легким раздражением ответил он.

– Думаю, дело не в этом, – поспешно вмешался сэр Артур, допивая свой коньяк. Подмигнув Маркусу, он взял графин из уотерфордского стекла и предложил Диксону выпить еще. – За ваши старания, милорд.

– На большее я и не рассчитывал, – шутливо сказал Диксон и кивнул, махнув рукой в сторону графина и чистых бокалов.

Но было очевидно, что он ждал совсем другого.

Сэр Артур наполнил бокал, подал его Диксону и сел в кресло.

– Признайтесь, Уэстон, лучшего коньяка вы в жизни не пробовали?

– Вне всяких сомнений, – ответил Маркус, искренне улыбаясь сэру Артуру. – Вы же человек слова.

– Спасибо за комплимент.

Тисдейл был очень доволен собой.

– А где можно раздобыть такой чудесный напиток для себя лично? – спросил Маркус. – Чисто гипотетически, конечно.

Сэр Артур громко хохотнул, Диксон неприязненно отшатнулся.

– Смешно. А вы шутник, Уэстон, – сказал сэр Артур и наклонился к Маркусу, облокотившись на стол из красного дерева, покрытый кожей с золотым тиснением. – И сколько вам нужно, чисто гипотетически?

Диксон с такой силой поставил бокал, что тот звякнул.

– В самом деле, Тисдейл, не думаю, что стоит обсуждать…

– Бросьте, Диксон. Каждая собака в Уэймуте знает об этом. Ни для кого уже не секрет, где мы берем коньяк. А Уэстон…

– Пусть так, – перебил его Диксон. Прищурившись, он бросил на Маркуса подозрительный взгляд. – Я не могу позволить семье, с которой я рассчитываю породниться, так рисковать. Думаю, вы можете презентовать графу пару бутылок и этим ограничиться?

Столь простой выход из положения пришелся сэру Артуру по душе, и он достал из буфета бутылку коньяка.

Неужели Диксон настолько недооценивал Маркуса, считая его неспособным понять, что они что-то недоговаривают? Тогда возникал вопрос – кого из них взять на подозрение? Добродушного и умного сэра Артура или надменного, самонадеянного Диксона?

Маркус склонялся к кандидатуре Диксона, но не мог сказать наверняка, ибо расследование только началось.

– Наверное, трудно отрывать от сердца такой чудный напиток? – сказал он, когда сэр Артур вручил ему бутылку коньяка.

Тот согласно кивнул, но на его лице играла улыбка.

– Пусть это будет залогом нашей дружбы, милорд.

– Да, – добавил Диксон, – за дружбу.

Маркус опять подумал о мече, допивая свой бокал.

* * *

– В разумных пределах! Мечтай, задница, – сказала Сара Персивалю.

Павлин посмотрел на нее тоскливым взглядом, явно не одобряя ее манеру выражаться. Эта птица появилась в поместье Тисдейлов после гибели его подруги. По правде говоря, оказался он в такой ситуации не столько из-за смерти своей дорогой Пенелопы, сколько из-за того, что Персиваль, не переставая, горевал и жаловался на судьбу, – причем и днем, и ночью, – что выражалось в резких, не очень приятных криках.

Его хозяин, лорд Такой-то из графства Такого-то, расположенного за Дорсетом, так устал от этих криков, что грозился отпустить птицу на все четыре стороны, что было сродни смертному приговору для Персиваля. И здесь появилась Сара-спасительница. Павлина срочно доставили в поместье Тисдейлов, где он очень хорошо устроился, если бы время от времени не вспоминал о почившей подруге.

Сара глубоко вздохнула и огляделась, за деревьями виднелась крыша усадьбы.

– Я обещала, что перестану употреблять крепкие выражения, когда выйду замуж, не так ли? – спросила она павлина, из предосторожности держась на некотором расстоянии.

Она обожала эту птицу в сказочно роскошном убранстве, но иногда Персиваль становился несколько раздражительным.

Он отвернулся и посмотрел направо, и тут же голубые перья на его груди и голове засияли всеми цветами радуги, даже в тени деревьев.

– А я, насколько мне известно, еще не замужем! – отрезала Сара.

Персиваль издал жалобный пронзительный крик и посмотрел на Сару.

