355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стеф Пенни » Нежность волков » Текст книги (страница 14)
Нежность волков
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 00:43

Текст книги "Нежность волков"


Автор книги: Стеф Пенни



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

~~~

В Небесных Полях хмельного не держат. Избранным не нужны ни искусственные стимуляторы, ни пути к забвению. Они и так всегда безмятежны и счастливы. После разглагольствований миссис Росс Дональд размышляет, что бы он отдал за стакан мерзкого рома, в столь невообразимых количествах потребляемого в форту Эдгар. Зима – сезон возлияний; выпивка сглаживает бесконечные ночи, когда тепло становится отдаленным воспоминанием. Она позволяет переносить чудовищные шутки, которые рассказывают и пересказывают ваши соседи. Да и самих этих соседей. У Дональда есть полфляги виски, который он поклялся сохранить на обратный путь, но искушение слишком велико. Похоже, в ближайшее время возвращение ему не грозит.

Снег обернулся дождем. Температура поднимается, снежные хлопья тяжело набухают водой и больше не кружатся, а сразу падают на землю. Лежащий снег тоже меняется: раньше он был легким и воздушным, словно перина, а теперь влажный и зыбкий. Мокрый снег теряет упругость: большие массы отрываются и соскальзывают с крыши напротив окна Дональда, а потом глухо и тяжело шлепаются на землю. Постепенно крыши обнаруживают свои угрюмые цвета: ржаво-красный, блекло-синий. Сам снег больше не белый, а прозрачно-серый. С карнизов непрерывно капает вода. Невозможно избавиться от этого звука, тихого, но настойчивого, как совесть.

Он видит, как через двор идет высокий туземец, Паркер. Похоже, тот собирается в путь. В глубине души Дональд понимает, что пойдет с Паркером и женщиной. Просто чтобы убедиться: вся эта история яйца выеденного не стоит. Он раздумывает, храбрость ли это: его ужасает перспектива оказаться посреди безжизненной равнины. С другой стороны, если он приведет мальчишку как подозреваемого, а затем выяснится, что тот не виноват, с него взыщут, осудят, втихомолку перемелют ему все кости в питейных заведениях. Такое упущение весьма повредит его карьере. Если речь идет о выборе между ледяной пустыней и профессиональной несостоятельностью, ясно, что его больше пугает.

Паркер сказал, что до фактории дней шесть ходу, если погода будет благоприятной. Заодно Дональд познакомится с тамошним управляющим – а что, если тот замолвит за него словечко в плане карьерного роста? Дональд говорит Джейкобу, что тот должен остаться и охранять парня. До поры до времени с арестованным здесь ничего не случится.

Джейкоб выглядит очень озабоченным:

– Простите, но лучше с ними пойду я. Это будет тяжелый переход. Я знаю, что искать.

Больше всего на свете Дональд желал бы остаться в Химмельвангере, пока Джейкоб продирается сквозь лед и слякоть к этому Богом забытому месту, но так нельзя.

– Спасибо тебе, Джейкоб, но я должен отправиться сам и решить, как следует поступить. – Он улыбается насупившемуся Джейкобу.

– Лучше бы я пошел с вами. Я смог бы… за вами приглядеть.

Дональд снова улыбается, тронутый такой верностью. А еще тому, что Джейкоб, похоже, относится к нему, как к беззащитному ребенку.

– В этом нет необходимости. В любом случае Паркер вернется сюда, чтобы проводить миссис Росс. Будет интересно посмотреть еще одну факторию Компании.

Он старается говорить бодро, хотя никакой бодрости не ощущает. Перспектива оказаться в холодной пустыне выглядит более чем мрачной, да что там говорить, просто в ужас его приводит. Джейкоб выглядит задумчивым, словно бы одержим внутренней борьбой.

– Видите ли… Мне приснился сон. Вы скажете, это глупость, но послушайте: это был сон про вас. Вам грозила опасность. Думаю, мне лучше пойти с вами.

У Дональда сосет под ложечкой, но он поднимает свой голос на борьбу с предрассудками Джейкоба, да и своими собственными. Туземная чепуха – он не ожидал, что Джейкоб окажется жертвой подобных фантазий.

