355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стаффан Скотт » Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие… » Текст книги (страница 11)
Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 21:25

Текст книги "Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…"


Автор книги: Стаффан Скотт


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Много позже она сама сказала о 30-х годах: «Конечно, я встречалась с Гитлером. В неофициальной обстановке он вел себя не без приятности, но выглядел весьма простоватым, прямо-таки услужливым. Все мы тогда думали, что он сумеет помочь Германии подняться на ноги… всех вводили в заблуждение его энергичные манеры, и всем импонировало, что он наводил в хаосе порядок. Все оказались словно зачарованы, загипнотизированы, не понимали, что творится под поверхностью. Лишь на расстоянии можно было ясно видеть и думать, тогда ты понимал, тогда приходило отрезвление. В 1936-м мы с мужем присутствовали в Берлине на Олимпиаде. Знаменитые шведы подходили к нам и гордо рассказывали, что Гитлер пожал им руку. Многие прозрели далеко не сразу».

Люди, общавшиеся с Сибиллой, утверждали, что она была человеком веселым, импульсивным и теплым. Что здесь солидарность и лояльность королевских кругов, а что искренность, докопаться трудно; однако лишенная иллюзий и закаленная, но вместе с тем сентиментальная Барбру Альвинг (Банг) [106]

[Закрыть]
через одиннадцать лет после смерти Сибиллы повторно напечатала в книге посвященный ей некролог. Там Банг пишет, что «натуре покойной присуще тепло, а ее интерес к людям проникнут горячей доброжелательностью, причем куда большей, чем, вероятно, полагало большинство в стране», и что ее «подвергали прямым преследованиям и окружали злопыхательством».

Разумеется, все относительно. То, что писали о Сибилле в прессе, редко отличалось сенсационным злопыхательством. Любая актриса или писательница приняла бы все это совершенно спокойно и была бы рада, что пресса вообще о ней пишет. Но королевские особы избалованы постоянными похвалами и, что касается газетных писаний, становятся поистине принцессами на горошине, простите за сравнение.

На первых порах после страшной аварии в Каструпе ей очень сочувствовали, и почти никто не ставил ей в упрек, что она в конце концов завела друга, «который был очень близок к ней». Однако роль Сибиллы как козла отпущения иллюстрирует, в частности, инцидент 1960 года, когда какой-то чокнутый тип выхватил автомат у одного из дворцовых охранников, «чтобы застрелить принцессу Сибиллу». Знаменательно, что его помраченное сознание обратило агрессию именно против нее. Глупо, конечно, ведь судьба и без того достаточно ее покарала.

В глазах общественности она была единственная «немка при дворе», а они во всем мире зачастую не пользовались популярностью; успех Сильвии Зоммерлат в роли шведской королевы – примечательное исключение. В разгар войны Сибилла ездила на военную свадьбу брата, второй брат (Хубертус) погиб на Восточном фронте, а после войны она ездила к своему отцу, который сидел в тюрьме как военный преступник. На самом деле он был изнеженный аристократ, получивший английское воспитание, приехавший в Германию пятнадцатилетним подростком и имевший глупость перестраховаться, примкнув к нацистам, для которых стал этакой важной представительной фигурой (это сказано вовсе не в оправдание, а потому, что история любопытная, вполне типичная для странных поворотов в воспитании знатных особ; нет ничего необычного в том, что они меняли национальность и решительно и чрезмерно усердствовали в преданности новой нации). Семья была очень богата; один замок после войны оказался на территории тогдашней ГДР, Восточной Германии, другой – в Западной Германии. Из четырех братьев и сестер Сибиллы один, как упомянуто выше, погиб на войне. Старшего брата Лео (Иоганн Леопольд, 1906–1972) исключили из числа наследников за «неподобающее поведение», в том числе за «неподходящую женитьбу», он и младшая сестра по имени Кальма в середине шестидесятых годов встречались с восторженной шведской вечерней прессой, сиречь с «Экспрессен», который много и долго писал о братьях и сестрах принцессы Сибиллы. Младший брат Фридрих Йосиас тоже был не в чести, поскольку развелся с женой-дворянкой и женился сперва на швейцарской гувернантке Сибиллы, а затем на гувернантке собственных детей, по имени Катя.

