Текст книги "Создатель ангелов"

Автор книги: Стефан Брейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 8

– Рекс Кремер слушает.

– Герр Кремер, вы должны мне помочь! Вы должны мне помочь! Он снова взялся за свое. Доктор Хоппе продолжает делать свое дело! А дети, Господи, эти дети!

– Мефрау, я очень плохо вас слышу. Не могли бы вы повторить еще раз?

– Я у доктора Хоппе. Я только что там была. Я приехала еще позавчера. Я хотела увидеть детей. Вы помните? Вы еще рассказали мне, где он живет. Я нашла его.

– Значит, вы его нашли.

– Но дети…

– Что случилось с детьми?

– Один уже… Михаил уже… А двое других… Двое других… Они в любой момент могут… Я не знаю, что мне делать! Вы должны мне помочь!

– Но я не знаю, как…

– А доктор всё не унимается! Я слышала, как он заказывал яйцеклетки. Зрелые яйцеклетки. Он так и сказал. Я буду продолжать. Так он сказал! И что я хочу его остановить! Что я приехала за этим! Он сошел с ума!

– …

– Герр Кремер?

– Я думаю, мефрау. Я посмотрю, что я смогу сделать.

– Он готов на все! Дети. Когда я нашла их… Они… Он их… Это ужасно! Это было ужасно! Он сумасшедший! Доктор Хоппе сошел с ума! Вы должны мне…

– Мефрау?

– …

– Мефрау, вы еще здесь? Мефрау?

Эта женщина кричала у кафе «Терминус» и стучала в окна. Марта Боллен услышала ее даже из подсобки и вышла на улицу. Женщина в панике бросилась к ней:

– Мне нужно позвонить! Мне нужно позвонить! Срочно!

Марта проводила ее в конторку за прилавком и показала, где телефон. Она оставила ее одну, но осталась подслушивать за дверью. Марта подумала, что с сыновьями доктора случилось несчастье, а его телефон, возможно, не работает. Но женщина начала ругаться. Она несколько раз обругала доктора. Кричала, что он сошел с ума! Вот что вопила эта женщина. И повторила три раза. Тогда Марта вмешалась. Она зашла в конторку, отняла у нее трубку и бросила на рычаг.

– Вон отсюда! – крикнула она. – Вон! Я не желаю вас здесь видеть! Вы сами ненормальная! Убирайтесь или я вызову полицию!

После этого женщина убежала.

Якоб Вайнштейн убирал на кладбище увядшие цветы, когда увидел ее в то утро. Тогда он еще не знал, кто она такая. Она торопливо ходила по дорожкам и читала надписи на надгробиях. При этом она каждый раз качала головой. Женщина шла в его сторону, но пока еще не заметила его. Когда между ними оставалось несколько метров, Якоб заговорил с ней:

– Вы ищете чью-то могилу?

Она посмотрела на него так, будто он сам только что восстал из мертвых. Широко раскрыв глаза, она отступила на шаг назад.

– Я здешний служитель, – попытался он успокоить ее. Он видел, что женщина в панике. – Если вы скажете мне, чью могилу вы ищете, я, возможно, смогу вам помочь.

Она испуганно огляделась по сторонам.

– Михаила, – сказала она. – Михаила.

– Кого?

– Михаила.

– А фамилию вы знаете? По одному имени я вряд ли догадаюсь.

– Хоппе. Возможно, Хоппе.

– Хоппе? Как у доктора? Вы, наверное, ищете его отца. Он, действительно, здесь похоронен. Но его звали не Михаил. Я могу вам…

Она резко покачала головой.

– Один из моих… Один из детей. Из мальчиков.

– А, вы про этого Михаила? Михаил, Гавриил и Рафаил. Как архангелы.

Последнюю фразу она как будто не поняла. Она явно была не в себе. А может быть, даже неверующая.

– Михаил Хоппе, – повторила она. – Сын доктора.

Значит, он правильно ее понял. Скорее всего, она ошибалась.

– Но ведь он не умер, мефрау.

Теперь женщина кивнула.

– Умер, – сказала она. – Еще на прошлой неделе.

– Я думаю, вы заблуждаетесь. Они серьезно больны. Это я знаю. Но чтобы умер? И еще на прошлой неделе? Тогда его давно бы уже похоронили. А здесь за последние четыре месяца не было похорон. Я действительно думаю, что вы ошиблись.

– Нет, так сказал доктор. Я уверена. Он так сказал мне.

