Текст книги "Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…"

Автор книги: Стаффан Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

В 1840-х годах дошло даже до того, что венерсборгские офицеры, встречавшиеся с молодым кронпринцем Карлом по какому-то делу, после назвали его «спесивым и ограниченным грубияном».

В неофициальной обстановке Карл XV был предупредителен и любезен. Под воздействием пунша мог сделаться поразительно фамильярным. Даже людей с большим жизненным опытом это порой совершенно обезоруживало. Не кто-нибудь, но Виктор Рюдберг [23]

[Закрыть]как-то раз имел с Карлом XV долгую беседу, во время которой «сигары и пунш потреблялись в огромных количествах». Король откровенно доверил большому писателю свои «сердечные дела, свои связи с Евиными дочерьми, свои взгляды на женщин, свои промахи и мечты. Причем оказался в высшей степени мечтательным. Не могу отрицать, в течение нашей двухчасовой беседы он раскрыл приятную сторону своего характера, о коей я совершенно не подозревал. Почти ни следа цинизма, зато сколько на редкость поэтичного восприятия».

С годами Карл похорошел и стал увереннее в себе, но способностей у него отнюдь не прибавилось. Стремясь избавиться от заикания, он так долго декламировал рифмованную поэзию, что теперь мог и сам сочинять длиннющие стихи, охотно экспромтом импровизировал. Сам он их не записывал, диктовал адъютантам или другому подручному персоналу, поскольку знал, что не в ладах с правописанием. Увы, стихи очень плохие – не с точки зрения техники стихосложения, но по содержанию. Он мечтал сделаться «по-настоящему великим скальдом», но, когда его более смекалистый младший брат Оскар снискал лавры как поэт, Карл забросил сочинительство и занялся живописью, где младший брат не составлял ему конкуренции. Его любовь к поэзии была несчастливой и безответной, любовь к живописи – тоже безответной, но более счастливой. Искусство он поддерживал во многих отношениях – и отдельным деятелям помогал, и сыграл решающую роль в том, что было построено новое здание Национального музея.

Детские проблемы Карла XV – то, что ему было трудно сосредоточиться, усидеть на месте и одолеть абстракции, его хвастливость и вранье – привели к предвзятому мнению, что будущий правитель Швеции глуп. Однако итоговая характеристика Карла XV такова: на самом деле он был достаточно умен, вполне хорошо разбирался в людях, обладал хорошей интуицией, но отличался излишней импульсивностью и опрометчивостью. Хотя один из его норвежских министров писал, что внутренне Карл XV «унаследовал от своего отца куда больше осторожности, чем предполагало его окружение…». Несмотря на ошибки и легкомыслие, суждениям его свойственны здравость и правильность, подытожил на старости лет норвежец.

При своей бодрости, сентиментальности и «добром сердце» он постоянно сам себя подводил. Ни один шведский король, в том числе даже Густав IV Адольф, не попадал впросак так часто, как он, – и в частной жизни, и в политике. Но в подобных случаях он обычно говорил: «Все уладится!» – собственно, это и есть его подлинный девиз.

Он не стал исключением из правила, каковое гласит, что живость ума не есть отличительная черта Бернадотов. Шведских роялистов, как нарочно, тянуло собирать в письменном виде остроумные высказывания наших монархов; в результате обыкновенно появляются незначительные статейки или даже тома, где соль заключается не столько в остроумности сказанного, сколько в том, что окружающие или объект заливались краской.

Кличек и прозвищ у него множество, например Крон-Калле или Калле Горбоносый. Сам он любил молодецки подписывать частные письма – Калле-в-Квадрате. Почему? Потому что стокгольмский королевский дворец, от которого начинается нумерация всех улиц в городе, находчиво и метко прозван кварталом Квадрат. Вопрос в том, мыслилось ли это изначально как шутка.

