Текст книги "Кофе и полынь (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Вот пусть тогда и поищут тело, – усмехнулся Эллис. – А что, Виржиния? Что вы теряете в случае неудачи?
«Не знаю, и это-то меня и пугает», – хотела сказать я, но просто промолчала и неопределённо пожала плечами. Лайзо – единственный из нас, кто разбирается в колдовстве, мистике и прочем тому подобном, и сейчас он далеко. Его совет был бы весьма кстати… Слишком много непонятного! На что способны мёртвые? Как далеко простирается моя власть? А что, если все предпосылки ложны, и граф Ллойд остановился не из-за неких загадочных сил, которые я унаследовала от матери, а лишь потому, что он хорошо воспитан – и устыдился того, что мог испугать леди?
Но Эллиса не так-то легко было сбить с толку.
– Ну так что? Попробуете?
– А если я не смогу выполнить свою часть сделки? – наконец сумела выразить я словами то, что пугало меня больше всего. – Что тогда?
– А вы заключите эту сделку так, чтобы вам ничего не грозило, – ответил Эллис невозмутимо. – Вы управляете кофейней и фабрикой, вы руководили восстановлением фамильного замка, у вас есть какие-то совершенно непонятные для меня дела с банками, приносящие неплохой доход, а обе тяжбы, которые затеяли с вами соседи, вы выиграли, пусть даже пришлось сменить адвоката. Что ещё я упустил? Аренда? Поставки кофе и специй? И после этого вы ещё утверждаете, что вам-де трудно продумать выгодные условия соглашения с мертвецом, который при жизни только и делал, что трудился на благо Аксонии?
– Маркиз Рокпорт тоже трудится на благо Аксонии.
– И он, поверьте, первым предложил бы сделку. Уже на своих условиях, – отмахнулся Эллис. – Впрочем, дело ваше. Но вообще-то шансы докопаться до истины – найти убийцу и предположительно украденные документы – не так уж малы! Хотя свидетельство призрака, признаюсь, больше запутало дело, чем прояснило, – нехотя добавил он.
Отвлечься от мыслей о сделке с мертвецом, имеющим в своём распоряжении целый сонм мистических союзников – вассалов и предков, было не так уж легко, и я сделала над собой усилие, чтобы сосредоточиться на словах Эллиса.
– Неужели? И почему же запутало?
– Я подозревал дворецкого, Гибсона, – признался детектив. И откинулся на спинку стула: – А призрак спутал мне все карты… Девица? Да ещё и алманка? Впрочем, он же не говорил, что девица – именно злодейка. Как там сказал граф? «Снова она», «я виноват», «если бы я заметил» – не очень-то похоже на описание убийцы, скорее, на воспоминание о жертве. Но служанок из клуба я всё-таки проверю, а ещё попробую узнать, не приходила ли в тот день некая особа, которую раньше в клубе не видели. Ведь если б это была одна из жён, которые заглядывают туда каждую неделю, граф вряд ли бы так удивился.
Я склонила голову к плечу:
– Думаете, это могла быть гостья? Кто-то, кто воспользовался удобным знакомством, чтобы проникнуть в клуб, как я?
– Возможно. Хотя алманок и алманцев, даже давно обосновавшихся в Аксонии, сейчас мало куда приглашают. Тем более речь идёт о клубе, где собираются члены парламента, – и Эллис задумчиво постучал пальцем по столешнице. – Давайте-ка подытожим, что мы уже знаем наверняка. Граф покинул загородную резиденцию в спешке. Прибыв в Бромли, он отправился сразу в клуб, не заглядывая в свой столичный особняк, и там был убит – спустя час или около того. Прямо перед роковым выстрелом он попытался связаться с «осами». Весьма вероятно, что его пытались шантажировать или завербовать. Замешана некая женщина, точнее, «девица-алманка», и её он прежде уже встречал при неблагоприятных обстоятельствах. Но голос, который окликнул графа за мгновение до убийства, явно принадлежал мужчине… Ах, да, о сути своей внезапной поездки граф не сообщил даже супруге. Интересно, что за девица. Может, любовница? – и он глянул на меня искоса.