Вдруг она услышала стук копыт и осторожно выглянула из своего укрытия, чтобы посмотреть на приближающегося всадника. Это был Диксон на гнедом жеребце. Он даже не позаботился перевести лошадь из аллюра в галоп, а просто вонзал ей в бока шпоры, чтобы она бежала быстрее.

Несчастное животное вздрагивало от каждого удара, и Сара чуть было не крикнула, чтобы остановить Диксона, но вовремя спохватилась – это было бесполезно.

Мистер Диксон не проявлял открытой жестокости к животным, не делал того, что пэры сочли бы противозаконным. У него был дар использовать утонченные приемы жестокости, которые заставляли лошадь страдать постоянно. Мистер Диксон был отталкивающим человеком во многих отношениях, но его жестокость к животным была самым отвратительным недостатком, поэтому Сара не хотела видеть его в качестве кавалера, а тем более – в качестве будущего мужа.

Все эти годы она терпела его общество только по одной-единственной причине. Она взяла с мистера Диксона клятвенное обещание, что он будет отдавать ей своих животных, которых сочтет бесполезными, а она приютит их.

Саре не составило труда уговорить этого тщеславного человека отдать ей чистокровного английского пятилетку, окрас у которого был не тот, и двухлетнего мастифа по причине его слюнявости.

Одно слово Джона Феруэзера, управляющего Диксона и верного друга Сары, – и Диксон больше не сомневался, что животное абсолютно непригодно для дальнейшего использования.

– Мне кажется, что гнедые лошади совершенно вышли из моды в этом сезоне, Персиваль, – сказала Сара павлину, поднимаясь на ноги. – Не сомневаюсь, что мистер Феруэзер, как всегда, поддержит меня.

– Ко-о, – ответил Персиваль и насторожился, повернув голову с роскошным плюмажем в сторону аллеи, почуяв приближение другого всадника.

Сара мгновенно ретировалась и прижалась к массивному дереву. Она стояла, не шевелясь, сдерживая громкий стон, готовый сорваться с ее губ, – из-за поворота показался лорд Уэстон на своем потрясающем гнедом жеребце. Он отпустил поводья, и лошадь спокойно брела по дороге, как будто они оба решили наслаждаться прогулкой.

Сама того не желая, Сара улыбнулась. Между этими двумя чувствовалась искренняя привязанность. Она знала достаточно о чистокровных английских скакунах, которые часто впадали в ярость и не слушались, и вот великолепный гнедой конь ведет себя как ягненок в умелых руках хозяина.

Сара еще раз взглянула на поводья, свободно обвивающие длинные пальцы загорелых рук, которые покоились на его бедрах. Раньше она не замечала, как ладно сидят на графе лосины из оленьей кожи, которые туго обтягивали рельефные мышцы, бросавшиеся в глаза даже на таком расстоянии.

– Мне пришлось немало потрудиться, чтобы найти это укрытие, – рассеянно прошептала она Персивалю, который лишь моргнул ей в ответ.

Ритмичный цокот копыт Ленивца звучал у Сары в ушах, пока она заворожено наблюдала, как красиво играют у лорда Уэстона мышцы бедер, то напрягаясь, то расслабляясь при каждом движении лошади. Напряглись, расслабились. Напряглись, расслабились.

– Ко-о.

Ленивец резко остановился и взволнованно затряс головой, услышав пронзительный крик Персиваля.

Лорду Уэстону пришлось заставить жеребца покрутиться на месте, чтобы он не встал на дыбы.

– Спокойно, мальчик, спокойно, – сказал он, похлопав коня по мощной темно-рыжей шее.

Одновременно граф скользил внимательным взглядом по деревьям, остановившись в нескольких дюймах от укрытия Сары.

– Это вы, мисс Тисдейл? – позвал он.

Сара затаила дыхание, ее глаза расширились от ужаса, что ее вот-вот обнаружат. Персиваль опять собрался издать пронзительный крик печали.

– Не вы? Ну, хорошо. Это всего лишь птица, Ленивец.

Уэстон прищелкнул языком, понукая лошадь. Гнедой жеребец пошел вперед, стремясь быстрее удалиться от леса, издающего непонятные звуки. С еле заметной улыбкой граф обернулся и посмотрел назад.

Сара простояла, не шевелясь, как ей показалось, еще с четверть часа – она устала, мышцы затекли. Персиваль важно прошествовал к гнилому бревну и занялся охотой на жуков.

