Текст книги "Любимая (СИ)"

Автор книги: София Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Ну, например, я повела борьбу с попытками клиентов спаивать моих работниц. Многие из них были и без того предрасположены к зеленому змию, и часть клиентов этим пользовалась, чтобы подпаивать девушек, вызывая их на пьяную искренность и нелепые выходки. Особо вредных посетителей я приказывала не допускать в клуб, и, хотя это поначалу немного сократило доходы, но впоследствии к нам стало захаживать больше нормальных клиентов, которым не нужны были пьяные эксцессы.

– Клуб дает сейчас в среднем полумилионный месячный оборот, – сказал мне однажды Брюхо. – Доведешь его хотя бы до восьмисот тысяч – значит, я не ошибся в выборе.

– Для этого мне нужны неограниченные полномочия и абсолютная поддержка руководства, – заявила я.

– И что будешь со всем этим делать? – заинтересовался Брюхо.

– Место у шеста не должно пустовать, – начала я. – В нормальном клубе перерыв между танцами составляет от силы полминуты – у нас он колеблется в районе 25-30 процентов от всего рабочего времени. Многие девочки еще не знают, хотят ли они качественно работать, или им лучше крутить за столиками романы. Бармены нерасторопны и воображают себя равными менеджеру зала. Одного надо уволить, тогда другие будут больше ценить то, что им дает место. Охрана ведет себя, как уличная рэкетня в Брянске, им понты дороже имиджа заведения…

– Ладно-ладно, – оборвал меня Брюхо, поглаживая недавно приобретенного щенка добермана по кличке Урмас. – Похоже, ты во многом права. Только с охранниками действуй через Саню – это его люди, и тебя не поймут, если ты начнешь ими командовать.

В начале ноября к нам зачастила компания наркоторговцев из бедуинского клана, очень известного и влиятельного. Руководил ими огромный и волосатый Султан, которого все называли Каратист. Естественно, я уделила им почти все внимание, но вскоре поняла, что в нашем клубе Каратист не сбрасывает свой товар. Он устроил здесь нечто вроде штаба, и по-настоящему его дилеры работали в окрестных подпольных игральных заведениях, клубах и дискотеках. Сам главарь сидел у нас за столиком помногу часов, а «пушеры» из его свиты постоянно менялись и возвращались обратно, принося выручку. За вечер Каратист выпивал литра три пива и несколько раз заходил в комнаты с девушками. Я пока мирилась с происходящим, поскольку он был доходным клиентом, но чувствовала, что добром эта история не закончится. Слишком уж вольготно расположился у нас этот человек с могучей звериной аурой силы, слишком мало он считался со мной и барменами, а девчонки в его присутствии вели себя так, будто хозяин в «Рандеву» – Каратист.

Однажды, когда я послала одну из них на сцену, та заявила мне, что Каратист хочет зайти с ней в комнату, и лучше мне поискать для танцев кого–нибудь другого. Я выждала минут десять – нахалка продолжала сидеть в обнимку с бедуином, хоть у нас и запрещалось обжиматься с клиентами в центральном зале. Покинув свое место у кассового аппарата, где я контролировала работу бармена, я направилась в их сторону.

– Валя, – сказала я ровным голосом, – твоя очередь танцевать.

– Мы идем в комнату, – объяснил мне Каратист. – Только допьем пиво.

– Пиво отнесут за вами, – сказала я. – Пожалуйста, у нас такой порядок.

– Что, Валя не может посидеть со мной?

– Только пятнадцать минут, – объяснила я, будто он и сам этого не знал. – А она здесь больше получаса.

– Ты что, меня не знаешь? – непринужденно спросил Каратист. – Я, что, хуже всех этих долбаков, с которыми сидят девки? – тут он широким жестом обвел зал, где за столиками сидели десятки мужчин и девушек.

– Никто из них не сидит больше пятнадцати минут с одним напитком, – сказала я.

– Так что, я мало заплатил вам? – сказал он, вытаскивая пачку мятых купюр, собранных аптечной резинкой. – Ты знаешь, сколько я у вас здесь оставил за все время?