– Вы сами ведь утверждали, что граф – исключительной честности человек, – немного упрекнула я Эллиса. Не то чтобы из-за старого суеверия, что мёртвых плохо не говорят, просто мне показалось, что детектив меня подначивает, проверяет на прочность… верней, на чопорность. – Не сходится.
– Как раз сходится! – с уверенностью ответил он. – Это бесчестные люди тотчас же забывают о своих прегрешениях и тотчас же забывают лицо соблазнённой девицы, а праведники подолгу помнят даже о том, кому наступили на ногу в толпе. Но это лишь домыслы, вы правы. Обойдёмся без них. Сейчас уже становится понятно, что произошло, осталось понять кто убийца и что им двигало… И документы. Но насчёт них есть у меня одна мысль, – добавил он многозначительно – и отказался пояснять, что имеет в виду.
Я, впрочем, и не настаивала.
Уже уходя, Эллис остановился на пороге и нахмурился:
– Ах, да. Чуть не забыл. Роджер Шелли – если вы помните такого – узнал о нашей с Мэдди помолвке и направил мне письмо, в котором поинтересовался, получит ли он приглашение на свадьбу.
Разумеется, я помнила имя человека, претендовавшего на то, чтоб называться Эллису братом… и не забыла трагические обстоятельства, при которых эти двое виделись в последний раз.
– Неожиданно, – вздохнула я. – И что думаете ответить?
Эллис взлохматил себе волосы – и нахлобучил кепи так, что оно почти закрыло лицо.
– Я не пришёл на похороны женщины, которая, возможно, была моей матерью, – глухо ответил он. – И давно решил для себя, что прошлое остаётся в прошлом. Моя семья – это те, кто заботился обо мне в приюте, и те, кто был рядом в трудные времена.
– Вы не хотите видеть мистера Шелли братом, – кивнула я сочувственно. И осторожно спросила: – А что насчёт друга? Вам не привыкать к друзьям с чудачествами. Мистер Шелли, конечно, престранный, и не всегда можно понять, шутит он или нет, но ему не откажешь в некотором шарме.
Признаться, я опасалась, что Эллис ответит так же жёстко, как и прежде: «Пусть с собственной головой сначала подружится, а потом уже со мной». Или даже ещё хуже! Однако он просто махнул рукой на прощание – и вышел.
Похоже, что Эллис сам пока ещё ничего не решил… или, быть может, не желал окончательно рвать с Роджером?
…с человеком, который, возможно, был его братом.
Домой я приехала со смешанными чувствами.
Сейчас, когда силы вернулись ко мне, а яркие впечатления от встречи с Валхом померкли, потускнели, то всё произошедшее казалось уже просто сном, включая внезапную болезнь и целый день, проведённый в постели. Не делать ничего и просто ждать – вестей от Лайзо, результатов расследования и Небеса знают, чего ещё! – было невыносимо. К ужину я едва не опоздала, разбирая почту, которую вообще-то собиралась по обыкновению оставить на утро… Но, несмотря на все усилия, отвлечься и успокоиться не получилось.
Снова и снова мои мысли возвращались к одному и тому же.
А что, если и впрямь заключить сделку с графом Ллойдом? Там, за чертой, отделяющей мёртвых от живых, он обладал некой властью – на его зов явились десятки, если не сотни духов тех, кто, как и он сам, клялись служить Аксонии, служить Короне.
Мог ли он помочь мне?
Наверное, да.
С другой стороны, Валх кружил где-то поблизости, как стервятник, ожидая, когда я совершу ошибку, проявлю слабость. Он подстраивал ловушки, наблюдал, выжидал…
Разумно ли отправляться во сне за пределы особняка, защищённого добрым колдовством? Разумно ли подвергать себя опасности снова, едва избежав её – чудом, по случайности?
Определённо нет.
Значит, следует дождаться удобной возможности, проникнуть в клуб наяву и там, избавившись от сопровождающих, поговорить с призраком?
– Нужно запретить вам встречаться с детективом, если он так скверно влияет на ваше настроение, – проворчал Клэр, когда ужин уже подходил к концу, и нам принесли с кухни горячий шоколад с корицей, сливками и ванилью – скорее десерт, нежели напиток. Дети уже давно справились с шоколадом и поднялись в спальни, чтобы приготовиться ко сну; мы с дядей задержались за столом. Я – потому что всё делала медленно, погружённая в собственные мысли, а он… Право, не знаю. – Это ведь Эллис опять растревожил вас?
