Текст книги "Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…"

Автор книги: Стаффан Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Современной биографии Оскара не существует в отличие от его брата и деда. Вероятно, из уважения к его потомкам. Во всяком случае, профессор литературы и член Академии Мартин Ламм [33]

[Закрыть]сослался на то, что сын Оскара II, Густав VI Адольф, еще жив, когда Ингемар Хедениус в свое время подал ему эту идею, которая поначалу привела его в восторг. Зато об Оскаре II имеется множество документальных материалов – и собственные его мемуары, и масса компетентных подробных исследований его политики, не говоря уже о вышедшей в 1979 году замечательной книге Гермунда Миканека «Великий скальд», о его отношении к литературе. За отсутствием квалифицированной современной биографии старого короля Оскара книга Миканека лучше многих хваленых биографий. Редко с веселой улыбкой извлекаешь столько поучительного.

Тем не менее можно составить себе, к примеру, представление об «Оскаре II и женщинах».

В ранней юности он был влюблен в красавицу Камиллу ав Харменс, обыкновенную дворянку, вовсе не знатного рода, а потому в невесты принцу не подходящую. Это единственная в его жизни серьезная, бескорыстная любовь, и спустя много лет после замужества Камиллы он помогал ее родне, в частности назначениями на военные посты, вызывавшими бурные простесты генералитета.

Вместо возлюбленной Камиллы ему досталась в жены немецкая принцесса София Нассауская, моложе его на семь лет. Поженились они в 1857 году, и брак был, понятно, по расчету. Много позже в письме к Снойльскому [34]

[Закрыть]Оскар II намекал своему другу-поэту, что король и королева не соединены такой любовью, как сам Снойльский и его Эбба. Что правда, то правда. Впрочем, София была хорошей матерью их детям, и это прекрасно. Будучи герцогской парой, они жили на площади Густав-Адольфс-торг, во дворце наследного принца, где ныне размещается Министерство иностранных дел.

У супругов родились четыре сына – сплошь долгожители: Густав (V), Оскар, Карл и Евгений, дожившие соответственно до 92, 93, 90 и 82 лет. София явно отличалась умом и прагматизмом. Родители не нанесли четверым сыновьям психологической травмы, постигшей их отца и дядю. Они посещали обыкновенную школу – понятно, частную, для мальчиков из высшего общества, – но по крайней мере общались со сверстниками и, по всей видимости, чувствовали себя хорошо. Среди школьных товарищей был, в частности, будущий лидер шведского рабочего движения Яльмар Брантинг [35]

[Закрыть]. Когда мало-помалу выяснилось, что будущий престолонаследник Густав если и не совершенно бесталанен (а именно так и думали), то, во всяком случае, весьма отстает в развитии, королева настояла организовать для четверых мальчиков дворцовую школу, чтобы Густаву не приходилось срамиться.

Вне дома, где королева София со временем становилась все более религиозной на современно-пиетистский, не строго традиционный манер, отец четверых сыновей Оскар II частенько утешался с актрисами, женами оптовиков и прочими доступными дамами. В частности, одна из жен оптовиков, выражаясь напрямик, крутила и с ним, и с его родным братом Карлом. Актриса Мария Фриберг, одно время находившаяся на положении метрессы, родила двух сыновей и выступала на сцене с королевской монограммой в свадебном венце. С оскарианцами обстоит так же, как с викторианцами, – двойная мораль, лицемерие окутывают страсти словно легкая, мало что скрывающая утренняя дымка.

С трогательным постоянством король в молодые годы настаивает, чтобы его любовницы получали главные роли, а в начале XX века – чтобы главные роли получала Аманда Персонн, его дочь от одной из жениных белошвеек и «одна из четырех его внебрачных отпрысков, посвятивших себя театру».

Пикантность частной жизни Оскара II, весьма малооригинальной для короля, состоит, разумеется, в том, что он выступал как верховный блюститель морали, лично осуждал Августа Стриндберга и прочие символы безнравственности, а сам украдкой крутил романы с разными дамами. Мало того, он собирал порнографические сочинения и картины, на королевской яхте «Дротт» сидел перед дамской купальней в Марстранде («Чюлахольм») с биноклем наготове, чтобы насладиться видом зрелых и юных женских прелестей, а вечерами слушал в мужской компании непристойные стихи, которые даже современные литературоведы не рискнули воспроизвести в печати; собственные его опусы такого жанра не настолько ужасны, но достаточно скабрёзны.

Но как, собственно, в точности звучали скабрёзные вирши фон Брауна [36]

[Закрыть], так его веселившие? В общем-то мы видали вещи и похуже, и не где-нибудь, но в воскресных приложениях к «Свенска дагбладет» на исходе XX века. Так что пусть существуют.

Для прежнего поколения культуррадикалов Оскар II, как уже говорилось, являл собой идеальный объект ненависти. У людей более позднего времени, которым знакомы рассказы о частной жизни ДжонаФ. Кеннеди, советского деятеля Берии или, скажем, великого кормчего Мао Цзэдуна, истории о двойной игре Оскара II вызывают лишь мягкую усмешку. Разумеется, он был лицемер, мы всегда так считали. И очень здорово, что теперь можно узнать, в чем это выражалось.

Когда пишут об эротоманской жизни Жоржа Сименона [37]

[Закрыть], большей частью испытываешь к нему жалость. Правда, он и лицемерием в этой области не отличался.

В годы правления Оскара II наряду с множеством других событий имели место забастовки в Сундсвалле в таких масштабах и формах – пришлось вызывать войска, – что 1879-й стал памятным годом в истории шведского рабочего движения. Тогда же Стриндберг опубликовал «Красную комнату» и при всем своем оппортунизме, резких метаниях, шалопайских манерах и коварстве все-таки сделался для прогрессивных сил символической фигурой по причине своей художнической гениальности. (Когда же его оценят заново?) Была основана Социал-демократическая партия (1889), в Швеции появился первый автомобиль (1891), распалась уния с Норвегией (1905), а в год кончины Оскара был принят закон об избирательном праве, предоставивший всем взрослым мужчинам право голоса на выборах во Вторую палату.

Оскар был консервативен по воспитанию, положению и кругу общения, как и следует ожидать, и не только враждебен к радикалам и растущему рабочему движению, но почти не способен даже усмотреть маломальскую правомочность либеральных движений. В одном из разговоров о забастовках вообще он сказал: «Н-да, они теперь так много бастуют и шумят! То ли дело в моей молодости: сорок розог – и все довольны».

Он был против всего того, что мы сейчас воспринимаем как начало новой, более равноправной и просвещенной эпохи, и против значительной части искусства и литературы, что прокладывали новый путь: «Я ненавижу эту современную писанину, как и сугубо современную живописную пачкотню, которой многие так восхищаются».

В политике Оскар II старался усилить королевскую власть – после капризов Карла XV и его безразличия к деталям. Король всячески тормозил парламентаризм, его правление – сплошная непрерывная оборона. И оборонял он не только собственные королевские интересы, в консервативных кругах и среди высших чиновников существовала сильная антипарламентаристская группировка; шведский философ-классик Бустрём даже разработал учение о государственном праве, согласно коему королевская власть, правительство и чиновники стоят выше групповых и партийных интересов. Да и в шведской конституции ничто не предписывало парламентаризм.

Тем не менее оный пробивал себе дорогу по зарубежной модели и по необходимости. Когда в 1905 году король, старый и усталый, совершенно отчаялся перед лицом борьбы норвежцев против унии, правительство ушло в отставку, поскольку риксдаг не удовлетворяли его действия по урегулированию проблемы с унией. Это стало важной вехой, скрытой в тени роспуска унии. Через двенадцать лет парламентаризм одержал полную победу, но к тому времени Оскара уже не было в живых.

Его точка зрения на это развитие нам известна. В порыве гнева он, в частности, записал, что нет ничего более деморализующего, чем быть конституционным монархом. Ему ли не знать после многих десятилетий в такой роли. Ведь никогда не можешь поставить на своем! Вечный удел политика в демократиях, вот почему политики довольствуются тем, что стараются реализовать как можно больше собственных замыслов, сиречь все-таки поставить на своем. Однако Оскар ненавидел компромиссы. Способность политика мириться с компромиссами есть решающий шаг к демократической зрелости, а Оскар если и мирился, то через силу, ворча и кривясь.

Во внутренней политике Швеции при Оскаре II главенствовали вопросы избирательного права, военной реформы, пошлин на зерно и налогов. Военная реформа неким безнравственным, но эффективным образом, каковой составит школу в шведской политике, соединялась с изменением налогов и прочих поборов; на первый взгляд, выглядит не слишком умно, однако же шведский компромисс станет одной из основ социального государства и мирного шведского развития к ранее невиданному благосостоянию. Оскар, как все короли, ратовал за армию, но честь компромисса принадлежит его министрам.

Во внешней политике Оскар II играл важную роль в силу своих языковых способностей, знаний и связей. Зарубежные дипломаты, а также кайзер Вильгельм II были о нем не очень высокого мнения, он чересчур заботился о том, чтобы нравиться, но переориентация, начатая им, приобрела большое значение – а могла бы стать и роковой. Говоря современным языком, он считал, что задает направление, тогда как на самом деле просто плыл по течению впереди всех. И Карл XV, и он придерживались профранцузской ориентации и, подобно многим другим, очень и очень недооценивали военную мощь усиливающейся Пруссии. Мы сейчас даже и представить себе не можем, какой неожиданностью явился исход Франко-прусской войны 1870 года. Для шведского общества пруссаки были мерзкими негодяями, отнявшими у братской скандинавской Дании Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург. Кроме того, в крови у Бернадотов бродило французское происхождение. Отец Оскара II родился во Франции, так что гасконские предки были еще совсем близко. Теперь, однако, он быстро сменил курс, учитывая важную роль Пруссии и объединенной Германии. Решающим фактором стало то, что Германия являла собой серьезный противовес России. Царская держава была колоссальной силой в близком окружении Швеции и, как никогда прежде, наращивала и территории (пока что на восток), и экономическую и военную мощь, не говоря уже о численности народонаселения. Оскар неоднократно встречался с Бисмарком и с Вильгельмом II. Вдобавок он хотел заручиться поддержкой Вильгельма в спорах с норвежцами, просил Пруссию оказать моральный нажим – что та и сделала, хотя норвежцам такие вещи как с гуся вода, – и военный, какового, слава Богу, не последовало.

Внешнеполитическая переориентация выразилась и в том, что является частью многовековой схемы: мундиры шведской армии вновь изменились по образцу военной державы, победившей в последней большой войне. Ранее – на французский манер, после 1870-го – на германский, после 1918-го образец стал английским, а после 1945-го – американским.

При Оскаре II уния с Норвегией распалась, не просуществовав и ста лет. Оскар II с детства говорил и по-норвежски, и по-шведски и, разумеется, одинаково верил в свою миссию не только шведского, но и норвежского короля, поэтому для него оказалось страшным ударом, что норвежцы не желали ни его, ни унии со Швецией. Скончался он через два года после распада унии; было бы милосерднее для него, если бы получилось наоборот. На рубеже веков здоровье Оскара было уже совершенно подорвано, он страдал множеством старческих недугов, а распад унии сломил его и психически. Но дело шло о куда более важных вещах, чем старик, который вкупе с консервативными кругами своего королевства отказывался понять принципиальное желание братского народа.

История распада унии и предшествовавших ему десятилетий споров была бы печальна, не окажись ее окончательный результат настолько удачным и не будь роспуск унии необходимостью, иначе отношения между двумя странами не могли бы развиваться нормальным, здоровым образом. Финляндия некогда входила в состав Швеции, Норвегию и Швецию на протяжении девяноста лет связывала уния, точно так же, как ранее – и намного дольше – Норвегию и Данию, Исландию и Данию. С тех пор как на этой территории сложились пять самостоятельных государств, народы сблизились гораздо сильнее и получили друг от друга гораздо больше пользы в чисто человеческом, экономическом и культурном плане, нежели при навязанном союзе. А это дорогого стоит, даже страданий усталого и полного жалости к себе консервативного короля.

Конечно, последние десятилетия унии – история малоприглядная, при непонимании со стороны старшего брата, сиречь Швеции, и при множестве мелких-премелких укусов с норвежской стороны, которые в итоге обернулись для короля глубокими ранами. На норвежской почтовой марке король в шведском адмиральском мундире! А как насчет норвежского герба – может, его забыли или поместили на не слишком почетном месте? Шум, протесты. Король Соединенных королевств вручил новые полковые знамена в шведских, а не в традиционных норвежских цветах? Возмущение, ропот. И так далее, и тому подобное. В Швеции считали, что в спорах по поводу флага удачным компромиссом стал знак унии – безобразный прямоугольник, где шведский и норвежский флаги соединялись в этакую мешанину, способную даже хамелеона довести до безумия и не без причин прозванную «селедочным салатом». Сие «украшение» помещали на соответствующих флагах на самом верху, возле ликтроса, и таким образом, по мнению наивных шведов, якобы достигался компромисс. Только вот не существовало такого компромисса, какой норвежцы при желании не сочли бы оскорбительным. «Не воображай, будто легко править, когда с одной стороны норвежская заносчивость, а с другой – шведское недоброжелательство», – так на редкость удачно выразился однажды Карл XV. Если норвежцы кипели от злости, то шведское правительство и в первую очередь значительная часть консервативных шведских кругов были спесивы и не могли понять стремление норвежцев к самостоятельности.

Показательно, что формальным поводом к роспуску унии послужил глупый вопрос, будет ли Норвегия иметь по всему миру собственные консульства или нет; для морской нации этот вопрос, безусловно, имеет практическое значение, однако ломать копья из-за него едва ли стоит. С точки зрения шведов, которые вполне могли бы уступить. Но как конструкция уния себя изжила, и норвежцы были правы; а с тех пор как уния распалась, значение норвежской заносчивости и шведского недоброжелательства сократилось до нормальных пропорций. Увы, Оскар этого не увидел.

Если кто полагает, что вышесказанное – преувеличения, не мешает напомнить, как шведские священники в 1905 году сетовали, что меч Господень не обратился против Норвегии, или твердили, что шведский Бог требовал «покарать Норвегию и ее Ваалово священство», не говоря уже о том, что в Северной Норвегии учили детей в молитве так обращаться к Богу: «О Великий Господь норвежцев, неведомый шведам».

Как ни странно, избавившись от Оскара II, норвежцы хотели, чтобы норвежским королем стал один из его принцев. На выбор имелись сыновья Оскара – Оскар, Карл, Евгений – и Вильгельм, сын Густава V. Ближе всех под рукой был принц Карл. Однако шведский августейший дом обиженно отказался, что наводит на некоторые размышления.

Сейчас, без малого сто лет спустя, можно сказать, что Оскар с семейством ставили свои личные чувства превыше пользы государства; ведь, если даже они и чувствовали себя обиженными, Швеция только бы выиграла, займи норвежский трон кто-нибудь из шведского королевского дома. С другой стороны, королевское «нет» в ответ на норвежскую просьбу о шведском принце, разумеется, нашло широкую поддержку у шведского народа.

О чувствах Оскара после распада унии многое говорит и тот факт, что он униженно выпрашивал у норвежцев королевский флаг со знаком унии, который при нем реял над дворцом в Осло. Флаг ему прислали, и сейчас он хранится в Арсенале Стокгольмского дворца.

Отношение Оскара к литературе куда запутаннее и противоречивее, чем можно себе представить, особенно что касается норвежской литературы. С великим радикалом-разоблачителем Хенриком Ибсеном он ладил на удивление хорошо; эти два одинаково тщеславных господина нежились в лучах обоюдной славы и величия. А вот Бьёрнстьерне Бьёрнсона [38]

[Закрыть]король отчаянно ненавидел за все, что тот делал для роспуска унии. Однако когда в 1903 году Бьёрнсон получил Нобелевскую премию, Оскар II с ним помирился, сказал, что надобно забыть старое, и со слезами на глазах обнял давнего антагониста. Кстати, объятия, а в торжественных случаях поцелуи в щеку у Бернадотов черта не шведская, но французская, ведь как-никак отец Оскара II родился во Франции. Подобно многим другим государям на старости лет, Оскар II в конце жизни был очень сентиментален, легко заливался слезами и стремился, по возможности, прийти к согласию со всеми (отчего, как сказано выше, распад унии стал для него только мучительнее). Однажды он даже рукоплескал примирительному монологу, написанному давним объектом его ненависти номер один – Августом Стриндбергом.

Если что и позволяет угадывать, с какой легкостью определенные лица дурачили в общем-то весьма одаренного монарха, так это история о том, как патологический враль и интриган Карл Давид ав Вирсен [39]

[Закрыть], который так руководил Шведской академией, что даже Стуре Аллен [40]

[Закрыть]выглядит по сравнению с ним детсадовской воспитательницей, вынудил монарха наложить вето на избрание весьма и весьма талантливого Хенрика Шлюка. Правда, через несколько лет после смерти Оскара Шлюк все же стал членом Академии.

Необычайно красивая глава в рассказе об Оскаре II – дружеская поддержка, какую он оказывал несчастному и подолгу жившему в изгнании Карлу Снойльскому. Они хорошо понимали друг друга, король зачастую получал добрые критические советы касательно улучшений в неопубликованных стихах и распорядился о вызвавшем споры назначении Снойльского шефом Королевской библиотеки, так что Снойльский мог вернуться домой в улаженные финансовые обстоятельства после развода и нового брака, который сделал его неприемлемым в чопорной оскарианской Швеции, где только сам король Оскар мог реабилитировать его. Разница в тоне писем Оскара II и посланий Снойльского и его второй жены Эббы весьма примечательна. Супруги Снойльские пишут верноподданнически, заискивая и лебезя, тогда как сам Оскар пишет по-товарищески, прямо, дружелюбно, просто, а зачастую с большой симпатией. Человек нашего времени удивляется: почему король нерешителен, почему не попросит Снойльского выражаться по-людски, а не изображать китайского придворного, уткнувшегося лбом в пол? Увы, такова была обычная манера обращения к королю, и король к ней привык, наверно, даже не замечал ее. Это много говорит о жизненных обстоятельствах королей.

Старый король Оскар тихо почил утром 8 декабря 1907 года после заботливого лечения разных недугов. Свидетельство о смерти сообщало, что король скончался в возрасте 78 лет 10 месяцев и 17 дней вследствие обызвествления мозговых и коронарных сосудов. В стокгольмских мануфактурных и швейных лавках быстро раскупили подчистую все черные ткани. Такое случилось в Швеции в последний раз – неясно, то ли затем улучшилось дело с поставками в текстильной отрасли, то ли позднее не объявляли общенационального траура.

Кстати, вы видели флаг на увенчанном короной флагштоке Стокгольмского дворца? Там его установил Оскар.

Густав V, Фердинанд под пробковым дубом

Густав V заехал в канаву на Королевском повороте. Он играл в теннис, отличался высоким ростом и прожил долгую жизнь. Во время войны грозил отречься от престола. Вдобавок был гомосексуалистом. Вот что шведский народ ныне знает про своего короля, дольше всех сидевшего на троне. В той мере, в какой вообще что-то знает.

Когда в 1950-е годы после смерти Густава V информация о его гомосексуализме вышла за пределы узкого круга посвященных, она вызвала огромное возмущение. Фактически вплоть до 1944 года гомосексуализм был в Швеции наказуем. По поводу сексуальных наклонностей короля случился лишь юридический скандал, иных последствий не возникло, тем более что король внес свой вклад в продолжение династии, поскольку имел трех сыновей в браке, а также потомство вне оного; если говорить точно, он был бисексуалом. В наши дни сексуальные отклонения почившего в Бозе монарха вызывают куда меньше шума. Скорее уж скажут, что старику повезло и он не дожил до СПИДа и прочих бед.

И как ни странно, по всей видимости, никто не может сказать о Густаве V ничего дурного. Когда-то он успешно ставил палки в колеса демократическому развитию, почти не участвовал в общественной жизни и держался на большом расстоянии от окружающих. Однако был скромен, порядочен и в дальнейшем мухи не обидел. Хотя, понятно, сократил жизнь большому количеству лосей и щук. Проиграв единоборство с демократическим развитием, он как хороший спортсмен примирился с поражением и поочередно дружил с четырьмя премьер-министрами от социал-демократов, чьи партсъезды регулярно принимали партийную программу, где одним из главных пунктов было упразднение монархии.

Время от времени у него случались вспышки гнева. Не привык он, чтобы ему перечили, и не умел улаживать подобные ситуации, поскольку как королевская особа был этому не обучен, а значит, в общении с министрами порой отличался несдержанностью на язык. Но не более. Как правило, выказывал любезную дружелюбность. Весной 1945 года он заявил министру иностранных дел Гюнтеру, что до конца войны не намерен допустить отставки коалиционного правительства. «Тут он в любом случае ничего поделать не может», – прокомментировал Гюнтер; впрочем, все привыкли, что король любит делать странные заявления, но впоследствии на своем не настаивает. В 1946 году, после кончины премьер-министра Пера Альбина Ханссона [41]

[Закрыть], он составил себе весьма странное мнение касательно своего права влиять на выборы преемника и предложил политика от оппозиции, однако настаивать на своем не стал. Вдобавок он был уже стар, восемьдесят восемь лет как-никак, а старики обычно капризны и плоховато ориентируются. В Финляндском конфликте 1939–1940 года его симпатии, разумеется, целиком принадлежали Финляндии, которая подверглась нападению, и в этом он не отличался от других порядочных людей, однако ж одним своим заявлением, надиктованным для протокола Государственного совета, притормозил шведское общественное мнение, предостерегая от активного вмешательства на стороне Финляндии. Социал-демократические политики восприняли это одобрительно, тем более что высказался король по собственной инициативе. Позиция-то была реалистическая. Финны защищали свою самостоятельность, оказывая невероятно результативное сопротивление, именно оно и произвело впечатление на Сталина, – а в данной ситуации для Финляндии куда больше значили собственная демонстративная решимость плюс моральная и политическая поддержка окружающего мира, нежели возможная военная помощь, которая привела бы только к эскалации военных действий со стороны Сталина.

Конечно, нет ни малейшего повода идеализировать старика Густава V. Не родись старшим сыном Оскара II, он остался бы никому не известен (разве что полиции нравов) как одна из симпатичных и безобидных фигур, каких в истории великое множество и среди обычных простых людей, и в королевских семействах.

Родился Густав V в 1858-м, женился в 1881-м, взошел на престол в 1907-м и скончался в 1950-м. Так что королем он стал в весьма зрелом возрасте. И тем не менее установил два рекорда – ни один король не царствовал в Швеции дольше и не достигал столь почтенного возраста. Ани Старый, или Аун [42]

[Закрыть], за отсутствием точных метрических документов, из состязания выбывает.

Густав V сидел на троне 42 года и 2 месяца. На втором месте – Густав Васа (37 лет), бронзовый призер – Оскар II (35 лет и 2 месяца) и т. д.

В историю Густав V вошел еще и потому, что при нем парламентаризм стал в Швеции повседневной практикой; курьезнее то, что он последний из королей занимал пост верховного главнокомандующего. В 1939-м положение стало слишком серьезным для символических фигур, и был учрежден современный пост верховного главнокомандующего, который занимает профессиональный военный.

Временами Густав, как и все бодрые монархи мужского пола по всему миру, законопослушно облачался в мундир, заседал в штабах и занимался прочими военными делами, однако в ходе маневров норовил улизнуть, садился где-нибудь на мостки и удил рыбу, вызывая тем симпатию у всех, кроме разве что рыб.

Густав был старшим из четверки братьев. Остальные трое – Оскар, Карл и Евгений – шумели, ссорились, то веселились, то резко мрачнели и вели себя как большинство мальчишек. Густав же всю жизнь походил на персонажа известного стишка телка Фердинанда – предпочитал сидеть поддеревом и нюхать цветочки. Или предаваться иным занятиям такого же рода. К числу немногих его увлечений принадлежала игра в мяч типа лапты – «трижды стукни и беги». Отработанная в ту пору техника удара впоследствии перекочевала в страсть к новомодному теннису – видимо, он прекрасно чувствовал мяч.

Старинное учение о темпераментах делило людей на пикников (плотное телосложение, вспыльчивые), атлетов (медлительные, флегматичные) и лептосомов (долговязые, худые, со слаборазвитой мускулатурой, по характеру ленивые и пассивные). Наука как будто бы забраковала эту классификацию, но Густав V был и остается хрестоматийным образцом лептосоматического типа.

В частной школе для мальчиков, которую он посещал до двенадцати лет, учился и Яльмар Брантинг, позднее описывавший его как мальчика скромного и симпатичного. О детстве Густава ничего особо интересного не расскажешь, разве только что в тринадцать лет, играя в мяч, он упал и повредил бедро, так что был вынужден ходить на костылях и рисковал остаться инвалидом. После долгих дебатов между родителями маменька София настояла отправить юного Густава в Амстердам, где знаменитый врач Метцгер вылечил его.

О матери Густава, королеве Софии, всегда отзывались насмешливо-пренебрежительным тоном – мол, славная женщина при распутнике Оскаре II, – но в первую очередь потому, что с годами она становилась все более религиозной. Ведь она – Боже нас упаси! – чуть ли не принадлежала к независимой церкви, а сие качество у большинства шведских писателей не в чести. Однако она была разумной, доброй, ласковой матерью, к тому же относилась к детям с пониманием.

При всей религиозности королевы для тех, кто эту религиозность разделял, все же существовали границы. Королеву Софию нисколько не занимало, что пять десятков собственных ее слуг ни единого воскресенья в году не могли пойти в церковь, не отпрашиваясь. Вдовствующей королевой она устраивала во дворце Ульриксдаль проповеди и сама слушала их из соседнего покоя, через открытую дверь. Дело в том, что королева сторонилась людей, и эту ее черту унаследовал ГуставУ.

Кроме того, София читала главным образом детективные романы.

Способствовал ли сей досужий интерес сочувственному пониманию аномальных и неожиданных поступков, никому не известно. Но Евгений захотел стать художником – и стал им. Оскар настаивал на мезальянсе – после времени на размышление и годичного испытательного срока жениться ему разрешили. Все сыновья ходили в школу с другими мальчиками, но, когда ленивый и абсолютно неспособный к учению Густав оказался среди самых плохих учеников, для принцев, как упомянуто выше, устроили маленькую дворцовую школу.

Создается впечатление, что маменька София догадывалась об аномальных интересах Густава в гормональном плане. Из одного весьма надежного описания юного престолонаследника можно вычитать мелкие деликатные намеки. Маленькому Густаву ни в коем случае не разрешалось оставаться наедине с кем-нибудь из товарищей, только в компании сразу нескольких. Он был по-девичьи хорош собой – темные кудри, красивые голубые глаза, нежная бело-розовая кожа. Огорчительная семейная черта в нем полностью отсутствовала, то бишь, не в пример другим мальчикам, он не гонялся за юбками, ни подростком, ни позже. И когда он стал старше, София изо всех сил старалась не допускать, чтобы он заводил одного или нескольких чересчур близких друзей среди мальчиков, а когда шумный и грубоватый генерал Свен Лагерберг [43]

[Закрыть]начал рассуждать о телесных функциях и о необходимости в прекрасном поле, Густав, достигший к тому времени брачного возраста, испытывал лишь неловкость. Словом, вывод таков: «при всех положительных качествах Густава мужественным он не казался и не был».

Так писал Андерс Лундебек, автор ряда книг на королевскую тему, весьма хорошо осведомленный о Стокгольмском дворце и о житье-бытье Густава V и, по некоторым данным, являющий собою внебрачное свидетельство, что Густава привлекали-таки люди обоего пола. Лундебек был удивительно похож на Густава V, а когда любовница принца Вильгельма погибла в автомобильной катастрофе, Лундебек сгоряча написал, что «братишка ее угробил». Разумеется, небезынтересно, что сам Лундебек сотрудничал в Национальном обществе сексуального просвещения и, встретив какого-нибудь молодого коллегу в коридорах издательства «Олен и Окерлунд», иной раз представлялся так: «Я Андерс Лундебек. Вы, наверно, знаете, что я гомосексуалист?»

Часто повторяемая формулировка в стиле той эпохи – «аномальная натура Густава».

Странная история с Куртом Хайбю, который сумел выманить у двора большие деньги, еще и сегодня не вполне ясна, однако говорит о многом. Даже Таге Эрландер [44]

[Закрыть]до самой своей смерти уверял, что Хайбю все выдумал про свои отношения с Густавом V; возможно, это джентльменская реакция, но Хайбю был мифоманом, а с такими никогда не известно, есть ли в их измышлениях крупица правды или нет. Во всяком случае, эта история свидетельствует, что высокие придворные функционеры и государственные чиновники без звука выплатили огромные суммы мелкому мошеннику с весьма печальным списком судимостей. Чтобы утихомирить этого фрукта (и его жену, которая помогала в вымогательстве), прибегли к ряду противозаконных мер, что вылилось в различные «юридические скандалы». Уместно ли повторить, что гомосексуализм в ту пору все еще был наказуем.

Историям об авансах Густава V к красивым молодым мужчинам несть числа, и трудно сказать, что в них басни, а что правда. В самом ли деле лифтер Концертного зала отказался работать в день вручения Нобелевских премий, оттого что король заигрывал с ним в лифте? (А был ли в Концертном зале лифтер?) В самом ли деле автомобиль заехал в канаву на Королевском повороте, оттого что король приставал к шоферу? (В машине, кстати, находились еще два пассажира, а король вряд ли уж совсем впал в маразм.) Подтверждено, однако, с указанием имени и проч., что в 1940-х годах фоторепортер Арне Ингерс, не подозревавший ничего дурного, был любезно принят Густавом V на лосиной охоте, приглашен на оладьи, шнапс и сигарету особой королевской марки, а под конец, когда в засаде караулили лося, король предложил: «Садись рядом со мной. Стоять незачем».