– Это не имеет отношения к делу, – сказала я. – Валя сейчас пойдет с тобой в комнату, или на сцену. А потом вы сможете заказать для нее еще дринк.

Каратист не отреагировал на мои слова, продолжая одной рукой обнимать Валю. Та безмятежно улыбалась, наслаждаясь ситуацией. Я молча стояла рядом с ними еще полминуты. Потом Каратист поднял голову.

– Ты еще здесь? – удивился он и ткнул мне в руки вытащенный из пачки полтинник. – Принеси нам два пива.

Усатый подручный из его свиты не удержался и прыснул, разбрызгивая свое питье и слюни.

– Валя, пожалуйста, два пива для Султана, – сказала я, пряча руки за спиной.

– Я хочу, чтобы нас обслужила ты, – заявил Каратист.

– Это не моя работа, – сказала я. – Заказы приносят девушки.

– А ты мальчик, что ли? – рассмеялся он. – Ты, говорят, раньше здесь работала, как они. Давай завалимся втроем в комнату, а? Плачу двойной гонорар!

– Это предложение не актуально, – ответила я, решив до конца прятать свои эмоции и обращаться к нему как лицо официальное.

Болтовня болтовней, но Валя сидела, как ни в чем не бывало, и не помышляла выполнять мои распоряжения. По сути, именно она могла бы легко исчерпать проблему, послушавшись меня, но сейчас ей было интересно, как большой и сильный самец поставит на место наглую выскочку. Рука Каратиста потянулась к моей талии – я отодвинулась на шаг.

– Брось дурить, Анна, – сказал Каратист, – посиди лучше с нами. Я угощаю за свой счет.

– Спасибо, – сказала я. – Как–нибудь в другой раз. Валя, почему ты не идешь выполнять заказ?

Каратист убрал руку с ее голой спины.

– Давай, Валя, сходи.

Не глядя на меня, она встала и пошла к бару. Каратист пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержала взгляд, хоть и с трудом.

– Будем дружить, Анна, – он протянул мне большую мозолистую ладонь.

– Конечно, – оставлять в воздухе его руку было бы грубостью, и я протянула навстречу свою. И оказалась в мощных тисках…

– Вокруг полно обколотых дебилов, которым ничего не стоит встретить одну маленькую девушку после работы, – сказал он значительно. – И немного подпортить ей личико.

– Зачем тебе это надо?

– Мне? – удивился он. – Да я и знать об этом не буду. Не забывай, кто ты, а кто я.

– Отпусти руку, – сказала я, сжимая зубы.

– Помни об этом, – и я освободилась. – Лучше нам дружить, Анна.

– Хорошо, запомню, – я повернулась и пошла в туалет, чтобы немного перевести дух и поправить макияж.

Саня хмуро выслушал меня, когда я рассказала ему об этом инциденте. В зале уже почти не оставалось клиентов, бармен готовился сдавать нам кассу, а Каратист со своей сворой давно убрались.

– Я могу невзначай подсесть к нему, – сказал Саня, – и пообещать, что его тоже нетрудно где–нибудь встретить и оприходовать бейсбольными битами. Вопрос в том, поверит ли он?

– Я понимаю, что в качестве предлога для войны подхожу очень мало, – сказала я. – Он тебе не поверит.

– Речь идет не о тебе, Анютка, а о влиянии в «Рандеву». Он поймет, что те, кому надо, его услышали.

– Пустые слова. Он не поверит, – повторила я. – Почему полиция сквозь пальцы смотрит на Каратиста и его наркотики?

– Он стучит, – сказал Саня. – Здесь все стучат, как дятлы, чтобы им позволили работать.

– И мы?

– Мы чемпионы среди дятлов, – улыбнулся Саня. – Но нас прикрывает ШАБАК, а Султан работает на управление по борьбе с наркотиками. Разные кураторы, понимаешь?

– ШАБАК это местный ФСБ?

– Типа того.

– Выходит, им наплевать на наркотики?

– Это не их профиль. Они передадут дело кураторам Каратиста.

– А если бы было оружие?

– Ты что–то слышала?

– Ну, у Каратиста есть нож, большой такой, носит его в чехле на ноге, как рассказывали девочки.