– Неудивительно, что тебе снится всякая ерунда после этого чертова козьего сыра, который они здесь едят: тут любого замучают кошмары!

Джейкоб к его смеху не присоединяется. Ясно, что ему сделали внушение.

– Очень важно не спускать глаз с мальчишки. Он может… сказать что-нибудь важное. Постарайся как-то войти к нему в доверие.

Джейкоб явно сомневается, но кивает.

– Не сходишь сообщить мистеру Паркеру, что я к ним присоединюсь?

Когда Джейкоб уходит, Дональд ощущает внезапный порыв окликнуть его и горячо поблагодарить за заботу, пусть излишнюю, и столь дружеское отношение. Джейкоб – единственный здесь человек, кого хоть как-то заботит, что с ним случится. Но он тут же одергивает себя: он уже взрослый. Он не нуждается в том, чтобы за ним ухаживал туземный слуга, пусть даже и Джейкоб.

Дональд задумывается над переменами в их отношениях. После поездки в Дав-Ривер и тамошнего кошмарного открытия между ними возникла близость, которую он, оказывается, ценил больше, чем сам осознавал, – судя по тому, как сожалеет теперь о ее утрате. Это из-за того, полагает Дональд, что теперь он босс, в то время как раньше Маккинли относился к ним обоим с одинаковым сдержанным презрением, а они (по крайней мере, Дональд) отвечали ему тем же, только не так явно. Теперь он видит Маккинли в ином свете, с лучшим пониманием того, сколь тяжко бремя власти. Что ж, отец всегда говорил ему, что жизнь не сахар, то есть вовсе не всегда обязана нравиться. Ребенком он считал эту мысль странной и совершенно неправильной, но теперь отцовские слова обрели смысл. Быть взрослым – значит принимать двусмысленные и тревожные вызовы и жертвовать дружбой в пользу ответственности. Подчас ты обязан отказаться от привязанности, чтобы обрести уважение. И что-то еще приходит ему на ум: что-то, перекликающееся с мыслями о Сюзанне. Только через уважение мужчина способен завоевать любовь, поскольку для женщины в любви должен быть элемент благоговения.

Он разглядывает свои письма, любовные письма, как ему кажется, хоть и нет в них ничего особо чувственного. Для этого еще слишком рано, хотя когда-нибудь, кто знает… Их четыре, аккуратно сложенные и с надписанным адресом, и он отдаст их Перу, чтобы, когда позволит погода, тот отослал их в Дав-Ривер. Он доволен этими письмами, которые переписал в своей комнате, украсив затейливыми философскими отступлениями, чем занял два длинных безалкогольных вечера. Он представляет себе, как Сюзанна читает их, как хранит их в кармане или, завернув в благоухающий платок (тот, который он ей подарил?), – в ящике стола.

В порыве чувств он пытается вызвать в памяти ее лицо в тот миг, когда она улыбнулась ему в библиотеке, но, к ужасу своему, обнаруживает, что сделать этого не в состоянии. Лишь смутное ощущение ее улыбки, мягких каштановых волос, бледной светящейся кожи и карих глаз, но части меняются, меркнут и не хотят сливаться в распознаваемое целое. Почему-то лица ее сестры Марии и ее отца он помнит совершенно отчетливо, во всей их трехмерной полноте, но облик Сюзанны постоянно ускользает.

Дональд садится за стол, чтобы вкратце сообщить ей о предстоящем путешествии. Он разрывается между желанием живописать все опасности и собственное бесстрашие и нежеланием чрезмерно беспокоить ее, если она вдруг получит письмо до его возвращения. В конце концов он выбирает легкомысленный тон, сообщив, что, возможно, вернется в Колфилд недели через три, а пока ему выпала благоприятная возможность представлять Компанию и посетить другую факторию, дабы не оставалось сомнений насчет вины – или невиновности – Фрэнсиса. Он заверяет ее в своих наилучших пожеланиях, а в заключение неожиданно для себя просит передать самые теплые приветствия сестре. С минуту он разглядывает страницу, спрашивая себя, не странно ли это выглядит, но времени переписывать целое письмо не остается, так что он запечатывает его и прибавляет к остальным.