Многие педагоги, представители разных культур, отмечали, что маленькие дети стремятся в языке к симметрии, особенно что касается мамы и папы. Раз существуют мамонты, должны быть и папонты, раз существуют папоротники, должны быть и маморотники.

Самая легендарная шутка Карла XV относится именно к этому жанру. В студенческие годы (давно оставив позади означенный возраст от двух до пяти) он объявил: странно, что мы говорим «mor-al» (мораль), почему не называть это «far-al» [24]

[Закрыть]?

Многие потом так и звали его до самой смерти – «faral».

Фрейдистски настроенные читатели, возможно, обнаружат в этой не слишком остроумной шутке бессознательную злость на мать. В данном случае они правы. Конфликт детских лет усугубился, когда она отлучила от двора придворную даму, в которую Карл был очень влюблен. После этой стычки 1850 года он возненавидел мать. Вообще-то бурные сцены случались и раньше. Полученное им протестантское воспитание, а в результате укоренившаяся ненависть к католицизму обратились против матери, которая на всю жизнь сохранила католическую веру и имела во дворце собственную капеллу и духовников.

Отважного донжуана кронпринца Карла женили на голландке, внучке короля Нидерландов Виллема I. Звали ее Луиза, но имя переделали на шведский лад в Ловису. Рослая дама, не красавица, способности не выше среднего, она была «как большинство людей, только значительно лучше обучена», как гласит превосходная формулировка. В том, что говорили о ней при жизни и после кончины, сквозит главным образом стремление сказать что-нибудь приятное из сочувствия к бедняжке, состоявшей в браке с Карлом XV. Но, судя по всему, Ловиса была лишена обаяния, в обществе скучна, одевалась уныло; единственная мало-мальски примечательная черта – не сказать чтобы редкий изъян: за глаза она любила говорить о людях гадости, в ее случае – как только они выходили из комнаты. Она попросту была чванлива, скажут одни. Другие, возможно, примирительно заметят, что она компенсировала на свой лад.

Брак с голландской принцессой вызвал в Швеции огромный энтузиазм, ликовали оттого, что, по рассказам, ее отец владел огромными капиталами, а они бы пришлись весьма кстати, ибо финансы у Карла XV хронически пребывали в плачевном состоянии. Приданое между тем оказалось гораздо меньше, чем могло бы, поскольку Оскар I был выше таких вещей. (Тою же, кто, напротив, принес в семью большой достаток, стала не кто иная, как ненавистная Карлу XV маменька, Жозефина, получившая солидное наследство из Бразилии, где ее сестра была императрицей.)

Первой у Карла и Ловисы родилась дочка Луиза, впоследствии такая же рослая, как мать. В 1869 году ее выдали за невысокого датского принца, который в 1906 году сделался королем Фредериком VIII, и после этого брака датские монархи отличались высоким ростом и статностью. У Фредерика и Луизы было четыре дочери и четыре сына. Старший сын стал Кристианом X Датским (правил в 1912–1948 гг.), следующий за ним по старшинству – норвежским королем Хоконом (правил в 1905–1957 гг.), а одна из дочерей, Ингеборг, вышла за кузена матери, принца Карла (брата Густава V).

Через год после рождения дочери казалось, будто Карл XV внес свою лепту в династию: Ловиса родила сына, крещенного Карлом Оскаром. Дело было в 1852 году – тогда же, когда другой Карл Оскар, персонаж романа «Эмигранты» республиканца Вильгельма Муберга [25]

[Закрыть], выросший в совершенно других жизненных обстоятельствах, покинул Смоланд и отправился на заработки в США.

Маленький наследный принц неожиданно умер в марте 1854 года. Карл XV так и не сумел оправиться от горя; несколько лет спустя, заговорив об умершем сыне, он расплакался: «У меня нет ничего больше, ради чего стоит жить». У Ловисы, которой еще не сравнялось и двадцати пяти лет, началась затем женская болезнь, с физической точки зрения тривиальная, но иметь детей она впоследствии уже не могла. А ведь это главнейшая задача женщин в королевских семействах.