– За это не закроют, – поморщился Саня. – Здесь у них у всех ножи – традиция такая.

И Каратист по-прежнему продолжал собирать у нас свое кодло, правда, на меня особенного внимания он пока не обращал. Состоялся очередной полицейский рейд с проверкой документов у всех клиентов, но Султан совершенно равнодушно реагировал на полицию – впрочем, я этого и ожидала.

Между тем, наступил новый 2000 год, рубеж тысячелетий, и я встретила его на рабочем месте, лишь перед самой полуночью ненадолго закрыв клуб и откупорив ящик шампанского. Не было ни Сани, ни Чарли, ни Брюха, которые праздновали в кругу родных или друзей, а я в четырех тысячах километрах от Москвы поздравляла своих работников и ожидала, когда можно будет открыться и впустить толпу жаждущих карнавала посетителей в наш по-русски – с елкой и гирляндами – убранный зал.

Двери мы распахнули в половину первого, и я едва не уснула под конец от усталости: в эту ночь и до девяти утра мы закрыли кассу, немного не дотянув до ста тысяч шекелей – абсолютный рекорд клуба с момента открытия!

Маму я поздравила уже на следующий день – международная линия накануне отказала из–за перегрузок, и мы с барменами, помню, все грешили на знаменитую Ошибку «2000». Кто теперь помнит об этой глупости, вызвавшей панику среди стольких серьезных людей?

– Когда ты вернешься, доченька? – спросила мама несколько раз.

– Как там Маша? Все еще одна? Как вы уживаетесь? – я не знала, что ответить на ее главный вопрос.

– Привет Софья Николаевна! – Маша взяла трубку и, кажется, искренне обрадовалась моему звонку. – Когда тебя ждать?

– Вы там сговорились, – попробовала я шутить, но не очень–то у меня выходило.

– Нет, серьезно, – настаивала Маша. – Всех денег не заработаешь. Пожалей себя, наконец!

– Я работаю менеджером, – попыталась объяснить я. – Навыки руководства будут позже необходимы нам обеим…

– И сколько людей у тебя в подчинении?

– Около сорока, – сказала я.

– Неплохо! Ты молодец! – в Машином голосе тревога наконец–то сменилась почтительными интонациями. – А я вошла в долю к Людмиле, теперь я у нее главный модельер.

– Сколько тебе это стоило?

– Ну… вот ты въедливая, Дюймовочка!

– Так сколько? – я и сама уже знала ответ.

– Десятку, – призналась Маша. – Все, что у меня было.

– Я так и думала.

– У нас восьмого показ в новом центре, – похвасталась Маша, почему–то не слишком уверенно.

– Удачи тебе! – искренне сказала я. – Главное – верь в то, что делаешь. Не оглядывайся назад, и все будет хорошо.

Положив трубку, я откинулась на диване в своей отдельной спальне квартиры, которую снимал клуб для девушек. В принципе, это было вновь дежа вю, но здесь у меня была никем не ограниченная свобода, и уже я, а не другие, распоряжалась в квартире, как считала нужным. Так что все–таки, отличия были, причем в лучшую сторону, но в первый день нового тысячелетия мне думать об этом не хотелось.

А мысли мои были обращены к моей далекой Машеньке, которая не единожды слышала от меня, что бизнесом распоряжается лишь тот, кто оперирует его финансовыми потоками. И зная это, она принесла в клювике ушлой Людмиле все свои сбережения без остатка, даже не посоветовавшись со мной по телефону. Понятно, что она уже вложила в дело все свои усилия и талант, поэтому–то хозяйке оставалось лишь выдумать предлог, чтобы коготок птички увяз уже совсем глубоко. Причиной мог послужить тот же показ, за который надо было платить, или расширение дела, или временные проблемы у банка, или налоговые трудности… словом, что–нибудь такое, без чего дальше двигаться было нельзя. Даже если Людмила и будет исправно выплачивать Маше ее долю от прибылей, все равно – я знала это твердо – к моему приезду, когда бы он ни случился, Маша будет не богаче, чем была год с лишним тому назад. Такая у нее карма, подумала я.