~~~

Четверг, десять часов вечера, три недели с тех пор, как обнаружили тело Жаме. Мария смотрит из окна отцовского кабинета, хотя там ничего не видно. Она различает лишь струи дождя, барабанящие по слякотному саду – по крайней мере, это называется садом, но сейчас больше напоминает загон для скота. А в остальном только бурлящая мгла и завесы воды, мечущиеся под ветром, пронизанные отблесками неизвестно откуда.

В доме немногим лучше. После дневных передряг миссис Нокс ничком лежит в своей спальне под действием какого-то снадобья, час назад прописанного ей доктором Греем. Она поражена меньше, чем могла бы ожидать Мария, но доктор настоял, что возможен отложенный шок, и Мария уговорила мать проглотить микстуру. Сюзанну все это расстроило куда больше, но такова уж Сюзанна – внезапная буря и тут же безоблачное небо. В данный момент все еще штормит, хотя отсюда Марии ничего не слышно. В доме царит мертвая тишина.

После некоторых дебатов – очень долгих дебатов, поскольку старейшины города не могли прийти к согласию в связи с беспрецедентностью дела, – ее отца заключили под стражу по обвинению в воспрепятствовании осуществлению правосудия. Поскольку он, как-никак, мировой судья этой общины, а не какой-нибудь грязный бродяга-полукровка, его не заперли на складе, а решили препоручить заботам Джона Скотта. Это значит, что он заперт в комнате, соседней с той, что занимает мистер Стеррок, и туда ему доставляют еду.

Комната очень похожа на комнату Стеррока, и пища та же, но отцу Марии не приходится платить за эти привилегии.

В половине шестого вечера в дверь постучал Джон Скотт, явившийся вместе с мистером Маккинли и Арчи Спенсом. Мария открыла им, проводила в гостиную и отправилась за отцом. Двадцать минут они беседовали за закрытыми дверями, после чего отец вышел, чтобы объявить о своем аресте. На лице его играла легкая улыбка, словно он услышал какую-то шутку. Пока его жена в ярости, но без слез протестовала, а Сюзанна плакала, Мария оставалась в стороне, не зная, что и сказать. Ее мать отправилась в гостиную и обрушила на сидящих там мужчин громы и молнии. Перепуганные, они сидели, разинув рты, пока она испепеляла их презрением. Джон Скотт явно был готов пойти на попятный, но Маккинли твердо стоял на своем, блеском глаз и усмешкой выдавая радость. Отец прекратил спор, заявив, что остается на своем посту только до тех пор, пока его обязанности не примет на себя судья из Сен-Пьера. Он спросил без малейшего намека на иронию, установят ли они сумму залога. Они, ясное дело, совершенно забыли о такого рода вещах. Джон Скотт открыл рот, но оттуда не вылетело ни звука. Маккинли прочистил глотку и сообщил, что ночью подумает над этим и завтра назовет сумму. Трудность заключалась в том, что они и в самом деле не могли обойтись в этом деле без помощи ее отца.

