Текст книги "Больше, чем игра (СИ)"
Автор книги: Станислав Романов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Возвращение домой откладывалось на неопределенный срок.
7
Воронин вернулся со службы домой в начале восьмого – поздновато, но в эти дежурные недели всегда так. Он отужинал в кругу семьи, затем жена и дочь отправились в комнату за очередной порцией мексиканского, бразильского, а может, и российского мыла. Воронин остался на кухне один.
Из головы не шло нынешнее посещение квартиры Егора. Точнее сказать, мысли Воронина все время возвращались к тем самым чистым кускам ватманской бумаги на письменном столе, и к пузырьку с черной тушью, и к тонкому чертежному перу.
Вполне определенный набор предметов.
Егор что‑то рисовал, прежде чем исчезнуть.
Ну, рисовал, ну и что? Егор ведь художник, он постоянно что‑то рисует…
Но – нет, чем больше Воронин думал об этом, тем вероятней ему казалась мысль, что Егор рисовал не просто что‑то – карту он рисовал, эмберский козырь, и он его нарисовал‑таки, и, судя по всему, испробовал на себе его действенность.
Может быть, Воронину очень хотелось поверить именно в такой расклад, ведь принцы уже довольно долгое время пытались найти художника, достаточно начитанного и способного нарисовать магические карты. Дворжецкий смог создать Лабиринт (или нечто, что выполняло роль Лабиринта), но вот эмберские козыри он нарисовать не смог, как ни старался. Денис Брагин, на которого возлагали надежды и братья Беловы, и сам Дворжецкий, – погиб, не успев совсем ничего. Егор Трубников… Он тоже был вполне подходящим кандидатом, и Воронин давненько присматривался к нему. Воронин задумал исподволь завлечь Егора в принцы, постепенно приоткрывая ему грани тайны. И это ему, наверное, удалось бы, но этот чертов Ёсицунэ словно с цепи сорвался… Однако, Егор – молодец, доказал, что может за себя постоять. Из него получится отличный принц Мерлин. И он, безусловно, по‑настоящему хороший художник.
А игра без козырей выдыхалась…
Да, может быть, Воронину и хотелось принять желаемое за действительное, а, может быть, и нет. Во всяком случае, эту идею следовало обсудить кое с кем. С Дворжецким.
Воронин пошел звонить по телефону.
Дворжецкий был дома.
– Алло, – сказал он. – Дворжецкий. Слушаю вас.
– Воронин, – назвался Вороин и спросил: – Ты из дома в ближайшее время не собираешься уходить?
– Нет.
– Хорошо. Я зайду к тебе поговорить.
– Ладно, заходи.
Затем Воронин позвонил в милицию, дежурному офицеру майору Белову:
– Алексей Андреевич, мне нужно из дома отлучиться на некоторое время. Если что случится, то звоните Дворжецкому, я буду у него.
– Понятно, – сухо сказал Белов. Он все еще держал обиду на Дворжецкого за то, что тот не позволил ему сразиться с убийцей брата и отомстить. И на Воронина Белов тоже был обижен – за то, что тот, отговаривая от дуэли, неосторожно сказал, что Ёсицунэ может победить только хороший фехтовальщик. Получалось, будто Воронин считает Белова плохим фехтовальщиком.
Повесив трубку, Воронин усмехнулся на Белова. Обижен он, видите ли. Ему, можно сказать, жизнь спасли, а он дуется, как мышь на крупу. Ну и черт с ним! На обиженных воду возят…
Личной машины у Воронина не было, поэтому до дома Дворжецкого приходилось добираться общественным транспортом. Маршрут до трамвайной остановки Воронин выбрал таким образом, чтобы пройти мимо дома, в котором жил Егор Трубников. Воронин не поленился, поднялся на пятый этаж, понажимал на кнопку звонка квартиры 22. Никто не открыл дверь – хозяина по‑прежнему не было дома. Воронин вздохнул – зря тащился! – спустился, вышел на улицу и продолжил путь к остановке трамвая.
К Дворжецкому Воронин добрался через полчаса после телефонного звонка.
– Привет, – сказал Дворжецкий, открыв Воронину дверь. – Проходи на кухню.
Отчего мы всегда зовем друг друга на кухню? – подумал Воронин, разуваясь. – Наши жены, встречая подруг, приглашают их в комнату, усаживают в кресло или на диван и щебечут под аккомпанемент невыключенного телевизора. Мы же – на кухню, всегда на кухню.
