Текст книги "Создатель ангелов"

Автор книги: Стефан Брейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Убеждение не понадобилось, и Рекс почти сразу поднялся, чтобы уйти. Отчет он оставил на столе.

Виктор проводил его до входной двери. Рекс хотел знать еще только одно:

– Когда они родятся? Приблизительно?

– Двадцать девятого сентября.

Виктору не понадобилось ни минуты на размышление.

Часть III

Глава 1

Рекс Кремер медленно ехал через вершину горы Ваалсерберг. Его машина миновала многочисленных туристов, приехавших поглазеть на точку пересечения границ трех стран. Он бывал здесь однажды, еще ребенком, и из той поездки сохранилось яркое воспоминание о подъеме на башню Бодуэна, которая сейчас виднелась впереди. Рекс пригнулся, почти ложась на руль, и посмотрел наверх. На площадке, на самом верху, стояла толпа детей: одни показывали пальцем на что-то вдалеке, другие махали рукой тем, кто стоял внизу.

Тридцать восемь метров. Такова высота башни. Рекс и это не забыл. У него всегда была хорошая память на числа.

Незаметно бывший научный сотрудник университета пересек границу между Нидерландами и Бельгией. Его путь лежал из Кёльна в Вольфхайм. Чтобы попасть в эту деревню, он проехал через Ахен и Фаалс, а потом следовал указателям на пересечение трех границ.

– Затем тебе нужно ехать по Дороге Трех Стран, – объяснил ему Виктор. – В конце этой дороги, за мостом, ты увидишь дом. Он стоит в стороне и окружен изгородью. Прямо за церковью. Наполеонштрассе, дом один.

На Дороге Трех Стран было множество резких поворотов, что требовало от Кремера определенной сосредоточенности. Так что на некоторое время ему удалось отогнать гнетущее чувство, не покидавшее его на протяжении всей поездки. Но как только впереди показался мост, ему опять сдавило грудь, еще сильнее, чем прежде.

Неделей раньше он встретил Виктора на выставке медицинской аппаратуры во Франкфурте. Они не виделись и не разговаривали уже больше четырех лет. Кремер нарочно не искал с ним встреч, несмотря на все мучавшие его вопросы. Первые несколько месяцев после того их разговора в Бонне он внимательно следил за специализированными журналами и газетами, но, к своему успокоению, не обнаружил в них ни статьи, написанной доктором Виктором Хоппе, ни статьи, написанной о нем. Поэтому чем дальше, тем больше он склонялся к мысли, что эксперимент по клонированию провалился, если он, конечно, вообще состоялся. Все больше ученых приходили к выводу, что это невозможно, поскольку с тех пор больше никому не удавалось достичь успеха в клонировании млекопитающих. Однако для Кремера так и осталось загадкой, действительно ли Виктор все выдумал, а он, будучи ординатором, все это время позволял водить себя за нос. Впрочем, для его университетских коллег в Ахене это был вопрос решенный, что сильно усложнило его дальнейшее сотрудничество с ними. После всех разбирательств он, правда, продолжал возглавлять отделение, но скоро обнаружил, что его перестали уважать, не говоря уже о том, чтобы прислушиваться к его мнению. Год спустя Кремер согласился на предложение одной коммерческой биотехнической организации в Кёльне и получил должность начальника нового отдела, занимающегося исследованием стволовых клеток и генной инженерией.

Уже будучи на этой должности, 29 октября 1988 года, Рекс Кремер поехал на выставку во Франкфурте, чтобы посмотреть и заказать новую аппаратуру. Не успел он зайти внутрь, как узнал среди посетителей Виктора. Узнал сразу и издалека.

Он вздрогнул. Не стал подходить к Виктору, по крайней мере, сначала. В течение двух часов ходил по выставке и периодически замечал Виктора, но взгляды их ни разу не встретились. Затем Рекс стал ходить за ним следом. У каких стендов он останавливается? Какой аппаратурой интересуется? Какие вопросы задает?

Его голос! Когда Кремер подошел достаточно близко, чтобы услышать его необычный голос, на него нахлынули воспоминания.

В этом их ошибка. Они сами ставят себе границы.

Бог создал человека по подобию Своему. Некоторые вещи нужно просто принимать на веру. Их четверо. Слишком много.

Он нарочно прошел совсем близко к Виктору, в надежде, что тот узнает его и заговорит, как будто хотел заранее подстраховаться на случай, если их увидят вместе. Но Виктор не подошел к нему. Его бывший коллега даже не подал виду, что узнал его, когда Кремер слегка кивнул ему, проходя мимо.

В конце концов любопытство взяло верх. Рекс заговорил с ним. Виктор посмотрел так, будто его только что разбудили.

– Это я, Рекс Кремер. Из Ахенского университета.

– Вы изменились, – сухо ответил Виктор.

Об этом Рекс не подумал. Он полагал, что его легко можно узнать, а между тем он теперь носил очки и волосы были длиннее, чем во времена работы в университете.

– Это вы верно подметили, – сказал он, машинально поправляя очки. – Но расскажите, как у вас дела?

Виктор безразлично пожал плечами. Было непонятно, то ли он не хотел отвечать, то ли этот жест и был ответом. Встречного вопроса также не последовало, так что инициатива снова перешла к Рексу.

– И чем вы сейчас занимаетесь? Прошло так много времени…

Он сознательно постарался сделать вопрос нейтральным. Рекс хорошо помнил, как уклончиво умеет отвечать на вопросы его бывший коллега.

– Я домашний врач, – ответил Виктор.

– Домашний врач, – повторил Рекс с легким удивлением в голосе. Чтобы как-то скрыть свое удивление, он сразу же задал новый вопрос:

– Где именно?

– В Вольфхайме.

– В Вольфхайме?

Виктор кивнул. И все. И никакого объяснения, где это находится. Не то чтобы он вел себя загадочно или скрытно, нет, скорее, от него исходило безразличие, как будто у него с собеседником не было никакого общего прошлого. Но все переменилось, когда Рекс рассказал, что и он больше не работает в Ахенском университете. Эта новость, кажется, удивила Виктора. Он поднял глаза и как будто собирался что-то сказать. Но больше никакой реакции не последовало, пока Рекс не сказал того, что, по его мнению, не должно было оставить доктора равнодушным:

– Они перестали в меня верить.

Этими словами он пробудил больше, чем мог предположить: не понижая голоса, Виктор сказал:

– Как и вы в меня.

Отчасти пристыженный, Рекс оглянулся вокруг. Только не поддаваться, подумал он, иначе это выльется в бессмысленный спор.

– Чем все закончилось? – спросил он.

Рекс ожидал уклончивого ответа и готов был им удовлетвориться. Это успокоило бы его. Ответ и правда был уклончивым, но породил еще больше вопросов:

– Еще нет. Еще не закончилось.

Он вздрогнул:

– Что вы имеете в виду?

– Я начинаю заново.

А этот ответ прозвучал успокаивающе. Значит, предыдущий эксперимент не удался. И, очевидно, не был выдуман. Все просто и логично – он провалился. Слава Богу.

И все же Кремер спросил об этом бывшего коллегу. Он хотел услышать из уст самого доктора, что эксперимент окончился неудачей. Виктор выжидающе смотрел себе под ноги, и тогда Рекс задал ему вопрос.

Изначально они договорились, что Рекс приедет на следующий день после выставки, но утром Виктор сообщил ему по телефону, что что-то произошло. Он говорил очень сбивчиво, и Рекс сумел понять только, что это касается домработницы. Несчастный случай или вроде того. Не мог бы он приехать через пару дней? Кремер согласился, хотя это и означало, что ему придется сгорать от нетерпения еще дольше.

Что ему было известно на данный момент? Что четыре года назад на свет появились три мальчика, а четвертый замер в развитии и родился мертвым. Также ему было известно, что все три мальчика действительно являются клонами доктора и похожи друг на друга до мельчайших деталей. И наконец, он знал, что мальчики до сих пор живы.

Все это он узнал от Виктора тем утром на выставке. И он, Рекс Кремер, слушал с открытым ртом.

– Могу я их увидеть? Можно мне на них посмотреть? – спросил он взволнованно.

Виктор разрешил.

Тогда он задал еще один вопрос. И ответ снова удивил его. Или нет, скорее, шокировал. Он спросил, как зовут детей.

Рекс Кремер припарковался у отдельно стоящего дома. На воротах висела табличка с именем Виктора и приемными часами. Когда он вылезал из машины, часы пробили два. Он приехал точно вовремя. На другой стороне улицы женщина подметала тротуар перед домом. Он кивнул ей, но она не ответила. Из дома вышел Виктор, поздоровался и открыл калитку.

– Идите за мной, – сказал он и направился обратно к дому.

Рекс почувствовал себя очередным пациентом, пришедшим на осмотр, особенно когда они оказались в приемной. Виктор сел за свой стол и предложил гостю сесть напротив. Рекс сразу обратил внимание на рамку с фотографией, которая стояла на углу стола, как нарочно, вполоборота к нему.

– Это они? – спросил он. Виктор кивнул.

– Можно? – он уже протянул руку.

Виктор еще раз кивнул и добавил:

– Это старая фотография.

Рекс взял рамку и заметил, что у него дрожат руки. Где-то внутри он все еще надеялся, что все это выдумка, и, хотя по фотографии с первого взгляда можно было заметить удивительное сходство трех мальчиков, он еще не был уверен, что это на самом деле клоны. Это могла быть однояйцовая тройня, которая просто унаследовала доминантные черты Виктора: рыжие волосы и…

Каждая губная расщелина уникальна.

Эти слова как сейчас звучали у него в ушах, хотя с того времени прошло несколько лет. Он посмотрел на губы трех детей на фотографии, но изображение было недостаточно четким, чтобы различить детали. Кроме того – это было хорошо видно, – расщелина была уже прооперирована. Но наверняка у доктора остались фотографии, сделанные до операции, пусть в этом доказательстве больше и не было необходимости. Один британский ученый открыл метод передачи и распознавания уникального генетического кода любого человека. Такой анализ ДНК мог бы послужить неопровержимым доказательством того, действительно ли дети являются идентичными копиями Виктора Хоппе.

– Они, наверное, сильно изменились, – начал Рекс как можно нейтральнее. – Сколько им тут? Около года?

– Почти год, – ответил доктор. – Они действительно сильно изменились.

– Очень интересно.

Ему хотелось сразу увидеть детей, но когда Виктор снова заговорил, Кремер понял, что тот решил испытать его терпение.

– Я пробовал этому помешать, – его слова не прозвучали как оправдание. Он просто сообщил факт.

– Чему вы хотели помешать?

– Все происходило слишком быстро.

– Что?.. я не понимаю…

– Теломеры некоторых хромосом были намного короче, чем обычно.

Рекс посмотрел на него непонимающим взглядом, но доктор сделал неверный вывод.

– Вам же известно, что такое теломеры? – спросил он.

– Естественно, я знаю, что такое теломеры. Только я не понимаю, почему вы вдруг об этом заговорили.

Но как только он это сказал, его осенило. Теломеры представляют собой длинные белковые участки на концах каждой хромосомы в ядре клетки. Тем или иным образом они поставляют энергию, необходимую для деления клетки. При каждом новом делении количество теломер уменьшается, потому что клетка их не восстанавливает. Чем чаще делится клетка, тем меньше остается теломер в хромосомах ядра клетки, другими словами, чем старше носитель клеток, тем короче цепочки теломер.

– Когда мальчики еще только родились, – пояснил Виктор, – я скоро обнаружил, что теломеры четвертой и девятой хромосом были намного короче, чем у остальных хромосом.

Честно говоря, Рекс предпочел бы не слышать продолжения. Чем больше ему будет известно, тем глубже он окажется втянутым в эту историю. Но он уже догадывался, что именно хотел сказать доктор. Один из вопросов, который часто задавали себе биологи и на который до сих пор не был найден ответ, касался реальной продолжительности жизни клона. Поскольку клетки, из которых брали донорские ядра, принадлежали взрослым людям, клетки новорожденного клона должны были быть намного старее, чем при обычном оплодотворении. Об этом хотел сказать доктор? В этом была проблема?

Кремер почувствовал, как ему снова стало тяжело дышать.

– Значит ли это, что… – начал он, но доктор резко перебил его:

– Я пытался этому помешать! – Он слегка повысил голос, в котором уже звучало отчаяние. Рекс впервые заметил за ним такие интонации. Хотя нет, такое уже случалось, в тот раз, когда Виктор по телефону просил о помощи, узнав, что созрели четыре эмбриона.

– Но я не признаю своего поражения, – решительно добавил Виктор.

Об отчаянии больше и речи не было. Затем он снова умолк, тогда как Рекс теперь хотел узнать больше.

– Доктор Хоппе, вы упомянули теломеры четвертой и девятой хромосом, – начал он. – Вы сказали, что они были намного короче. Насколько короче?

Виктор смотрел на фотографию, которую Рекс все еще держал в руках.

– Больше чем в два раза, – машинально ответил он.

– Больше чем в два раза. Значит… Это как-то сказалось на детях?

– Они быстро старели.

Рекс понял, что его догадки подтвердились, но не мог себе представить, как именно.

– Это было заметно? – спросил он. – Я имею в виду, это как-то проявилось?

Он надеялся, что сейчас доктор предложит пойти посмотреть на детей, но Виктор только кивнул, продолжая смотреть на фотографию.

– Сначала казалось, что все в порядке, – сказал он. – Потом… – он снова замолчал.

– Что потом?

– У них вдруг выпали волосы. С этого все началось.

Рекс посмотрел на фото. Уже тогда рыжие волосы у трех мальчиков были тонкие и редкие. Нетрудно представить их совсем без волос.

– И ничего нельзя было сделать? – спросил он.

– Я пытался.

– А сейчас?

– Теломеры четвертой и девятой хромосом закончились.

Рекс вздрогнул. Он представил себе, что должно было произойти с детьми, и доктор подтвердил его опасения:

– С тех пор клетки перестали делиться, а оставшиеся клетки постепенно умирают.

– Из-за этого нельзя сдержать процесс старения?

Виктор кивнул.

– Но ничего не потеряно, – заявил он.

Он выпрямился, положив руки на подлокотники, как будто собираясь встать.

– Ничего не потеряно? – удивился Рекс.

– Это мутация. Не более того. Теперь, когда мне это известно, я могу учесть этот фактор при отборе эмбрионов.

Рекс не знал, куда ему смотреть, чтобы скрыть свое изумление.

– Такова наша задача, – невозмутимо продолжал Виктор. – Мы должны исправить ошибки, которые Он в спешке допустил.

Рекс округлил глаза.

– Мутация – это ведь всего лишь ошибка в генах, не больше и не меньше, – не останавливался Виктор. – Так же, как и вот это. – Он поднес руку к своей верхней губе и провел указательным пальцем по шраму.

Рекс постарался незаметно отвести взгляд.

– Исправляя эти врожденные ошибки, мы исправляем себя, – заявил Виктор. – Только так мы можем поставить Бога на место.

Эти слова потрясли Рекса еще больше, чем имена, которые Виктор дал трем детям. Они невольно вернули его в прошлое, к той минуте, когда он подписывал открытку, поздравляя Виктора Хоппе с достижением, еще до их знакомства.

Вы обошли самого Господа Бога.

При воспоминании об этом случае ему стало ясно, что он, Рекс Кремер, одной невинной на первый взгляд фразой положил начало всему этому.

– Ну что? – Виктор отодвинул кресло и уже наполовину встал. – Вы ведь хотели посмотреть на детей. Пойдемте, они наверху, – не дожидаясь ответа, он направился к двери.

Кремер не сразу пошел за ним, и не потому что сомневался, идти или нет, а от растерянности. Когда он встал, у него закружилась голова. Он несколько раз моргнул и глубоко вздохнул.

– Доктор Кремер? – послышалось из коридора.

– Уже иду, – сказал он. Затем повторил про себя эту фразу еще несколько раз. Поднимаясь вслед за Виктором по лестнице, он пытался сосредоточиться на том, что сейчас увидит, но никак не мог выбросить из головы слова, которые только что услышал.

Мы должны исправить ошибки, которые Он в спешке допустил.

«Этого не может быть, – думал Кремер. – Он просто провоцирует меня. Виктор Хоппе провоцирует меня. Он водит меня за нос. Сейчас он скажет, что все это выдумка, и посмеется над выражением моего лица. Для этого он меня сюда и пригласил. Чтобы потом посмеяться надо мной. Как смеялись над ним».

В ту секунду, когда Виктор открыл дверь, Рекс все еще надеялся, что это выдумка. Даже когда Виктор зашел в комнату, и он услышал: «Михаил, Гавриил, Рафаил, это…»

Голос оборвался. Рекс еще шел по лестнице и преодолел последние три ступеньки одним прыжком. Еще два шага, и он уже был у двери и заглянул внутрь.

То, что это был класс, до него дошло только позже. В первую очередь он обратил внимание на доску, к которой большими быстрыми шагами направлялся Виктор. Он бросился к ней, схватил губку и стал стирать с доски. Рекс успел увидеть рисунок во всю доску. Там был нарисован человек. Мужчина или женщина. Лицо доктор стер первым движением. Остались только волосы, собранные в пучок шпильками. Значит, это была женщина. Пучок был нарисован белым, а вокруг него располагалось настоящее желтое сияние. Все это тоже было быстро стерто. Сияние и пучок навели Рекса на предположение, что был нарисован нимб, потому что у женщины также были крылья. Белые крылья, по форме похожие на большие овалы, были нарисованы по бокам.

Это был детский рисунок с простыми линиями, но именно поэтому все было легко узнаваемо. Но так же легко и стерто.

Затем доктор обратился к другой половине доски, которая была исписана текстом. И снова детское творение, на этот раз в виде слов, было безвозвратно стерто. Но Рексу было достаточно прочитать одно предложение, до того как его коснулась рука доктора, чтобы понять, что представлял собой остальной текст.

…сущий на небесах…

Виктор положил губку на место и обернулся. Он отряхнул руки, так что взметнулось облако пыли. Затем провел рукой по лицу. На рыжей бороде остались меловые следы.

Рекс на мгновение забыл, зачем пришел сюда, но, проследив за взглядом доктора, мгновенно вернулся в реальность.

Их было трое. Их на самом деле было трое, но, собственно, могло бы быть двое или четверо. Это не имело значения, потому что он сразу понял. Понял, что ничего не было выдумано. Что Виктор ничего не выдумал.

Глава 2

Когда осенью 1988 года срубили грецкий орех в саду доктора, мало кто из жителей деревни поверил Йозефу Циммерману, который уверял, что это принесет Вольфхайму беды и напасти. Не прошло и года, и даже самым большим скептикам пришлось признать, что старик был прав. К тому времени Жак Мейкерс уже разработал теорию, что несчастья распространяются по деревне так же, как проходили под землей корни дерева. Для сомневающихся он разворачивал в «Терминусе» карту Вольфхайма, на которой крестиками отметил места, где происходили несчастья. Каждый крестик был пронумерован и соединен волнистой линией с местом, где стоял орех. Кроме того, на полях карты Мейкерс под каждым номером указал детали происшествия, дату и имя пострадавшего. Свою теорию он подкреплял перечнем мелких бытовых неприятностей, обошедшихся без жертв, а на критические замечания по поводу того, что, например, корни дерева никак не могли достичь Ля Шапели, возражал, что напрямую расстояние оттуда до места, где стояло дерево, было меньше пятисот метров.

Несчастье, настигшее Шарлотту Манхаут 29 октября 1988 года, положило начало черной полосе. С этим были согласны все. На ее похоронах в церкви собралось много людей, большинство из которых наверняка надеялось увидеть там и доктора Хоппе с тремя его сыновьями. Однако он не появился ни во время службы, ни во время погребения. Позже Якоб Вайнштейн рассказал, что доктор позвонил ему незадолго до похорон и извинился, что не сможет прийти из-за тяжелой болезни детей. Наверное, от горя, подумал он тогда, но когда через несколько дней стали известны детали завещания Шарлотты Манхаут, ему, как и многим другим жителям деревни, пришлось пересмотреть свое мнение.

Пастор Кайзергрубер лично узнал новости от нотариуса Леграна из Геммениха. Тот сообщил ему, что Шарлотта Манхаут завещала все свои деньги – он не назвал точной суммы, но она была довольно приличной – фонду помощи детям, больным раком. Это сообщение не привело бы ни к каким печальным выводам, если бы нотариус Легран не добавил, что фрау Манхаут изменила завещание всего два месяца назад. А до этого она назначала своими наследниками детей доктора. Они должны были получить деньги по достижении восемнадцати лет.

Но было еще кое-что. Ирма Нюссбаум видела, как доктору доставили ящик, на котором был нарисован большой знак, предупреждающий о радиоактивном излучении, а на другой день к нему приезжал мужчина из Германии – на машине был номерной знак Кёльна – и сказал, что у детей действительно проблемы со здоровьем.

– Он пробыл в доме больше часа, – рассказывала Ирма, – а когда вышел, у него был такой вид, будто он увидел призрак. Он сел в машину и сразу вылез из нее. Я подошла к нему и спросила, что случилось, может, что-то с детьми. Мужчина посмотрел на меня, как будто я его в чем-то уличила, и я все поняла. «С ними плохи дела, да?» – спросила я. Я видела, что он колебался, но потом покачал головой. «Нет, – сказал он, – не то чтобы…» Таким тоном, будто кто-то, ну вы знаете… Потом он спросил, была ли я знакома с некой фрау Манваут. «Вы, наверное, имеете в виду фрау Манхаут, – сказала я, – она была домработницей у доктора». Он хотел знать, что с ней случилось, и я рассказала, что на прошлой неделе она упала с лестницы в доме доктора. Мгновенная смерть. Я спросила, зачем ему это знать. «Просто так, – ответил он, – просто так», но он явно что-то недоговаривал. Мне показалось, он был в полном замешательстве, потому что сел в машину, не сказав ни слова.

Отсутствие доктора на похоронах, весть о наследстве Шарлотты Манхаут, рассказ Ирмы Нюссбаум – вывод был сделан сразу же:

– Сыновья доктора умирают.

– Значит, это… ну, вы знаете…

– Наверняка это лейкемия, – уверенно сказал Леон Хёйсманс. – Это часто бывает с маленькими детьми. Ужасная болезнь.

– Можно было догадаться.

В течение последовавших нескольких недель жители деревни еще больше уверились в своей догадке, поскольку приемная доктора все чаще оказывалась закрытой. В такое время он не отвечал на телефонные звонки, калитка была заперта, так что многие пациенты оказывались вынуждены обращаться к другому врачу. Некоторые, правда, недовольно ворчали, но в целом все выражали понимание:

– Ему нужно ухаживать за детьми.

– С ними, должно быть, совсем худо. Поэтому они больше не выходят на улицу.

– Как это ужасно, сначала его жена, а теперь…

Все предлагали доктору свою помощь: женщины рвались делать работу по дому, мужчины – покосить траву, но он вежливо отказывался. Согласился он только на предложение Марты Боллен, которая дала ему знать, что он может заказывать товары с доставкой на дом.

– Естественно, он хочет как можно больше быть рядом с ними. Это любому понятно, – говорила Марта и лично приносила доктору каждый его заказ, всегда добавляя что-нибудь для детей от себя.

Однажды, принеся заказ, она не удержалась и обратилась к доктору:

– Герр доктор, а это правда, что…

Она намеренно не закончила вопрос, полагая, что он поймет, что она имеет в виду.

– Что? – спросил он. – Что правда?

– Ну, о детях, – попыталась намекнуть она.

По его взгляду она поняла, что он немного испугался. Тем не менее он продолжал делать вид, что не понимает ее.

– Что о детях?

Нехотя она выговорила название страшной болезни, десять лет назад унесшей жизнь ее собственного мужа. Доктор нахмурился и покачал головой.

– Рак? Нет, насколько я знаю, рака у них нет.

Его реакция показалась ей неискренней, поэтому она не стала расспрашивать дальше. Для нее уже тогда стало ясно, что он не хотел или не мог говорить об этом.

– Он еще не готов, – пояснила она позже в магазине. – Он должен научиться принимать это. Когда мой муж заболел, прошло три месяца, прежде чем я смогла рассказывать об этом своим покупателям.

Две недели в деревне все только и говорили, что о болезни трех сыновей доктора. Пока это известие в один миг не было отодвинуто на задний план другой драмой, вызвавшей еще большее потрясение.

– Здесь, вот этот крестик, посередине Наполеонштрассе, в двух шагах от дома доктора, – на протяжении нескольких лет постоянно рассказывал Жак Мейкерс в кафе «Терминус», тыкая пальцем в карту города. – Здесь произошел второй несчастный случай. Не прошло и двух недель со смерти Шарлотты Манхаут. Пострадавшим стал Гюнтер Вебер, тот глухой мальчик. Было 11 ноября 1988 года. День перемирия. Праздник, то есть.

В тот день Гюнтер Вебер играл вместе с пятью другими мальчиками в футбол на площади. Был тихий осенний день, и с раннего утра через деревню к пересечению трех границ ехали машины и автобусы, наполненные бельгийскими туристами, у которых в честь праздника был выходной. Перед узким мостиком вскоре образовалась пробка. К полудню ее конец достигал дома Виктора Хоппе. Как водится, многочисленные взгляды из автомобилей, ползущих в пробке, поощряли мальчиков на площади к тому, чтобы усиленно выделывать всякие трюки. Фриц Мейкерс, который тогда уже достиг тринадцатилетнего возраста и почти двух метров роста, мечтал, как однажды из машины выйдет футбольный тренер и предложит ему контракт с известным футбольным клубом. Эту мечту лелеяли и другие мальчишки, но Длинный Мейкерс частенько грубо их подкалывал.

– Гюнтер, тебя – в футбольный клуб? Да ты даже свистка арбитра не услышишь! – Об этих словах он жалел потом всю свою оставшуюся жизнь, потому что именно из-за постоянных насмешек Гюнтер Вебер еще больше, чем другие мальчики, старался выделиться: мечтал, чтобы его считали полноценным.

Гюнтер как обычно стоял в воротах, откуда мог видеть всю площадь. Юлиус Розенбоом пробил мяч мимо ворот, и Гюнтер побежал за ним. Подняв мяч, он заметил, что многие смотрят на него из машин, стоящих в пробке перед мостом, и его разнесло от гордости. Выпятив грудь и задрав нос, он вернулся к воротам с мячом под мышкой. Положив мяч на землю, он несколько раз перекатил его с места на место, несильно, но с большим пафосом, перевернул еще разок и решил, что мяч наконец лежит так, как ему нужно.

– Гюнтер, хватит выделываться! – крикнул Длинный Мейкерс. – На тебя уже все посмотрели!

Очевидно, эти слова подтолкнули Гюнтера к продолжению сольного выступления. Он показал пальцем на ухо и сделал жест, как будто ничего не слышал. Затем он поставил руку козырьком, чтобы рассмотреть точку на горизонте, куда он собирался забить мяч. Мальчишка поднял руку и несколько раз махнул ребятам.

– А-тай-ди-ти-па-дааай-ши, – крикнул он своим товарищам. – Я-да-ли-ко-бу-у-бииить!

Пока мальчики отступали, Гюнтер тоже сделал несколько больших шагов назад для разбега. Смотри-ка, что собирается сделать этот мальчик? – ему казалось, он слышит, о чем думают люди у него за спиной, и Гюнтер воображал, как один толкает в бок другого, и вот уже все смотрят только на него. Он сделал еще несколько шагов назад, широко поводя плечами. Он собирается пробить по мячу. Этот парень сейчас забьет мяч в самое небо! Ты только посмотри, какой он берет разбег!

Гюнтер уже отошел от мяча метров на двадцать, когда увидел, что его друзья машут ему руками и что-то кричат. Но со своего места мальчик уже не мог читать по губам, что именно они кричали. Он сосредоточил свой взгляд на мяче, сделал еще один большой шаг назад и медленно наклонился вперед, как атлет в ожидании выстрела на старте. Мысленно слышал, как из-за спины его подбадривают: Гюнтер! Гюнтер!

Ох, какой сейчас будет удар! Еще шаг назад и…

Гюнтера Вебера сбил рейсовый автобус 12:59, который поворачивал на остановку перед площадью. Мальчик скончался сразу, как заключил врач, находившийся в одной из машин и сразу подбежавший к нему. Это сообщение было единственным утешением для его родителей, но им едва ли стало легче. Они потеряли своего единственного ребенка.

Виктор Хоппе стоял у окна на втором этаже и наблюдал за толпой. Казалось, все набросились на жертву, лежащую посреди улицы, как стервятники; они держатся от нее на расстоянии в несколько метров, образуя круг, поскольку жертва внушает им ужас. Приглядевшись, он смог рассмотреть испуганные лица людей, которые отворачивались и снова смотрели на погибшего. Кричащий мужчина пробирался сквозь расступавшуюся толпу. Это, должно быть, врач, предположил Виктор. А жертвой был погибший мальчик. Затем Виктор связал воедино шум, который он услышал незадолго до этого, и рейсовый автобус, стоявший неподалеку.

Жест врача был ему знаком. Оборвалась чья-то жизнь. Это просто: оборвать чью-то жизнь. Для этого не нужно никакого таланта. Это намного проще, чем дать жизнь. Оборвать жизнь можно в два счета. Даже если не хочешь этого делать. Теперь он это знал.

Виктор Хоппе продолжал завороженно смотреть в окно, сложив руки за спиной.

Слова врача потрясли толпу. Люди качали головой и опускали взгляд, кто-то закрыл лицо руками. Несколько мальчиков стояли кучкой и вздрагивали от рыданий.

Один из них отделился от толпы и побежал прочь. Виктор Хоппе узнал Фрица Мейкерса. Мальчик с криком бежал к площади. Там на земле лежали две стопки курток, метрах в трех друг от друга. Это были ворота. Неподалеку валялся мяч. Фриц бросился к мячу. Он скользил по асфальту своими длинными ногами. Казалось, он плывет по воздуху, как будто крик поднял его над землей. Со всей энергией и силой, накопленной за время бега, он ударил по мячу ногой. Вместе с его протяжным воплем мяч взлетел в воздух. Фриц не смотрел, куда он летел. Его длинные ноги подкосились, и он рухнул на колени, уронив голову. Его плечи снова затряслись. К нему стали подходить люди.

Виктор перевел взгляд на погибшего, который был, теперь он это знал наверняка, одним из деревенских мальчиков.

Кто-то принес покрывало. Врач накрыл тело покрывалом, так что теперь его не было видно. Смерть нужно как можно скорее скрыть, думал Виктор. Стереть, как ошибку на письме.

Он видел, как люди стали расходиться. Представление закончилось. Они возвращались в машины и в автобус и снова становились обычными туристами, едущими к пересечению трех границ. Воображаемая точка, как было известно Виктору, плод человеческой фантазии. Воображаемая, но существующая. Все хотели посмотреть на нее своими глазами, хотя на самом деле смотреть было не на что. Да, в этом месте ничего не было, но оно давало чувство опоры. Точка пересечения трех границ воспринималась как Бог. Она привлекала людей, но в то же время обманывала.

Вдруг люди снова стали вылезать из машин. Что-то привлекло их внимание. Виктор моргнул несколько раз. Люди, все еще стоявшие вокруг погибшего, расступились, на этот раз, чтобы пропустить прибежавшую женщину. Виктор узнал ее. Это была Вера Вебер. Теперь он знал, и кого сбил автобус. Врач поднялся и попытался удержать ее. Качая головой, он держал ее за плечи, но она вырвалась.

Виктор во все глаза смотрел на Веру Вебер. Женщина кричала. Женщина рыдала. Виктор протянул руку к окну, открыл его и придержал задвижку. Мягкий ветер принес в комнату леденящие душу звуки. Он уже слышал это раньше. Много лет назад. Это были звуки боли. Отчаяния. И безумия. Эти звуки затронули в нем что-то и высвободили наружу. Он задрожал.