Сама же о себе я знала, что многому успела научиться за прошедшие месяцы у Брюха. Он специально не делился со мной, но я была ему достаточно предана и старалась не упускать случаев, когда при мне велись деловые разговоры с другими владельцами мест, входящих в империю этого худого невзрачного человека с близоруким взглядом и нежными пальцами картежника. Так я поняла, что Брюхо самостоятельно вкладывает деньги в открытие новых точек по всему Израилю, в первое время даже контролирует стройку и процесс раскрутки бизнеса, а потом продает свои доли по частям другим мелким пайщикам, уже по совершенно новым расценкам. Отойдя от бизнеса, он уже сверху руководит им, даже, когда контрольный пакет уходит в другие руки, – ведь бизнес нелегальный, и никто не может заменить Брюхо в аспекте улаживания дел с властями и с бандитской братией. Даже если Брюхо полностью выходил из долей в каких–то местах, брошенные на произвол судьбы владельцы упрашивали его принимать десять-пятнадцать процентов от прибылей, чтобы чувствовать себя уверенно. А он снисходительно брал все эти «крышевые» деньги, ни за что не отвечал, и порой его участие выражалось в редких беседах с новыми хозяевами, подсказкам и ловким блатным рамсам, причем никакие связи в большинстве случаев не использовались, не говоря уже о силовых методах – лишь чистый, не побоюсь этого утверждения, – интеллект!

Влияние Брюха после событий в пустыне вовсе не пошатнулось, а наоборот – выросло. Все знали, что он отважно смотрел в глаза смерти, а потом запутал базаром и развел, как лохов, своих главных врагов и конкурентов. В итоге Вольдемар в Иерусалиме сел в тюрьму по показаниям двоих проституток, Румяный уехал куда–то в Белоруссию, откуда был родом, а Кореец был награжден какими–то мизерными долями, и ему оказывалось всяческое уважение. Все воспринимали его теперь как приближенного Брюха, причем, ни у кого не было и тени сомнения, кто в их связке первый номер, а кто, по-прежнему авторитетный, но второй.

Что же касается Сели, то он исчез, просто пропал куда–то, и его больше никто не видел и не слышал. Практически, половина доходов от массажных салонов и клубов Израиля стекалась человеку, который… хотел, чтобы я стала матерью его ребенка.

Для документальной точности скажу еще, что в районе Хайфы действовала довольно сильная группировка кавказцев, на юге сформировалась шайка отмороженных бандитов под началом некоего Старшины, а кроме этого, было пару десятков мест, принадлежавших местным уроженцам. Эти всегда сохраняли нейтралитет, их места существовали, как правило, подолгу, но никто из них особенно не помышлял о расширении, предпочитая сохранять нажитое и не ввязываться в разборки и войны, в которых сила была бы не на их стороне.

Таким было положение дел в секс-индустрии Израиля, но на прочие области теневой экономики, в частности, наркоторговлю, русские не претендовали, и там работали только старожилы – арабы, евреи, бедуины…

В январе оборот нашего клуба превысил девятьсот тысяч, и я уже мечтала доказать Брюху, что смогу выйти на миллионную отметку, о которой никто раньше не помышлял. А в один из первых дней февраля Каратист избил двоих клиентов, те вызвали полицию, и «Рандеву» закрыли. У полиции было такое право, а теперь появился и предлог.

– Я предупреждала, этот тип опасен, – говорила я Сане и Брюху, когда мы собрались в тель-авивском пентхаузе последнего, сразу после инцидента. Еще с нами был Воха, один из приближенных нашего шефа, молодой качок из–под Одессы, о котором поговаривали, что он был незаконным отпрыском Брюха.