И тут служитель все понял. Это была та самая женщина, о которой все говорили в последние дни, это она приставала к детям Марии Морне и утверждала, что она мать детей доктора. Это была она! И она была чокнутая. Так говорили.

– Здесь нет могилы Михаила Хоппе, мефрау, – резко сказал он. – Вы это придумали. Он не умер.

– Вы лжете! Все лгут! Все! – громко закричала она, театрально воздев к небу руки.

– Здесь кладбище, мефрау. Я не могу допустить…

Но она уже развернулась и побежала к выходу. Он поспешил за ней и увидел, что она пошла прямо к дому доктора. У нее даже был ключ. Она несколько минут провозилась с замком на калитке, но потом сразу побежала дальше, по садовой дорожке к входной двери. Не оглядываясь, она скрылась в доме.

Дверь в комнату была открыта. Она была уверена, что закрыла ее, когда уходила.

– Гавриил! Рафаил!

Ее голос прозвучал совсем слабо. Женщина чувствовала, как стучит у нее в висках. Резко заболел живот. Она осторожно подошла к двери.

– Гавриил? Рафаил?

Она заглянула в комнату. В кровати кто-то лежал. Женщина боялась, что там никого не окажется.

Она прошла дальше в комнату и остановилась в ногах кровати. Там был только один ребенок. Место, где лежал Рафаил, опустело. Там осталось грязное пятно. Как будто кто-то всадил ей в живот нож.

Она машинально подошла к другой стороне кровати. Склонилась над Гавриилом и осторожно обняла его. Чуть приподняла его тельце, поддерживая голову.

– Где Рафаил? Гавриил, где Рафаил? Гавриил, посмотри на меня.

Гавриил не реагировал. Он еще дышал, слава Богу, он еще дышал, но глаз не открывал. Только дышал.

Она снова опустила его на кровать. Мальчик был таким легким, что подушка под его головой почти не примялась.

Ее дыхание сбилось. Как будто кто-то сжал пальцы у нее на горле. Женщина оглянулась, ища по сторонам, хотя знала, что Рафаила в этой комнате нет.

Он не умер.

Доктор перенес его в другую комнату, решила она. Наверное, там и Михаил. Соломинка, за которую она ухватилась.

Она вышла из комнаты и еще раз обернулась.

– Я сейчас вернусь, – сказала она. – И приведу твоих братиков. Рафаила и Михаила. Я схожу за ними.

Ею управляли надежда и отчаяние. Ярость. И все больше и больше ненависть. К мужчине, по чьей вине все это произошло. И который никак не унимается.

Она нашла его в приемной. Он стоял к ней спиной. И мыл руки.

– Где они?

Голос стал хриплым. Женщина давно ничего не пила. Она потеряла счет времени. Не знала, как долго отсутствовала.

Доктор оглянулся через плечо, продолжая мыть руки. Потом закрыл кран.

– Где они? Где Михаил и Рафаил? Они не умерли. Я знаю. Они живы.

Он потянулся за полотенцем и стал тщательно вытирать руки. Сверху, снизу, палец за пальцем, между пальцами.

Она быстро огляделась. Ее взгляд упал на смотровое гинекологическое кресло. И снова будто кто-то ударил ее ножом в живот. Словно желая еще больше подпитать свою ненависть, она коснулась пальцами выпуклого шрама. Сквозь ткань на блузке она почувствовала его как укол шипа. Каждый шов был шипом, коловшим ее. Сорок восемь швов. Она часто их пересчитывала.

– Где они? – настойчиво спросила она.

Доктор повесил полотенце на место.

– Они мертвы, – сказал он. – Они оба мертвы.

Он даже не взглянул на нее.

– Вы лжете. Уже в который раз вы мне лжете.

Он громко шмыгнул носом и покачал головой.

– Вы хотите их видеть? Тогда вы мне поверите? Если увидите?

Она не ожидала, что он так быстро сдастся. И все-таки кивнула:

– Я хочу их видеть. Сейчас. Немедленно.

Она с трудом могла дышать.

– Я покажу их вам. Пойдемте.

Он прошел к двери за письменным столом, открыл ее и исчез в задней комнате.

Она немного замешкалась. Она представила себе, что сейчас увидит. Мальчики будут лежать на больничной койке, возможно, они будут под капельницами и в кислородных масках. А вокруг, скорее всего, будет наставлено много медицинских аппаратов. Скорее всего. К этому она готовилась. К такой картине. И вошла в комнату.

