Текст книги "Генерал-фельдмаршал Голицын"

Автор книги: Станислав Десятсков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Где ныне стоит шведский король и сколько у него войска?

«Допрашивает, словно я к нему в полон попал!» – осерчал Борис Петрович, но виду не подал, ответил учтиво, но холодно:

– Король, должно быть, прошел Пагиоки. Пленные показывают, что идет он налегке, без обозов, солдаты на себе несут вьюки. Полагаю, что швед завтра будет у лагеря. Правда, те же пленные говорят, что войска у короля не так уж и много, тысяч двенадцать, многие его корабли, шедшие в Ревель, разметал шторм. Так что ежели выйдем всем войском в тридцать тысяч солдат из лагеря, то в открытом поле одолеем шведа с милостью Божией!

– Вам бы, генерал, стыдиться за бегство от Пагиок, а не играть в полевые баталии! – грозно пролаял герцог по-немецки. По-русски фон Кроа умел только поднимать тосты за здравие царя да ругаться матом. Борис Петрович от наглости герцога налился кровью. Его, мальтийского кавалера и рыцаря, победителя турок, какой-то битый турками же немецкий генералишка упрекает в бегстве?! Сие неслыханно!

– Я не бежал, а совершил ретираду, спасал войско от окружения. – Шереметев упрямо склонил голову.

Но герцог его уже не слушал, а обратился к генералу Галларту:

– Сколь крепка наша внешняя линия, господин фортификатор?

– Линия растянута на добрых семь верст и укреплена перед разными частями по-разному. Гвардия на правом фланге соорудила из телег целый вагенбург, обнеся его рвом и рогатками, у генерала Вейде тоже глубокий ров и насыпан высокий вал, а вот центр, где стоит дивизия генерала Головина и стрельцы князя Трубецкого, укреплен по-прежнему слабо… – уклончиво ответил инженер.

– И все равно, господа, лучше плохие укрепления, чем открытое поле! Будем оборонять лагерь! Русский солдат хороший работник, но совсем зеленый солдат. Один швед в поле стоит троих русских! Рано еще нам полевые баталии разыгрывать. Так-то, боярин! – Герцог наконец снова заметил Шереметева и приказал ему со всей дворянской конницей стать у реки, на крайнем левом фланге.

Поставив свой наряд по соседству с дивизией Вейде, Борис Петрович заявился к соседу попросить горячей пищи для конников и фуража для лошадей.

– Что ты, Борис Петрович! – всплеснул Вейде руками. – Сам государь ведает, что у солдат давно горячей пищи нет. Потому и ускакал в Новгород толкать обозы! А я нынче перед боем выдал солдатам последние сухарики да наскреб им по миске жидкой пшенной кашки! Не ведаю, как мои солдатики натощак со шведом-то биться будут.

– Ну, натощак простые солдаты иногда токмо злее бьются! А вот за своих дворян я боюсь! Всю местность у Веденберга и город пограбили, у каждого на запасной лошадке торба со скарбом привьючена, а вот фуражом запастись мои дворянчики подзабыли! – сокрушался Борис Петрович.

– А ты отправляйся к соседу моему, Головину, может, у него что выцыганишь, – посоветовал Вейде.

Но ни у Головина, ни у Трубецкого липшего сухарика тоже не нашлось.

– Ты что же, Автоном Михайлович, на валу солдат в одну линию поставил, а две другие линии спрятал позади вала! Ведь у тебя на валу один солдат на целых пять сажен стоит одиноко, яко перст! – удивился Шереметев, оглядывая центр позиции.

– Не тебе, беглец, мне указывать! – сердито буркнул Автоном Головин. – Пусть швед только через вал переберется, тут мы его и встретим огнем. Так приказал наш командующий, герцог де Кроа.

– Да ведь с вала солдатам стрелять сподручнее! – сомневался по-прежнему Борис Петрович.

– Сам знаю! – вырвалось вдруг у Головина. – Да сия диспозиция указана мне сверху. Только что сам герцог лаялся и приказал две линии отвести с вала.

– Почему же у Вейде солдаты на валу в три шеренги поставлены?

– А до Вейде господин герцог просто не доехал. Отправился в свой шатер дальше водку кушать!