В итоге Нокс положил этому конец, намекнув, что пора идти; время обеденное, сказал он, и они задерживают кухарок. Конечно, он имел в виду Марию на их кухне, но прозвучало так, будто он укоряет своих стражников за то, что сам опаздывает к ужину, и Маккинли нахмурился, но, казалось, отец этого не замечает. Вообще, он вел себя как-то легкомысленно, подумала Мария: будто ему чуть ли не нравится быть арестованным и это Маккинли со Скоттом попали в расставленную им ловушку. Три женщины наблюдали, как их муж и отец уводит из дома посторонних людей, предварительно поинтересовавшись, не желают ли те позаимствовать на время что-нибудь от дождя. Маккинли и все прочие отказались, хотя уже хлестало как из ведра, а в доме были запасные зонтики и галоши.

~~~

Стеррок прислушивается к шагам на лестнице. Он лежит в кровати, думая о миссис Росс и о том, догнала ли она своего сына, который, несомненно, прихватил с собой костяную табличку. Последние дни выдались совсем уж хаотическими; пожалуй, не стоит ему больше здесь оставаться. Снег тает, самое время делать ноги. Но куда ни пойди, он только удалится от предмета своего вожделения, а когда они найдут мальчишку, то, разумеется, притащат его сюда. Он вздыхает: бутылка виски, несколько дней составлявшая ему столь приятную компанию, почти пуста. В общем, опять как всегда: подойти так близко и все же оставаться так далеко от заветной цели, а вдобавок кончается спиртное.

На этой мысли он заставляет себя встать и выяснить, что за шум доносится из-за стенки: возможно, новый сосед. Он открывает дверь и видит мистера Маккинли из Компании и Джона Скотта вместе с еще одним мужчиной, который ему незнаком. Закрыв дверь в комнату напротив, Скотт направляется к нему.

– А, мистер Стеррок. Я как раз собирался вам сказать…

– Новый сосед? – улыбается Стеррок; возможный собеседник – повод для оптимизма.

– Не совсем. – Стеррок замечает обращенный к затылку Скотта презрительный взгляд Маккинли. – Нет, мы оказались в неловкой ситуации – пришлось, хм, взять под стражу судью, мистера Нокса… и поскольку не можем держать его на складе, ха-ха, решили, что этот дом сгодится не хуже любого другого.

Скотт замолкает, на лбу у него выступают капельки пота. Он явно очень напряжен, лицо его розовее обыкновенного.

– Надеюсь, вы не испытаете никаких неудобств, мистер Стеррок, – подает голос Маккинли.

– Вы хотите сказать, что запрете Нокса в этой комнате? – чуть ли не весело спрашивает Стеррок. – И что же он такого натворил?

Мужчины переглядываются, словно гадая, уполномочен ли Стеррок владеть такими сведениями.

– Оказалось, что побег арестанта не был случайностью. Его освободил Нокс, остановив тем самым машину правосудия.

У Стеррока глаза лезут на лоб:

– Боже мой, он спятил?

Ему вдруг приходит в голову, что Нокс слышит каждое слово – куда ж ему деваться?

– Я имею в виду, это просто невероятно.

– Да уж, невероятно.

Маккинли демонстративно отворачивается, и Стеррока захлестывает волна неприязни к нему.

– Ну-ну…

– Вот именно.

– Скоро будет готов обед, мистер Стеррок. – Скотт старается говорить как ни в чем не бывало.

– Ах, благодарю вас. Спасибо.

По сигналу Маккинли все они направляются к лестнице, а Стеррок остается, обратив взор на запертую дверь. Когда стук шагов затихает, он зовет, понизив голос.

– Мистер Нокс? Мистер Нокс?

– Слушаю вас, мистер Стеррок.

– Это правда?

– Да, это правда.

– Хм… с вами все в порядке?

– Спасибо, вполне удобно. Думаю прилечь.

– Что ж, спокойной ночи. Крикните мне, если… ну, если захотите поговорить.

Ответа не последовало. Стеррок гадает, означает ли это, что иссяк его источник дохода.

С наступлением темноты лавка Скотта превращается в бар. Стеррок сидит у печки, когда входит Мария Нокс. Дождь льет уже несколько часов; снег почти сошел, и жители Колфилда ходят по щиколотку в грязи. Уже поздно – он не знает, насколько поздно, но она, видимо, пришла поговорить со своим отцом. Однако направляется она прямо к Стерроку. Он знает, кто она, но разговаривать им не приходилось.

– Мистер Стеррок? Я Мария Нокс.

В знак уважения к ее беде он тяжко склоняет голову. Тяжесть усиливается примерно пятью стаканами виски, им выпитыми, и воспоминаниями, в которые он был погружен в течение последнего часа.

– Я знаю, уже поздно, но я надеялась с вами поговорить.

– Поговорить со мной? – Он вновь склоняет голову (похоже, и вправду надрался), но на сей раз со всей возможной галантностью. – Вот незаслуженное удовольствие.

– Не время для лести. Я хотела поговорить с кем-нибудь… ну, вы ведь не из наших, а весь город, похоже, сошел с ума.

Она говорит очень тихо, хотя в пределах слышимости никого нет.

– Вы подразумеваете… затруднительное положение вашего отца?

Она окидывает его взглядом одновременно раздраженным и расчетливым.

– Я толком не знаю, что здесь делаю. Наверное, дело в мистере Муди, служащем Компании, у которого сложилось о вас благоприятное впечатление, несмотря… ни на что. Бог знает, на что я рассчитывала…

Он понимает, пусть не сразу из-за выпитого, что она на грани слез и злится сама на себя.

– Не знаю, с кем еще могу поговорить. Я очень, очень беспокоюсь. Вы, мистер Стеррок, человек опытный, что бы вы сделали в моих обстоятельствах?

– Насчет вашего отца? А что вы можете сделать, кроме как ждать? Полагаю, утром они пошлют за судьей в Сен-Пьер, если дороги позволят.

– Думаете, сейчас не проехать?

– В такую погоду? Очень сомневаюсь.

– Я хотела поехать вечером, чтобы оказаться там первой. Они там бог знает что о нем наговорят.

– Дорогая моя девочка… даже не думайте об этом. Пуститься на ночь глядя в дорогу… в такой дождь… это безумие. Ваш отец придет в ужас. Это худшее, что вы можете для него сделать.

– Вы полагаете? Наверное, вы правы. В любом случае, я слишком труслива, чтобы отправиться в одиночку. О господи!

Она прячет голову в ладонях, правда, лишь на секунду. Мария сдерживает рыдания. Стеррок, восхищенный ее мужеством, заказывает себе еще одну порцию, и одну для нее.

– Вы ведь знали месье Жаме? Как вы думаете, что с ним случилось?

– Я не слишком хорошо его знал. Но у него было много тайн, а у человека с тайнами может быть больше врагов, чем у человека без тайн.

– Да о чем же вы говорите?

– Хм… только то, что… ну, я приехал в Колфилд – и до сих пор здесь, – потому что хотел купить одну вещь, принадлежавшую Жаме. Он это знал. Да только вещь эта пропала.

– Украдена?

– Похоже на то. Возможно, Фрэнсисом Россом. Так что я жду его возвращения.

– Так вы полагаете, что его убил Фрэнсис?

– Я его вообще не знаю, а потому ничего сказать не могу.

– А я… мне кажется, я знаю.

– И что же вы думаете?

Мария медлит, глядя в свой стакан – к ее удивлению, уже пустой.

– Кто может сказать, на что люди способны? Прежде мне казалось, что я верно сужу о людях, но теперь уверена в обратном.

~~~

Наутро, когда остальные готовятся выйти в путь, Джейкоб вошел в комнату и встал у кровати. Он заговорил с Фрэнсисом, но смотрел при этом на стену:

– Не думаю, что ты куда-нибудь денешься, но, если убежишь, я тебя догоню и сломаю вторую ногу. Понятно?

Кивая, Фрэнсис думает о шраме от ножа, который показал ему Дональд.

– Так мне не нужно сидеть здесь весь день напролет?

Фрэнсис мотает головой.

Потому он удивился возвращению Джейкоба. Метис отыскал в сарае деревяшку: прямую и крепкую – ствол молодой березы, и как раз подходящей длины. Он сдирает кору, срезает все сучки и округляет раздвоенную верхушку, придав ей вид гладкой буквы «У». Фрэнсис невольно увлекается, глядя на его руки: поразительно, как быстро деревянная палка приобретает сходство с костылем. Разорвав на полоски старое одеяло, Джейкоб, словно бинтом, туго обматывает ими дерево.

– Лучше бы кожей, иначе будет промокать.

– Вы хотите сказать, во время моего побега?

Поначалу, когда Фрэнсис говорил что-то необдуманное или глупое, не заботясь, что о нем подумают, Джейкоб, казалось, недоумевал, шутит Фрэнсис или нет: в глазах читалось сомнение, хотя лицо оставалось бесстрастным. Но на этот раз он улыбается. Да он ненамного старше меня, думает Фрэнсис.

Ему кажется, для них обоих будет облегчением освободиться от напряженного и беспокойного Муди. А для него самого облегчением станет свобода от матери, хотя, признавая это, он чувствует себя виноватым. Всякий раз, когда она в комнате, на них обоих давит тяжесть невысказанного, так что даже трудно дышать. Потребовались бы годы, чтобы произнести все нужные слова, просто чтобы от них избавиться.

Перед тем как покинуть деревню, мать заходит к нему в комнату и смотрит на Джейкоба, который молча встает и выходит. Она садится у постели Фрэнсиса и складывает руки на коленях.

– Мы уходим. Отправляемся по следу человека, за которым ты шел… мистер Паркер знает, куда он ведет. Жаль, что ты не можешь пойти с нами на случай, если мы увидим того человека, но… мы, по крайней мере, узнаем, куда он направлялся.

Фрэнсис кивает. Лицо у матери мрачное и решительное, но выглядит она усталой, и более заметны мешки под глазами. Внезапно на него накатывает волна благодарности к ней за то, что она ради него собирается продолжить его путь.

– Спасибо. Ты такая храбрая.

Она трясет его за плечи, словно сердится. Но она не сердится, она довольна. Она касается ладонью его лица, пальцы пробегают по подбородку. Кто-то еще иногда делал точно так же. Фрэнсис старается не думать об этом.

– Что ты, глупенький. Со мной будут Паркер и Муди; какая уж там храбрость.

Они обмениваются робкими замороженными улыбками. Фрэнсис борется с почти неодолимым порывом рассказать ей всю правду. Было бы таким облегчением с кем-нибудь поделиться этой ношей. Но он даже на секунду не может вообразить такую роскошь и знает, что ничего не скажет.

– Ты же знаешь, как я люблю тебя, правда? – к несказанному его удивлению, спрашивает она.

Фрэнсис смущен. Он кивает, почему-то не в силах посмотреть ей в глаза.

– Отец тоже тебя любит.

«Нет, не любит, – думает он. – Ты даже не представляешь, как он меня ненавидит». Но он ничего не говорит.

– Больше ты ничего не хочешь сказать?

Фрэнсис вздыхает. Есть столько всего, о чем она не знает.

– Мистер Муди считает, что та костяная пластинка очень важна. Если она ценная, то могла быть… причиной. Ты позволишь мне взять ее?

Фрэнсис не хочет ее отдавать, но не может придумать достаточных оснований для отказа, а потому протягивает кожаный мешочек с табличкой. Вынув табличку, миссис Росс разглядывает ее. Она много читала и много знает, но на крошечные угловатые значки смотрит с недоуменной гримасой.

– Будь с ней осторожна, – бормочет он.

Она бросает на него многозначительный взгляд: она всегда осторожна с вещами.

Прошлым летом, прежде чем закончились занятия в школе – а заканчивались они рано, чтобы мальчики могли помогать отцам, испытывающим недостаток в рабочих руках, – с ним произошло нечто небывалое. Никогда слишком не задумывающийся о подобных вещах Фрэнсис, подобно каждому парню в радиусе десяти миль, влюбился в Сюзанну Нокс.

В школе она была классом старше его и считалась непревзойденной красавицей того года: веселая, стройная, с округлившимися формами и очаровательным изящным лицом. Сюзанна снилась ему ночью, а днем он воображал их вместе – в разных неопределенных, но романтических ситуациях: например, в лодке на заливе или в лесу, где он показывает ей свои укрытия. Когда она проходила мимо его класса или смеялась с подругами на школьном дворе, его передергивало: покалывало кожу, перехватывало дыхание, к голове приливала кровь. Он тут же отворачивался, изображая полное отсутствие интереса, а поскольку близких друзей у него не было, никто не разгадал его тайны. Он отлично понимал, что не одинок в своей страсти и она скорее остановит свой выбор на кандидате постарше и более популярном, но, похоже, никто из них так и не был удостоен ее благосклонности. А если бы и так, это вряд ли имело бы какое-то значение; на самом деле он и не ожидал, что между ними может что-нибудь случиться. Хватало и того, что она была с ним в его мечтах.

Вышла оказия – летний пикник, которым всегда завершался учебный год, когда вся школа отправлялась к узкой полоске песчаного пляжа на берегу залива. Под вялым присмотром двух учителей они ели сэндвичи, пили имбирное пиво, плавали, плескались и визжали до самой темноты. Фрэнсис, который всегда ненавидел такие проявления принудительного веселья и старался их избегать, все же пошел, потому что там должна была быть Сюзанна, а поскольку она уже заканчивала школу, он не знал, как будет дальше ловить эти сладостные мгновения, питавшие его страсть.

Он нашел место неподалеку от того, где сидела Сюзанна с несколькими старшеклассницами, и почти тут же к нему присоединилась Ида Притти. Ида была на два года младше Фрэнсиса и его ближайшая соседка. Забавная и острая на язык, она ему нравилась, единственная из своего семейства, но иногда ужасно надоедала. Она вечно приставала к Фрэнсису, следила за ним столь же усердно (но не так скрытно), как он за Сюзанной.

Сейчас она со своей корзинкой уселась рядом и затуманенным взором уставилась на воду.

– Думаю, будет дождь. Посмотри на вон то облако. Могли бы выбрать день получше, не думаешь?

В ее голосе звучала надежда. Такая же, как он, мятежная индивидуалистка, она разделяла его ужас перед мероприятиями, предполагавшими общение и веселье.

– Не знаю. Наверное.

Фрэнсис надеялся, что, если будет поменьше говорить, она поймет намек и уберется. Он размышлял, что лучше – остаться одному, привлекая внимание своим угрюмым одиночеством, или сидеть с надоедливой девчонкой из младших классов, но, судя по увлеченному перешептыванью Сюзанны с подружками, она вообще не заметит, чем он там занимается. А тут еще шумно резвились, соревнуясь, кто дальше кинет в воду камень, несколько старших мальчишек, делавших вид, будто увлечены своими делами, но стараясь при этом попасть на глаза старшеклассницам.

Когда солнце стало клониться к закату, активность несколько поутихла: сэндвичи были съедены, мухи пойманы, одежда разбросана. Компания Сюзанны раскололась на двойки и тройки, а сама она прогуливалась с Марион Маккей. Фрэнсис лежал, устроив голову на каменной плите и опустив на глаза шляпу. Солнечные лучи проникали сквозь ткань, приятно ослепляя его. Ида обиженно молчала и делала вид, будто читает «Простофилю Вильсона» [8]8
  Роман Марка Твена, опубликованный в 1894 г. (явный анахронизм: действие "Милосердия волков" происходит почти на 30 лет раньше).


[Закрыть]
.

Он поворачивал голову, так что солнце то исчезало, то снова ослепляло его, как вдруг Ида сказала:

– Что ты думаешь о Сюзанне Нокс?

– А?

Он, конечно же, думал о ней и, застигнутый врасплох, постарался прогнать ее из головы.

– Сюзанна Нокс. Что ты о ней думаешь?

– С ней все в порядке, мне кажется.

– Похоже, все в школе считают ее чуть ли не самой красивой девчонкой на свете.

– Неужели?

– Ну.

Он не мог сказать, смотрит ли на него Ида. У него колотилось сердце, но голос оставался вполне скучающий.

– Она довольно симпатичная.

– Ты так думаешь?

– Мне так кажется.

Это начинало раздражать. Он стянул шляпу с лица и покосился на Иду. Она сидела, поджав колени и вжав голову в плечи. Ее маленькое личико сморщилось на солнце, и вся она казалась рассерженной и несчастной.

– Почему ты спрашиваешь?

– Не все ли равно?

– Что не все ли равно? Что она красивая?

– Ага.

– Не знаю. Это как посмотреть, наверное.

– Как посмотреть?

– Ну, смотря с кем говоришь. Ей, наверное, не все равно. Господи, Ида…

Он натянул шляпу на глаза и мгновение спустя услышал, как Ида встает и обиженно удаляется. Должно быть, он уснул, потому что когда очнулся, слегка напуганный и недоумевающий, где он и почему так жарко, она снова была рядом. Шляпа соскользнула вбок, и его слепило солнце, перед глазами мелькали красные вспышки. Кожа лица казалась туго натянутой и чувствительной. Похоже, он чуть не обгорел.

– Ничего, если посижу здесь немного?

Это был не голос Иды. Фрэнсис приподнялся и увидел над собой улыбающуюся Сюзанну Нокс. Его словно ледяной водой окатили.

– Нет. Конечно же нет.

Он посмотрел вокруг. Пляж изрядно опустел, не было видно и девиц, с которыми она сидела.

– Наверное, я уснул.

– Прости. Я тебя разбудила.

– Все в порядке. Правильно сделала. Кажется, я чуть не сгорел.

Он осторожно дотронулся до лба. Сюзанна смотрела на него, склонившись чуть ли не вплотную. Он видел каждую изогнутую ресничку, видел крошечные волоски на ее щеке.

