Текст книги "Сирена в котелке"

Автор книги: Стефан Вехецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

⠀ ⠀
Велодромы и катки
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

На катки в Варшаве всегда был большой спрос. В Долине Швейцарской и на Варецкой площади наши прадеды закручивали на бегунках или снегурочках вальс «Голубой Дунай», аж искры летели со льда.

Надо признаться, что выглядело это старомодно. Какой-нибудь тип с бородой а ля генерал Куропаткин в цилиндре и меховой шубе вычерчивал узоры на льду в компании симпатичной куколки в спортивном платье со шлейфом и в шляпке, на которой две ласточки целовались в довольно большом саду. Или, например, муж слабого телосложения толкал перед собой на железном стульчике на полозьях свою пожизненную любовь – двести пятьдесят фунтов, или сто килограммов, живого веса. А она каракулевой муфтой заслоняла от ветра губки и шептала:

– Мелодию путаешь, идиот, это не мазурка, а вальс!

Но как теперь, так и в старые времена подавляющую часть клиентуры катков составляла молодежь.

В мои молодые годы катка на Варецкой площади уже не было. «Долина» вообще перестала существовать, и варшавяне чаще всего посещали Саксонский сад, где на замерзшем пруду скользили все, без различия пола и возраста, а войсковой оркестр литовского пехотного полка с Нововеискои улицы запузыривал марш «На сопках Маньчжурии», потому что как раз в то время шла русско-японская воина.

Кроме Саксонского сада, был еще один большой каток «Возле вала» на Ерусалимских аллеях в том месте, где теперь Народный музей.

Здесь уж нужна была высшая школа езды, потому что там и тут торчали ледовые горы. Конечно, это не был Каспров, но и здесь по мере возможности можно было неплохо сломать ноги^[23]23
  Каспров – горная вершина в Татрах, невдалеке от Закопане, потребляющая за время лыжного сезона больше гипса, чем любая стройка-гигант.


[Закрыть]. В то времена мы вынуждены были для этой цели довольствоваться Валом потому, что Закопане было за границей.

Так было в центре города. Вольский район, или так называемая Вольская застава, имела свой каток на углу улиц Лешно и Железной. Летом на этой площади находился велодром, где весь район учился ездить на велосипедах.

За час катания брали двадцать копеек и пиджак под залог на случаи порчи велосипеда. Эти катания с научными целями кончались очень часто восьмеркой на колесе или поломкой вилки.

Если такой начинающий велосипедист имел средства на ремонт, он платил стоимость и получал обратно свой пиджак. Надо сказать, что, если у неудачника не оказывалось при себе денег, он тоже получал пиджак обратно, но с добавлением. Директор закрывал на минутку кассу, приглашал парня в контору и там при помощи велосипедной камеры поучал его, как нужно в будущем ездить, чтобы не вводить «дело» в расход. Это было несколько болезненное поучение, но зато помогало овладевать спортом.

Впрочем, хватит об этом, поговорим о катках.

Хороших ледовых дней бывало не много, потому что каждый раз какие-то там барометрические явления или перистые тучи нагоняли на Варшаву оттепель. Но теперь все изменилось, современные конькобежцы могут плевать на кучевые облака и на южные теплые ветры: нынешние катки не тают, они заложены на электрической основе. Теплые волны могут сколько угодно витать над Варшавой, льду это не вредит, переключаем рубильник, холодильники пускаем на полный ход, и фью, лошадка. Катаемся, как ангелы!

Такой искусственный каток впервые появился у вас на Лазенковской улице. Мало кто еще о нем знает, но понемногу варшавяне там появляются.

Дня два назад пришли вечером два типа и спрашивают у сторожа:

– Уважаемый, здесь электрический каток «Торвар»?

– Тут.

– А мы можем попользоваться?

– Нет. Сейчас катаются только спортсмены.

– Нет, вы нас не поняли, мы не собираемся кататься, мы только хотим поллитровку заморозить.

Каждому ясно, что таких конькобежцев впускать на каток не стоит.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1955

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀
Склад старомодных тряпок
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Если повернуть с улицы Новый Свет на Аллею Третьего мая, можно увидеть несколько старых массивных домов в так называемом «батарейном» стиле. Почему «батарейном»? Потому что эти дома напоминают батареи центрального отопления – длинные, рифленые.

При входе внутрь невольно задаешься принципиальным вопросом: «На кой ляд ты вошел?» Оказывается, на тот, чтобы посетить Народный музей, который здесь находится.

Дубина, или, проще сказать, человек неосведомленный, не знает, о чем здесь идет речь, но мы, люди, подкованные в культуре и искусстве, сразу соображаем, что музей – это склад старомодных картин, вышедших из моды тряпок и выщербленной посуды – столовой, а также кухонной.

Начнем с самого старого, а именно с того, что нам осталось от египетских фараонов.

Вещи эти очень поучительные, но, по-моему, выдержаны чересчур в заупокойном стиле. Одни только надгробия, гробы, багеты, ограды от семейных могил и тому подобное.

Но это, конечно, под огонь критики брать нельзя. У людей разные вкусы. Одни собирают подержанные почтовые марки, пустые коробки из-под спичек, трамвайные билеты или что-нибудь в этом роде. А дирекция нашего музея, как видно, любит траурные детали. Как только дирекция узнаёт о том, что где-нибудь на свете упраздняется кладбище, она сейчас же высылает туда посредников и скупает все что ни есть. И расстояние не останавливает: пусть даже Африка, Америка, Египет – роли не играет.

Сами понимаете, что натаскали они всего в таком количестве, что можно оборудовать огромное кладбище.

А больше всего надгробий фараонов. Мне кажется, что для нас все это недостаточно серьезно. Например, на гробовой доске, где должно значиться, сколько лет было покойнику и какой он был специальности, нарисована аморальная картинка. Какой-то тип сидит на топчане с женщиной, оба держат в руке по кубку, да такому, что на глаз в каждый войдет по литру, и газуют на все сто. Граммофон с трубой им играет, официант подходит с бутылкой, ясное дело, что в ней английская горькая. И это называется надгробная доска над семейной могилой? Несерьезно!

Кроме того, мы видим здесь разные детали, вынутые из могил, потому что тогдашние фараоны любили брать с собой на тот свет целое хозяйство. Если умирала женщина, ей в гроб клали кастрюли, соковыжималку, скалку для теста и тому подобное. Загибался фараончик мужского рода, он получал на дорогу пару бутылок шнапса и приличную закуску. Из чего видно, что египтяне были народом основательным.

Гробы у них были тоже, на наш взгляд, немного странные, сделанные наподобие деревянных людей. Сверху на таком ящике рисовали глаза, нос и другие подробности человеческой автономии.

В музее, кроме того, мы видим египетские вазы для цветов, подставки для тортов и несколько приспособлений, которые вызывают зависть у варшавян, имеющих маленьких детей. Эти приспособления с удобной ручкой, сделаны не из стекла и не из эмалированной жести, а из полагающегося гигиенического фаянса. Из чего можно заключить, что древнеегипетскими универмагами руководили люди, любившие ребят, или, иначе сказать, младших граждан до пятилетнего возраста.

Прежде чем войти в музей, мы должны в гардеробе надеть на ботинки специальные войлочные подошвы с тесемками для привязывания к ногам. Это для того, чтобы, посещая музей, мы помогали служебному персоналу в натирке полов.

Ведь чтобы натирать полы «яснее солнца» в сотне малых и больших залов, не считая лестниц, обслуживающий персонал должен был бы потратить уйму времени. А так служащие сидят спокойно по залам и повышают свою культуру, читая поучительные романы.

Изобретение отличное, худого слова о нем не скажешь, если бы в нем не сказывалось отсутствие заботы о людях, натирающих полы. Дело в том, что приспособления для натирки сделаны «на фу-фу». Уже после нескольких шагов войлок уплывает из-под ботинка, другая нога на него наступает, и происходит так называемое приземление. Особенно оно небезопасно на лестницах. Лично я уже два раза съезжал на спине из отдела церковного искусства, что на втором этаже, в зал временных выставок, который находится на первом этаже. Поэтому я считаю, что самое время завести для полотеров обыкновенные тапочки с носками и пятками, а небезопасные подошвы поместить в витринах, как памятники старины первых лет восстановления Варшавы.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1955

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀
Собаки и медали
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В воскресенье, как всегда в октябре, в Варшаве открывается собачья выставка. Участие принимают кабыздохи всех фасонов и цветов: от старомодных пуделей до наимоднейших фиолетовых «мексиканцев».

Вообще когда дело касается псов, то на вкус и цвет товарищей нет. Один любит волка, чтобы он кидался на людей, а другие влюблены в крохотную пучеглазую левретку.

Мои дружок, некий Бискупек, имел левретку, которую во время обеда должен был прятать под кровать. Невозможно было на нее смотреть, такую скуку нагоняла она своим видом. В конце концов Бискупек поменял ее на мельницу для перца.

Мне лично больше всех собак нравится мой Азор; может быть, он не такой уж породистый, но зато на редкость верный. От хозяина ни на шаг. Стоит лишь мне моргнуть, как он выносит к дверям шляпу. Понимает, мерзавец, что я собираюсь незаметно в город сорваться.

В этом году я хотел записать Азора на выставку. Отправился на Новый Свет в Кинологическое общество, что выставкой заведует. Я не знал еще, что это название означает, но понемногу сообразил. У собаки главная часть – это кинол, или, сокращенно, нос. Собака без носа, или без кинола, – это уж не собака. Таким образом, общество имеет вполне логичное название. Но, несмотря на это, у меня к нему претензии. Уже в третий раз моего Азора отсеивают под предлогом, что он недостаточно породистый. Теперь я смирился с судьбой, не хожу с Азором на эти выставки, чтобы его зря не нервировать. Очень жаль, что это Кинологическое общество начинает мешать развитию отечественного спорта, затрудняет побитие мировых рекордов. За это его следует проработать в прессе.

Я как раз хотел рассказать об этом. В воскресенье на стадионе, где будет собачья выставка, один из спортивных клубов решил провести легкоатлетические соревнования, кажется, в беге с препятствиями и в прыжках с шестом. Кинологическое общество, узнав, что соревнования назначены на один день с выставкой, запротестовало. Действительно, соревнования могут помешать выставке, но зато какое положительное влияние может оказать собачья выставка на результаты спортсменов!

Наш бегун Хромик чешет пять тысяч метров за четырнадцать минут. Хороший результат. Но представьте себе, что будет, если напустить на него двух волкодавов и шотландскую овчарку! Он, несомненно, пробежит эту дистанцию в два раза быстрее. Наш прыгун Адамчик берет с шестом высоту в четыре метра с гаком. А если его станет хватать за ляжки китайский пес чау-чау? Он, конечно, подпрыгнет не меньше чем на шесть метров с хвостиком! Таким образом, два новых мировых рекорда у нас в кармане!

Ни у кого не вызывает сомнения, что, завидев наших бегунов, наиболее нервные экспонаты собачьей выставки не выдержат, сорвутся с поводков и примут посильное участие в беге и в прыжках. И все рекорды будут наши. А Кинологическое общество запротестовало! И соревнования отменили. Разве это гражданское поведение? Разве так поступают в эпоху мировых олимпиад?

И у собачек отняли развлечение. Как вы думаете, сидеть целый день в клетках и смотреть на нас с вами – это приятное занятие? Что? Медали? На медали собачки машут хвостами, медали интересуют только людей.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀
Он так обучен
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Много пишут и говорят о бесчеловечных издевательствах возниц над бедными лошадьми. Кричат о возобновлении деятельности Общества покровительства животным, и я в этом деле всем сердцем «за».

В связи с этим я с удовольствием изображу необычную картинку, свидетелем которой я был вчера на Саскей Кемпе. Перед домом остановилась телега угольщика, на одну пятую нагруженная так называемым черным алмазом и запряженная отлично выхоженным, атлетического сложения конем.

Возница напрасно силился уговорить коня ввезти телегу в ворота. Употреблял ласковые выражения, среди которых слово «любимый» было чуть ли не самым холодным, угощал коня сахаром – ничего не помогало. Конь держал себя, как избалованная кинозвезда, и в ворота не входил, хотя, несомненно, это ему было раз плюнуть.

Отчаявшийся возчик подошел тогда к коню, притянул к себе его ухо и начал что-то ему горячо шептать. Конь с минуту слушал, потом повел ушами, махнул хвостом и тронулся с места.

К сожалению, я не смог узнать, какую магическую формулу применил симпатичный угольщик, чтобы убедить своего четвероногого сотоварища. Но признаюсь, что эта картинка взволновала меня и подняла мое настроение. Оказывается, есть возницы, относящиеся по-дружески к своим не очень работящим животным.

Только интересно, что именно он сказал коню? И почему на ухо? Видимо, это был цветистый букет так называемых «выражений, оскорбляющих общественную мораль».

Почему я так думаю? Потому, что это напомнило мне одно предвоенное судебное дело.

Некий пан Константы Козел был владельцем большого черного воза для транспортировки угля и гигантского карего коня, по имени Щенок. Случилось так, что на Широкой улице конь уперся и не хотел тянуть воз дальше. Понятно, пан Козел стал принуждать его окриками:

– Ах ты, за узду дерганный, соломой и очистками кормленный, в первый позвонок поломанным кнутом битый, с Охоты на Шмуловизпу туда и обратно гоняемый, будешь ты тянуть или нет?!

Само собой разумеется, что разозленный наставник прибавил к этому несколько эпитетов, уточнявших нелегальное рождение коня, а также представлявших в истинном свете его личное поведение, бросающее тень на весь мужской пол.

И надо же было, чтоб в этот момент в обществе собственной жены улицу переходил Теодор Миндаль с Торговой. Выслушав речь пана Козела, пани Миндаль сказала мужу:

– Как он обращается с животным! Обрати, пожалуйста, внимание, любимый.

Пан Миндаль подошел к телеге и закричал:

– Эй, уважаемый, как ты, черт тебя побери, выражаешься? Меня ты не заимпонируешь, но на улице женщины, которые не желают выслушивать твоих нравоучений. Одним словом, принимая во внимание женский пол, а также самоучащуюся молодежь, заткни свою грязную пасть мелким щебнем или в противном случае я буду вынужден отделать твое обличье под орех^[24]24
  Скорее всего пан Миндаль имел в виду сорт угля, называющийся «орех».


[Закрыть].

– Уважаемый, о чем речь? – спросил удивленный угольщик. – Пан не знает эту лошадь! Иначе с ней невозможно. Салонных выражений она не понимает. Прежде чем как следует по его семье не проедешься, он не сообразит, что ему надо делать. Так он обучен. Если хочешь, чтобы Щенок тянул, нужно добраться до его женских родичей по материнской линии, а если хочешь, чтобы он остановился, надо затронуть предков мужского пола.

Паи Миндаль не поверил. Сделали пробу. Оба они энергично командовали лошадью, которая и впрямь удивительно точно ориентировалась в замысловатом словаре варшавских окраин. Пан Миндаль так разошелся, что постовой Россолек вынужден был арестовать его «за нарушение порядка при помощи всем известных неприличных выражении». Пана Миндаля оштрафовали, кажется, на тридцать злотых.

Из вышеизложенного следует, что наш современный угольщик несравненно вырос и обращается к своему коню методом, значительно более деликатным. Из чего получается вывод, что сделан большой шаг вперед на пути нормализации отношений между лошадью и человеком. И можно надеяться, что с возобновлением деятельности Общества покровительства животным этот вопрос будет окончательно улажен. О чем настоятельно просят лошади, собаки и нижеподписавшийся.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1956

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀
Насчет воды
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

С некоторых пор моя Генюха начала капризничать, что, мол, вода в водопроводе чуть-чуть отдает карболовкой. Раньше запах был естественный, то есть невозможно отдавало хлором, а теперь карболовкой.

– Может, это в целях гигиены, – объяснил я, – а с другой стороны, когда город с миллионным населением устраивает стирку, само собой, в Вислу попадает немного мыла.

Я лично это не принимал близко к сердцу, так как не имею привычки применять воду для внутреннего употребления. Генюху, однако, эта карболовка страшно нервировала. А когда я прочел в газетах, что это оттого, что в Вислу спускают разные сточные воды, она закричала:

– Довольно! Я не желаю пить то, что Скублинская выливает на помойку, я для этого слишком брезгливая, а также я не намерена отравляться тем, что фабрики спускают в реку. Будешь привозить мне воду из Зеленки.

В Зеленке у нас есть знакомый среднеземельный единоличник-кулак, Геня велела мне ездить к нему по воду с бутылью.

– Генюха, – объясняю я ей, – прочитай, тут есть разъяснение, что, хотя наша вода действительно немного попахивает, потому что промышленность развивается, для здоровья она не вредная.

И показываю ей заметку в «Жице Варшавы», гдо были описаны научные испытания над варшавской водой. Сам начальник водопровода уже целую неделю три раза в день – натощак, до обеда и вечером – пьет прямо из крана по два стакана воды и до вчерашнего вечера еще был жив.

Но Геня не стала меня слушать и велела ехать в Зеленку. Деревенская вода без промышленных отходов действительно ей невозможно поправилась, ну просто нектар. Только почему-то она каждый день была другого цвета, один раз более желтая, а другой раз менее.

Единоличный кулак объяснил мне, что это зависит от погоды. Когда холодно, из навозной жижи в колодец натекает меньше, когда тепло – больше. В мороз вода почти что даже голубая.

