Текст книги "Волаглион. Мой господин. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Софи Баунт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 3. Гости

– Борьба за власть...

Карта императора падает на стол.

– Любовь сквозь боль...

Еще одна. С висельником.

– Прошлое возродится для очищения кармы...

Белые глаза гадальщицы возвращают темный цвет: зрачки постепенно вырисовываются вновь. Карты на столе раскиданы в три башни, и гостья задумчиво барабанит по ним ногтями, изрисованными славянскими знаками. Она вся в них. Алатыри, коловраты, сварожичи – на цепочках, кольцах, сережках, брошках.

– Нормальные предсказания будут? – спрашивает Сара, скрещивая руки.

– А чем тебя не устраивают эти, интересно?

Катерина затягивается сигаретой на длинном серебряном мундштуке (и на нем алатырь). Запах смешивается с тибетскими благовониями. Гостья расставила буддийские палочки по гостиной, и комната пропиталась дымом на ближайшие сто лет.

– Они бессмысленны, – злится Сара. – Скажи что-нибудь по делу. Ты дальше мужиков не ушла.

– Я не виновата, что вокруг тебя море противоположного пола. Океан! Я раскидываю карты, но этот мужицкий океан выплескивается из всех щелей. Чувства, желания, привязанности, – ругается подруга ведьмы и смахивает карты обратно в колоду, ее движения сопровождаются эмоциональными взмахами ладоней. Скоро создаст торнадо. – Допивай кофе. Авось там, что интересного будет. Единственное... Вижу опасность, но не знаю, в чем она заключается.

– То есть наемник, который хотел застрелить меня в ванной, на опасность не тянет?

– М-м-м... – Катерина торопливо облизывает персиковые губы. – Странно, что они вообще заглядывают к тебе так редко, моя девочка.

Сара фыркает.

Я ворую с подноса канапе из винограда и сыра. Жую. Ведьма три раза прогоняла меня с кухни, чтобы я не подслушивал разговор, даже кинула в меня мусорное ведро – будь проклят ее телекинез! – но, о как же это «удивительно», я еще здесь. На сеансе предсказаний. Оказалось, что у Сары есть лучшая подруга. Да какая! Экстрасенс! Эзотерик. Ведунья мира духов. И мне дико интересно: зачем моей ведьмочке понадобилось узнать будущее? Женское любопытство? Дамы любят гороскопы и прочую ерунду. Или ее что-то беспокоит?

Ну, или я брожу вокруг, потому что хочу быть с ведьмой любую доступную секунду. После озера Сара перестала прятаться от меня. Однако не думайте, что я у цели. Теперь все иначе. Меня и раньше трясло при общении с ней, но не настолько! Чувствую себя школьником. Вчера два букета роз ей заказал на последние деньги с карточки, вечером – третий, чтобы другим не было одиноко в ее спальне. Каждый взгляд, прикосновение, поворот ведьмы в мою стороны – возвращают на озеро, воздух наполняется ароматом лилий, шалфея, лаванды, влажной травы и... мыслями о нашем рандеву. Она ответила. Поцеловала! Затем отвергла. Я совсем не понимаю, что происходит в ее голове. Да и в моей тоже!

Получаю очередную недовольную гримасу Сары, поджимаю губы и отхожу чуть дальше от девушек. Все равно ведьма ничего важного не скажет... при мне. Надо было встать за углом. Подслушать. Катерина громкая барышня, слишком громкая, прямо цикада в брачный период. Что-нибудь я обязательно бы услышал.

У окна лежит груда тряпья, рядом с календарем, на котором обведена сегодняшняя дата – тридцать первое декабря. Ведьма объединила сбор ковена с новогодней вечеринкой. Идея Висы. Он пока не явился. Надеюсь, провалился по пути в канализационный люк, запорошенный снежком, сломал хребет и желательно – челюсть. По такому случаю я бы произнес сегодня счастливый тост. Эмоциональный, радостный, громогласный. Тост за упокой.

То, что я принял за кучу тряпок, всхрапывает и кашляет, затем падает с порожка перед окном. Ясно. Это не тряпье (спорный вопрос). Это Макс Керолиди. Я видел его вчера, он привозил бутылки с виски. Внешность у парня приятная... могла быть. Довел он себя до плачевно-смешного состояния: похож на заплесневелого ленивца. Он вообще когда-нибудь умывался? Причесывался? Я сомневаюсь.