– Действительно, немного покраснело. Хотя ничего страшного. Тебе повезло, что у тебя такая кожа, ну, довольно темная, понимаешь, о чем я? У меня так сразу появляются веснушки, а сама как свекла.

Ее улыбка была очаровательной. Солнце находилось у нее за спиной, и вокруг ее головы был сияющий ореол, так что русые волосы обратились в золото и платину. Фрэнсис понял, что едва переводит дыхание. По крайней мере, если он покраснел, она не заметит.

– Ну, хорошо провела время? – наконец ухитрился вымолвить он, не придумав ничего умнее.

– Что, здесь? Вроде ничего. Некоторые мальчишки – просто ужас. Эмлин Притти столкнул Мэтью в воду прямо во всей одежде и потом целый час смеялся. Тот еще тип.

– Да?

Втайне Фрэнсис торжествовал. В прошлом у него с Эмлином были неприятности. Хорошо, что не его столкнули в воду.

Больше он, как ни старался, не мог выдавить из себя ни слова. Он долго смотрел на воду, моля о вдохновении. Сюзанна, похоже, не возражала; погрузившись в свои мысли, она теребила кончики волос.

– Ида – твоя подружка?

Это прозвучало так неожиданно, что от удивления Фрэнсис едва мог говорить. Затем он рассмеялся. Что за невероятная мысль? Странный вопрос.

– Нет! То есть она просто товарищ. Знаешь, мы живем по соседству. Только она выше по реке. Она на два года младше, – на всякий случай добавил он.

– О… так ты живешь рядом с Притти?

Она должна была это знать, здесь все про всех знали. Она еще больше сосредоточилась на своих волосах. Он не понимал, что она с ними делала: очевидно, нечто требующее особой концентрации.

– Знаешь, – наконец она решительным жестом отбросила прядь волос, – в следующую субботу мы собираемся устроить пикник, у заводи. Приходи, если хочешь. Будут только Мария, ну, знаешь, моя сестра, Марион с Эммой, может быть, Джо…

Наконец она посмотрела на него, но в глазах ее невозможно было что-либо прочесть. Фрэнсис видел только темный силуэт, черты лица расплывались и ослепляли его, словно ангел в воскресной школе.

– В субботу? Хм…

Он просто не мог поверить происходящему. Но очевидно, что Сюзанна, единственная и неповторимая Сюзанна Нокс, пригласила его на пикник – пикник для избранных, куда приглашены только ближайшие подруги (и Джо Белл, но всем известно, что он встречается с Эммой Спенс). Внезапно ему пришло в голову, что все это вполне может оказаться ужасной шуткой. А вдруг никакого пикника не будет? Он придет, а там никого или, еще хуже, толпы старшеклассников – тычут пальцем, покатываются над его самонадеянностью. Хотя, глядя на нее, не скажешь, что она шутит. Она все смотрела на него, а потом коротко и нервно хохотнула.

– Ну же! Заставляешь девушку ждать!

– Прости. Э-э… просто я должен поговорить с папой, узнать сперва, не нужно ли будет работать. Все равно спасибо. Это здорово.

Его сердце заколотилось от ужаса. Неужели он действительно это сказал?

– Ну и ладно. Дашь мне знать, если сможешь, а? – Она нерешительно встала.

– Да, конечно. Спасибо.

В этот миг она казалась еще красивее обычного; с серьезным выражением на прекрасном лице она приглаживала волосы. Потом чуть улыбнулась и направилась прочь. Ему показалось, она выглядит грустной. Он снова откинулся на камень и надвинул на глаза шляпу, чтобы тайком наблюдать, как она уходит на другой конец пляжа, где собирались старшеклассники. Вдруг он понял, что случилось чудо. Она пригласила его на пикник. Она, прежде не сказавшая ему и десятка слов, пригласила его на пикник!

Фрэнсис смотрел, как несколько мальчишек помладше столкнули на мелководье корягу и резвятся с ней, уворачиваясь от брызг. Взрывы их смеха казались необычно далекими. Он думал о следующей субботе. Отец давным-давно перестал просить его помочь в выходные, не попросит и на этот раз. Он думал о пикнике у речной заводи, где солнце, проникая сквозь дубы и ивы, покрывает светлыми пятнами воду цвета чая; и девочки сидят в легких летних платьях, словно в озерцах светлого хлопка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю