Текст книги "И занавес опускается (ЛП)"

Автор книги: Стефани Пинтофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Я не собирался спорить и лишь произнёс:

– Я понимаю, почему ты считаешь, что он должен Роберту и Элейн. Но ты же говорила, что он в долгу перед всеми вами…

– Он в долгу передо мной, – с горечью произнесла она. – У меня есть талант Элейн. Её внешность. Её виртуозная игра. Она даже написала Фроману, прося, чтобы он мне помог…

– Но он не помог, поэтому много лет спустя, когда Фроман отверг сценарии Роберта, вы сговорились и решили разрушить его жизнь.

– Роберт всё равно преследовал бы женщин, – она тряхнула головой. – А мне пришла в голову гениальная идея: мы могли бы направить его «болезнь» в нужно русло. Полезное. Всё, что потребовалось, – это показать ему пару фотографий, дать несколько советов…

– Но убитые девушки абсолютно не похожи между собой, – заметил я.

– Они и не должны быть похожи, – взглянула она на меня удивлённо. – Ты ещё не понял? Их привлекательность заключалась не в том, кем они были. Робби тянуло к тому, кем они могли бы стать с его помощью. Мне нужно было лишь посеять семена…

– Но все эти девушки были невинны! Они заслуживали лучшего.

– Избавь меня от нотаций, детектив. Невинных людей не существует. И никто никогда не получает то, что заслуживает, – её слова были пропитаны ядом и горечью.

– Да ради бога, он же их убил! И ты не просто не остановила его – ты его поощряла!

– Они послужили моим целям, – холодно ответила она.

Сверху донеслись голоса.

Молли развернулась и вышла, не сказав больше ни слова. Мы услышали, как она поднялась по деревянной лестнице, а потом в замке подвальной двери наверху повернулся ключ.

– Прости меня, сынок, – сказал отец, закашлявшись вновь. – Я опять всё испортил.

– Ты не мог знать, – покачал я головой.

Или мог? Вдруг он пропустил какие-то симптомы, не обратил внимания на какие-то знаки? Теперь это уже не важно.

Внезапно я понял, что вес, давивший на мои ноги, стал меньше; видимо, упавшие от моего толчка плечом доски выбили какую-то подпорку.

Мне повезло, что Молли уложила упавшие доски на стол, а не обратно на меня. И теперь я мог пошевелить ногами.

Сантиметр за сантиметром вытаскивал конечности: сначала – ступни, затем – голени… Я чувствовал, как к передавленным ногам возвращается чувствительность, а вместе с ней – и боль.

Сжав зубы, полез к отцу.

– Что ты делаешь?

– Ты должен меня развязать.

– Я не могу, – всхлипнул он. – У меня самого руки стянуты.

– У нас нет выбора. И сейчас не время для ложной скромности. Я знаю, что ещё не придумали такого узла, который ты бы не смог развязать.

Я пополз вперёд, пока мои запястья не коснулись его. Усевшись спиной к спине, я скомандовал:

– Давай, попробуй.

Через несколько минут я смог высвободить сначала левую руку, затем правую. Я энергично растёр их, пытаясь разогнать кровь, и принялся развязывать стягивающие отца верёвки. Я тянул их, пытаясь ослабить узел.

– Расскажи мне, что произошло. Я думал, вы с Хелен Белл ушли…

– Почти, – горько вздохнул отец. – Я вывел её через служебный вход в переулок. Но там меня ждал он, словно знал, что я появлюсь. У него было оружие, и он заставил нас повернуть обратно. Он наблюдал, как Молли связывала меня в гримёрке. Но я не знаю, куда он потом забрал Хелен.

– Я догадываюсь, – мрачно произнёс я.

Я стряхнул веревку на пол.

– Всё, твои руки я освободил.

Он осторожно вытянул одну руку, затем другую, сцепив их в замок перед грудью.

– Хочешь, я сам развяжу тебе ноги?

– Не надо. У меня получится быстрее.

Когда он распутал верёвку, я забрал её и положил в карман – мне пришла в голову мысль, что она могла пригодиться. Мы в мгновение ока поднялись по лестнице, схватив по пути небольшой лом и молоток.

