Текст книги "Игрушка богов"

Автор книги: Станислав Коронько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

И Тимур взлетел. Не телом– разумом. Как того и хотел. Тело же он решил оставить в лодке. Для начала нужно просто освоиться, понять что к чему. А уже потом можно будет поиграть в супермена. Ради развлечения теперь можно плавить сталь. От одного лишь слова мгновенно вскипит озеро. Можно создать грозу, устроить шторм. Можно шептать. И все подчинятся. Можно менять…

Теперь подвластно всё. Автономная станция претворит в жизнь любое пожелание. Отсюда, с высоты пятьсот метров, она ещё не видна, но она там, на берегу, ждёт. Нужно плыть к ней. Как можно скорее. Нужно чуть подтолкнуть эту лодку. Или же можно перенестись туда. Самому. Это не займет и мгновения. Надо лишь обозначить точку выброса, и в тот же миг откроется Дорога. Она приведёт куда угодно. Даже на Землю.

И совсем необязательно отправляться туда одному. Захватить с собой Себастиана и Диану не проблема. Вот только, что они там будут делать и как объяснить родителям, кто эти двое? В самом деле, не бросать же их на улице. Священника определят в дурку, если до этого момента он случайно не пристукнет какого-нибудь изнеженного питерца, а девочку– в детский дом. Вряд ли их порадует такая судьба. Да и самому возвращаться уже не хочется– задушит обыденность и серость. Страшно представить, что день за днём придётся просыпаться в одном и том же месте, видеть одни и те же лица, выслушивать одни и те же слова. Своя жизнь, единственная, уникальная, будет расписана по дням и по часам. Придется повторить тоскливый путь по рутине жизни, пройденный уже миллиардами людей. На нём будут встречаться светлые пятна, обязательно, так должно быть, но будет их слишком мало, они будут предсказуемыми и вполне ожидаемыми– семья, дети, карьера. Всё как обычно. Даже путь закончится, как и должен– могилой.

Нет, о возвращении домой не может быть и речи. Легче сразу повеситься. Слишком уж прочно цепляла Наутика, чтобы вот так просто, при первой же возможности, можно было бы сбежать от неё. Чтобы остаться в этом мире, стоило бороться. До самого конца. Пусть и наступит он, скорее всего, очень и очень скоро.

Человеку по имени Тимур этот мир стал необходим. Так же как и сам он оказался нужен кое-кому там внизу, в едва заметной отсюда лодке. Она следит за ним, она видит его летающим. Ей доступны те же способности. Не прямо сейчас. Чуть позже. Чуть ближе к станции. Там…

Мгновение всевластия закончилось так же внезапно, как и началось. Это мгновение длилось всего сотую долю секунды, но для Тимура эта доля секунды растянулась на минуты. За это время он успел почувствовать силы, делегированные ему станцией, ощутить свою мощь и прикоснуться к абсолютному знанию. Но вынести из него чего-либо полезного так и не успел– слишком уж увлечён был поигрыванием обретёнными невесть откуда мышцами, слишком расслабился, почувствовав вседозволенность, стал слишком самоуверенным и позволил себе предаться рефлексии. В очень неподходящий для этого момент. В общем, совершенно бездарно потратил дарованное ему мгновение. А ведь можно было всё решить. За это мгновение. Он не знал как, но знал, что это было возможно.

Но всё закончилось. Ощущение силы исчезло, а Тимур так и остался висеть на полукилометровой высоте. Конечно же, это была иллюзия– вид с полукилометровой высоты, проецировался прямо в сознание, однако отключить эту картинку теперь не представлялось возможным. Могущественному разуму хранителя сполна хватило времени, чтобы перехватить управление над созданным им терминалом и запереть глупого человека в его собственной голове.

Впрочем, раздавшийся в голове голос Эзекиля указывал, что дракону пришлось пережить не самый приятный отрезок времени. В нём воедино сплелись страх, заносчивость, ярость и удивление:

"Как сумела какая-то обезьяна получить доступ к управляющим системам станции?! Отвечай!"