Как настоящие братья, они были рядом. Он поставил их рядом на пустой стол посередине комнаты и отошел на шаг назад, чтобы ей было видно.

Они парили. Согнув спины, опустив головы, закрыв глаза и сжав кулачки, они парили в воде. Два огромных стеклянных сосуда, в каждом из них – одно тельце.

Ей как будто перекрыли воздух. Женщина могла только выдыхать. Короткими рывками. Не могла вымолвить ни слова. Она даже не могла отвести взгляд от того, что стояло на столе.

Она пошатнулась и ухватилась за шкаф позади себя, опрокинув металлический лоток. Звук испугал и отрезвил ее. Как будто прозвучал откуда-то извне. Как будто она спала, а в это время что-то упало. Но она не проснулась. Ведь она не спала. И голос, который донесся до нее, тоже был настоящим. Без интонаций, без эмоций, но все равно настоящий:

– Видите, они мертвы. Я не лгал.

Если бы он промолчал, если бы он ничего не сказал, она, возможно, ушла бы. Очень далеко. И навсегда. Она увидела на шкафу скальпель. Не могла не заметить его и не могла промахнуться. В каждом лотке, во всех лотках лежали скальпели, ножницы и иглы. Женщина взяла один скальпель, замахнулась и бросилась на доктора. Она не выдержала. У нее не хватило сил. Она нанесла удар. Ее рука описала широкую дугу сверху вниз, и скальпель ударил его в бок, легко прорезал ткань пиджака и рубашки и глубоко вошел в тело.

Глава 9

Пастор Кайзергрубер уже дважды заходил к доктору Хоппе с бутылочкой освященного масла. Оба раза калитка оставалась закрытой. Так как пастор знал, что доктор Хоппе не открывает вообще никому, он не принял это на свой личный счет. А кроме того, пастор вовсе не видел в этом ничего ужасного, так как все равно шел сюда через силу. Он делал это только потому, что его уговорили многочисленные прихожане. Они хотели, чтобы он соборовал умирающих сыновей доктора. Сначала он еще сопротивлялся и говорил, что дети для этого слишком малы, да и вообще, неизвестно, крещены ли они, но Бернадетта Либкнехт напомнила ему притчу о женщине, которая уверовала так искренне, что Иисус исцелил ее ребенка только за это.

– Евангелие от Матфея, глава 15, – сказала Бернадетта, а потом указала пастору еще и на то, что доктор Хоппе сам признал: судьба его детей в руках Господа. А значит, он надеется, что его сыновья найдут покой в Царствии Божьем. Помазание непременно поможет в этом и даст доктору силы справиться с потерей.

В первый раз пастор Кайзергрубер позвонил в звонок у калитки доктора днем в среду, а во второй раз – в четверг. До этого он пытался дозвониться по телефону, но доктор не снимал трубку. Кто-то из деревенских жителей уже стал серьезно волноваться, ведь доктор Хоппе несколько дней не давал ничего о себе знать. Судя по всему, он взял к себе в дом ту сумасшедшую женщину, чтобы она ухаживала за детьми, но и женщины этой тоже не было видно с утра вторника, когда она кричала Якобу Вайнштейну на кладбище всякую ерунду.

Ирма Нюссбаум уже была готова вызвать полицейских, чтобы те обыскали дом, но остальные отговорили ее, потому что доктор, вероятно, просто не отходит от постели больных детей. Это, однако, вовсе не успокоило Ирму, и, до самого вечера так и не разглядев никаких признаков жизни в доме доктора, она позвонила Вере Вебер, якобы чтобы поинтересоваться, как у нее дела. Как бы невзначай она спросила, когда Вера записана к доктору Хоппе, ведь в этот день он просто должен был появиться.

– Завтра или в субботу, – ответила Вера, немного замешкавшись. – Он должен еще перезвонить.

– Очень интересно, – сказала Ирма, – я, правда, беспокоюсь.

Она не спросила, зачем именно Вера собиралась к доктору, чтобы не смущать ее. На тот момент она уже знала достаточно и решила дождаться субботнего вечера, чтобы потом предпринимать дальнейшие шаги. Если доктор так и не появится, она вызовет полицию.