– Эй, браток, – Макс вытягивает руку с рюмкой. Ногти почерневшие. Пальцы в мозолях. Сонные глаза едва различимы сквозь вихрастые клочки ржавых волос. – Подлей-ка, а! Не жопься. Мне не дотянуться.

Керолиди пытается встать, но путается в полах своего же плаща, падает лицом вниз – в собственную блевотину.

Я осушаю бокал с виски. Голова занята совсем другим, мозг мучит вопрос: как подлить Саре алкоголя?

Ведьма не пьет ничего, кроме собственноручно приготовленного вина. Напиться им не выйдет. Мне же нужно – ее споить. Срочно. Это самый простой вариант. И быстрый! Позавчера, на озере, я узнал уйму личных секретов Сары, получил эксклюзивный пропуск к ее прошлому, и вот что – ведьма теперь смотрит на меня иначе.

Осталось перебрать лишнего, и я приласкаю ее. Надеюсь.

Да, я сволочь, поступок мерзкий, но не судите строго. Что остается? Я в отчаяние!

– Любопытно, – говорит Катерина под нос и кладет на стол карту, а рядом – чашку кофе, дно которой она изучала минут десять. – Ребенок.

– Кто? – восклицает ведьма и давится непонятно чем. – Что это значит?

– То и значит. Обычно будущим мамам выпадает.

Сара ухмыляется, крепче сжимает руки на груди и, едва открывая рот, выговаривает:

– Не смешно.

Катерина затягивается через мундштук.

В глазах Сары – боль, которую я мгновенно улавливаю, как и любое изменение настроения. Привык. Сара словно моя вечно ломающаяся машина. Нужно следить за сменой фаз ее настроения, смотреть и прислушиваться, чтобы не оказаться у обочины. В моем случае – чтобы завести ее. И наконец-то уехать домой.

– Что ж, будем считать, что мой дар сегодня отдыхает, упрямится работать, – пожимает плечами Катерина и откидывает назад толстенный желтый шарф.

– Таланты давно покинули тебя, детка, расползлись по штанам любовников, – раздается голос Ричарда. – Обычно в постели что-то получают. Сифилис, скажем. Ты не получаешь и его. Зато отдаешь последние свои достоинства. И извилины.

– Что ты там крякаешь? – недовольно восклицает Катерина.

Макс хохочет, поднимается, жутко хромая. Ричард сидит на спинке стула. Да-да. Не на стуле. На спинке стула. А чуть раньше Рич клевал остатки индейки на подносе (каннибал, ей-богу). Дело в том, что муж Катерины – не человек.

Он попугай.

Красный. Говорящий. Попугай ара.

– И почему ты не стал немым хомяком? – причитает гостья, растирая виски сквозь длинную шапку (она ее когда-нибудь снимает?)

– Эй, ты говорила, что я идеальный собеседник! – каркает он.

– Ах, был когда-то, был. Теперь твоей пернатой заднице стоит планочку снизить. Абсолютно бесполезное создание. Почему ты до сих пор не утопился в раковине? Я бы чокнулась на твоем месте.

– Ой, как я страдаю... плачу в три ручья. Погоди, сейчас найду шнурок от кроссовок и повешусь на рождественском веночке.

Ричард взмахивает крыльями. Пролетает над столом. Одна из чашек переворачивается и кофе (горячий!) выплескивается на русую ведьму, пропитывает горчичный комбинезон.

Ох, безумно больно, думаю.

Катерина подскакивает, махает на себя подносом, после чего хватает пустой чайник и несется вслед за Ричардом, который рассекает круги по гостиной. Попугай сопровождает пируэты издевательским смехом. Хозяйка (или жена? Как правильно?) ловит его с угрозой выщипать перья.

В итоге: Ричард удирает в другую комнату. Катерина – выдохшаяся, растрепанная – поправляет черные гетры, наливает в чайник воды и с проворным грохотком ставит на плиту.

Сара все это время молчит. Макс смеется и катается по полу. Я ковыряю кутикулу.

Набрав тарталеток, Катерина стреляет обратно к столу и кивает всем, подзывает ближе. Тоном искусителя она обращается ко мне:

– Погадать тебе на кофе, милый? Давай сделаю эспрессо.

– Предпочитаю латте, желательно с пенкой.

Слышу хлопок двери. И колокольчик.

– Могу плюнуть тебе в кружку, – наимерзейший голос собственной персоной.

Ага. Вот и оно... пришло. Я измученно закатываю глаза. Проклятье. Явился.

Вампир улыбается, обнажая острые клыки, однако в тот же момент они уменьшаются. Остаются обычные зубы. Усмешка на бледном лице, пентаграмма над бровью, кожаная одежда, пирсинг и семь колец на пальцах – все в нем вызывает ощущение, будто кто-то с силой проводит гвоздем по железу. Скрежет вспыхивает каждый раз, когда ублюдок Виса появляется в поле зрения.

Катерина задумчиво переводит взгляд с меня на вампира.

Виса с нереально сияющим лицом обнимает Сару, которая по-прежнему вжимается спиной в стул.

– Выглядишь потрясающе! Платье сидит великолепно. – Он нависает над ее макушкой. – Лучше бы только ты могла сидеть на мне.

– Боже. – Я снова закатываю глаза. Одновременно с Сарой.

Ведьма правда великолепна, она в красном блестящем платье до пола, с вырезом сбоку почти до талии. Волосы убраны в высокую прическу. Пряди небрежно падают на плечи. Медальон на шее сверкает изумрудами, идеально завершая сексуальный образ.

– Чего кривишься? – обращается Виса ко мне. Он подходит, едва не утыкаясь своим носом в мой. – И кто это выпустил тебя из будки?

– Довольно! – Сара вскакивает и отталкивает нас друг от друга. – Без ребяческих сцен сегодня.

Сара грозно разрезает пальцем воздух, угрожая нам обоим невероятной расправой в случае плохого поведения, и уходит помогать подруге с бокалами. Виса закидывает руку мне на шею. Сдавливает.

– Самый жалкий подкат, какой я видел, – усмехаюсь ему в лицо. – И этим ты хочешь соблазнить Сару?

– Девушки любят ушами. Так что... разомни язык. Если на что-то надеешься.

Виса останавливает взгляд на Катерине. Почему-то кажется, что он намекает на нее. Разве я флиртовал с ней?

Тем временем вампир так резко поворачивается, чтобы пожать руку Керолиди, что своим русым хвостом бьет меня по лицу.

– Висса-а-рий, упырь ты наш зачуханный, – восторженно голосит Макс.

Он вытягивает из-под своего балахона (на нем три коричневых плаща!) дорожный знак. Красный. С рисунком кочки. Пока я недоумеваю, как он запихнул его под одежду, Макс таинственно шепчет Висе:

– Давай сразу по фактам перетрем, да? Я хотел перекантоваться у тебя денек другой.

– Твой денек равняется месяцу. А то и двум.

– Да брось, эй! Ты же меня знаешь. Выеду к концу праздников.

– Ага, да, проходили. И... ты че опять дорожный знак срезал по пути?

– У него особенный цвет, гляди. Как увидел – так и застыл. Ядрена мать, меня чуть грузовик не снес на трассе, я прям на полосе застыл. Есть в нем что-то... искажающее реальность... Это он. Тот самый. Отвечаю! Он искривляет пространство.

– Мозг у тебя искривленный, – замечает Катерина.

– Пупсик, ты бывала там, где был я? Поверь, – Макс почти залазит на стол, ползет по столешнице к Катерине, – оттуда, да, именно оттуда приходят они, это их мир...

Стукнув себя по лбу, подруга ведьмы вырывает из рук визжащего Макса дорожный знак, норовит выкинуть его на улицу, но парень отбивает трофей и садится под елкой, едва не рыдая от восторга.

Катерина оттирает мазуту, перебравшуюся на нее с Макса.

– Ладно грязь, где ты мазуту-то отыскал? – кричит она.

– Не он находит мазуту, а она его, – смеется Виса.

– А так тебе и надо! – огрызается Макс. – Пусть выест тебе кожу моя грязь. Не будешь совать нос туда, где ничегошеньки не понимаешь. Найти такую вещь – тоже, что открыть новую планету, настоящее счастье для колдуна, ничего-ничего не понимаешь!

– Ты о своем барахле? Что еще в списке счастья? Кожурки от бананов?