Задан вопрос был с таким напором, что Тимур ляпнул первое, что пришло в голову:

"Протокол передачи данных оказался дырявым".

"Что?! Что ты несёшь?! Как ты мог… – Эзекиль осёкся. – Значит так. Вот тварь. Как же я не дооценил вас обоих. Что ж, так будет даже интереснее".

"Ты это о чём?"

"О том, что я с большим нетерпением жду вас в Йонбене".

Сразу же после этих слов ощущение присутствия Эзекиля исчезло. Зато издалека, со стороны города, к висящему в воздухе Тимуру полетел какой-то желтый шар. Он был как теннисный мячик, но с каждым мгновением увеличивался и становился ярче. Через секунду стали заметны окружающие его языки пламени и оставляемый позади след из чёрного дыма. Прямо как у какой-нибудь ракеты. Которой он, собственно, и являлся…

До столкновения летающего человека со снарядом оставалось совсем чуть, и нужно было как-то уворачиваться. Без надежды на успех Тимур собрался, оттолкнулся от воздуха– и только в последний момент осознал, какую же совершил глупость.

Время в сознании человека и в реальности течёт по-разному. Всё зависит от восприятия конкретного субъекта. Для погруженного в себя Тимура прошли минуты, для его спутников– секунды. Поэтому ни Себастиан, ни Курц не предали значения тому, что Тимур на некоторое время полностью отрешился от мира. Они слишком сильно были поглощены очередной бессмысленной и беззлобной перепалкой, чтобы обращать внимание на кого-либо другого. А стоило.

С каменным выражением лица Тимур вскочил на ноги, вскрикнул и выпрыгнул из лодки, ласточкой войдя в воду.

От удивления Курц проглотил готовое сорваться с языка слово, закашлялся. Быстро осмотрелся в поисках врага, так сильно напугавшего его товарища. Никого не найдя, воткнул вёсла в воду, резко затормозил и дал задний ход.

– Что за… – в смятении произнёс священник, оглянувшись на пустующую корму. – Куды он делся?

На небольшом отдалении от лодки вынырнула голова Тимура. Он бешено колотил по воде руками, пытаясь не уйти ко дну из-за тянущего его вниз меча, кашлял и непристойно ругался. В основном на самого себя. Но встречались нелицеприятные эпитеты по поводу ледяной воды и не в меру мстительного и остроумного Эзекиля. Вечный хранитель повёл себя прямо как обиженный ребёнок, подленько, но относительно безобидно подшутив над своим противником. И целью его была именно мелочная месть– утонувший терминал можно было заставить исчезнуть и более простым способом.

Когда Курц подвёл лодку к барахтающемуся Тимуру, Себастиан помог ему забраться внутрь, а затем спросил:

– Чего это ты задумал? Зачем в воду прыгаешь?

Тимур уселся на своё место, стащил с себя мокрый свитер. Отжимая его в озеро, ответил:

– Да вот, искупнуться захотелось. Заодно талисман твой утопить надо было.

– Дык зачем же самому топиться надо было?

Тимур кинул свитер на днище, стащил с себя кофту. Дрожа всем телом и стуча зубами, произнёс:

– Да надоело мне слушать, как ты тут с Курцем ругаешься. Потому и спрыгнул. Освежиться захотелось. А то от вас двоих уже тошно. Лишь бы языками почесать. Нет, чтобы что-нибудь умное сказали бы, а то всё дурость какую-то несёте.

Себастиан и Курц вопросительно переглянулись, состроили удивлённые лица. Они не понимали, почему всегда спокойный и уравновешенный Тимур вдруг начал ни с того ни с сего злобно их отчитывать.

– Ладно-ладно, – умиротворяюще произнёс Курц. – Мы помолчим. Ты только не нервничай так. Это вредно.

– Я не нервничаю, – огрызнулся Тимур. – А за меня не волнуйся. Лучше греби давай.

– Слушаюсь, командир, – ответил Курц и погрузил вёсла в воду.

Заметив дрожь, сотрясающую полуголого Тимура, Себастиан схватился за завязку своего плаща и предложил:

– Возьми мой плащ. А не то простынешь.