Еще выше был читательский рейтинг Кальмы, тоже отринутой семейством. В 1965 году пятидесятидвухлетняя Кальма зарабатывала на жизнь как коммивояжер, продавала пуловеры. Шведские журналисты проследили за ней от бара, где она держала товар, до провинциальной гостиницы, где она проживала со своим женихом, двадцатишестилетним паркетчиком. Кальма, «на несколько лет исчезнувшая из поля зрения родни», оказалась женщиной бодрой и веселой и ничуть не горевала, что ей не досталось семейное состояние: «Деньги меня не интересуют. Я счастлива».

Когда пять лет спустя умирала их мать, Сибилла не пожелала видеть Кальму у ее смертного одра. Однако на похороны та приехала, ее привез жених, который тактично держался поодаль. Позднее шведская пресса воспроизвела упорные слухи об огромном наследстве, но, похоже, большей частью все это был сущий вздор. Шведский народ посмеивался над шумихой вокруг наследства и решил, что у Сибиллы чудные родственники, но сама принцесса Сибилла, по рассказам, не особенно веселилась.

Со временем в шведской прессе пристрастились к теме «Принцесса Сибилла за рулем». Она очень любила сама водить машину, но любовь была безответной. Королевские особы и вождение вообще глава печальная – бельгийская королева Астрид, шведская принцесса, погибла в 1935 году в автомобильной аварии, когда машиной управлял ее супруг, король; принц Вильгельм сидел за рулем, когда в 1952 году погибла его любовница; монакская княгиня Грейс разбилась на машине в 1982 году и т. д. Можно строить домыслы, почему так происходит; возможно, королевские особы просто привыкли, что им дозволено вести себя так, как другим нельзя. В этом плане подвиги принцессы Сибиллы по меньшей мере невинны. В 1949-м она была замешана в аварии, когда управляла «кадиллаком» и столкнулась с «опелем». «Оба автомобиля изрядно помяты» – хуже обычно не бывало. Даже когда она ехала пассажиркой, случались скверные истории, в 1951-м по дороге на Нобелевские торжества она торопила своего шофера, в итоге он наехал на полицейского и угодил под суд (его оправдали). В 1954-м на Эланде она наехала на опущенные железнодорожные шлагбаумы. В 1959-м на Густав-Адольфс-торг в Стокгольме опять столкнулась с другой машиной, и опять все обошлось вмятинами. Наибольшее внимание привлек инцидент с эландскими шлагбаумами – масса заметок, буря читательских «за» и «против» и даже несколько комментариев в передовицах. Для нас, детей позднейшей эпохи, вся эта шумиха выглядит странно, дама, по-видимому, водила машину слегка небрежно, но ведь это сущие пустяки. Шум по поводу эландского инцидента, разумеется, вызван исключительным статусом королевских особ в те времена – «избранники Божии», не такие, как все. Но принцессу Сибиллу приговаривали только к штрафам – в общей сложности к 15 дневным ставкам штрафа [107]

[Закрыть]
по 100 крон; так ведь она далеко не первая в королевском семействе, кому пришлось платить штрафы. Сумма красноречиво свидетельствует о характере нарушений.

Самые забавные в череде автомобильных историй Сибиллы – два происшествия.

Однажды, подъезжая к эландской вилле, она по небрежности не сбросила скорость и врезалась бампером в ворота, произведя оглушительный грохот. А дети в доме радостно закричали: «Ага, это мама сама ведет машину!»

А в 1970-м она участвовала в банкете в «Оперном погребке», отмечавшем тридцатилетний юбилей. И присутствовала там в качестве ни много ни мало почетной председательницы Добровольческого корпуса женщин-автомобилисток.

Любопытно, сколько нарочитой насмешки было в ее назначении на сей почетный пост.

К концу жизни Сибилла преодолела неприязнь к прессе и дала несколько откровенных интервью. В частности, горячо высказалась за женское престолонаследие и спросила: «Почему женщина не может справиться с этой задачей столь же хорошо, как мужчина?» В последние годы жизни ей также довелось немного почувствовать популярность, в какой ей прежде отказывали. Если королевские особы живут достаточно долго, они непременно обретают народную любовь, а Сибилла и на склоне лет была весьма красивой дамой.

Судя по всему, Сибилла немало размышляла о том, что так и не сумела как следует совладать со шведским языком, и объясняла это тем, что никто не смел или не хотел исправлять ее ошибки. Что верно, то верно, в Швеции вообще не принято поправлять иностранцев – будь то королевских особ или нет, когда они говорят по-шведски, поэтому тем более примечательно, когда иностранцы хорошо владеют нашим языком (богатым и выразительным, так что он стоит усилий).

Кстати, в Стокгольме долго сохранялась оригинальная памятка о Сибилле. В начале улицы Хамнгатан в ограде Берцелии-Парка был проем, где стоял небольшой киоск. Приятный аромат гриля распространялся аж до Нюбруплан и Норрмальмсторг, а в киоске продавали жаренные на гриле «Coburger Bratwürste» [108]

[Закрыть]
, пряные, ранее непривычные для Швеции. Остренькие, подороже обычных сосисок и очень вкусные. Говорили, что киоск установили тут после какого-то празднества во дворце Хага, где жили наследный принц и принцесса. Однако киоск убрали, и теперь никакого проема в ограде нет.

А королевой Сибилла так и не стала.

Часть III
Королевский дом в ходе времен. Остальные

Итак, мы рассказали о королях из рода Бернадотов и о тех троих, кто стали бы королями, если б не безвременная смерть. Ниже речь пойдет об остальных членах королевского дома – за исключением принцев Оскара (р. 1859), Леннарта, Сигварда, Карла Юхана и Карла-младшего (р. 1911), которые «выштрафились» из престолонаследия по причине женитьбы, а в результате лишились права наследовать престол, титулы и прочие важные вещи. К ним мы вернемся в части V.

К поколению Карла XV, третьему по счету, кроме уже описанных Карла XV, Оскара II и их брата Густава, относятся также сестра Евгения и младший брат Август.

В четвертом поколении, помимо Густава V и «выштрафившегося» Оскара, речь идет только о двух сыновьях Оскара II – Карле (р. 1861) и Евгении, а также о дочери Карла XV – Ловисе, вышедшей замуж за короля Дании и именовавшейся в Дании Луизой.

В пятом поколении королевский дом разрастается, но не слишком. Кроме Густава VI Адольфа, который большую часть жизни был кронпринцем и практически готовился к роли короля, здесь имеются два его брата, Вильгельм и Эрик, вкупе с дочерьми Карла – Маргаретой, Мэртой и Астрид.

Следующее поколение, шестое, мы назовем «поколение Бертиля», поскольку он один носит это имя, так легче избежать путаницы. Старший его брат умер прежде, чем стал главой рода. И помимо этого безвременно усопшего наследного принца Густава Адольфа здесь нужно назвать лишь двоих: самого Бертиля и его сестру Ингрид, в браке королеву Дании.

Далее идет седьмое поколение, к которому относятся Карл XVI Густав и его четыре сестры – Маргарета, Биргитта, Дезире и Кристина, а из них, если быть точным, кстати, только Биргитту в замужестве можно считать оставшейся в королевском доме. Отметим, что странным образом еще есть такие, для кого это важно, и что к поколению кронпринцессы Виктории, восьмому в династии Бернадотов, относятся лишь трое – Виктория, Карл Филип и Мадлен. Эти трое – надежда монархии.

Поколение Карла XV. Евгения, которую оставили в покое и которая сделала много хорошего

В самой природе монархии заложено неравноправие, а это предполагает, что мужчины что-то делают и потому остаются в памяти, тогда как женщинам положено рожать детей и в лучшем случае женить их или выдавать замуж. Зато имена женщин продолжают жить в благотворительных учреждениях вроде Приюта моряков Королевы Виктории, приюта Софии и Школы Софийских сестер, детской больницы Кронпринцессы Ловисы или приюта Евгении. Не говоря уже о туннеле Евгении.

Приют Евгении был основан в 1879 году и закрытв 1971-м, когда эту сферу деятельности взяли на себя город Стокгольм и Каролинская больница. В конце своего существования он подвергался уничтожающей критике; устаревший взгляд на отношение к человеку продержался там слишком долго, и условия царили не ахти какие.

Тем не менее в свое время учреждение было достойное, созданное, дабы предоставить жилье, уход, питание, одеть и обуть больных детей и детей-инвалидов. Им давали работу, так что приют сам себя обеспечивал.

Кто же в таком случае была Евгения, или Эжени?

Дама, создавшая этот приют и несколько других солидных учреждений на благо бедных и беззащитных детей, родилась в 1830 году как единственная дочь Оскара I. Планы выдать ее замуж, как полагалось поступать с королевскими дочерьми, не осуществились – частью из-за ее болезни, частью же, вероятно, потому, что она сама не пожелала, а великодушный папенька не стал ее принуждать. Так говорила она сама; когда же при Оскаре II провели закон о том, что женщины могут быть юридически правомочными, она фактически одна из первых ходатайствовала о признании ее таковой.

В четырнадцать лет Евгения перенесла тяжелую простуду и с тех пор страдала «слабогрудостью», так тогда говорили, чтобы избежать более беспощадных выражений вроде «чахотка» или «туберкулез». Уже к тридцати годам болезнь оставила на ее внешности заметный отпечаток, и выглядела она «ужасно желтой и худой». Евгения постоянно находилась под надзором врачей, а лечили ее принятыми в ту пору способами, порой весьма изнурительными – например, жгли в ее комнатах смолу или предписывали пользоваться аппаратом со «сжатым воздухом». Однако благодаря или вопреки всему она дожила до пятидесяти девяти лет, до весьма почтенного по тем временам возраста.

Подобно своей невестке Софии, она горячо симпатизировала тогдашним благочестивым движениям. Юсефина Хамильтон, предмет обожания ее брата Густава, стала ее фрейлиной и связующим звеном; по рассказам, при дворе нажаловались Оскару I, что одна из фрейлин посещает такие места, как Вифлеемская церковь и проч., где проповедовал Карл Улоф Русениус [109]

[Закрыть]
, к которому относились весьма неоднозначно. Великодушный Оскар, всегда готовый к благородным поступкам, спокойно ответил: «Что барышня Хамильтон ходит в церковь, где проповедует Русениус, действительно негоже». На лице жалобщика отразилось удовлетворение, а чуткий монарх добавил: «Отныне она будет туда ездить». Засим король издал распоряжение, чтобы впредь барышню Хамильтон доставляли из королевской резиденции на проповеди Русениуса в экипаже.

В круг религиозных интересов Эжени входила и так называемая Лапландская миссия; и хотя можно спорить о ценности христианского учения для наших северных аборигенов, очень важным событием явилось открытие школы для саамских детей в 1883 году, а через пять лет – детского приюта в Ланнаваре.

Вдобавок принцесса была убежденной «противницей вивисекции», то бишь попросту говоря, выступала против мучительных опытов над животными, а кроме того, патронировала тогдашнее Скандинавское общество защиты животных.

В Стокгольмском дворце Эжени занимала четырехкомнатные покои с видом на Лугорден, солнца там было маловато, но всегда очень жарко; в 1861 году для нее возвели первую из построек, составивших впоследствии поместье Фридхем под Висбю, где она и провела большую часть жизни. Она очень активно пеклась об этом поместье. Вероятно, жизнь вдали от стокгольмского двора и независимое существование на положении первой по рангу стали прекрасной заменой семейному бытию, какого она так никогда и не обрела.