– Он еще что-то притащил? – вздыхает Сара.

– О! Я для всех подарки принес.

Счастливый Макс заползает под елку и вытаскивает черный мешок, разрывает его и вываливает содержимое на пол.

– Вот я сколько всего притащил! – гордо заявляет он.

Поломанные рации, дырявые шапки и носки, окурки, пустые банки, ветхие книги, запутанные провода. Сплошной хлам.

– Собери сейчас же! – выпаливает Катерина.

– Это драгоценнейшие вещи! Я их по всему миру собирал, – оскорбленно говорит Макс. Обиженный, он возвращается под елку и посылает всем ругательства.

Я таращусь на то, как жадно Макс исследует дорожный знак.

– Юродивый, – подсказывает вернувшийся Ричард. Когда он садится на плечо, я едва не ору, когти, вонзаются в кожу. – Говорят, спятил после того, как его током шандарахнули. Прям в затылок.

– За что?

– А сам, как думаешь? Деньги стырил. Миллионы. Если бы не Виса, растащили бы Керолиди на органы.

– А адекватные среди вас есть?

– Ясное дело. Чем я тебе не нравлюсь?

– Я имел в виду людей.

– А я человек. Просто в теле пернатой курицы. Опыт неудачный провел, видишь ли... И знаешь, если начистоту, то адекватность, для некоторых, звучит как оскорбление. Да, заюшка?

– Чего? – отзывается Катерина.

– На отдых пора, говорю. Совсем оглохла.

– Не вопрос. У нас осталось десять тысяч. Богатство неимоверное. Можем ни в чем себе не отказывать. Завтра поедем на Карибы.

Катерина с Ричардом вновь сцепляются в перебранке и носятся по гостиной. Макс разговаривает с дорожным знаком, а я вспоминаю, что Иларий просил зайти к нему еще двадцать минут назад. Закидываю в рот тарталетку с икрой и собираюсь уходить, но краем уха слышу разговор Висы и Сары. Оборачиваюсь. Сухим горлом сглатываю ком. Вампир почти придавил ведьму к кухонному гарнитуру, и я вот-вот взорвусь от этой сцены.

– Любить без ответа – жестокая пытка, в агонию ты заковала меня, возможно, в глазах твоих я – лишь ошибка, но судьба нас свела, и оттает броня...

– Кто-то из классиков? – ухмыляется ведьма.

Виса опирается руками о тумбы, заслоняя для Сары путь к отступлению, и громким шепотом произносит:

– Мое черное, но влюбленное сердце.

Сара берет бокал и наливает вина, подает вампиру.

– Остудись, mein freund.

– Разве это возможно? – предвкушающе выговаривает он и заправляет рыжую прядь за ее ухо.

– Возможно. Не забывай. – Сара прикладывает палец к его губам, предотвращая поцелуй. – Я принадлежу Волаглиону.

– Значит, – с безумным азартным взглядом отвечает Виса. – Я убью его.

Сара поворачивает голову на меня. На вампира. После чего – истерически хохочет.

– Позвал смотреть на то, как ты переодеваешься?

– Хотел спросить какой пиджак тебе нравится больше? – Иларий застегивает тонкий белый ремень на джинсах. – Желтый или зеленый?

– Лари, – отвечаю, не моргая и без эмоций, – я похож на стилиста? Или ты видишь в этом районе, – указываю на свою грудь, – женские сиськи?

– Ясно, ты без настроения, – сокрушенно констатирует парень. – Впрочем, как и всегда.

– Без настроения? Спешу напомнить: меня убили. Всего пару месяцев назад. Предлагаешь забыть, что я ходячий труп, напиться и от счастья кататься на люстре?

– Хотя бы лицо сделать попроще.

Иларий берет лак для волос, расческу и нападает на меня. Без предупреждений!

– Да погоди! Я уложу твои волосы. Тебе понравится. – Он крутится вокруг мотыльком, старается пробиться через мой барьер сопротивления. – Твоя форма лица...

– Да какая к черту форма лица? – я выбиваю флакон из его рук. Кашляю от запаха. Терпеть не могу ароматы лаков для волос!

Иларий отступает.

– Понимаю, ты был дизайнером, тебе, вероятно, хочется наряжать кого-то. Но я не кукла.