Я не доверяла этим сплетням, но, пожалуй, в их лицах можно было углядеть отдаленное сходство, и вдобавок, ходили слухи, что Брюхо вытащил молодого подбандитка из какого–то неимоверно грязного дела, в котором того то ли опустили, то ли опарафинили, то ли сотворили еще какую–то гадость, которая в блатном мирке значит очень много. В общем, Воха смог начать как бы новую жизнь, и всем своим положением теперь был обязан человеку, который сделал для него намного больше, чем его родной отец, которого он не знал. А поскольку Брюхо никогда не делал чего–либо просто так, то поползли разговоры про тайну происхождения молодого. Однажды Брюхо рассказал мне в общих чертах историю своей жизни, и я сосчитала, что рождение Вохи приходится как раз на период, когда шеф отбывал девятилетний срок. Но, во-первых, можно было ухитриться сотворить ребенка даже на нарах, а во-вторых, сплетня – это такая штука, которая существует сама по себе, даже если противоречит логике. Ну да ладно, речь не о том. Главное, что Воха теперь осуществлял тайные операции шефа по связям с блатными и полицией, и поэтому присутствовал при нашем общении.

– Надо сменить Аньку на управляющего-мужика, – предложил Воха. – Я всегда говорил, что она не справится.

– А в чем ее вина? – поднял голову Саня.

– Она допустила, что ситуация вышла из–под контроля, – Воха упрямо смотрел на меня, ожидая одобрения шефа.

– Что бы ты сам сделал на моем месте? – спросила я.

– Выгнал бы пидора до того, как он распоясался.

– Я докладывала о проблемах с Каратистом, – не сдавалась я. – Если бы решение избавиться от него, было принято, Саня мог это сделать намного раньше.

– Понимаешь, Анка, – Воха обратил на меня уверенный взгляд, – ты нуждаешься в ком–то, чтобы за тебя решили вопрос, а нормальный мужик на твоем месте сам разрулил бы непонятку.

– В отличие от тебя, я хотя бы общалась с ним, – сказала я, – и заставляла выполнять свои требования. Это было непросто, между прочим, но в тот раз он включил заднюю передачу. Если бы на моем месте был тогда ты, то, по всей вероятности, попал бы в больницу со средними повреждениями черепа. Мало того, что Каратист и сам здоров, как бык, у него под боком всегда толпа его шестерок.

– А когда–нибудь он бывает один? – поинтересовался Брюхо, которого, похоже, не заботили наши с Вохой пикировки.

– Разве что в комнате с девчонкой, – сказал Саня.

– Это не годится, – сказал Брюхо и снова задумался.

– Он останется один, – выпалила я, – если я предложу ему свидание.

– Вот как? – поднял брови Саня.

– Глупости, – скривился Брюхо. – Тебе потом смогут отомстить.

– Я не боюсь, – нахально сказала я. Мысль о последствиях меня в тот момент не волновала. Главное было – доказать, что я справлюсь с любой проблемой не хуже, чем эти мужчины. Убедиться самой, что ни в чем не уступаю им.

– У Каратиста есть брат, – сказал Альбинос, который до этого не принимал участия в разговоре.

– Я знаю пятерых его братьев, – сказал Саня, задетый тем, что кто–то другой демонстрирует свою осведомленность.

– Этот брат не ходит с толпой друзей и родичей, – Альбинос продолжал, как ни в чем не бывало.

– Я знаю, о ком вы говорите, – кивнула я.

Брата Каратиста звали Азиз, и он держался как бы в стороне от своего приметного родственника. Ходили слухи, что Султан недолюбливает брата, но я была уверена, что в трудную минуту кровное родство возобладает, если с Азизом что–то случится. Я высказала эту мысль вслух.

– А мы ничего страшного с ним делать не станем, – улыбнулся Саня.

– Аня, помолчи, – поморщился Брюхо, – не лезь в наши рамсы.

И они заговорили дальше, словно бы меня не существовало – сыпались имена, клички, путаные намеки, – эти люди были в своей деятельности настоящими профи, пусть и нелегальными. Главным их оружием была информация, и я вспомнила, как много лет назад в брянской сауне внимательно слушал своих пестрых братков немногословный Клим, как выведывал все детали о чеченцах Николай Николаевич из «Сатурна». А я–то думала тогда, что он просто заговаривает зубы нам с Изабеллой, отвлекает от наших проблем. Теперь, глядя на по большей части молчащего Брюхо, я понимала, как я еще далека от того, чтобы руководить большой разноплановой структурой. Но все–таки я к этому времени хорошо осознавала, что мои женские обидки ничто в сравнении с наукой, которую я старалась впитывать, находясь рядом с этим маленьким щуплым человеком. Наукой управлять.