Обхватив себя руками, Тимур отрицательно помотал головой.

– Обойдусь. Заболеть мне всё равно не грозит.

– Ну, как знаешь. Хочешь– мёрзни.

Тимур промычал в ответ что-то нечленораздельное и опустил голову. Было холодно– хотелось взять плащ или попросить Диану высушить одежду. Но делать этого нельзя было ни в коем случае. Тогда будет невозможно скрыть истинную причину сотрясающей его тело дрожи. Ведь дрожал он не от холода, а от страха. Из-за воспоминаний о том могуществе, что было доступно всего минуту назад. Такой силой не должен владеть ни один человек. Такой силой не должен владеть вообще никто. Ибо она сломает и подчинит себе. Сделает и рабом, и богом. Любого.

Глава 14

Совсем незаметно солнце перевалило за точку зенита и покатилось к горизонту, а небо затянулось редкими облаками. Поднялся встречный ветер, и прежде ровная гладь озера стала напоминать поверхность стиральной доски. Волны были отнюдь не гигантскими – сантиметров двадцать в высоту– но лодку раскачивали исправно и немного затрудняли продвижение вперёд. Пока что они доставляли только небольшие неудобства, но не стоило забывать, что в достаточно большом водоёме сильный ветер легко мог бы сотворить шторм в миниатюре. А для небольшой лодки с низкими бортами это уже представляло серьёзную опасность. Самодельное судно в мгновение ока наберёт воды и пойдёт ко дну, как утюг, а вот пассажирам добираться до берега придётся очень и очень долго.

Конечно, два сменяющих друг друга гребца существенно увеличили скорость передвижения, чему существенно способствовало их дурацкое состязание в выносливости. Собственно говоря, именно для этого Курц его и затеял. И именно по этой же причине Себастиан поддержал его и всё ещё продолжал в нём участвовать. Просто говорить об этом вслух они считали ниже собственного достоинства. Вместо этого, и один, и второй предпочитали зубоскалить и отпускать в сторону друг друга ядовитые замечания по поводу и без. Вспышка раздражения Тимура заставила их ненадолго умолкнуть, но через некоторое время всё вернулось на круги своя. К счастью, физический труд выматывал достаточно сильно, чтобы вскоре гребец переставал реагировать на своего сменщика и отвечал лишь по инерции. Сей факт немало радовал Тимура. В противном случае, почти пять часов, прошедшие с момента встречи с Эзекилем, серьёзно сказались бы на его душевном равновесии и способности рассуждать.

Тимур, сидя на корме перед только что сменившимся Себастианом, как и обычно устроившимся на дуге на днище, вяло жевал полоску вяленого мяса и думал. Вспоминал все события, приключившееся с ним за последние дни, и всё, что сумел разузнать. Пытался представить себе цельную картинку, происходящего на Наутике. Информации отчаянно не хватало, и картинка получалась слишком размытой и туманной, в ней не хватало огромных кусков, но кое-что вырисовывалось достаточно отчётливо. Особенно в свете последнего разговора с Эзекилем и подключению к терминалу.

Например, стало абсолютно очевидно– всемогущий хранитель не может распоряжаться большинством систем станции. Почему так происходило– неизвестно. Скорее всего, Эзекиль страшился открывать своему слуге– наместнику– подлинную мощь станции, но могла быть и иная причина. Какая– неизвестно, но, должно быть, достаточно веская. Ведь овладей наместник управляющими системами станции по-полной, и тогда ничто не смогло бы спасти драконов от окончательного истребления в течение нескольких минут. Станция нашла бы их где угодно, в какой угодно степени активности и просто спалила бы их. Это было несложно– она неусыпно следила за своими созданиями.

Второе, что занимало Тимура, – Диана. Каким-то образом она вступила в связь с терминалом Эзекиля и сумела его разблокировать. Вещи, непонятные и просто недоступные для понимания образованного и развитого человека с Земли, были для неё совершенно естественны. Она была такой с рождения, а точнее с момента, когда в её тело проникли медиаторы, связав её со станцией. По какой прихоти механизм древних вдруг пожелал делегировать неразумному ребёнку такие огромные силы и почему сразу после этого бросил её, беспамятную, на произвол судьбы– вопрос крайне занимательный, но Тимур, в момент прикосновения к истине, даже и не пытался найти на него ответ. О чём очень сильно жалел.