Поскольку стояла исключительно теплая погода, воды я больше у хозяина не брал. Приезжаю домой и рассказываю Гене, что и как. И показываю заметку, что варшавская вода не подкачала, директор водопровода все еще живой. И объясняю, что раз воды сточные, в них приходится доливать побольше карболовки, иначе совсем нельзя будет пить. А все потому, что в Висле мало воды.

– Большой дождь все уладит, и будет тебе, Генюха, опять вода по вкусну. Наконец, нужно иметь немного общественного подхода: аптеки тоже должны выполнять план и вырабатывать премиальные. А доктора разве не должны жить? Одним словом, нечего принимать эту воду близко к сердцу.

Но она не дала мне высказаться, а стала посылать за водой к тетке Скубиневской в Пясечно. Я ездил туда два раза, мне это надоело, и теперь я ношу воду от шурина с Зомбковской улицы, а это всего несколько домов от нас. Геня, конечно, ничего не подозревает, льет с удовольствием и только сокрушается, почему мы не живем в Пясечно.

А нам с шурином все это очень по душе. Дело в том, что деньги, которые Геня мне выдает на дорогу, остаются нам. И мы тратим их на дозволенные развлечения, в которых вода не играет никакой роли.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1956

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀
Это не Гитлер
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Как-то раз мы с шурином прочитали в газете, будто Гитлер жив. Только морду себе изменил благодаря косметической технике. Ну мы и решили собственными силами его разыскать.

В газете писали, что американские ковбои всю Германию дюйм за дюймом обыскали конным строем и не смогли его найти. Стало быть, он укрывается где-то за границей, и кто знает, очень может быть именно в Варшаве. Во всяком случае, мы решили осмотреть Варшаву, чтобы увериться, что Гитлера тут нет.

А поскольку мы ездить верхом не умеем, мы наняли дрожки и ну катать по столице – искать преступника.

Счастье нам, как говорится, улыбнулось, и уже на второй улице мы увидели типа, который показался нам подозрительным. Витрина, то есть физиономия, у него была сильно покарябана, одна щека распухшая, как тыква, под зенками лимоны, нос, перерезанный туда и назад, одно ухо в два раза больше другого. Шурин толкает меня локтем и говорит:

– Валерек, останови дрожки, кажется, мы поймали Гитлера.

Вышли, одолжили у извозчика кнут, зашли типу в тыл, и я говорю шурину:

– Фелюсь, когда я тебе моргну, вытяни подозрительную личность ручкой от кнута по хребту, а я тем временем его за галстук – ив милицию.

Когда мы подошли ближе, мы окончательно убедились в нашей правоте потому, что ботинки и штаны у него были заляпапы масляной краской, а Гитлер, как известно, был маляром…

Я, само собой разумеется, моргнул шурину. И он как пройдется кнутовищем по всему гитлеровскому крестцу до самой шляпы!

Гитлер схватился за плечи и крикнул:

– О боже мой, кто это меня так угостил?.

Ну тут мы видим, что это вроде и не Гпилер, потому что очень уж он отозвался по-варшавски. Нам стало неприятно, и я говорю ему:

– Уважаемый, разрешите познакомиться. Печенка я, Валерин, а этот мой шурин, некий Пекутощак.

– Очень приятно, – говорит этот тип, – А я Росолек, мастер бокса полутяжелого веса.

Из-за оптического обмана человеческого взгляда мы приняли уважаемого пана за Гитлера по той причине, что личико у пана имеет следы серьезной докторской операции, а также потому, что мужская конфекция у пана невозможно краской забрызгана, и мы подумали, что пан имеет честь быть маляром.

– Это никакая не операция, просто после воскресного матча лицо у меня действительно немножко изменилось, а штаны и штиблеты мне в столовой помидоровым супом какой-то слепой баран забрызгал.

– Ну, ежели все так, – говорим мы, – то просим прощения, и пардон, и наше нижайшее уважение.

– Минуточку! – говорит он. – Я не имею к уважаемым претензий за эти два-три удара, потому что для меня это мелочь, но за то, что вы мастера бокса за прощелыгу Гитлера приняли, вы будете сильно наказаны.

И при этом он начинает стягивать с себя пальто.

Тут мы, ясное дело, ходу к дрожкам я поехали. Но, правда сказать, он нас догнал. Теперь мы лежим дома под компрессами из аква Гулярди и долго еще будем бояться выйти на улицу, потому что наши физиономии так изменились, что каждого из нас можно вполне принять за Гитлера.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1946

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