Текст книги "Выжить (СИ)"

Автор книги: Станислав Конопляник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Крион вспомнил, как он стрелял по тёмному силуэту и то ли ни разу не попал, то ли ему было плевать. Слова этого солдата выглядели логично, но это же такой риск…

– Кто знает, может через пару дней пути мы найдём помощь и не придётся рисковать, – бросил капитан.

Наступила тишина.

– Ник, ты всё слышал? – переспросил Гарри у водителя. Зачем? – Тогда предлагаю голосовать…

Голосовать? Да кто он такой?

– Какое нахер голосовать, сосунок? – рявкнул Крион. – Ты в моём отряде, в армии, а здесь демократии нет, понял!?

Крион выгнулся в кресле так, чтобы орать этому Гарри прямо в лицо. Гарри лишь прикрыл глаза, не убирая даже подбородка с кулака. Нужно было пристрелить его, когда была возможность. Сейчас он уболтал тут всех и вряд ли это приведёт к улучшению боевого духа.

– Капитану не охота узнать мнение его солдат? Боишься, что ты капитан только для самого себя? – нарушая правила, стал поливать он Криона дерьмом.

– Субординация, пацан! – он не стал марать руки об этого говнюка, лишь перевёл дыхание. Узнать мнение команды действительно хорошая идея. – Голосуем, – выдохнул он. – Мой план.

Валькра тут же подняла руку. Леголас остался безучастен, лишь словил взгляд командира, никак на него не ответив. С аутиста и взять нечего.

– Ник? – крикнул Крион.

– Нужно подумать, босс, – бросил Ник в ответ.

Гарри потёр руки.

– За мой план, – спросил он.

Леголас, не отвлекаясь от своих дум, поднял руку.

– Я за Гарри, – раздалось из кабины. – Извините, сэр, но машине хана через десять тысяч, а тут ещё и твари, – стал он снова ныть. – Не повезло, но бежать не выход, босс. Это корыто вообще чудом ещё ездит. Заглохнем и мы тут же станем обедом, или ужином, или завтраком, смотря когда заглохнем. Я за Гарри.

Крион замер, переваривая инфу.

– Теоретически, – медленно произнёс капитан. – Чисто теоретически каковы шансы?

– В открытом бою, сэр, – сообщила Валькра, – равны нулю. Их минимум тридцать на одного. Если брать даже по два патрона на тварь, то я, своих, положим, и отстреляла бы, но не Ник и не Леголас.

Капитан кивнул. Она лишь озвучила его мысли. И тут было даже не два, а три патрона на тушку.

– Не нужен будет открытый бой, – заявил говнюк. – Убить нужно будет только демона-погонщика.

Только демона-погонщика. Которого, сука, пули не берут. Как? Голыми руками? Крион зарычал, глядя ему в глаза.

– Ты толкаешь нас на смертельный риск. Мы выживали в пустыне уже сколько дней… Мы знаем, что делать, и, поверь, мы никого ещё не потеряли.

– Статистическая ошибка выжившего? – он усмехнулся. Он ещё смеет усмехаться, говоря, что мы – это статистическая ошибка?

– Хуижившего. Сам ты ошибка! – рявкнул Крион.

– Да чего ты паришься? Командовать не всегда весело? Или ты кайф испытываешь, беря ответственность за чужие жизни? – вновь добивался он конфликта. Провоцировал.

На этот раз не пройдёт.

– Я не хочу подвергать отряд лишней опасности, – спокойно произнёс командир. – Лидерство тут не причём.

– Я тоже не хочу, – вдруг согласился Гарри, – но иногда надо. Мы через час будем у оазиса, к которому я направил Ника. Там вы будете делать то, что умеете лучше всего. Обычные и понятные армейские вещи, я даже вникать не буду. А потом разберёмся, что делать, идёт?

Он протянул руку в знак примирения.

– Идёт, – командир пожал руку этому говнюку, и за все те слова, что Гарри ему только что наговорил, за всё то дерьмо, что из него просто переполняя ночной горшок выливалось, он дал ему дичку прямо в нос со всей дури так, что голова Гарри отлетела к стене, а сам сопляк схватился за разбитый нос. Крион руку не отпустил, потянул снова и прошептал на ухо: – Но ты всё ещё часть моей команды, потому называй меня «сэр»!