Одно теперь было ясно наверняка, и полностью подтверждало догадки хранителей– рождение Дианы не случайность, не ошибка и не аномалия. Имелась причина, по которой станция создала её такой, какой она была, поместила её вдали от себя и дала ей способность скрываться от Эзекиля. Причина простая и очевидная, но, в силу невежества, для разумения Тимура пока недоступная. На этот счёт можно было построить сотни предположений и теорий, и какая-нибудь из них обязательно окажется верной, но гадание никогда не приведёт ни к чему хорошему. Уверившись в чём-то одном, разубедить себя порой бывает сложно. А иногда и невозможно.

Гораздо важнее другое– как быть дальше? Что делать по прибытию в Йонбен, теперь, когда Эзекиль предупреждён и напуган? Теперь, когда он сам признался, что недооценил опасность, исходящую от направляющихся к нему людей? Вряд ли он будет просто сидеть и ждать. К их встрече подготовятся. Теперь всерьёз. Оставалось лишь надеяться, что хитроумный Курц, старательно прикидывающийся простаком, продумал этот вариант заранее. Впрочем, излучаемая им уверенность как раз на это и указывала.

Курц бросил грести, скинул куртку, положил её рядом с собой.

– Что, уже выдохся? – тут же спросил Себастиан.

Удостоив священника презрительным взглядом, Курц стянул через голову кофту, пристроил её поверх куртки. Отстегнул от запястья кинжал, положил его рядом и снова взялся за вёсла.

А Тимур, забыв про пережёвываемое им мясо, с удивлением и содроганием уставился на его разогретый трудом торс. Вроде бы ничего необычного– среднестатистический человек в хорошей физической форме. Не особо мускулистый, зато сухой и поджарый. Во время гребков отчётливо проступает каждый мускул, видны их волокна. Кожа смуглая, загоревшая– таким Курц был ещё вчера в землянке, когда переодевался. Вот только чего нельзя было различить в слабом свете фонаря, но стало отчётливо заметно под солнечными лучами– бледные полоски– шрамы. Их было много– десятка три на груди и на животе, на плечах и на руках. Все различной длинны, ширины и глубины. Какие-то из них остались от очень опасных ран– возможно, они должны были убить. Или же на это надеялись люди, их нанёсшие.

Не меньше Тимура такой коллекцией шрамов был впечатлён и Себастиан.

– И откудаво такое богатство? – спросил священник.

– Отовсюду, – ответил Курц.

– Отовсюду– это всё же откудаго? Не при битве же в Уэно ты их заполучил?

– Нет, конечно. Какими-то на тренировках мои учителя меня наградили. Некоторыми– враги да разбойники.

– Учителя? – переспросил Тимур.

– Ага. Не на тренировочных же мечах и в латах настоящее мастерство постигается, а в бою смертельном. Вот и резали меня бывало. Каждый в меру надобности и моей медлительности.

Тимур вынул изо рта мясо, сглотнул. Сипло произнёс:

– Суровые, должно быть, учителя у тебя были.

– Не то слово, – беззаботно подтвердил Курц. – Ещё как меня гоняли. Думал порой– не выживу. Зато, когда до дела настоящего доходило, над любым врагом победу одерживал. Сколько бы их не было и чем бы я не бился. Однажды против дюжины стражников и надзирателя выстоял. С одним кинжалом.

Сказав это, Курц лучезарно улыбнулся, обнажив ряд ровных, правда, чуть желтоватых зубов. Улыбнулся легко и непринуждённо. Словно поведал только что не об опасных тренировках и смертельных схватках, многие из которых должны были окончиться для него плачевно, а о чём-то совсем обыденном, о каком-нибудь достижении в учёбе, которым он по праву мог гордиться. Наверное, так оно и было. Курц гордился своим мастерством и выдержанным экзаменом. И ничуть не смущался тому, что признался в убийстве тринадцати человек. А ведь это был лишь один эпизод из его бурной жизни. За плечами этого приветливого и легкомысленного с виду парня таких должно быть ещё немало.