Она тщательно проверяла, что именно получат в подарок на Рождество дети из готландского приюта, а Рождество праздновала вечером Дня середины лета, украшая игрушками березку, вручая всем подарки и сочиняя стихи; за отсутствием снежков бросались заранее розданными пучками сена. Маленькие сироты-мальчишки якобы умудрялись по уши засыпать хрупкую принцессу сеном; жаль, рядом тогда не было фотографа.

История о благотворительности, какой в старину занимались дамы из высшего общества, – лоскутное одеяло, где роскошные лоскутки чередуются с потертыми, а в итоге просто с прорехами. Августейшие дамы имели преимущество: они могли побудить к действиям высокопоставленных господ, которые затем отчитывались о результатах, сами же дамы делали не очень-то много. Однако принцесса Эжени – одна из тех, кто весьма активно участвовал в руководстве своими проектами. Братья Карл XV и Оскар II относились к ее благотворительности без особого восторга и пытались убедить ее не растрачивать все наследство матери, которая на старости лет разбогатела, а сберечь хоть немного для их мальчиков.

Как многие добросердечные женщины, не имеющие собственных детей, она собирала подле себя чужих отпрысков. Во дворце устроила игровую площадку с горкой – для племянников, их товарищей и приглашенных детей из семей попроще. И во Фридхеме тоже приглашала детей служащих и из ближней округи, которые не без удивления отмечали, что учтивая принцесса даже в летний зной одета в теплое пальто.

Принцесса Эжени занималась живописью и сочиняла музыку, и тут следует сказать, что одаренность ее ярче всего проявилась в благотворительности. Музыкальные произведения вызывали должный роялистский энтузиазм у религиозной части современников, но в репертуаре не удержались – однако ж картина, запечатлевшая некую фрейлину Беннет и брата Густава, играющих в четыре руки на фортепиано, совершенно неотразима. Работы, написанные Эжени в юности, в большинстве наивны и неловки, с по-детски непропорционально маленькими головами персонажей. Как свидетельства эпохи они порой неоценимы, а порой совершенно очаровательны, хотя изобразительным искусством их не назовешь. Позднее принцесса получила специальное художественное образование, с пропорциями и прочим дело наладилось, однако шедеврами ее произведения от этого не стали. Она научилась справляться с деталями, но, с другой стороны, картины утратили бесспорный и вряд ли непреднамеренный юмор. Трогательное обстоятельство – ей вообще не довелось писать обнаженную натуру, хотя обычно это считается необходимым условием надлежащей подготовки художника. Строгая королева Жозефина решительно ей в этом отказывала. В итоге все же был достигнут компромисс, и принцессе позволили рисовать обнаженную натуру – маленьких детей.

Со временем она стала заниматься преимущественно скульптурой и очень любила работать с глиной. Одетая в артистическую блузу, она ни много ни мало заявила: «…я уже несколько лет моделирую мелкие фигурки, исполненные, конечно же, очень посредственно, но эта работа для меня – приятное занятие. Дни мои слишком коротки при том увлечении работой, что одушевляет меня…»

Целый ряд фигурок, изготовленных из так называемого фарфора-бисквита, продавался у Рёрстранда и у Густавсберга [110]

[Закрыть]
, причем часть выручки шла на благотворительные цели. Статуэтки миленькие или поучительные, нередко на религиозные темы, в стиле эпохи. Долгое время говорили, будто самое известное из популярных в ту пору произведений – «Ты не умеешь говорить?», прелестный малыш и собачка недоуменно смотрят друг на друга – принадлежало ей. Но эта фигурка (продававшаяся и в виде фотооткрытки) выполнена англичанином Роулендом Джеймсом Моррисом, и Эжени просто порекомендовала Густавсбергу тиражировать ее, как обнаружила в конце 1970-х искусствовед Мэрта Холькерс, которая много и успешно изучала и прелестные курьезы такого рода.

В последние годы жизни сил у принцессы было не слишком много, но тем не менее она ездила на Готланд; у себя во Фридхеме она была человеком и центром внимания, а не больной старой девой, запрятанной в стокгольмском дворце, где брат бдел о наследстве. В столицу она возвращалась морем, но писала: «Меня бесконечно утомляла поездка от гавани до дворца, приходилось восемь дней лежать пластом, только тогда телесные боли утихали».

Когда Эжени умерла, выяснилось, что в завещании она распорядилась своим полуторамиллионным состоянием так: две трети отошли племянникам, остальное же – многим ее благотворительным учреждениям. Любопытная деталь в картине ее времени. Племянники определенно обошлись бы и без денег тетушки. Но, согласно общепринятым тогда взглядам, «charity begins at home» [111]

[Закрыть]
, и это лишний раз подтверждает, что Эжени вовсе не была сумасбродной мечтательницей.

Фридхем перешел сначала к Оскару, сыну Оскара II, который разделял религиозные интересы тетушки, а вдобавок носил титул герцога Готландского вплоть до своей женитьбы, когда потерял и право на престол, и герцогский титул (каков бы ни был от него прок в хозяйстве). Мало-помалу принц Оскар отдал предпочтение имению поближе к Стокгольму, Фридхем же со временем был подарен ХСММ (Христианскому союзу молодых мужчин); в определенное время поместье открыто для посещений, и там устраиваются разные празднества.

Дамы-благотворительницы былых времен частенько служат мишенью для саркастических насмешек. Уже само название «Общество женщин-благотворительниц» (так оно называлось) вызывает у нас улыбку, и не без причин; а ведь они по крайней мере пытались что-то делать, причем многие совершенно искренне. И сколь благороден дух времени, когда Эжени радуется, что майор Густав фон Седервальд, управитель приюта Евгении, отпечатал уставы приюта, «стало быть, скоро мы, каждый из нас, получим возможность проштудировать их и выучить наизусть».

Несмотря на духовную патоку, которой залиты многие страницы, написанные о принцессе Эжени, она тем не менее предстает перед нами отнюдь не забавной фигурой – может быть, слегка чудаковатой, но по-своему симпатичной, ведь она упорно отстаивает свою самостоятельность и инициативность в эпоху, когда отнюдь не предполагалось, чтобы дамы королевского ранга проявляли означенные качества, тем паче с такой настойчивостью. Когда приют Евгении закрыли, жизнь давным-давно опередила это учреждение, однако большую часть своего существования оно, бесспорно, было радостью для обделенных судьбою детей, которым без этого приюта пришлось бы куда хуже.

Принц Август, заступник ничтожных

Итак, маленькая, больная и слабая Эжени, инвалид в стокгольмском дворце, кое-что после себя оставила, о ней написано несколько книг, и в жизни страны долго сохранялось множество свидетельств ее существования. Брат ее Август был настоящий мужик, выпивоха и сквернослов – что же осталось после него? Да ничего, кроме кое-каких довольно банальных побасенок и вдовы, которая в сорок один год выглядела особым курьезом, легендарная вдовствующая герцогиня Далекарлийская, о которой никто толком не знал – ни откуда она приезжала, ни почему появлялась при дворе после долгих отлучек. «Толстые курьеры герцогини Далекарлийской» – регулярные таинственные фигуры в незабвенной галерее персонажей гениального фельетониста Ред-Топа.

Герцог Далекарлийский, принц Август, младший сын Оскара I, занимал у Ред-Топа более чем заслуженное место. В остальном Август благополучно забыт всеми, за исключением нескольких специалистов по истории монархии. Даже парохода «Принц Август» в компании «Силья» уже нет; спущенный на воду в 1839 году и порой именовавшийся «Корыто-Август» или «Тихоход», он потихоньку шел навстречу печальной судьбе, сперва стал грузовым паромом «Сильи», а в конце концов был перевезен на красивое озеро Весман, где его ожидала «тоскливая старость».

Паровозу «Принц Август» на старости лет посчастливилось больше.

Даже в Далекарлии, сиречь в Даларне, память о герцоге Далекарлийском почти не сохранилась, может, разве только у офицеров Далекарлийского полка в Фалуне, которые в офицерской столовой регулярно любовались забавным полотном Бертиля Булла Хедлунда [112]

[Закрыть]
«Пустошь Ромме, 1860 г. Дефиле перед принцем Августом, герцогом Далекарлийским». Ромме – учебный полигон под Стура-Туна, где в 1796–1908 годах проводились учения Далекарлийского полка; здесь и сейчас можно полюбоваться красивой старинной деревянной архитектурой, типичной для подобных учебных полигонов. Ранее это место называли Тунской пустошью, при Густаве Васе там собирались крестьянские сходы.

В Швеции – огромная честь быть герцогом Далекарлийским (ведь жители означенного края по праву считают себя единственно подлинной Швецией, тогда как всем прочим областям требуется для этого особое разрешение).

Первому герцогу Далекарлийскому, собственно, следовало называться Николаусом, в честь русского царя Николая I, с которым дед Карл XIV Юхан поддерживал добрые отношения, но позднее, как всегда, возникли международные неприятности, и в ход пошло его другое имя – Август. Из всех Бернадотов он самый незначительный и самый забытый. Бедолагам, которым в XIX веке досталось писать о нем воспоминания, пришлось изрядно попотеть. Родился он в 1831 году, и его армейский послужной список занимает несколько строк: «Внесен в списки личного состава армии в 1847 г.; подпоручик конной лейб-гвардии и Далекарлийского полка – 9 октября 1849 г.; поручик – 19 апреля 1853 г.; ротмистр конной лейб-гвардии и капитан Далекарлийского полка – 2 декабря 1854 г.; майор – 9 апреля 1856 г.; подполковник – 4 января 1858 г.; полковник – 4 января 1859 г.; генерал-майор от инфантерии – 7 июня того же года; первый адъютант Карла XV – 1859 г.; экзерцис-инспектор шхерной артиллерии и генерал-майор означенных войск – 16 августа 1866 г.; генерал-лейтенант – 28 декабря 1872 г.». 4 марта 1873 года он скончался от «грудной болезни».

Можно упомянуть также, что он был «студентом Упсальского университета» (осенний семестр 1949 – о. с. 1851 года; весенний семестр 1852-го и в. с. 1853 года), надо полагать, к большой радости далекарлийского землячества, и что с осени 1856-го до весны 1857 года находился в Швейцарии, а позднее изучал созданную Анри Дюнаном [113]

[Закрыть]
организацию «Красный Крест» как первый в длинной череде Бернадотов, занимавшихся данными проблемами; последняя в этом ряду – принцесса Кристина. От брата Густава Августу досталось имение Шернсунд в Нерке, а иногда он жил на стокгольмском Кунгсхольме во дворце Кристинеберг, которым располагал в 1861–1864 годах. Август много путешествовал в Средиземноморье, в Греции, в Египте, где провел три месяца и добрался до Асуана; на фрегате «Ванадис» он участвовал в Средиземноморском походе. Говорят, особые его симпатии принадлежали шхерной артиллерии и пожарной части в Стокгольме.

Словом, делать ему было нечего, и он проводил время в приятных развлечениях. Отличная и в целом, безусловно, правильная характеристика гласит: он не обладал «талантами своих братьев и сестер. Однако благодаря кротости и сердечной доброте, непритязательности, простоте, скромности и благодушию снискал малую толику популярности, которой так щедро дарили Карла XV. Об этой популярности, как и о мало-помалу сложившихся у него чудаковатых замашках, свидетельствуют многочисленные побасенки, какие рассказывают о нем и спустя почти полвека после его смерти», – писал Я. Бергстранд. Классическое «совиное» издание «Скандинавского семейного альманаха» резюмирует более чем лаконично: «Принц Август, не в пример братьям обделенный способностями, был, однако, человеком сердечным, добрым и скромным».

Один из племянников пишет о нем как «о милом и добродушном старом дядюшке, который не в меру любил сквернословить и, пожалуй, не вполне понимал, сколько способен выдержать еды и питья». На самом-то деле «старый дядюшка» скончался в возрасте сорока одного года. Он имел привычку спрашивать у племянников, выучили ли они уроки. Когда они стали постарше, их так и подмывало спросить, всегда ли он знал свои уроки, но все ж таки они молчали.

