Текст книги "Нежность волков"

Автор книги: Стеф Пенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

~~~

Сy-Сент-Мари совершенно не похож на Колфилд. Многие пути сходятся здесь, на слиянии двух озер: одно протискивается в другое сквозь неподатливые скалы; здесь встречаются дороги с северо-запада и с востока, и здесь же проходит граница между двумя странами. Сюда плывут корабли с севера, с востока и из Штатов, из Чикаго и Милуоки – мест еще более чуждых и развращенных, чем самые отдаленные поселения. Но основной причиной приезда сюда стал Большой западный оперный театр, который Ноксы посетили вчера вечером, чтобы увидеть постановку «Женитьбы Фигаро», о которой столько говорили. Главная приманка заключалась в том, что партию Керубино исполняла Далила Хаммер, а поющую Моцарта индианку газетные колумнисты склоняли на все лады вот уже несколько месяцев. Увидеть ее надо было обязательно. Вот почему миссис Нокс купила билеты на пароход, и они бросили вызов зимним водам.

Марии, лишенной музыкального слуха, певица показалась очаровательной и довольно взбалмошной, особенно в костюме мальчика и с волосами, убранными под мягкую шапочку. У нее было озорное лицо с огромными темными глазами, подчеркнутыми гримом, и большой рот с белоснежными зубами. Она производила несколько большее впечатление, нежели другие певицы, весьма склонные к полноте, так что Мария гадала не предпочла бы мисс Хаммер спеть одну из женских партий. Публика – смесь любителей оперы, соответственно разодетых, и одиночек, просто решивших поразвлечься, – выражала восторг оглушительным ревом; впрочем, в подобных местах сорвать овации было, видимо, не очень сложно. Ее отец ворчал, что певица не годится для этой роли (имея в виду ее голос, а не расу), и они поспорили с матерью насчет дирижера. На какое-то время отец стал как прежний.

Миссис Нокс очень беспокоилась за мужа. Мало того что он может быть опозорен – или вынужден уйти в отставку, все это пока неизвестно, – но хуже всего, что он час за часом просиживает в своем кабинете, явно ничего не делая; его тонкий ум бездействует и, она уверена, просто атрофируется. Когда они спорили, она почувствовала, что напряжение чуть ослабло. В общем, не зря затеяли эту поездку.

Впрочем, к утру он снова впал в молчаливую отрешенность. А Мария опять задумалась о шифре.

Посетив Стеррока, Мария заперлась в своей комнате с копией значков и постаралась забыть о семейных неурядицах, ломая голову над загадкой. Сначала она попробовала разбить штрихи на группы, как они были расставлены на рисунке, – предполагая, что Стеррок скопировал их достаточно аккуратно. Исходя из статьи в «Эдинбера ревью», а также собственного здравого смысла, она с самого начала была уверена, что каждый значок или группа значков соответствует не букве латинского алфавита, но какому-нибудь слову или звуку. Расставляя и перетасовывая группы значков и заменяя их всевозможными звуками и буквами, она каждый раз получала форменную бессмыслицу (да-йа-но-йи-те! ба-ло-ре-йа-но?), так что в конце концов отложила это занятие с куда меньшей надеждой на успех, нежели вначале. Не было никаких оснований ожидать, что Мария Нокс способна разгадать их тайну, – необразованная деревенская девчонка, подписавшаяся на несколько журналов и взявшая в качестве отправной точки одну-единственную статью о расшифровке Розеттского камня. Но маленькие угловатые значки кружились у нее в голове, вторгались в сны, насмехались над ней и дразнили своим недосягаемым смыслом. Ее терзало нездоровое желание увидеть табличку в оригинале, и она обратилась мыслями на север, к Фрэнсису, а также к мистеру Муди.

Она размазывает остатки завтрака по краю тарелки. Застывшее яйцо и подливка бифштекса образуют желтоватую абстракцию на синем узоре китайского стиля.

– Если вы не возражаете… – Она скрипит стулом, вставая. – Я бы немного погуляла.

Миссис Нокс хмурится, глядя на старшую дочь:

– Хорошо. Ты ведь будешь осторожна, правда?

– Да, мама. – Мария уже на полпути к двери.

Просто смешно, как ее мать думает, будто любое место за пределами Колфилда – это логово порока, кишащее торговцами живым товаром. Ей придется свыкнуться с этой мыслью, если Мария переедет в Торонто, что она определенно решила сделать следующим летом.

Выйдя из гостиницы, Мария поворачивает направо, к озеру. Беспорядочно разбросанные вдоль берега причалы и склады, места сбора товаров со всего севера. Это захватывает, такое бренчанье коммерции, деловой суеты, вульгарное, громкое и в каком-то смысле реальное, в отличие от Колфилда и лавки Джона Скотта. Ей наказали держаться подальше как раз от этой части города, никак не менее оттого привлекательной. Мимо нее снуют люди, спешащие на встречи с пароходами, биржевыми курсами, рабочими собраниями. Обеспеченной деревенской девушке кажется, будто она проникла в самую суть вещей.

На этом краю города тоже есть несколько отелей и пансионов – не столь благоприятных для здоровья, как «Виктория и Альберт», и подальше от оперного театра. Она видит мужчину и женщину, выходящих из одного из них, и лениво за ними наблюдает, прежде чем вздрагивает от изумления, поняв, что мужчина этот – Ангус Росс, фермер из Дав-Ривер. Отец Фрэнсиса. Когда он поворачивает голову, она ясно видит его лицо: грубоватый профиль, рыжеватые волосы. Поражена она, потому что женщина рядом с ним вовсе не миссис Росс. Миссис Росс уже несколько недель не видно. Мария покрывается стыдливым румянцем. Здесь что-то очень неправильное, хотя мистер Росс и эта женщина просто переходят через дорогу. Марию он не заметил, так что она инстинктивно подается назад и, отвернувшись, изучает витрину ближайшего магазина. Выставленные там вещи, в нынешнем замешательстве Марии, кажутся лишенными всякого смысла.

Она ждет, пока пара окончательно не скроется из виду. Прежде ей никогда не доводилось встречаться с неподобающим поведением, но почему-то она совершенно уверена, что здесь именно тот случай. И где все-таки миссис Росс? О том, что она отправилась за сыном, известно только со слов ее мужа. Марии, наряду с более серьезной литературой прочитавшей несколько скандальных романов, вдруг приходит в голову, что мистер Росс мог просто расправиться со своей женой. А как насчет Фрэнсиса? Мистер Муди и его друг отправились за ним, но, возможно, так и не нашли. Возможно, поэтому они до сих пор не вернулись. Возможно, мистер Росс и мистера Жаме убил…

Мария одергивает себя, не желая поддаваться диким фантазиям, но все же не может избавиться от дрожи. Наверное, нужно было нормально позавтракать. Наверное – она озирается по сторонам, дабы убедиться, что никто не наблюдает за ней, – наверное, в связи с исключительными обстоятельствами она пойдет и что-нибудь выпьет.

Вдохновленная собственной отвагой, Мария выбирает бар потише, в стороне от гавани, и заходит внутрь. Она делает глубокий вдох, но здесь нет никого, кроме бармена и мужчины, который что-то ест, сидя за столом спиной к двери.

Она заказывает бокал хереса и кусок пирога с морошкой и садится за стол подальше от входа, просто на случай, если мимо пройдет кто-нибудь из знакомых. Вроде мистера Росса. Ее сердце бьется чаще при этой мысли. Прежде у нее не было особых оснований любить или не любить миссис Росс – женщину довольно-таки неприветливую, – но теперь ей жаль ее. Ей приходит в голову, что у них с миссис Росс может быть что-то общее.

Ей приносят заказ, и, чтобы занять чем-то глаза, она достает бумаги с попытками разгадать шифр. Она понимает, что другой клиент обратил на нее внимание, и опасается, как бы он не попытался составить ей компанию. Только сейчас Мария замечает, что это индеец, и весьма с виду потрепанный, так что решает больше в его сторону не глядеть. Она вынимает карандаш и принимается делать пометки на полях своих криптографических изысканий, выстраивающиеся в длинную череду бессмысленных слогов. Она настолько поглощена этим процессом, что не замечает подошедшего бармена, пока тот не откашливается.

– Прошу прощения, мэм. Желаете повторить?

В руках у него бутылка хереса.

– О, благодарю вас, да. Пирог очень вкусный.

Как ни странно, так оно и есть.

– Благодарю вас. Головоломку разгадываете?

– В каком-то смысле. – (У этого бармена славные глаза, очень длинные обвислые каштановые усы и неожиданно умное лицо.) – Я пытаюсь разгадать шифр. Но это, похоже, дело безнадежное, так как я понятия не имею, на каком языке он написан.

– Вы хотите сказать, французский там или итальянский?

– Да… хотя мне кажется, что это индейский язык, а их так много.

– A-а. Тогда вам нужна помощь.

– Да. Кого-то, говорящего на них всех. – Она пожимает плечами и улыбается, словно показывая, насколько это маловероятно.

– Мэм, позволите дать вам совет? Видите сидящего там джентльмена? Он знает много индейских языков. Если желаете, я могу вас познакомить.

Он замечает сомнение в ее взгляде, направленном на сгорбленные плечи и засаленные волосы, вьющиеся над воротником.

– Он вполне… славный. – Бармен улыбается так, будто никак не мог подобрать верное слово, но решил, что это будет наиболее подходящим.

Мария чувствует, что вот-вот покраснеет. Вот к чему приводят посещения сомнительных заведений: она попала в капкан собственной отваги. Опустив глаза на свои бумаги, она чувствует себя глупой школьницей.

– О, я вижу, вы бы предпочли отказаться. Забудьте мои слова. Это было неуместно.

Мария заставляет себя выпрямиться. Раз уж она решила быть ученым, мыслителем, то не свернет с тропы познания из-за какого-то засаленного воротника.

– Нет, это будет очень… мило. Благодарю вас. Если, конечно, мы его не слишком обеспокоим…