К вечеру они были в оазисе. Крион покрикивал на всех, чтобы те выполняли свои роли. Валькра достала ящик с пулемётом, сам Крион принялся руками разгребать песок, вырывая что-то на подобие окопа. Место было спрятано от лишних глаз и позиция была не самой плохой.

– Там холм, сэр, – заявил Леголас. – Если стрелять из лука, то стрелы будут бить с двойной силой, плохая позиция.

– А если использовать огнестрел, то насрать, – бросил Крион и Леголас этим ответом удовлетворился, принявшись помогать копать гнездо.

То, что в итоге предлагал Гарри, не было безумием. Просто в этом во всём фигурировало слово «магия», которую Крион считал сказками и выдумкой. Вполне логично: с фронта пулемётное гнездо, там же будет основная волна наступающих. Они с Валькрой перетянут все силы на себя, и тогда Гарри каким-то там волшебным образом кокнет демона. Вернее демона собрался кокнуть Леголас, при этом отказавшись брать автомат с собой. Заявил, мол, с автомата что с открытыми глазами, что с закрытыми стрелять без разницы – точность низкая.

Ночью Крион спал и первый раз за долгое время ему снились просто взрывы, выстрелы, дети, собранные у стены, плюшевый мишка в крови, отрезанная голова какой-то женщины. Сердце привычно сильно гоняло кровь, воспоминания одни сменялись другими.

Он с другом аутистом в каком-то бункере. Они кого-то пытают. Он когда-то помнил имена всех, кого подверг мучительной смерти, а сейчас были лишь лица. Среди них были и женщины, которых он иногда насиловал в процессе пыток – помогало расколоть некоторых. Он выполнял приказы, служил своему государству, а себе гарантировал пенсию: шезлонг, обнажённые красотки, сигара…

Он выполнял приказы и не задавал тупых вопросов, потому как командование за него всё уже продумало. Тупые вопросы отнимают у командования время. Тупые вопросы ставят под сомнение их решения. Идеальный послужной список, лишь одна заваленная операция, которую он так и не стёр из своей памяти.

А сейчас, даже сквозь сон, он вдруг осознал, что командование нихера не понимает. Если там такие же, как он сейчас, то… Ему вдруг стало страшно за то, где он был и что делал. Принимать решения за других людей, когда ты ничем не отличаешься от этих людей, а решения твои далеко не выбор между хорошим и плохим. Они напоминают скорее выбор между плохим и ужасным. Незавидная судьба.

Утро было тревожным. Крион понимал, что в него не влезет сейчас и кусочек еды, но есть хотелось, хоть было и нечего. Он напился воды, одолжил у Леголаса свой же нож, как мог побрился. Валькра постирала верх своей формы. Леголас разминался. Лишь Гарри не делал ничего и казался невозмутимо спокоен.

После они собрались на последний брифинг.

– Вы с Валькрой должны будете оттянуть бесов на себя, чтобы расчистить нам дорогу к их предводителю, – напоминал Гарри детали плана. – Если убить мага, бесы перестанут действовать организованно и разбредутся. Против бесов вы можете держаться довольно долго, это невыгодно демонюке, он пустит в вас заклинание и снимет щит на какое-то время. Я скопирую его заклинание снятия щита и тогда вместе с Леголасом мы его накроем.

– А что с заклинанием? – встряла Валькра.

– Его я попытаюсь отклонить. Обычно демоны – маги огня. Заклинание огня можно сбить, что я и попробую сделать. В идеале вообще подмешать что-нибудь, чтоб оно не удалось, – он задумался и его вид не внушал доверия.

А после все разбрелись по позициям.

Ладони Криона потели, он вытирал их о рубашку, ежесекундно ожидая врага. Солёный пот тёк со лба в глаза, попадал на растрескавшиеся от жары губы. Валькра стояла рядом, вжимая приклад автомата себе в плечо. Они вдвоём нервничали, но это была их далеко не первая битва – они знали, что делать.

– Я обстреливаю дальний рубеж, ты берёшь на себя всех, кто проберётся, – в который раз проговорил Крион.

– Так точно, сэр, – нервно отозвалась Валькра.