Но это было нормально. Тимур уже хорошо усвоил, что находится в другом мире с другими правилами. Наутика– развитое средневековье, и мораль на ней соответствующая. А Курц к тому же был воином, и менталитет у него был воинский. Пусть для обычных, законопослушных граждан этого мира убийство– событие из ряда вон выходящее, для Курца действовали совсем иные нормы. Для него убийство в схватке– достижение. Это важная и неотъемлемая часть его становления как воина.

Пусть и очень мерзкая часть… Но это уже была субъективная точка зрения воспитанного юноши с Земли, проживавшего на протяжении двадцати лет в комфорте и достатке. Её можно было оспорить.

Тимура зацепило другое:

– А стражники-то в чём были виноваты? Неужели они все такие плохие, что заслуживают смерти?

Курц помрачнел. Исподлобья взглянул на Тимура и ответил:

– Нет, стражники мне не враги. Но те– были ими.

– Чем же они так провинились?

– Тем, что защищали надзирателя, которого я должен был убить.

– И всё? Только из-за этого?! – поражённо воскликнул Тимур.

В глазах Курца нельзя было прочесть ничего. Его лицо стало воплощением равнодушия. Очень жёсткого и беспощадного.

– Да. Только из-за этого.

Несмотря на смену настроения Курца и его явное нежелание общаться на эту тему, Тимур, испытывая какое-то извращённое, садистское удовольствие, продолжил допытываться:

– Так ты, получается на каждого встречного надзирателя кидаешься?

– Нет, не каждого. Только на того.

– Он был особенный?

– Да, особенный.

– И чем же?

– Лучше не спрашивай об этом, – искренне, но с какой-то зловещей интонацией в голосе посоветовал Курц.

– Почему? – назло своему собеседнику спросил Тимур.

Ответ пришёл от Себастиана:

– Потому что тот надзиратель был причастен к сожжению его родного города– Уэно. Точнее, покойный брат Уильям командовал армией, совершившей двадцать лет назад тот победоносный поход. Однако ж три или четыре года назад, уже будучи почтенным старцем и служа в мирном сане епископа, во время поездки за стену столицы Гардкики на него и его стражников, коих было ровно двенадцать, напали душегубы. И сдаётся мне, что с этими душегубами как раз и был наш спутник. Так ли это?

– Ага, – промычал Курц. – Только не было со мной никаких душегубов. Я был один.

– И целых двадцать лет ты носил в себе ненависть к брату Уильяму? Всего за то, что волею наместника его во главе армии поставили?

– Нет, не за это. А за то, что он лично казнил моего отца и мать.

Себастиан собрал бороду в пучок и принялся нервно за неё дергать.

– Погодь-погодь. Помню я это, был я там. Но… но ведь тогда получается, что ты…

– Да, – прервал священника Курц, – я сын правителя Уэно.

– Вот те на! – воскликнул Себастиан. – Да ты у нас знатный оказывается. Аристократ в седьмом поколении.

– Бывший аристократ, – поправил Курц. Горько добавил: – Да и что это такое– быть знатным, я так толком и не узнал. Не успел. Был слишком мал.

Себастиан прекратил терзать свою бороду. Подозрительно произнёс:

– А мне казалось, что наследника правителя вместе с ним смерти предали. Почему ж ты выжил?

– Потому что сын соратника отца мною назвался. А меня из окружённого города дракон вынес.

– Ксандер? – догадался Тимур. – Это он ваш бунт организовал?

– Да, из города меня вынес Ксандер. Только к бунту он отношения никакого не имеет. Не его это была затея, а отца моего. А помогал ему хранитель по имени Сальваторе. Затем и ещё драконы примкнули. Ксандер же предвидел, что другие города бунт не поддержат и что в одиночку Уэно не выстоит, потому отца моего от восстания вооружённого отговорить пытался.

Тимур растерянно потряс головой.

– Чего-то я недопонимаю. Между драконами тоже разногласия какие-то есть?