Только в гвардии Борис Петрович разжился пшеном и фуражом. Гвардейские полки в срок получили провиантский обоз. И привел его тот самый провиантмейстер, которого царь пригрозил повесить. В вагенбурге Шереметева обступили молодые гвардейские офицеры, закидали вопросами.

– Борис Петрович, как же так? Нас втрое боле шведов, а спрятались за вал и палисады, растянув линию на семь верст, – заикаясь от волнения, спрашивал черноусый хромой майор (Шереметев потом вспомнил – Мишка Голицын, младший брат князя Дмитрия). – Ведь ударит на нас швед колоннами – сразу прорвет нашу линию в любом месте, где ему удобно будет!

«Соображает!» – подумал Шереметев. Но что он мог ответить! Развел руками:

– Такова диспозиция командующего. А, сами ведаете царский приказ – подчиняться герцогу, яко самому государю.

А на другое утро на черном холме Германсберг показались шведские колонны. Двигались ровно, стройно, словно их направлял какой-то выверенный механизм. Меж колоннами скакали артиллерийские упряжки с орудиями, позади синели эскадроны рейтар в до блеска начищенных латах.

– Вот она, Европа! – восторженно крикнул полковник преображенцев Чамберсу.

– Да, силища! Куда нам против них! – Чамберс одним духом выпил чарку перцовки, до которой был великий охотник.

«Ну, это мы еще посмотрим!» – выругался про себя Михайло Голицын, слышавший разговор двух наемников. Побежал вдоль шеренги своего батальона. Солдаты-семеновцы стояли твердо в четыре шеренги, укрывшись за рогатками, которые притащили в такую даль из-под Новгорода. В лицо солдатам летела ледяная крупа – начиналась жестокая метель. Когда колонны шведов начали спускаться с холма Германсберг, в снежной круговерти стало не видно ничего и в пяти шагах. Но гвардейцы в вагенбурге стояли плечо к плечу, чувствуя локоть товарища. А вот солдатики Головина и стрельцы Трубецкого маячили на валу огородными пугалами, и сюда, в центр русской позиции, и направил атаку своих гренадер фельдмаршал Реншильд. Передняя шеренга забросала русский ров фашинами, подскочившие шведские пушки пробили проломы в палисаде, и гренадеры Реншильда бросились на штурм.

В дрогнувших русских полках по цепочке пролетел крик: «Измена!» Первыми бежали к мосту через Нарову стрельцы Трубецкого, по пути убив нескольких офицеров-наемников, возопив при том страшно: «Немцы наших предали!» Затем гренадеры Реншильда с фланга ворвались в лагерь дивизии Головина. И здесь среди зеленых новобранцев прозвучал другой страшный на войне крик: «Обошли! Шведы нас обошли!» – и полки Головина многотысячной толпой тоже ударились в бегство, смешавшись у моста со стрельцами Трубецкого. Хлипкий понтонный мост не выдержал людской тяжести и рухнул в воду. Сотни солдат-беглецов попали в ледяную воду стремительной Наровы.

Шведы ворвались между тем уже на русские осадные батареи. Тяжелые пушки, смотревшие в сторону Нарвы, де Кроа по своей нелепой диспозиции так и не развернул против шведских колонн, и гренадеры Реншильда, внезапно появившись с тыла из снежной пелены, перекололи у ликами и штыками русских батарейцев.

– Центр прорван, господа! Дивизии Головина и Трубецкого бегут! – мрачно объявил герцог де Кроа своему штабу, укрывшемуся в шатре командующего. На столе герцога красовались закуски, водка, вина. Герцог налил себе стакан перцовки, выпил на одном дыхании, произнес злобно: – Я сам видел, как солдаты и стрельцы бьют офицеров-немцев. У царя не армия, а жалкий вброд!

– Что же делать, ваше высочество? – спросил, как всегда невозмутимый, Галларт.

– Что делать? Найти первого шведского офицера и отдать ему шпагу! Пора сдаваться, господа! Садимся на лошадей и скачем к шведам! – решительно приказал герцог. Так в самом начале сражения де Кроа перебежал к неприятелю. Русская армия осталась без командующего. С де Кроа бежал и его штаб, состоящий в основном из офицеров-наемников.