Донимали Ловису и нервные недомогания, принимавшие неприятные формы. Она не только время от времени падала в обморок, такое с дамами высшего общества в ту пору, как известно, случалось сплошь да рядом – иной раз потому, что они вправду теряли сознание, зачастую из-за слишком туго затянутых корсетов, а нередко потому, что обмороки были в моде и тебя не считали подлинной аристократкой, если ты временами не падала без чувств. (Женщинам низших сословий предпочтительно было обходиться без обмороков, а поскольку корсеты они носили редко, то обмороками вообще не страдали.) Однако у Ловисы случались еще и внезапные припадки, так называемые конвульсии, когда она судорожно и бесконтрольно размахивала тростью и зазевавшийся человек мог заработать изрядные синяки.

Впрочем, можно понять, что обмороки случались с нею, когда супруг в ее присутствии явно выказывал слабость к придворной даме Жозефине Спарре, по прозванию Шоссан. Речь идет о 1853 годе. Спустя семь лет, на маневрах в Сконе, королева Ловиса, видимо, примирилась с положением этой дамы, так как появилась верхом, в расшитом золотом гусарском мундире супруга – она ведь была высокого роста, – и в сопровождении Шоссан, облаченной в мундирчик его адъютанта.

Перечень любовниц Карла, как уже упомянуто, весьма велик, и по именам мы знаем прежде всего тех, что принадлежали к высшему кругу. Есть в их числе еще одна Спарре, Сигрид, которую, к его большой досаде, отослали подальше от двора; среди многих других можно назвать и «метрессу Гернандт», по имени Эдвардина, которую «маменька долго приберегала для этой цели», и простенькую, но очаровательную Ханну Стюрелль (Шернблад), которую поселили в Венторпе рядом с любимым дворцом Карла, Ульриксдалем. Его заботы о ее благоденствии простирались вплоть до подробного перечня домашней утвари и до фортепиано, взятого для нее напрокат.

На последнем этапе самой примечательной из любовниц была Вильгельмина Шрёдер, серьезная молодая сконка, женщина работающая, собиравшаяся стать телеграфисткой, получившая место в почтовой конторе Хеллестада, что к западу от Норрчёпинга, и лишь время от времени приезжавшая в столицу к своему августейшему любовнику – пока поездки не стали чересчур утомительными и Карл не устроил для нее квартиру в Стокгольме, на Дроттнинггатан, 72. Позднее она вышла за барона Терсмедена и на старости лет написала мемуары.

Вперемежку с этими достаточно длительными романами случались, по единодушным свидетельствам современников, и несчетные дамы на одну ночь – и обычные женщины, и представительницы древнейшей профессии.

Но сколько бы подобное поведение ни осуждалось церковью и другими поборниками морали, репутации короля оно никогда не вредило. То, что Андерссон с Петтерссоном едва ли стерпят у Лундстрёма, королю, по их мнению, вполне к лицу. Пожалуй, здесь опять-таки слышны отголоски давней эпохи, когда свейским конунгам вменялось в обязанность прилюдно заниматься в языческих капищах любовью с богиней плодородия (надо надеяться, с некой заместительницей деревянной скульптуры), дабы взамен она даровала добрый урожай. Королям должно гоняться за женщинами, иначе жди неурожая, считали древние свей.

Издавна королям дозволялось разделять свою любовную жизнь (отвлекаясь от чисто династических обязанностей) и политику. В шведском политическом развитии Карл XV занимает любопытное промежуточное положение. С одной стороны, при нем проводились важные политические реформы, против коих он, судя по всему, не возражал, несмотря на свою консервативную позицию. С другой же стороны, с Карла XV – опять-таки несмотря на его консервативную позицию – всерьез начинается развитие в направлении к конституции 1975 года, которая гласит, что король не имеет вообще никакой власти, даже на бумаге, а выполняет сугубо представительские функции.

Карл Юхан правил как самодержец в силу своей личности, благодаря чему имел больше власти, нежели предписывал основной закон. Оскар I в целом продолжал править как его отец, просто по инерции, однако его либеральные взгляды во многих областях (кроме тех, что касались собственной его власти) и демонстративное отмежевание от отцовской пышности и помпы, естественно, направили развитие к Карлу XV, который очень хотел править так же, как его дед Карл Юхан, но просто-напросто не смог. По ряду причин.

Во-первых, количество государственных дел росло и становилось все менее обозримым.

Во-вторых, короля не интересовали детали, он предпочел бы заниматься делами в общих чертах. И делегировал полномочия скорее от лени, чем по убеждению. Ему больше нравилось проводить два-три дня в неделю у себя в ателье и писать свои симпатичные картины.

В-третьих, когда он действовал самостоятельно, его частенько подводила импульсивность. Как только стал королем, он вознамерился исполнить обещание, которое в бытность наместником дал норвежцам: упразднить это самое наместничество, каковое норвежцы считали унижением. Однако шведское правительство заявило, что по ряду причин это невозможно, и королевское обещание превратилось в пустой звук.

С политическими обещаниями такое случается нередко, кто бы их ни давал – министры, президенты или коронованные особы. Но так не должно быть, если ты желаешь быть королем в самом прямом смысле, каким мыслил себя Карл XV.

Второй случай – обещание Карла XV помочь войсками Дании в конфликте 1863 года с Германией по поводу пограничных территорий. Правительство и тут сказало «нет» – но кое-кто утверждает, что не один король поставил себя в затруднительное положение, на самом деле поначалу Карл XV и правительство были в целом согласны, однако затем Карл зашел слишком далеко и в итоге сел в калошу.

При Оскаре I реформы нередко исходили от самого короля или активно им поддерживались. В правление же Карла XV крупные политические реформы обыкновенно инициировались правительством, в первую очередь Луи де Геером [26]

[Закрыть]и Юханом Августом Грипенстедтом [27]

[Закрыть]. Это касается муниципального законодательства, беспошлинной торговли, свободы вероисповедания, а также, разумеется, большой реформы риксдага в 1866 году. Эта последняя к моменту ее проведения более чем назрела и, как многие другие демократические успехи парламентаризма, носила тот же парадоксальный характер. Большой с точки зрения демократии шаг вперед привел к политике, которая представлялась значительным шагом назад в глазах тех, кто работал в пользу реформы. Кто после упразднения сословного риксдага получил в Швеции невероятно возросшую власть? Крестьяне. Разделяли ли они взгляды демократических реформаторов? Конечно, нет, они были консервативны, реакционны и не одобряли все и всяческие государственные расходы, на какие бы прекрасные преобразования оные ни предназначались.

Само собой, Карл с его воспитанием, с его позицией как короля также и Норвегии (где он именовался не Карлом XV, а Карлом IV) и сентиментальной натурой был горячим поклонником скандинавизма. Более того, его скандинавизм всегда включал довольно конкретные планы стать еще и королем Дании; в период конфликта этой страны с Германией из-за Шлезвига и Гольштейна беспорядки приобрели огромный размах, и шведский посланник в Копенгагене в 1863 году доносил, что правительство «в большом своем смятении готово пойти на все, даже на династическую унию, конфедерацию, общую конституцию и союзный парламент». В отношениях с Данией опять-таки присутствуют иронические моменты. Карл никогда не отказывался от своих планов завладеть датской короной, но в конце концов вместо этого выдал дочь за будущего датского короля.

В марте 1871 года от воспаления легких умерла королева Ловиса. Овдовевший король писал элегические стихи, однако же примешивая к скорби планы на будущее. В свои сорок пять лет он был энергичен и полон сил, проблемы с ногами отошли в прошлое, как, по-видимому, отступила и донимавшая его болезнь желудка. Карл начал подсматривать себе новую жену. Пожалуй, подошла бы молодая польская аристократка Мария Красиньская, вдобавок обладательница огромного состояния. Она не королевских кровей? Но ведь итальянский король Виктор Эммануил благоволит означенному браку и готов удочерить ее. Тогда дети от этого союза получат право престолонаследия.

Сия идея, разумеется, не понравилась брату Карла, принцу Оскару. Семнадцать лет он мечтал стать королем. А теперь вот его безалаберный и невоспитанный братец надумал снова жениться, а то и наплодить еще детей, так что Оскару не бывать Королем Швеции, Норвегии, Гётов и Вендов и не привести в порядок все, что натворил Карл в своей безалаберности! Братья надолго рассорились – по поводу планов женитьбы дошло до сущих скандалов.

Однако вскоре Оскар мог успокоиться. Еще летом 1871 года крепыш Карл XV, как прежде, с энтузиазмом участвовал в маневрах в Сконе. Но болезнь желудка неожиданно обострилась. На самом деле это был туберкулез кишечника, и телесный распад прогрессировал быстро, жестоко и грозно. Летом 1872 года Карл поехал в Германию, на ахенские сернистые источники, но тамошнее лечение не помогло, и в сентябре, когда вернулся на родину, он уже буквально дышал на ладан. В Мальмё на глазах у онемевшей толпы народа король нетвердой походкой одолел короткое расстояние от корабля до экипажа, который доставил его в резиденцию губернатора, где он через два дня скончался.

Богатая красавица Мария Красиньская (1847–1912), едва не ставшая шведской королевой, вышла за графа Красицкого фон Сецин, в 1893 году овдовела и снова вышла замуж, за графа Бубну фон Литиц. От первого брака она имела дочь.

Когда Карл XV скончался, покойного по традиции «выставили на обозрение», таково жутковатое официальное название церемонии. В течение восьми дней после смерти открытый гроб был помещен в затянутом от пола до потолка траурным крепом Серафимовом зале Стокгольмского дворца. Можно себе представить, как выглядел в гробу усопший король, если уже в последние дни жизни он являл собою пугающее зрелище. Свечи в высоких канделябрах бросали тусклый свет на лицо монарха. В эти сентябрьские дни стояла жара, и некоторые женщины на пути по залам дворца падали в обморок. Одиннадцатилетний племянник покойного, Карл, присутствовавший там, писал на склоне лет, что зрелище было ужасное и отвратительное. Вот почему ныне в Швеции хоронят в закрытом гробу.

В завещательном письме Карл XV желал скромно упокоиться в своем Ульриксдале, и Оскар II поддерживал его решение. Но министры настояли на своем: он был похоронен среди других королей в Риддархольмской церкви.

Из семи королей династии Бернадотов Карл XV правил по времени меньше всех, умер самым молодым и пользовался самой большой популярностью среди широких народных масс. Можно бы с легкостью сказать, что он мог бы и не существовать; история страны в 1859–1872 годах вряд ли бы выглядела иначе. Однако Национальный музей – отнюдь не плохая память.

Вдобавок после него осталось великое множество внебрачных отпрысков по всей стране и их потомков, не говоря уже о несчетном количестве тех, кто радовался хотя бы потому, что верил, будто происходит от Бернадота.

Оскар II, прирожденный актер на троне

Выражение «старый король» вообще-то подразумевает короля – предшественника правящего. Но Оскар II – Самый Старый из Всех Старых Королей. Достаточно упомянуть, что из всех его предшественников дольше правил один только Густав Васа. Впрочем, в отличие от старого короля Ёсты сам Оскар II никаких эпохальных деяний не совершал, но во всеобщем сознании предстает как фигура видная, поистине величественная, краснобай, этакий патриарх с ораторским даром, незабываемый père noble [28]

[Закрыть], как в театре и опере зовется такое амплуа. Его именем названа целая эпоха – оскарианская, счастливое время перед мировыми войнами и прочими бедствиями. В памяти потомков это – навеки утраченная идиллическая эпоха с курортной музыкой, пуншем и сигарами, порядком и ясностью, благодушными полицейскими и военными в синих мундирах, служившими красивым декором.

На самом деле годы царствования Оскара (1872–1907) были для шведского народа временем беспримерных преобразований – с народными движениями, политическим брожением, социализмом и революционной пропагандой, эмансипацией женщин, туберкулезом и санаториями, разрушением давних моральных устоев, эмиграцией в Америку, военными реформами, борьбой за избирательное право и роспуском унии. Но это не входит в традиционный образ старого короля Оскара.

Из всех Бернадотов он – самый что ни на есть воплощенный Король, последний в своем роде. Не в силу его свершений, каковы бы они ни были, и не в силу душевных качеств – но потому, что он с его на старости лет роскошной внешностью, как никто другой, вправду изумительно играл роль Короля. Он любил свой народ, как актер любит публику, когда она аплодирует, сказал один умный историк. Подобно иным великим актерам из мира настоящего театра он не обладал способностью быть естественным. «Он явно человек дельный и начитанный, но я сильно сомневаюсь в его искренности», – писал один норвежский политик. Другие говорили о его «полной неспособности быть естественным. В будничной жизни король весьма приятен, вовсе не обременителен, однако он никогда не перестает быть королем, вернее, играть роль короля». Он «мог также браниться и орать, как фельдфебель, когда горячился, а горячился он с легкостью», хотя большей частью был чрезвычайно любезен, констатирует придворный кучер Карл Стенсон, весьма критичный по отношению к королевским особам. И это придает его описанию Оскара особую вескость: «В полном смысле слова царственность сквозила в его манерах и поведении, нечто самоуверенное и решительное, подчеркиваемое его видной наружностью». Таким Оскар представал перед теми, кто видел его, когда он уже привык быть королем. Подобно многим крупным достижениям в театральном мире, создание королевского образа имело у Оскара II и идеологическую подоплеку. Он был непоколебимо убежден в превосходстве и необходимости монархии. Искренне верил, что именно он делал то или это, тогда как позаботилось обо всем правительство.

Но отдадим справедливость старому королю Оскару II, рожденному в 1829-м и скончавшемуся в 1907-м. То, как он исполнял свою роль, было не только более чем на руку монархистам. Он также являл собою идеальный объект ненависти для радикалов. Помпезный, напыщенный, ненамеренно комичный в речах, подлинный представитель фальши и двойной морали – он и в наши дни вызывал яростное осуждение не у кого-нибудь, но у Ингемара Хедениуса [29]

[Закрыть](1974) и Свена Дельбланка [30]

[Закрыть](1984). Даже кое-кто из сведущих монархистов видит в нем «излюбленный объект ненависти» по причине его лицемерия. Нередко Оскар, сам того не понимая, рисковал поставить себя в смешное положение, как, например, в своем личном девизе. Королевским девизом он избрал «Благо братских народов», а после роспуска унии – «Благо Швеции». Но личный его девиз, изображенный, скажем, на экслибрисе, гласил: «Через бездны к вершинам». Фраза отдает не столько Фридрихом Ницше, сколько «Грёнчёпингс веккублад» [31]

[Закрыть], газетой, каковая постоянно живет в оскарианской эпохе, что весьма много говорит о нашем восприятии этого периода.

При жизни Оскар являл собой превосходную мишень для непрерывных нападок со стороны радикальной, стремящейся к прогрессу молодой Швеции. Август Стриндберг без устали атаковал его, нередко низко и неблаговидно, если уж быть точным, в манере, напоминающей о нарочито пародийном высказывании покойного Ред-Топа [32]

[Закрыть]: «Я ничего не имею против монархии, я имею в виду лично короля». Нападки тогдашней прессы на первых королей династии Бернадотов, включая Оскара II, зачастую были таковы, что нынешний король и королева Сильвия могут считать за счастье покуда выпадавшую на их долю безобидную болтовню и неотесанную республиканскую пропаганду, которая находит мало отклика в народе.

Под импозантной наружностью благородного отца скрывался подлинный Оскар – неуверенный, нерешительный, настолько слабовольный, что в иных кризисных ситуациях, связанных с дерзкими норвежскими подданными, обращался к небезызвестному ныне способу – сказывался больным. В таких случаях он бывал близок к нервному срыву. Неуверенность соединялась с жалостью к себе, которая снова и снова прорывается в его письмах, когда он не бахвалится, подчеркивая свою популярность среди, скажем, студентов и ученого мира Англии; такое самохвальство не подобает никому, тем паче семидесятилетнему почетному доктору. В какой же глубокой неуверенности все это коренится!

Братья Карл XV и Оскар II суть две стороны одной медали – Оскар более интеллектуальный, наделенный даром слова, но явно неуверенный, весьма нерешительный и неизменно стремящийся нравиться народу. Он никогда не упускал случая блеснуть. Когда его сын Густав в результате хитрых и осторожных учительских маневров «малой кровью» одолел выпускные экзамены, Оскар на следующем обеде громогласно рассказывал о своих выпускных экзаменах и как он сам блистал – в самом деле бестактно по отношению к сыну, бесталанному в учебе. Как и в заикании и неуверенности Карла XV, здесь тоже прослеживается воздействие обожаемой, но требовательной матери.

Взгляните, однако, на место Оскара в линии престолонаследия. Вплоть до 1854 года, когда ему сравнялось двадцать пять, он был всего-навсего четвертым номером после папеньки, то есть Оскара I, брата Карла и брата Густава; когда же брат Густав скончался, невестка Ловиса ждала ребенка и вскоре родила сына. Никто, в том числе и ее деверь Оскар, тогда знать не знал, что в скором времени она более не сможет иметь детей. В 1854 году маленький наследный принц Карл Оскар внезапно умер, и Оскар осознал, что именно ему предстоит теперь стать королем после брата Карла. Если, конечно, Карл не женится повторно и не произведет на свет сына.

Ситуация весьма тягостная для столь неуверенного человека, как Оскар, и она наложила на него отпечаток. Вот как он выглядел до того, как стал королем: «Необычайно высокий, худощавый, неуверенный в движениях, со взглядом, постоянно блуждающим вокруг, чтобы высмотреть, здороваются ли с ним и кто именно поздоровался, – таким его видели, когда он пересекал площадь Густав-Адольфс-торг. Часто его сопровождала маленькая герцогиня – рот приоткрыт, на носу пенсне, в большущем кринолине, она шла, держа супруга под руку. Печально наблюдать, как мало замечали герцогскую чету. Все знали об антагонизме между братьями, вернее, об антагонизме короля к более одаренному брату и предположительному преемнику на троне, вдобавок имевшему четырех наследников мужского пола. А общественность всегда держит сторону “сильного на данный момент”».

Стало быть, общественность держала сторону Карла XV.

Однако Оскару довелось царствовать дольше, чем Карлу XV, и неуверенность и бегающий взгляд сменились у него импозантной и внешне самоуверенной величественностью.

Когда летом 1859 года, после смерти Оскара I, Карл XV взошел на престол, он уже знал, что собственным его преемником, по логике вещей, будет брат Оскар герцог Эстеръётландский либо годовалый сынишка Оскара, герцог Вермландский. Карл злился на Оскара и завидовал ему, ведь именно он с четырьмя своими сыновьями скорее всего и продолжит династию. Оскар в свою очередь всю жизнь будет сетовать, что Карл XV держал его вдали от двора и правительства.