Бармен отходит к столу индейца и о чем-то с ним говорит. Мария ловит беглый взгляд налитых кровью глаз и успевает пожалеть о своем решении. Но он уже встает и со стаканом в руке направляется к ее столу. Она мельком ему улыбается деловой, как она надеется, улыбкой.

– Здравствуйте. Я мисс Нокс. А вы мистер?..

Он садится.

– Джо.

– Ах. Да. Спасибо за…

– Фредо говорит, вам нужен кто-то, знающий индейские языки.

– Да, у меня здесь часть шифра, и, гм, один мой знакомый полагает, что это может оказаться каким-то из индейских языков. Я пыталась расшифровать, но, поскольку не знаю, какой здесь язык…

Она слишком уж улыбается и слегка пожимает плечами, еще больше напуганная, когда он совсем рядом. Мужчина старше, чем на первый взгляд, с сединой в волосах. У него мешки под глазами, щеки обвисли. Белки глаз испещрены красными прожилками. От него пахнет ромом.

Но лицо при этом сообразительное или было таким когда-то.

– Но ведь не существует письменных местных языков, так с чего бы так решил этот ваш знакомый?

– Я знаю, но… он исследовал знаки. И эти маленькие фигурки – видите ли, это всего лишь копия, но они так похожи на индейские рисунки, которые мне случалось видеть.

Почему-то она придвигает к нему листок, какое бы отвращение ни вызывал этот мужчина. Пусть хотя бы серьезно к ней относится.

Он долго изучает листок, но не говорит при этом ни слова. Марии очень хочется вновь оказаться в гостинице.

– С чего снята копия?

– С костяной пластинки.

Он берет другие бумаги с ее предварительными набросками.

– Что это за имена?

– О, это не имена, я, знаете, пробовала здесь определенные буквы и звуки, подставляя вместо значков…

Он изучает листки, держа их на свету, чтобы лучше видеть. Его пальцы впиваются в бумагу.

– Деганавида. Очинавэй. Думаете, тут написано именно это?

Его манеры становятся более агрессивными. Мария вызывающе вздергивает подбородок. Сам по себе, ее метод расшифровки совершенно правильный. Она освоила его по «Эдинбера ревью».

– Ну, я пыталась угадать. Нужно делать некоторые допущения, какие звуки могут изображаться какими значками, и пробовать различные комбинации. Я перепробовала целую кучу. И это сложилось в результате одной… одной из комбинаций…

Мужчина откидывается в кресле и смотрит на нее, насмешливо и враждебно.

– Леди, это шутка такая? Кто вам сказал, что я здесь?

– Никто, конечно. Я понятия не имела… Я не знаю, кто вы такой!

Она нервно оборачивается к Фредо, но он обслуживает новых клиентов.

– Кто он? Этот жирный ублюдок Макги? А? Или Энди Йенсен? Это был Энди?

– Я не знаю, о чем вы говорите. Я не знаю, что вы себе думаете, но это весьма неуместно!

Тут до Фредо все-таки доносятся истерические нотки в ее голосе; он бросает на нее взгляд… и наконец-то подходит.

– Как зовут вашего приятеля, леди? – настаивает Джо.

– Мэм, я очень сожалею. Джо, ты должен уйти.

– Я просто хочу знать его имя.

– Мистер… Джо, кажется, считает, что я хочу сыграть с ним какую-то шутку.

– Джо, извинись перед леди. Давай же.

Джо закрывает глаза и склоняет голову со странной отстраненной изысканностью, возвращающей его лицу утонченность, размытую временем и спиртным.

– Извините меня. Я просто хотел бы узнать имя вашего приятеля, который все это… как бы вы это ни называли.

Рядом с Фредо Мария чувствует себя посмелее. И когда этот человек закрыл глаза, в лице его проявились такая боль и бесконечное страдание, что ей захотелось ответить.

– Ладно, его зовут мистер Стеррок, если вам так интересно. И никакая это не шутка. Я вас не разыгрываю.

– Стеррок? – Лицо Джо совершенно серьезно. И весь он как-то собирается, будто встряхнулся и взял себя в руки. – Том Стеррок? Следопыт?

– Да… это он. Вы его знаете?

– Знал когда-то. Что ж, желаю вам удачи, леди, и передайте вашему знакомому привет от Каонвеса.

Мария хмурится, пытаясь повторить имя:

– Га-у-вэйс?

Мужчина, как бы там его ни звали, встает и выходит из бара. Мария смотрит на Фредо в ожидании объяснений. Но он и сам удивлен не меньше.

– Прошу прощения, мэм, я не ожидал от него такого. Обычно он очень спокойный, просто приходит и пьет, но всегда все в порядке. Позвольте предложить вам еще один херес или кусочек…

– Нет, благодарю вас. Мне действительно нужно идти. Меня ждет отец. Сколько я вам?..

– Нет-нет, вы ничего не должны.

После нескольких минут взаимных препирательств Мария одерживает победу, чувствуя, что будет плохим прецедентом остаться в долгу у незнакомца. Она уходит в шуршании бумаг и благодарностей и твердо глядит вперед, торопливо удаляясь от берега.

Утро оказалось богаче на приключения, чем она рассчитывала, а тропа познания – каменистой и полной тревог. Но ей хотя бы есть о чем рассказать мистеру Стерроку и, возможно, хоть чем-то пробудить от спячки отца. С облегчением оставив за спиной доки, Мария замедляет шаг, чтобы обдумать свой рассказ, и, переделывая свое приключение в напряженное повествование с неустрашимой героиней, почти умудряется себя убедить, что вовсе и не боялась.

~~~

Под деревьями свет тусклый и рано меркнет, так что они останавливаются, поскольку дети хнычут совсем невыносимо. Эспен пытается скрыть свой страх, но он понятия не имеет ни как соорудить укрытие из снега, ни как разжечь огонь в таком глубоком снегу. Он расчищает участок земли и через некоторое время ухитряется разжечь костер из сырых сучьев, но еще прежде, чем успевает закипеть вода, окружающий снег подтаивает и заливает пламя. Замерзшие дети смотрят на Эспена сквозь слезы разочарования. Чтобы их подбодрить, Лина говорит не переставая, в горле у нее пересохло от жажды, губы потрескались от холода. Она в жизни столько не говорила; она решила не сдаваться, не выглядеть испуганной, не плакать.

Когда изнуренные Торбин и Анна наконец засыпают, она говорит:

– Завтра мы должны добраться до реки. Снег нас задержит, но мы доберемся.

Эспен некоторое время молчит. Она никогда не видела его таким несчастным.

– Ты не заметила его, нет?

– Что заметила? О чем ты говоришь?

Ее воображение наполняет лес медведями, размахивающими топорами индейцами, светящимися глазами волков. Эспен хмуро смотрит на нее.

– Наш след. Сегодня утром мы вышли на собственный след. Я заметил его, но не показал виду. Мы шли по кругу.

Лина таращит на него глаза, не сразу понимая, что это значит.

– Лина, мы ходим по кругу. Я не знаю, какое нам выбрать направление. Без компаса, не видя солнца, я понятия не имею.

– Подожди. Хорошо, мы свернули не туда. – Она должна успокоить его, объяснить, что по-прежнему владеет ситуацией. – Один раз – свернули не туда. Описали круг, но вряд ли большой. Нет, мы не ходим кругами. Лес изменился. Деревья меняются, они выше, так что мы должны быть гораздо южнее. Я точно это заметила. Просто нужно ехать дальше. Уверена, что завтра мы будем у реки.

Похоже, он ей не верит. Он смотрит под ноги, как непослушный ребенок, который не желает уступать, да только деваться ему некуда. Она прижимает ладони к его щекам, не снимая варежек – слишком холодно, чтобы стремиться к большей близости.

– Эспен… любимый мой. Не уступай сейчас. Мы так близко. Когда мы доберемся до Колфилда и найдем какое-нибудь жилье, то сядем у ревущего огня и посмеемся над нашими нынешними злосчастьями. С какого приключения начинается наша совместная жизнь!

– А если мы не доберемся до Колфилда? Мой конь болен. Лошадям не то что есть – пить нечего! Он ел кору, а им, я уверен, нельзя.

– Мы доберемся. Куда-нибудь точно доберемся. Чтобы пересечь лес, нужно всего три дня. Завтра мы вполне можем оказаться у озера! Тогда ты почувствуешь себя дураком.

Она целует его. Он начинает смеяться.

– Ты волчья ведьма. Невероятно. Неудивительно, что ты всегда получаешь то, что хочешь.

– Ха.

Лина улыбается, но думает что это несправедливо и совершенно неправильно. Разве она хотела, чтобы Янни сгинул в этой глуши? Разве она хотела жить в Химмельвангере? И все же, Эспен хотя бы веселый, а это главное. Если она заставит его идти, всех их заставит, то все будет в порядке.

Лежа вместе в жалком укрытии, обнимая пристроившихся между ними детей, Лина слышит сквозь усталость лесные звуки: револьверный треск замерзающей живицы, шуршание снега, соскальзывающего с ветвей. И однажды ей кажется, будто очень издалека она слышит волков, воющих в пустую ночь, и тогда ее, несмотря на холод, бросает в пот.

Утром конь Эспена отказывается двинуться с места. Он ел кору, и теперь жидкие испражнения, стекая у него по ляжкам, пачкают снег. Вся его поза выражает страдание. Эспен пытается накормить его разведенной в воде овсяной мукой, но конь воротит морду. В конце концов они трогаются в путь, Эспен ведет коня под уздцы, а дети сидят перед Линой на ее лошади. Вести или, скорее, тащить коня куда труднее, чем просто идти, так что через час Эспен окликает Лину:

– Это безумие. Без него было бы быстрее. Но оставить его – тоже ужасно. Что, если мы уже у реки?

– Давай пройдем еще немного. Может, он поправится. Снег перестал, и стало чуточку теплее.

Это правда: снегопад постепенно сошел на нет, и даже можно сказать, что снег кажется менее глубоким – кое-где, по крайней мере.

– Вести его все труднее и труднее. Он не хочет идти. Я думаю, скоро он просто ляжет. Он меня выматывает.

– Хочешь, я сама поведу его какое-то время? А ты сядешь с Торбином и Анной, пока не отдохнешь.

– Не глупи. Ты не сможешь. Нет… У тебя не получится.

Конь – Бенжи, хотя Лина старается даже в мыслях не называть его по имени, – глядя на них, прижимает уши. Спина у него просела еще больше вчерашнего, глаза мутные.

– Что, если мы оставим его? Мы всегда сможем за ним вернуться.

Лина вздыхает. Она представляла себе всякое, но никак не больного коня, ставшего помехой на ее пути. В нескольких ярдах от нее дети спешились и, повинуясь приказу двигаться, играют в какую-то довольно унылую игру.

– Бедный старый Бенжи, – похлопывает его по холке Лина; конь настороженно поводит глазами в ее сторону. Она принимает решение: – Мы оставляем его. Раз он не может идти, мы должны оставить его. Скажем детям, что потом вернемся и его заберем, или еще что-нибудь.

Эспен понуро кивает. Оплакивать брошенного коня стала бы другая Лина в другом месте. Но не эта.

Они возвращаются к детям. В тот самый момент, когда Лина открывает рот для объяснений, по лесу разносится оглушительный треск. Такой громкий, что Анна вздрагивает и чуть не падает. Все они переглядываются.

– Охотник! – восклицает Эспен.

– А может, просто живица замерзает? – сомневается Лина, просто для порядка.

– Слишком громко, да и звук не такой. Это ружье. Кто-то охотится неподалеку.

Он говорит так уверенно и дети кричат с такой радостью и облегчением, что Лине кажется, будто она победила. Здесь человеческие существа. До цивилизации рукой подать.

– Я пойду посмотрю, где он… Просто убедиться, что мы на правильном пути, – торопливо добавляет Эспен.

– Как ты найдешь обратную дорогу? – резко обрывает его Лина.

– Разожги костер. Я недолго. Он должен быть совсем рядом. – Эспен принимается кричать по-английски: – Ау! Кто там! Ау-у-у!

Не ожидая ответа, он поворачивается к ним:

– Думаю, звук был оттуда. Я недолго. Если я его не найду, сразу вернусь, обещаю.

Одарив их всех широкой уверенной улыбкой, Эспен скрывается за деревьями. Его шаги исчезают в тишине. Вторая лошадь, Ютта, испускает долгий конский вздох.