Я собиралась возмутиться, что он-де ни при чём, но прикусила язык: ведь именно Эллис предложил заключить сделку с мертвецом! Клэру, впрочем, знать об этом было не обязательно, он и так не упускал возможности поддеть детектива и отыграться на нём.
– Ах, нет. Просто недомогание; видимо, стоило ещё день провести в постели, – уклончиво ответила я, почти не солгав. Разве что встречу с Валхом в кошмарном сне назвала хворью, но он и был в некотором роде болезнью, проклятием, терзающим мой род. – Но сейчас вы напомнили мне, дядя, что Эллис и впрямь упомянул нечто любопытное. Имя Роджера Шелли вам о чём-то говорит?
Клэр удостоил меня крайне выразительным взглядом; пожалуй, более впечатлительная особа после такого могла бы усомниться в собственных умственных способностях.
– На память я пока не жалуюсь, – вслух ответил он. – И, кроме того, ваш замечательный друг не оставил мне ни малейшего шанса, чтобы забыть историю семейства Шелли, в скверном расположении духа пересказывая её всякий раз заново.
– А разве у Эллиса бывает скверное расположение духа? Особенно если сравнивать с вами? – удивилась я. И тут же добавила, не давая дяде времени, чтобы вставить шпильку: – Так вот, о мистере Шелли. Он написал Эллису и поинтересовался, стоит ли ему ждать приглашения на свадьбу.
– Если Роджер Шелли читает газеты и следит за светской хроникой, то он не настолько безнадёжен, как пытается представить Эллис, – ответил Клэр, великодушно спустив мне подколку. Кажется, ему больше нравилось перебрасываться колкостями с детективом, даже в отсутствие второй стороны. – Но напрашиваться на свадьбу – нахальство, братья они или нет. Меня Ноэми тоже сначала не собиралась приглашать, – добавил он неохотно. – Но я, прошу заметить, не мозолил ей глаза. Да и причины, чтобы не желать даже видеть меня, у неё, признаю, были.
– Как и у Эллиса – чтобы не приглашать мистера Шелли.
– Совершенно верно, – согласился Клэр и бездумно покрутил в пальцах десертную ложку, то выхватывая взглядом своё отражение, то поворачивая её ребром. – Окажись я в такой ситуации, то даже не удостоил бы навязчивого родича ответом. Или наоборот, ответил бы так, что он побоялся бы настаивать дальше…
Я вспомнила, какими глазами Роджер Шелли смотрел на Эллиса, как страстно желал, чтобы Эллис оказался его братом… и невольно вздохнула:
– Даже если отказ причинит боль? И обречёт мистера Шелли на одиночество?
– Сколько драмы, – пробормотал Клэр в сторону. И поймал мой взгляд: – Я старше вас, дорогая племянница, на двадцать с лишним лет. Придёт время, и я непременно лишу вас своей восхитительной компании – и тем причиню боль. Отвратительно, правда?
У меня кольнуло сердце.
– Дядя, вы…
– И не вздумайте сделать наоборот и бросить меня, я вам этого не спущу, – сварливо добавил он. – Такова жизнь. Мы можем любить кого-то, всем сердцем желать ему блага – и всё равно причинить боль. Детектив Эллис вправе не подпускать к себе того, кого не желает видеть рядом. Но если он спросил у вас совета, значит, всё же сомневается. Оставьте его, дорогая племянница, он сам в состоянии решить, чего хочет. А всё, что остаётся мистеру Шелли – ждать с протянутой рукой и надеяться на ответный жест. Это судьба того, кто нуждается больше; того, кто делает первый шаг.
Клэр говорил резко, но взгляд у него был мягким, задумчивым. Дядя редко рассказывал о себе, но по редким – случайным! – оговоркам я успела составить мнение… верней, изменить его. Он был язвительным, злым, острым на язык, но редко отталкивал того, кто, образно выражаясь, протягивал ему руку.
Так же поступала и леди Милдред.