– Ага, – подтвердил Курц.

Тимур прищурился.

– А идея взять в этот поход Диану, случаем, не одному лишь Ксандеру принадлежит?

– Да, только ему. Остальные драконы никогда бы не согласились подпустить ведьму к инкубатору.

– Почему?

– Потому что боятся дарованной им власти. Они не знают, зачем она им дана, но знают, что таких людей, как Диана, в этом мире быть не должно. Если почувствует дракон ведьму, то указывает людям, где её найти можно, а уже те надзирателям её передают.

– Как у вас тут всё запутанно… – растерянно протянул Тимур.

Уже не оставалось сил чему-то удивляться, поражаться и возмущаться. Разбираться, где хорошие, где плохие, – напрасная трата времени. Что-то переиграть не получится. Выбор уже сделан, враг известен. Нужно идти и сражаться. И за себя, и за Диану. Больше в этом мире ей никто не поможет.

– Почему ты не сказал мне этого раньше? – спросил Тимур.

Курц, как и предполагалось, на секунду вынув вёсла из воды, пожал плечами.

– А что это изменило бы? Тебя бы сейчас не оказалось в этой лодке?

Захотелось что-нибудь сломать. Но под рукой не оказалось ничего подходящего, а стучать в ярости ногами по днищу лодки вдалеке от берега, по крайней мере, просто неразумно. Тогда Тимур просто вскочил со своего сиденья, с силой метнул в воду недоеденную полоску мяса и заорал:

– Нет, я был бы здесь! Но тогда бы я знал, что, даже если из всего этого похода что-то да выгорит, Диану всё равно убьют!

– Я не посчитал нужным говорить тебе об этом. Ведь если из нашего похода что-то да выгорит, то, что там уже дальше будет с Дианой, решать только тебе.

Тимур опустился обратно. Осторожно спросил:

– Мне? С чего бы это?

– Ты действительно не понимаешь?

– Нет, – признался Тимур.

– А если немного подумаешь, а потом ответишь, каким могуществом будет обладать человек, который сумеет перехватить управление инкубатором и избавиться от Эзекиля?

От воспоминания о миге единения со станцией по спине пробежали мурашки. Не мешкая, Тимур ответил:

– Безграничным.

– Правильно, – тоном, которым хвалят малых детей, протянул Курц. – Ты станешь новым правителем этого мира.

Заикаясь, Тимур с большим трудом выдавил:

– Я… Зачем я… А ты?

– А что я? – Курц состроил шутовскую гримасу. – Я мускулы, а не мозг. Я убийца, а не правитель. Моя задача дотащить тебя до этого инкубатора и помочь расправиться с Эзекилем. Остальное мне не интересно.

– Не поверишь, но мне тоже, – мрачно буркнул Тимур. – Меньше всего на свете мне хочется стать правителем этого мира. С какой такой радости мне это надо?

– С такой, что ты идеально подходишь на эту роль. Ты сделаешь это не из желания власти, а из необходимости позаботиться о Диане и обуздать драконов, обязательно пожелающих расправы над сторонниками Эзекиля. Ты издалека, ты не имеешь ни к кому личных счётов. Значит, сможешь остаться справедливым. Ты не желаешь власти. Значит, не превратишься в тирана.

Не придумав достойного ответа, Тимур беззвучно выругался. Курц всюду прав. Более непредвзятого кандидата для управления станцией, чем человек с Земли, не сыскать во всём свете. Кандидат вдобавок всячески избегает какой-либо ответственности и, если повезёт, через некоторое время, возможно, пожелает сложить с себя полномочия. Наутика вновь перейдёт под власть уцелевших драконов, и всё вернётся к прежнему порядку вещей. А зная, что сей порядок был заведён людьми несравнимо более древними и мудрыми, позволить себе задержаться внутри станции будет довольно сложно.

– Ладно-ладно, – пробормотал Тимур. – Ещё вопрос, стану ли я правителем. А вот узнать, почему Ксандер не поддерживает остальных хранителей, мне хочется сейчас.

– Да почём мне знать, что там на уме у дракона, – произнёс Курц.