Парень без слов поднимает лак с пола. Его лицо неожиданно принимает серьезное и ущемленное выражение. Я задел его больное место? Тем, что отказался наряжаться? Положение смешное, но мне тяжело видеть его таким. Более того, после моих слов, зелень в радужках Илария потускнела и первый раз за все время я думаю о том, что, возможно, ему невыносима эта жизнь. В его утонченных чертах – грусть. Она поглощает. И мне стыдно. Почему я так взъерепенился? Конечно, он скучает по прошлому. Я опять думаю лишь о себе.

– Слушай, Лари... извини. Я не в духе.

– Из-за Висы? – осторожно уточняет он.

– И это тоже. В общем, – с размаху хлопаю в ладоши и разваливаюсь на кровати, – я не против. Хочу посмотреть, что ты там собирался сделать на моей голове, хотя, честное слово, чувствую себя бабой.

– Называется – следить за собой.

– Знаю. Просто... неуютно, понимаешь?

Иларий улыбается (с сердца падает груз) и начинает возиться с моими лохмами: приподнимает отросшие черные волосы, брызгает лаком, вытягивает назад, укладывает. Даже у Инги движения жестче, чем у этого парня, а ведь она воздушная, как суфле. Иларий и ее переплюнул. Тактичный, безукоризненно вежливый, добрый и нежный парень. Мне не приходилось иметь дело с такими. Мой – бывший, гори он в бездне – друг Тимофей обладал схожими манерами, однако до Илария ему далеко.

Пока личный стилист резво прыгает вокруг, я оглядываю комнату. Ни разу сюда не заходил. Старинная мебель отмыта до блеска. У окна пять горшков с белыми орхидеями: Инга говорила, что это невероятно капризное растение, пусть и красивое. В углу швейная машинка. Ха, я глазам не верю! Значит, Иларий не только заказывает дорогую одежду. Он ее шьет. Удивительный парень.

Правая стена занята полками с книгами. Их больше двух сотен. Я не тот, кто любит читать, хотя и прочел недюжинное количество книг, благодаря отцу. У меня занятий других не было. Вот и все. Иларий – иное дело. Он дни напролет проводит за вином и приключенческими романами. Я понимаю. Так он получает то, чего нет, но чем хотелось бы обладать. Пребывая в очередной истории, он ощущает вкус свободы. Вкус недоступного. Это тоже наркотик. Книжные черви – наркоманы не меньше, чем торчки в притонах. Просто у каждого свой иллюзорный мир.

– Не шевелились, пожалуйста, – сосредоточенно просит Иларий.

Я в это время привстал, прельщенный снегопадом за окном. Замело по пояс. Утром Сара пробиралась через снежные лавины раскапывать могилы во дворе: ей срочно понадобилось о чем-то поболтать с усопшими. В любое время, утром или поздней ночью, она бежит к ним со своими невзгодами. Она это скрывает. Но я знаю. Подслушал несколько раз. Для нее три каменные глыбы стали дневником. Она делится с ними мыслями. И мне безумно хочется узнать, кто же там похоронен.

– Слушай, расскажи о Ричарде. – Я зеваю во весь рот. Скучно сидеть на одном месте больше десяти минут. – Уж больно любопытно. Мужик в теле попугая. Обалдеть!

– Я застал, когда он еще был человеком, – разбрызгивая лак, говорит Иларий. – Сильный колдун.

Плююсь. Лак залетает в рот. На языке горечь.

– Что с ним случилось?

– Он маг и ученый. Ядерная смесь. Три года назад Рич проводил опыты с переселением душ. Ну и... поменялся сознанием с попугаем.

– В его человеческом теле попугай?

– Кэт ввела его настоящее тело в кому. Надеялась, что получится вернуть мужа, но до сих пор ничего не вышло.

– Он постоянно возмущается, – смеюсь я, оглядывая цветные, очевидно дизайнерские, костюмы в открытом шкафу Илария. – Говорит, что жена спит с другими.

– Да, но понимаешь... Кэт не бросила его. Среди ее любовников были известные сценаристы, архитекторы и бизнесмены, но... она никогда не забывала о Риче. На самом деле он ценит это. Ведь те же деньги любовников она тратит на своего мужа... попугая, – Иларий издает смешок. – Как по мне, это и есть настоящая любовь.

– Не перестаю удивляться, сколько в тебе романтики.