Хотелось верить, что это свойство всех сильных духом людей, потому что тогда выходило, что и я тоже сильная… И совершенно точно меня делали сильнее те, кто остался рядом, несмотря ни на что.
Мадлен; Эллис; Лайзо…
– Лайзо, – повторила я едва слышно, точно пробуя имя на вкус, и улыбнулась.
…я почти не удивилась, когда закрыла за собой дверь спальни – и ощутила разлитый в воздухе аромат вербены, неяркий, но отчётливый. Это было как приглашение на свидание, как просьба о встрече. Укладываясь в постель, я почти не сомневалась в том, какой сон увижу.
И не ошиблась.
Я засыпаю в своей постели; простыни и одеяла пахнут чистотой – розовым и лавандовым мылом. Прохлада и свежесть словно обволакивают, утягивают в зыбкую глубину, где исчезает последняя преграда между явью и сном. Шум ветра за окном оборачивается шумом воды, запахом воды – и вот уже я погружаюсь в омут… нет, всплываю из омута.
На звук; на свет.
Туда, где тлеет в ямке у самого берега жгут, свитый из сухих ароматных трав, где пахнет вербеной… а ещё лошадьми, порохом, госпиталем и кострами. Воздух звенит от тревоги, дурных предчувствий – и радости, которая ощущается несвоевременной и неполной.
Затишье перед бурей.
Лайзо тоже здесь. Он сидит у кромки воды, окутанный дымом от тлеющей вязанки трав, и в руке у него нож, а кровь из пореза капает в омут, закручивается спиралью в воде. Я поднимаюсь выше – призрак, мираж, образ из сна – и окликаю его по имени.
– Виржиния, – улыбается Лайзо, наконец опуская нож. – Ты пришла.
Он рад меня видеть; он правда ждал.
– Занятный у тебя способ пригласить леди на встречу.
– Ещё занятней, что так, – он кивает на тлеющий травяной жгут и чуть приподнимает запачканный в крови нож, – мать учила меня звать не человека, а духа-покровителя.
– Боюсь, для меня это слишком звучный титул, – качаю я головой и присаживаюсь рядом на завиток дыма, словно на краешек жёсткого стула. – Слишком много ответственности.
– Зато советы и предупреждения от тебя на вес золота, – откликается Лайзо. И, помолчав, добавляет, продолжая глядеть в черноту омута. – Я и впрямь нашёл документы о «жёлтом тумане» из твоих снов. Это ядовитый газ, и алманцы собираются вскоре его применить.
Я взмахиваю рукой, разгоняя лишний дым – он мешает видеть и замечать то, что должно.
…а ведь Лайзо устал, и очень. Он по-прежнему небрит, и отросшая щетина превратилась уже в густую бороду – это совершенно ему не идёт, право, делает старше и грубее. Его одежда пропахла гарью, на ней ни одного живого места нет от грязи, всюду заплаты, и только сумка, лежащая чуть в отдалении, на траве, выглядит совершенно новой.
– И что ты будешь делать? – спрашиваю тихо. – Доложишь о ядовитом газе тем, кто послал тебя сюда?
– Уже доложил, – отвечает он. И добавляет спустя некоторое время: – Мне приказали сорвать атаку. Если надо, местное командование подсобит, но приказ отдали мне – и моим ребятам. Хорошо иметь высокого покровителя в армии, – усмехается он вдруг. – И плохо, когда за своё высокое покровительство этот человек требует невозможного.
Я хмурюсь, пытаясь сообразить, о ком речь.
– Это тот приятель твоего прадеда-аксонца?
– Это твой приятель, – непонятно отвечает Лайзо. И снова улыбается, заметив моё замешательство: – Не бери в голову и не думай слишком много. Дело-то, конечно, невозможное, но кому тогда и справиться, если не колдуну и трём пропащим ребятам?
– Кому, если не вам, – повторяю я. Вслушиваюсь в себя; дурных предчувствий нет – если беда и ждёт, то не за ближайшим поворотом, а куда как дальше. – Учти, что если не справишься…
Лайзо прерывает меня смехом:
– …То ты и на том свете найдёшь меня, чтобы вразумить. Эллис рассказывал, как ты и ему этим угрожала. Что ж, бесславно сгинуть я пока не собираюсь, поверь… Ну, полно обо мне. Расскажи лучше, как твои дела?