– Это все из-за тебя, знаешь ли, – бросила она обвинение птице и поморщилась от боли, осторожно потягиваясь, чтобы восстановить кровообращение в мышцах. – Неужели ты не мог помолчать?

Хорошо еще Титуса здесь не было – незадолго до этого он увязался за Найджелом и местными мальчишками. Один Бог знает, как бы все обернулось, окажись здесь мастиф.

– Ко-о! – ответил Персиваль и вернулся к еде.

– Точно, это ты виноват! – решительно сказала Сара, хотя не была в этом уверена, ведь не павлин же заставил ее прятаться, но ей не хотелось во все это вникать.

– Ко-о.

* * *

Таверна «Сапог» совершенно не изменилась за целый век своего существования, когда впервые открыла двери для рыбаков и жителей Лалуорта, которые не прочь пропустить пару стаканчиков эля. Маркус иногда останавливался здесь, когда приезжал в город. В этих случаях он надевал простую одежду селянина из домотканого полотна, дожидался, пока завсегдатаи как следует наберутся, и незаметно пробирался в эту простую, непритязательную таверну. Пьяницы легковерны, достаточно было одеться попроще и купить выпивку на всю компанию.

И сегодня все было по-прежнему. Из распахнутых окон доносилась пронзительная музыка, приветствуя Маркуса, пока он передавал поводья Поуки конюху.

После визита в усадьбу Тисдейлов Маркус заехал домой и обсудил с Салли те обрывки информации, которые ему удалось почерпнуть из разговора с Тисдейлом и Диксоном.

Салли заранее организовал для Маркуса встречу в «Сапоге» с одним из «коринфян», прибывшим с информацией от Кармайкла.

Волна спертого воздуха и едкого запаха перегара обдала Маркуса, стоило ему открыть дверь таверны.

Заходите, заходите, молодые рыбаки, и послушайте скорей!

Я спою о чудо-рыбе, скрытой в глубине морей…

Громкое дружное пение подвыпивших моряков было очень заразительным. И когда грузный мужчина с лицом, обезображенным тонким длинным шрамом, сбегающим ото лба к подбородку, хлопнул Маркуса по плечу, он не смог удержаться и присоединился к хору, который вновь затянул песню моряков.

«Веселый зюйд-вест несет нас вперед, ребята, так держать!»– дружно пели моряки.

Человек со шрамом залпом осушил свою оловянную кружку.

– У тебя хороший голос, парень, – хрипло сказал он и, пошатываясь, пошел к своим друзьям.

Маркус отправился в дальний конец зала, где на всю длину небольшой таверны протянулась барная стойка из старого дуба. За стойкой стоял хозяин таверны и протирал большие пивные кружки полотенцем из грубой ткани.

– Неужели это великий и могущественный лорд Уэстон, собственной персоной, в нашем-то «Сапоге»? Глазам не верю! – сказал он вместо приветствия и, обмотав вокруг головы влажное полотенце, шутовски поклонился.

Маркус не проронил ни слова, лишь вопросительно изогнул бровь, давая понять, что его приняли за кого-то другого.

Хозяин таверны перекинул полотенце через плечо и положил огромные грубые ладони на стойку, сплошь покрытую затейливым рисунком из пивных пятен.

– Не прикидывайтесь, ваша светлость. Я никогда не забываю лиц, а вора, которого поймал с поличным, – и подавно.

Маркус прищурился, напряженно вглядываясь в лицо стоящего перед ним человека.

– Понятия не имею, о чем вы говорите.

– Рыба, ты украл у меня три рыбины, и я сам поймал тебя за руку.

И вдруг Маркус вспомнил тот летний день, когда ему было двенадцать лет. Он пошел искупаться на озеро и увидел там мальчишку, который ловил рыбу. Этот юнец начал оскорблять Маркуса, и он, в конце концов, не выдержал. Два крепких удара в лицо, и парень отключился. Тогда он собрал весь его улов и бросил рыбу обратно в озеро.

– Ну что, вспомнили? – спросил он, даже хрюкнув от удовольствия, его крючковатый нос смешно шевелился при этом, заставив Маркуса усмехнуться.

Лорд Уэстон запустил руку в карман и вытащил горсть монет; выбрав золотую гинею, он бросил ее на стойку.