Иларий улыбается, приглаживает мою шевелюру и подносит зеркало. Отдаю должное. Я выгляжу намного привлекательней. И очень даже сексуально. Отлично.

– А тебе это благородным не кажется? – спрашивает Иларий.

Он скрещивает руки на груди, рукава задираются, и я вновь замечаю татуировку «Don’t be yourself». Не будь собой. Уж кому точно нужно быть собой, так это ему.

– Мне это кажется странным. Я не верю в безусловную любовь. Мы любим тех, кто удовлетворяет наши потребности: в сексе, общении, деньгах, статусе... Должна быть выгода.

– Должны быть бабочки в животе, как говорят девочки. Тогда про выгоду забудешь.

– Никаких насекомых во мне не было. И быть не должно. А девочки... они любят ушами, верят в любой бред, который скажешь.

– А Сара? – пристально смотрит, хочет убедиться, что я слежу за его мыслью. – Она не кинется в объятья за букет и обещания любить ее всю жизнь. М-м-м... с жизнью погорячился...

– Сара другая. Она любит не ушами, а поступками и умом.

Облокачиваясь о комод, Иларий задумывается.

– А как насчет Ини? Не знаю, что говорит ей Рон, и нужны ли ей эти отношения, но ему самому они точно на пользу. Я бы хотел попросить... возможно... если ты не сочтешь бестактным! Ты мог бы дать им спокойно дышать? Принять их отношения.

– Тебе-то это зачем? – раздраженно рявкаю. – Рон подговорил?

– Что ты! Нет! Пойми, я с ним живу уже пять лет. Я знаю, как он страдал эти годы.

– Да не смеши.

– Рекс, ты видел его. Вспомни, что было несколько месяцев назад. Рон нажирался до полусмерти и спал лицом в салатах. Потом блевал. А я убирал. Но дело не в этом. Он счастлив! Я никогда не видел его таким.

– Я подумаю, – отвечаю под нос и встаю.

– Спасибо, – Иларий хватает меня за плечо, останавливая. – Правда. Для меня это много значит, Рекс.

– Честно, – киваю и тонко улыбаюсь. – Я постараюсь их не замечать. Ради тебя. Идем?

– О, секундочку!

Иларий достает из шкатулки духи. Мой подарок. Я подобрал ему запах с мускусом, кардамоном и черной смородиной. Парень усиленно душится. Все-таки надо было одеть подаренную им рубашку.

– А у тебя не было желания склонить человека, которому ты не нравишься, к... близости? – между делом спрашивает он.

– У тебя большие планы на вечер? – ухмыляюсь я.

– Есть одно маленькое искушение, но... ее голова занята другим.

– Поддайся искушению. Что терять-то?

На лице парня выражение сосредоточенного внимания, как бывает всякий раз, когда он размышляет о вопросах морали.

– Боюсь... меня отвергнут.

– И что? – поднимаю бровь и издевательски выдаю: – Ты умрешь?

– Ну... разве что для нее, – едва слышно произносит Иларий и сжимает в кулаке запонку. – Ладно, – он улыбается и разжимает пальцы. – Ты прав. Как я выгляжу?

На его ладони порез. Сильно же он сжал золотое украшение.

– Как пижон, – восклицаю и тащу его за рукав. – Не беси, идем!

– Постой, – Иларий упирается. – Мне нужно кое-что тебе рассказать. Я тут случайно услышал разговор...

– Между кем?

– Сара и Волаглион... они говорили о тебе.

– Это не новость. Я – их камень преткновения.

– Нет, понимаешь... я бы не обратил внимания, но разговор был довольно странный. Волаглион сказал, что собирается использовать твое тело, уж не знаю как, но... он сказал: в следующее полнолуние. Я не совсем понял, если чест...

– Твою мать!

Иларий подпрыгивает от моего возмущенного вскрика, а я опираюсь о стену, чувствую, как дрожат ноги.

– Когда следующее полнолуние? – спрашиваю, тяжело хватая воздух.

Ощущение, будто кто-то ставит передо мной песочные часы. Песок сыпется, сыпется... песчинка за песчинкой... секунда за секундой...

– Эм, в середине января, – удивленно отвечает парень.

– Две недели, – шепчу, сдирая ногтями обои. – Остались две гребаные недели...