Перипетии собственной жизни кажутся мне ничтожными в сравнении с тем, как рискует здесь Лайзо, но я начинаю говорить. О своих страхах; о расследовании; о снах, о призраках, наконец о совете, который дал мне Эллис… Говорю так долго, что вязанка трав успевает истлеть на две трети, а потом спрашиваю Лайзо, что думает обо всём этом он.
– В особняке опасности нет, но лишь до поры до времени, – задумчиво отвечает он наконец. И снова глядит в воду, точно там, в омуте, скрыт ответ. – Твой враг ходит такими путями, которые для меня закрыты. Там, где власть мертвецов; там, где царство снов. Он ловок, хитёр, умеет расставлять ловушки и бить туда, где удара не ждёшь… Он будет целить в тех, кто тебе дорог.
«А их слишком много, чтобы успеть защитить всех», – думаю я, но вслух не говорю.
Не имею права на слабость.
– И всё же когда мы столкнулись лицом к лицу, он бежал, – отвечаю упрямо, хоть и знаю, что это не вполне правда. – Значит, я могу его победить. И он знает… Как ты думаешь, Эллис прав?
– Ты о том, чтоб попросить помощи у того графа-мертвеца? Отчего нет, – пожимает плечами Лайзо, словно это самая естественная вещь на свете. И мне становится легче – просто от мысли, что он без сомнений принимает ту сторону моей жизни, которую я так долго и яростно отрицала… Это принятие как будто делало меня целой, настоящей. – Но если тебе нужен мой совет, то скажу тебе вот что. Мёртвые способны на многое, и если уж мертвец посчитает, что он тебе должен, то не видать ему покоя, пока он не расплатится с долгом. Но не будь жадной: когда он исполнит твою просьбу, то отпусти его и скажи, что служба его исполнена. Не обманывай мертвецов; не держи их против воли; не бойся их, а даже если и испугалась, не показывай страха.
Меня пробирает потусторонним холодком, точно вдруг распахнулась дверь, которую не стоило открывать.
– С гостями в кофейне надо держать себя так же, – шучу я неловко, а сама запоминаю каждое слово и думаю, как повести разговор с графом Ллойдом в следующий раз. – И с детьми.
– Чары – это всегда ложь, хитрость, увёртки. Нужно ведь обмануть целый мир, убедить, что правильно – это то, как хочешь ты, а не как оно есть на самом деле, – улыбается Лайзо, и взгляд у него лукавый. – Но твой путь – иной. Сны зыбкие; не будет правды хотя бы в тебе – и ты затеряешься, не найдёшь дороги назад.
Некоторое время мы молчим. Он поглядывает то на омут, то тлеющие в ямке травы, а потом говорит мягко:
– Тебе уже пора.
Впрочем, я и сама понимаю, а потому киваю только и спрашиваю:
– Когда мы увидимся снова?
Лайзо пожимает плечами с показной беспечностью:
– Не могу обещать, что скоро, но когда-нибудь… – он виновато улыбается. – И, Виржиния… Просить тебя я не могу, но, если получится – передай весточку моей матери. Мы скверно распрощались, поругались, а сейчас я думаю – не стоило оно того. Хотя я б своего решения не поменял.
Сначала удивляюсь: почему же он не может меня просить? А потом вспоминаю, что Зельда живёт в Смоки Халлоу, и почтальоны туда не заглядывают, да и просить обычного мальчишку занести записку – тоже не выйдет, чужака из более чистого и респектабельного квартала там поколотят, даже если у себя-то в округе этот мальчишка слывёт оборванцем.
Два года назад я так боялась, что кто-то увидит меня в Смоки Халлоу – репутация, слухи…
Но то было два года назад.
Святые Небеса, как давно!
– Я навещу её, – обещаю легко. И спрашиваю: – Кроме привета, что бы ты хотел передать?
…травы почти догорели; луна в небе серебряная, безжалостная, а омут чёрен, как бездонная пропасть, как ночь без конца.
Задумавшись, Лайзо начинает вдруг шарить по карманам и извлекает нечто похожее на жестяную коробку от папирос, вот только на крышке нарисованы цветы – фиалки и розы.