Азиз был арестован дней через пять после того, как «Рандеву» снова открылся. Он пробыл в заключении не более двух суток, но еще через несколько дней одного за другим закрыли троих «пушеров» из свиты Каратиста. Султан продолжал появляться у нас, но свита его теперь тряслась при виде полицейских, которые патрулировали район вокруг «Рандеву» и прочих злачных мест, обосновавшихся рядом. Впрочем, «пушеры» и не отсвечивали у нас так заметно – они старались побыстрее исчезнуть, принеся добычу. Следствием этого стало то, что Султан теперь часто бывал один или в обществе одного-двух человек, как правило, кого–то из своей дальней или ближней родни.

– Анна, – однажды обратился он ко мне, – присядь. Есть разговор.

– Слушаю, – я оказалось снова в опасной близости от него, и поневоле сжалась от тяжелой агрессивной энергии, исходящей от этого человека. На этот раз он не предложил угостить меня, а сразу перешел к главному.

– В последнее время кто–то хочет сделать мне подляну, – начал Каратист многозначительно. Я молчала, и он продолжил: – Ты, может быть, в курсе, что у меня есть свои люди наверху.

Он поднял вверх сильный палец с желтоватым ногтем. Я не обратила внимания и на этот жест.

– Так вот, я хочу, чтобы те, кто это затеял, знали, что их места вместе с ними самими прикрыть так же просто, как и моих людей. Ты понимаешь, о чем я?

– Нет, Султан, – покачала я головой. – Даже не догадываюсь.

– Куссохта, – выругался он, – а где Саня? Я его уже давно не видел.

– Он уехал, – сказала я. – Ты хотел с ним переговорить?

– Да, передай ему, – он отвернулся к сцене, теряя интерес ко мне.

– Хорошо, – я отправилась на кухню, где хозяйничал шеф-повар Толик вместе с помощником, и оттуда набрала номер Сани и повторила ему весь разговор.

– Отлично, – в голосе Сани звучали довольные нотки. – Это все?

– Да.

– Перезвони, если будут новости.

– А если он спросит, сказала ли я тебе?

– Отвечай, что да, но когда я буду, ты не знаешь. Я же тебе не подотчетен?

– Окей.

– Аня! – позвал меня Толик. – Я не хотел мешать, но Марьяна тебя ищет.

– Что, проблема меня найти?

– Ты была занята, а она, кажется, хочет сказать что–то наедине.

– Кивни ей, пусть войдет, – сказала я. В принципе, это была штатная ситуация, когда я использовала кухню для тайных разговоров с работницами – в раздевалке и туалете всегда было множество посторонних ушей. Раньше Саня заводил девушек для приватных бесед в рабочие комнаты, но мне там не нравилось – слишком многое напоминало в них о том, что я и желающая исповедаться стриптизерка по сути мало чем отличаемся.

– Слушаю, Марьяна, – улыбнулась я, чтобы подбодрить девушку.

Это была кудрявая шатенка родом из Молдавии, довольно хорошенькая и всегда приветливая со мной. Она не относилась к числу старожилок места, пожалуй, лишь совсем недавно она перестала робеть на сцене под взглядами похотливых самцов. По-русски Марьяна говорила с легким акцентом, смягчая согласные, в особенности букву «л».

– Каратист дает Вале кристалл, – сказала Марьяна полушепотом. У нее получилось «кристаль», но я, конечно же, поняла, что речь идет о синтетическом кокаине, очень опасном, вызывающем быстрое привыкание.

– Давно?

– Я не знаю, – сказала Марьяна. – Валя хочет уйти к нему, ей надоело работать по графику, она устала от твоего порядка.

Слово «усталя» совсем не позабавило меня. Вырисовывалась серьезная проблема. Если что–то случится с Валей, Воха и другие моментально обвинят меня. И не без оснований.

– Я поговорю с ней.

– Не надо, – пискнула Марьяна, – она поймет, что это я заложила.