– Это за пропавший улов, и налей что-нибудь утолить жажду, – сказал он в полной уверенности, что хозяин таверны вряд ли ответит отказом при виде таких денег.

Немного поколебавшись, он протянул мясистую лапу и сгреб монету.

– Что желаете? – деловито поинтересовался хозяин таверны. – Эль?

– Лучше коньяк, – сказал Маркус.

– Мы не продаем коньяк, вон спросите тех двоих в углу, они – чиновники из таможни, – ответил он, посмотрев в сторону мужчин.

Маркус даже не повернул головы.

– А почему вы так уверены, что я не один из них?

– Я слышал, вы – ценитель хорошего коньяка, лорд Уэстон. А в Лалуорте любители эксклюзивных напитков уж точно не чиновники из таможни. К тому же таким, как вы, работать ни к чему.

В логике этому парню нельзя было отказать. Маркус совершенно не удивился, что слухи о том, что он был в поместье Тисдейлов и пил там великолепный коньяк, так быстро распространились. В таких маленьких городах, как Лалуорт, людям нечем было заняться, как только сплетни смаковать.

Маркус достал из кармана пригоршню монет.

– А что нужно сделать, чтобы получить хорошую выпивку?

Хозяин таверны был неглуп и прекрасно понимал, что если человека мучит жажда и монеты звенят в кармане – даже если в его жилах течет шотландская кровь, – это значит, что к концу дня ему, как и всем, хочется пропустить стаканчик. Он быстро сгреб монеты и положил в карман.

– Вы заметили лампу в виде корабля, когда заходили сюда? – спросил он и, наполнив доверху чистую кружку элем, поставил ее на стойку перед Маркусом.

Граф был удивлен вопросом, но согласно кивнул головой.

– Когда она загорится, вы найдете то, что ищете.

Маркус вспомнил, что, когда он входил в таверну, лампа не горела. А когда она загоралась, то была видна издалека и служила сигналом для контрабандистов, что путь свободен и они могут нести свои товары.

– Наверное, таможенники недолюбливают свет горящей лампы?

– А вы умный человек, лорд Уэстон, гораздо умнее, чем о вас говорят, – сказал хозяин таверны. – Пейте свой эль.

 
И вы, сухопутные, слушайте все,
О чудище спою, что прячется на дне…
 

Маркусу удалось уклониться от исполнения песни во второй раз, и он благополучно добрался со своим элем до столика у выхода из таверны.

Итак, «Сапог» был тайным приютом контрабандистов Лалуорта. Маркуса это не очень удивило. Он размышлял, неспешно потягивая густой напиток из огромной кружки. В этой таверне подавали не только эль.

 
О, недолго бороздил я простор океана,
Вдруг вздыбились волны от ветра-буяна…
 

Человек со шрамом, покачиваясь, встал и начал танцевать со своими друзьями. Они все больше распалялись, сопровождая танец грубыми выкриками. Да, танцоры из них получились неважные.

К Маркусу подошел человек, который выглядел в точности как человек со шрамом и его компания: линялая одежда из грубого полотна, сапоги, побитые морской солью.

– Не обращайте внимания на Саймона и его ребят. Они просто веселятся, – сказал он и, подвинув стул, сел напротив Маркуса.

– Где ж еще повеселиться, как не в Лалуорте? – сказал Маркус, отпив из кружки, в точности повторив фразу, которую несколько часов назад услышал от Салли.

– И при свете дня, и темной ночью человек не собьется с пути, если оказался в Лалуорте, воистину так, – ответил незнакомец.

Это был пароль, который Маркусу дали «коринфяне».

 
Ужасный крокодил на волнах лежал,
Такого доселе я не видал…
 

– Джеймс Марлоу, – представился мужчина. – Можете называть меня Джеми, моим новым друзьям нравится это имя.

Маркус достаточно хорошо разбирался в сословной иерархии, чтобы определить, что Марлоу происходит из рода Ричмондов, хотя не мог вспомнить его титул. Сейчас это не имело особого значения, ибо выглядел он как настоящий моряк из Дорсета.

– Уэстон, – представился граф.

 
Струхнул я, ребята, и в пучину упал,
В зубастую пасть прямиком я попал…
 

– Не сочтите за труд рассказать Кармайклу, о чем здесь поют, хорошо? Особенно об этой балладе. Уверен, он поймет, что она имеет ключевое значение для нашего дела, – саркастически заметил Маркус.