– Тут засахаренные лепестки, – немного растерянно говорит он, взвешивая жестянку на ладони. – Мать-то у меня не избалована подарками, но похожую коробку она уже тридцать с лишним лет хранит как зеницу ока – мой отец преподнёс угощение вместе с отрезом шёлка и золотыми серьгами, когда сватался. Сейчас в коробке лежат пуговицы. А тут я увидел её на столе у одного алманца, когда пробрался в штаб за документами, и прихватил – думаю, ему-то всё равно… Хотя и мне она ни к чему. Может, если б до города добраться, и вышло б её почтой отправить, но…
Последняя травинка истлевает, выпустив тонкую-тонкую струйку дыма.
Время истекло.
Не успев даже засомневаться – получится, нет? – я протягиваю руку и хватаю маленькую жестянку, нагретую теплом человеческих ладоней.
И просыпаюсь.
За окном громыхнуло – оглушительно, страшно. Не то гроза – но какая гроза осенью, не то орудийный залп… Я испуганно вскинулась и упала обратно на подушки, до боли стиснула пальцы – и лишь потом сообразила, что это всего лишь взревел и затрещал автомобильный двигатель, а сознание, одурманенное сном, исказило звук. «Спросонья-то что только не мерещится», – говорила Магда, моя старая горничная…
Интересно, как она сейчас? Вспоминает ли службу? Не держит на меня зло за то, что пришлось её уволить?
Впрочем, какая разница; выбора тогда всё равно не было.
Сердце у меня до сих пор колотилось, словно пришлось изрядно пробежаться. Преодолевая слабое головокружение, я попыталась сесть и с удивлением осознала, что крепко сжимаю в руке маленькую жестяную коробку.
Засахаренные розовые лепестки и фиалки.
– Надо же, и впрямь получилось, – пробормотала я.
Жестянка словно бы ещё хранила тепло пальцев Лайзо.
Погода выдалась ясная и тихая – с самого утра. Проснулась я рано, срочных дел или важных писем, требующих немедленного ответа, пока что не было, а Клэр за завтраком держался на удивление мягко и дружелюбно…
План родился мгновенно.
– Вы так на меня смотрите, дорогая племянница, что я сразу подозреваю худшее, – произнёс Клэр, неубедительно изображая недовольство, и отложил газету. Похоже, я поглядывала на него не так уж незаметно, как представлялось мне самой. – Ну же, говорите. Не испытывайте на прочность моё терпение. Что за взбалмошная идея посетила вас на сей раз?
– О, ничего особенного. Просто собираюсь посетить сегодня одно место, но, увы, находиться там – совершенно недопустимо для леди. Не желаете составить компанию? – спросила я.
Клэр чуть подался вперёд, опираясь на стол, и понизил голос:
– И что мешает мне посадить вас под замок, Виржиния, и запретить любые поездки до тих пор, пока глупости не выветрятся из вашей головы?
– Во-первых, не получится. Во-вторых, вам уже интересно, что я задумала, а в-третьих… – я сделала паузу. Но не выдержала и улыбнулась: – Пожалуйста, дядюшка, помогите мне! Я могу рассчитывать только на вас, и только с вами я чувствую себя в безопасности… К слову, Паола, не хотите ли поехать с нами? – обернулась я к гувернантке. – Так вам будет гораздо удобнее докладывать дяде Рэйвену потом. Да, и я буду очень благодарна за совет, что можно подарить женщине лет пятидесяти-шестидесяти, не слишком высокого достатка, чтобы не обидеть её и не насмешить.
– Дорогая племянница, смею заметить, что я ещё не согласился, – опасно сладким голосом заметил Клэр…
…а ещё через час «Железная Минни» бодро покатила в сторону Смоки Халлоу. Место водителя занял долговязый Джул; по его пугающему, бесчувственному лицу не понять было, нравится ли ему это, но вёл он, пожалуй, даже более аккуратно и умело, чем Лайзо. Рядом сидел, наслаждаясь поездкой, Клэр, причём с таким кислым лицом, что знай я дядю чуть хуже, то могла бы и обмануться – и решить, что он действительно чем-то недоволен. Мы с Паолой разместились на заднем сиденье, достаточно просторном, чтобы вместить троих, разве что за «третьего» у нас была корзина для пикников со скромными подарками для Зельды.