– Она не догадается, – уверила я молдаванку. – Я знаю, как ей сказать, чтобы она на тебя не подумала. Ты молодец, – продолжила я, видя, что Марьяна сомневается в моих словах. – Завтра поедешь вместе с Леней на море, отдохнешь, расслабишься. Можете опоздать на смену часика на два.

Я знала, что девушка неравнодушна к смазливому охраннику, и обрадуется моим словам. В принципе, я и сама еще года три-четыре назад могла запасть на высокого стройного Леню, ходившего всегда в шмотках от «Армани» и щеголявшего часами «Франк Мюллер» на запястье. Другие охранники одевались в мешковатые дешевые штаны и футболки, а у Лени был стиль. Он мог бы показаться неординарным и любопытным парнем, если бы я не знала, что книжки, которые он читает на смене, были незамысловатыми детективами, а его красивая голова, стриженная коротким ежиком, набита блатной романтикой вперемешку с ненавистью и презрением к лохам, которыми он считал всех остальных людей. Мировоззрение Лени было проникнуто мрачным духом исключительности воров и всех, придерживавшихся воровского закона. Ему, выросшему на задворках Тирасполя, мир казался скопищем ничтожных травоядных, а сам он и ему подобные представлялись хищниками и вожаками. В то же время у него хватало мозгов, чтобы понять, насколько миру пофиг, что о нем думает Леня, и от этого в его речах звучали постоянные оскорбления «педерастам», коими он почитал всех далеких от бандитских понятий мужчин. Женщин он, как и все такие люди, относил к существам третьего сорта, и я всегда чувствовала, как неохотно Леня выполняет мои распоряжения, пререкается по пустякам и ведет себя частенько совсем как ребенок. Избалованный и несчастливый мальчишка-провинциал с разбитыми кулаками боксера.

Я отослала довольную Марьяну и набрала номер Сани. Было бы неправильно сразу не поставить его в известность о предполагаемом форс-мажоре.

– Каратист сейчас один? – спросил Саня.

– Подожди–ка, – я выглянула на мгновение в зал. – Да, сидит за столом и пьет пиво, как обычно.

– А Валя не с ним?

– Знаешь, она сегодня к нему даже не подходила.

– Плохо, – сказал Саня. – Значит, они уже обо всем договорились.

– Возможно, – сказала я, думая, что вовремя спихнула с себя ответственность.

– Задержи ее под любым предлогом, – сказал Саня. – Сегодня она должна попасть домой позже остальных.

– Хорошо.

Я отключилась и задумалась, как задержать строптивую Валю. Это, в принципе, было несложно, и я ощутила себя винтиком хорошо смазанной машины, которая вот-вот должна была сокрушить Каратиста. Это уже не было для меня секретом, но я все равно поежилась при мысли о том, что планируют сделать наши громилы с этим мощным и опасным человеком. Я знала, что убивать Султана никто не будет, но не из–за того, что это преступление, а просто нам ни к чему повышенное внимание полиции. Дать же ему просто пару раз в морду будет все равно, что раздразнить опасную змею – Каратист сумеет дать качественную оборотку. Оставался третий вариант – самый логичный…

– Валя, пойми, не будет Султан из–за тебя с нами ссориться, – убеждала я эту неприятную мне девицу в полутемном зале закрытого под утро клуба.

Она сидела передо мной на стуле, болтая закинутой на ногу ногой, обутой в высокие босоножки на прозрачной платформе с длинным каблуком. Лицо Вали выражало смесь покорности и нахальства, а я вспоминала, как охранники незадолго перед этим разобрали из закутка бейсбольные биты, купленные Саней, профессиональные, с надписями «Made in USA».

– Я закрою глаза на экстези и кристалл, – говорила я, – только одумайся и не совершай больше ошибок. Ты же совсем молодая, неужели тебе не хочется заработать кучу денег и вернуться домой упакованной, как Мила или Вероника?

– Да кто тебе наплел, что я втираюсь? – Валя делала свои и без того большие глаза еще огромнее. – Я не наркоманка!

– А я не твоя мама! – прикрикнула я. – Лети отсюда в свою Украину прямо завтра, или начинай работать, как все!

– Ты не решаешь, когда мне лететь, – злилась Валя, и ее большая ступня с ярким педикюром раскачивалась еще ритмичнее, будто хотела дотянуться до меня.

– Ты до сих пор не поняла, что я–то как раз и решаю, – улыбнулась я ласково. – И с моим решением никто не будет спорить.

– Посмотрим, – в свою очередь ухмылялась Валя, надеясь на Каратиста, который увезет ее прямо у нас из–под носа этим же утром.

Он зашел в киоск купить сигарет, когда первый удар в затылок сшиб его с ног. Султан еще нашел в себе силы отползти под прилавок и укрыть голову за стойкой с пакетиками чипсов – остальные удары, а их было множество – пришлись по рукам, ногам и по спине. Но, в конце концов, боль затопила сознание, его вытащили из–под стойки и последние удары могучих охранников вышибли ему почти все зубы, разбили бровь и повредили один глаз.

– Я вижу, ты девчонка с характером, – сказала я, – ты сильная и ты неглупый человек. Я просто прошу тебя подумать над тем, что я говорю. Давай продолжим этот разговор завтра.

– Давай, – охотно согласилась Валя.

– Обещаешь мне подумать?

– Конечно, – она почти не скрывала радость.

– Тогда, до завтра.

– До свидания, Аня.

Кровь успели вымыть, и срочно вызванный Чарли заплатил владельцу киоска кругленькую сумму, раз в пять перекрывавшую его убытки. Впрочем, торговец и сам был рад оказать услугу «Рандеву» – он был нашим завсегдатаем, и наши охранники присматривали, чтобы наркоманы и юнцы с дискотек не воровали у него в киоске и не бузили больше, чем следует.

Что же до Султана, то он провел в больнице около полугода после этого случая, заново учился ходить и двигать переломанными во многих местах конечностями, и с тех пор никто из его пушеров не переступал порога нашего клуба. Их семейный бизнес достался Азизу, и руководился теперь из расположенной неподалеку кафешки, где подавали шуарму и выпекали в специальной печи тонкие лепешки из пресной муки.

Мы работали в эту весну и лето как мощный конвейер – клиенты часами ждали в очереди у входа, чтобы им разрешили подняться в зал и оставить свои деньги Брюху. Последний часто играл в карты наверху, в специально оборудованной комнате, где стоял круглый стол, висели телевизоры, приобретенные специально к чемпионату Европы по футболу, и к услугам Брюха и его гостей был маленький бар и биллиардный стол. Руководил своей империей этот человек тоже отсюда, зачастую к нему или гостям поднимались из клуба девушки, носилась еда, и без умолку звонили оба его неизменных мобильника.

Леня, чрезвычайно гордый своим участием в расправе над наркодельцом, решил добиться моей благосклонности и стал регулярно заговаривать со мной на самые пикантные темы. Причем, делал он это, несколько переигрывая, спрашивал вначале, будет ли позволено глупому пэтэушнику обратиться к образованной леди, или глумился над собой еще как–нибудь. Его провокации начали раздражать меня, тем более, что я подозревала за всем этим проверку преданности Брюху, санкционированную им самим. Когда Леня однажды пригласил меня поужинать в свою свободную смену, я твердо отказала ему и попросила не повторять попыток ухаживания. Брюхо, спрошенный мной, весьма удивился, назвал Леню наглецом, но, кажется, остался доволен моим отношением. Мне до сих пор интересно, всерьез ли он мог счесть меня такой дешевкой, или заигрывания были в самом деле инициативой скучающего охранника?

Состав наших танцовщиц постоянно обновлялся, те из них, кто считал, что заработано уже достаточно, уезжали домой, а их место занимали новенькие искательницы легких денег. За свою карьеру в секс-бизнесе я еще пока не встречала тех, кого удерживали на работе насильно, но в «Рандеву» мне пришлось столкнуться с двумя случаями, которые могли бы порадовать борзописцев, вдохновляемых темой женского рабства. Первый раз я случайно оказалась на разборке, которую Брюхо учинил некоему типу по кличке Гриня, здоровенному молдаванину лет под тридцать, притащившему с собой злобного ротвейлера без намордника.