– Чай или кофе? – гостеприимно спросил Дворжецкий.
– Спасибо, но я только что отужинал дома, – вежливо отказался Воронин, присаживаясь на табурет.
– На тот случай, если ты все‑таки передумаешь, чайник я поставлю. – Дворжецкий повернулся к плите, зажег газ, поставил на огонь чайник и бросил через плечо, как бы невзначай: – Я сегодня имел беседу с Вершининым, пытался обсудить с ним наши общие дела.
– И что сказал старик Оберон? – полюбопытствовал Воронин.
– Ничего.
– Как? Совсем ничего?
– Ничего по существу. – Дворжецкий тяжело опустился на другой табурет, возле окна. – Ему бы все в шашечки играть.
Воронин ничего не сказал, только покивал – да, мол…
Дворжецкий взял с подоконника пачку Беломора, выковырнул одну папиросу, обстучал, размял, продул, закурил и только после всех этих манипуляций спросил:
– Ну, говори, зачем пришел?
– Егор Трубников, – сказал Воронин, – наш новоиспеченный принц Мерлин – пропал.
Дворжецкий поперхнулся дымом, закашлялся, загасил – к радости некурящего Воронина – только что раскуренную папиросу и вопросительно просипел:
– Как пропал? Куда?
Воронин пожал плечами.
– Не знаю. Но у меня есть одна догадка…
– Минамото? – быстро предположил Дворжецкий..
– Нет, – Воронин покачал головой, – не Минамото.
И он поведал Дворжецкому о том, как нынче днем проник в квартиру Егора, и о том, что увидел у Егора на столе, а под конец поделился своей догадкой насчет эмберского козыря.
– Значит, на столе у Егора лежали бумага, тушь и перо? – задумчиво переспросил Дворжецкий. – А краски там были?
– Нет, – помотал головой Воронин, но не слишком уверенно. – Не было, кажется…
– Карты должны быть цветными, – весомо сказал Дворжецкий. – Вспомни Девять принцев Эмбера, эпизод, где Корвин рассматривает колоду, принадлежащую Флоре, – там описывались цвета одежд, волос и глаз.
– А по‑моему, картам необязательно иметь цветной рисунок, – возразил Воронин. – Вспомни те же Девять принцев, как Дворкин нацарапал на стене темницы пейзаж с изображением маяка в Кабре, и Корвин воспользовался этим рисунком как картой.
– Да, верно, – признал Дворжецкий. – Ну, допустим, Егор действительно сумел нарисовать эмберский козырь и воспользовался им… От меня‑то ты чего хочешь?
– Я, когда начал размышлять обо всех этих магических картах, вспомнл, что ты, пытаясь создать свои собственные козыри, некоторое время посвятил практике с колодой Таро. Может, попробуешь раскинуть картишки на Егора – вдруг выйдет чего‑нибудь интересное…
– Ты сам до этого додумался?
– А что?
– Да так, ничего.
Дворжецкий посмотрел на Воронина долгим пристальным взглядом, потом поднялся и вышел из кухни. Вернулся он с картами, плотно прикрыл за собой дверь, обрубив доносящиеся из одной комнаты звуки работающего телевизора и вопли магнитофона – из другой. Сел за стол, достал голоду из футляра, отделил Младшие Арканы от Старших и отложил их в сторону, надолго замер с открытыми глазами, глядя в одну точку.
Воронин не проронил ни слова – вмешиваться было нельзя.
Дворжецкий медленно и тщательно –
вдумчиво
– перетасовал Старшие Арканы и принялся выкладывать их на стол рубашкой кверху, снимая по одной карте с верха колоды.
– Кельтский крест, – произнес он странным, не‑своим голосом.
Он положил одну карту, на нее и поперек – еще одну, затем крестом вокруг них – еще четыре карты и еще четыре – справа от креста, снизу вверх вертикально.
– Крест и посох.
Оставшиеся карты Дворжецкий отложил к Младшим Арканам, глубоко вздохнул, посмотрел на Воронина и сказал:
– Ну что же, давай посмотрим, что вышло.
Воронин молча кивнул, и затаил дыхание, словно перед прыжком в омут.
– Прошлое, – сказал Дворжецкий и перевернул картинкой вверх карту, лежавшую в основании креста.