– Верно, поэтому поведай-ка нам, каким же образом ты связался с ним.

– Да зачем тебе это надо? – недовольно пробурчал Курц. – Это моя личная жизнь.

– А вдруг удастся что-нибудь интересное разузнать?

– Не удастся.

– Но хуже мне от этого не будет. Так что попробуй рассказать хоть что-нибудь. Начни, например, с того, почему Ксандер остальным драконам с бунтом помогать не стал.

Курц некоторое время размышлял. Махал вёслами и молчал. Затем всё же решился и без всякого вступления начал:

– Идея моего отца была по-наивному глупа. Она была обречена на провал. Тогда я этого не знал– мне было-то всего пять лет– но сейчас, обойдя всю Гардику, я это хорошо понимаю. Никто не должен был поддержать бунт Уэно– все слишком довольны властью Эзекиля. Повстанцы предстали в глазах людей не как герой-освободители, а как самодуры, пожелавшие подчиниться чудовищам. Это мне объяснил Ксандер, а потом я понял это и сам. Из-за этого бунт провалился.

Но отец слишком верил в свою исключительную роль избранного, в свою роль человека, призванного вернуть в мир власть драконов. Он был наивным дураком, но слишком сильно верил в себя. Поэтому за ним последовали его подданные, а, когда он изгнал надзирателей, призвал драконов и все увидели их, услышали их речи, идея свержения Эзекиля завладела почти всем городом. Задумка была хороша, и она могла бы увенчаться успехом… если бы её поддержали люди и наше восстание докатилось до Йонбена. Драконы честно пытались привлечь сторонников в соседних городах, но, когда один из них не вернулся, оставили эту затею. А на воззвания наших приверженцев из числа людей почти никто и не откликнулся. В этот-то момент мы и проиграли.

Ксандер предвидел такое развитие событий и пытался всех вразумить, заставить сдаться, но мой отец не успокоился. Он решил дать бой посланной на усмирение города армии и этим примером поднять многочисленные восстания. Пока у укреплений города стояли обычные солдаты, всем удавалось сдерживать их атаки, а помощь драконов была просто неоценимой. Затем пришла армия надзирателей, а уж те умели и шёпоту хранителей противостоять, и сражался каждый за десятерых. Они дали шанс некоторым покинуть город, а тех, кто остался верен отцу и хранителям, истребили. Вместе с городом. Спаслись только драконы. Меня же… меня же по просьбе мамы унёс Ксандер. Чтобы меня не искали, мною назвался другой человек.

Пару месяцев обо мне заботился Ксандер. Всё мне объяснял, учил читать, писать. Хотел, чтобы я выбрал судьбу ученого мужа. Но я пожелал стать его орудием и отправился овладевать искусством убивать. Переходя от одного учителя к другому, я путешествовал и копил знания о мире, об Эзекиле и об испытании. Изучал историю и искал то, чего всемогущий бог боится больше всего. Так и условились мы с Ксандером попробовать подослать в Йонбен ведьму. А ещё и Игрока с ней отправить. Дабы шансов и возможностей достать бога побольше было. Убьёт Игрок наместника– отлично. Не согласится он с нами пойти– ну и пусть, есть ещё и ведьма. Уж с ней-то обязательно что-нибудь получится. Но, к счастью, Игрок нам попался покладистый, на всё согласный. Не особо обидчивый, в меру трусливый, на роль бога годный…

Несомненно, это была месть. За то, что был вынужден рассказать о себе. В противном случае, ни за что и никогда Курц не позволил бы себе конфликтовать со своим драгоценным «грузом». И Тимур это понимал достаточно хорошо. Вот только не обидеться после этих слов было довольно тяжело– уж слишком точно и больно они разили.

Но был ещё один человек, которого по неосторожности задели эти высказывания. О Диане, беззвучно сидящей на носу лодки, никто и не вспоминал вот уже довольно давно. Её присутствия просто не замечали– настолько незаметной она была. Забыл о ней и разгорячившийся Курц. Однако девочка напомнила о себе способом весьма неожиданным и эффективным– оплеухой со всего маха.