* * *

– Что за черт, сражение в разгаре, а из штаба герцога никаких распоряжений! – недоумевал Борис Петрович, вслушиваясь в ожесточенную стрельбу в центре русской позиции. Он стоял на пригорке над откосом реки и напрасно смотрел в подзорную трубу – все равно ничего не видно из-за проклятой метели, бившей в глаза русским.

Конница была поставлена по приказу де Кроа самым нелепым образом, частью на узкой прогалине от конца укреплений Вейде до речного откоса, частью на самом берегу.

– Герцог словно нарочно нас в реку толкает! – сердито: заметил Борис Петрович окольничему князю Урусову, начальному своего штаба.

– Мерзавец! Поставил нас кучей перед откосом, тут швед одной батареей всех нас в воду сметет! – матерно выругался Урусов.

– Знаю, ведь по всем правилам европейской военной науки, да и по нашим воинским обычаям, кавалерию надобно держать в тылу, в резерве и бросать в бой для преследования неприятеля. Сказал я об этом горе-командующему, когда он приезжал вечор к нам. И что же? Зыркнул на меня гневно и отмахнулся: делай, мол, как приказано! И я ему перечить не моги! На то царская воля! – с какой-то обреченностью ответил Шереметев.

А вскоре произошло то, что мрачно предсказывал Урусов: справа загрохотали шведские пушки и затрещали ружейные выстрелы. Шведский генерал Веллинг повел свои батальоны в атаку на левое крыло русских. Крайняя к реке батарея шведов ударила картечью по столпившейся у реки дворянской коннице, не имевшей никакого прикрытия. Картечь вылетала из ледяной снежной крупы и наповал разила ополченцев. Неприятеля не было видно, а смерть легко находила свои жертвы в густой и неподвижной массе конников.

Борис Петрович выхватил палаш, крикнул: «В атаку марш, марш!» – хотел взять шведскую батарею в конном строю, но куда там! Прошли те времена, когда дворянская конница была цветом московского войска.

Поражаемая картечью, масса смела с пригорка и Шереметева, и его штаб. Страх заразил и части, стоявшие на самом берегу, и они первыми бросились на лошадях в ледяную Нарову. А с откоса сотни всадников валились вниз. Звериный лошадиный храп, вой и человеческие стоны заглушили даже пушечные выстрелы.

Под Борисом Петровичем был испытанный умный аргамак. Конь сам выбрал место для спуска, спрыгнул с утеса на песок и ноги, слава богу, не переломал. А Шереметев сидел в седле крепко. Рядом на своем сивом благополучно приземлился и старший сын боярина, Михаил. Борис Петрович пытался повернуть коня, хотел уйти берегом в лагерь дивизии Вейде, но куда там, масса лошадей так сдавила, что оставалось поневоле подчиниться и со всеми броситься в ледяную реку.

– Вот мы и приняли, Миша, ледяную купель! – крикнул Шереметев сыну, вместе с которым выбрался на восточный берег Наровы. – Что ж, на все воля Господня. Ты вот что, Миша, найди немедля горниста, пусть трубит сбор!

Скоро запел одинокий горн, и вокруг Бориса Петровича стали собираться самые стойкие воины.

Большинство же дворян, нахлестывая лошадей, мчались в беспорядке по псковской дороге, хотя ни один швед за ними не гнался.

* * *

Самый упорный отпор шведы получили у вагенбурга, где плотной стеной стояла петровская гвардия. Преображенцы и семеновцы встретили колонны генералов Стенбока и Майделя дружными залпами. Первая шеренга давала залп, становилась на колено и заряжала, за ней стреляла вторая, третья, четвертая. Атака шведов перед рогатками сразу захлебнулась. Но генерал Стенбок недаром слыл самым жестоким генералом в шведской армии. Он беспощадно бросал свой батальон на гвардейский вагенбург – второй, третий, четвертый раз.

В батальоне князя Михайлы добрая треть солдат была поражена и убита, но оставшиеся еще плотнее смыкали ряды, и фронт не дрогнул. Крепко стояли и соседние роты. Вагенбург был затянут пороховым дымом, мешавшимся со снегом. Гвардейцы отбили очередную атаку, на время наступила тишина, это Стенбок и Майдель подтягивали батареи. И вот тяжелые пушки ударили по рогаткам и телегам, ограждавшим вагенбург. Огромные ядра сбивали деревянные рогатки, как пылинки, но не могли пробить ряды преображенцев и семеновцев – над павшими гвардейцы тот час смыкали ряды.

Бой продолжался уже четыре часа, метель стихала, и сквозь сумеречный свет просматривались непоколебимые шеренги русской гвардии.

– Они по-прежнему отвечают выстрелом на выстрел! – крикнул Майдель, подъезжая к Стенбоку. – Я послал к королю за подкреплением.

– Боюсь, у короля не осталось ни одной роты! – сурово ответил Стенбок.

– Тогда этот чертов вагенбург нам не взять! – прохрипел Майдель.

– Зачем паниковать, Майдель! – раздался высокий юношеский голос. – Мы возьмем еще и не такие редуты! – Стенбок и Майдель сорвали шляпы перед королем Карлом.

За королем прискакала сотня драбантов, личный конвой короля. В драбанты отбирались храбрейшие из храбрейших, настоящие викинги, которые презирали смерть и были готовы идти за своим конунгом в огонь и в воду. Каждый драбант имел офицерский чин.

Карл XII был весел и возбужден – оставалось одно усилие, взять этот чертов вагенбург – и виктория будет полной. Реншильд привел уже к нему сдавшегося в плен русского командующего герцога де Кроа, две дивизии русских бежали, мост на реке рухнул, до полной победы оставался один миг, а Майдель просит резерв!

– Вот весь мой последний резерв, Майдель, – мои драбанты! – И, обратясь к конвою, король крикнул: – Вперед, викинги, вас поведет в атаку сам король!

Карл И его драбанты устремились в конном строю на пролом в вагенбурге, едва прикрытый двумя полковыми пушечками. Пушечки плюнули картечью, с десяток драбантов упало, но остальные неслись за своим королем, который казался неуязвимым и для пуль, и для картечи.

Карл сам срубил рослого батарейца. Но в это время набежали семеновцы, один из них вонзил штык в бок королевского жеребца, Карл кулем свалился с лошади. Вокруг стояли ржание и храп Лошадей, лязг железа, крики сражающихся.

Драбанты спешно сгрудились вокруг короля, Посадили его в седло, повернули назад. И эта лихая атака была отбита.

У короля после падения голова шла кругом, он плохо расслышал ехидный вопрос Майделя: «Прикажете трубить отход, ваше величество?» – с трудом помотал головой, приказал через силу:

– Стоять здесь всю ночь! Утром мы их атакуем снова!

Батальоном семеновцев, который закрыл пролом перед драбантами, командовал Михайло Голицын. Увидев, что шведы захватили стоявшие в проломе полковые пушки, Голицын, не дожидаясь ничьих приказов, оставил за рогатками только одну шеренгу, а с остальными ударил во фланг драбантам короля и набегавшим шведским гренадерам.

«Коль шведы прорвутся через пролом, конец вагенбургу!» – одна мысль билась у Михайлы.

– Ввинтить багинеты, в атаку, други, ура! – позвал он и помчался впереди своих солдат, даже о хромоте забыл.

– Ура! – подхватили сзади сотни солдатских глоток.

Удар во фланг был неожиданным для шведов. Михайло видел, как его сержант Никита Шилов вышиб из седла молоденького шведского предводителя и бросился было брать его в плен, но наткнулся на здоровенного шведского гренадера. Михайло с лошади выстрелил из пистоля и завалил шведа, но и тот успел-таки пропороть байонетом его епанчу и задел бок. Раны в горячке боя и не заметил и только после того, как атака была отбита, почувствовал в боку что-то теплое. Пощупал и понял – кровь! Приказал перевязать, но остался в строю. Пролом был снова закрыт, вагенбург выстоял.

* * *

Вечером в палатке командующего гвардией Ивана Бутурлина в центре вагенбурга собрались генералы: Юрий Трубецкой, который не успел догнать своих бегущих стрельцов, прежде чем мост через Нарову рухнул, командующий артиллерией князь Имеретинский, потерявший нее свои пушки, обращенные к Нарве, сам Бутурлин. Неожиданно объявился Автоном Головин – прибыл не один, а с двумя полками, бившимися до самого вечера в центральном укреплении его дивизии, а в темноте берегом вышедшими к вагенбургу.

После ухода последних полков Головина стрельба в центре позиции совсем стихла, и только с левого фланга слышались частые выстрелы и артиллерийская канонада.

– Неужто Вейде со шведом даже в сумерках бьется, ведь у него оба фланга открыты? – удивился Трубецкой, который сразу после бегства своих стрельцов считал баталию проигранной.

– Надобно послать кого-то узнать, что там деется, – подал голос Головин.

– Кто пойдет, господа офицеры? – начальственно спросил Бутурлин у столпившихся у входа в палатку офицеров. Князь Михайло сразу шагнул вперед.

– Ты же ранен? – удивился Бутурлин.

– Пустяки, Иван Иванович, царапина! – Михайло ощерился, показывая крепкие белые зубы. Бутурлин махнул рукой: «Иди!» – за сего гвардейского строптивца он не в ответе.

– Езжай по берегу, шведов там нет! А дале держись поближе к стенам Нарвы, авось и проскочишь к Вейде, – посоветовал Головин на дорогу.

Михайло последовал совету генерала и благополучно проехал берегом. Из обоза долетали громкие голоса шведских гренадер.

– Да они там все пьяные, не иначе как бочонки с водкой в головинском обозе разбили! – рассмеялся вдруг Петр Шилов, взятый Голицыным для сопровождения.

– Тише ты, черт! Держись ближе к крепости! Швед оттуда все равно стрелять по нас не будет, за своих примет!

Слова Михаилы подтвердились, шведы со стен по ним не стреляли.

– Стой, кто идет? – раздался вдруг окрик караульного: они благополучно прибыли в лагерь Вейде. Сам генерал сидел по-походному, на барабане. Голова обвязана окровавленным платком, Вейде был ранен, но строй, как и сам Михайло, не покинул, держался бодро.

Сразу спросил:

– От командующего?

Князь Михайло недобро усмехнулся:

– Командующий, его светлость герцог де Кроа, давно шведам в полон сдался!

– Зато мы свой лагерь от Веллинга отстояли! – довольно сказал Вейде. – Когда полки Головина деру дали, а конница Бориса Петровича от нас через реку уплыла, я приказал загнуть фланги дивизии. С реки шведы нас и не атаковали, а справа я поставил бутырцев – вот они и отбили Веллинга, когда тот попытался зайти мне во фланг! – рассказал Вейде.

– Бутырцы – добрый полк, самый старый из солдатских полков в Москве. У меня половина семеновцев бывшие солдаты-бутырцы! – заметил Михайло, пораженный тем, как просто и спокойно держался Вейде. Еще бы, он выдержал бой с честью, его дивизия устояла. Рвы у этого генерала были глубокие, вал высок, солдат он поставил на валу плотно в три шеренги, вот и отбил все атаки шведов.

– Так ты говоришь, что командующий сдался! – Вейде покачал головой. – Ай-ай, то-то за все сражение я от этого герцога ни одного приказа не получил. Ну, что ж, устояли мы и без приказа. Так что генералам своим в вагенбурге передай: дивизия Вейде держится твердо и завтра готова драться со шведом вдругорядь! На консилию же я не поеду, бросить дивизию не могу. Вдруг швед ночью на штурм пойдет!

Обратно Михайло и его солдат добирались тем же путем. Но на сей раз не повезло. Снег совсем прекратился, и со стороны нарвского бастиона «Виктория» обстреляли подозрительных всадников. Михайло вскрикнул от боли – картечь угодила ему в правое плечо.

Впрочем, до вагенбурга добрались благополучно. Держа руку на перевязи, Михайло вступил в генеральскую палатку. Доложил господам генералам, что дивизия Вейде удержала левый фланг русской позиции и готова драться и поутру.

– Молодец, ученый немец, истинный герой! Как я со своей гвардией на правом фланге, так он левый фланг удержал! – не без самодовольства сказал Бутурлин. И добавил: – А может, завтра возобновим баталии, генералы, сожмем шведов с флангов-то? У меня, Автоном, с твоими полками в вагенбурге пять тысяч солдатушек наберется, а у Вейде в дивизии все десять тысяч будут?!

– Да и в брошенном обозе шведы пьяны в стельку! Друг в друга палят! Ежели ударить ночью, всех голыми руками перевяжем! – подал голос князь Михайло, все еще стоявший в дверях палатки.

– Ночью нельзя, ночью мы сами в лагере заплутаем, – отмахнулся Бутурлин, явно не хотевший выходить за укрепления вагенбурга. – Пусть рассветет, а там посмотрим!

– А что утро-то покажет, Иван Иваныч? – запричитал Трубецкой. – Центр прорван, половина войска бежала. Ну, повезло Вейде, что у него укрепления были крепкие. Но неизвестно еще, как его Солдаты в поле драться будут без еды и зарядов. Нет, полагаю, надобно немедля послать парламентариев к шведскому Каролусу. Король христолюбив, может, и отпустит нас, грешных, с миром на ту стороны Наровы.

– Князь Юрий дело говорит! – шумно выдохнул Головин. – Утром швед увидит, что войско наше разделено, и не мы их, а они нас голыми руками возьмут, разобьют по частям в хвост и в гриву! Нет, слать к королю парламентариев, пока темно. А наш государь простит – командующий-то наш первым сдался. А куда мы без командира! – Головин с хитрецой оглядел господ генералов.

Совсем, сникший царевич Имеретинский сразу согласился с Автономом Головиным:

– Нельзя нам без тяжелых пушек биться, господа, никак нельзя! Шведы нас в поле всех картечью побьют!

Михайло вышел из палатки, скрипя зубами от злости, знал уже, каково будет решение господ генералов.

* * *

В то самое время, когда русские держали совет в вагенбурге, в ставке короля тоже решали: что делать дальше?

Фельдмаршал Реншильд и генерал Веллинг боле всего опасались ночной атаки русских флангов.

– Половина моих гренадер перепилась, разбив бочки с водкой в русском обозе. Пьяны не только солдаты, но и некоторые офицеры: только что мне донесли, что две роты в центре русского лагеря обстреляли друг друга – их офицеры были настолько пьяны, что уже не могли отличить своих от неприятеля! – сердито говорил Реншильд. – Можно сказать, ваше величество, что мои гренадеры выбили русских из центра позиции, но русская водка выбила у них мозги. Не представляю, как они завтра с похмелья встанут под ружье!

– На моем участке солдаты Вейде дрались как черти! Этот генерал сумел прикрыть свои фланги, и нам так и не удалось ворваться в его лагерь! – в свою очередь доложил Веллинг. – В последний раз мои солдаты просто отказались идти в атаку.

– Что вы скулите, господа! – вдруг воскликнул король. – Ведь шпага – наша лучшая надежда! Шпага, вот кто не шутит! А наши рейтары, почитай, еще совсем в деле не были. Утром они зайдут с реки во фланг к Вейде, и мы сомнем дивизию этого упрямца. А из Нарвы по русскому вагенбургу ударят крепостные тяжелые орудия! Думаю, тут и русская гвардия не устоит. Помните сагу об Инглингах – берсерки в бою вгрызаются в край своего щита, ходят по раскаленному кострищу босыми ногами, но побеждают! Поступим и мы по их заветам! – Король побледнел и грозно оглядел своих генералов красными от гнева глазами. Он и сам напомнил в это время им берсерка – древнего викинга, у которого в бою был приступ бешенства. «И куда заведет Швецию сей берсерк?» – с тревогой подумал Веллинг, осторожный комендант Риги. Но в этот момент дежурный комендант вдруг объявил, что прибыли парламентеры от русских.

В королевской палатке пронесся вздох облегчения. Через полчаса были подписаны условия капитуляции. Русские выдавали шведам всю артиллерию и всех генералов. Солдат же и младших офицеров отпускали с честью через наводной мост. Веллинг даже послал своих саперов, чтобы скорее соорудили мост. Первыми через мост отступали преображенцы и семеновцы. У многих гвардейцев были перевязаны головы и руки, но они шли столь грозно, что шведы побоялись к ним подступиться. Зато когда последней подошла дивизия Вейде, во многих ротах которой не хватало половины солдат, шведы задержали самого генерала и приказали солдатам сдать оружие.

– Сие за то, что мы не нашли в вашем вагенбурге армейской казны! – с насмешкой заявили Вейде шведские офицеры. Казну ту еще до сражения переправили через Нарову в полки, стоявшие у Иван-города.

Солдаты, матерясь, бросали в воду люттихские мушкеты, лишь бы не отдавать их шведам. Армия без ружей и генералов двинулась по новгородской дороге. Впрочем, гвардия дошла до Новгорода в полном порядке, во главе с младшими офицерами, заменившими старших. Но шедшие за гвардией полки брели уже нестройной толпой.

Однако солдаты все же не разбежались, вопреки предположениям генерала Реншильда, который много раз видывал на Западе, как разбегаются, а то и вступают в неприятельскую армию после поражения наемные ландскнехты.

Русские же солдаты, оборванные, голодные, замерзшие, добрели до Новгорода. Пришло от Нарвы двадцать две с половиной тысячи человек, погибло и оказалось в плену восемь тысяч. Петр, встречавший войска в Новгороде, сам был удивлен стойкости солдат и младших офицеров.

– Что старые генералы и полковники сдались, то и хорошо! – жестко сказал царь. – Молодым теперь легче по службе продвигаться будет! А что пушки потеряли – не беда, новые отольем! Главное, что наши солдаты до Новгорода дошли, сие прямой выигрыш! – заметил Петр Меншикову после встречи войск.

Фаворит весело улыбнулся:

– Да ведь русский солдат, мин херц, тот же русский мужик! А ведь русский мужик, всем ведомо, привык всегда артельно жить, вот солдаты и не разбежались по полям и весям, а явились в Новгород дружно, всей артелью.

В Новгороде солдат накормили и напоили из армейских складов, одели по-зимнему, заново стали разбивать, До полкам.

Михаилу вызвали к самому царю. Петр покосился на «его перевязанную руку, сказал по-доброму:

– Наслышан, княже, наслышан! Дважды ранен, но остался в строю, привел полк! Так что поздравляю тебя подполковником!

Михайло хотел было откозырять раненой рукой, но дернулся от боли, побледнел. Петр хмыкнул:

– Даю тебе месяц на поправку! Езжай в Москву, покажись моему лекарю, пусть лечит. Скажи, я велел. И скорее в строй! Мне добрые офицеры ох как сейчас нужны! Швед, он ведь и зимой воевать приучен.

* * *

Но швед, супротив ожиданий, зимой не пошел ни на Новгород, ни на Псков. Король Карл сгоряча хотел было преследовать русских по новгородской дороге, но генералы отговорили.

– У нас в строю осталось всего семь тысяч солдат, все измождены тяжелыми переходами. Провианта в войсках всего на три дня, а в русском лагере съестных припасов почти не нашли, только водку. Надобно немедля отводить армию на зимние квартиры под Дерпт! – дружно твердили и Реншильд, и Веллинг, и Майдель, и даже суровый Стенбок. Король вынужден был согласиться.

Из-под Дерпта он написал письмо в Государственный совет в Стокгольм, высокомерно требуя нового набора в армию. Высокомерие теперь король мог себе позволить – вся европейская печать величала его не иначе как вторым Александром Македонским. Самый прославленный европейский ум, немецкий философ и ученый Лейбниц призывал короля сокрушить Московию, как когда-то Александр сокрушил Персидское царство Дария, и создать свою империю до Тихого океана.

Но шведских генералов и офицеров гораздо более привлекали богатые местности польского панства и города Саксонии, нежели нищая Московия. Короля легко убедили, что главный враг там, и он бросился летом на зачинщика сей войны вертопраха Августа.

В июле 1701 года шведы перешли Западную Двину и наголову разбили саксонцев. Началась погоня за польским королем. А на востоке против орд московитов оставили даже не генерала, а молодого полковника Шлиппенбаха – так сильно после Нарвы Карл XII презирал русских.