Воронин вздрогнул, холодок пробежал по его спине, и он почувствовал, как мелкие волоски на коже топорщатся и встают дыбом.
На карте был изображен гнусно ухмыляющийся скелет с выщербленной косой в костлявых лапах; он шагал и скашивал, словно траву, нагие беззащитные человеческие тела, резал их на куски.
– Смерть, – сказал Дворжецкий хрипло, прокашлялся и продолжил комментарий: – Вообще‑то, Смерть необязательно означает чью‑то смерть буквально, чаще это просто окончание какого‑то определенного этапа в жизни и начало нового, а также связанные с этим потери. Еще означает возможность оказаться в новой реальности. И… – Дворжецкий сделал паузу, – завершение знакомства или дружбы.
– Все верно, – тихо проговорил Воронин. – И перемены в жизни, и конец дружбы, и даже смерть.
– Надежды и опасения, – сказал Дворжецкий и открыл карту в посохе, вторую сверху. Ею оказалась перевернутая Звезда.
– Упрямство и нежелание меняться, – пояснил Дворжецкий. – Возможности неиспользованные и потерянные. Но еще – стремление достичь творческого состояния.
– Насчет упрямства – понятно, – сказал Воронин. – Все остальное – слишком туманно.
– За ясностью обращайся в гидрометцентр, они тебе погадают, – сердито буркнул Дворжецкий.
Воронин улыбнулся.
– Обратимся к сфере познания. – Дворжецкий перевернул карту, выложенную самой первой. – Луна. Означает способность видеть скрытое, развитую интуицию, но также догадки, неясности и неверно понятые слова. По жизни – излишняя эмоциональность и романтичность, доверие знакомых, но – неизвестные враги.
– В общем, сходится, – сказал Воронин. – Дальше.
Дворжецкий открыл еще одну карту из середины креста.
– Перевернутое Колесо Фортуны. Опять‑таки сопротивление переменам в укладе жизни, которых все равно не удастся избежать, и неверные действия в ожидании грядущих событий. А еще, – он покосился на Воронина, – возможен визит друга‑военного.
– Это про меня, что ли? – спросил Воронин.
– Да уж точно не про меня, – сказал Дворжецкий. – Перейдем к противоречиям в душе.
Он открыл верхнюю в кресте карту.
– Отшельник. Означает поиск духовных ценностей и углубление во внутренний мир, а также осторожность, иногда – одиночество и оторванность от жизни.
– Тут ты что‑то напутал, – сказал Воронин. – Егору это не соответствует. Он никогда не был оторван от жизни, как раз наоборот – всегда в гуще событий.
– Кто знает, – философски заметил Дворжецкий. – Комментарий относится не к тому, что видно всем, а к тому, что в душе.
– Все равно это непохоже на Егора, – упрямо сказал Воронин. – Я же его знаю…
– Карты правду говорят, – произнес Дворжецкий со странной интонацией, непонятно – то ли в шутку, то ли всерьез. – Теперь давай‑ка посмотрим, что у нас, точнее, у Егора в подсознании. – Он перевернул правую карту в кресте. – Опрокинутая Справедливость, что означает суровое ученичество и неприятные уроки.
– Да уж, пробормотал Воронин. – Вчерашний урок, пожалуй, был слишком даже суровым и неприятным.
– Сейчас посмотрим, как Егор воспринимает в сложившейся ситуации себя. – Дворжецкий открыл нижнюю карту в посохе. – Перевернутый вверх ногами Маг. У нашего неофита, выходит, невысокая самооценка и неумение использовать собственные таланты. Однако, его будущее в его собственных руках.
– Очень правильный комментарий, – не удержавшись, хмыкнул Воронин. – Подходит практически для кого угодно.
– В настоящий момент он подходит для Егора, – сухо сказал Дворжецкий и открыл еще одну карту в посохе, вторую снизу. – Это у нас будет отношение других людей к Егору. Ага, Жрец, что означает добрый совет, опять‑таки обучение и еще – дружбу.
– Здесь все сходится, – сказал Воронин специально для Дворжецкого. Это была такая тонкая лесть гадателю, а то уж слишком болезненно он отреагировал на предыдущее замечание. Дворжецкий покосился на Воронина и усмехнулся уголком рта.
Оставались закрытыми еще две карты: одна – слева в кресте, другая – вверху в посохе.