Но так долго ждать ей не пришлось. В пятницу вечером появился тот самый проблеск жизни, которого она дожидалась четыре дня. Пастор Кайзергрубер предпринял третью попытку. Два дня до этого он был слишком занят, чтобы зайти к доктору, так как в воскресенье должно было состояться паломничество на голгофу в деревне Ля Ша-пель, событие, которое всегда проходило примерно 22 мая, в праздник святой Риты, покровительницы Вольфхайма.

В тот вечер пастор два раза быстро нажал на кнопку звонка и уже развернулся, чтобы уйти, с явно довольным видом, но тут неожиданно появился доктор. В доме напротив облегченно вздохнула Ирма Нюссбаум, наблюдавшая за пастором в кухонное окно. Когда спустя пару минут пастор прошел вслед за доктором в дом, она стала обзванивать подруг, чтобы сообщить им хорошую новость.

Пастору Кайзергруберу было не по себе. Доктор Хоппе поздоровался с ним по-деловому, как и всегда. Пастор еще не успел сказать, для чего пришел, а доктор уже провел его в кабинет, словно собирался лечить от какого-нибудь недуга. Пока доктор занимал место за своим письменным столом, пастор сунул руку в карман пиджака, проверяя, там ли бутылочка с маслом. Свою неизменную сутану он уже больше чем два года назад сменил на темный костюм, но к многочисленным карманам в нем так до сих пор и не привык. Церковь должна идти в ногу со временем, но ему все равно иногда было непросто.

Сидя вот так перед доктором Хоппе, он снова вспомнил прежние времена. И отца Виктора. Его сын в этот момент выглядел так же, как и сам Карл Хоппе, каким его запомнил пастор в конце его жизни. Узкое лицо с ввалившимися щеками, неопрятная рыжеватая борода, шрам, плоский нос и светло-голубые глаза – все было то же самое. Только пастор никогда не видел у Виктора таких длинных волос, сейчас они доставали ему почти до плеч.

Пастор прокашлялся и решил сломать лед. Машинально он положил руку на флакончик с маслом, как будто надеялся черпать оттуда силы.

– Цель моего визита… – начал он.

– Почему Иисус умер на кресте? – вдруг перебил его доктор Хоппе.

Пастор удивленно поднял взгляд, но увидел, что доктор, не отрываясь, смотрит на серебряный крестик, который он всегда прикреплял к воротнику пиджака. Такой вопрос показался пастору странным, особенно в устах доктора, но он сразу же подумал, что, возможно, доктор ищет опоры в религии после трагической смерти своих сыновей.

Он ответил так, как делал это всегда:

– Чтобы спасти нас от грехов наших. Он пожертвовал собой ради человечества.

– Но выбрал свою смерть сам?

Пастор поднял брови. Он снова сразу все понял. Он мгновенно подумал о смерти отца Виктора. Возможно, доктор хотел еще поговорить о самоубийстве.

– Нет, Иисус был осужден. Несправедливо осужден. Но Он не сопротивлялся. Он страдальчески принял свою кару. Чтобы показать, что не имел злобы. Что у Него были только благие цели.

Он хотел как-нибудь закруглить этот разговор, но доктор продолжал настаивать, не спуская глаз с крестика.

– Но почему Он тогда был осужден?

– Его не поняли. Неверно поняли. Люди не верили Ему.

Теперь доктор кивнул. Он откинулся на спинку стула и прикоснулся к своему боку.

Пастор воспользовался паузой, чтобы сменить тему:

– Как дела у ваших…

– Но почему крест? – снова резко перебил его доктор. – Почему Он должен был умереть на кресте?

Пастор тоже облокотился о спинку и вздохнул.

– Почему крест? – повторил он слова доктора. – Потому, что в те времена так казнили преступников. Вот поэтому.

– Сейчас это было бы невозможно?

– Нет, слава Богу.

Доктор на мгновение поднял на него глаза.

– В наши дни Его бы посадили в тюрьму, – продолжал пастор, стараясь не встречаться с доктором взглядом. – Или оправдали бы на справедливом суде.

– И тогда Он бы не умер?

– Нет, возможно, нет.

– И тогда Он не смог бы спасти нас от наших грехов?

– Что-то вроде того, – кивнул пастор, в надежде, что на этом обсуждение закончилось.

– А то, что Иисус восстал, – спросил доктор Хоппе, – то, что Он восстал из мертвых, ведь это Он тоже сделал ради людей?

«Он, действительно, в поиске, – подумал пастор. – Возможно, я в нем ошибался. Возможно, он все-таки раскаялся».