Конечно, существовала вероятность, что мы приедем зря, и её не окажется дома… с другой стороны, Эллис ведь говорил, что застать Зельду дома проще как раз утром.
Так или иначе, я решила положиться на волю счастливого случая.
И удача меня не подвела.
Зловонные трущобы Смоки Халлоу нисколько не изменились за прошедшее время; пожалуй, только воздух по осени стал чище – теперь, когда жара спала и подули ветра с севера, дым больше не застаивался над низиной… Но вот покосившиеся хибары местных обитателей выглядели ничуть не лучше, и всё такой же смрад исходил от переполненных сточных канав.
Вплотную к нужной улице подъехать не получилось; «Железная Минни» остановилась так близко, как только возможно – у лавки старьёвщика, и Паола с Джулом остались в салоне, а мы с Клэром направились дальше, в проулок. Крыши тут смыкались настолько плотно, что почти не пропускали солнце, и от одной стены до другой я бы легко могла дотянуться руками.
– Неужели здесь кто-то живёт? – скривился Клэр, осторожно переступив через кучу мусора. Объёмную корзину с подарками он нёс так легко и непринуждённо, словно она ничего не весила. – Впрочем, что это я – живут и в местах похуже… Вы уверены, что мы идём правильно, милая племянница?
Судя по его тону, именно в этот момент милой он меня вовсе не считал.
– Разумеется, – кивнула я невозмутимо. – Тут совсем недалеко. Вы ведь не боитесь, дядя?
– Я? Слово «страх» мне неведомо… И если вы сомневаетесь в этом, то вспомните, как быстро появляется Джул, если его позвать.
Тут диалог прекратился сам собой, потому что мы наконец остановились перед дверью, по цвету совершенно сливающейся со стеной. Эллис, помнится, выстукивал какой-то особый шифр – три удара, потом два, потом снова три или что-то вроде того, но я, разумеется, не стала делать ничего подобного – и просто забарабанила тростью что есть силы.
С полминуты ничего не происходило… а потом заскрежетали замки и дверь приотворилась, ровно настолько, чтоб можно было разглядеть небритого, сильно загорелого мужчину, очень высокого и крепко сложенного.
При очень-очень хорошо развитом воображении легко было обнаружить в нём сходство с Зельдой – и отчасти с Лайзо, хотя вряд ли бы их посчитали братьями, появись они рядом.
– Зачем пожаловали? – угрожающе низким тоном поинтересовался он.
Так громилы и разбойники обычно спрашивают, не желает ли путник убраться подобру-поздорову; интонации, к счастью, были знакомы мне только по театральным представлениям, а вот говорившего я узнала.
– Ян, – улыбнулась я дружелюбно. – Доброе утро. Надеюсь, миссис Маноле… Зельда здесь? Право, неудобно, что мы приехали без предупреждения, но у меня есть весточка от Лайзо, всего несколько слов, но их я бы хотела передать лично.
Лицо у Яна ожесточилось:
– Что там этот подонок передаёт, я знать не желаю, и…
– И всё же я настаиваю, – повысила голос я. – Будьте так любезны, позовите Зельду – или, если её нет, скажите, когда она появится. Мы подождём.
На секунду Ян остолбенел – вероятно, не ожидал столкнуться с такой настойчивостью. С глухим рокочущим: «Говорю же, прочь пошли…» – он шагнул ко мне, одновременно поднимая руку, Клэр двинулся наперерез, нашаривая что-то за пазухой… И, пожалуй, всё могло бы закончиться прескверно, не явись из полумрака за дверью плотно скрученная мокрая тряпка – и не опустись она на голову Яну.
– Ишь, чего удумал – драку чуть не учинил, – сварливо произнесла Зельда, ступая на порог. И снова замахнулась на сына тряпкой: – У, окаянный! Вымахал такой лоб, а ума не нажил! Или не видишь, что эта птичка тебе не по зубам?
Ян с неприязнью покосился на Клэра:
– Да я его, мелюзгу, одной рукой прихлопну – только каша и останется… Ай!
Зельда молча огрела его тряпкой в третий раз и потом сплюнула на землю в досаде:
– Как есть дурень! Разок бы ты щёголя, может, и ударил, да только не о нём речь. Что б супротив револьвера-то сделал? – и она указала на меня.
– Миссис Маноле, как так можно! Разве бы я стала стрелять в вашего сына? – оскорбилась я, но ридикюль с отцовским револьвером огладила. – И, уверена, до такого бы не дошло, всё бы разрешилось мирно.
Клэр ничего не сказал, но так взглянул на Яна, что тот сглотнул и сделал шаг назад, едва не сбив с ног Зельду. А она, видимо, уже потеряла надежду вразумить сына тряпкой – и только махнула рукой:
– Ну, толку-то думать о том, что могло быть, а могло и не быть… Заходи уж, птичка. Белобрысый-то тебе кто? Больно рожа знакомая, а припомнить не могу.
– О, это мой дядя, сэр Клэр Черри, баронет… Дядя, познакомьтесь с матушкой Лайзо, миссис Маноле.
– Мы уже встречались, когда вы устроили то чудовищно безвкусное представление с гадалкой-гипси в «Старом гнезде», – закатил глаза Клэр. И нехотя добавил: – Однако рад знакомству, миссис Маноле. Прискорбно только, что старший сын не унаследовал от вас ни благоразумия, ни проницательности.
– Да дурень он, как и его отец! Да и нравом пошёл в него…
В доме тоже почти ничего не изменилось, только будто бы стало почище и посвежее – или же я на сей раз не замечала недостатков и не рисовала себе в воображении ужасные картины. Зельда провела нас на кухню. Тут было, пожалуй, жарковато из-за растопленной плиты и пахло похлёбкой, но на потолочных балках, как и прежде, висели связки трав и странные амулеты. Я забрала у Клэра корзину и передала Зельде, сказав:
– Надеюсь, вы не откажетесь принять небольшой подарок. Здесь немного чая, пряностей, белого сахара и фруктов, а также бхаратская шаль: мне кажется, она пойдёт к вашим глазам и красиво оттенит их… Нет-нет, возражения не принимаются, – быстро добавила я, не давая ей вставить ни слова. И затем извлекла из ридикюля жестянку с засахаренными цветами: – А вот небольшой подарок от Лайзо из Алмании. Мы виделись недавно во сне, и он просил передать вам это – и извинения. Ему жаль, что он не может пока попросить прощения лично. Но, уверяю вас, когда Лайзо вернётся, он обязательно скажет это сам, поэтому, прошу, не сердитесь на него.
Крошечную жестянку, благоухающую сладостью, розами и фиалками, Зельда приняла бережно, обеими руками, точно реликвию, и тихо спросила:
– Так ты думаешь, птичка, он вернётся?
– Разумеется! – с достоинством ответила я, хотя сердце у меня, признаюсь, пропустило удар. – Лайзо ведь обещал, а он не из тех людей, что нарушают обещания. Как можно сомневаться?
Пожалуй, я ожидала чего угодно: что Зельда начнёт браниться, или что она спросит меня о сне, или велит не болтать глупостей… Но только не того, что она глубоко вдохнёт – и расплачется навзрыд.
– Женщины, – с видимым отвращением пробормотал Клэр и, достав из кармана надушенный платок, вручил его Зельде, а потом помог ей сесть. – Никакого достоинства, самообладания и… Нет-нет, пожалуйста, не стесняйтесь, продолжайте плакать, пока вам не станет легче. Воды? Или, может, вам нужны нюхательные соли?
Зельда шумно высморкалась в его платок и простонала:
– Ох, не могу, ох, Лайзо, упрямый остолоп… Соли для ледей оставьте, а мне б покрепче чего глотнуть.
На мгновение выражение лица у Клэра стало нечитаемым… а потом он извлёк из внутреннего кармана пальто маленькую изящную фляжку, открутил крышку – и протянул Зельде:
– Вот, прошу. Исключительно для здоровья.
Из фляжки – уж это я после визита в «Клуб дубовой бочки» знала наверняка – пахло крепчайшим виски. Зельда сделала глоток, закашлялась, прижимая платок к губам, потом приложилась к горлышку ещё. Мало-помалу слёзы иссякли.