– Самое главное и самое интересное, – объявил Дворжецкий. – Обе эти карты описывают будущее – близкое и более отдаленное. – Он открыл карту в кресте. – Влюбленные, хм. Что здесь нарисовано, то эта карта и означает: эмоциональную связь, любовь, ну еще – крепкую дружбу. Любовь принесет с собой испытание и необходимость сделать выбор.
– Любовь – понятно, выбор – нет, – сказал Воронин. – Чего или кого Егору нужно будет выбирать?
– Я не знаю, – ответил Дворжецкий. – Это не мой выбор. И не твой. Это – выбор Егора, причем будущий. Возможно, он и сам еше ничего про это не знает.
Дворжецкий открыл последнюю карту.
– Мир. Означает перемену места, переселение, путешествие или побег. А также успех, награду или достижение желаемой цели, завершение дел и возвращение домой.
– Вот! – обрадованно сказал Воронин. – Именно это я и хотел услышать – завершение дел и возвращение домой. Теперь я почти спокоен за Егора, если, конечно, прогноз сбудется.
– Твои невежественные замечания просто оскорбительны. Дворжецкий собрал карты и спрятал их в футляр. – Если ты не веришь в предсказания, то зачем просишь о них?
– Не то, чтобы я не верю в предсказания, – оправдываясь, сказал Воронин. – Я просто стараюсь относиться к ним с осторожностью и не возлагать на них слишком больших надежд.
Дворжецкий ничего на это не ответил, только махнул рукой и вышел из кухни, унося с собой колоду Таро. За время его отсутствия голову Воронина посетила еще одна интересная догадка, и он встретил вернувшегося Дворжецкого вопросом:
– А ты на Копаева не пробовал гадать?
– Пробовал, – медленно проговорил Дворжецкий и снова одарил Воронина тем же странным взглядом, что и в начале беседы.
– Ну и что?
– Понимаешь, такое странное дело… – все так же неторопливо и задумчиво произнес Дворжецкий, – на Копаева у меня вышел очень похожий расклад – семь карт из десяти совпадают, только вместо Смерти у Копаева Умеренность, вместо Отшельника – Повешенный, а вместо Влюбленных – Дьявол, да еще Луна была перевернута. Такое впечатление, будто Копаев находится где‑то очень далеко, у моря…
– Он, поди, на Канары прыгнул с помощью Лабиринта, – предположил Воронин. – Или в Хургаду какую‑нибудь. Выпал человеку шанс оторваться по‑крупному…
– Не знаю, не знаю. – Дворжецкий покачал головой. – По картам непохоже, что Копаев блаженствует на курорте: Повешенный, Дьявол…
– А вот эта схожесть расклада на Егора и на Копаева, она что означает? – спросил Воронин.
– Они скоро встретятся, – сказал Дворжецкий. – Если уже не встретились.
Чайник, поставленный Дворжецким на огонь и забытый, напомнил о себе сердитым свистком. Дворжецкий выключил газ.
– Чай или кофе? – спросил он как ни в чем не бывало.
– Водка у тебя есть? – спросил Воронин. – Я бы сейчас водки выпил.
8
…Проводив Воронина, Дворжецкий вернулся на кухню, посидел, бессмысленно таращась в темное окно, выкурил папиросу. Потом, что‑то про себя решив, поднялся и стал собираться. Переоделся, взял ключи от машины, документы. Крикнул от двери в комнату, где жена смотрела телевизор:
– Мне нужно съездить кое‑куда, – и, не дожидаясь ответа, выскочил из квартиры.
Машина стояла во дворе, прямо под окнами. Дворжецкий на ходу нажал кнопку на брелке‑пульте – противоугонная сигнализация коротко мявкнула, отключаясь. Подойдя к машине, Дворжецкий взглянул наверх, на окна своей квартиры. На фоне освещенного окна четко прорисовывался темный силуэт. Жена. Стоит и смотрит. Дворжецкий помахал ей рукой. Она помахала в ответ. Язык жестов, очень мило.
Садясь в машину и заводя мотор, Дворжецкий думал о жене. Всегда она так, когда ему случается неожиданно уйти из дома вечером, – стоит у окна и смотрит. Неужели о чем‑то догадывается?