Марлоу от души рассмеялся.

– Неужели вы и вправду думаете, что деятельность контрабандистов вдоль береговой линии Уэймута как-то связана с ограблениями в Лондоне?

– А вы? – парировал Маркус, осушая до дна кружку с элем. – Может быть, у вас есть более разумное объяснение? – спросил он, потирая ладонью раненое бедро.

– Я допускаю, что это возможно, но новости из Лондона неутешительные, – ответил Марлоу, поглаживая бороду.

– Так расскажите мне! – потребовал Маркус, сгорая от желания перейти, наконец, от вынужденного бездействия к настоящему делу.

– Еще одно ограбление в районе Мейфэр в Лондоне. И в Шеффилде, как сообщает наш информатор, – ответил Марлоу как бы между прочим, явно не собираясь переходить на серьезный тон.

Человек со шрамом вразвалку подошел к Маркусу и, обняв его за плечи, заставил встать.

 
Но жив и здоров я, на суше скучаю,
О море любимом уже не мечтаю…
 

– Красивый голос у этого парня, – сообщил Марлоу изрядно набравшийся человек со шрамом и отправился к своей компании.

Маркус сел, пока звучал куплет, у него было время подумать.

– Вам не кажется, что кража в Шеффилде вполне предсказуема?

– Это правда. Хотя воры взяли только то, о чем предупреждал наш информатор, а именно – изумруды графа Орлова.

Маркус впитывал информацию как губка, но внешне оставался совершенно спокойным.

– А что вы знаете об этих орловских изумрудах? – спросил Маркус в истинной манере «коринфян», то есть опираясь только на факты, которые ему предоставил Кармайкл, когда информировал его о контрабандистах.

Марлоу отхлебнул немного эля.

– Как мне сказали, всего существует восемь изумрудов, каждый размером с яйцо. Изначально эти изумруды были огранены и вставлены в ожерелье императрицы Екатерины почти пятьдесят лет назад. Ожерелье было украдено, изумруды извлекли и продали по отдельности. Большая часть оказалась здесь, в Англии.

– Орлов? Вряд ли имеется в виду Алексей Орлов? – поинтересовался Маркус.

Марлоу отвлекся, чтобы поаплодировать танцующему человеку со шрамом, затем снова заговорил:

– Речь идет не о том Орлове, который убил мужа Екатерины, а о его брате Григории, который, по слухам, был любовником императрицы. История свидетельствует, что Екатерина пришла в ярость, когда узнала о краже ожерелья. Кажется, эти изумруды были фамильной драгоценностью, которой владели несколько поколений Орловых, причем они обладали мистическими свойствами или что-то в этом роде. Обладают они этими свойствами или нет – не важно. Главное – они стоят целое состояние, и с тех пор каждый император, восходивший на трон, пытался их вернуть.

– А какое отношение к этим изумрудам имеет Наполеон? – настаивал Маркус.

– Император Александр обещал быть паинькой и ввести эмбарго на торговлю с Британией, если Наполеон отыщет и вернет ему изумруды, – ответил Марлоу. – А Бони это на руку – одной войной меньше, причем эту войну, по мнению многих, он вряд ли выиграет.

Все это было похоже на правду, и Маркус не испытывал радости от услышанного.

– И сколько изумрудов у французов?

– Шесть.

Маркус кивнул.

– Кто-нибудь из местных представляет интерес?

– Вы имеете в виду кого-то помимо обычных контрабандистов? Нет, я ничего такого не обнаружил.

– А вы знакомы с досточтимым Эмброузом Диксоном? – спросил Маркус, допив наконец свой эль и отодвигая кружку.

– Ну, не совсем с Диксоном, я предпочитаю прислугу женского пола, – с улыбкой ответил Марлоу.

– В этом я нисколько не сомневаюсь, – усмехнулся Маркус, вспомнив о репутации Марлоу в отношении женщин. – Продолжайте в том же духе, хорошо? С Диксоном что-то нечисто. Но я еще не разобрался.

– Всегда рад помочь, – пообещал Марлоу со знанием дела.

– И держите меня в курсе происходящего, – сказал Маркус и встал.

– Обязательно, – ответил Марлоу, – само собой.