Если Карл XV был прост, грубоват, популярен у подданных и не страдал сколько-нибудь значительной неуверенностью в поступках, напротив, зачастую принимал решения слишком опрометчиво, то брат являл собой полную ему противоположность. Их маменька однажды сказала, что Карл делал все, чтобы потерять популярность, но в результате она только росла, тогда как Оскар, делая все, чтобы приобрести популярность, так никогда ее и не снискал.

Различие между братьями прекрасно иллюстрирует и их поэтическая деятельность. Карл XV имел огромные амбиции, сочинял длинные обстоятельные стихи, никогда не получая на них отзывов – вероятно, потому, что они оных не заслуживали, – и вскоре резко прекратил сочинительство. Оскар изначально обладал несколько большим поэтическим дарованием, к тому же был достаточно разумен, чтобы украдкой консультироваться с признанными стихотворцами, которые давали ему дельные советы и помогали сгладить самые скверные корявости. Оскар отличался значительно большей сметливостью, чем старший его брат. А ведь далеко не все впечатлительные молодые поэты так трезво смотрят на собственные произведения.

Еще раньше, в совсем юном возрасте, он послал поэтический перевод в Шведскую академию, не получив никакой награды. Собственно говоря, как переводчик он был лучше, чем как оригинальный сочинитель. Если отвлечься от его неспособности оценить новое в литературе, то и вкус у него был лучше, нежели собственный литературный талант. В 1857 году Оскар анонимно представил сборник «Из воспоминаний шведского флота», ведь как морской офицер он ходил в дальние плавания, а также изучал шведскую военно-морскую историю. За упомянутый сборник Шведская академия удостоила его второй премии.

Насколько же это было «анонимно»? Один, а то и несколько членов Академии наверняка догадались, кто автор. Но ошибки с наградой не вышло, потому что Оскаровы стихи не хуже и не лучше множества других поэтических произведений той поры, ныне благополучно забытых. Тем не менее ему фактически отказали, когда он предложил свои стихи издательству «Боньер». Давид Феликс Боньер сказал своему брату Альберту: «В нынешние мрачные времена общественности наплевать на него и его стихи».

В блестящей компании «отказов, о которых мы сожалеем», в издательстве «Боньер» особое место занимает неравная пара – «Пеппи Длинныйчулок» и Оскар II. Издательство «Нурштедт», благосклонно отнесшееся к августейшему стихотворцу, выпустило множество прибыльных изданий его опусов.

Странное обстоятельство, что королевская особа пишет не хуже других поэтов, снискало ему славу великого скальда. Стихи Оскара II переводились на многие языки. Впрочем, нет ни малейшего повода порицать за эту шумиху его самого, корить следует тогдашнюю эпоху, читающую публику и критиков, которые осыпали его непомерными похвалами. После смерти Оскара его лирику не переиздавали.

На склоне лет он заявил, что юношеские его стихи все же не так хороши, как он надеялся, – высказывание, обычное для большинства поэтов, достигших солидного возраста. Зато убеленный сединами монарх очень гордился созданными к концу жизни «философскими сочинениями», в которых заметны влияния каббалистики, дзен-буддизма и нумерологической мистики. Для позднейших поколений они довольно неудобоваримы и имеют весьма мало общего с тем, что ныне называют философией.

Оставил Оскар и обширные мемуары, изданные спустя пятьдесят с лишним лет после его кончины и обеспечивающие весьма поучительную возможность заглянуть в его духовный мир. Как выяснилось, он был еще реакционнее, предвзятее и равнодушнее к общественному развитию, чем полагали современники. И все же он предстает и более симпатичным. Читатель чувствует, насколько искренне он убежден в пользе своего стремления вспять. Он верил, что в норвежском вопросе предпринял героические усилия, тогда как на самом деле выглядело это пародией, а ныне большей частью комично или трагикомично.