Все эти несколько последних лет Дворжецкий как‑то умудрялся сохранять от жены главную тайну своей жизни. Иногда у него возникало желание рассказать ей обо всем, он даже пытался два или три раза заговорить на эту тему, но всякий раз что‑то останавливало его… И, насколько было известно Дворжецкому, все остальные принцы также держали в неведении своих близких – невероятно, особенно если учесть тот факт, что каждый имел меч…
Дворжецкий завел машину и выехал со двора.
Меч… Каждому принцу после инициации Дворжецкий вручал меч. А самому Дворжецкому мечи давал Лабиринт. Это было просто, но нелегко: Дворжецкому нужно было пройти Лабиринт, в конце пути в его руке непонятным образом оказывался меч. Откуда этот меч брался, какие сверхъестественные силы тут действовали – Дворжецкий не знал. Он не мог объяснить также и то, откуда ему известно, что нужно сделать, чтобы получить меч. Просто он вдруг понял это – и все. Как однажды он понял,
как
сделать сам Лабиринт…
Дворжецкий миновал Карачиху, автозаправку – город остался позади. Он прибавил газу.
Когда же все это началось? С чего?
Может, лет пятнадцать назад, с тех самопальных книжек со слепым машинописным шрифтом и довольно‑таки корявеньким переводом Хроник Эмбера?..
Но пятнадцать лет назад не было ни самураев, ни мушкетеров, ни ратоборцев, ни рыцарей Круглого стола, ни киммерийцев этих отмороженных. Даже толкинистов тогда еще не было.
Когда же все они появились?
Дворжецкий напряг память. Ну, первыми, конечно, появились толкинисты с деревянными мечами – лет семь‑восемь назад, кажется. А вот остальные… Лет пять, не больше.
Ч‑черт!
Дворжецкий с досадой ударил по рулю; машина вильнула.
Доигрался хрен на скрипке…
Выходило, что все тайные меченосцы завелись примерно в одно и то же время – сразу после создания местной модели Лабиринта, образ которого возник однажды в воспаленном мозгу одного начитавшегося книжек врача‑неудачника…
Совпадение?
Как бы не так! Дворжецкий не верил, что это совпадение. Если бы только две группировки, ну три, а то сразу шесть… Нет, определенно, Лабиринт принес с собой в этот мир нечто такое… необъяснимое… И это он, Дворжецкий, своими руками…
А ведь он знал, знал с самого начала, еще когда тщательно подгонял одну к другой черные и белые кафельные плитки, что Лабиринт – не просто привидевшийся бессонной ночью яркий образ, не просто затейливый узор… Впрочем, нет, тогда он еще только догадывался об этом. А уверился в магическом могуществе Лабиринта позднее, когда открыл у себя экстрасенсорные способности: он приобрел умение исцелять болезни и раны особыми манипуляциями рук. И опять‑таки он не смог бы объяснить, как это у него получается; даже медицинское образование не помогало найти ответ…
А вот, наконец, и он, Лабиринт.
Дворжецкий остановил машину напротив входа, чтобы фары освещали дверь склада и замок. Вышел, отпер дверь, вернулся к машине и заглушил мотор. Теперь вокруг было темно и тихо. Дворжецкий постоял возле машины, выкурил папиросу и только после этого вошел внутрь склада. Он плотно прикрыл за собой дверь, свет зажигать не стал, в этом не было необходимости – он видел Лабиринт вторым, экстрасенсорным зрением: линии пути горели холодным, как будто неоновым огнем.
Дворжецкий помедлил перед началом Лабиринта.
Сколько раз он проходил этим путем? Одиннадцать? Двенадцать?
Почему же ни разу Лабиринт не перенес его куда‑нибудь? Он ведь пытался добиться этого, он этого хотел.
Или не хотел на самом деле? Боялся?
Говорил себе: Да, это должно быть очень интересно, – но боялся. Боялся быть заброшенным в такое место, откуда не будет возврата. А Лабиринт понял это…
Дворжецкий сделал решительный шаг…
Этот путь обозначен незримым огнем.
И прошедшие по этому пути
не оставляют на нем следов.
Но этот путь оставляет свой след
в душах тех, кто прошел им.
И они уже не такие,
какими были прежде…
Дворжецкий стоял в центре Лабиринта; сердце бешено колотилось где‑то под горлом. Прошел. Он сориентировался по призрачно мерцающему рисунку и медленно побрел в сторону выхода. Толкнул дверь, вышел на свежий воздух.