Молли забрала мой револьвер, пока я валялся связанный, так что они с Джеком были вооружены по меньшей мере двумя пистолетами и, вероятно, ножом Изадора. К счастью, они не забрали миниатюрный наборчик, который я держал в кармане. Я передал его отцу.

– Уверен, с замком ты тоже справишься быстрее.

Он быстро раскрыл его и за минуту разобрался с хлипким приспособлением, которое запирало дверь в подвал. Мы медленно её открыли, стараясь не шуметь.

Я остановился и глубоко втянул носом воздух.

– Что это? – прошептал я.

Мы оба сделали ещё один глубокий вдох. Это был безошибочно узнаваемый едкий запах чего-то горящего.

Пожар.

– Нам надо убираться отсюда, – сказал отец.

Я бросил взгляд на часы.

Был ли шанс, что Малвани появится, несмотря на уверения Молли в том, что она сорвала наши планы?

Не важно. Даже если Малвани прибудет к назначенному часу, он не успеет нас спасти.

– Мы должны остановить Джека сами, – произнёс я.

Отец схватил меня за руку.

– Если ты пойдёшь туда без оружия и без помощи, у тебя ничего не получится! – в панике прошептал он.

– А если не пойду, то Хелен умрёт, – возразил я.

– Они вооружены! – прошипел отец.

– Я что-нибудь придумаю. Слушай, тот путь свободен, – я указал на чёрный вход. – Я прослежу, чтобы ты выбрался без приключений. В полуквартале отсюда есть отель. Пусть они вызовут пожарных. И полицию, – добавил я, когда отец уже бросился к двери.

Он распахнул её, и мне в глаза ударил электрический свет. Затем вокруг его фигуры сомкнулась тьма, и дверь вновь закрылась.

Дым становился всё гуще, и я закрыл нос и рот платком, пробираясь за кулисами к противоположной стороне сцены.

Где же Луи? Неужели они нашли и его?

Я торопился изо всех сил. Но когда добрался до левого края сцены, замер.

Молли стояла в трёх метрах от меня. Любой звук сейчас окажется смертельно опасным.

Я схватил веревку и на цыпочках подошёл к ней, протянул руку и застигнул её врасплох в последний момент. Она вскрикнула и толкнула меня, но я схватил её за руки и быстро связал их за спиной.

– Робби! – успела крикнуть она, прежде чем я закрыл ей рот.

Я рассчитывал, что он будет занят делом.

Слышал ли он её? Возможно. Но станет ли он нарушать свои планы ради её освобождения? Надеюсь, нет.

Я потащил её обратно в гримёрку Хелен Белл, где нашёл несколько шарфов. Одним крепко связал ноги, чтобы она больше не пиналась. Второй затолкнул в рот и завязал, чтобы она больше не смогла позвать своего сообщника. И, хотя я сомневался, что у неё есть отцовские навыки по развязыванию узлов, третьим шарфом я привязал её к стулу.

Она яростно забилась, как птица в силках, отчего узлы только сильнее затянулись.

– Полиция уже скоро будет здесь, – произнёс я и закрыл дверь, молясь про себя, чтобы я оказался прав.

Потом вернулся к сцене, осознавая, что больше преимущества в неожиданности у меня нет.

Сцена была ярко освещена – на ней полукругом были установлены пылающие факелы из какого-то предыдущего спектакля. В центре сцены стоял шезлонг, накрытый одеялами и напоминавший кровать. На нём сидела Хелен Белл, руки и ноги которой были связаны длинными шарфами.

У её ног лежал мужчина. Я узнал в нём Луи и резко выдохнул.

Сегодня вечером он уже не помощник.

Хелен отчаянно извивалась, пытаясь освободиться, а Луи лежал неподвижно. Он был просто без сознания – или уже мёртв?

Джек стоял ко мне спиной, работая над каким-то костюмом, но словно почувствовал моё присутствие и заговорил:

– Детектив, мы вас ждали.

Он медленно повернулся ко мне, держа в одной руке пылающий факел, а в другой – мой собственный револьвер.

Его лицо перекосила безумная ухмылка, и мужчина отвесил насмешливый поклон.

– Вы как раз успели к грандиозному финалу.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Сцена театра «Лицеум».

– Мы собрались в конце пятого акта. Конечно же, «Отелло».

Он повернулся и пнул безвольное тело Луи.

– К сожалению, нам пришлось внести небольшие изменения в сценарий. Обычно африканский мавр умирает последним, после того, как убивает Дездемону.

Джек указал на Хелен, дрожащую на импровизированном ложе.

– Но сегодня, как видите, он умер первым. Ах, – он взмахнул факелом, – я всегда готов пойти на уступки!

Он поставил факел на подставку и направился через сцену ко мне.

– Сегодня вечером режиссёр – я! Кого же вы сыграете, детектив? Может, Яго? Но я сомневаюсь, что вы достаточно сильно жаждете нашу леди. Возможно, вам стоит лучше на неё взглянуть. Посмотрите, как она прекрасна сегодня вечером!

Он подошел ближе и обнял меня правой рукой за плечи. В левой по-прежнему сжимал револьвер.

Я вздрогнул от его прикосновения – от страха или от отвращения, я не знал.

Он не заметил этого и подтолкнул меня вперед на сцену.

– Я боюсь, вы сами виноваты в её нежелании сотрудничать. Обычно, моим примам нравится со мной работать. Каждая жаждет сыграть свою маленькую роль. Но сегодня, – он насмешливо нахмурился, – вы, кажется, сказали что-то такое, что привело мою звезду в дурное настроение. И теперь вам придётся приободрить её и побудить хорошо сыграть.

У меня пересохло во рту, но я ответил:

– Не волнуйтесь, мисс Белл.

Джек плюхнулся в кресло напротив нас и затрясся от смеха.

– Да, мисс Белл, не стоит волноваться! У великого детектива всё под контролем!

Он начал крутить мой револьвер на указательном пальце правой руки.

Хелен Белл испуганно захныкала.

– Вы составили прекрасный план, детектив. Должен сказать, я был впечатлён.

– Ты должен сдаться, Джек. Или мне называть тебя «Роберт»? Или, – я склонил голову на бок, – ты предпочитаешь «Чарли»?

– Конечно же, Джек! Это имя я выбрал себе сам. «Джек и бобовый стебель». «Джек и золотая табакерка». А стихотворение «Идут на горку Джек и Джилл, несут в руках ведёрки»?

Он наклонился вперед и заговорил доверительным шепотом:

– Это распространённое имя. И детишкам оно нравится.

Для него это была игра.

Ещё один признак того, что он сошёл с ума.

Как мне говорить с таким человеком? И самое главное: как мне отобрать у него мой револьвер?

Если бы не оружие, я смог бы на него напасть.

Я должен выиграть время, пока мой отец не приведёт подмогу. И сказал первое, что пришло мне в голову:

– Если Джек – такое прекрасное имя, почему ты сказал мисс Белл, что тебя зовут Чарли?

– Простая логика.

Он вскочил со стула и обошел Хелен Белл сзади.

– Она могла бы рассказать обо мне своим друзьям. Даже могла бы, – он наклонился вниз, к Хелен, – назвать им моё имя. Они, в свою очередь, могли бы вспомнить, что она встречалась с неким театральным критиком из «Нью-Йорк Таймс». А затем, – он усмехнулся, – когда она умерла бы, полицейские вроде вас захотели бы вызвать меня на допрос.

– Она не должна умирать, – спокойно сказал я.

– Как? – он в притворном удивлении схватился за грудь. – Конечно, она должна умереть! Дездемона всегда умирает. Такова её судьба – и не нам спорить с великим драматургом.

– Но Хелен – не Дездемона, – предпринял я новую попытку. – Ты можешь закончить всё прямо сейчас. Просто положи револьвер и уходи.

Хелен Белл заплакала, что заставило Джека придвинуться к ней поближе.

Его длинные пальцы погладили её по голове.

– Не плачь, любовь моя. Дездемона никогда не плачет. Она думает только о своей любви к человеку, который должен её убить. Который обязан сохранить её честь…

Хелен начало трясти.

Джек схватил один из своих факелов и отвернулся. Я только сейчас осознал, что обстановка на сцене – тоже часть его собственной постановки.

– Единственное, чего не могу понять, это как тебе всё удалось? – произнёс я, понимая, что должен заставить его говорить.

Он повернулся ко мне и склонил голову на бок.

– Потому что я – Пигмалион, детектив. Я беру то, что незакончено, несовершенно – и создаю красоту.

– Ты убил их всех, не оставив ни единого следа. Коронер никогда не встречал ничего подобного, – признал я. – Каким образом?

Он придвинул стул, сел, сложил руки на груди и серьёзно посмотрел на меня.

– Это дар божий.

Видя, что я опешил, он продолжил:

– Сами идеи я почерпнул у нашего великого драматурга, детектив. В молодости увидел, как актёр душил свою жертву в спектакле «Отелло». Это было прекрасно. И позже я понял, что был благословлён этим прикосновением. Волшебным прикосновением, – он взмахнул руками, – которое способно отнять жизнь, но не оставить следов.

Этот человек был сумасшедшим. Помешанным.

Я тяжело сглотнул и произнёс:

– Тебе почти удалось подставить другого человека.

Он подошёл к Хелен Белл, пританцовывая.

– Даже в такой момент вы остаётесь детективом, сосредоточенным на обыденных деталях. Скучно, – он театрально зевнул. – Вы меня утомили.

Он протянул руку, чтобы ещё раз погладить Хелен по голове, не обращая внимания на её дрожь.

– Конечно, то, что меня назначили помощником Фрэнка Райли в этом деле, было чистой случайностью.

Он отвернулся от мисс Белл и хлопнул в ладоши.

– Ха! Бедный Фрэнк, наверное, считает, что у меня есть задатки первоклассного криминального репортёра со всеми уликами, которые мне удалось собрать и отправить ему.

– Но ведь ещё до этого ты подставил Тимоти По.

Джек бросил на меня странный взгляд.

– На самом деле, я даже не знал, что По был подозреваемым, пока профессор, помогающий вам, не проболтался об этом. И у меня появилась прекрасная идея. Видите ли, мне не стыдно признаться, что я немного нервничал, – сказал он мне доверительным шёпотом. – В конце концов, меня втянули в расследование, касающееся непосредственно меня. Но затем я осознал: мне представилась уникальная возможность. Всё, что мне нужно было сделать, это найти лучшего подозреваемого и предоставить вам на блюдечке.

Он снова обошёл вокруг сцены, его голос наполнился презрением:

– Всё оказалось даже проще, чем я предполагал. Ваш капитан и так уже подозревал По из-за его связи с Пигмалионом. Мне сопутствовала удача. А после того, как однажды я проследил за ним и узнал его секрет, – Джек широко ухмыльнулся, – я понял, что По – идеальный козёл отпущения. Его осудят за мои преступления только из-за его дурной репутации.

– Но ты не просто воспользовался тем, что у него есть любовник-африканец. Ты подставил его с отпечатками пальцев, – сказал я, подталкивая Богарти к продолжению разговора. – Ты подбросил ему в квартиру иглы для подкожных инъекций.

Джек выглядел довольным собой.

– Не знаю, что бы я делал без Молли. Это была её идея: она всё придумала и всё организовала. Она даже просчитала, как расположить шприц позади мисс Биллингс так, чтобы он уколол того, кто полезет снимать тело.

– Но она же актриса, – озадаченно протянул я. – Где она могла научиться подобным вещам?

– Папа, мой милый папа, – пропел он громко, кружась по сцене. Затем остановился и повернулся ко мне: – Знаете эту песню? Хотя в данном случае нужно петь «ваш милый папа», детектив. Он научил её всему, что знал.

Значит, это она соблазнила моего отца, а не наоборот. Но зачем…

Словно прочитав мои мысли, Джек добавил:

– Я действительно не знаю, зачем она его выбрала. Она лишь как-то упомянула, что считала, будто у него есть полезные связи и навыки.

А мой отец ошибочно считал, что она хотела принести счастье в его последние деньки…

Это было ужасно – но не лишено смысла. Её навыков и навыков Джека могло не хватить. А мой отец идеально вписался в их преступную схему.

Как и женщины, которых Джек убивал по наущению Молли.

Джек продолжал болтать, но я сосредоточился на том, как выхватить свой пистолет, не подвергнув опасности мисс Белл. Если бы только он подошёл ближе ко мне…

Мужчина наклонился и схватил шёлковые шарфы, которые лежали на сцене рядом с голубым письмом.

– Время пришло, – провозгласил он, взмахнул револьвером и указал мне на стул.

Почему никто не приходит на помощь?

Почему отец замешкался?

У меня был один, последний сюрприз, который мог дать нам немного больше времени.

– Может, твоей приме не хватает драгоценностей? – произнёс я, вытаскивая из кармана кольцо Франсин с сапфиром и бриллиантами и поднимая его над головой. Камни ярко блестели и переливались в свете мерцающих факелов.

Джек повернулся и широко распахнул глаза. Он сразу же узнал кольцо, перебежал сцену и схватил меня за запястье.

– Где вы его нашли? – прорычал он.

Я посмотрел на него в упор.

– Там, где ты его оставил.

Он вырвал его из моей ладони и нежно провёл пальцем по ободку.

– Моя прекрасная Франсин, – прошептал он.

Джек надел его на свой мизинец, и его лицо перекосила дикая ухмылка.

– Вообще-то, вы правы, детектив. Такие безделушки лучше держать при себе, чтобы помнить тех, кого мы любили. Не стоит прятать их в земле, в буквальном смысле – на пальце той, кто этого больше не оценит. А теперь сядьте сюда.

Этот человек был непредсказуем. Я разыграл свою последнюю карту; кольцо, казалось, на мгновение отвлекло его, но теперь он вновь вспомнил про свой план.

Я сел, изо всех сил стараясь не поддаваться панике.

– Я останусь, но позволь уйти мисс Белл.

Он взял один из шарфов и помахал им у моего лица.

– Как благородно, детектив. Но эта леди нужна мне для воплощения своих целей.

– По словам Молли, вы хотите навредить Чарльзу Фроману. Мне кажется, есть способы лучше, чем убийство ни в чём не повинных женщин, которые не имеют к Фроману никакого отношения.

– Никакого? Вы сказали «никакого»?!

Он развернулся ко мне лицом.

– Да они имеют к нему самое непосредственное отношение! Шлюхи, ждущие успеха! Ложные обещания, приведшие к гибели – вот и всё, что он дал нам! Мне. Моей матери. Молли.

– Так почему не убить его? Что вам сделали эти девушки?

Джек рассвирепел:

– Он должен чувствовать ту же боль, что и я, наблюдая, как умирают мои мечты! Потому что сегодня я раз и навсегда уничтожу его репутацию.

Он повернулся, схватил большой кувшин, наполненный какой-то жидкостью, и понёс его к импровизированной кровати.

– Это, – он обвёл взглядом помещение, – должно было быть моим по праву рождения. Моим наследием.

Он плеснул немного жидкости на один из факелов. Должно быть, она содержала спирт, потому что факел разгорелся ещё ярче, поджигая стоящие за ним декорации.

Джек со смехом дунул на пламя и повернулся к следующему факелу. Он повторил то же самое и со следующим факелом, а затем, с неспешностью, заставившей меня вздрогнуть, он подошёл к Хелен Белл и облил её с головы до ног.

И потянулся за факелом.

Я бросился к Хелен, схватил ее за ноги и стащил с шезлонга, вырвав из его хватки. Он рванул ко мне, направив дуло револьвера прямо мне в голову. Мне удалось отодвинуть Хелен себе за спину; она не могла сама двигаться со связанными руками и ногами.

– Дездемона не умирала в пламени, – произнёс я.

Джек уставился на меня, удивлённо моргая.

– Вы правы, – наконец, произнёс он. – Это, – он широко раскинул руки, – будет её погребальным костром после того, как она умрёт по сценарию.

«Ближе. Подойди ближе».

Я откинулся назад, прижимаясь спиной к Хелен, готовый в любую секунду пнуть его ногой, как только он приблизится. Но он сделал шаг назад и навёл на меня револьвер.

– Вы же, напротив…

«Нет… Нет…»

Я понял, что он собирается сделать, и меня накрыла паника. Я огляделся, но удачных вариантов не было.

Если я пошевелюсь, то подставлю под огонь Хелен.

А если останусь на месте – умру.

Безнадёжно, как ни крути.

Казалось, выстрелы длились целую вечность – сначала один сухой щелчок, затем, сразу за ним – второй.

Я приготовился к жгучей боли и темноте, которые положат конец всему. Вместо этого Джек вскрикнул, тяжело упал вперёд, схватившись за бок, и выронил револьвер.

Я рванул к оружию и крепко сжал его в ладони.

Но Джек продолжил бороться. За несколько секунд он выхватил второй револьвер.

Ну конечно. Револьвер Луи.

У меня не было шансов.

Я сильно толкнул Хелен влево. Вздрогнул, услышав, как она вскрикнула от боли, ударившись о деревянные декорации. Но так она, по крайней мере, оказалась не на линии огня.

Но кто же выстрелил в Джека?

Я окинул взглядом театр и навёл револьвер на Джека. Он посмотрел на меня и рассмеялся.

– Интересная ситуация, не правда ли? – он шевельнул направленным на меня револьвером. – Кто кого первый застрелит? Бам!

Он прищурился, и я понял, что сейчас он выстрелит. Я должен нажать на спусковой крючок первым.

Но вдруг позади него появилась тёмная фигура и сбила его наземь.

– Нет! – закричал Джек.

– Нет! – отозвался эхом я.

Прозвучал один-единственный выстрел.

И эту пулю поймал мой отец. Отец, который должен был покинуть театр ради безопасности. Который не должен был возвращаться.

Он перевернулся на спину и схватился за живот, а я понял, что он серьёзно ранен. Отец лежал беспомощный и истекал кровью, а Джек всё не успокаивался. Он потянулся к кувшину с алкоголем и разлил его вокруг моего отца. А затем начал лихорадочно расплёскивать остатки во все стороны.

Я отвернулся, когда жидкость полетела в меня, и прикрыл глаза.

– Хватит! – скомандовал я и прицелился в Джека.

Если он не оставит мне выбора, я выстрелю.

– Полиция! – услышали мы сзади.

Джек поднялся, согнувшись от боли, но продолжал идти. Он направлялся к факелу. Он собирался поджечь весь театр.

– Полиция! Стоять! – узнал я голос Малвани.

Но он был так далеко…

Джек рассмеялся дьявольским смехом и протянул обе руки к ближайшему факелу.

Мы все были пропитаны спиртом – и мой отец, и мисс Белл, и я. И мы все умрём страшной смертью, если я ничего не предприму.

Я сделал глубокий вдох и выстрелил.

Джек упал на колени, едва не задев факелы, и я увидел, как у него на груди расползается тёмное пятно. Он упал на пол, но сумел опрокинуться на один из горящих факелов. Пламя взвилось столбом. Я схватил отца и мисс Белл и столкнул их со сцены прежде, чем нас охватил бы огонь.

– Ты в порядке? – спросил я отца.

Но едва взглянув на его посеревшее лицо и рану на груди, я понял, что ответ был отрицательным. Он уже потерял слишком много крови. Должно быть, выстрел Джека попал в цель.

Я присел рядом с мисс Белл и быстро развязал ей руки.

– Вы в порядке?

Она молча кивнула.

Рядом со мной очутился Малвани и несколько офицеров.

Пламя вырывалось из-под контроля, и в помещении становилось нечем дышать.

– Помоги мне.

Я потянул отца по проходу к двери. Моя правая рука пульсировала от боли. Я никак не мог поднять его, поэтому продолжал тащить прочь от жара и огня, пока двое полицейских не забрали его у меня, осторожно подняли и вынесли из здания.

Малвани шёл позади, придерживая мисс Белл.

Я устало посмотрел на него.

– В гримёрке за сценой находится ещё одна женщина. Кто-то должен её арестовать.

Малвани посмотрел на меня и печально кивнул.

– Шнайдер, Арнов, – позвал он, – пусть ваши люди эвакуируют всех из гримёрки. Там находится подозреваемая.

Я хотел напомнить про два тела на сцене, но когда обернулся, то понял, что уже слишком поздно.

Как Джек и планировал, сцена превратилась в погребальный костёр – но не для мисс Белл. Для Луи, погибшего от рук Джека. И для самого Джека, убитого мной.

На улице вокруг нас с отцом сгрудились прохожие.

– Я представлял свою собственную смерть бесчисленное количество раз, – сказал отец, тяжело дыша. – Но и помыслить не мог о таком.

Я прижал свои руки к его груди, пытаясь остановить кровотечение.

– Не сдавайся, – прошептал я.

– Всё хорошо, Саймон, – он слабо улыбнулся, – твоя мать гордилась бы мной. У меня на руках была всего пара тузов, но я пошёл на все. И выиграл.

Так и есть: сегодня вечером он спас две жизни – жизнь Хелен и мою.

Я держал его крепко-крепко, пока его прерывистое дыхание не замерло, и руки Малвани не оттащили меня прочь.

Двое мужчин переложили его тело на носилки, загрузили в фургон коронера и повезли туда, куда я не мог за ним последовать.

Глядя ему вслед, я больше не чувствовал пустоту.

Я ощущал глубокую печаль – словно надежду на всё, что могло произойти, отобрали у меня окончательно.

Воскресенье

1 апреля 1906 года

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Добсон, округ Нью-Йорк.

– Великолепный вид, не правда ли? – прогремел у меня за спиной голос Малвани. – Действительно, дух захватывает.

Я смотрел на реку Гудзон, прислонившись к железным перилам; специально выбрал это место, чтобы расположенный к югу завод не закрывал весь вид.

– Ты проделал весь этот путь, чтобы полюбоваться вместе со мной пейзажем?

– Чёрт, Саймон, ты же знаешь, что это не так!

Он вытащил сигарету из пачки, закурил и медленно, неторопливо затянулся.

– Мне сложно признать, что я был неправ… И извиниться; сказать, что мне жаль, – произнёс он, наконец. – Ещё труднее признать, что я совершил ужасную ошибку, которая привела к смерти твоего отца.

Я повернулся к Малвани. Под красными, опухшими глазами темнели круги. И впервые за последний год я видел, как он курил.

– Только один человек виновен в смерти моего отца – тот, кто нажал на спусковой крючок. Джек Богарти. Или Роберт Коби. Или кем бы он ни был, в конце концов.

Малвани кивнул.

– Мы всегда так говорим, чтобы на душе стало легче: что винить нужно во всём плохого парня. Но ведь не всегда так. Мы тоже совершаем ошибки. И у них есть последствия…, – его голос дрогнул.

– Я не пытаюсь уменьшить последствия, – твёрдо посмотрел я в глаза Малвани. – Но в данном случае, вина всегда будет лежать только на Джеке. И на тех, кто мог его остановить, но не стал – например, на Молли.

Малвани сделал ещё несколько затяжек и выбросил сигарету.

– Прости меня, Саймон. Я должен был тебя послушать. Или, по крайней мере, выслушать.

– Надеюсь, в следующий раз ты об этом не забудешь, – улыбнулся я. – Прогуляемся?

Я указал на грязную тропинку, которая шла вдоль реки.

Несколько минут мы шли молча.

– По освободили? – нарушил я, в конце концов, тишину.

– Я лично проследил за его освобождением ещё в пятницу вечером. Думаю, он уехал в Европу, и я не могу его за это винить, – Малвани низко опустил голову. – Я чувствую себя ужасно, но ничего не могу поделать. Правда в том, что он больше не сможет работать здесь, в Нью-Йорке.

– Надеюсь, там он будет счастливее. Люди на материке более терпимые. По крайней мере, я так слышал, – произнёс я.

– Молли Хансен заняла место По в «Гробнице». Твой профессор навещал её несколько раз. Кажется, он хочет, чтобы она стала его следующим объектом исследования – при условии, конечно, что после суда ей не вынесут смертный приговор.

Я был уверен, что до казни дело не дойдёт, если Алистер заинтересуется и подключит свои связи. Я не возражал; пока Молли Хансен находится за решёткой, и пока она не сможет причинить никому вред, я не желал ей смерти.

– Значит, у тебя есть все необходимые доказательства? – уточнил я.

Малвани присвистнул.

– Видел бы ты, сколько улик мы нашли в квартире Богарти! Этот человек, наверно, не выпускал из рук свой дневник – он описывал там всё в мельчайших подробностях. А с учётом свидетелей, у нас есть немало улик, чтобы предъявить обвинения Молли.

Мы продолжали идти, наблюдая за паромами, баржами и парусниками, проплывающими вверх и вниз по реке.

Тихий апрельский денёк.

– А утверждение Джека о том, что Фроман – его отец? Это правда?

– Этого мы с тобой никогда не узнаем, – покачал головой Малвани. – Не думаю, что Фроман раскается и добровольно признается.

– Как дела у детектива Марвина? – спросил я.

– Гораздо лучше, – ответил Малвани. – Мы тогда сразу перевели его в госпиталь, и уже несколько дней назад его выписали домой.

Он посмотрел на меня искоса.

– Но он сказал, что не вернётся в полицию. А это значит, что у меня в отделе есть свободная вакансия.

Он запнулся, но продолжил:

– Для меня было бы честью дальше работать с тобой бок о бок. К тому же, руководство согласно выплатить тебе бонус – за потерянную за все эти месяцы работы в Добсоне зарплату.

Я кивнул, но ничего не ответил.

Малвани остановился.

– Кстати, о работе. Хотел сказать тебе первому: один из твоих помощников тем вечером, Изадор, идёт на поправку. Он тогда был просто без сознания, а не мёртв.

Я резко повернулся.

– Но я проверял. У него не было пульса.

Малвани усмехнулся и добродушно ответил:

– Думаю, чудеса случаются, Зиль. Или – учитывая обстоятельства той ночи – тебе просто не хватило времени хорошо всё проверить.

В любом случае, я был рад услышать хоть какие-то хорошие новости о том вечере.

– И ещё кое-что, Зиль, – голос Малвани вновь стал серьёзен. – Завтра в «Таймс» выйдет статья. Я говорил с Ирой Зальцбург – несмотря на то, что в деле замешан их человек, они собираются выпустить номер. Благодаря такой сенсации продадут кучу экземпляров.

Я прищурился.

– О чём ты?

– Они собираются написать статью о Джеке Богарти. Так сказать, «их собственное видение ситуации».

– Но как…, – ошарашено выдавил я.

– Он написал статью перед премьерой. Интервью с убийцей. Это, конечно, настоящий фарс, но читатели проглотят, не поморщившись. Никто ведь не знает, что произошло в театре на самом деле.

Никто, кроме нас.

Воскресенье

13 мая 1906 года

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Шесть недель спустя.

Кладбище Вудлон, Бронкс, Нью-Йорк.

Я тихо стоял под серебристой липой на Вудлонском кладбище, глядя на могилу отца. Из-за затянувшегося расследования, коронер смог отдать тело только спустя несколько недель.

Но теперь мой отец, наконец, покоился с миром.

Службы не было. А кто стал бы горевать из-за него, кроме меня?

Мать? Она сама уже покоилась в земле долгие годы – в нескольких десятках метров от него, потому что она точно не захотела бы провести вечность рядом с ним на соседних участках.

Сестра? Точно, нет. Я, в конце концов, отыскал её в Милуоки и послал телеграмму со сведениями о кончине отца. И она вежливо, но непреклонно отказалась.

Молли? Она была пожизненно заключена в тюрьму Оберн и избежала электрического стула только благодаря Алистеру, нанявшему лучших адвокатов. Малвани был прав: Алистер собирался продолжать с ней беседы в рамках его исследований мышления преступников.

Поэтому на похоронах был только я.

Он исчез из моей жизни – в этот раз навсегда. И мне было нечего сказать.

Священник, который только что закончил погребальную службу поблизости, заметил меня, подошёл и предложил свою помощь. Это был долговязый и неуклюжий молодой человек, явно только что выпустившийся из семинарии.

Я с благодарностью улыбнулся, но покачал головой:

– Он не был католиком.

– Всё в порядке, – произнёс священник и заговорщицки понизил голос, – я знаю, другие со мной не согласны, но я уверен, что Бог един и не делает различий для детей своих вне зависимости от их вероисповедания.

И я согласился, чувствуя вину, ведь у меня не было собственных слов прощания. Но я знаю, что отец бы не обиделся.

– Похороны – для живых, – всегда говорил он. – Мёртвым всё равно.

Это означало, что эти похороны были для меня, и поэтому я позволил словам священника прозвучать взамен моих. Это были обычные молитвы, наполовину знакомые мне по другим похоронам, на которых я присутствовал.

Просто слова.

Но смысл им придавала доброта священника, произносившего молитву.

В конце концов, он добрался до последней молитвы. Последних слов.

– И мы предаём его тело земле, чтобы он снова стал землей, из которой и был взят. Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху в надежде на воскресение к вечной жизни через Господа нашего Иисуса Христа.