Курц бросил вёсла, с неподдельным изумлением обернулся. Через мгновение, когда боль дошла до мозга, приложил к ушибленному уху ладонь, вскрикнул.

– Ай! Ты чего дерёшься?!

Видимо, Курц и сам до конца не понимал, что только что сказала и как сильно обидел девочку. Впрочем, если и можно его было в чем-либо обвинить, то уж точно не в тупости. С виноватым лицом он приготовился было принести девочке свои извинения, но немного опоздал– девочку уже было просто так не остановить.

Срывающимся голосом, тыча в плечо Курца указательным пальцем, Диана закричала:

– Дурак, замолчи немедленно! Если больно тебе– не смей делать больно другим! Ты, трус! Если боишься– бойся сам!

– А? Чего это я боюсь?

– Того, что умрёшь, и никого не убьёшь! Вот и боишься! Тебе на всех наплевать, кроме этого Эзекиля и наместника. Только и можешь, что ненавидеть! А сам ни наместника, ни бога не лучше! Из-за тебя моя бабушка умерла! Только затем, чтобы ты представление то разыграть мог! Трус! Нормально поговорить боялся. Ничтожество лживое! Только и нужно тебе, чтобы всё по-твоему шло и Тимур тебя слушался!

Курц побледнел, его лицо вытянулось. Но он всё же нашел в себе силы и мужество ответить:

– Да, Диана, ты права. Я действительно боюсь, что последние двадцать лет я прожил зря. Что всё, что я освоил, что достиг, окажется ненужным, абсолютно бесполезным. Потому я хитрю, потому я задумал то представление. Чтобы быть уверенным наверняка. Я использую людей, как мне того нужно. Потому что не святой. И не собираюсь им быть. Ради достижения своей цели я сделаю что угодно– обману, предам, убью и умру сам. Я пройду по трупам и любому, кто попробует меня остановить, перегрызу глотку. Но своего добьюсь. Такой я есть. – Он ткнул пальцем в Тимура. Затем в Диану, и та в испуге отпрянула на нос лодки. Строгим тоном продолжил: – А вам двоим стоит помнить, что совсем недавно вашей судьбой было сдохнуть в самое ближайшее время. И это случилось бы, не сомневайтесь. Даже три к одному для Игрока– слишком ненадёжная ставка. Но теперь со мной у вас появился шанс уцелеть. Он очень мал, но это лучше, чем ничего. Вы должны это понимать. Можете ненавидеть меня, можете проклинать– мне всё равно. Скорее всего, к полудню завтрашнего дня нас всех не станет. Но, если мы всё же каким-то образом сумеем всё преодолеть и уцелеем, можете впоследствии делать со мной что хотите. Я с радостью приму любое наказание.

После столь проникновенной речи в лодке повисло гробовое молчание. Только едва слышно поскрипывали уключины да бились о борта волны.

Первым решился что-то сказать Тимур. Но ничего, помимо одного единственного слова, ему в голову так и не пришло:

– Откровенно.

– Ага, – подтвердил поостывший Курц. Обернулся назад, робко улыбнулся напуганной им девочке. Сказал: – Извини. Я не хотел высказываться так резко. Просто… просто не сдержался. Не хотел, чтобы меня и дальше принимали за героя. Если бы у вас была возможность выпутаться из этой истории без меня, я бы посоветовал вам воспользоваться ею. Но вы, к сожалению, не можете позволить себе подобной роскоши, поэтому вам придётся терпеть такого человека, как я.

Прозвучало это как-то зловеще, за этой фразой пряталось чувство вины, но никто не придал этому значению– появилась более насущная проблема.

– Спешу вам сообщить, господа, – официальным тоном изрёк Себастиан, – впереди появилось что-то похожее на лодку. И, судя по всему, она направляется к нам.

Все вздрогнули, проследили за взглядом священника. В самом деле, далеко на горизонте, чуть правее от курса лодки, совершенно незаметно для увлечённых выяснением отношений путников возникла чёрная клякса, по бокам от которой слабо угадывались волоски вёсел в количестве нескольких штук.