– Этим Иисус показал, что всегда будет с каждым из нас, – объяснил он. – Что Он выше жизни и смерти.

Чем дальше, тем больше создавалось впечатление, что он должен вовлечь кого-то в христианскую веру, и это при том, что Виктор несколько лет провел в школе при монастыре в Эйпене. Возможно, все уроки Закона Божьего и все молитвы отскакивали от него как горох от стенки. А может быть, у него сформировалось отвращение к религии, потому что в то время он еще не мог правильно ее воспринимать. Он был недостаточно зрелым.

– Я понял, – сказал Виктор, как ученик в конце урока.

– Я очень рад, – ответил пастор Кайзергрубер абсолютно искренне и немедленно продолжил, чтобы опередить новые вопросы доктора:

– А как дела у ваших детей, герр доктор?

– Хорошо, – быстро ответил доктор.

– Значит, всё опять…

Доктор Хоппе кивнул. Пастор почувствовал облегчение.

– Значит, помазание им не нужно? Потому что, на самом деле, я пришел как раз для этого.

Он легонько постучал по бутылочке у себя в кармане.

– Нет, совершенно не нужно, – сказал доктор.

– Это прекрасная новость, герр доктор, – сказал пастор Кайзергрубер и уже поднялся, чтобы уйти. – Это воистину прекрасная новость. Теперь мы знаем, за что нам благодарить Иисуса в воскресенье. Когда будет крестный ход в Ля Шапель. Там…

Пастор не закончил фразу. Он слишком поздно понял, что название деревни может вызвать у доктора плохие воспоминания. Но доктор никак не отреагировал. Возможно, он почти ничего не помнил о своем пребывании в монастыре сестер-кларисс. Да и как могло быть иначе? Ему ведь не было и пяти лет, когда отец забрал его оттуда. И все-таки эти годы принесли и свою пользу, теперь пастор это понял. В конце концов зло отступило. Прошло очень много времени, но в результате это произошло.

И воззрят они на Того, Которого пронзили.

Виктор уже несколько дней держал рану открытой. Как только она затягивалась корочкой, он сдирал ее и просовывал в разрез сначала один, потом два, а потом и три пальца на две фаланги вглубь.

Пока рана была свежей, он сам удивлялся ей. Но видел ее и чувствовал. Рана в боку была настоящей.

Это тоже разбудило в нем что-то.

Это случилось вскоре после того, как зло было им повержено.

Лишь в субботу вечером Лотар и Вера Веберы дождались спасительного звонка:

– Я буду ждать вас в девять часов завтра утром.

– Всё получилось? – радостно спросил Лотар.

– Получилось. У меня есть три эмбриона.

– Три? Это не слишком много?

– Нет уверенности, что все они будут развиваться и дальше. Мы должны это учитывать.

– Ах вот как. Понятно.

Потом Лотар еще спросил, сколько времени это займет, и надо ли будет его жене полежать, потому что они хотели принять участие в крестном ходе в Ля Шапель. В этом году ему доверили нести хоругви. Доктор сказал, что все произойдет быстро. Это будет простая процедура. Вера ничего не почувствует и потом тоже не будет испытывать никакого дискомфорта.

В тот вечер они зажгли свечу. У портрета своего сына Гюнтера.

На следующее утро без пяти девять они позвонили в звонок у калитки доктора. Было воскресенье, 21 мая 1989 года. Особенный день. Оба они устали и нервничали. В ту ночь в спальне было душно, и они с трудом смогли заснуть. В последние дни стояла ужасная жара. В воскресенье погода тоже обещала оставаться по-настоящему летней, но на этом лето заканчивалось, так предсказывал прогноз погоды.

Вера Вебер чувствовала себя очень неуверенно, когда звонила доктору. Возможно, ей стоило положиться на волю Господа? Разве она не играла сейчас с собственным здоровьем? И со здоровьем будущего ребенка? В последние дни такие мысли посещали ее все чаще. Конечно, во многом из-за нервов, это она понимала. Но она также понимала, что еще не поздно отказаться. Возможно, им стоило подождать. Месяц или подольше. Чтобы быть уверенными, что все пройдет хорошо.

– Лотар, – начала она.

Но как раз в этот момент из дома вышел доктор.

– Да нет, ничего. Потом.

Доктор Хоппе выглядел бледным. Он всегда был бледным, но сейчас особенно. Он был белым. Как мел.

– Все в порядке, доктор? – спросил Лотар, когда они вошли.

– Да, – ответил тот, но Лотару показалось, что ответ прозвучал не слишком убедительно. Возможно, доктор и сам волновался. Для него это тоже не было рутинной процедурой.

– Я слышал хорошую новость про мальчиков, – сказал Лотар, чтобы снять напряжение, и смахнул муху, которая кружила у него над головой.

Доктор кивнул.

– Время пришло, – сказал он. – Господь долго ждал. Они были кожа да кости. Если хотите, я их принесу. Сами увидите.

Лотар покачал головой.

– В другой раз. Пускай отдыхают.

Он понимал, доктор рад тому, что самое страшное уже позади, и хочет показать это всем, но Лотару хотелось, чтобы процедура поскорее закончилась. Да и его жена уже разделась.

– По крайней мере, зло побеждено, – сказал доктор Хоппе. – Эта задача выполнена.

Лотар кивнул. Его успокаивало, что доктор искал и нашел опору в вере. «Господь сейчас на его стороне, – думал он, – возможно, Он и к нам будет милостив».

– Я рад за вас, – сказал он искренне.

Он увидел, что доктор держится за бок. На его белом халате в этом месте были коричневатые пятна, и по ним ползала муха. Другая муха сидела на руке у доктора. Лотару вдруг бросилось в глаза, что в комнате очень много мух. И еще здесь стоял какой-то странный запах, которого он никогда не чувствовал раньше, и теперь не мог понять, что же это такое.

Его жена легла на кресло и положила ноги на подставки. Он следил взглядом за доктором, видел, как тот занял место за большим микроскопом на столике и поставил под прибор стеклянную чашечку.

«В ней новая жизнь, – подумал Лотар. – И ее он поселит в моей жене».

Непорочное зачатие.

Он вспомнил, как эти слова выкрикнул Жак Мейкерс тогда в «Терминусе».

Доктор поднялся и прошел к Вере с каким-то узким длинным металлическим инструментом.

– Герр доктор, – вдруг услышал Лотар робкий голос своей жены.

Он нахмурил брови и повернулся в ее сторону. Она лежала головой на подушке и смотрела прямо в потолок. Она снова повторила:

– Герр доктор, а возможно ли отложить это? До следующего месяца, например?

Лотар удивился. Зачем она об этом спросила? Она вдруг испугалась? Округлив глаза, он посмотрел на доктора, который мгновенно отреагировал:

– Нет, невозможно. Это невозможно. Нужно сделать это сейчас.

– Но на самом ли деле всё в порядке? – спросила она. – Я так боюсь, вдруг что-то пойдет не так.

– Вам не следует бояться, – сказал доктор. – У меня благие намерения по отношению к вам. И сами вы отмечены милостью.

Лотар не понял, что имел в виду доктор, но его жена не обратила на его слова внимания. Ее интересовало другое.

– Но ребенок, герр доктор? Мальчик будет здоров?

– Он будет здоров, фрау Вебер. Он определенно будет здоров.

– То есть… не глухой?

– Он не будет глухим.

Лотар услышал, как его жена вздохнула. Казалось, она успокоилась, и ее голова опустилась на подушку. У самого Лотара еще было несколько вопросов. Но он решил промолчать. Вера успокоилась, а доктор был готов начать процедуру. Честно говоря, ему хотелось спросить, что будет, если три или два эмбриона вырастут в младенцев. Будут ли они похожи между собой? Будут ли все они хорошо слышать? А что если его жена вообще не забеременеет? Тогда доктор попытается еще раз? Но захотят ли этого они сами? Об этом он еще не говорил с женой. Но, может быть, и не стоило этого делать.

– Вот и всё, – раздался голос доктора.

Он откинулся на спинку стула и снова приложил руку к боку.

– Всё уже готово? – спросил Лотар.

– Всё готово, – ответил доктор, но в его голосе было не слишком много энтузиазма, как будто он просто выполнил свой долг. Возможно, ему надо было свыкнуться с мыслью, что все позади. По крайней мере, для него. Он выполнил свою работу. Теперь дело за Верой.

Лотар Вебер смотрел, как его жена поднимается с кресла. У нее в животе была жизнь. Новая жизнь. Он с трудом мог поверить в это. Он почувствовал, что и его самого взволновало это событие. Такого он не ожидал. Ему вдруг вспомнился Гюнтер, и Лотар с трудом справился со слезами.