– Один, помоги…

Первый появился тогда, когда тело Криона уже успело затечь, а глаза начали слезиться от яркого света. Ручки пулемёта лежали в руках как влитые не смотря на потные ладони. Курки продублированы с обоих сторон. Такой приятный щелчок, такая приятная отдача. Один выстрел и тушку разорвало, а трупик покатился с горки. Раскрученное дуло пулемёта с жужжащим звуком прокрутилось и остановилось лишь для того, чтобы начать вращаться в безумном хороводе. За первым бесом последовало десять, а за десятью двадцать и пулемёт взревел, поднимая тучи песка в воздух, а вместе с песком и внутренности маленьких рогатых тварей.

Крион почувствовал свободу и сеял смерть. Волна огня проходила влево, скашивая передние ряды, потом замирала на мгновение и шла вправо, кроша и перемалывая всё на своём пути. Те же, кто пробирался, умирали от точных выстрелов Валькры.

– А-а-а! Ты меня не возьмёшь, тварь! – орал Крион от ярости и наслаждения.

Кровь стучала в висках. Трупы катились, не в силах подобраться ближе.

А потом появился он. Тёмный силуэт взмыл вверх над бесами, раскрывая огромные крылья за спиной. В руках его что-то просияло и мир подёрнуло дымкой. Крион больше не видел никого, а звуки стали приглушённые. Шестистволка замолчала?

Он посмотрел на свои руки, но вдруг не увидел их. Поднялся ветер и его сорвало с места, как воздушный шарик. Он взмыл вверх, глядя, как оазис превращается в точку. Что происходит?

Он видел теперь горы, видел тучи и алые молнии, а ещё он видел бушующее пламя за горами до самого горизонта. То место, где он ожидал встретить тропики, где думал, что будет его дом, оказалось совсем не тропиками, а экватором. А значит тропиками должно было быть то, где сейчас была пустыня. То место, куда они стремились, было заполнено огнём, посылая на землю раскалённые воздушные капли. Воздух там был на столько горячий, что та сторона гор оплавилась, покрылась слоем обсидиана, а песок превратился в стекло и отражал небо.

Тело болело, но как-то странно. Ощущение было, как будто во время сна его отлежал, и холод разливается по мышцам, всё колется и невозможно ни до чего дотронуться, но дальше ничего не происходит. Крион глянул на свои руки и понял, что те прозрачные. Он мог закрыть глаза, но не был уверен, что его веки движутся. Он был мёртв?

Тело дёрнуло, вырывая из потока, и Крион вскрикнул от боли. Толчок повторился, Крион замахал руками и полетел в другом направлении, устремляясь прямо в небо. «Там же космос, нет воздуха!». А потом Крион вдруг осознал, что ему не нужно дышать. Он летел всё выше и выше, пока внизу уже невозможно было ничего рассмотреть. Солнце вдруг из жёлтого сделалось белым, он увидел далёкие звёзды.

Из белого солнечного света появился человек, закованный в броню с тёмно-красным плащом. Он напоминал нарисованную фигурку на листке бумаги, так как приближался абсолютно без движений, будто статуя. Даже плащ его замер. Капюшон был на столько глубоким, что Крион мог видеть только бороду и губы.

– Ты смерть? – вдруг осознал Крион.

Рядом вдруг проскакала всадница на белом коне с крыльями. Галлюцинации? Всадница слезла с коня. Она была в одном лишь лифчике и трусиках, с копьём в руках. На голове, словно корона, крылатый шлем. И она была хороша: смазливая, утончённая, при этом фигурная – под стать самому Криону.

Она посмотрела на рыцаря, нахмурилась и отошла в сторонку.

– Лошадь в космосе? – вдруг осознал Крион.

– Я не смерть, – подал голос рыцарь и голос разлетелся тысячью голосами. – И да, это лошадь в космосе, если тебя так будет угодно. Давай, задавай свои вопросы.

– Я умер, – выдохнул Крион и после показал средний палец миру, оставшемуся внизу.

– Это не вопрос, – пожал плечами рыцарь. Первое движение, которое он сделал. Плащ шелохнулся и замер в новом положении.

– Так жизнь после смерти есть? Куда я попаду? – дрожащим голосом спросил Крион, вспоминая все зверства, которые он учинил.

– Зависит от твоей веры, – отозвался рыцарь. – За тобой тут пришли уже. Красавица, ты откуда?

– Из Валгаллы, сир, – склонила она голову.

Сердце Криона бешено забилось. Если бы он мог вернуться и рассказать своим товарищам, то они все бы попродавали своё имущество и отправили бы деньги в Храм Одина, который и так находился в запущении.

Он вспомнил! Вспомнил всё абсолютно, до последней детали. Восемь континентов, вечная вражда двух народов, объединивших под своим началом мелкие государства… Ай, какая сейчас разница? Он всё равно умер.

– Спасибо, красавица, – склонил голову сир и остался в таком же положении. – В общем-то я здесь, чтобы дать тебе второй шанс.

– Ты бог? Ты Один? Я тебя не так представлял, – затараторил Крион и упал на колени. Это вышло само собой, колени просто подогнулись от осознания происходящего.

– Нет, я не бог и тем более не Один, – раздражённо бросил рыцарь. – Да и кто я здесь совсем не важно. Тебе выпала неблагодарная роль и твоя смерть была предрешена.

– Судьба моя была умереть здесь? – удивился капитан, стараясь следить за языком, чтоб не сорваться на мат.

– Можешь считать и так, – не стал переубеждать его рыцарь. – Роль твоя была сложная и не справедливая, потому тебе дарован выбор: отправиться с доблестной валькирией или переродиться заново в своё тело в этом же мире, но в другом месте.

– Такой выбор даётся всем умершим? – спросил вдруг Крион.

– Нет, только тебе. Я же говорю, – вздохнул рыцарь, – что роль твоя… Ты вообще слушаешь?

– Да-да, сэр, – сказал Крион, хотя хотел назвать его «сир». – А они победили или тоже умерли?

Валькра, Ник, Леголас и даже сопляк Гарри. Они не послушали его, решили сделать наперекор. Ну да, упёрлись бы в огненную пустыню, поехали бы в другую сторону, а сейчас скорее всего все мертвы.

– Сейчас это не важно, – рыцарь начинал раздражаться. – Решай и решай быстро.

– Можно мне последний вопрос, сэр? – опять «сэр» вместо «сир».

Сир вздохнул и махнул рукой, давая своё разрешение.

– Почему все потеряли память? Почему мы на эту планету попали? Это какой-то план? – задал Крион целых три вопроса и покраснел, опуская голову. Он боялся, что с ним сейчас что-то сделают и отправят в Хельхейм за дерзость.

Долгое время сир не отвечал. Крион уже хотел было поднять голову и боялся обнаружить, что он посреди космоса, под белым палящим солнцем, которое его не согревало, и совсем один. Но рыцарь ответил, и ответил странно.

– Все равно ты никому об этом больше не расскажешь, – рассудил он. – Мир лишь декорации, наполненные актёрами. Одна большая сцена. И ты в ней актёр. И нет, твоя роль не главная, а второстепенная, даже третьего плана. Массовка. Фигурки, двигающиеся предсказуемо, создающие сюжет с заведомо известной линией, которую вы называете судьбой.

Он замолчал, а Крион понял, что ничего не понял, но решение пришло.

– Я хочу второй шанс, – он поднял голову и увидел удивлённо недовольное выражение приятного личика валькирии. Она фыркнула, залезла на лошадь, потом лошадь фыркнула и вместе они ускакали куда-то в даль.

– Он будет тебе дан, – произнёс сир.

– Погоди, а у кого же главная роль? – вдруг нашёлся Крион, но было уже поздно. Его швырнуло обратно в мир, куда-то в холод, покрытый льдами континент, подальше от песков и огня.

Глава 3. Кто я?

Гарри

Тело шлёпнулось на песок.

Иногда бывает так, что летишь с разгону, пыль столбом, ты кувыркаешься через голову, которая у тебя где-то между ног, пытаешься рассмотреть, есть ли по курсу камни и коряги и уже даже никому не молишься.

Сейчас был просто «шлёп» и тепло. Даже жарковато. И тишина, гробовая.

Я встал, отряхнулся, повёл взглядом: оазис, пара странных пальм (микуларис), ещё несколько кустов (фиг знает, похожи на скалагеры) и трава под ногами (гагатемра обыкновенная, или не очень). Я схватился за голову, закрыл глаза, сел. В голове мелькали образы, и чем быстрее они мелькали, тем больше к горлу подкатывал ком, а мир начинал ходить ходуном от головокружения. Мозги судорожно искали выход, что-то соображали. Выход откуда? Где я?

– Кто я? – вырвалось у меня.

Нет, не безнадёжно или панически, как могло показаться. Скорее обыденно. Так встаёшь ты с постели, идёшь чистить зубы, умываешь лицо, делаешь зарядку, выходишь из дома, встречаешь друга и такой «привет, кто я?». Зовут меня Гарри, но мне это вряд ли сейчас поможет.

Я ещё раз огляделся. Солнце проникало через листья пальмы, давая полутень, которая помогала мне не поджариться. Микуларис – пальма, на которую я смотрел – растёт в экваториальных широтах, требует ужасающее количество солнца и сгнивает напрочь, если его сверху чем-нибудь полить. Вот такая удивительная у нас пальма.

– Стой, прошу тебя, не думай! – попросил я свою голову, которая шла кругом.

Я сконцентрировался, уставился в одну точку, закрыл глаза. На сетчатке всё ещё мелькали образы, которые я никак не мог уловить. Названия, которые я знал, но вдруг забыл. Что-то очень-очень важное, которое мне сказали «и да, не забудь пожалуйста…» что? Что я должен был не забыть? Ирония в том, что нельзя осознать, что ты забыл именно это, потому что в противном случае ты это не забыл. Типа чувак, ты забыл про микуларис. Ах да, вот незадача, ты всё же не забыл, раз вспомнил название.

Чувство, до безобразия противное, когда целый список мелькает перед глазами, но ты не можешь прочитать или вспомнить ни единого пункта из него. К тому же в таких ситуациях не знаю как у кого, а у меня к горлу подкатывает ком и меня начинает мутить. Впрочем продолжим.

Я встал ещё раз, осмотрелся: оазис, пара пальм, пара кустов, трава под ногами и бьющий невдалеке ручей. Я специально задвинул сложные названия в глубину сознания, чтобы не потерять обретённой концентрации. Я сюда пришёл для того, чтобы… Нет ответа. А может быть меня сюда кто-то закинул? Кто? Нет ответа… А что это вообще за место?

И вновь я сел, на этот раз осознанно. И так же осознанно, с определённой целью закрыл глаза, чтобы открыть их по-другому. «Открыв» их, я увидел бушующую стихию, разносимую по ветру, сполохи магии где-то на горизонте – там кто-то не скрываясь творил ворожбу. Часть волнений исходила из самого меня, а ещё сам оазис очень сильно пульсировал, прорываясь в месте родника и уходя пуповиной куда-то глубоко, но пульсировал грязью – силой, которой невозможно было бы поделиться. И уходили корни силы так глубоко, что я не рискнул сейчас туда даже заглядывать. Хватило того, что я увидел.

Я открыл глаза, в который раз встал. Знаете, приседать полезно – кровь разгоняет. Особенно когда тебе сделали «шлёп» в оазис.

– И стёрли, блять, память! – пожаловался я вслух. – Что я вам сделал такого?

Мне, естественно, никто не ответил.

Стоял я на одном месте достаточно долго, пока не почувствовал, что головокружение сошло на нет, а тело начало сигнализировать о том, что пора бы уже попить и поесть. Голод отвлекал от привычно плавного течения мыслей.

Я потянулся к поясу, но не нашёл там… А что я собирался там обнаружить?

– Либо я идиот и собрался в путешествие голышом, либо мне нож зажали, – буркнул я и принялся себя осматривать.

Лёгкая кожаная куртка была практически невесомой. Под ней льняная рубаха из хорошего дышащего льна. Штаны из такой же кожи. Вроде это была кожа василиска или виверны, кого-то из жаропрочных магических зверушек. И на том спасибо. Ботинки тоже из такой же кожи на босые ноги.

Я подошёл к ручью, чтобы рассмотреть себя: обычное лицо, средне посаженные карие глаза, средней густоты брови, средней длины волосы – ещё чуть-чуть и чёлка начнёт лезть в глаза, – аккуратный ровный подбородок с маленькой ямочкой посередине, усов нет, бороды тоже, как и признаков какой-либо щетины, кожа не бледная, но и не тёмная, зубы все на месте, немного желтоватые, лицо овальное с острыми скулами. Если бы я себя увидел на улице, то уже через минуту не помнил бы, как выгляжу, а стражникам и описать бы портрет не смог.

Стражникам. Или милиционерам. Или гвардейцам. Или системе обеспечения безопасности. Или жандармам. Или храмовникам. Или инквизиции.

Я помотал головой, желая выйти из этого безумного цикла. Чтобы как-то отвлечься от мыслей, я принялся собирать засохшие отвалившиеся листья пальмы (я всё ещё сознательно избегал сложных названий) и начал складывать их в кучку, чтобы разжечь костёр. Сложив прилично хвороста и приторобанив ещё сухое полено сверху, которое явно будет гореть дольше этого мусора, я стал перед этим всем добром и словил состояние ступора.

– А дальше что?

Руки чесались, я помялся с ноги на ногу. Как слово вспоминать, которое ты забыл, и думаешь, ну оно же начиналось на «л», а оказывается что это какая-нибудь месмерия и там «л» даже не пахнет.

В голове крутилось что-то, вертелось, но не могло воплотиться в действие. Какое-то довольно нетривиальное действие, но на столько привычное, как задницу почесать. Если задумаешься, как чесать задницу, какими мышцами, в каком виде руку подносить, как просунуть под одежду – никогда в жизни не сможешь толком описать. А вот зачешется она – сразу почешешь. Моя метафорическая задница сейчас не чесалась.

Я не потянулся за палкой, чтоб трением зажечь листву. Не полез я и в карман за огнивом (спичками, воспламенителем, нужное подчеркнуть). Ну и в общем стоял как дурень, глядя на кучу сухих веток.

– Ну давай, как там делается? – уговаривал я себя, напрягаясь и концентрируясь.

Солнце уже клонилось к горизонту.

Я стоял, а местный ручей мозолил мне и глаза, и «глаза». В горле пересохло, а он манил всё, и магией так «бульк», и на солнце переливался. Я всё продолжал говорить себе: ещё пять минуточек, ну вот почти, ну вот уже совсем нужная мысль. Ну нет, при чём здесь частотный анализ временных интервалов? Мне нужен огонь, мозг, ты понимаешь меня? Огонь. Горячий такой. Какой ещё закон термодинамического равновесия к Бесрезену? И кто такой Бесрезен?

Всё же я решил сделать перерыв.

Пока я лакал воду из ручья, обжигая себе холодом горло, я вдруг будто переключился, позволил воде течь прямо сквозь меня. Она физически через меня текла, но я позволил воде завладеть всеми органами чувств, ощутил её на себе, на сколько она густая, тягучая, холодная или тёплая, тяжёлая и лёгкая, обтекаемая. Все ощущения, вся та гамма чувств, что с водой связана.

И тут же на смену пришли другие эмоции. Нетерпение, гнев, раздражительность. Словно ты медленно закипаешь, а иногда и взрываешься. И это помогло. Я будто изрыгнул из себя нечто, волной прокатившееся по всему телу. Это было сложно, потребовалось особенных органов чувств, да и особенных эмоций, но в результате сила прошла сквозь меня и сорвалась с пальцев струйкой пламени, такой родной и привычной. Хворост затрещал, а я выдохнул.

– Нет, ну талант не пропьёшь же, – произнёс я себе под нос, присаживаясь к огню. А после меня осенило: – А вдруг всё это – последствия пьянки? А я пью?

Вопрос «кто я?» остался без ответа. Можно было легко сказать какая сейчас пора года, в какой параллели мира я нахожусь, как устремлены здесь магические потоки. Но на вопрос «кто я?» однозначного ответа просто не существовало. Тут вопрос был немного другого характера. Когда задаёшься вопросом «кто я?», нужно отличать его от того «кем я себя считаю?». Так вот я никем себя не считаю. Чтобы ответить на вопрос «Кто я?» нужно сделать две простые вещи: узнать и решить. Узнать то, кем однозначно я являюсь, ибо каждый из нас кто-то. А в отдельных местах, в которых я не могу понять, решить кем я хочу быть. Этого разложенного по полочкам объяснения было достаточно, чтобы успокоиться.

Мне очень сильно захотелось откинуться на спину. Прям жизненно необходимо было это сделать. Часть моего сознания, которая отвечала за обработку всей поступающей информации вопила, и тут же я выяснил о себе одну вещь – я эту часть сознания воспитал, натренировал и беспрекословно слушаю. Я расслабленно откинулся на спину и над головой справа на лево пролетела мохнатая туша.

Сердце заколотилось. Рука метнулась к поясу…

– Где мой нож? – посетовал я вслух и вскочил на ноги.

Мне показалось, что вскочил. На деле я неуклюже встал. И вставал я так долго, что пришлось снова прыгнуть в сторону. Зубы клацнули близко к груди. Везёт или реакция? Я смог рассмотреть мохнатую тварь: огромный чёрный волк, килограмм наверное под восемьдесят. Ну я, наверное, тоже восемьдесят, прикинул я – шансы равны. Глаза волка были залиты тьмой, в них блестело заходящее солнце. Шкура стояла дыбом, хвост опущен, ноги полусогнуты, с рычащей пасти капает слюна и превращает траву под собой в засохшие листики. Волк взвыл и угрожающе зарычал. Я встал в стойку покрепче, подыскивая глазами палку.

Я ничего не успел найти, как волк уже совершил прыжок. В прошлый раз это всё же было везение, а не реакция. Схватив летящую в меня тушу за загривок я почувствовал, что оторвался от земли и больно повалился на пожухную траву. Где-то в спине что-то хрустнуло, а в глазах потемнело от удара в затылок. Я схватил волка за загривок со всей силы, которая у меня была. Волк рванул вперёд, разевая пасть и его зубы клацнули в непосредственной близости от моего носа. В глаз брызнула слюна и я вскрикнул от резкой боли, закрывая один глаз. Я изогнулся и оттолкнулся от волка ногой, перекатываясь через себя назад.

Спина хрустнула во второй раз и перестала болеть. Мир закружился от переката и обилия мыслей, затылок снова ударился о землю и вновь в глазах на мгновение потемнело. Сердце успокоилось, я вдохнул и выдохнул, пытаясь встать на ноги. Волк абсолютно молча клацнул зубами и схватил ботинок. Я тут же мотнул ногой и скинул его, вновь становясь в стойку. Левый глаз жгло от слюны, я утёр его кулаком – слёзы катились из обоих. Рыча от негодования я нашёл и схватил палку. Волк рычал и рвал ботинок, на меня не обращая внимания. Я воспользовался ситуацией, подбежал, замахнулся и со всей дури огрел его палкой по горбу.

Палка разломалась, волк выплюнул ботинок и презрительно на меня посмотрел.

– Блять… – вырвалось у меня.

Ещё один прыжок. Тело волка растянулось в воздухе. Я же просто падал в противоположную сторону. Волк прошёл надо мной, ударив меня задней лапой по голове. Я упал на бок и зашурудил руками, пытаясь встать. Тварь развернулась и снова угрожающе зарычала.

Я выдохнул.

– Да отстань от меня! – рявкнул я, чувствуя «клокочущую ярость».

Не настоящую ярость, от которой пеленой застилает взор, а что-то, что очень на неё похоже. То, что воронкой затянуло силы откуда-то из недр моей куртки. Дальше этот ком был будто глиной в моих руках. Куча знакомых символов, которые на самом деле и не символы, а каркас и структуры, которые наполняются силой и воплощаются. Оставалось лишь указать и направить.

Я направил. Воздух загудел и откуда-то сбоку, из-за пределов моего зрения, рванула ослепительно белая молния. Треск грома меня оглушил, в глазах стояли сполохи, а в чёрной воронке осталась лежать куча догорающего мяса. Я выдохнул и вытер потные ладошки.

– Что всё так сложно-то, а? – бурчал я, потирая ушибленный затылок.

Я первым делом подошёл к ручью и долго промывал глаз, пока не осталось лишь лёгкого раздражения. Я рассмотрел его в отражении ручья как мог – он был значительно краснее правого и потерял чёткость.

После я схватил тушу догоревшего волка и поволок к костру. Я кое как продел через тушу палку, соорудил из того, что было, подобие рогатины и принялся жарить остатки моей внезапной добычи, потирая руками шею и ушибленные бока.

– С боевым крещением тебя, Гарри, – проговорил я сам себе. – Может и не зря я без ножа сюда пришёл.

Всю ночь вокруг меня бродили какие-то твари. Я чувствовал их голод, пока спал. Они же чувствовали смерть своего сородича и не рисковали подойти ближе. Тёмные волки – твари опасные, но в стаи не собираются. Крайне редко, когда есть общий враг, либо когда совсем жрать нечего.

Любые мысли, которые у меня в голове возникали – были это образы волка, либо энциклопедические знания о нём же – я держал, словно лошадь на коротком поводке. Стоило начинать цепочке ассоциаций раскручиваться, как я приказывал им замолчать, иначе жёсткое мясо волка, запитое родниковой водой, начинало проситься обратно.

Спал я вполглаза, всё слышал и всё видел и, само собой, особенно не отдохнул. Под утро я смотрел в звёздное небо, лёжа на спине и жевал оторванную ногу. Стоило бы уже куда-то идти и что-то делать. Вопросы копились, но их я специально не задавал. Прежде нужно было выяснить самое простое: кто я такой и куда я попал. Начальные правила игры. А для этого можно было делать всё, что угодно, или не делать ничего.

Ночью я снова видел чужие чары где-то на горизонте. Наблюдал я и за тем, как вокруг моей куртки собирается вихрь энергии и исчезает, пресуется где-то внутри, а потом начинает преобразовываться, покалывая мне позвоночник. Полазив по карманам я ничего не обнаружил. Тогда я снял куртку и принялся прощупывать подкладку. В подкладке я нашёл петельку, скрывавшую ещё один кармашек, из которого я смог извлечь несколько камней. Каждый был сделан из своего особого материала, каждый был запечатан выгравированной руной, каждый сработан мастерски.

Эти камни черпали силы из мира, накапливали их и могли отдавать мне. Невероятно полезные игрушки даже в неопытных руках. Особенно в неопытных. Нож зажали, а камни оставили, и то хорошо. Их было пять: камень стихий, камень огня, камень воды, камень света и камень жизни. И они были почти полностью заряжены, кроме камня стихий, из которого я вчера зачерпнул силу. Чем больше я в них вглядывался, тем больше понимал, что я не мыслю своего существования без магии. При этом припомнить ещё что-либо из заклинаний было весьма проблематично. Призвать молнию и огонь – на этом прикладная польза моей магии пока заканчивалась. Наверное, на первых парах этого должно в этом месте хватить. Как минимум тёмные волки обходят меня стороной, что уже хороший знак.

Я умылся в ручье, дождался, пока солнце оторвётся от горизонта и пошёл по направлению к месту, откуда доносилось колдовство. Слабое, еле заметное. Очень нелепое, как фальшивая игра на скрипке, когда скрипач вроде играет мелодию, но не попадает ни в такт, ни в тон, да и смычок его соскальзывает.

«Ну и какого хера ты в пустыню пошёл днём?» – спросило меня моё подсознание, стоило мне надеть недостающий ботинок, на голову повязать куртку и ступить на песок.

«Тихо, не перебивай, так надо», – фыркнул я на эту мысль, но мысль не отстала.

«Днём здесь до шестидесяти градусов по леарелю, ты сдурел?»

«Ночью тут рысцой шастают опасные твари. Наверное с солнцем я как-нибудь договорюсь», – парировал я и сам с собой согласился.

– Надеюсь самому с собой договариваться нужно будет только на первых парах, – хохотнул я и устремился вперёд.

Тело было на удивление выносливое. Ему было плохо от жары, кожа потрескалась, тут же получила солнечные ожоги. Во рту пересохло. Мышцы к середине дня налились тяжестью и приходилось постоянно концентрироваться, чтоб не упасть. С собой я больше говорить не мог – горло издавало только рычащие и мычащие звуки, а язык отказывался слушаться, прилипший в горлу. Но не смотря на этот внушительный список неприятностей я всё ещё шёл.