Ничего не изменилось: та же ночь, те же звезды на небе, тот же мир, знакомый до боли. И понуро стоит жигуленок, уткнувшись носом в двери.
Дворжецкий вздохнул и посмотрел на слабо тлеющие стрелки часов: поздно‑то как! Пора возвращаться домой; жена, наверное, с ума сходит от беспокойства…
9
Словно в продолжение некой необычной игры утром за завтраком Егор‑гость и Егор‑хозяин только и делали, что подсматривали друг за другом, отмечали совпадения в приемах обращения с вилками, ложками и ножами, в манере шумно прихлебывать горячий чай и в поедании бутерброда с колбасой таким хитрым образом, чтобы он кончался за один глоток до того, как кончится чай. Они все делали синхронно и, замечая это, старались синхронность нарушить, и это тоже делали синхронно. И смеялись над собой и друг над другом – тоже одновременно и одинаково.
Двойники…
– Мы с тобой похожи, как братья, – сказал Егор‑гость. – Помню, я не раз мечтал в детстве, чтобы у меня был брат‑близнец. Это, наверное, очень весело…
– Да‑а? – очего‑то очень хмуро поинтересовался Егор‑хозяин. – Чего же в этом такого веселого?
– Ну, не знаю. – Егор‑гость пожал плечами. – Забавы там, проказы всякие, подмены… Как в кино – Приключения Электроника. Знаешь такое?
– Знаю, видел, – все так же мрачно ответил Егор‑хозяин. – Только и в том фильме Сыроежкин недолго веселился, быстро ему эти подмены надоели, к концу первой серии.
– Неважно. Не в этом дело. – Егор‑гость сбился с мысли. – Ну, понимаешь… Да ты сам, никогда не мечтал о брате‑близнеце, что ли?
– Нет, – совсем угрюмо ответил Егор‑хозяин. – Никогда.
От разговора на кухне у Егора‑гостя осталось неприятное впечатление недоговоренности и темной тайны. А Егор‑хозяин, похоже, что‑то задумал – он собирался на улицу.
– Пойдем.
– Куда? – полюбопытствовал Егор‑гость.
– Познакомлю тебя кое с кем, – ответил Егор‑хозяин загадочно.
– С кем же?
– Увидишь.
Перед выходом Егор‑гость прихватил с собой чертежный футляр со спрятанным внутри мечом.
– А это тебе зачем? – удивился Егор‑хозяин. – Оставь его здесь.
Егор‑гость отказался наотрез:
– Ни за что!
– Ладно, как знаешь. Надеюсь только, что ты не станешь обнажать свой меч прилюдно. У нас такое считается неприличным.
– Не бойся, зря размахивать мечом я не буду. Разве только нам попадется в пути гоблин, или орк, или контролер в троллейбусе. А так я людей не убиваю.
– Орки и гоблины у нас встречаются лишь в виртуальном пространстве. А для троллейбусного контролера у меня есть специальные волшебные бумажки, он нас не тронет.
Несмотря на то, что Егор‑хозяин намеренно оделся непохоже на Егора‑гостя – в светло‑серые брюки, белую рубашку да еще нацепил солнцезащитные очки – все равно, и прохожие на улице, и пассажиры в троллейбусе нет‑нет да и поглядывали на двойников, сходство нельзя было скрыть с помощью таких примитивных ужищрений.
– Что ты знаешь об аутизме? – спросил вдруг Егор‑хозяин.
– Да немного, – ответил Егор‑гость. – Видел я как‑то фильм Человек дождя…
– Понятно, – сказал Егор‑хозяин и больше ни о чем не стал спрашивать.
Они сошли с троллейбуса на площади Юности, миновали тяжелое серое здание Театра юного зрителя и свернули направо. Здесь Егор‑гость, удивленный, приостановился.
– Что‑то я не припомню, чтобы на этом месте был книжный магазин. Он давно открылся?
– Давно, давно, – проворчал ушедший вперед Егор‑хозяин и бросил через плечо: – Не отставай, а то еще заблудишься.
– Не заблужусь, не волнуйся, – сказал Егор‑гость. – Будто я не знаю, в каком доме мама живет. Я в том доме десять лет прожил…
– В том доме, – в том Егор‑хозяин подчеркнул особо, – но никак не в этом.
Егор‑гость оживился.
– Так мы что же, в самом деле идем в гости к маме?
– Нет, конечно, – ответил Егор‑хозяин. – Ты бы свел ее с ума.
– Другой на моем месте мог бы и обидеться, – сказал Егор‑гость.
– Гипотетические ситуации мы рассматривать не будем, – сказал Егор‑хозяин.
– Так с кем же ты хочешь меня познакомить? – во второй раз спросил Егор‑гость.
И Егор‑хозяин во второй раз ответил:
– Увидишь.
Вот и еще один уголок, где Егор‑гость не смог бы обнаружить и пары отличий от известного ему места. Маленький двор был ограничен двумя четырехэтажными кирпичными хрущевками; один из домов был в два подъезда, другой – в три. Двор был почти пуст, лишь на лавочке возле второго подъезда трехподъездной хрущевки сидел молодой человек с лицом Егора Трубникова, впавшего в глубокую задумчивость. Молодой человек считал ворон. Или листья на дереве, что росло возле лавочки. Или не считал, а пересчитывал. И сравнивал со вчерашним результатом подсчетов. Такой он был – Rain man Трубников.
Егор‑гость замер на углу, не в силах сделать шаг навстречу еще одному двойнику. У него просто голова шла кругом.
– Я не знаю, как он отреагирует на тебя… на нас… на то, что нас – двое, – запинаясь, проговорил Егор‑хозяин из‑за плеча Егора‑гостя. – Бывает, он из‑за какой‑нибудь ерунды заводится…
Но брат‑близнец уже смотрел прямо на двойников, чуть склонив голову к правому плечу. На появление Егора‑гостя он отреагировал гораздо сдержаннее Егора‑хозяина, а точнее – вообще никак не отреагировал, только сидел и смотрел.
– Ну, пошли, что ли, – сказал Егор‑хозяин.
Двойники приблизились к лавочке.
– Здравствуй, Рома, – мягко проговорил Егор‑хозяин.
– Здравствуй, Егор, – ответил брату Роман Трубников. Затем он повернул голову к Егору‑гостю и повторил: – Здравствуй, Егор.
– Привет, – немного хрипло сказал Егор‑гость; в горле неожиданно пересохло.
– У меня шоколадка есть для тебя. Хочешь? – спросил Егор‑хозяин, доставая из кармана плитку Сказок Пушкина, купленную в ларьке на троллейбусной остановке.
– Через двадцать семь минут – обед, – сообщил Роман, не глядя на часы. А часы у него были – дешевые, пластмассовые, made in Hongkong. – Мама говорит, что сладкое портит аппетит.
Егор‑хозяин вздохнул, покосился на Егора‑гостя и сунул шоколадку Роману в карман рубашки.
– После обеда съешь.
– Спасибо, – равнодушно поблагодарил Роман.
Егор‑хозяин отвел Егора‑гостя чуть в сторону от лавочки и приглушенно поинтересовался:
– Ну, как тебе такое воплощение мечты о брате‑близнеце?
– Так я же мечтал о брате, который был бы похож на меня не только лицом, – ответил Егор‑гость, стараясь не смотреть на Романа, – но и тем, что здесь. – Он постучал себя по лбу указательным пальцем.
– Вот, значит, как, – холодно проговорил Егор‑хозяин. – Да здесь, – он тоже постучал себя по лбу, – здесь у Ромки, может быть, больше, чем у тебя и у меня, просто у него иначе все организовано. Он может такие вещи… Ну, например – сколько телефонных номеров своих знакомых ты помнишь?
– Ни одного, – чистосердечно признался Егор‑гость. – У меня и телефона‑то нету.
– А Ромка помнит все номера из телефонного справочника! – гордо объявил Егор‑хозяин.
В этот момент Роман, выпавший из идущей о нем же самом беседы, вдруг выдал нечто поразительное:
– Скоро к нам присоединится сестра.
– У вас еще и сестра есть? – Егор‑гость даже не особенно удивился.
– Что?! – Вот Егор‑хозяин был удивлен гораздо сильнее. – О чем ты, Рома? У нас нет никакой сестры. – Для Егора‑гостя он добавил негромко: – С Ромкой бывает иногда… Он говорит странные вещи…
– Она уже идет, – сказал Роман упрямо.
– Да кто идет? Где идет? – спросил Егор‑хозяин, теряя терпение.
– Сестра, – ответил Роман на первый вопрос брата, а на второй – просто указал рукой: – Вон она. Там.
Оба Егора одновременно обернулись и посмотрели в указанном направлении – и оба остолбенели, на некоторое время потеряв дар речи.
Лена.
Она как будто шла по их же следам – легкой танцующей походкой, небрежно покачивая сумочкой. Она выглядела точно так же, какой ее помнил Егор‑гость. Она была одета точно так же: те же юбочка, блузка, туфельки.
Она?! – смятенно подумал Егор‑гость. – Здесь?! Как она здесь очутилась?.. Нет, не может быть, чтобы это была она.
Как оказалось – может.
Лена подошла к безмолвствующей троице, улыбнулась, как это могла только она, и сказала словно ни в чем не бывало:
– Привет, Егор. И – привет, Егор. Можете снова начать дышать. Я – это именно я, а не двойник и не какое‑нибудь дурацкое виденье. Роман, здравствуй.
– Здравствуй, Лена, – первым откликнулся Роман и улыбнулся ей в ответ. Егор‑гость впервые увидел, как Роман улыбается, – совершенно по‑детски.
– Вы что, знакомы? – спросили оба Егора в один голос, синхронно переводя взгляд с Романа на Лену.
– Знакомы, знакомы, – ответила Лена. – Все мы здесь знакомы.
– Мы познакомились на прошлой неделе, – начал обстоятельно излагать Роман. – Мы…
– Стоп, Рома, – быстро перебила его Лена. – Дальше продолжать не нужно.
– А ты которая из?.. – снова хором начали оба Егора и оба одновременно замолчали, не закончив вопрос. Но Лена прекрасно их поняла и ответила:
– Никторая не из. Я – одна‑единственная для всех вас троих. Извините, мальчики, если вам что‑нибудь не по нраву.
Она говорила быстро, холодно, деловито, но заметно было, что эта сдержанность дается ей нелегко – голос ее напряженно звенел, словно слишком сильно натянутая струна, словно клинок, парирующий удар.
– Но зачем?! – воскликнул Егор‑гость. Ему было больно слышать эти слова из уст своей недавней подруги. – Зачем ты так поступила?
– Вообще‑то, это вас не касается, – резко ответила Лена.
– Еще как касается, – вступил в выяснение отношений Егор‑хозяин. – Мы же все‑таки… – Он не стал заканчивать фразу, но все поняли, что он хотел сказать.
– Так было нужно для моей семьи, – сказала Лена, кусая губы.
– Хороша, видать, семейка, – буркнул Егор‑хозяин.
– Я пришла не затем, чтобы оправдываться. – Лена резко встряхнула головой, будто отбрасывая что‑то прочь. – Я просто хочу объяснить Егору…
– Да‑а? Что объяснить? – перебил ее Егор‑хозяин. – И какому именно Егору? Обращаю твое внимание – нас здесь двое.
– Раз вы оба меня слышите, то это не так уж и важно. – Лена холодно усмехнулась, и Егор‑гость вдруг понял, что ей отнюдь не восемнадцать лет, как думалось сначала.
– Но впрочем, – продолжала Лена, глядя на Егора‑гостя и на чертежный футляр в его руках, – только у одного из вас есть меч.
Егор‑хозяин тоже посмотрел на чертежный футляр и спросил:
– А откуда ты знаешь, что там спрятан меч?
– Да, – поддержал его Егор‑гость, – откуда? И каким образом ты нашла нас здесь?
– Я просто знала, – сказала Лена, – и про меч, и про то, где вас искать.
– Да, – вдруг сказал Роман, про которого все забыли. – Это просто.
– Егор, – сказала Лена, очень внимательно глядя на Егора‑гостя, – я думаю, что ты уже пытался вернуться обратно в свой мир, и у тебя ничего не получилось.
Егор‑гость молча кивнул.
– Существует одно небольшое, но очень важное уточнение, которого не найдешь в популярных книгах. Для того, чтобы создать действующую магическую карту, нужна Сила. А Силу может дать только кровь, только жертва…
– Какая жертва? – тупо спросил Егор‑хозяин.
Егор‑гость снова промолчал; он понял – какая.
– Человеческая жертва, – сказала Лена. – Без этого Силы не будет.
Егор‑гость вспомнил кровавую смерть Ёсицунэ и содрогнулся.
– Нет, только нетак. Так я не хочу. Должен же быть какой‑нибудь другой способ. Почему я не могу путешествовать по мирам, понемногу корректируя реальность?