Самым броским в нем наверняка была роскошная борода, нечто среднее между окладистой бородой и густейшими бакенбардами. Его легко сражали стрелы Амура, правда, на фоне старшего брата, Карла XV, эта черта по большому счету осталась незамеченной. «Благодушие» и «скромность», видимо, заключались в том, что во хмелю он не бушевал и пьянствовал с кем угодно.

Рассказы о нем большей частью сводятся к тому, что во время обеда, когда наступал его черед произнести спич, промилле уже накапливались в таком количестве, что язык и мысли заплетались; тост за «женщин старой Швеции» оборачивался тостом за «старых женщин Швеции», каковой тогдашние декольтированные красавицы воспринимали как оскорбление, а тост за «absent friends» [114]

[Закрыть]
превращался в тост за «absent friends, к каковым я причисляю и себя», что, пожалуй, соответствовало истине больше, чем он сам думал. Напрасный труд – искать более остроумные эпизоды в фольклоре, оставшемся после принца Августа герцога Далекарлийского, и незачем внушать себе, что имелись истории и получше, ставшие жертвой цензуры. Увы.

Художники и писатели посвятили Августу целый ряд произведений. Их подсчитал и каталогизировал Юханнес Альмен, выпустивший в 1893 году верноподданнический труд, посвященный «Роду Бернадотов». Принцу Августу Далекарлийскому посвящены биографии и речи О-а Карлена, К. Э. Фалькранца, Н. фон Гербеля, Й. К. Хелльберга, К. И. Хёрлина, X. О. Хольмстрёма, А. Кроока, X. Г. Линдгрена, К. Г. Ругберга, X. Висельгрена и К. Ф. Вингорда. Свои стихи посвятили принцу Августу A. A. Авзелиус, X. Й. Эллефссон, К. Э. Фалькранц, Ф. Хедберг, С. А. Холландер, К. Г. Ингельман, П. А. Йенсен, Юх. Юханссон, Б. Лильедаль, Г. Х. Меллин, К. А. Пальме и JI. А. Весер. Картины, посвященные герцогу Далекарлийскому, писали Э. Б. Шёльдебранд, К. Т. Стааф и Ф. Вестин, а зарисовки делали О. Кардон, С. Диэс, К. Ю-сон Экенстедт, Р. Хаглунд, Ф. Г. Нурдманн и Й. Х. Стрёмер.

Солидный перечень, верно? Однако его младший брат Густав, проживший куда более короткую жизнь, удостоился вдвое большего числа произведений, а список произведений, посвященных Карлу XV, занимает полторы страницы. В таких вот условиях существовало в ту пору искусство; стихи, посвященные королевской особе, давали хоть какой-то шанс: вдруг объект воспримет их благосклонно, а может, и дарует вознаграждение или какую-нибудь другую милость. Весьма трогательный плач по принцу Августу, состоявший из шести семистрочных строф, сочинил Ф. Хедберг [115]

[Закрыть]
. Что пишут в плаче по человеку, который не сделал в жизни ничего стоящего? Хедберг небесталанно рассуждает про «мирный жребий в спокойных радостях пенат родных», про то, что покойный «предпочитал покой вдали от шумных толп» и роскошно заканчивает:

 
Вослед ему салюты не звучали,
И смерть его страну не потрясет,
Но благодарность тихая идет
В слезах за гробом, не избыв печали. [116]

[Закрыть]

 

О принце Августе говорили как о самом бездарном шведском принце за многие века, а памятуя о том, что даже Карл XIII некогда был принцем, можно сказать, что это убийственная оценка. Хотя кто знает? Принца Августа все ж таки оставили в покое, позволили заниматься тем, что ему нравилось. А одна из немногих его крылатых фраз звучит совершенно обезоруживающе: «Народ считает меня глупцом. Это они моей Терезы не слышали».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю